355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Максим Горький » Дачники » Текст книги (страница 3)
Дачники
  • Текст добавлен: 14 сентября 2016, 23:43

Текст книги "Дачники"


Автор книги: Максим Горький



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Варвара Михайловна. Молчи... Подожди... Я не понимаю, за что ты меня?..

(Двоеточие быстро сходит с террасы, хохочет и, подойдя к

Варваре Михайловне, берет ее за руку.)

Двоеточие. Сбежал я, сударыня! Красивенький философ – господин Рюмин загонял меня до полного конфуза! В премудростях я не смышлен и противиться ему никак не могу... Так и увяз я в речах его... точно таракан в патоке... Сбежал, ну его!.. Лучше с вами потолкую... уж очень вы мне, старому лешему, нравитесь, право! А что у вас личико эдакое... как бы опрокинутое? (Смотрит на Ольгу Алексеевну. Смущенно крякает.)

Ольга Алексеевна (кротко). Мне уйти, Варя?

Варвара Михайловна (твердо). Да... (Ольга Алексеевна быстро идет в глубину сцены. Варвара Михайловна смотрит ей вслед, обращается к Двоеточию.) Вы говорите... что такое? Простите... я...

Двоеточие (дружески, просто). Эх, сударыня! Смотрю я на вас: нехорошо вам тут, понимаете? Нехорошо, правда? (Хохочет.)

Варвара Михайловна (оглядывая его с головы до ног, спокойно, ровно). Послушайте, Семен Семенович, вы не можете объяснить мне, кто дал вам право говорить со мной... в этом странном тоне?

Двоеточие. Хо-хо-хо! Э! бросьте! Право это дает мне старость моя и опыт мой...

Варвара Михайловна. Извините меня... но, мне кажется... этого слишком мало, чтобы так бесцеремонно вторгаться...

Двоеточие (добродушно). Никуда я не вторгаюсь, а вижу я – чужая вы всем тут... и я чужой... ну вот, и того... понимаете... захотелось мне сказать вам что-то... ну, видно, не сумел: извините, коли так...

Варвара Михайловна (усмехаясь). Простите и вы меня... я, кажется, грубо сказала вам... но, право, мне странно, я не привыкла к такому отношению.

Двоеточие. Понимаю... Вижу, что не привыкли... где тут привыкнуть! Пойдемте, погуляем, а? Уважьте старика!..

(Семенов влетает на велосипеде и подкатывается прямо к ногам Двоеточия.)

Двоеточие (испуганно). Куда вы, сударь мой? Что вы?

Семенов (задыхаясь). Извините... уже кончилась?..

Двоеточие. Что кончилось?.. Бог с вами!

Семенов. Такая досада!.. Лопнула шина!.. Я, видите, сегодня на двух репетициях...

Двоеточие. Да мне-то какое дело до этого?..

Семенов. Вы не участвуете? Извините! Я думал, вы в гриме...

Двоеточие (Варваре Михайловне). Что такое?

Варвара Михайловна (Семенову). Вы на репетицию?

Семенов. Да, и вот...

Варвара Михайловна. Еще не начинали.

Семенов (радостно). О, благодарю вас! Это очень досадно... я всегда так аккуратен!

Двоеточие. Чего же вам досадно?

Семенов (любезно). То есть было бы досадно, если бы я опоздал... Извиняюсь. (Отходит, раскланиваясь, к сцене.)

Двоеточие. Вот чудовищное насекомое! Наехал: Извольте радоваться! Уйдемте прочь отсюда, Варвара Михайловна, а то еще наскочит какой-нибудь эдакий... брандахлыст!

Варвара Михайловна (рассеянно). Пойдемте... я возьму платок... я сейчас. (Уходит на дачу, Семенов подходит к Двоеточию.)

Семенов. Там еще едут... две барышни и юнкер...

Двоеточие. Ага? Едут? Приятно мне слышать это...

Семенов. Они должны сейчас явиться... Знаете, это тот юнкер, у которого сестра застрелилась...

Двоеточие. Тот самый... Скажите!..

Семенов. Не правда ли, какой сенсационный случай... барышня и вдруг стреляется?

Двоеточие. М-да... Действительно... случай...

Семенов. А я подумал, что вы в гриме... У вас такие волосы и лицо, точно грим.

Двоеточие. Покорно вас благодарю...

Семенов. Я не льщу вам... поверьте...

Двоеточие. Я – верю... Только не понимаю... чем тут... польстить можно?

Семенов. Как же! В гриме человек всегда красивее, чем в натуре. А скажите, вы не декоратор, нет?

