Текст книги "Темный дом"

Автор книги: Максим Хорсун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Защищаешься… – прокомментировал Садовников, пятясь на карачках и гремя тростью по паркету. – Умная девочка…

Соответственно, отпадал вариант, чтобы осторожно вынести сосну из особняка и выбросить ее к чертовой матери.

«Плешь» потянула охряную пыль и в считаные секунды очистила воздух.

Садовников распластался по полу, вдыхая запах лака и дерева. Он, не отрываясь, глядел на хабар, такой близкий и такой недосягаемый. Что же там могло лежать? Судя по блеску, судя по теплому и даже ласковому свету, исходящему от объекта, это, вероятно, был… Это был…

Сталкер не знал, что это могло быть. Помимо всем известных штуковин, типа «черных брызг», «этаков», «пустышек» и прочего, Зона периодически радовала редким, а порой – уникальным хабаром, который ценился на порядок выше обычного. А сейчас, в период спада активности, такие цацки вообще – словно бриллианты.

– Вы хотите украсть мой подарочек на Новый год?

Садовников вздрогнул. Обернулся, до боли выгнув шею. Рядом с ним, оказывается, сидел пацан. Рослый, вихрастый, слегка толстозадый, одетый в камуфляжные брюки со множеством карманов и растянутую, не очень чистую футболку.

– Кто тебя сюда впустил? – спросил сталкер.

– Глупый вопрос, – парировал мальчишка. – Я у себя дома. А тут – мой подарок.

Сталкер присмотрелся: нельзя было сказать, что сходство с сенатором бросалось в глаза, но оно было несомненным.

– Сын Шимченко?

– Да. Виталий, – представился пацан. – Там, – он указал взглядом на аномалию, – «комариная плешь».

– Да что ты говоришь! – делано удивился Садовников. – Может, ты даже знаешь, откуда взялись пятна на паркете?

Мальчишка повесил нос.

– Я предупредил тетю Милу о «комариной плеши». Но она мне не поверила. Мне здесь никто не верит! – добавил он с горечью. – Это ведь я пробросал аномалию гайками.

Садовников уставился на юного Шимченко, словно в первый раз увидел.

– Да ты – мужик! – совершенно искренне высказался сталкер, он никак не мог ожидать, что этот с виду рыхлый сенаторский сынок, пухлощекий мажорик, способен на такие действия.

Пацану похвала сталкера пришлась по душе. Он покраснел, аки девица, довольно запыхтел, теребя оттянутый карман брюк.

– Гайки нужны? – поинтересовался он у Садовникова с предельной деловитостью.

– Нет, – мотнул головой Садовников. – Я обследовал весь зал, кроме «плеши», здесь ничего больше нет.

Виталик шмыгнул носом.

– Ну-у-у, – протянул он, – мне кажется, это не совсем так. Елка стала больше, ее верхушка как будто проткнула весь дом, но почему-то никто этого не замечает.

Садовников хмыкнул.

– Скажи, а у тебя были такие моменты, когда ты вдруг начинал чувствовать необычные запахи? – спросил он у мальчишки. – А может, неожиданно обострялось зрение? Или вдруг наваливалось необычное волнение, тревога?

Пацан замялся.

– Это Зона, – сказал он сбивчиво. – Я всегда хотел побывать в Зоне, и вот она сама пришла ко мне. Это все – из-за меня. Я это чувствую.

– И теперь тебе страшно…

– Нет! – почти выкрикнул Виталик. – Я так захотел! Я мечтаю стать сталкером! Самым лучшим! И я стану им!

В дверном проеме появилась фигура Фили. За помощником сенатора маячил похожий на глыбу Большой. Убедившись, что сынок босса и сталкер беседуют, сидя на полу сразу за порогом, люди Шимченко отступили на сумрачную лестницу.

– Я думал, что дети важных персон мечтают стать банкирами или депутатами, – примирительно сказал Садовников.

– Мне интересна Зона, – проговорил, насупившись, Виталик. – Изучать Зону – это все равно, что исследовать чужую планету…

– Э, батенька! – усмехнулся Садовников. – Тогда тебе прямая дорога в Институт.

– Нет. Я буду сталкером.

– Но сталкерам не до исследований… – Садовников едва сдерживал смех.

