Текст книги "Фальшивая монета"
Автор книги: Максим Горький
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Горький Максим
Фальшивая монета
А.М.Горький
Фальшивая монета
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Я к о в л е в – часовых дел мастер, одноглазый.
П о л и н а – жена его.
Н а т а ш а – дочь от первой жены.
К л а в д и я – племянница.
Д у н я – соседка, подруга Клавдии.
Б о б о в а – торговка старыми вещами.
Е ф и м о в – муж Клавдии, агент по распространению швейных машин.
К е м с к о й – судебный следователь.
Г л и н к и н – его письмоводитель.
С т о г о в.
Л у з г и н.
И в а н о в – полицейский.
Большая комната – приёмная барского дома: её увеличили за счёт другой комнаты, выломав стену. В левом углу, где был вход с улицы, устроено небольшое помещение для магазина часов. Правее – лестница в два марша, она ведёт в антресоли, где живут Кемской и Наташа. Под лестницей – дверь в помещение Яковлевых, направо, в углу – дверь к Ефимовым, ближе к рампе дверь в кухню. В левой, скошенной вглубь стене – окно во двор. Рядом с окном – старый буфет. У правой стены – диван, но на него садятся осторожно. Всё – старое, ветхое. Эта комната служит гостиной, столовой.
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Утро. Ночью близко был пожар. В комнате беспорядок, мебель сдвинута с мест, всюду узлы с платьем и бельём, в окне сломана рама, стёкла выбиты, на подоконнике – горшок с цветком. Только что кончили пить чай. Среди комнаты, на большом овальном столе, погасший самовар, неубранная посуда. Дверь из комнаты в часовой магазин открыта, там возится, прибирая товар, Я к о в л е в, человек лет 60-ти, кривой, с лицом евнуха, в жилете, в туфлях. В комнате – П о л и н а разбирает платье, бельё; ей лет под 30, одета в тёмное, красива, двигается легко и бесшумно, кажется – строгой, даже суровой, смотрит исподлобья, но когда откроет глаза – видно, что она испугана, подавлена чем-то. Н а т а ш а, сидя у стола, читает газету и грызёт сухари. По лестнице с антресолей сходит К л а в д и я.
К л а в д и я. Наташа, ты бы помогла!
Н а т а ш а. Подожди, сейчас. И когда они успели написать столько!
К л а в д и я. О пожаре?
Н а т а ш а. Да. Удивляюсь.
К л а в д и я. После удивишься. Лучше помоги-ка. (Полине.) Это – куда?
П о л и н а. Это – к Наташе, пожалуйста.
Н а т а ш а (через газету). Ну, чего вы торопитесь? Всю ночь не спали, устали...
К л а в д и я (уходя вверх). Ты что же, за всех собралась отдохнуть?
Н а т а ш а (осматривая комнату). "Как хорошо, что это бывает не каждый день, – подумала курица, когда повар начал резать ей горло".
Я к о в л е в (из двери магазина). Полина, ты не видала, где часы из витрины, мраморные?
П о л и н а. У вас в руках видела.
Н а т а ш а (читает). "Всё яростнее разливалась огненная река, превращая труды рук людских в прах". Люблю, когда еров много...
Я к о в л е в (входя). Красноречие несчастию не подобает, тут нужно бы рыдая говорить, а они, пустобрёхи... Полина, а где ящик с гвоздями?
П о л и н а. Не знаю.
Я к о в л е в. Мало ты знаешь...
Н а т а ш а. Ну, где теперь найти этот ящик!
Я к о в л е в (вынул часы, смотрит). Тут сейчас человек должен придти... (Замялся, сморщил лицо.)
Н а т а ш а. Человек? Возможно ли это, отец? К нам придёт человек?
Я к о в л е в. А, ну тебя! Всё шуточки... (Идёт в магазин.) Смотри актрисой будешь...
Н а т а ш а. "Аббат исчез, оставив маркизу в недоумении". (Взяв кусок хлеба, блюдце и ложку, развязывает банку с вареньем, ест. Полина, стоя на коленях, смотрит пред собою, шевеля губами.)
К л а в д и я (с верха). Наташа, ты опять насыплешь крошек в банку, а отец...
Н а т а ш а. Проберёт мачеху. Так и надо. Многоуважаемая мать моя – вы соизволите рассердиться когда-нибудь?
П о л и н а (очнувшись). Мне пора обед готовить.
Н а т а ш а. Обед – это тривиально. Обеда не будет, а будет чай с различными вкусными добавлениями, об этом позабочусь я.
П о л и н а. А если отец...
Н а т а ш а. "Здесь приказываю только я, – величественно произнесла маркиза".
П о л и н а (уходя с охапкой одежды). Ну, как хочешь.
К л а в д и я. Она как будто всё больше дичеет, а ты с ней...