(Из леса выходит Суслов, в глубине сцены, являются дама в желтом и молодой человек в клетчатом костюме.)

Двоеточие. Нет... я просто дядя вон этого господина...

Дама в желтом. Господин Сазанов!

Семенов. Это меня зовут. Вот, знаете, странно... у меня такая простая фамилия, а никто ее не запоминает... До свиданья! (Идет на зов, оживленно кланяясь даме.)

Суслов (подходит). Жену не видали? (Двоеточие отрицательно кивает головой и облегченно вздыхает.) На даче собрались эти... артисты...

Двоеточие. Ко мне вот этот репей пристал... декоратором меня назвал... Спиноза тонконогая! Тоже место на земле занимает!.. Опять спорят! Ну!

(Из комнат дачи выходят: Калерия, Шалимов, Рюмин, Варвара

Михайловна. Двоеточие идет им навстречу, внимательно слушает спор. Суслов садится на его место, угрюмо глядя на спорящих.)

Шалимов (утомленно). Нет, я готов бежать от нее на северный полюс... невыносимо горяча она!

Рюмин. Меня положительно возмущает ее деспотизм. Люди этого типа преступно нетерпимы... Почему они полагают, что все должны принимать их верования?

Варвара Михайловна (пристально смотрит на всех). Укажите им что-нибудь более великое и красивое, чем эти верования!

Калерия. Ты называешь великим и красивым эти холодные, лишенные поэзии мечты о всеобщей сытости?

Варвара Михайловна (волнуясь). А я не знаю... Я не вижу ничего более яркого... (Шалимов внимательно прислушивается к словам Варвары. Михайловны.) Я не умею говорить... Но, господа, я сердцем чувствую: надо, необходимо пробудить в людях сознание своего достоинства, во всех людях... во всех! Тогда никто из нас не будет оскорблять другого... Ведь мы не умеем уважать человека, и это так больно... обидно...

Калерия. Ах, боже мой! Да не Марья же Львовна может научить этому!

Варвара Михайловна. Вы все относитесь к ней так враждебно... Зачем?

Рюмин. Она сама – прежде всех!.. Она раздражает... Когда я слышу, как люди определяют смысл жизни, мне кажется, что кто-то грубый, сильный обнимает меня жесткими объятиями и давит, хочет изуродовать...

Калерия. Как тяжело, тесно жить среди таких людей!

Варвара Михайловна. А среди людей, которые всё только жалуются на жизнь, – весело, легко, Калерия? Будем справедливы... разве легко и свободно жить среди людей, которые всё только стонут, всё кричат о себе, насыщают жизнь жалобами и ничего, ничего больше не вносят в нее?.. Что вносим в жизнь все мы... вы, я, ты?..

Рюмин. А она?.. А Марья Львовна? Вражду?

Калерия. Забытые слова – забыты, и прекрасно! Живые люди не могут жить заветами покойников.

(Около сцены собираются любители. Пустобайка на сцене расставляет стулья.)

Двоеточие. А вам бы, Варвара Михайловна, не волноваться так, а? Прекратить бы разговорец-то? Пойдемте гулять... вы обещали.

Варвара Михайловна. Да... я пойду! Я не умею сказать, что чувствую... что хочу... не умею! Как это обидно... быть умственно немой...

Шалимов. Свидетельствую, что это неправда... Вы позволите идти с вами?

Варвара Михайловна. Пожалуйста, идите...

Двоеточие. Пойдемте к речке... в беседку. Чего вы горячитесь, сударыня моя?

Варвара Михайловна. Ах... я чувствую какое-то тяжелое недоразумение.

(Уходят по дороге в лес. Суслов смотрит вслед им, и усмехается.)

Рюмин (смотрит им вслед). Как она оживилась... когда приехал этот... Шалимов. .. Как она говорит! А что такое он? Ведь она видит, – он исписался, потерял почву под собой... и, когда он говорит уверенно, он лжет себе, обманывает других.

Калерия. Она это знает; вчера вечером, после разговора с ним, она плакала, как разочарованное дитя... Да... Издали он казался ей сильным, смелым, она ожидала, что он внесет в ее пустую жизнь что-то новое, интересное...

(Из-за угла дачи Басова идут Замыслов и Юлия Филипповна. Он что-то шепчет ей, она смеется. Суслов это видит.)

Рюмин. Пойдемте в комнаты. Сыграйте что-нибудь, пожалуйста... хочется музыки...

Калерия. Пойдемте... Да, грустно жить, когда кругом тебя всё так...

Юлия Филипповна. Смотрите: артисты наши уже пришли. Репетиция в шесть, а теперь?

