Текст книги "Яков Богомолов"
Автор книги: Максим Горький
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
Д у н я ш а. Слушаю...
Б о г о м о л о в. Вот и поговорим, – да? Давно я не беседовал с тобой...
О л ь г а. Да. Ты не очень ищешь этого.
Б о г о м о л о в. Здесь не хочется серьёзно говорить, – честное слово. Это – шуточная жизнь, её делает дядя Жан, шутник. (Остановился.) Знаешь, что нужно, Ольга? Нужно, чтоб люди поняли, как они одиноки во вселенной, – только тогда их воля устремится к познанию друг друга и свяжет их единым чувством близости. Только сознавая трагизм бытия, глубоко чувствуя его тайны, мы все обернёмся друг к другу, ибо тогда нам станет понятно, что для человека нет и не может быть ничего ближе и дороже человека. Человек делает бессмертными мёртвые вещи, может быть, он со временем...
О л ь г а. Господи! Как ты прав, когда сказал, что здесь, в этом доме, не место серьёзной мысли.
Б о г о м о л о в. Мы поставлены в мире так оскорбительно, так иронично, что нам надо отвернуться от этой иронии.
О л ь г а. Кто понимает её?
(Дуняша вносит поднос с чаем.)
О л ь г а. Люди – неразумны.
Б о г о м о л о в. О, это неправда!
О л ь г а. Ты слеп, люди – неразумны.
Б о г о м о л о в. Это так кажется, потому что разум каждого обращён на самого себя и мелкое, а не – в мир и на великое его...
О л ь г а. Во мне живёт неразумная сила. Я хочу бунтовать. Мне трудно. Мне всегда чего-то не хватает. Я не могу, не умею жить...
Б о г о м о л о в. Странно ты говоришь, Ольга, это ново для меня.
О л ь г а. Разве ты меня знаешь? Ты – тоже непонятен мне. Ты вызываешь у меня желание спорить с тобой, не соглашаться. Я хочу стащить тебя на землю, чтоб ты был ближе ко мне... ах, я не знаю, чего хочу!
Б о г о м о л о в (смотрит на неё). Может быть, ты...
О л ь г а. Влюбилась, да? Это ты хотел спросить, да? Нет, я не влюблена, но... слушай, Яков, я изменила тебе.
Б о г о м о л о в. Нет. Не верю...
О л ь г а. Да.
Б о г о м о л о в. Здесь?
О л ь г а. Это всё равно...
Б о г о м о л о в. Наверное – не здесь...
О л ь г а. Почему?
Б о г о м о л о в. Ну – с кем же здесь? (Ходит, опустя голову.)
О л ь г а. Что ты молчишь?
(Богомолов взглянул на неё молча.)
О л ь г а. Говори же...
Б о г о м о л о в (тихо). Что же я скажу тебе, друг мой, что? Я не знаю, что сказать.
О л ь г а. Разве тебе не больно?
Б о г о м о л о в (пож[имая] плеч[ами]). Ты хочешь, чтоб я кричал? (Трёт лоб.) Как, должно быть, это неудобно и противно – отдаваться двоим... наверное, один из них возбуждает брезгливость...
О л ь г а (почти кричит). Что ты говоришь?
Б о г о м о л о в. Тебе неприятно? Извини... с тобой я привык говорить обо всём, что думаю. И вот, неожиданно, я вспомнил жалобы проституток.
О л ь г а (вскочив). Противный головастик, у тебя нет души, у тебя только мозг, бессердечное насекомое...
Б о г о м о л о в. Что ты? Друг мой, – что ты...
О л ь г а. Уйди прочь!
Б о г о м о л о в. Неужели ты думаешь, что я хотел оскорбить тебя? Пойми, что это невозможно. Я столько пережил с тобой хорошего, я так благодарен тебе за это, и – ведь я тебя люблю! За что ты сердишься? (С улыбкой.) Это я должен сердиться, – ведь ты изменила мне, если это не выдумка!
О л ь г а. Нет! Это правда! (В отчаянии.) Боже мой, я ничего не понимаю!
Б о г о м о л о в. Ну, хорошо, это правда, ты изменила мне, коварная женщина.
О л ь г а. Как ты можешь шутить, как ты смеешь?
Б о г о м о л о в. Успокойся, Ольга, не кричи... В чём дело?
О л ь г а. Но – разве это не оскорбляет тебя?
Б о г о м о л о в. Не будем говорить обо мне... (Под[ошёл], положил руку на плечо ей.) Ольга, – ведь это не серьёзно, да? Ведь если бы ты полюбила кого-то... ты вела бы себя иначе? не так ли? Забудем же об этом, Ольга, если это ошибка...
О л ь г а. А если это моя месть тебе?
Б о г о м о л о в. За что?
О л ь г а. За то, что ты далеко от меня...
Б о г о м о л о в. И ты решила уйти ещё дальше? Нет, – я думаю – это не так. Я ведь знаю – ты меня любишь, я это чувствую.
О л ь г а. Как трудно с тобой! Ты точно издеваешься.
