Текст книги "Последние"
Автор книги: Максим Горький
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
Л ю б о в ь (усмехаясь). Это верно, няня, не удались тебе питомцы... не удались.
Ф е д о с ь я. Ась? (Оглядывается, садится у стола, распутывая своё вязанье, и, как всегда, что-то шепчет. По столовой, разговаривая, проходят Пётр и Софья, потом Софья садится на кушетку, Пётр на пол, к её ногам. Затем вбегает Вера, садится рядом с матерью, поправляя растрёпанную причёску.)
П ё т р (задумчиво). Мы пили чай, и он говорил, что настанет время, когда люди будут летать по воздуху так же легко и просто, как теперь ездят на велосипедах...
С о ф ь я. А о политике вы с ним не говорили?
П ё т р. И о политике. Он обо всём говорит удивительно интересно.
С о ф ь я (настойчиво). А что он говорил о политике?
Л ю б о в ь (иронически). Эх, мама, мама! Жена полицеймейстера.
П ё т р (вспоминая). Я позабыл... Это тоже было хорошо. У него такие умные глаза. Но, мне кажется, он не жалеет людей – он сказал: погибнут сотни сильных, тысячи слабых...
С о ф ь я (тревожно). Отчего – погибнут?
П ё т р (улыбаясь). Не помню... или, скорее, не понял я...
С о ф ь я (осторожно). Тебе не кажется, что он – революционер?
П ё т р (протестуя). Нет, мама, что ты!
С о ф ь я (вздохнув). Они хитрые, Петя...
В е р а (матери). Ты поругала Петьку?
С о ф ь я (торопливо). Да, да... Ну, рассказывай...
П ё т р. Потом пришла барышня, Наталья Михайловна, и стала говорить о книгах...
В е р а (ласкаясь). Мама, пусти меня к нему! Ведь вот у него бывают барышни...
С о ф ь я. Это неудобно. Я не знаю его.
Л ю б о в ь. А ты находишь удобным для Веры знакомство с Якоревым?
С о ф ь я. Якорева знает отец...
Л ю б о в ь. Разве это делает его приличнее?
С о ф ь я. Подожди, Люба... (Пётру.) Он знает, что ты сын Коломийцева?
П ё т р (не сразу). Ну, конечно! (Встаёт, отходит прочь, сердито бормочет.) Сын Коломийцева... Ты говоришь об этом, как о заразной болезни...
В е р а. Слышишь, мама? Вот дрянь Петька!.. Мама, пригласи его к нам, хорошо?
С о ф ь я. Я подумаю.
В е р а. Ах, господи, у нас так скучно! Ходят одни полицейские, притворяются военными...
(Иван вошёл в столовую, заложил руки за спину, посмотрел на часы и погрозил им пальцем. Открыл буфет, налил вина, выпил, покачал головой и, расправляя усы, заглянул в гостиную.)
Ф е д о с ь я. Софьюшка, ты бы женила Александра-то! Верочке замуж пора... Детей-то сколько будет, а? (Беззвучно смеётся.)
(Пётр остановился перед ней, смотрит хмуро.)
И в а н. Тут есть кто-нибудь?
С о ф ь я. Дети.
И в а н. А ты?
С о ф ь я. Что я?
И в а н. Ты с ними?
С о ф ь я. Ну да...
И в а н. Так ты должна была сказать: я и дети. Почему так темно? Вы знаете, что я люблю свет, огонь!
Ф е д о с ь я (бормочет). В поле выехали, горе выманили, а огнём его печь, востры саблями сечь...
(Пётр зажигает все лампы; Софья смотрит печально, Вера робко, Любовь насмешливо.)
И в а н (медленно шагает по комнате и важно жестикулирует). Вынужденное безделье утомляет того, кто привык видеть вокруг себя людей, занятых серьёзным государственным делом. Ты почему не учишь уроки, Пётр?
П ё т р (внимательно рассматривая отца). Я уже кончил.
И в а н. Вероятно, врёшь. А завтра тебя, как болвана, оставят без обеда в классе, и отец будет страдать от стыда. Меня удивляет, как вы живёте, – никто ничего не делает.
Л ю б о в ь. Научи нас работать.
И в а н. Х-хе! Работать! Что ты можешь?
Л ю б о в ь (спокойно). Я недурно рисую и могла бы, например, делать фальшивые деньги.
И в а н (шагает к ней). Я тебя... (встречая её взгляд, кончает мягче) прошу выйти! Пётр и Вера – тоже марш! Мне нужно поговорить с матерью.
Вера и Пётр уходят быстро; Любовь идёт медленно, в столовой конец её шали зацепился за стул, она останавливается. Федосья поднимает голову, смотрит на Ивана, он замечает её.)
