Текст книги "Последние"
Автор книги: Максим Горький
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Горький Максим
Последние
А.М.Горький
Последние
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
И в а н К о л о м и й ц е в.
Я к о в – его брат.
С о ф ь я – жена Ивана.
А л е к с а н д р – 26 лет.
Н а д е ж д а – 23 года.
Л ю б о в ь – 20 лет.
П ё т р – 18 лет.
В ер а – 16 лет.
Г – ж а С о к о л о в а.
Л е щ – муж Надежды.
Я к о р е в – околоточный надзиратель.
Ф е д о с ь я – няня, очень старая, полуглухая.
Г о р н и ч н а я.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Уютная комната; в левой стене – камин. У задней стены – ширмы, за ними видна односпальная кровать, покрытая красным одеялом, и узкая белая дверь. Большой книжный шкаф делит комнату на две части, правая больше левой. Шкаф обращён дверьми направо, спинка его завешена ковром, к ней прислонилось пианино; напротив – широкий тёмный диван и маленькое окно; в глубине этой комнаты дверь в столовую. Там светло. Если к пианино поставить стул – он закроет проход в столовую. У камина в глубоком кресле сидит Я к о в седой, кудрявый, бритый, лицо мягкое, читает книгу. Сзади кресла на письменном столе высокая лампа под абажуром из зелёной бумаги. У стола, тоже в кресле, сидит Ф е д о с ь я, в руках у неё длинное серое вязанье, на коленях большой клубок шерсти, она всё время что-то бормочет. В столовой бесшумно ходит, накрывая стол к обеду, Г о р н и ч н а я; там же С о ф ь я – она моложава, лицо бледное, глаза малоподвижны, всегда смотрят вдаль, пристально и тревожно. Я к о в мешает угли в камине, она прислушивается к шуму, медленно идёт в комнату Я к о в а, за шкафом нерешительно останавливается.
С о ф ь я. Я не помешаю?
Я к о в. Конечно, нет! (Встречает её улыбкой.)
С о ф ь я. Мне казалось – ты занят...
Я к о в (снимая пенснэ). Чем?
С о ф ь я. Я хочу спросить тебя, – госпожа Соколова, мать того, который стрелял в Ивана, просит принять её, – как ты думаешь, принять?
Я к о в (нерешительно). Не знаю... Как мать, она имеет право на твоё внимание... хотя – зачем ей обращаться именно к тебе, а не к Ивану?
Ф е д о с ь я (тихо и не поднимая головы, бормочет). Ждём-пождём да опять пойдём...
С о ф ь я. Ты веришь, что стрелял этот?
Я к о в. Видишь ли – я думаю, террористы не лгут, заявляя, что он не принадлежит к их партии...
С о ф ь я. Мне тоже кажется...
Я к о в. Ты что не сядешь?
С о ф ь я (опуская голову). Не хочется...
Я к о в. У тебя утомлённое лицо.
С о ф ь я (негромко). Когда я сажусь – меня одолевает слабость. (Тише.) Извини, но я снова принуждена просить у тебя денег.
Я к о в (торопливо, сконфуженный). В левом ящике стола – пожалуйста! Верхний ящик, не заперто...
С о ф ь я. Как это тяжело – обирать тебя...
Я к о в. Э, полно, Соня...
Ф е д о с ь я (бормочет). Бери, бери у него деньги-то! Умрёт скоро.... куда ему!
(Из столовой идёт Любовь. Она горбата и – чтобы скрыть своё уродство всегда носит на плечах шаль или плед. Теперь на ней большая жёлтая шаль. Остановилась у пианино.)
С о ф ь я (задумчиво). Переехали мы в твой дом, а тебя, больного, загнали куда-то в угол...
Я к о в (смущённо). Полно, Соня...
С о ф ь я. Я взяла сто...
(Любовь ставит к пианино стул и тихо играет.)
Я к о в. Послушай, я хочу предложить тебе...
С о ф ь я. Мне нужно идти, после обеда скажешь – хорошо? (Идёт.)
Я к о в (берёт книгу). Когда хочешь...
Ф е д о с ь я (тихо напевает на мотив колыбельной песни). Эх, Яшенька, Яша. Горька судьба наша... (Дальше слова непонятны, но всё время старуха бормочет, точно баюкая ребёнка.)
С о ф ь я (останавливается перед дочерью, не замечающей её, ждёт несколько секунд). Пусти меня, Люба.
Л ю б о в ь. Я уже мешаю?
С о ф ь я. Но как же пройти?
Л ю б о в ь. Мама, где я могла бы не мешать никому?
С о ф ь я (ставит ногу на диван и так обходит стул дочери). Ну, не злись...
Л ю б о в ь (вскакивая). Ты прыгаешь, чтобы потом получить право упрекнуть меня за свой прыжок?