– Я буду исследовать. Буду сталкером и буду исследовать, – упрямо повторил Виталик, затем погремел карманами, набитыми гайками, и добавил: – Найду мутантов и вступлю с ними в контакт. Или попытаюсь их вылечить.

– Молодой человек! – всплеснул руками Садовников. – В нашей Зоне нет мутантов!

– Врешь! – Виталик был непреклонен, и Садовников не стал спорить, вдруг вспомнив глазастого Хабардала. Очевидно, что-то отразилось на лице сталкера, поскольку пацан добавил: – Ты знаешь, что это не так. Мутанты есть, и их много… но скоро станет еще больше, и все они будут здесь. – Виталик сверкнул глазами и поднялся. – Сначала – Зона, потом – мутанты. Вот увидишь.

Садовников развел руками. Он не знал, как общаться с помешанными. Зона, безусловно, влияла на головы людей. Можно сказать, что на его глазах спятил сосед Старый – матерый сталкер, промышлявший в Зоне с восьмидесятых. Мужик отмотал срок при СССР, смог выжить и раскрутиться в бандитские девяностые, а потом что-то в нем сломалось. Старый снова и снова ходил в Зону, чтобы отыскать артефакт, который он сам назвал «трубкой». Садовников вообще не был уверен, что эта «трубка» Старому не привиделась. В итоге Старого записали в пропавшие без вести, и, очевидно, его косточки стали очередной вешкой, которая предупреждает брата-сталкера, куда ступать нельзя. «„Трубка“ – есть сосуд истины, наполненный золотом света благодати, – рассказывал Старый горячечным шепотом, когда Садовников в последний раз пересекся с ним на районе. – Крепко запомни это, Шустрый!» Тогда Садовников лишь развел руками, и человек сгинул. Так и сейчас, сталкер мог только смотреть на мальчишку с сожалением, и на этом – все. Недаром в свое время из него не вышло учителя, не мог он влиять на людей, не мог подобрать нужные слова.

– Я чувствую, что под елкой лежит хабар. – сказал Виталик напоследок. – Не вздумай его присвоить, это мой бесценный подарочек на Новый год.

Едва мальчишка вышел из зала, как Садовников тоже засобирался прочь. Перед сталкером возник Филя:

– Ну что, Костыль?

Садовников махнул рукой:

– Аномалия локальна, но сенатору все равно нужно переехать. Рядом с этой штукой жизни не будет. «Комариная плешь» под боком – как ядерный реактор. Даже если в нее не соваться, она так или иначе будет отравлять вас своей порчей.

Филя выслушал сталкера с пристальным вниманием, а потом покачал головой:

– Всеволод Леонидович проводит большую часть времени в Москве. Но он не пойдет на то, чтобы всех выселить одним махом. Доброжелатели и журнашлюхи держат ухо востро: поднимется ненужная нам шумиха.

– Устройте поджог, затопление, провал в карстовую полость… – Садовников пожал плечами. – Мало ли что можно придумать. «Комариные плеши» имеют неприятное свойство – они иногда переползают на новое место. Пригласите сюда хоть сталкера, хоть академика: никто не даст ни одной гарантии, что границы аномального участка со временем не изменятся.

– Ага. – Филя закрыл двери, несколько раз провернул в замке ключ. Из зала в последний момент донеслось что-то вроде протяжного вздоха. – Мы, конечно, поразмыслим, но, в общем, это – не твои заботы, Костыль. Твоя главная задача – держать язык за зубами и делать в точности то, что прикажет Всеволод Леонидович. Он же позаботится, чтоб ты больше не жил от пенсии до пенсии.

– Спасибо, я все услышал. – Садовников воспрянул духом: этот особняк, конечно, пахнет гиблым местом, но и Зона – не подарок. А халтурка не помешает. Можно будет хибарку подремонтировать, жену побаловать новыми вещами, а то вечно как Золушка ходит. И Парфюмер перестанет глядеть на него словно на бедного родственника, непонятно зачем подсевшего к игровому столу.

– Меня кто-нибудь отвезет домой? – спросил Садовников.

– Да, Гопа вернет туда, откуда взял. Спускайся, тачка ждет возле входа.

Гопа зевал за рулем. И песенки в плеере попадались, будто специально, похожие на колыбельные: медленные, длинные, наполненные нарочитой тоской и раскаяньем.