И в а н. А эта старая сова зачем здесь торчит? Ей в богадельню пора, я говорю!
С о ф ь я. Оставь, Иван...
И в а н (громко). Нянька – уйди! Слышишь?
Ф е д о с ь я (поднимаясь). Слышу, чай... Не из дерева сделана... (Идёт в столовую.)
И в а н. Вот что, Софья, я решил заняться благоустройством дома...
С о ф ь я. Чужого.
И в а н (строго). Это дом моего брата! А когда Яков умрёт – дом будет мой. Не перебивай меня глупостями. Итак, мне, я вижу, необходимо лично заняться благоустройством дома и судьбою детей. Когда я служил, я не замечал, как отвратительно они воспитаны тобой, теперь я имею время исправить это и сразу принимаюсь за дело. (Подумав.) Прежде всего, нужно в моей комнате забить окно на улицу и прорезать дверь в коридор. Затем, Любовь должна работать, – замуж она, конечно, не выйдет – кто возьмёт урода, да ещё злого!
(Любовь уже распутала шаль; при словах Ивана о ней, она делает движение, видимо, хочет идти в гостиную, тихий голос матери останавливает её.)
С о ф ь я. Не забывай, по чьей вине она горбата...
И в а н (негромко). Я помню, помню-с! Вы двадцать тысяч раз упрекали меня этим. (Тише.) Ты, может быть, сказала ей, и потому она так злится на меня? Сказала?
С о ф ь я (озлобляясь). Нет, я не говорила... я не знаю – нечаянно ты уронил её или бросил нарочно, из ревности. Но нянька... она видела, знает.
И в а н (грозит). Раз и навсегда – молчать об этом! Я не знаю, кто уронил её.
С о ф ь я. Ты, – пьяный.
И в а н (тихо, наклоняясь к ней). А почему не ты? Как ты докажешь, что не ты? Ага! Ты не бывала пьяной? И прошу не забывать: я не уверен, что Любовь моя дочь, а не племянница.
С о ф ь я (в лицо ему). И потому ты бросил её тогда, да?
И в а н. Молчать!
С о ф ь я. Какое ты имеешь право говорить о моей неверности?.. У тебя были десятки связей...
И в а н. Право? Я – мужчина! Я мог – вот моё право! Я – хотел!
С о ф ь я. А я? Я не могла?
И в а н. А ты – не смела! Но... будет! Любовь должна работать, сказал я, пусть она возьмёт место учительницы где-нибудь в селе. Дома ей нечего делать, и она может дурно влиять на Веру, Петра... Дальше. Ковалёв не прочь жениться на Вере, но говорит, что ему нужно пять тысяч.
С о ф ь я (испуганно). Ковалёв? Развратный и больной?
И в а н. А где я тебе возьму здорового и нравственного зятя? Ты нашла мужа Надежде? Она сама нашла его. А Верка не может, глупа. Но она слишком бойка. Ковалёв энергичный малый, он скоро будет помощником полицеймейстера или исправником... Ты должна убедить Якова, чтобы он дал эти пять тысяч... и нам, на расходы по свадьбе... (С усмешкой.) Он не может отказать тебе... (Тревожно.) Ты что... что ты так смотришь? Что такое?
С о ф ь я (тихо). Потемнело в глазах...
И в а н (успокаиваясь). Лечись!
С о ф ь я (испуганно, тоскливо). Я не вижу...
И в а н (с досадой). Говорю – лечись! Ведь доктор – свой.
С о ф ь я (тихо, оправляясь). Господи... как страшно...
И в а н (оглядываясь, угрюмо). У меня тоже темнеет в глазах, когда я выхожу на улицу. Ведь бомбисты убивают и отставных, им всё равно... это звери! (Вдруг говорит мягко и искренно.) Послушай, Соня, разве я злой человек?
С о ф ь я (не вдруг). Не знаю...
И в а н (усмехаясь). Прожив со мною двадцать семь лет?
С о ф ь я. Теперь всё изменилось, стало непонятно и угрожает. О тебе говорят ужасно... Ты хуже, чем злой.
И в а н (презрительно). Газеты! Чёрт с ними...
С о ф ь я. И люди. Газеты читают люди... (Тоскливо.) Зачем ты приказал бить арестованных?
И в а н (тихо). Неправда! Их били до ареста... они сопротивлялись...
С о ф ь я. И дорогой в тюрьму – били!
И в а н. Они сопротивлялись, пели песни! Они не слушали меня. Ты же знаешь, я горяч, я не терплю противоречия... Ведь это буйные, распущенные люди, враги царя и порядка... Их вешают, ссылают на каторгу. Почему же нельзя... нужно было заставить их молчать.
С о ф ь я. Двое убиты... двое...