Н а т а ш а. Ах, оставь! Ещё и ты будешь меня моралью набивать!
К л а в д и я. Чего ты взвилась?
Н а т а ш а. Надоело! Ходит какая-то бутылка постного масла... от неё – тоска. Чертей не удивишь кротостью. Молодая женщина, недурна, а не умеет себя поставить...
К л а в д и я. Как это – поставить?
Н а т а ш а. Так. Тоже и ты, труженица, вышла замуж за привидение какое-то...
К л а в д и я (усмехаясь). Если мне нравится...
Н а т а ш а. Ну, миленькая, вижу я, кто тебе нравится!
(Полина входит торопливо, потерявшаяся, широко раскрыв глаза, за нею, в дверях, Стогов, мужчина лет за сорок, острижен ёжиком, виски седые, бритый, без усов, одет солидно. Говорит, держится спокойно, уверенно, с оттенком пренебрежения.)
К л а в д и я. Что вы, Поля?
П о л и н а (бормочет). Вот, – Наташа... я не знаю...
Н а т а ш а (прищурясь). Что такое?
П о л и н а. Вот этот господин... я сейчас спрошу... (Идёт в магазин, спотыкаясь, как слепая.)
С т о г о в (вежливо). С кем я могу говорить относительно найма квартиры?
Н а т а ш а. Какой квартиры? Мы – не сдаём...
С т о г о в. Мне сказали, что у часовщика Яковлева сдаётся флигель.
Н а т а ш а. Не слыхала, хотя прихожусь часовщику дочерью...
С т о г о в (кланяясь). Очень приятно узнать. Однако...
Н а т а ш а. Вы – погорелец?
С т о г о в. Нельзя ли видеть самого господина Яковлева?
Н а т а ш а. Можно. Он – существо видимое. Вы – приезжий?
(Полина стоит у двери в магазин, наклоня голову, как бы не смея войти туда.)
К л а в д и я. Пройдите в магазин – он там...
С т о г о в. Благодарю вас.
(Полина, уступив ему дорогу, отошла в сторону, встала, опираясь плечом о стену.)
Н а т а ш а. Вежлив. Похож на американского героя.
К л а в д и я. Как ты можешь так говорить с незнакомым?
Н а т а ш а. Ты, мачеха, чего испугалась, а?
П о л и н а (согнувшись над узлом). Я? Почему? Голова кружится...
Н а т а ш а. Нет, всё-таки?
П о л и н а (словно припоминая). Я развешиваю во дворе платье – вдруг он идёт... Я не испугалась...
Н а т а ш а. Ох, мачеха, ты скоро сама себя бояться станешь... Ну, ладно: "Оставим это для потомства, – сказала графиня, выбросив за окно изношенную туфлю". Впрочем – такой графини не было. Мачеха, иди, ставь самовар!
К л а в д и я (задумчиво, глядя на Полину). Не рано ли?
Н а т а ш а. Не смущай меня возражениями! Я буду мыть посуду и вообще – трудиться.
Я к о в л е в (из магазина). Наташа, не видала ключ от флигеля?
Н а т а ш а. Нет.
(Стогов в двери магазина. Клавдия и Наташа не видят его.)
К л а в д и я (мечтательно). Знаешь, Ната, я всё думаю о фальшивомонетчиках...
Н а т а ш а. Да? И что же?
К л а в д и я. Вот бы познакомиться с человеком, который делает золотые....
Н а т а ш а. Прекрасная мечта!
К л а в д и я. Или хоть с таким, который сбывает их...
Н а т а ш а. Превосходная идея!..
К л а в д и я (вздохнув, с досадой). Ты всё насмехаешься. Удивительно, до чего ты несерьёзна! И как это можно: всегда, надо всем шутить?
Н а т а ш а (серьёзно). А видите ли: один грешник, просидев в аду тысячу девятьсот тринадцать лет, сказал соседу: "Здесь вовсе не так жарко, как мне говорили".
К л а в д и я. Терпеть не могу твои шуточки...
(Из магазина выходят Яковлев и Стогов.)
Я к о в л е в. Полина – ключ от флигеля! Где Полина?
(Полина из кухни быстро бежит по лестнице в антресоли. Наташа бесцеремонно разглядывает Стогова. Он тоже спокойно разглядывает всех. Клавдия всё время входит и уходит, унося вещи.)
Я к о в л е в. Очень интересно объяснили вы намерения ваши. И верное, должно быть, дело – теперь многие изобретают...
С т о г о в. Мы весьма отстали в технике против иностранцев.
Я к о в л е в. Зато в доброте души – мы впереди всех народов.
С т о г о в (усмехаясь едва заметно). Говорят, что так...
Д у н я (вбегает, – это девица лет 25-ти, жеманится, приглядываясь к Стогову, картавит). П'едставьте, всё ещё летят иск'ы. Я вынесла на те'асу батистовое платье, и вд'уг оно заго'елось, – вот какая ды'а. Я п'ибежала сказать вам...