С о ф ь я (уходя, тихо). В чём, когда я упрекаю тебя...
(Любовь встаёт и входит в комнату Якова.)
Я к о в (тихо). Как ты легко раздражаешься...
Л ю б о в ь (спокойно). Это все говорят. Все жалуются на меня, точно я зимний холод или осенний дождь...
Ф е д о с ь я (поёт). А вот пришла Люба... А чего ей надо...
Л ю б о в ь (громко). Перестань, няня!
Ф е д о с ь я. Чего? (Чешет спицей голову и улыбается, глядя на Любовь.)
Я к о в. Ты преувеличиваешь, Люба...
Л ю б о в ь. Холод и слякоть осени тоже нечто преувеличенное, ненужное, враждебное людям... Скажи, сколько мама взяла денег?
Я к о в. Сто рублей... А что тебе?
Л ю б о в ь. Почему ты не хочешь дать сразу много, чтобы ей не просить часто? Ведь это унизительно – просить, разве ты не понимаешь?
Я к о в (смущён). Ах, боже мой! Конечно, понимаю. Я и хотел сейчас предложить ей...
Л ю б о в ь (как бы напоминая). Ведь ты богат...
Я к о в (улыбаясь). Был. Алюминий разорил меня...
Л ю б о в ь. Зачем тебе понадобился этот алюминий?
Я к о в (виновато). Я думал, видишь ли, что было бы хорошо, если бы люди получили красивый металл. Железо – тяжело и мрачно, медь – такая жирная всегда...
Л ю б о в ь (вздохнув). Какой ты смешной!
Ф е д о с ь я. О, господи, господи... помилуй нас, грешников...
Л ю б о в ь. Ты часто ошибался?
Я к о в (усмехаясь). Необходимо, должно быть, чтобы иные люди делали ошибки...
Л ю б о в ь (заглядывая ему в лицо). Я знаю одну твою ошибку.
Я к о в (беспокойно). Да?
Л ю б о в ь. Ты должен был жениться на маме...
Я к о в (испуган). Люба!.. Это слишком сложно для тебя, пожалуй! Я не решился бы так говорить об этом на твоём месте.
Л ю б о в ь. А где оно – моё место?
Я к о в (опуская голову). Странно ты говоришь, право...
Л ю б о в ь (настойчиво). Почему я никогда не могу рассердить тебя? Я всех могу вывести из себя, а тебя – нет! Почему?
Я к о в. Бог мой, я не знаю...
Л ю б о в ь. Маме было бы лучше с тобой, чем с отцом, который пьёт, играет...
Я к о в. Милая Люба, зачем ты так говоришь?
Л ю б о в ь. Народил больных и глупых детей и вот оставил их теперь нищими на шее мамы...
Ф е д о с ь я (уловив слово "нищие", поёт). Нищая братия, богова забавушка...
Я к о в. Так нельзя говорить об отце! Няня, молчи, пожалуйста!
Ф е д о с ь я. Ась?
Л ю б о в ь. Почему? Мне не нравится быть дочерью человека, который приказывает убивать людей...
Я к о в (тоскливо). Как резко, Люба...
Л ю б о в ь. И бегает, как трус, когда в него стреляют за это...
Я к о в. Он старый, нездоровый человек, уставший...
Л ю б о в ь. Разве болезнь оправдывает? Ведь он болен оттого, что много кутил.
Я к о в (неприятно поражённый). Откуда ты знаешь?
Л ю б о в ь. Это говорит доктор Лещ. Он тебе нравится?
Я к о в (возится в кресле). Твои слова могут услышать...
Л ю б о в ь. Доктор Лещ... Тюремный врач... Какая честь быть в родстве с таким... Ты что – хочешь в столовую?
Я к о в. Я не могу больше слушать...
Л ю б о в ь (пожимая плечами). Сиди... Куда тебе с твоим сердцем! А-а, вот пришли любимчики... твои, мамины, всего света.
Я к о в. Но ведь и твои...
Л ю б о в ь (задумчиво). Любовь к жалкому – это, я думаю, нездоровая любовь...
Я к о в. Ты даже себе самой говоришь колкости!
В е р а (из столовой, за нею Пётр). Дядя!
Ф е д о с ь я (громко). А вот мои последние... детки мои последние... (Перестаёт вязать и смотрит на всех с улыбкою на тёмном лице.)
В е р а. С каким интересным человеком мы познакомились!
Я к о в. Это ты всё время катался на коньках, Пётр? Смотри, тебе вредно!
П ё т р (задумчиво). Пустяки!
В е р а. Понимаешь, к нам на улице привязались какие-то трое наверное, из чёрных сотен...
П ё т р. Три пьяных идиота – идут за нами и говорят гнусные вещи...