И в а н. Что значит двое? Это слабые, истощённые безработицей люди, их можно убивать щелчками в лоб... Солдаты были раздражены... (Замолчал, развёл руками, говорит искренно.) Ну, да, конечно, я отчасти виноват... но – живёшь в постоянном раздражении... Другие делают более жестокие вещи, чем я, однако в них не стреляют.
С о ф ь я. Мы говорим не то, что нужно... нужно о детях говорить в это страшное время... ведь оно губит больше всего детей. Те, двое убитых, тоже были ещё мальчики...
И в а н (пожимая плечами). При чём тут дети?
С о ф ь я. А если они осудят?
И в а н (возмущён). Они? Они мне судьи? Дети, кровь моя? Чёрт знает, что ты говоришь! Как же они смеют упрекнуть отца, который ради них пошёл служить в полицию? Ради них потерял... очень много и наконец едва не лишился жизни...
Л е щ (из столовой). Можно?
И в а н. Пожалуйста...
Л е щ (осматривая обоих). Пришёл Ковалёв.
И в а н (жене). Иди к нему! Я сейчас! Будь э-э... любезнее с ним и вообще – понимаешь?..
(Софья молча уходит. Лещ улыбается.)
И в а н (недружелюбно). Что? Вам весело?
Л е щ. Я тоже понимаю.
И в а н (строго). Да? Послушайте, почтеннейший, я должен вам сказать, что ваши поступки могут скомпрометировать меня и... очень!
Л е щ (поднимая брови.) О? Это любопытно.
И в а н. Скажите, вы сколько дали по делу об устройстве Александра на службу?
Л е щ. Триста.
Иван. Но вы у брата взяли пятьсот!
Л е щ. Факт.
И в а н. И где же двести?
(Л е щ молча хлопает себя по карману на груди.)
И в а н. Но это – неудобно!
Л е щ. Для меня?
И в а н. Вообще... Представьте – брат узнает!
Л е щ. Кто ему скажет?
И в а н. Да вот я, например, могу проговориться...
Л е щ (серьёзно). А вы будьте осторожнее! Забудьте этот случай.
И в а н (смущённо, но с сердцем). Однако вы таким тоном говорите...
Л е щ. Забудьте, как, примерно, забыли доплатить мне три тысячи приданого за дочерью.
И в а н (мягче). На что вам деньги? Ведь есть, достаточно.
Л е щ. Надя находит, что ещё недостаточно.
И в а н. Гм... Да... Кстати, нет ли у вас... двадцати рублей?
Л е щ. Это совсем некстати. И – много.
И в а н (удивлённо). Почему много?
Л е щ. Двадцать рублей – это двадцать процентов.
И в а н (хочет рассердиться). Вы... вы что говорите, милостивый государь?
Л е щ. Я вам дам десять – извольте! Не нужно? Как хотите. Должен сообщить вам новость: дочь рассыльного Федякова предъявляет к вам иск на содержание ребёнка.
И в а н (возмущён). Вот подлая! Да чем же она докажет, что ребёнок мой?
Л е щ. Разумеется. Это – недоказуемо. Но будет ещё скандал.
И в а н. Какое свинство!
Л е щ. А курьер Трусов думает жаловаться на вас...
И в а н. И он, скотина!
Л е щ. Да. У него лопнула барабанная перепонка от удара.
И в а н (подумав). Помните, есть басня – раненый лев, которого лягают ослы? Вот это я – лев!
Л е щ. Возможно.
И в а н (искренно). Да, да! Они там боятся, что я снова буду служить, и вот хотят оскандалить меня – дьявольский план завистников... Это – люди!
Л е щ (протягивая деньги, серьёзно). Горе побеждённым!
И в а н (принимая бумажку). Ещё посмотрим! Вы, дорогой мой, должны помочь мне в этих случаях; вы, я знаю, всё можете! У вас великолепная голова.
(В столовой появляется Надежда, очень нарядная, декольте, с крестом из красных камней на голой шее. Стоит и слушает.)
И в а н. Услуга за услугу – завтра в клубе я познакомлю вас с Муратовым, знаете – купец, либерал?
Л е щ. В чём дело?
И в а н. У него в тюрьме племянник, за какие-то брошюры, знакомства... Нужно дать этому племяннику свидетельство о болезни, чтобы его выпустили... я его знаю, славный парень! А брошюры – случайность.
Л е щ (серьёзно). Если славный малый, надо ему помочь.
И в а н. Дядя его любит и боится за него. Он не пожалеет рублей трёхсот...
Л е щ. Мало! Это – политика.
Н а д е ж д а (входит). Нам пора идти, Павел...
И в а н (крутя усы). Какая дама, а? Семьсот чертей!
Л е щ (уходя). Я на секунду загляну к дяде Якову...
И в а н (вслед ему). Вы посмотрели бы на жену, она жалуется на свои глаза... А ты, Надина, всё хорошеешь!