 
Из Зоны одной я, да в Зону другую,
Из Зоны с забором, да в Зону с решеткой
Твой сталкер уходит усталой походкой
Из жизни свободной, да в бездну блатную.
Прости, дорогая, хабар нам не светит,
Не выбраться мне из плешей комариных,
Статей уголовных, накрыли «малину»,
И ты не дождешься, и мама не встретит.
 

Ни один сталкер в здравом уме не стал бы такое слушать, чтобы не накликать беду. Случается так, что в Зоне мысль становится материальной. Задумаешься о смерти – вот тебе «жарка» под ноги, подумаешь о тюрьме – и Зона выведет тебя прямехонько на патруль «касок».

Судя по всему, Гопа был далек от традиций и суеверий сталкеров. Собственно, за порог «казенного дома» он тоже ни разу носа не совал. Одни понты, мышцы и жаждущая блатной романтики душа.

– Че там? – подал голос Гопа. – Загрузил тебя Виталюня?

«Жалко пацана, – подумал Садовников. – Да всю эту сенаторскую кодлу чисто по-человечески жалко. Мнят себя хозяевами жизни, а сами пляшут на лезвии ножа. Вся эта темная, гнетущая атмосфера в доме, все это ощущение надвигающейся беды – есть действие аномалии, помноженное на мрак, царящий в душах обитателей дома».

– Че не отвечаешь? – принялся привычно быковать Гопа, радуясь поводу сбросить с себя дрему. – С тобой тут разговаривают, дядя. Или в голову дать?

– Можешь и дать, если, конечно, получится, – отозвался, глядя в окно на ночную тайгу, Садовников. – Только тогда вместо меня будешь за сталкера. У своего хозяина.

Гопа замолк. Призадумался, сопя. Шансон снова заглушил все остальные звуки:

 
Чего ты хочешь, Зона?
Верни мне тех, с кем был знаком я…
 

Садовников фыркнул, представив полчище «муляжей», пришедших ночью под окна квартиры лирического героя песни. Так ненароком и кирпич отложить можно!

– Сышишь, Костыль, я же не в обиду! – пробубнил Гопа. – Мужик ты серьезный – четко обозначил проблему, с другими мы и не работаем.

– Не обиделся я, – отозвался Садовников. – Не обидчивый.

В груди, с той стороны, где лежал конверт с гонораром, вдруг стало теплее, и в голову пришла заманчивая мысль.

– А чего это я еду домой? – спросил сталкер себя, а потом обратился к Гопе: – Братуха, отставить домой! Закинь меня в «Радиант»!

Гопа кивнул и добавил газу.

Черный джип мчал по ночному шоссе, виляя на особенно скользкий участках, но все равно не сбавляя скорости.

* * *

6 января 2015 г.

Искитим

Иван Николаевич позвонил Валерию Федоровичу с утра пораньше. Они оба предпочитали появляться на работе ни свет ни заря и иногда не выходили из своих кабинетов сутками напролет. Должность обязывала!

– Здравия желаю, Валерий Федорович, – поздоровался Иван Николаевич, глядя на портрет президента: облик Самого с утра мотивировал. – Как ваше ничего?

– Привет-привет, – пробухтел в трубку Валерий Федорович, шелестя бумагами. – Что у нас новенького?

– Сталкер был вчера у Шимченко, – сообщил Иван Николаевич.

– Мне уже доложили, – ответил Валерий Федорович и шумно хлебнул утреннего чаю с лимоном. – Придется брать кадра на карандаш. У вас есть что-нибудь на него?

– Что-нибудь у нас есть на каждого.

– А что-нибудь любопытное? – Валерий Федорович заулыбался в усы: в кабинет вошла, покачивая бедрами, секретарша.

– Любопытного захотел? – Иван Николаевич поправил очки и подтянул к себе распечатку. – А любопытного не очень-то много. Сталкер – Садовников Геннадий Алексеевич, 1974 года рождения, по образованию – историк, женат. Надо сказать, что уровень его активности – ниже среднего, серая, малопримечательная личность с умеренными пороками и низкими доходами.

Валерий Федорович взял у секретаря пачку бумаг, среди которых было ее заявление на оплачиваемый отпуск и на материальную помощь, подмахнул, практически не глядя, за что был награжден до-о-олгим поцелуем в лысину.