В е р а. Я им крикнула: мы дети Коломийцева...
Л ю б о в ь. На колени! Шапки долой...
(Пётр исподлобья смотрит на Любовь.)
В е р а (Любови). Мы испугались, нужно же было сказать им, кто мы!..
Л ю б о в ь (с улыбкой). А они, узнав это, начали ругаться ещё сильнее, да?
П ё т р (подозрительно). Почему ты знаешь?
В е р а. Да, Люба, это верно! Я не понимаю – как же? Ведь они должны уважать властей? Это революционеры обязаны не уважать, а они – почему?
Я к о в (поучительно, но мягко). В России никто никого не уважает...
Л ю б о в ь. Что же дальше?
В е р а. Вдруг навстречу нам идёт молодой человек, уже хотела ударить одного из них коньками, того, который был ближе, но этот человек...
П ё т р (усмехаясь). Верка действительно хотела драться...
В е р а. Этот господин крикнул им – прочь! (Федосья чему-то беззвучно смеётся ) Они зарычали и – на него! Вот было страшно! Тут он вынул револьвер... (Смеётся.) Как они побежали!
Ф е д о с ь я (вслушивается, смеётся). Ах вы, мои милые, ах, весёлые...
П ё т р. Ломаными линиями, чтобы не попала пуля.
Л ю б о в ь (негромко). Вот так же бежал отец, когда в него стреляли...
В е р а. Что?
Л ю б о в ь. Наверное, так же...
П ё т р (строго). Зачем ты это сказала?
Л ю б о в ь. Просто так...
В е р а. Что такое она сказала?
П ё т р. Ничего... Продолжай!
В е р а. Он очень красивый...
П ё т р (задумчиво). Хороший голос и такая простая речь...
В е р а. Брюнет, с острой бородкой, – мечтательные глаза... Я думаю он пишет стихи...
Л ю б о в ь. А твой револьвер, Пётр?
П ё т р (хмурясь). Не буду я таскать его с собой... Я не люблю таких вещей...
В е р а. Он – трусишка!
Я к о в. Вот что, дети, давайте скроем от мамы этот случай, чтобы не волновать её...
В е р а (разочарованно). Да? Я бы хотела рассказать и ей!
Я к о в. Потом, после – хорошо?
В е р а. Да...
П ё т р (задумчиво). Мы с ним долго гуляли... Мне хотелось пригласить его к нам...
В е р а. Вот хорошо, Петька!
Л ю б о в ь. Ты думаешь, он пришёл бы?
П ё т р. А почему нет?
Н а д е ж д а (входит). Зачем это все набились сюда? Они тебе мешают, дядя?
Я к о в. Нисколько! Ведь каждый день перед обедом все сходятся ко мне...
Н а д е ж д а. Знаете, этот мерзавец, который стрелял в папу, заболел.
(Все смотрят на неё, становится тихо.)
Н а д е ж д а. Муж говорит, что он не притворяется.
П ё т р (беспокойно). Почему его так долго не судят?
Н а д е ж д а. Он всё ещё не сознаётся...
П ё т р. Мне кажется, что он где-то близко...
В е р а. Что такое?
Л ю б о в ь. Где же?
П ё т р. Тут... за дверьми...
Н а д е ж д а. Какой вздор!
П ё т р. Стоит и ждёт, чтобы его простили...
Н а д е ж д а. Не глуп, однако...
С о ф ь я (входит. Тревожно). Кто ждёт прощения?
Н а д е ж д а. А этот, который стрелял в отца...
С о ф ь я (оглядывая всех). Кто это знает?
Я к о в (успокаивая). Это Пётр сказал, Соня! Ему кажется, что этот человек где-то около нас и ждёт, чтобы мы ему простили.
С о ф ь я (странным тоном). Революционеры считают себя правыми...
Л ю б о в ь. Как все властолюбцы...
(Пётр незаметно уходит. Вере скучно, она стоит сзади кресла няньки, прикрепляя ей на голову бумажные цветы с абажура лампы. Любовь смотрит на всех из угла неподвижным взглядом. Надежда всё время охорашивается, тихонько напевая.)
Л ю б о в ь (серьёзно, Вере). Цветы ей не идут.
В е р а. Разве?
С о ф ь я. А где Александр? И Павел Дмитриевич?
Н а д е ж д а. Муж только что пришёл, переодевается. Это он сказал, что убийца заболел...
С о ф ь я (тревожно). Заболел? Чем?
Н а д е ж д а. Сходит с ума, кажется. (С иронией.) Тебе его жалко, мама?
С о ф ь я. Я не сказала этого...
Л ю б о в ь (усмехаясь). Потому что боишься?
Н а д е ж д а. Эта мама становится какой-то чудачкой!
В е р а. Не обижайте её, а то она не купит мне новые коньки.