Н а д е ж д а. Оттого, что нет детей...
И в а н (вздыхая). Да, Надя, они старят, они уродуют нас, родителей. Дети... как много в этом слове... Из пятерых – только ты радуешь моё сердце.
Н а д е ж д а (осторожно ласкаясь). Бедный мой папка! Тебе стало плохо жить. Раньше ты дарил своей Надине разные хорошенькие штучки, а теперь стал бедненький и не можешь порадовать своё сердце подарком любимой дочурке.
И в а н (огорчённо). Да, чёрт возьми, не могу.
Н а д е ж д а. Знаешь что? Ты возьми денег у дяди...
И в а н. Это испробовано!
Н а д е ж д а. И подари мне дюжину чулок, помнишь, ты покупал мне шёлковые чулки.
И в а н. Помню... Эх, Надя...
Л е щ (входит). Я готов. (Ивану, негромко.) А дела дяди Якова швах...
И в а н (тихо). Да ну?
Л е щ. Сердце у него очень плохо, очень!
И в а н (озабоченно). Гм...
Н а д е ж д а. Ты, папа, должен бы поговорить с ним.
И в а н. Поговорить... О чём же? Наследник у него один – я!
Л е щ (многозначительно). Вы уверены? Идём, Надя...
Н а д е ж д а (подставляя отцу щёку для поцелуя). До свиданья!
И в а н (целуя её). Желаю веселиться, милая! Иди с богом... (Оставшись один, он задумчиво подходит к буфету, наливает стакан вина, выпивает и бормочет.) Поговорить? Н-да...
(В гостиную справа входит Пётр, садится в кресло, закрыв глаза и закинув голову. Иван смотрит на часы, открывает дверцу, переводит стрелку. Часы бьют восемь. Пётр открывает глаза, оглядывается. Иван, насвистывая "Боже царя храни", стоит посреди столовой, хмурый и озабоченный. Пётр решительно идёт к отцу.)
П ё т р (взволнованно). Папа!
И в а н. Ну?
П ё т р. Я хочу спросить тебя...
И в а н. Что такое?
П ё т р. Это очень тяжело и страшно...
И в а н (присматриваясь к нему). Не мямли!
П ё т р. Может быть, это даже гадко... но – будь ласков со мной... позволь мне быть искренним...
И в а н. Ты всегда должен быть искренним с твоим отцом.
П ё т р. Я хочу поговорить с тобой как человек с человеком...
И в а н (удивлён). Ка-ак? (Вдруг – догадался, схватил сына за плечо, тряхнул его и говорит упрекающим шёпотом.) Ты – заболел? Уже заболел, скверный мальчишка, а? Ах, развратная дрянь, – уже?
П ё т р (возмущён). Оставь меня... ты не понимаешь... я здоров!
И в а н (отпуская его). Врёшь?!
П ё т р (тихо). Прошу тебя, папа, оставь!
И в а н (досадливо). Так что же ты тут городил, дурачина? Ну, говори, в чём дело!
П ё т р. Потом... я уже не могу сейчас...
И в а н. Без фокусов, ну?
П ё т р (быстро идёт в гостиную). Не могу!
И в а н (строго). Стой! Я говорю – стой!.. (Смотрит на часы и успокаивается.) Жаль, что нет времени поймать тебя...
(Держась за стену и стулья, идёт Яков.)
И в а н (смотрит на брата, с сожалением чмокая губами). Что, брат, плохо служат ноги, а? Да, брат, старикашки мы с тобой! Так сказать – два воина, уставшие от битв...
Я к о в (очень взволнован; говоря, он заикается). Послушай... я вышел на твой голос...
И в а н (извиняясь). Да, я тут крикнул. Нельзя, знаешь, – отец! Ты сядь. Ты помнишь, – два гренадёра... (Растроганно, но фальшиво поёт.)
Во-о Францию два гренадёра
Из русского плена брели...
И об-ба они...
(Забыл слова.) Да-а... Но, извини, Яша, я ухожу...
Ф е д о с ь я (идёт). Чего ты, Яша, ходишь один, упадёшь ещё... ах ты...
Я к о в. Пожалуйста, останься – я прошу!.. Мне нужно поговорить с тобой...
И в а н (взглянув на часы). Не могу, дружище! Мне необходимо нужно идти, да...
Я к о в. Это важно... Я хочу говорить о Любе...
И в а н (нахмурясь). Гм... Ты так слаб сегодня. Мне тоже нужно о многом говорить с тобой... о детях... и ещё разное там... (Решительно.) Но – не сегодня! Завтра, Яков! Да, завтра, друг мой! (Уходит, прежде чем брат успевает сказать ему.)