– На ночь глядя сталкера везут в загородный особняк Севы Шимченко, – продолжил Иван Николаевич, – оттуда он возвращается за полночь и сразу же устраивает попойку в «Радианте», щедро угощая тамошнюю шпану.

– Вот так серая, непримечательная личность… – Валерий Федорович хмыкнул. – Судя по всему, нашим ведомствам – ФСБ и ФМС – было бы разумно объединить усилия. Сева делает ноги из Москвы в Новосибирск в то время, когда у него горит контракт на несколько «льярдов». «Слив» это госзаказа или не «слив»… нужно еще доказать. Но зачем этому пройдохе понадобился сталкер?

– Хромой сталкер, – уточнил Иван Николаевич.

– Ба! Он еще и хромой! – Валерий Федорович вскинул седые брови. – А вы говорите, нет ничего особенного в этом человеке. Хромой на горбу «пустышку» не потянет, да и вообще – радиус его действия в Зоне крайне ограничен. Значит, у этого сталкера очень узкая экологическая ниша.

– Есть у нас толковый специалист, который сможет побеседовать со сталкером по душам, не слишком его испугав. Что скажете?

– А что? Мысль здравая. – Валерий Федорович важно покивал, хотя в кабинете, кроме него, уже никого не было. – Мне, например, интересно, что делал сталкер в особняке у Севы, что он там видел и слышал. А вам?

– Хорошо, берем сталкера в работу, – заключил Иван Николаевич.

– Рад, что наша беседа прошла в деловом и конструктивном ключе, – подвел итог Валерий Федорович. – Стороны договорились продолжить консультации?

– Договорились, – подтвердил Иван Николаевич.

– Тогда до связи. Всего доброго.

– Удачного дня.

Глава четвертая

11 февраля 2015 г.

Новосибирская Зона Посещения, окраина Бердска

Гаечке было немногим за двадцать, она успела побывать замужем и развестись, и теперь она мнила, будто знает о жизни многое. А еще ей доводилось прыгать с парашютом, ходить по стреле башенного крана, спускаться с диггерами на заброшенные горизонты московской подземки и путешествовать автостопом по Сибири. Собственно, таким образом она и добралась из столицы в Искитим.

У нее была серебряная цепочка с кулоном в форме семигранной гайки, именно эта побрякушка определила дальнейшую судьбу девушки.

Ее влекло в Зону.

Садовников честно предупредил гостью из столицы:

– Побываешь там хоть раз – о здоровых детях можешь больше не мечтать, а ты – девка молодая, все при тебе, так что смотри, что для тебя важнее – непродолжительный экстрим или будущее.

Гаечка только наморщила нос:

– Какие еще дети, Костыль? Дети – это зло. Но если тебя мучают морально-этические проблемы, я подыщу другого проводника.

В Зоне Гаечка вела себя достойно. Она серьезно относилась к требованиям безопасности и безропотно слушалась сталкера. Сказывался опыт взаимодействия с разнообразными инструкторами: будь то парашютистами, будь то диггерами.

Поначалу Зона воодушевила девчонку. Еще бы: неделю кряду снег и пронизывающий ветер, а за границей, очерченной полосой плотного тумана, – солнце светит и теплынь.

– Знала бы – захватила б с собой купальник. – Гаечка растянулась, как ящерка, на теплой железобетонной плите, торчащей под небольшим углом из спеченной земли.

– А что, без купальника – слабо? – подначил ее Садовников, опустив назидательный монолог о том, что зимой именно по загару легко вычислить сталкера-любителя.

– Еще чего, – отмахнулась Гаечка. – Не хватало, чтоб какая-нибудь зараза на кожу попала. – Она торопливо отряхнула свою новенькую «горку» двумя руками.

– Жаль, – искренне вздохнул Садовников. – Хотя мыслишь, в целом, верно. Посмотри, – он указал на заросли «черной колючки», что густо, словно свиная щетина, торчали прямо из пыльной бетонки. – Так выглядит «порча». Точнее, «порча» выглядит как третья рука, которая растет из лопатки, или как опухоль размером с теннисный мяч в промежности. А «черная колючка» – предвестник этих бед. Если не хочешь проапгрейдиться до третьей руки или лишнего глаза – обходи такие заросли стороной.