Л ю б о в ь (матери). Скажи, ведь тебе его жалко?
С о ф ь я. Мне надоело всё это злое. Тюрьмы, суды, казни – противны.
Я к о в (вздыхая). С каждым днём их всё больше...
Н а д е ж д а. Это необходимо, чтобы люди могли жить спокойно.
Л ю б о в ь. Даже индусы перестают верить, что покой есть счастье...
С о ф ь я (неожиданно для всех). Террористы заявили, что он не участвовал в покушении.
(Все смотрят на неё. Любовь стоит, закрыв глаза книгой, и через неё смотрит на всех подстерегающими глазами.)
Н а д е ж д а (не сразу). Разве можно верить революционерам? Как это наивно, мама!
(Виновато улыбнувшись, Софья садится на стул и как бы вдруг стареет, мякнет, опускает голову.)
А л е к с а н д р (в столовой, кричит). Послушайте, эй! Почта была?
Н а д е ж д а. На этажерке в гостиной лежит письмо тебе... Вера, иди причешись, ты ужасно растрёпана.
В е р а. Ой, мне не хочется!
Н а д е ж д а. Ну, не кривляйся. (Ведёт её за собой.) Ты становишься небрежной; имей в виду, что мужчины терпеть этого не могут...
В е р а. Господи! Опять мужчины! Маленькую меня пугали чертями, выросла – пугают мужчинами...
Я к о в (тихо). Что с тобой, Соня?
С о ф ь я (вздрогнув). А? Я задумалась...
А л е к с а н д р. Обед скоро?
С о ф ь я Да... сейчас...
А л е к с а н д р (идёт, насвистывая). Маленький митинг? По вопросу о финансах, или – внутренняя политика, а?
Л ю б о в ь. Как это остроумно!
А л е к с а н д р. Как ты горбата!
С о ф ь я (укоряя). Александр!
А л е к с а н д р (не глядя на мать). Mon cher oncle (мой дорогой дядюшка – Ред.), как здоровье ваших ножек?
Л ю б о в ь (уходя в дверь за ширмой). Выгони его, мама!
А л е к с а н д р (прищуриваясь). Э? Что я слышал? Оскорбила и спряталась, точно жидёнок-революционер.
С о ф ь я (просит). В самом деле, Александр, иди в столовую.
А л е к с а н д р. Да, maman? Вы – командуете?
С о ф ь я (печально). На тебя неприятно смотреть...
А л е к с а н д р. Нет, что я слышу? Вы, maman, кажется, наконец, хотите заняться моим воспитанием?
Я к о в. Довольно, Александр! Как ты можешь?
А л е к с а н д р. Bien... (Хорошо... (франц.) – Ред.) Я имею маленькое дело к тебе, дядя.
С о ф ь я. Он не даст денег.
А л е к с а н д р. Вы это знаете наверное?
С о ф ь я. Я просила его не давать.
А л е к с а н д р. Да, дядя? Она просила?
Я к о в. Конечно, если она говорит.
А л е к с а н д р (злится). Вот рыцарский ответ! "Конечно, если она говорит!" Я это запомню. Но – что же вы, дядя? Как вы отнеслись к её просьбе?
Я к о в (смущённо). Я? Я дал слово, что исполню её просьбу.
А л е к с а н д р. Весьма похвально!
Я к о в (мягко). Ты извини меня, Саша, но такая жизнь, как твоя... эти ночные кутежи...
А л е к с а н д р. Кто же устраивает кутежи днём?
С о ф ь я. Ты посмотри, какое у тебя лицо. И ты уже лысеешь...
А л е к с а н д р. Лицо энергичного человека, а лысина придаёт ему солидность. Я бледен, потому что утомлён ежедневными поисками куска хлеба... Мои родители произвели меня на свет, но не позаботились обеспечить средствами для приличной жизни...
С о ф ь я (тихо). Я прошу тебя перестать...
А л е к с а н д р. Почтенный папаша много брал взяток в городе, но мало в клубе за карточным столом...
Я к о в (тоскливо). Какой цинизм, Саша...
С о ф ь я (спокойно и убито). Ты понимаешь, что говоришь?
А л е к с а н д р. Вполне. И вот, благодаря неудачной игре отца, я оказался в полном проигрыше.
Я к о в. Ужасно, Александр, ужасно! Будь милосерден, уйди. За что ты мучаешь мать?
А л е к с а н д р. Cher oncle, двадцать пять рублей, и – я уйду!
Я к о в. Возьми, пожалуйста... на столе под прессом. Но – я спрашиваю – неужели тебе не жалко мать?
А л е к с а н д р (искренно). А кто пожалеет распутного молодого человека – кандидата в помощники полицейского пристава? Мне предстоит бить морды человеческие, брать взятки понемногу и – получить в живот пулю революционера... Как вам нравится эта блестящая карьера? (Насильственно смеясь, уходит.)