Я к о в л е в (внушительно). Искры летят оттого, что люди роются на пожарище.
Д у н я (удивилась). Да?
Я к о в л е в. А вы думали – отчего?
Д у н я. П'едставьте, я вовсе не думала об этом!
Н а т а ш а (уронила на пол блюдце). Ах, несчастная!
Я к о в л е в. Хозяйка, эх...
П о л и н а (с верха). Нет ключа.
Я к о в л е в. Как же это?..
К л а в д и я. Идёмте, я отопру без ключа!
Я к о в л е в (Стогову). Пожалуйте. Хаос у нас. (Ведёт его к двери в кухню. Навстречу – Ефимов, в руках его по тяжёлой связке книг, он держит их, как вёдра с водою.)
Д у н я. Ах, какой ужас был ночью, какое раззорение!
Н а т а ш а. Забыла, Дуня, нужно сказать – 'аззоение...
Д у н я. Ах, оставь! Что тебе? Ты любишь осмеивать всех, а мне нравится картавить.
Е ф и м о в (опустил книги на пол, отирает пот с лица). Для Натальи Ивановны стеснять людей – первое удовольствие.
Н а т а ш а. "Философия составляла любимый предмет Агафьи".
Д у н я. Это что ещё за Агафья?
Н а т а ш а. Старушка одна у Льва Толстого, в "Анне Карениной".
Е ф и м о в. Ваш Толстой мыло считал произведением искусства.
Н а т а ш а. Агафьюшка, это не Толстой, а Левин.
Е ф и м о в. Всё равно. У серьёзного писателя и герои не говорят глупостей.
Д у н я. Наташа, – кто этот господин?
Н а т а ш а (отломила ручку чашки). Ещё одно несчастие!
П о л и н а (как во сне, спускается с лестницы, испуганно остановилась). Какое несчастие?
Н а т а ш а (показывая ей чашку). Как трудно трудиться, Поля!
Е ф и м о в (толкая ногой связку книг). Вот, – за швейную машину энциклопедическим словарём заплатили. И то – слава богу, – могли ничего не заплатить, а машина-то уже в ссудной кассе заложена. Да... В других странах невозможно подобное... извращение фактов, а у нас... (Огорчённо махнул рукою, взял книги, идёт к себе.)
Н а т а ш а. Ты этого бритого не встречала раньше?
П о л и н а (беспокойно). Где же? Куда я хожу? Только в церковь...
Д у н я (идёт за Ефимовым). Интересного мужчину и в церкви заметишь.
П о л и н а (ходит по комнате, дотрагиваясь до разных вещей). Ничего я не замечала. Всё это напрасно...
Н а т а ш а. Что ты ворчишь?
Б о б о в а (входит с узлом в руке. Женщина за сорок, говорит певуче, крепкая, бойкая). Здравствуйте, дорогие, на долгие года! Страхи-то, ужасти, пожарище-то каков! Я, подобно мыше летучей, всюю ноченьку металась, не знай как! Третий разок посещает господь городок наш огненной бедой, и раз от разу всё погибельней. Растут, видно, грехи-то наши, возрастают... Не помочь ли вам в уборке-то, устали, поди-ко?
(Полина, разбирая вещи, часто поглядывает в окно на двор, прислушивается.)
Н а т а ш а. Вот именно – помоги! Умираю от усталости...
Б о б о в а. Женишка твоего видела сейчас.
Н а т а ш а (равнодушно). Где?
Б о б о в а. Сюда идёт с Кемским.
(Наташа, составив на поднос чайную посуду, несёт её в кухню.)
Б о б о в а (Полине). Нет, как ведь господь милостиво оградил вас, всего на два дома до вашего иссяк огонь...
П о л и н а (глухо). Сгореть бы и этому...
Б о б о в а. Ну, зачем же? Нас не стены держат, а глупость да робость наша. Однако неудобный домок, неудобный! Что это Наташа не уговорит крёстного отца совсем подарить ей рухлядь эту? А то – живёте вы под барским капризом: сегодня – любезны, а завтра – пошли прочь! А Наташе-то продать бы дом этот, а я бы покупателя нашла.
(Глинкин входит из магазина. Красивый молодой человек 22-25 лет. Лицо нахальное. Немного выпивши или с похмелья. В кожаной куртке, охотничьих сапогах, в картузе с дворянской кокардой. В руках – портфель.)
Б о б о в а. Дворянину – почтение! Что это, какой кожаный сегодня?
Г л и н к и н. Не твоё дело. Где Яковлев?
Б о б о в а. Уж очень ты строго спрашиваешь!
Г л и н к и н (Полине). Вы что же не здороваетесь со мной?
П о л и н а. А вы со мной?
Г л и н к и н. Пардон. Я спросил: где Яковлев?