– Скучно, – внезапно сообщила Гаечка. – Я слышала, что у сталкеров в Зоне обостряются чувства, меня же наоборот – в сон клонит. Никудышный, выходит, я охотник на артефакты, верно?

Садовников на миг растерялся: как в Зоне может быть скучно? Да, сейчас она дремлет, ботаники из Института говорят о спаде активности, нормальный хабар днем с огнем не отыщешь, но смертоносные аномалии по-прежнему поджидают за каждым кустом и каждым камнем.

Гаечка осмотрелась: ее и сталкера окружали гаражи с облупившимися стенами и проржавевшими крышами. Простенки заполнились мусором. Сухая листва, ветки, серый пластик и пенопласт, непременные газеты – тоже ничего особенного.

За гаражами возвышались пятиэтажки. Строения смотрели в сторону Периметра и нормального мира бельмами запыленных окон.

С другой стороны тянулся ряд таких же пыльных и унылых лабазов, разбавленный прогнившими кузовами автомобилей и покосившимися плитами заборов, на которых кое-где даже сохранились неприличные надписи.

– Ничего не искрит, не сияет, не переливается… – пожаловалась Гаечка, потягиваясь. – Уныло, пыльно, скучно – безобразие! Я так и знала, что в том фильме… в «Сходняке за червоточиной» – видел, да? – сплошное вранье про Зону.

– Фильм снял Федор Бормачук? – Садовников пристроился на плиту рядом с Гаечкой. – Ну у него ведь фантастика с голливудскими спецэффектами. Но одна идея в фильме мне понравилась.

– Мм? – спросила Гаечка.

– В Зоне оргазмы гораздо сильнее.

Гаечка заулыбалась.

– Да ладно! Внезапно! – Она вынула из кармана «горки» крошечную пудреницу, принялась изучать мордашку в зеркальце. – Надо будет как-нибудь проверить…

Садовников ощутил воодушевление. Девица явно была не прочь!

– Дык я о том же! Айда проверим! – Он уже шарил взглядом по гаражам, выбирая наиболее безопасное место.

– Ха! Размечтался, Костыль! – Гаечка хлопнула Садовникова по плечу. – Я оргазм и сама получить могу, мне для этого помощники не нужны.

Садовников застыл. Но не потому, что слова Гаечки стали для него каким-то откровением, а потому, что на них смотрели: смотрели холодным немигающим взглядом, в котором нельзя было прочесть ни одной привычной, или точнее сказать – земной, эмоции.

«Расслабился, дурень! – думал, цепенея, Садовников. – Павлиний хвост распустил перед девчонкой, а ведь так и грабануться недалеко…»

– Гаечка, солнце. – проговорил он, не торопясь. – А вот сейчас я не шучу. Медленно, без резких движений, встаем и идем, – и в следующий миг прошипел: – Не оборачивайся! Не смотри назад, бог даст – проклятие тебя не коснется. Идем-идем-идем!

Москвичка не задавала лишних вопросов; не стала она и бледнеть, хвататься за сердце или каким-то другим образом показывать, что напугана или в растерянности. Гаечка действовала хладнокровно, без проволочек, слово в слово выполняя указания сталкера.

Садовников сначала выбрал ближайший проход между гаражами, бросил туда гайку. Но, уже почти втиснувшись, увидел преграду из тончайших нитей паутины.

– Назад, – приказал он. – Не оборачивайся!

Сам же бросил быстрый взгляд через плечо.

Шатун вышел из проулка у лабазов, теперь он стоял у плиты, на которой минуту назад беспечно трепались два безмозглых человека. Садовников шатунов никогда раньше не видел. Существо, помешавшее их с Гаечкой уединению, оказалось некрупным, горбатым, низко клонящимся к земле. Его шерсть была на вид жирной, слипшейся сосульками, покрытой пылью и сором. Морда – точно побита паршой, глаза – две гнойные пленки, пасть – обметанные желтым налетом клыки в несколько рядов и ярко-красные, словно воспаленные, десны.

– Достань из кармана гайку и брось ее в сторону дальнего гаража, – сказал Садовников, становясь со стажеркой спиной к спине; шатун смотрел на него, роняя в пыль густую слюну.

– Ой… а она куда-то исчезла, – сообщила Гаечка.