Б о г о м о л о в. Ольга, я понимаю, что быть красивой женщиной – это иногда большое несчастие. Она – сокровище, отовсюду к ней тянутся завистливые, жадные и часто грязные руки, все хотят обладать ею... я понимаю, как легко потерять себя в этой ядовитой атмосфере вожделений.
О л ь г а (в тоске). Кто говорит со мной? Человек, имеющий право любить меня, умная книга или какая-то непонятная мне идея? Я с ума сойду!
Б о г о м о л о в. Послушай же, дитя моё! Ведь я не виню тебя ни в чём...
О л ь г а. Обвини! Оскорби!
Б о г о м о л о в. Не будем говорить глупостей... Ты ошибаешься, думая, что я не страдаю. Нет, по-своему – я оскорблён, – не тобой, а пошлостью события, прости меня – случилось пошлое. Это не страшно, но мучительно, именно потому, что пошло...
О л ь г а. О, боже мой...
Б о г о м о л о в. Ты знаешь – я люблю любить, люблю самое чувство любви и умею любоваться им, – ты это знаешь. Помнишь?
О л ь г а. Да. Это было...
Б о г о м о л о в. Это всегда со мной. На всю жизнь женщина – ты останешься для меня владычицей мира, существом, от которого все племена и народы, силой, побеждающей смерть и уничтожение. Тебя ради возникло на земле всё прекрасное, от тебя вся поэзия жизни, всё для тебя – преступления и подвиги, – всё! Любовью к тебе насыщена жизнь, и пусть теперь формы любви несовершенны, грубы, но – настанет время, когда это лучшее чувство наше насытится религиозным сознанием и мы будем любить, обожая друг друга...
О л ь г а (сквозь зубы). Проклятый сказочник...
Б о г о м о л о в. Если на земле возможно счастье, оно настанет тогда, когда мы поймём величие женщины.
О л ь г а. Живёт в тебе какой-то тихий дьявол... Я не знаю – можно верить твоим словам?
Б о г о м о л о в. Надо верить, Ольга! Из всех иллюзий жизни вера самая лучшая.
О л ь г а. Всегда, за всем, что ты говоришь, я чувствую глубоко скрытую иронию. Во что ты веришь?
Б о г о м о л о в. В тебя. Верь и ты в своё назначение – одарять мир любовью, лаской, счастьем... Что есть лучше этого? Что?
О л ь г а. Я не знаю.
Б о г о м о л о в. Мы все очень бедные люди, друг мой, и нам необходимо делиться друг с другом всем, что мы имеем... (Обнимает её.) Ну, ты успокоилась немножко?
О л ь г а. Да. Ты заговорил меня... Ты точно с ребёнком говоришь со мной.
Б о г о м о л о в. Я тебя люблю...
О л ь г а. Я чувствую, что тебе жалко меня... О, господи! Где же любовь?
Б о г о м о л о в. Перестань!
О л ь г а. Почему, почему ты не спросишь, зачем я сделала это?
Б о г о м о л о в. Если хочешь – скажи.
О л ь г а. А тебе – безразлично?
Б о г о м о л о в. Не могу же я просить тебя – покайся!
О л ь г а. Если б ты любил...
Б о г о м о л о в. Ну, хорошо, – я сам стану рассказывать о тебе. Ты хотела попробовать, не разбудит ли любовник страсть мужа, да?
О л ь г а. Если бы так?
Б о г о м о л о в. Ну, – тогда это поступок отчаяния, который вызван моей небрежностью к тебе.
О л ь г а. Знаешь – ты... тебя все считают наивным человеком...
Б о г о м о л о в. Проще говоря – дураком. Милая, давай прекратим это... Ведь ты не Верочка, которая так любит психологические разговоры...
О л ь г а. И с которой ты кокетничаешь... Она тебе нравится?
Б о г о м о л о в. Мне все люди интересны, но я люблю только одного человека – тебя. Может быть, я непонятно люблю, но – лучше не умею... Вот я с наслаждением смотрю, как ты внутренно растёшь, и не хочу мешать росту самого прек[расного] на земле, что я знаю. Мы помирились?
(Ольга молча смотрит на него.)
Б о г о м о л о в. Да?
О л ь г а (обнимая). Ты умеешь успокоить душу... да, ты умеешь это... Но – твоя любовь? Нет, я не чувствую её... не чувствую!
Б о г о м о л о в. Что же мне делать? Побить тебя, как бьют мужики баб... хочешь? (Крепко об[нимает] её.)
[IV ДЕЙСТВИЕ]
Та же комната. Поздний вечер. В фонаре горит лампа, над столом люстра. В е р о ч к а в углу за столом пишет. Н и н а в кресле, Л а д ы г и н ходит, хмурый.
Н и н а. Я вхожу, а у них нежная сцена. Ах, извините!
Л а д ы г и н. Целов[аться] в проходной комнате, это – пошлость!
Н и н а. Он нисколько не смутился, представьте!
Л а д ы г и н. Дурак... А она?
Н и н а. Что?
Л а д ы г и н. Она – смутилась?
Н и н а. У неё было счастливое лицо.
Л а д ы г и н. Не понимаю.