Я к о в (вслед). Иван, может быть, завтра я... (Махнув рукою, идёт к себе.)
Ф е д о с ь я. Опять пошёл вокруг себя! (Идёт, вязанье тащится за нею.) Прожил век камнем – ни росту, ни семени – чего искать теперь? Клады ищут – по полям рыщут... А я гляди за вами... стереги да береги... (Уходит.)
(В гостиную быстро вбегает Вера, она тащит за руку Якорева. Это молодой человек в форме околоточного, красивый. Следом за ними идёт Пётр, угрюмый и нервный.)
В е р а. Садитесь и продолжайте.
Я к о р е в. Вам не боязно?
В е р а. Всё героическое немножко страшно, но – так и следует!
Я к о р е в. Верно. Ну-с, так, значит, он выстрелил в меня, я тотчас же ответил ему из моего нагана и бросился на землю, чтобы лёжа лучше стрелять, и стараясь попасть ему, pardon (извините, (франц.) – Ред.), в живот, чтобы нанести тяжёлую рану. После третьего выстрела один из нападавших, впоследствии оказавшийся учеником художественной школы Николаем Уховым, был мною ранен легко в колено...
В е р а (махая руками). Не так, не так!
Я к о р е в (удивлённо). Помилуйте, что вы? Сличите с протоколом... я вам принесу копию!
В е р а (убеждённо). Не надо говорить так, как в протоколе! Не надо, понимаете?
Я к о р е в (усмехаясь). Но если отступить от него, тогда будет неправда!
В е р а (топая ногой). Ах, какой вы! Пётр, объясни ему, как надо рассказывать страшное...
П ё т р (недовольно). Тебе, Якорев, пора бы перестать об этом...
Я к о р е в. Почему же? Странно.
П ё т р. Нечем тут гордиться...
В е р а. Неправда, Петька!
Я к о р е в (обижен). Как нечем? Я подвергал жизнь опасности, и ты, дворянин, должен понимать...
П ё т р. А я – не понимаю. Не хочу. А если пойму, так, может быть, не подам тебе руки...
В е р а. Петька, что такое?
Я к о р е в (вставая). Ты стал зазнаваться, Пётр. Если ты гордишься тем, что кончаешь гимназию, а меня исключили, то я считаю себя оскорблённым...
В е р а (радостно). Браво! Вот видите, Якорев, вы можете говорить, как настоящий герой, благородно, горячо...
Я к о р е в (повышая тон). Твоё поведение я называю свинством.
В е р а. Ай, не надо ругаться!
П ё т р (равнодушно). Иди ты к чёрту! Очень мне нужно знать, как ты думаешь о моём поведении... Перестрелял каких-то мальчишек – а стрелял со страха...
В е р а. Врёшь, Петька!
Я к о р е в (возмущён). Я? Со страха?
П ё т р (лениво). Конечно. Испугался и давай палить без всякой надобности...
Я к о р е в (угрожая). Это, мой друг, слова серьёзные.
П ё т р (сестре, насмешливо). Его под суд надо отдать, а ты, дура, восхищаешься – герой!
В е р а (растерянно). Да, герой... он – герой, только не умеет рассказывать...
Я к о р е в. Я ухожу, Вера Ивановна! С тобой, Пётр, я поговорю после! Я тоже – дворянин...
П ё т р (усмехаясь). Дуэль, что ли?
В е р а (в тихом восторге). Нет? Якорев, неужели дуэль? Петя, милый!
Я к о р е в (многозначительно). Я посмотрю... подумаю... (Идёт.)
В е р а (провожая его). Прекрасно, Якорев, вы – благородная душа! Это правда – Петька загордился. Он познакомился с каким-то господином, может быть – революционером, и с той поры...
(Уходят. Пётр подходит к буфету, наливает водки, пьёт. Из своей комнаты, торопливо, как только может, идёт Яков.)
Я к о в. Дай мне воду, Петя.
П ё т р. Это – водка.
Я к о в. Водка? Зачем ты пьёшь?
П ё т р. Так. Должно быть, от зубной боли.
Я к о в. Э-эх, Петя! Дай скорее воды...
П ё т р (подавая воду). Кто-нибудь плачет?
Я к о в. Да.
П ё т р. Мама?
Я к о в (уходя). Люба...
П ё т р. Давай, я снесу воду...
Я к о в. Нет. Ты не ходи туда...
П ё т р (грубовато). Я не собираюсь...
(Входят Софья и г-жа Соколова – седая дама с измученным лицом, держится прямо, говорит негромко, с большой внутренней силой, и невольно внушает уважение к себе.)
С о к о л о в а. Вы понимаете, зачем я пришла?
С о ф ь я (не знает, как себя держать). Я получила ваше письмо... Петя, пожалуйста, оставь нас...