– Возьми еще одну и запусти чуть левее. – Садовников поднял двумя руками трость. – Только не оборачивайся!

Шатун подергал похожим на свиное рыло носом, затем опустил голову и двинул на людей.

– Нормально пошла! – отчиталась Гаечка.

– Отлично! Дуй к ней и таким же макаром действуй дальше! Не приближайся к «порченой земле»! – Садовникова обдало гнилостным дыханием существа. – Я, похоже, слегка задержусь…

Гаечка чуть замешкалась, но затем пересилила сомнения и зашагала вперед. Садовников перестал ощущать исходящее от ее спины тепло. Шатун же был так близко, что сталкер видел свое отражение в мутных пленках его глаз.

– Потанцуем… – сипло прошептал он и замахнулся тростью, собираясь обрушить ее на череп существа. Да, говорили, что на сталкера, убившего шатуна, свалятся все беды, какие-то только можно представить. Говорили, что ходок в Зону с кровью на руках и сам долго не проживет. Говорили…

Но Садовников не собирался никого убивать, более того – он, наверное, не смог бы это сделать, хотя существует поговорка, мол, раз в жизни и палка стреляет. Он всего лишь намеревался выгадать для Гаечки немного времени, чтоб она удалилась от шатуна, насколько это возможно. Если Гаечка не видела существо, то имелся небольшой шанс, что оно позволит ей уйти.

Трость увязла в воздухе, точно в жидком битуме. От неожиданности Садовников потерял равновесие, еще и нога сплоховала. Сталкер упал на спину, выставил перед собой палку, которую он перехватил двумя руками посредине.

Шатун опустил голову, и Садовников понял, что сейчас устрашающие клыки с хрустом войдут в ляжку, разрывая мышцы и артерии. Он отпрянул в судорожном, отчаянном движении и пнул шатуна в брюхо.

«К чему суета? – подумалось отстраненно. – Разве это беды?»

Снова в долгах, как в шелках, снова у Парфюмера на счетчике. И что с того?..

Оксанка собрала вещи и переехала к родственникам в Новосибирск. И это не катастрофа…

Филя периодически названивает, справляется о самочувствии. Лучше бы денег на карточку скинул, живодер чертов! Пропадите вы пропадом со своей «елкой из Зоны»! Но и это – не проблема…

Так что же тогда – проблема?

«Жизненное пространство. Территория».

Очередная отстраненная, неуместная мысль заглушила панику, очевидный страх и волнение за юную москвичку, брошенную на произвол судьбы.

«А что не так с территорией? – удивился сам себе Садовников. – Зона, конечно, большая, но в масштабах той же Сибири – это почти ничего. Людям достаточно территории…»

И в следующий миг Садовников увидел себя на окраине Искитима. Он держал в руках матово блестящий, беспокойный «рачий глаз». Но удивление вызывал не этот редкий в период спада аномальной активности хабар, а то, что Зона наползла на город. И была она не «пыльной и скучной», а такой, какой ее показывают в блокбастерах Федора Бормачука: живой, тревожной, в бликах таинственных свечений, озаряемой молниями и расползающейся по небу авророй ядовитого цвета.

Видение длилось всего ничего, но за миг Садовников успел ощутить и тяжесть честно добытого хабара, и знойное дыхание вечного лета Зоны. Когда же наваждение схлынуло, он увидел, что шатун удаляется к лабазам, не оставляя на пыльной площади следов.

Садовников мотнул головой, боясь вновь услышать несвойственные ему, будто нашептанные кем-то со стороны мысли. К счастью, и этот морок прошел. Сталкер вскочил и бросился по гайкам следом за москвичкой.

– Косты-ы-ыль!

Вопль резанул по ушам, заставив Садовникова прибавить ходу.

Он оббежал, прихрамывая, обросшую «ржавым мочалом» и дохлыми «гремучими салфетками» подстанцию, стараясь не наступать на оборванные провода.

Гаечка вляпалась по пояс в «зыбучий камень», замаскировавшийся под худую, в колдобинах, бетонку. Что ж, новички частенько попадаются в эту довольно простецкую ловушку Зоны. На гайку «зыбучий камень» не среагировал: возможно, поверхность аномалии лишь слегка натянулась, подобно ткани. Однако девицу должна была смутить почерневшая, мумифицированная рука, что отчаянно тянулась из «зыбучего камня» уже не первый год… но почему-то не смутила.