Н и н а. Чего же не понимать? Когда женщину ласкает любимый человек, она счастлива.
Л а д ы г и н. Гм... Предоставьте мне судить об этом...
Н и н а. То есть? Что вы хотите сказать?
Л а д ы г и н. Ничего.
Н и н а (Верочке). Ах, Веруня, я забыла, что вы здесь... Вы так тихо скрипите, точно мышка. Вам неприятен этот разговор?
В е р о ч к а. Почему? Мне безразлично.
Н и н а. Вы ведь немножко увлекаетесь Богомоловым.
В е р о ч к а. Вы уверены в этом?
Н и н а. Ах, деточка, это так заметно.
Л а д ы г и н. Я, например, ничего не замечал.
Н и н а. То – вы, а то мы, женщины. Мы искреннее мужчин и всегда сразу выдаём себя...
(Ладыгин вынул револьвер из кармана, играет им.)
Н и н а. Ай, что это у вас! Спрячьте, спрячьте, – видеть не могу...
Л а д ы г и н. В нём один патрон...
Н и н а. Всё равно! Я вас прошу...
Л а д ы г и н. Извольте! Но это очень смешно...
Н и н а. Пускай будет смешно! Я не вы[но]шу этих глупых вещей. Вот так на моих глазах один кадет, дальний родственник мой, играл револьвером, да в ладонь себе – бац!
Л а д ы г и н. В ладонь? Это надо уметь!
Н и н а. В ладонь левой руки! У него потом пальцы не сгибались от этого. Вы знаете, Борис, сегодня утром я имела курьёзную беседу с Богомоловым. Я сказала ему, что он очень интересный и я скоро, кажется, влюблюсь в него.
Л а д ы г и н. Есть во что!
Н и н а. Вы слушайте! Он почти испугался, во всяком случае был очень смущён и вдруг говорит м[не], что совершенно не способен на роль любовника.
Л а д ы г и н (усм[ехаясь]). Так и сказал?
Н и н а. Ну да.
Л а д ы г и н. Вот болван.
Н и н а. И вслед за тем начал хвалить вас.
Л а д ы г и н. Меня? Он?
Н и н а. И как ещё! Вы и простой, несложный человек, у вас честное лицо...
Л а д ы г и н (хохочет). Нет – серьёзно? Честное лицо – а?
Н и н а. Как странно вы смеетесь.
Л а д ы г и н. Нет... знаете... это – трюк! Я – несложный... чёрт его возьми!
Ж а н (вход[ит]). Как приятно – здесь смеются! Вера Павловна, – вас просит Никон.
[(Верочка уходит.)]
Ж а н. Вы знаете – сегодня у нас будет музыка, приедет из города этот... ну, известный, как его?
Н и н а. Затея Ольги Борисовны, конечно?
Ж а н. Не могу знать...
Н и н а. Ну, вы-то знаете...
Л а д ы г и н. Дядя Жан, – я сегодня стрелял по бутылкам на пятьдесят шагов и попал из семнадцати тринадцать раз.
Ж а н. Поздравляю. Хоть в цирк! (Садится.)
(Дуняша входит, что-то говорит Нине.)
Н и н а. Хорошо, идите, я сейчас. Господа, Никон Васильевич просит валериановых капель.
Л а д ы г и н (хохочет). Он?
Ж а н. Вероятно, для Веры.
Н и н а (уходя). Ну, конечно, для неё.
Ж а н. Н-да-а. Начинаем плакать.
Л а д ы г и н. Глупости. Надо переменить мысли, как говорят французы.
Ж а н. Это водопроводчик вызывает слёзы.
Л а д ы г и н. Удивляюсь, как его терпит Букеев.
Ж а н. На то есть своя причина.
Л а д ы г и н. Ольга?
Ж а н. Что это вы так фамильярно?
Л а д ы г и н. Моё дело.
Ж а н. Неужели можно поздравить, а?
(Ладыгин молча усмехается.)
Ж а н. Вот как. Значит, иногда и спорт полезен.
Л а д ы г и н. Спорт, батенька, всегда полезен, этим вы не шутите.
(Никон вх[одит] хмурый, молча оглядывается.)
Ж а н. Кого ищешь?
Б у к е е в. Никого не ищу. (Кивая на дверь Богомолова.) Он дома?
Ж а н. Гулять ушёл.
Л а д ы г и н. С женой?
Ж а н. Да. В саду сидят, вероятно.
(Ладыгин идёт на террасу, смотрит в сад.)
Б у к е е в (глядя вслед Ладыгину). Вера нервничает.
Ж а н. Что с ней?
Б у к е е в. Замуж пора.
Ж а н. Н и н а Аркадьевна говорит...
Б у к е е в. Знаю, что она говорит... Я, брат, тоже, кажется, уеду куда-нибудь...
Ж а н. А как же Ольга Борисовна?
Б у к е е в. Так же. С ней ничего не выйдет.
Ж а н. Да ты сначала попробуй. Вот Ладыгин – он не дремлет! Сейчас похвастался мне успехом у неё...
начало 1910-х гг.