Я к о в (не сразу). Как он похож на своего отца!
С о ф ь я. Я не знаю, как надо говорить с ним, что сказать ему! Зачем ты дал ему денег? Он снова будет пить всю ночь.
Я к о в. Но что же делать? Надо же было, чтобы он ушёл!
С о ф ь я. Мы тебя ограбим, Яков... Зачем ты с нами?
Я к о в. Оставь, дорогая Соня. Я хочу быть полезен тебе и сумею, ты увидишь! Вот приедет Иван...
С о ф ь я. Твоих денег ненадолго хватит...
Я к о в. Но разве только деньги, Соня...
С о ф ь я. Нам ничего не нужно, кроме денег...
Ф е д о с ь я. Сонюшка, Андрюша-то Рязанов – жив ли?
С о ф ь я (громко). Умер, няня. Я тебе говорила.
Ф е д о с ь я (качая головой). Да, да... Застрелили его... да...
С о ф ь я (равнодушно). Это Бородулина застрелили...
Ф е д о с ь я. Да, помню, помню... Андрюша-то... тоже мой выкормок... Много их...
С о ф ь я (взглянув на старуху). Ты знаешь, что Рязанов сёк крестьян в её деревне... может быть, родственников своей няньки.
Я к о в. Почему ты говоришь об этом?
С о ф ь я. Не знаю... Так...
Ф е д о с ь я. Да... мно-ого!
Я к о в (тихо просит). Я хочу поговорить с тобой о Любе. Можно?
С о ф ь я (подозрительно). Что такое?
Я к о в. Мне кажется, она что-то чувствует... чего-то ищет...
С о ф ь я. Все теперь чего-то ищут.
Я к о в. С нею обращаются грубо...
С о ф ь я. Я?
Я к о в. О, нет, конечно! Ты только... менее внимательна с ней...
С о ф ь я. Она тоже нехорошо относится ко мне... Впрочем, она со всеми одинакова...
Я к о в (тихо, намекая). Кроме меня, Соня...
С о ф ь я (помолчав). Нет! Она не может знать! (С силою.) И – не должна знать, Яков! (Порывисто, тихо.) Я мучительно люблю это несчастное существо, я люблю... Но моя любовь – трусливое чувство виноватой; я боюсь, что вскроется моя вина перед нею, и – люблю её издали, смею подойти к ней, говорить с нею...
Я к о в. Это напрасно, Соня. Скажи ей, скажи...
С о ф ь я. Не могу...
Я к о в. Потом, не сейчас, но – скажи!.. Теперь ты слишком мрачно настроена... это проклятое, безумное время подавляет тебя...
С о ф ь я. Я тоже ищу. Я хочу понять, что мне делать? Ведь дети мои погибают, Яков! Я спрашиваю себя: где ты была до этой поры? Чем вооружила детей для страшной жизни?
Я к о в. Голубушка – спокойнее! Кто же знал...
С о ф ь я. Я спокойна – господи боже мой! Я всё думаю, думаю, но я спокойна!
Я к о в. Нет, Соня! Это глупое покушение на жизнь Ивана и затем его отставка ошеломили тебя, ты растерялась – понятно! И к тому же дикий вой газет... они клевещут, сочиняют...
С о ф ь я. Ты говоришь по совести – они клевещут?
Я к о в (не глядя на неё). Они преувеличивают... Иван, конечно, не очень... он слишком...
С о ф ь я. Нет, будем правдивы. Мы знаем, что газеты не клевещут...
Я к о в. Ах, Соня... Это, должно быть, страшно трудно – остаться честным, имея пятерых детей...
С о ф ь я. Не говори так! Ты сам себе не веришь...
Я к о в (сконфужен). Всё против человека в нашем обществе, вот что я хотел сказать! Невозможно быть самим собой...
С о ф ь я (всё время ходит по комнате, сняла цветы с головы няньки, бросила их в угол). Человека, имеющего пятерых детей, мы знаем лучше газет. Нам известно, что этот человек кутила и развратник; он устроил игорный дом рядом с комнатами, где спали его дети. Какие женщины бывали у него! Он оскорблял свою жену непрерывно десять лет – сколько любовниц имел он! Разве не он развратил Александра? А почему я не умела помешать этому? Он пьяный уронил Любу на пол, сделал её уродом – как я могла допустить? Поздно думать об этом? Поздно, да, я знаю...
Я к о в (качая головой). Как ты ошиблась однажды...