– Сейчас, дорогая, я тебе помогу… – Садовников быстро осмотрелся, затем улегся на землю, протянул Гаечке трость рукояткой вперед.

– Что там стряслось? – Гаечка вцепилась в палку, сталкер потянул.

– Шатун, – сказал он, скрипя зубами от напряжения, «зыбучий камень» держал цепко. – Встретить шатуна – к несчастью. Ты же его не увидела, значит, вроде как, и не встретила. Если повезет, то напасти обойдут стороной.

– Вижу, как везет. – Гаечка подала сталкеру руку, и тот крепко сжал ее потную ладошку.

– Это – что… это – цветочки… – Садовников уже мог обхватить Гаечку за плечи.

Раз-два – и москвичка оказалась на свободе.

– Ноги не отдавило? – спросил сталкер, глядя, как девушка ощупывает, морщась, щиколотки.

– Вроде нет, – ответил она.

Садовников поднялся.

– Думаю, впечатлений достаточно на сегодня. Будем потихоньку выбираться.

– Впечатления? – Гаечка развела руками. – Что ты называешь впечатлениями: одного мутанта, которого я не увидела, и одну аномалию, которую не отличишь от старого бетона?

– Шатун – не мутант, – возразил Садовников.

– Это все, что ты можешь сказать? – Гаечка округлила глаза. – Идем, покажешь, что ли, как тут хабар добывают. Я к вам надолго, надо чем-то на хлеб зарабатывать. Не в конторе же за двадцать тысяч геморрой наживать!

– А у меня-то и двадцать штук не каждый месяц выходит, – пробурчал Садовников, ему после встречи с шатуном совсем не улыбалось продолжать испытывать удачу. – Ты же сама сказала, что сталкера из тебя не выйдет. Так что – милости прошу на выход! – Он указал на уводящую в жаркое марево дорогу.

Гаечка уперла в бока кулаки.

– А у меня, может, «чуйка» проснулась!

Садовников матюгнулся про себя. Недаром ребята говорят, что баба в Зоне – это еще хуже, чем баба на корабле. Никакого сексизма, только жизненный опыт – сын ошибок трудных!

– Лучше бы твоя «чуйка» о «зыбучем камне» предупредила! – высказался он.

– Увы и ах: она проснулась, когда я вляпалась. – Гаечка посмотрела Садовникову в глаза. – Я внезапно увидела себя сталкером, у которого много денег и жизнь, полная драйва!

– О-о, – простонал Садовников, хлопнув себя по лбу. – Молодо-зелено.

Он сразу понял, что это внезапное просветление Гаечки по времени совпало с его кратким, но сочным видением активной Зоны. Поэтому сталкер даже не подумал смеяться над фантазиями москвички, тем более – пытаться ее уязвить. Зона подбросила им очередную загадку, вот только непонятно, то ли это действительно было вроде откровения, то ли – злая шутка.

– За нами следят, – сказала вдруг Гаечка. – Ближайшая пятиэтажка, второй этаж. Второе окно слева. Только что закрылись жалюзи.

«Глазастая, однако! – удивился сталкер. – Или это заговорила „чуйка“?»

– Пойдем-ка. – Садовников набрал полную ладонь гаек.

Ровная и не загроможденная мусором дорога искушала, но сталкеры избегают прямых и очевидных путей. Тем более что дальше в кювете просматривалась большая темная куча. Гаечке, ясное дело, это пока ни о чем не говорит, но он-то знает, как выглядят сваленные друг на друга давно истлевшие останки. Кто-то нашел последний приют в таком неприглядном месте, возможно, это была еще советская десантура, которой полегло в окрестностях Бердска сразу после Посещения – видимо-невидимо.

Тогда он решил вести Гаечку через детскую площадку, мимо обросших «мочалом» качелей, горок и ракет из арматуры. Однако, одолев метров десять, он стал сомневаться в правильности выбранного маршрута: больно уж недобрая аура царила в этом месте. Пятиэтажка нависала над двором мрачным утесом. Качели отбрасывали неправильные разнонаправленные тени, отовсюду веяло запахом горячего железа. В песочнице скрючилась покрытая пятнами роскошной плесени мумия в летней «флоре». Из-под покойника выглядывал край схлопнувшейся и нефункционирующей «пустышки». Садовников ничего не сказал о хабаре стажерке, не то, чего доброго, ей приспичит посмотреть. Не хотелось терять время.