Замыслов. А теперь семь с половиной. Но раньше опаздывали только вы, а теперь – все. Плоды вашего влияния.

Юлия Филипповна. Это – дерзость?..

Замыслов. Это – комплимент. Я на секунду забегу к патрону, вы позволите?

Юлия Филипповна. Скорее! (Замыслов уходит на дачу Басовых, Юлия Филипповна – к группе деревьев, напевая, видит мужа.)

Суслов. А, где была?

Юлия Филипповна. Там... И там...

(Около сцены, дама в желтом, молодой человек, Семенов, юнкер и две барышни. На сцене Пустобайка с грохотом ставит стол. Смех, отдельные восклицания: "Господа!" – "Где режиссер?" – "Господин Степанов!" – "Он здесь, я видел". – "Опоздаем мы в город!" – "Извините – Семенов, а не Степанов!")

Суслов. Всё с ним?.. С этим... так открыто... чем ты рисуешься, Юлия? Надо мной уже смеются. Ты понимаешь?

Юлия Филипповна. Уже смеются?.. Это скверно...

Суслов. Нам нужно объясниться... Я не могу позволить тебе...

Юлия Филипповна. Мне не улыбается роль жены человека, над которым смеются...

Суслов. Берегись, Юлия!.. Я способен...

Юлия Филипповна. Быть грубым, как извозчик? – я знаю...

Суслов. Не смей говорить так! Развратная!

Юлия Филипповна (негромко, спокойно). Мы кончим эту сцену дома. Сюда идут... Ты ушел бы... У тебя такое лицо...

(Брезгливо вздрагивает. Суслов делает шаг к ней, но быстро отступает и, сказав сквозь зубы свою фразу, исчезает в лесу.)

Суслов. Когда-нибудь... я застрелю тебя!..

Юлия Филипповна (вслед ему). Это – не сегодня? да? (Напевает.) "Уже утомившийся день..." (Голос у нее дрожит.) "...Склонился в багряные воды..." (Смотрит широко открытыми глазами вперед и медленно опускает голову. С дачи Басова выходят: Марья Львовна, очень взволнованная, Дудаков и Басов с удочками.)

Басов (распутывая лесу). Уважаемая... Надо быть мягче, надо быть добрее... все мы – люди... Черт бы взял того, кто спутал мои удочки!..

Марья Львовна. Позвольте!

Дудаков. Видите ли, человек устает...

Басов. Нельзя же так, уважаемая! По-вашему выходит, что если писатель, так уж это непременно какой-то эдакий... герой, что ли? Ведь это, знаете, не всякому писателю удобно.

Марья Львовна. Мы должны всегда повышать наши требования к жизни и людям.

Басов. Это так... Повышать – да! Но в пределах возможного... Все совершается постепенно... Эволюция! Эволюция! Вот чего не надо забывать!

Марья Львовна. Я не требую... невозможного... Но мы живем в стране, где только писатель может быть глашатаем правды, беспристрастным судьею пороков своего народа и борцом за его интересы... Только он может быть таким, и таким должен быть русский писатель...

Басов. Ну, да, конечно... однако...

Марья Львовна (сходит с террасы). Я этого не вижу в вашем друге, не вижу, нет! Чего он хочет? Чего ищет? Где его ненависть? Его любовь? Его правда? Кто он: друг мой? враг? Я этого не понимаю... (Быстро уходит за угол дачи.)

Басов (распутывая удочки). Уважаю я вас, Марья Львовна, за эту... кипучесть... Исчезла?.. Нет, вы скажите мне, чего она горячится? Ведь даже гимназистам известно, что писатель должен быть честен... ну, и там... действовать насчет народа и прочее, а солдат должен быть храбр, адвокат же умен... Так нет, эта неукротимая женщина все-таки долбит зады... Пойдемте, милый доктор, поймаем окуня... Кто это спутал удочки? Черт!

Дудаков. Д-да... много она говорит, по-умному... Очень просто жить ей... Практика у нее есть, потребности небольшие.

Басов. А этот Яшка – шельмец! Вы заметили, как он ловко выскальзывал, когда она припирала его в угол? (Смеется.) Красиво говорит он, когда в ударе! А хоть и красиво, однако после своей первой жены, с которой, кстати сказать, он и жил всего полгода... а потом бросил ее...

Дудаков. То есть разошелся, говорят в этих случаях.

Басов. Ну, скажем, разошелся... а теперь вот, когда она умерла, хочет ее именьишко к своим рукам прибрать. Ловко?

Дудаков. Н-но! Очень неловко. Это лишнее!..