Б о б о в а. А ты кого спросил?
Г л и н к и н. Не всё равно – кого?
Б о б о в а (Полине). Это куда?
П о л и н а. Дайте мне, это наверх. (Идёт.)
Г л и н к и н (ворчит ей вслед). Копчёная селёдка. Как живёшь, Бобиха?
Б о б о в а. А как привыкла: хихоньки да хахоньки, доходишки махоньки, живу – не тужу, всем служу, а тебе – погожу. Когда должишки-то отдашь мне?
Г л и н к и н (ходит вокруг стола). Успеешь. (Суёт пальцы в карман жилета, предполагая найти там часы. Часов нет. Он косится на карман, на пальцы, щёлкает ими. Напевает из Фауста.) "На земле весь род людской..."
Б о б о в а (улыбаясь, следя за ним). Забыл, что часики-то у меня в закладе.
Г л и н к и н. Я гадостей не люблю помнить.
Б о б о в а. Свадьба-то у вас – когда?
Г л и н к и н. Это не твоё дело. Семья – священный оазис в пустыне жизни, и никто не смеет вторгаться в недра брака. Да. Для вас, вот таких, брак – любительский спектакль, а для меня это парадное представление на сцене императорского театра. Поняла? Нет, конечно. (Осматривает стены, насвистывая.)
Н а т а ш а (вышла, приседает). Виконт!
Г л и н к и н. Здравствуйте. А где ваш отец?
Н а т а ш а. Пошёл сдавать какому-то господину квартиру во флигеле. Ну-с?
Г л и н к и н. Странно. Разве во флигеле можно жить? Куда это вы?
Н а т а ш а. За провизией к обеду.
Г л и н к и н. Полезное путешествие. Водки купить не забудьте.
Н а т а ш а. Виконт – я знаю ваши вкусы...
С т о г о в (входит). Человек должен иметь хозяина...
Я к о в л е в (идя за ним, весело). И надо всеми – господь! Приятно слышать такие речи в наше время всяческого буйства. Очень приятно... Теперь позвольте вас познакомить с моими: дочь – Наталья.
С т о г о в (кланяется, не подавая руки). Пётр Васильевич Стогов.
(Наташа комически важно приседает.)
Г л и н к и н (тоже важно). Тихон Степанов Глинкин, юрист.
Н а т а ш а. Из пятого класса реального училища.
Г л и н к и н (окинув её сердитым взглядом). Личный секретарь судебного следователя Кемского.
(Стогов серьёзно кланяется, но в глазах усмешка.)
Н а т а ш а. То есть – писарь.
Я к о в л е в. А эта – торгует старинными вещами.
Б о б о в а. Продаю, покупаю, распрекрасную невесту сосватать могу.
С т о г о в. Выгодно старинными вещами торговать?
Г л и н к и н. Ерунда! Обман! Она сама выдумывает эти вещи...
Б о б о в а. Вещь, сударь мой, нельзя выдумать, её надо сделать. И без обману нельзя. Все любят обмануты быть, лишь бы хорошо обманули.
Я к о в л е в. А вот – жена...
(Полина прячет руки за спину, отступив.)
С т о г о в (кланяется ей). Так вы позвольте мне смерить там, – нет ли у вас рулетки или аршина?
Я к о в л е в. Полина...
П о л и н а (села на стул). Нет.
Я к о в л е в. Как – нет?
Н а т а ш а. Аршин у меня в комнате. (Полина не двигается.)
Я к о в л е в. Ты слышишь?
Н а т а ш а (идёт). Я принесу.
Я к о в л е в (жене). Ты – что?
П о л и н а (тихо). Устала...
Я к о в л е в. Ну... все устали!..
Н а т а ш а (подавая аршин). Извольте.
С т о г о в (кланяясь). Благодарю.
Я к о в л е в. Может – помочь вам, а?
С т о г о в. Нет, не беспокойтесь, я сам... (Ушёл.)
Я к о в л е в. Ну, – похоже, что хороший постоялец, видимо – со средствами. Вот я забочусь обо всех, как лучше, покойнее, а вы...
Н а т а ш а. "Аббат, мы это слышали". (Идёт в магазин.)
Я к о в л е в (жене). А ты чего сидишь вороной? Убирай дом скорее.
(Полина встаёт.)
Г л и н к и н (иронически). Ха-арошенькое обращение с женщиной!
Я к о в л е в. Вы, Тихон... эх, грешить не люблю! (Уходит в магазин, сердито ворча.)
Г л и н к и н (осматривая стены). Ни одного зеркала – нельзя даже понять, существуешь ты или нет? (Идёт наверх.)
Б о б о в а (когда Глинкин скрылся). Экой бездельник, экой прохвост, а? А ты, Палагея Петровна, нехороша сегодня, – что это ты?
П о л и н а (идёт в кухню). Где же Клавдия?..