Гаечка внезапно схватила Садовникова за руку.

– Ты слышишь?

Ветер нашептывал детскими голосами. Сталкер стиснул зубы, словно от мучительной боли: столько горечи и тоски было в потустороннем шепоте.

«Ты наш папа? А мы пойдем домой?»

Садовников с силой запустил три гайки подряд.

– Шагаем быстро, но осторожно. – пробурчал он, чтобы перебить назойливые, как нытье комариной тучи, голоса. – Сама ведь уверяла, что дети – это зло.

«Очень кушать хочется… отведи нас домой!»

Судя по тому, как побледнела Гаечка, она тоже едва сдерживалась под натиском этой неожиданной атаки.

«Папа, кушать… Забери нас домой…»

До края детской площадки было не больше пяти метров. По периметру торчали метелками посаженные перед Посещением сосенки. Деревца давно высохли и как будто окаменели, их иглы напоминали острые рыбьи кости.

«Слышишь, ты, хромой!»

Голоса не унимались, их тон стал угрожающим. Десятки фантомных девочек и мальчиков повторяли тонко, но злобно:

«Хромая гнида! Пьянь! Остановись! Отделаем тебя твоей же палкой! И сучке твоей перепадет!»

– Обходим деревца по правой стороне. – распорядился Садовников. – Не вздумай к ним прикасаться, не нравятся они мне.

– Поняла, не идиотка… – буркнула Гаечка.

«Стой! Хромой! Бомжара! Импотент! Ничтожество! Графоман!»

Вдруг голоса стихли, будто кто-то одним махом повернул рукоять громкости на ноль. И в воцарившейся тишине Садовников услышал нарастающий рокот, который перемежался с лязгом разболтанного металла и хлюпающими звуками.

Сталкер крутанулся на каблуках, определяя источник шума, и почти сразу же наткнулся взглядом на оборванную теплотрассу, идущую вдоль гаражей. Труба подергивалась, словно гигантский дождевой червяк, из разверстой «глотки», окруженной «клыками» зазубренного железа, доносилось вполне себе физиологическое бульканье.

До рези в глазах завоняло кислятиной.

Садовников схватил Гаечку за плечо и кинулся к холму, жмущемуся к торцевой стене пятиэтажки. Когда-то с этих крутых склонов наверняка было так удобно и весело съезжать на санках, теперь же возвышенность превратилась просто в кучу спекшейся коричневой земли.

Едва они взобрались на вершину, как из теплотрассы хлынул поток «зеленки».

– Ой… – Гаечка поморщилась и неумело сплюнула. – Гадость-то… Фу!

«Зеленка» стремительно обволокла двор и подъездные пути тонкой, заметно фосфоресцирующей даже при дневном свете пленкой.

– Приехали… – Садовников бросил трость на землю, уселся, насупившись.

– Она что – радиоактивная, Костыль? – полюбопытствовала Гаечка.

– О радиации в наших краях я не слышал, – ответил сталкер. – Это – «зеленка», мать ее. Желчь Зоны.

– Фу… – еще раз поморщилась Гаечка.

– Она на высоту не взбирается. Да садись ты. – Садовников похлопал по земле рядом с собою, подняв пыль. – Не отсвечивай! Надо переждать, когда «зеленка» схлынет, тогда и пойдем дальше.

– А куда она схлынет? В канализацию? В подвалы? – Гаечка с опаской наблюдала, как ядовито-зеленая субстанция обтекает препятствия.

– Не знаю – куда, в канализации и подвалах – «ведьмин студень», – ответил Садовников, закуривая. – Да какая разница!

Пока суд да дело, надо было перевести дух и подумать, каким путем продолжать уносить ноги. Зона теснила их вглубь своей территории, словно не желала отпускать. Шатун, детская площадка с голосами, «зеленка». Что будет дальше? Садовников зло затянулся, одним махом спалив половину сигареты. Еще и таинственные наблюдатели, засевшие в пятиэтажке, если Гаечку не обманула «чуйка».