(Пристально глядя в лицо Соколовой, Пётр подвигается к ней, она тоже смотрит на него. Пётр, наклонясь, хочет протянуть ей руку, Софья становится между ними.)
С о ф ь я (суетливо). Прошу тебя, Петя! Пожалуйста, садитесь...
(Пётр уходит.)
С о к о л о в а (не села. Говорит сначала твёрдо, под конец не может сдержать волнения, но голос её звучит властно). Я пришла сказать, что мой сын не виновен, он не стрелял в вашего мужа – вы понимаете? Мой сын не мог покушаться на жизнь человека... он не террорист! Он, конечно, революционер, как все честные люди в России...
С о ф ь я (повторяет, ударяя на слове "честные"). Как все честные люди?
С о к о л о в а. Да. Вам это кажется неправдой?
С о ф ь я (не сразу). Я не знаю.
С о к о л о в а. Супруг ваш ошибся, указав на него. Ошибка понятна, если хотите, но её необходимо исправить. Сын мой сидит в тюрьме пятый месяц, теперь он заболел – вот почему я пришла к вам. У него дурная наследственность от отца, очень нервного человека, и я, – я боюсь, вы понимаете меня? Понятна вам боязнь за жизнь детей? Скажите, вам знаком этот страх? (Она берёт Софью за руку и смотрит ей в глаза. Софья растерянно наклоняет голову, несколько секунд обе молчат.)
С о ф ь я (с напряжением). Мы получили заявление террористов... они отрицают участие вашего сына...
С о к о л о в а. И этого, я думаю, достаточно для порядочного человека, чтобы признать свою ошибку...
С о ф ь я (тихо). Не говорите со мною... так строго!
С о к о л о в а (не сразу). Я прошу извинить меня.
С о ф ь я (вздыхая). Мне кажется, мы можем говорить иначе...
С о к о л о в а (наклонясь к ней). Да, как две матери... Ведь я не ошибаюсь, чувствуя, что вы убеждены в ошибке вашего мужа, что у вас есть желание помочь мне?
С о ф ь я (волнуясь). Да! Да, я хотела бы... очень хочу! Я не верю, что стрелял ваш сын, я и раньше сомневалась, но теперь – вижу вас – не верю!
С о к о л о в а (жмёт ей руку). Вы – мать, вы не можете ошибаться, когда речь идёт о судьбе сына...
С о ф ь я (пугливо, недоверчиво). Не могу ошибаться, я?
С о к о л о в а (просто). Мать всегда справедлива, как жизнь...
С о ф ь я (болезненно усмехаясь). О, это неверно! Это... красиво сказано, но, боже мой, я – справедлива?
С о к о л о в а (настойчиво). Мать справедлива, как жизнь, как природа... Все дети близки её сердцу, если это здоровое сердце...
С о ф ь я (грустно). А! Вот видите – здоровое сердце...
С о к о л о в а. Мать – враг смерти. Вот почему вы хотите помочь мне спасти сына...
С о ф ь я (тоскливо). У меня – тоже дети, и они – тоже хорошие, поверьте мне! Я первый раз вижу ваше лицо, но мне кажется – я давно знаю вас... Это странно, но я чувствую вас, как сестру...
С о к о л о в а (просто). Мы все сёстры, когда нашим детям грозит опасность.
С о ф ь я (сильно волнуясь). Как странно вы говорите... Вы – сильная.
С о к о л о в а. Я – мать...
С о ф ь я. О! Я хочу спасти вашего сына... Может быть, это научит меня помочь моим детям... Но – могу ли я? Сумею ли?
С о к о л о в а. Я приду послезавтра утром – хорошо? Убедите вашего мужа выслушать меня спокойно...
С о ф ь я. Убедить мужа? (Тихо.) Что вы думаете об этом человеке? Это – очень дурной человек, да?
С о к о л о в а (спокойно). По всему, что я знаю о нём, – да, очень...
С о ф ь я (виновато улыбаясь). Мне сорок пять лет – я смешна и жалка, правда? Так спрашивать о человеке, с которым прожила всю жизнь, – глупо? У меня взрослые дети...
С о к о л о в а (мягко). Но давно ли вы почувствовали себя матерью?
С о ф ь я. О, мне было восемнадцать лет, когда...
С о к о л о в а. Я говорю о чувстве духовного родства с детьми...
(Софья испуганно смотрит в лицо ей и отрицательно качает головой, видимо, не понимая слов Соколовой.)
С о к о л о в а (после паузы). Простите меня, я расстроила вас...
С о ф ь я (тихо). Нет, не то...
С о к о л о в а (идёт). Один вопрос: ваш сын хотел поздороваться со мной, мне показалось – вы помешали тому... зачем?
С о ф ь я. Не знаю... Может быть, побоялась. Люди всегда так охотно обижают друг друга...