Басов. А он вот находит, что не лишнее... дорогой мой доктор! Идем на реку...

Дудаков. А знаете что?..

Басов. Что именно?

Дудаков (задумчиво, медленно). Вам не странно, то есть вас не удивляет, что мы не опротивели друг другу, а?

Басов (останавливается). Что-о? Вы это серьезно?

Дудаков. Вполне серьезно... Ведь ужасно пустые люди все мы... вам не кажется это?

Басов (идет). Нет, не кажется... Я здоров... Я вообще нормальный человек, извините...

Дудаков. Нет... вы без шуток:

Басов. Шутки? Послушайте... вы, того, доктор... одним словом: врачу, исцелися сам! Кстати, спрошу вас – вы меня в воду не столкнете, а?

Дудаков (серьезно, пожимая плечами). Зачем же?

Басов (идет). А так... вообще... странное у вас... настроение.

Дудаков (угрюмо). Трудно говорить серьезно с вами...

Басов. И не говорите... не надо! А то вы очень уж оригинально понимаете серьезный разговор... Не будем говорить серьезно!

(Басов и Дудаков уходят. Справа выходят Соня и Влас. Из дачи Басова Замыслов, он торопливо бежит к сцене, его встречают шумом. Около него собирается тесная группа, он что-то объясняет.)

Соня. Не верю я в ваши стихи.

Влас. И напрасно... у меня есть талантливые вещицы, например:

Как персик, так и ананас

Природой создан не для нас.

О Влас! Не пяль напрасно глаз

На персик и на ананас!

Соня (смеясь). Зачем вы тратите себя на пустяки? Почему бы вам не попробовать отнестись к себе более серьезно?

Влас (тихо, таинственно). Премудрая София, я пробовал! У меня даже есть стихотворение, написанное по поводу этих проб. (Напевает гнусаво и негромко на мотив "Под вечер осенью ненастной".)

Велик для маленького дела,

Для дела крупного я – мал!

Соня (серьезно). Бросьте это! Ведь я чувствую, вам совсем не хочется дурить... Скажите мне, как бы вы хотели жить?

Влас (с жаром). Хорошо! Очень хорошо хочу я жить!

Соня. Что же вы делаете для этого?

Влас (уныло). Ничего! совершенно ничего не делаю я!

Марья Львовна (из леса). Соня!

Соня. Я – здесь. Ты что?

Марья Львовна. Иди домой... К тебе приехали гости...

Соня. Иду... (Марья Львовна подходит.) Поручаю тебе этого гримасника. Он городит чепуху и требует, чтобы его хорошенько отчитали за это. (Убегает.)

Влас (покорно). Ну, начинайте... Дщерь ваша пиявила меня всю дорогу от станции до сего пункта, но я еще дышу.

Марья Львовна (ласково). Голубчик! Зачем делать из себя шута? Зачем унижать себя... Кому это нужно?

Влас (не глядя на нее). Не нужно, говорите вы... Но – никто не смеется, а я хочу, чтобы смеялись!.. (Вдруг – горячо, просто, искренно.) Тошно мне, Марья Львовна, нелепо мне... Все эти люди... я их не люблю... не уважаю: они жалкие, они маленькие, вроде комаров... Я не могу серьезно говорить с ними... они возбуждают во мне скверное желание кривляться, но кривляться более открыто, чем они... У меня голова засорена каким-то хламом... Мне хочется стонать, ругаться, жаловаться... Я, кажется, начну пить водку, черт побери! Я не могу, не умею жить среди них иначе, чем они живут... и это меня уродует... И я отравлюсь пошлостью. Вот они... Слышите? – идут! Иногда я смотрю на них с ужасом... Уйдемте! Я хочу, так жадно хочу говорить с вами!..

Марья Львовна (берет его под руку). Если бы вы знали, как я рада видеть вас таким...

Влас. Вы не поверите – порой так хочется крикнуть всем что-то злое, резкое, оскорбительное...

(Уходят в лес. Шалимов, Юлия Филипповна и Варвара Михайловна выходят с правой стороны.)

Шалимов. Ай, опять серьезные слова – пощадите! Я устал быть серьезным... Я не хочу философии – сыт. Дайте мне пожить растительной жизнью, укрепить нервы... я хочу гулять, ухаживать за дамами...

Юлия Филипповна. Вы ухаживаете за дамами, не беспокоя своих нервов? Это, должно быть, оригинально... Почему же вы не ухаживаете за мной?

Шалимов. Не премину воспользоваться вашим любезным разрешением...

Юлия Филипповна. Я не разрешаю, а спрашиваю...

Шалимов. Но все-таки я буду смотреть на вопрос ваш как на любезное разрешение.