С о ф ь я. Я это знаю... Ты – мягок... да, с тобой было бы спокойнее жить... Ты честный человек. Мне было тридцать пять лет, когда я догадалась об этом, а Любе уж было десять. Десять лет я не думала о тебе... забыла про тебя и вспомнила в год, когда Иван, помещик, дворянин, – пошёл служить в полицию. Ты застрелился бы, но – не пошёл! И вот десять лет пытки и унижений и для меня и для него... Как он быстро развратился, прогнил... Когда в него стреляли – мне стало жалко его, я готова была простить ему всё, что можно... Но он вёл себя так унизительно, трусливо...
(Из столовой идёт доктор Лещ, человек средних лет, с больным жёлтым лицом. Он шагает осторожно, прислушивается, предупредительно кашляет.)
Л е щ. Если помешал – приношу извинения! Вам сказала Надя о том, что подозреваемый в покушении заболел?
С о ф ь я. А зачем я должна знать это?
Л е щ (поучительно). Человек этот не может быть безразличен для вас; странно вы говорите! Вы непосредственно заинтересованы в том, чтобы он понёс должное наказание, – как же иначе? (Считает пульс Якова, глядя в потолок.) Как спали?
Я к о в. Плохо.
Л е щ. А сердце?
Я к о в. Замирает...
С о ф ь я. Он не сознаётся?
Л е щ. Нет! Аппетит?
Я к о в. Плохой. Ванны меня ослабляют...
Л е щ. Я это предвидел, разумеется.
С о ф ь я. Может быть, действительно не он стрелял?
Л е щ. Не знаю. Меня это не касается. Ванны надо продолжать.
Ф е д о с ь я (улыбаясь). Доктор, полечил бы ты меня, а? Полечи-ка! (Тихонько смеётся, точно торжествуя.)
Л е щ (солидно). Далее – Александр может получить должность помощника пристава, но это будет стоить пятьсот рублей.
Со ф ь я. Надо дать взятку?
Л е щ. А как же? Разумеется.
С о ф ь я. У нас нет денег.
Л е щ. Несомненно. Но я думаю, дядя Яков понимает насущную необходимость всей семьи...
С о ф ь я. У него тоже нет денег...
Л е щ (пристально глядя на неё). Сенсационно. И – странный тон – как будто эту взятку требую у вас я сам!
Я к о в (торопливо). Это не совсем верно, Соня, я могу дать пятьсот...
С о ф ь я (зятю). Вам кажется, что Александр будет на месте в полиции?
Л е щ. Я, как вам известно, человек правдивый, и скажу прямо: полиция – это единственное учреждение, где ваш сын может служить. Я отношусь к нему отрицательно и не скрываю этого даже от него. Разумеется, в нём есть и добрые чувства, но в общем – это анархист, человек, лишённый внутренней дисциплины, существо с расшатанной волей... недоучившийся юнкер...
С о ф ь я. Когда вы осуждаете людей, вы говорите охотно, но ужасно длинно.
Л е щ (любезно). Тут виновато обилие недостатков в людях...
С о ф ь я (Якову). Мне не хочется, чтобы Александр служил в полиции...
Я к о в (бормочет). Что же делать?..
Л е щ. Не вижу, где бы он мог служить кроме, положительно не вижу. У него есть некоторая военная выправка, он был вольноопределяющимся, имеет какой-то чин. Я думаю, он будет недурным полицейским... для провинции, разумеется!
Я к о в (осторожно). Главное, Соня, он уйдёт из дома, и дети избавятся от его влияния... Ты позволь мне дать эти деньги...
С о ф ь я (пожимает плечами). Я не понимаю, что надо делать.
Я к о в. Деньги – кому?
Л е щ. Я дал слово, что не назову имени лица, которое желает получить деньги.
Я к о в (смущённо). Конечно... понимаю...
Л е щ. Не очень приятное поручение давать взятки... Что, скоро обед?
С о ф ь я. Идёмте. (Помогая Якову встать.) Вот я и продала сына...
Л е щ (наставительно). Продавая – получают деньги...
С о ф ь я. На душе у меня – нехорошо...
Я к о в (тяжело двигая ногами). Что делать! Без взяток не работает машина нашей жизни...
Л е щ (идя за ними). Без денег – невозможна личная независимость...
(Из столовой навстречу им идёт Надежда.)
Л е щ. Ты что?
Н а д е ж д а. На минуту, Павел... (Ведёт его назад в комнату Якова. Тихо.) Получил?
Л е щ (недовольно). Как это неосторожно и некорректно... точно я спрячу эти деньги от тебя, фу!
Н а д е ж д а (целуя его). Милый Пашка, не сердись! Пятьсот! да? А ты получишь – двести?
Л е щ. Тише!
Н а д е ж д а. И купишь мне крест из гранат, помнишь, ты обещал? Ты должен подарить мне этот крест: ведь план – мой!
Л е щ. Я, разумеется, сдержу слово! Идём же! Там садятся за стол... Что за шум?