С о к о л о в а. Какие грустные глаза у него...
(Обе уходят. В столовой появляется Пётр, возбуждённый, смотрит вслед им. Входит А л е к с а н д р, в форме и в шапке.)
А л е к с а н д р (сердито). Отец дома?
П ё т р. Уехал в клуб.
А л е к с а н д р. Где мать?
П ё т р. Зачем тебе?
А л е к с а н д р (кричит). Что за вопрос?
П ё т р (с досадой, но мягко). Ну, не ори! Какой ты странный...
А л е к с а н д р. Что?
П ё т р. Зачем казаться хуже, чем есть?
А л е к с а н д р. Что за дерзости?! Я тебе уши надеру, осёл!
П ё т р (отступая). Александр, послушай...
С о ф ь я (быстро входит). Оставь!
А л е к с а н д р (возмущённый). Он говорит мне дерзости!
С о ф ь я (взволнованно). Ты не имеешь права драться!
П ё т р. Он, мама, хочет набить себе руку для практики по службе.
А л е к с а н д р. Слышите? Если вы не умеете воспитывать его, отцу нет времени, так должен я, по старшинству... Ступай вон, ты!
П ё т р (уходя, с усмешкой). Иду, брат мой... милый мой брат...
А л е к с а н д р. Поговори ещё!.. Послушайте, мамаша, вы поставили меня в идиотское положение: я должен угостить товарищей, отпраздновать своё вступление в их среду, а где же деньги? Где деньги, спрашивается?
Ф е д о с ь я (идёт). Сонюшка, иди-ка...
С о ф ь я (тихо и мягко). Саша, денег нет! Всё, что можно было заложить, – заложено...
А л е к с а н д р. Но вы должны понять, что не могу же я брать взятки с первых дней службы!.. Вы обязаны избавить меня от этой необходимости, а не толкать к ней...
С о ф ь я (тихо, с тоской). Что же мне делать, что? Голубчик Саша...
Ф е д о с ь я. Сонюшка, там Люба плачет.
А л е к с а н д р. Мне надоели жалкие слова, я говорю серьёзно!
Ф е д о с ь я. Ты, басурман, сними шапку-то! Перед матерью надо как перед иконой стоять... а ты – ишь, выпялился!
А л е к с а н д р (срывая шапку). Уйди ты к...
С о ф ь я. Ты говоришь плохо, Александр! Ведь перед тобою – мать!
А л е к с а н д р. Нужно помнить не то, что вы моя мать, а что я – ваш сын – имею право на вашу помощь. Неужели вам непонятна ваша обязанность помочь мне встать на ноги? Необходимо по крайней мере двести рублей; от этого зависит ход моей службы, карьера, достойная дворянского имени и чести.
С о ф ь я (усмехаясь). Ты. – умный, Саша! Ты очень убедительно говоришь...
А л е к с а н д р (возмущаясь). Нет, вы бросьте эти facons de parler... (церемонии, (франц.) – Ред.) Мне нужны деньги, а всё остальное, pardon, комедия!
С о ф ь я. Александр! Опомнись же... Где я возьму денег?
А л е к с а н д р. У дяди, это ясно!
С о ф ь я. Мы его обобрали уже... Мне стыдно просить.
А л е к с а н д р (со злой иронией). Как стойко вы защищаете интересы дяди Якова! Parole d`honneur (честное слово (франц.) -Ред.) – это может показаться подозрительным кому-нибудь...
С о ф ь я. Что? Что ты говоришь?..
А л е к с а н д р. Э, полноте! К чему тут драматический шёпот? Я – не мальчик...
С о ф ь я (с ужасом, тихо). На что ты намекнул?!
А л е к с а н д р. Какие там намёки! Я знаю – дядя не может отказать вам.
С о ф ь я. Почему? Саша, почему?
А л е к с а н д р (чувствуя, что он зарвался). Ну, вы это знаете...
С о ф ь я (вдруг, твёрдо). Тебе сказал отец? Неужели он сказал тебе?
А л е к с а н д р (успокоительно). Ну, да! Вы знаете – папа болтлив. Но ведь ничего страшного нет во всём этом... Какая женщина не увлекалась?..
С о ф ь я (гневно). Молчать!
(Александр испуганно встаёт. Он впервые видит гнев матери и удивлён.)
С о ф ь я. Твой отец... ты понимаешь...
А л е к с а н д р. Это мне не интересно...
С о ф ь я. Ты понимаешь – кто твой отец?
А л е к с а н д р (уходя). Нет, вы меня избавьте... у меня есть свои задачи...
С о ф ь я (стоит, точно каменная, с ужасом на лице смотрит в угол и спрашивает тихо). Это ты, господи? Твоя всесильная рука? За что же? За что?