Юлия Филипповна. Ну, хорошо, оставим это... Отвечайте на мой вопрос... Но – правдиво!

Шалимов. Извольте: я допускаю дружбу с женщиной, но не считаю ее устойчивой... природу не обманешь!

Юлия Филипповна. Иначе – вы допускаете дружбу только как предисловие к любви?

Шалимов. Любовь! Я смотрю на нее серьезно... Когда я люблю женщину, я хочу поднять ее выше над землей... Я хочу украсить ее жизнь всеми цветами чувства и мысли моей...

Замыслов (у сцены). Юлия Филипповна, пожалуйте!

Юлия Филипповна. Иду! Пока до свиданья, господин цветовод! Приведите в порядок вашу оранжерею... (Идет к сцене.)

Шалимов. Немедленно! Какая милая, веселая... Вы что так странно смотрите на меня, Варвара Михайловна?

Варвара Михайловна. К вам удивительно идут ваши усы...

Шалимов (улыбаясь). Да? Благодарю вас. Вам не нравится мой тон? Вы строги... Но – право же, с ней как-то неловко говорить в ином тоне...

Варвара Михайловна. Я, кажется, теряю способность удивляться...

Шалимов. Я понимаю – вам странно видеть меня таким? да? Но ведь нельзя же быть столь крикливо откровенным, как истеричный господин Рюмин. .. О, простите! – это, кажется... ваш... друг?

Варвара Михайловна (отрицательно качает головой). У меня нет друзей...

Шалимов. Я слишком уважаю жизнь своей души для того, чтобы открывать ее пред... каждым любопытным человеком. Пифагорейцы сообщали свои тайны только избранным...

Варвара Михайловна. Вот, ваши усы становятся лишними на вашем лице!

Шалимов. Э! Что усы! Оставим их в покое. Вы знаете пословицу: с волками жить – по-волчьи выть? Это, скажу вам, недурная пословица. Особенно для того, кто выпил до дна горькую чашу одиночества... Вы, должно быть, еще не вполне насладились им... и вам трудно понять человека, который... Впрочем, не смею задерживать вас...

(Кланяется и идет к сцене, где собравшаяся публика молча смотрит, как Замыслов, с книгой в руке, тоже молча крадется по сцене, показывая Семенову, как надо играть. Из дачи поспешно идет Басов с удочками.)

Басов. Варя! Какой клев! Изумительно! Доктор, при всей его неспособности, и то – сразу – бац! Вот какого окуня!.. Дядя – трех... (Оглядывается.) Ты знаешь, сейчас иду сюда, и вдруг – представь себе! Там, около беседки, у сухой сосны, Влас на коленях перед Марьей Львовной! И целует руки!.. Каково? Голубчик мой, скажи ты ему – ведь он же мальчишка! Ведь она ему в матери годится!

Варвара Михайловна (негромко). Сергей, послушай: пожалуйста, молчи об этом... ни слова никому! Ты не понимаешь!.. Ты неверно понял... Я боюсь, ты расскажешь всем... и это будет нехорошо – пойми.

Басов. Что ты волнуешься так? Ну, не надо говорить – и не надо! Но как это глупо, а? И Марья Львовна:

Варвара Михайловна. Дай мне честное слово, что ты забудешь об этом! Дай!

Басов. Честное слово?.. Даю... Черт с ними! Но объясни мне...

Варвара Михайловна. Я ничего не могу объяснить... но я знаю, что это не то, о чем ты думаешь... это – не роман!..

Басов. Ага! М-да! Не роман? Гм! А что же, Варя? Ну, ну, молчу, не волнуйся! Я иду ловить окуней и – ничего не видал! Ах да, постой! Ты знаешь, этот Яшка, – вот скотина, а?

Варвара Михайловна (испуганно). Что такое, Сергей? Что еще?

Басов. Да что ты так... курьезно относишься ко всему? Эта история совсем в другом роде...

Варвара Михайловна (негромко, брезгливо). Послушай... Я ничего не хочу знать... пойми меня! Не хочу, Сергей!

Басов (удивленно, быстро). Да ничего особенного нет, чудачка ты... Что с тобой? Просто он хочет оттягать землю у сестры своей покойной жены, с которой он...

Варвара Михайловна (брезгливо, с болью). Прошу тебя – молчи!.. Прошу тебя! Неужели ты не понимаешь... Не говори, Сергей!

Басов (обиженно). Тебе надо лечить нервы, Варя! Извини, но – странно ты ведешь себя... И даже обидно!.. да!