Б о б о в а. А она за нафталином побежала. (Подходит к окну, делает знаки, оглядывается.) Тсс... тсс...
С т о г о в (в окне). Ну, что?
Б о б о в а. Ладно ли дело-то?
С т о г о в. Квартиру снял. Что это за дурак, зять этот?
Б о б о в а (складывая пальцы в кулак). Так, щеночек, он у меня в горсти.
С т о г о в. Никого нет?
Б о б о в а. Позвать её, что ли?
С т о г о в (скрываясь). Да, скорее.
(Бобова идёт в кухню, по дороге заглянув в магазин; Стогов является из двери со двора, почти в ту же минуту из кухни вышла Полина, смотрит на него со страхом, он усмехается.)
П о л и н а (тихо, испуганно). Зачем вы пришли? Зачем?
С т о г о в (говорит тихо, с лёгкой усмешкой, трудно понять – серьёзно или шутя). Я вчера, на улице, и тогда, в церкви, сказал, что не отстану, найду, – вот и нашёл.
П о л и н а. Прошу вас – уйдите!
С т о г о в (усмехаясь). Не надо притворяться, Поля!
П о л и н а. Что вам нужно от меня? Кто вы для меня?
С т о г о в (всё так же, с усмешкой). Судьба, хозяин твой, влюблённый человек...
П о л и н а. Я вас не знаю, я не хочу...
С т о г о в. Я – твоя судьба, ты – моя. (Подходит ближе к ней, говорит негромко.) Оказалось, что у меня есть что-то похожее на совесть, Поля.
П о л и н а. Нет!
С т о г о в. Есть что-то... Может быть, это – от бессонницы, может быть – от скуки. Одним словом – ты мне нужна, и я пришёл за тобой...
П о л и н а. Нет! Не смеешь... не можешь ты! Ты! Из-за тебя я сидела в тюрьме, меня судили, позорили... из-за тебя!
С т о г о в. Но ведь тебя оправдали.
П о л и н а. Молчи!
С т о г о в. О том, что всем известно? Зачем же? Я знаю, что ребёнок родился мёртвым, проклятая бабка сказала мне. Но, – она не вовремя умерла, а я, как тебе известно... впрочем, я не оправдываюсь.
П о л и н а. Зачем ты пришёл? Зачем?
С т о г о в. Я сказал – за тобой.
П о л и н а. У меня – муж. Он пожалел меня тогда ли – на суде...
С т о г о в. Иной раз пожалеть выгодно.
П о л и н а. Третий год я живу...
С т о г о в. Живёшь? Разве?
П о л и н а. Не смей!
С т о г о в. Ну, перестань!
П о л и н а. Христом богом прошу – уйди!.. Не могу Я. – ничего не могу...
С т о г о в (хмурясь, спокойно). Чему быть, того не миновать...
П о л и н а (прислонясь к двери). Кто ты такой?
С т о г о в (серьёзно). Полина, я смотрел, как ты молилась в церкви, не один раз смотрел. В твои годы так молятся, когда хотят согрешить, но боятся. Я, знаешь, даже испугался за тебя. Пойми – это верно! Испугался!
П о л и н а. Врёшь! Ты врёшь... Ну, если ты добрый человек – уйди же! Я прошу.
С т о г о в (усмехаясь). Грешница ты – в мыслях, и – я ведь знаю очень любишь грех, очень ждёшь его.
П о л и н а. Нет. Неправда! Не хочу!
С т о г о в. Брось – меня не обманешь. (Почти с восхищением.) Ты очень сильная женщина, Поля, ты – настоящая. Как ты согнула себя, ты, такая гордая, а? Я не узнаю тебя... Удивительно это! Но то, что ты считаешь грехом – не грех, а – обязанность, это – твой долг. Пойми! Раньше ты ведь знала, что это твой долг и радость твоя, – знала! Это в тебе не могли убить, не притворяйся. (Громко и деловито.) Так вот, хозяйка: сейчас же я пришлю плотника. (Шепчет ей.) Отвечай мне, ну!
П о л и н а. Хорошо. Да. Прощайте.
(Из двери магазина идёт Кемской, человек лет 60-ти, весь неприбранный, одичавший, с неподвижной гримасой на лице. Одет в парусиновый балахон-пыльник, на голове – выцветшая судейская фуражка, в руках – пара уток.)
К е м с к о й. Кто такое, а?
С т о г о в. Постоялец. Снял флигель.
К е м с к о й. А... Семейный?
С т о г о в. Одинок.
К е м с к о й. Почему?
С т о г о в. Холостому удобней.
К е м с к о й. Гм... Может быть. Полина – Тихон здесь?
П о л и н а (очнувшись). Да.
К е м с к о й. Бросил меня, ушёл. Я говорю: возьми Наташе уток, а он ушёл! Вот утки, Наташе. Да. (Сел к столу. К Стогову.) Вы – квартиру сняли? Гм... Чем занимаетесь?