Ф е д о с ь я. Чего он расходился, а? Сонюшка!
С о ф ь я (тихо и точно ребёнок). Няня... няня...
Ф е д о с ь я. Зачем, бишь, я пришла, Сонюшка... Вот, последненький мой...
(Идёт Пётр. У него лицо светлое, удивлённое, он как-то выпрямился.)
П ё т р (осторожно подходя к матери). Мама, прости меня, я слышал, что говорила эта женщина... не всё, но слышал... ты не сердись...
С о ф ь я (глухо). Подожди...
П ё т р (не замечая состояния матери, ходит по комнате, возбуждённый). Какая она величественная, а? Вот мать, да!
С о ф ь я. Как? Что ты сказал?
П ё т р. Вот мать, сказал я. Точно из другого мира.
С о ф ь я (тихо). Это упрёк мне?
П ё т р (быстро). Нет, мама, ей-богу, нет! Это я... так, просто...
С о ф ь я. Ты меня любишь?
П ё т р (просто, думая о чём-то другом). Конечно, мама!
С о ф ь я (громко). За что?
П ё т р (так же). Люблю, а за что – как это скажешь? Но какая она удивительная, не правда ли? Она – гордая, мама! Мама, познакомь меня с нею, мне так хочется быть знакомым с хорошими, с другими людьми.
С о ф ь я (печально). С другими, с хорошими?
Ф е д о с ь я. Не люблю я его, Александра-то!
П ё т р (сконфужен). Ты, мама, неверно поняла... я не о тебе думал...
С о ф ь я. Милый мой мальчик – я заслужила... Куда вы? Что такое?
(Любовь ведёт под руку Якова, лицо у неё суровое, усталое. Яков взволнован, он умоляюще смотрит в лицо Любови. Видя их, Софья невольно встаёт.)
Я к о в (тихо). Тише, Люба, дорогая моя... ты оцени этот момент... ты задумала, я не знаю, право, что это будет... Вот, Соня, она ведёт меня... Петя, голубчик, на минуту уйди, прошу тебя...
Ф е д о с ь я. Опять этот выполз, ах какой! Сонюшка, Люба-то всё плачет, вот я зачем пришла...
П ё т р (уходя, хмуро). Идём, нянька...
Я к о в. Мы должны поговорить... решить один вопрос, извини... Соня, она всё знает Люба... я говорил тебе – она всё поняла...
С о ф ь я (села. Глухо). Ну, что же, Люба... Ты... Чего ты хочешь...
Л ю б о в ь (тихо). Мама, он мой отец?
Я к о в (тоже тихо). Нужно ответить, Соня.
Л ю б о в ь. Это мой отец?
С о ф ь я (опуская голову, тихо). Я не могу сказать... ни – да, ни нет...
(Все трое молчат. Любовь опустилась на пол, положила голову на колени матери. Яков стоит, держась за спинку стула. Потом говорят всё время тихо, как будто в доме кто-то умер.)
С о ф ь я. Я только так скажу: были в моей жизни светлые, чистые дни это дни твоей любви, Яков...
Я к о в. Нашей любви...
С о ф ь я. Только однажды я была человеком, свободным от грязи, – во дни твоей любви.
Я к о в. Соня, нашей любви!..
С о ф ь я. Разве я тебя любила, если не пошла с тобой, когда ты звал? Я променяла любовь на привычку – вот и наказана за это...
Л ю б о в ь (твёрдо). Мама, мой отец – он! Я это знаю.
Я к о в. Да, Соня. Она – знает!
С о ф ь я (осторожно лаская дочь). Пусть так... но что же дальше?
(Молчат.)
Ф е д о с ь я (улыбаясь, смотрит на них). Вот и побеседуйте дружненько...
Л ю б о в ь (тихо, с отчаянием). Мама, зачем я урод?
Я к о в (ласково и грустно). Ты не должна бы помнить об этом в святую минуту, когда воскресла умершая любовь...
Л ю б о в ь (холодно). Нет минуты, когда бы я не чувствовала своего уродства, отец!
С о ф ь я (медленно). И у меня нет теперь такой минуты...
Л ю б о в ь. И разве это любовь воскресла, отец? Нет, это обнаружилась ошибка, может быть, и...
Я к о в (умоляюще). Не будь жестокой, Люба!
С о ф ь я. Ты думаешь, она не выстрадала права на это?
Л ю б о в ь (тихо, печально). Мама, мама... как мне тебя жалко!
(Подавленно молчат.)
Ф е д о с ь я. А ты бы, Яша, смешное что рассказал... Помнишь, как, бывало, вы с Андрюшей Рязановым комедию играли... и Сонюшка тоже... ещё тогда Люба не родилась, а Надя корью болела... а полковник Бородулин, крёстный-то её, в ту пору...