(Прислушиваются.)
Н а д е ж д а (удивлённо). Приехал отец!
Л е щ. Гм... неожиданно!
И в а н (в столовой). Почему меня никто не встретил?
С о ф ь я. Кто же знал, что ты приедешь сегодня...
И в а н. Но я послал вам телеграмму!
С о ф ь я. Не кричи...
Л е щ. Подождём здесь, пока он остынет.
Н а д е ж д а (вздыхая). Ах, этот комик папка!
И в а н (в дверях столовой). Вы боитесь проехать по улице рядом с человеком, которого злодеи осудили на смерть, хотя человек этот ваш отец, да?
С о ф ь я. Садись, ешь, Иван...
И в а н (идёт в комнату Якова). Я не хочу ваших объедков! Надежда, почему меня никто не встретил?
Н а д е ж д а. Мы не знали!
И в а н. Неправда! А, господа! Я понимаю вас! С того дня, как я не служу, – цена мне упала в ваших глазах...
Л е щ. Вы бы поздоровались прежде...
И в а н. Что? Здравствуйте...
Л е щ. Преступник, который...
И в а н. Который поднял безумную руку на меня, – что он?
Л е щ. Заболел острым расстройством нервов...
И в а н. Это его не оправдает, нет, шалишь!
Л е щ. Ну, да, но его нельзя судить...
И в а н. Почему? (Он опускается на диван. В дверях столовой стоят Пётр, Вера, Софья, потом Александр. Из двери за ширмами в комнату Якова входит Любовь, останавливается у кресла няни, задумчиво гладит рукой её щёку, старуха что-то бормочет, тихонько смеётся, кивая головой. Лещ и Надежда около Ивана. В столовой – горничная.) Это поразительно! За то, что я не позволил застрелить себя – меня бесчестят газеты и даже принуждают уйти со службы... а извергам, убийцам – мирволят, потому что у них, видите ли, слабые нервы! И называют это – конституцией! Как жить, спрашиваю я вас, как жить?
С о ф ь я (уходя в столовую). Садитесь за стол!
И в а н. Разве пойдёт мне кусок в горло!
А л е к с а н д р. А ты выпей водки, и он пойдёт.
И в а н. Почему ты не встретил меня на вокзале?
А л е к с а н д р. Ну, брось это!
И в а н (почти искренно). Нет, мне обидно... Разве я не заслужил вашего внимания, дети, а?
Я к о в (из столовой). Да перестань же, Иван...
Л ю б о в ь (подходит к отцу, холодно). Вы скоро кончите эту жалкую сцену?
И в а н (встаёт). Жалкую? (Ко всем.) Так она говорит об отце своём, который на службе престолу и порядку...
Л ю б о в ь (спокойно). Пропустите меня, я хочу есть...
И в а н. Чей хлеб ты идёшь есть, горбатая дрянь?
Я к о в (кричит). Иван! Ах, боже мой...
Л ю б о в ь (спокойно, громко). Я буду есть хлеб вашего брата.
С о ф ь я. Иван, ты бы постыдился хоть горничной...
И в а н (оглядываясь). Как? Что такое?
Л ю б о в ь. Вы не смеете говорить мне грубости...
И в а н (растерянно оглядываясь). Это – это новость...
Я к о в (поддерживаемый под руку Петром, взволнованный, тихо). Что вы? Вы с ума сошли! Иван!.. Иди... иди!
И в а н (уходя). Я не буду есть, если она сядет за один стол со мной...
(Все идут за ним; Яков, Пётр и Любовь остаются одни.)
Я к о в (тихо). Что с тобой, Люба?
Л ю б о в ь (тихо). А как ты думаешь? (Под её взглядом он наклоняет голову. Пётр подозрительно смотрит на них.)
И в а н (в столовой, горестно). Откуда мог явиться в моей семье этот злой дух вражды?
А л е к с а н д р. Твоё здоровье, папа!
(Яков и Пётр молча идут к столу. Любовь осталась одна, оглядывается, кутаясь в свою шаль.)
Ф е д о с ь я (наклоняясь в кресле, смотрит на неё с улыбкой, манит к себе и шепчет). Поди сюда, Любушка, поди сюда... Что он кричит, воевало-то наш?
Л е щ (в столовой). С приездом... и за осуществление всех желаний нашей тесной семьи!
Занавес
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Часть столовой – скучный угол со старинными часами на стене. Солидный буфет и большой стол, уходящий наполовину за пределы сцены. Широкая арка, занавешенная тёмной драпировкой, отделяет столовую от гостиной; гостиная глубже столовой, тесно заставлена старой мебелью. В правом углу горит небольшая электрическая лампа; под нею на кушетке В е р а с книгой в руках. Между стульев ходит П ё т р, точно ищет чего-то. В глубине у окна Л ю б о в ь, она встала коленями на стул, держится за спинку и смотрит в окно.