(Басов быстро уходит. Варвара Михайловна тихо идет к террасе. Около сцены шум, смех.)

Замыслов. Сторож! Где фонарь?

Юлия Филипповна. Господин Сомов! Где моя роль?

Семенов. Семенов, если позволите!

Юлия Филипповна. Пожалуйста!

Замыслов. Внимание, господа! Мы начинаем!

3анавес

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Поляна в лесу. В глубине ее, под деревьями, вокруг ковра, уставленного закусками и бутылками, расположились: Басов, Двоеточие, Шалимов, Суслов, Замыслов; направо от них, в стороне, большой самовар; около него Саша моет посуду, лежит Пустобайка и курит трубку, около него – весла, корзины, железное ведро. На первом плане с левой стороны – разбитая копна сена и большой пень, с корнем вывороченный из земли. На сене сидят: Калерия, Варвара Михайловна и Юлия Филипповна. Басов рассказывает что-то вполголоса, мужчины внимательно слушают его. С правой стороны иногда доносится голос Сони, бренчит балалайка, кто-то играет на гитаре. Вечереет.

Юлия Филипповна. Скучен наш пикник.

Калерия. Как наша жизнь.

Варвара Михайловна. Мужчинам – весело.

Юлия Филипповна. Они много выпили и теперь, вероятно, рассказывают друг другу неприличные анекдоты.

(Пауза. Соня: "Не так... Медленнее!" – Звучит гитара. Двоеточие хохочет.)

Юлия Филипповна. Я тоже выпила... но это меня не веселит; напротив, когда я выпью рюмку крепкого вина, я чувствую себя более серьезной... жить мне – хуже... и хочется сделать что-то безумное.

Калерия (задумчиво). Все – спутано... неясно... и пугает...

Варвара Михайловна. Что пугает?

Калерия. Люди... Ненадежные они все... Никому не веришь...

Варвара Михайловна. Да. Именно ненадежны. Я понимаю тебя.

(Басов с армянским акцентом: "Зачем, душа моя? мне и так очень превосходно". – Общий смех мужчин.)

Калерия. Нет, не понимаешь! И я тебя не понимаю. И никто никого не понимает... не хочет понять... Люди блуждают, как льдины в холодном море севера... сталкиваются друг с другом...

(Двоеточие встает и уходит направо.) Юлия Филипповна (тихо поет). Уже утомившийся день Клонился в багряные воды...

(Когда Варвара Михайловна начинает говорить, Юлия Филипповна перестает петь и пристально смотрит ей в лицо.)

Варвара Михайловна. Жизнь – точно какой-то базар. Все хотят обмануть друг друга: дать меньше, взять больше.

Юлия Филипповна.

Темнеют лазурные своды,

Прозрачная стелется тень.

Калерия. Каковы должны быть люди... что-бы смотреть на них было не так... скучно?

Варвара Михайловна. Честнее они должны быть!.. и смелее...

Калерия. Определеннее они должны быть, Варя! Во всяком случае во всех отношениях определеннее они должны быть.

Юлия Филипповна. Бросьте рассуждать! Это не забавно. Давайте петь...

Варвара Михайловна. Славный дуэт пели вы, Юлия Филипповна.

Юлия Филипповна. Да, хороший... Чистый!.. Я люблю все чистое... вы не верите? Люблю, да... Смотреть люблю на чистое... слушать... (Смеется.)

Калерия. У меня в душе растет какая-то серая злоба... серая, как облако осени... Тяжелое облако злобы давит мне душу, Варя... Я никого не люблю, не хочу любить!.. И умру смешной старой девой.

Варвара Михайловна. Перестань, милая! Так тоскливо...

Юлия Филипповна. Быть замужем – тоже сомнительное удовольствие... На вашем месте я вышла бы замуж за Рюмина... Он немножко кисленький, но...

(Соня: "Подождите! Ну, начинайте! Нет, начинает мандолина". – Дуэт мандолины и гитары.)

Калерия. Он резиновый...

Варвара Михайловна. Почему-то мне вспомнилась одна грустная песенка... Ее, бывало, пели прачки в заведении моей матери... Я тогда была маленькая, училась в гимназии. Помню, придешь домой, прачешная полна серого, удушливого пара... в нем качаются полуодетые женщины и негромко, устало поют:

Ты, родная моя матушка,

Пожалей меня, несчастную,

Тяжело мне у чужих людей,

В злой неволе сердце высохло.

И я плакала, слушая эту песню... (Басов: "Саша! дайте-ка пива... и портвейна...") Хорошо я жила тогда! Эти женщины любили меня... Помню, вечерами, кончив работать, они садились пить чай за большой, чисто вымытый стол... и сажали меня с собою, как равную.