С т о г о в (не спеша, двигаясь к двери магазина). Изобретаю новый сплав.
К е м с к о й. Сплав леса?
С т о г о в. Металлов.
К е м с к о й. Не понимаю!
С т о г о в. До свидания. (Ушёл.)
К е м с к о й. Полина, – как это он тут?
П о л и н а (тихо). Не знаю, не знаю...
К е м с к о й (сердится). Что это ходят тут всё, эти, разные... Тут Наташа, и вдруг... Какой-то слесарь... Наташа испугалась пожара?
П о л и н а. Не дитя она.
К е м с к о й. Приготовь ей уток, зажарь... Помоги мне снять это.
Б о б о в а (идёт из кухни). Я помогу, ты уж иди, стряпай, Палагея Петровна.
К е м с к о й. Ага, лиса, ты здесь, а?
Б о б о в а. Несчастье всех в одну кучу кладёт, миротворец ты наш.
К е м с к о й. Погорела, а?
Б о б о в а. Нет, господь миловал.
К е м с к о й. Какое же у тебя несчастье? Не понимаю. Ты сама несчастье. (Доволен словом, смеётся.) Вот именно, – ты сама – несчастье, а?
Б о б о в а. Ну, что это вы говорите, добрячок такой! Я ко всем с добром, а вы меня – колом. А обещаньице-то своё не исполнили?
К е м с к о й. Какое?
Б о б о в а. Подсвечники-то обещали продать мне.
К е м с к о й (отмахиваясь). Пошла, пошла! Подсвечники! Это канделябры, да. Это – редкость...
Б о б о в а. И часики каминные обещали...
К е м с к о й (строго). Иди прочь!
(Бобова отошла в угол, тихо роется там, разбирая вещи. Её почти не видно.)
Я к о в л е в (входит). Здравствуйте...
К е м с к о й. Здравствуй, да... Вот что, брат-кум, тут-а... эти у тебя, постояльцы всё какие-то! Это, брат, мне не нравится...
Я к о в л е в (разводя руками). Как же быть? Ведь и мне без людей лучше, да бедность понуждает...
К е м с к о й. Подожди. Я дал дом Наташе, а ты устраиваешь тут постоялый двор какой-то. Нахлебники, постояльцы – это я плохо понимаю. Всё-таки это – мой дом! Да. Я прихожу, – вдруг – какой-то человек... Потом – этот Ефимов... Надо, брат, быть деликатным.
Я к о в л е в (волнуясь). Однако же войдите в положение! Улица глухая, не торговая, магазин работает плохо. На старом месте, на юру, было лучше, а здесь – я потерял, – кто сюда пойдёт?
К е м с к о й. Ну, это – я не знаю. Я сделал, что мог: пристроил тебе лавочку, испортил фасад дома, и так далее... Но – постоялый двор я осуждаю. Ефимов и все это – мне не нравится. Я, брат, старик...
Я к о в л е в (глухо, нервно шевеля пальцами). Я тоже не молоденький.
К е м с к о й. Ну, да! Я пойду к себе, скажи, чтобы мне дали мыться.
Я к о в л е в (глядя в дверь магазина). Иванов идёт.
К е м с к о й (с лестницы). К письмоводителю.
Я к о в л е в (грозит вслед ему кулаком, Бобовой). Слышала, а? Каково?
Б о б о в а. Что уж тут! Эхе-хе...
Я к о в л е в (идя в кухню). Да, вот и живи... Иди, неси ему воду-то...
Б о б о в а. Ладно, сейчас.
И в а н о в (околодочный, весёлый, бойкий франт). Эй, Бобиха, погоди!
Б о б о в а (у двери кухни, подмигивая на лестницу). Шш...
И в а н о в. А что?
Б о б о в а. Кемской.
И в а н о в. Ты что тут делаешь?
Б о б о в а. Помогаю в уборке.
И в а н о в. Куда это нахлебник твой выехал?
Бобов а. А – дай бог память...
И в а н о в. В Сморгонь?
Б о б о в а. Что ты, милый, такого места и нет на земле!
И в а н о в. Ну, я лучше тебя знаю, что есть и чего нет! А скоро я тебя поймаю, милая дама!
Б о б о в а. Ах, гонитель ты мой, Нерон жестокой, – и за что ты меня поймаешь?
И в а н о в. А – за шиворот. Не держи воров, не скупай краденого.
Б о б о в а. Да я всё покупаю, слона приведут, так я и слона.
И в а н о в. Ладно. Точи зубы-то. Слушай, – на-ко вот, пересунь. (Подаёт ей записку.) Понимаешь, кому?
Б о б о в а. Ну, Клавдии...
И в а н о в. Шш! Не Клавдии, а Дуне.
Б о б о в а. Уж и в эту сторону метнуло?..
И в а н о в. Если ты мне это дело наладишь...
К е м с к о й (с верха). Что же воды?
Б о б о в а (бежит). Сейчас, родимый.
И в а н о в. Найди мне письмоводителя. (Подошёл к окну, вынул из кармана письмо, улыбаясь, читает. Из двери на него смотрит Ефимов. Из комнаты Наташи вышел Глинкин, увидав околодочного – сморщился, хочет уйти обратно. Иванов, обернувшись, прячет письмо.) Примите два пакета.
Г л и н к и н (подошёл, взял пакеты, взвесил на руке). Это что?
И в а н о в. Не знаю. Моё дело – сдать, ваше – принять да расписаться.
Г л и н к и н. Прошу не указывать мне моих обязанностей.
И в а н о в. Ах, извините!
Г л и н к и н. Да-с. (Расписываясь в книге.) Можете идти.
И в а н о в. Благодарю за разрешение.
Г л и н к и н. Что-с?
И в а н о в. Скоро и вам лично повесточку вручу.
Г л и н к и н. Опять? За что?
И в а н о в. Буйство в общественном месте.
Г л и н к и н. Это – не буйство, а протест против засилия инородцев!
И в а н о в (даже удивился). Это – Кознов, Иван Лукич, – инородец?
Г л и н к и н. Я лучше вас знаю, кто – кто!
И в а н о в. Проницательный вы человек!
Е ф и м о в (входит. Рука подвязана). Н-ну, я думал, обед готов, а тут ещё – Содом и Гоморра...
И в а н о в. Что это?
Е ф и м о в. Порезал.
И в а н о в (Ефимову). Вечером – в "Порт-Артуре"?
Е ф и м о в (показывая руку). Какой же я игрок?
И в а н о в. До свидания, благороднейший господин Глинкин. (Ефимову.) Ну, до вечера, скучный господин.
Е ф и м о в (вздыхая). Трудно быть весёлым, имея фамилию – Ефимов.
И в а н о в. А я вот Иванов, однако – не скучаю. Нисколько даже.
(Глинкин пожимает плечами.)
Н а т а ш а (с покупками, в дверях магазина). Здравствуйте, Пинкертон!
И в а н о в (щёлкая каблуками). Позвольте помочь?
Н а т а ш а. Не трудитесь. У нас домашних кавалеров в избытке заквашено. Вы с чем?
И в а н о в. С бумагами. А сейчас – к соседу вашему. До свидания!
Г л и н к и н. Удивляюсь, как вы можете фамильярничать с этим...
Н а т а ш а. Ах, в моих жилах течёт рыжая, плебейская кровь. Крёстный здесь? (Идёт наверх.) Скажите Поле, что можно накрывать стол.
Г л и н к и н. Ефимов, ступайте, скажите.
Е ф и м о в (обиженно). Вы, сударь мой, тише командуйте! Я человек неожиданный, никто не знает, на что я способен.
Г л и н к и н. Я не командую... Скучно, чёрт возьми! Вот и пожар был, а скучно...
Е ф и м о в (миролюбиво и уныло). Вам жаловаться не на что. У вас всё-таки фамилия оригинальная: Глинкин. Глинку напоминает, оперу "Жизнь за царя". А вот, если Ефимов, так уж это безнадёжно...
Г л и н к и н (с достоинством). Глинкин – это руссофизм, – понимаете? Моя фамилия – де Глинкэн, мой дед был француз, дворянин. А Глинкин – это переделка на русский лад, руссофизм... то есть руссизм...
Е ф и м о в (вздохнув). Хотя бы и так – всё-таки хорошо. Но – уж если Ефимов, так что же? Вы можете представить себе – монумент Е ф и м о в у? Если поставить такой монумент на площади – так по ней никто ходить не будет...
Г л и н к и н. Возможно – не будут! Фигура у вас...
Е ф и м о в. Тут не в фигуре суть. Многие люди не обладали фигурой, а монументы им всё-таки поставлены.
Г л и н к и н. Впрочем, я не совсем понимаю вашу идею...
Е ф и м о в (задумчиво). Идея – простая. Все великие люди носили соответственные фамилии: Аристотель, Эмиль Золя, Степан Разин. А если сказать: великий человек – Ефимов – никто этому не поверит...
Б о б о в а (идёт из кухни). Наташа пришла?
Г л и н к и н (кивая на пакеты). Видишь...
Е ф и м о в. Бобиха, – жену мою не видала?
Б о б о в а (ставит стулья к столу). А вон, поглядите, на дворе-то... То есть до чего благочестивец наш, боголиз, кривой, Палагею заел – даже глядеть обидно!
Е ф и м о в (у окна). С кем это она там?
Б о б о в а. Только и твердит: я тебя с земли поднял, я тебя из грязи вынул!
Г л и н к и н. Это мне не интересно...
Б о б о в а. Эка важность – поднял! Эдакую-то бабочку, да не поднять! Всяк бы поднял, да снова положил, дело – дешёвое, а удовольствие большое, да!
(Ефимов быстро идёт в кухню.)
Г л и н к и н (Бобовой, тихо). Ревнив, чёрт!
Б о б о в а. Без ревности любовь – как без соли хлеб.
Г л и н к и н (идя за Ефимовым). Бобиха, скажи, чтоб скорее собирали обедать!
Б о б о в а (про себя). Поспеешь, дроздова голова!
П о л и н а (с тарелками). Господи, как тут всё нехорошо...
Б о б о в а. Кому прибрать? У вас все – баре.
П о л и н а (развёртывая пакеты). Ты в судьбу веришь?
Б о б о в а. А как же?
П о л и н а. И в бога веришь?
Б о б о в а. И в бога. Что это ты, матушка, спрашиваешь как?
П о л и н а. А кто сильнее: судьба или бог?
Б о б о в а. Ну, уж этого я не знаю... Уж чего не знаю – так не знаю... Этого, поди-ка, и боголюбивый муженёк твой не знает, одноглазый чёрт! Ох, Поля, Поля, тяжела твоя доля...
П о л и н а. Значит – заслужила такую.
Б о б о в а. А ты – полно! Согрешив на грош, на рубль каешься... Ой, ой, утки-то, утки... (Бежит в кухню, в двери сталкивается с Яковлевым.)
Я к о в л е в. Что ты, – слепая?
Б о б о в а. Ох, прости...
Я к о в л е в. Демоны... (Идёт в магазин.)
П о л и н а. Подожди минуту.
Я к о в л е в. Чего такое?
П о л и н а. Напрасно ты сдал флигель.
Я к о в л е в (приостановясь). Это – твоё дело?
П о л и н а (твёрдо). Моё!
Я к о в л е в (удивлён). Чего?
П о л и н а. Это человек нехороший.
Я к о в л е в. А тебе какое дело, а?
По л и н а (волнуясь). Ты – добрый... ты поймёшь, ведь я – молчу! Я всегда молчу! Ведь уж если я говорю – значит...
Я к о в л е в (строго). Значит – я с тобой должен серьёзно поговорить! Я и поговорю! (Быстро идёт в магазин.)
П о л и н а (оглядывается вокруг, почти с ужасом, шепчет). Ах... ну, хорошо... ну – всё равно...
К л а в д и я (вбегает со двора, встревожена). Поля, милая! Мой-то накрыл было меня с Ивановым, – слушай-ка, сходи к Дуне – пусть она скажет, что я с ней говорила через забор, – сбегай, милая... Что ты какая? Дурно, что ли, – что ты?..
П о л и н а (как в бреду). Клава, ну – скажи правду: ведь меня можно пожалеть, выслушать? Ведь я всё молчу, я уже третий год молчу, вся живу, спрятавшись в сердце своём, – вся в своём сердце...
К л а в д и я (беспокойно). Поля, что ты говоришь? Нездоровится тебе?
П о л и н а (тихо, горячо). Подожди, – ну, хорошо: если даже я грешница, если я тяжело согрешила...
К л а в д и я. Э, что вспомнила...
П о л и н а. Нет, подожди! За грех мой – меня напугали, меня мучили, господи, как мучили... А в чём я грешна? Разве несчастие – грех? Ведь я же не собака, ведь меня нельзя звать, как собаку, – свистнул кто-то, и я должна бежать к нему, если он свистнул мне, – ведь я же человек, я...
К л а в д и я (оглядываясь). Ах, да послала бы ты к чёрту своего кривого! Что мне делать? Сейчас придёт мой, – Полинька, сбегай к Дуне-то! Скорей...
П о л и н а. Зачем?
К л а в д и я. Ах, боже мой, ты ничего не можешь понять...
П о л и н а. Не могу.
Е ф и м о в (идёт из магазина, тягуче говорит). А вы, сударыня, опять начали беседы ваши сквозь забор?
К л а в д и я. А тебе опять мерещится?
Е ф и м о в. Ты с кем говорила?
П о л и н а (прибирая на столе, машинально говорит). С Дуней говорила она...
Е ф и м о в (смотрит на неё). Я спрошу Дуню!
К л а в д и я. Спроси.
(Полина вдруг тихонько засмеялась.)
Е ф и м о в. Это над чем же вы?
П о л и н а (почти со слезами, тоскливо). Над собой, право – над собой.
Е ф и м о в. Что же такое смешное в себе нашли вы? Не вижу я ничего весёлого!
К л а в д и я. При тебе и с горя засмеёшься.
Б о б о в а (зовёт из кухни). Поля, Клава...
(Обе ушли. Глинкин сносит с верха зеркало, в позолоченной старой раме, ставит на пол у лестницы.)