П ё т р (тихо, упрямо). Мне нужно знать правду...
Л ю б о в ь (оборачиваясь к нему). Ты не рассказывай маме о твоей ссоре.
П ё т р (подозрительно). Почему?
В е р а (с досадой). Как ты мне мешаешь, Петька!
Л ю б о в ь. Зачем волновать её?
П ё т р (упрямо). А если он был прав, Максимов-то?
В е р а (горячо, упрекая). Как тебе не стыдно, Пётр! Ты не смеешь думать о папе скверно!
П ё т р (задумчиво). Молчи, Верка, ты глупая...
В е р а. А ты – зазнаёшься...
П ё т р (настойчиво). Почему ты не отвечаешь, Любовь?
В е р а. Познакомился с интересным человеком и задираешь нос...
Л ю б о в ь (сходит со стула). Что я тебе отвечу!
П ё т р. Ты старшая, ты должна знать... Он кричал, что папа взяточник и трус, и...
В е р а (вскакивая). Не смей повторять при мне эти гнусности, а то я скажу маме...
П ё т р (пытливо смотрит на неё). Иди, скажи! Ну?
В е р а (бежит). И пойду! Думаешь – нет?
Л ю б о в ь (обеспокоена). Вера, не надо! Это – плохо, Пётр!
П ё т р. Да, плохо, когда про отца так говорят... Любовь, правда, что он приказал избить арестованных и двое умерли? И что этого не нужно было делать?.. Правда?
Л ю б о в ь (не вдруг). Послушай, Пётр, я не уверена, что нужно говорить правду...
П ё т р. Мне?
Л ю б о в ь. Всем здесь...
П ё т р. Почему?
Л ю б о в ь. Мне кажется – это бесполезно.
П ё т р (недоверчиво). Правда – бесполезна! Не понимаю...
Л ю б о в ь. Если ты станешь сеять хлеб на болоте – разве он созреет?
П ё т р (подумав, обиженно). Ага, ты считаешь меня ничтожеством, да? Ты – злая, ты злишься на весь мир за свой горб...
Л ю б о в ь (усмехаясь). Если бы тебе сказал правду красивый человек красивыми словами – ты, может быть, поверил бы ему, а мне ты не поверишь я горбата. Кассандра, наверное, была уродом, вот почему ей не поверили...
П ё т р (вдумчиво). Не путай, это не нужно мне. Все равно я узнаю. (Помолчав, печально.) И прости меня... мне – нехорошо... я тоже злюсь...
Л ю б о в ь (тихо). Тебя – жалко.
П ё т р (угрюмо). Но я... не хочу лгать – мне, кажется, никого не жалко! (Идёт.)
Л ю б о в ь (серьёзно). Ты думаешь, молчание ложь?
П ё т р. А что же? Конечно – ложь.
(Л ю б о в ь стоит среди комнаты, лицо у неё суровое, брови нахмурены. По столовой идёт Надежда в капоте, с распущенными волосами.)
Н а д е ж д а. Верка здесь? Вот дрянь девчонка – растаскала все мои шпильки. Что это у тебя такое совиное лицо?
Л ю б о в ь. Да?
Н а д е ж д а. Мне страшно подумать, что будет из этой Верки! По-моему, она опасная девочка, так своенравна. Не понимаю, чего смотрит мама. И ты тоже становишься какой-то ненормальной. Впрочем, ты всегда такая была. Ты ничего не делаешь, это вредно! Вот помогала бы маме следить за Верой, право, это нужно...
Л ю б о в ь. Отец лёг спать?
Н а д е ж д а. Как всегда. А я начала одеваться на вечер к прокурору, да рано ещё.
Л ю б о в ь (улыбаясь, осматривает её). Тебе не скучно жить, Надя?
Н а д е ж д а. Н-но! С таким красивым телом, как моё? Скучают только ненормальные люди.
Л ю б о в ь. Это говорит твой Лещ?
Н а д е ж д а. У меня есть свой язык.
Л ю б о в ь. А – мысли?
Н а д е ж д а. Не трудись напрасно, меня не уколешь... Ага, вот Верка! Ну, я ей покажу, как хватать чужие вещи.
(Надежда быстро уходит. Из двери справа идёт Федосья.)
Ф е д о с ь я. Любушка, милая! Александр, озорник, вязанье у меня спрятал куда-то, – поискала бы ты...
Л ю б о в ь (берёт с дивана вязанье и даёт няньке). Вот оно.
Ф е д о с ь я. Ишь, бездельник. Нянчила, гадала – богатырь растёт, вынянчила – миру захребетника... Вот так-то и все мы, няньки. Ещё ладно, когда дурака вынянчишь, а то всё жулики.