Калерия. Ты скучно говоришь, Варя! Скучно, как Марья Львовна. ..

Юлия Филипповна. Милые мои женщины, плохо мы живем!

Варвара Михайловна (задумчиво). Да, плохо... И не знаем, как надо жить лучше. Моя мать всю жизнь работала... Какая она добрая была... какая веселая! Ее все любили. Она сделала меня образованной... Как она радовалась, когда я кончила гимназию! В то время она уже не могла ходить у нее был ревматизм... Умирала она спокойно... и говорила мне: "Не плачь, Варя, ничего! Мне – пора... пожила, поработала, будет!" В ее жизни было больше смысла, чем в моей. А вот мне – неловко жить... Мне кажется, что я зашла в чужую сторону, к чужим людям и не понимаю их жизни!.. Не понимаю я этой нашей жизни, жизни культурных людей. Она кажется мне непрочной, неустойчивой, поспешно сделанной на время, как делаются на ярмарках балаганы... Эта жизнь – точно лед над живыми волнами реки: он крепок, он блестит, но в нем много грязи... много постыдного... нехорошего... Когда я читаю честные, смелые книги, мне кажется – восходит горячее солнце правды... лед тает, обнажая грязь внутри себя, и волны реки скоро сломают его, раздробят, унесут куда-то...

Калерия (брезгливо, с досадой). Почему ты не бросишь мужа? Это такой пошляк, он тебе совершенно лишний...

(Варвара Михайловна с недоумением смотрит на Калерию.)

Калерия (настойчиво). Брось его и уходи куда-нибудь... учиться иди... влюбись... только уйди!

Варвара Михайловна (встает, с досадой). Как это грубо...

Калерия. Ты можешь: у тебя нет отвращения к грязному, тебе нравятся прачки... ты везде можешь жить...

Юлия Филипповна. Вы очень мило говорите о своем брате...

Калерия (спокойно). Да!.. Хотите, я скажу вам что-нибудь такое же о вашем муже?

Юлия Филипповна (усмехаясь). Скажите! Вероятно, я не обижусь. Я сама часто говорю ему кое-что, от чего он бесится... Он мне платит тем же... Еще недавно он сказал в лицо мне, что я – развратна...

Варвара Михайловна. И вы... Что же вы?

Юлия Филипповна. Я не возражала. Не знаю: не знаю я, что такое разврат, но я очень любопытна. Скверное такое, острое любопытство к мужчине есть у меня. (Варвара Михайловна встает, отходит шага на три в сторону.) Я красива – вот мое несчастие. Уже в шестом классе гимназии учителя смотрели на меня такими глазами, что я чего-то стыдилась и краснела, а им это доставляло удовольствие, и они вкусно улыбались, как обжоры перед гастрономической лавкой.

Калерия (вздрагивая). Брр... Какая гадость!

Юлия Филипповна. Да. Потом меня просвещали замужние подруги... Но больше всех – я обязана мужу. Это он изуродовал мое воображение... он привил мне чувство любопытства к мужчине. (Смеется. От группы мужчин отделяется Шалимов и медленно идет к женщинам.) А я уродую ему жизнь. Есть такая пословица: взявши лычко – отдай ремешок.

Шалимов (подходя). Славная пословица! Несомненно, ее создал щедрый и добрый человек... Варвара Михайловна, не хотите ли пройтись к реке?

Варвара Михайловна. Пожалуй... пойдемте...

Шалимов. Позволите предложить вам руку?

Варвара Михайловна. Нет, спасибо... я не люблю.

Шалимов. Какое у вас грустное лицо. Вы не похожи на вашего брата... он весельчак. Забавный юноша...

(Уходят направо.)

Калерия. Среди нас – нет людей, довольных жизнью. Вот вы... такая всегда веселая, а между тем...

Юлия Филипповна. Вам нравится этот господин? В нем для меня есть что-то нечистое! Должно быть, холодный, как лягушка... Пойдемте и мы к реке.

Калерия (вставая). Пойдемте! все равно.

Юлия Филипповна. Он, должно быть, немножко увлекается ею. А действительно, какая она чужая всем! И так странно-пытливо смотрит на всех... Что она хочет видеть? Я ее люблю... но боюсь... Она – строгая... чистая...

(Уходят. С правой стороны раздаются громкие крики и смех. Кричат: "Лодку! Скорее! Где весла? Весла!" Пустобайка медленно встает и, положив весла на плечо, хочет идти. Суслов и Басов бегут на шум. Замыслов подскакивает к Пустобайке и вырывает у него весло.)

Замыслов. Живее, черт тебя возьми! Слышишь – должно быть, несчастие, а ты... рожа! (Убегает.)

Пустобайка (идет вслед ему и ворчит). Кабы несчастье, небойсь, не так бы завопили...Тоже... герой!.. Поскакал...

(Несколько секунд сцена пуста. Слышны крики: "Не бросайте камнями! Держите! Веслом!" Смех. С левой стороны быстро входят Марья Львовна и Влас, оба взволнованные.)

Марья Львовна (возбужденно, но негромко). Оставьте это, слышите? Я не хочу. Не смейте говорить со мной так! Разве я дала вам право?..

Влас. Я буду говорить! Буду!

Марья Львовна (протягивая руки вперед, как бы желая оттолкнуть Власа). Я требую уважения к себе!

Влас. Я вас люблю... люблю вас! Безумно, всей душой люблю ваше сердце... ваш ум люблю... и эту строгую прядь седых волос... ваши глаза и речь...

Марья Львовна. Молчите! Не смейте!

Влас. Я не могу жить... вы нужны мне, как воздух, как огонь!

Марья Львовна. О боже мой... разве нельзя без этого?.. Нельзя?

Влас (схватив руками свою голову). Вы подняли меня в моих глазах... Я блуждал где-то в сумраке... без дороги и цели... вы научили меня верить в свои силы...

Марья Львовна. Уйдите, не надо мучить меня! Голубчик! Не надо мучить меня!

Влас (на коленях). Вы уже много дали мне – этого еще мало все-таки! Будьте щедры, будьте великодушны! Я хочу верить, хочу знать, что я стою не только внимания вашего, но и любви! Я умоляю вас – не отталкивайте меня!..

Марья Львовна. Нет, это я вас умоляю! Уйдите! Потом... После я отвечу вам... не сейчас... И – встаньте! Встаньте, я вас прошу!

Влас (встает). Поверьте – мне необходима ваша любовь!.. Я так запачкал свое сердце среди всех этих жалких людей... мне нужен огонь, который выжег бы всю грязь и ржавчину моей души!..

Марья Львовна. Имейте хоть немного уважения ко мне!.. Ведь я старуха! Вы это видите! Мне нужно, чтобы вы ушли теперь... Уйдите!

Влас. Хорошо!.. Я ухожу... Но потом, после – вы скажете мне...

Марья Львовна. Да... да... потом... идите!

(Влас быстро идет в лес направо и сталкивается с сестрой.)

Варвара Михайловна. Тише!.. Что с тобой?..

Влас. Это... ты?.. Прости!..

Марья Львовна (протягивая руки навстречу Варваре Михайловне). Дорогая моя! Идите ко мне!..

Варвара Михайловна. Что с вами? Он вас оскорбил?

Марья Львовна. Нет... то есть да... оскорбил?.. я ничего, ничего не понимаю!

Варвара Михайловна. Вы сядьте... Что случилось?

Марья Львовна. Он сказал мне. (Смеется, растерянно глядя в лицо Варваре Михайловне.) Он... сказал мне... что любит меня! А у меня седые волосы... и зубы вставлены... три зуба! О друг мой, я старуха! Разве он не видит этого? Моей дочери восемнадцать лет! Это невозможно!.. Это ненужно!..

Варвара Михайловна (волнуясь). Милая моя! Славная! Вы не волнуйтесь!.. расскажите... вы такая...

Марья Львовна. Я никакая! Как все мы... Я несчастная баба! Помогите мне! Его надо оттолкнуть от меня... Я не могу этого сделать... я – уеду!..

Варвара Михайловна. Я вас понимаю... Вам жалко его... он вам не нравится... Бедный Власик!

Марья Львовна. Ах! Я все лгу вам! Мне не его жалко... Мне себя жалко!..

Варвара Михайловна (быстро). Нет... Почему?

(Соня выходит из леса и стоит несколько секунд за копной. В руках у нее цветы, она хочет осыпать ими мать и Варвару Михайловну. Слышит слова матери, делает движение к ней и, повернувшись, неслышно уходит.)

Марья Львовна. Я его люблю!.. Вам это смешно? Ну, да... я люблю... Волосы седые... а жить хочется! Ведь я – голодная! Я не жила еще... Мое замужество было трехлетней пыткой... Я не любила никогда! И вот теперь... мне стыдно сознаться... я так хочу ласки! нежной, сильной ласки, – я знаю поздно! Поздно! Я прошу вас, родная моя, помогите мне! Убедите его, что он ошибается, не любит!.. Я уже была несчастна... я много страдала... довольно!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю