Текст книги "Собачья работа"

Автор книги: Максим Есаулов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

– Догадываюсь, что не по воздуху. Территориально где?

Максаков чертыхнулся про себя. Чего это вдруг Лютиков стал таким настырным.

– У моста Александра Невского, – соврал он.

– Отлично! Подъедь на Ивашенцева. Там наш водитель следствия в ДТП попал. ГАИ я отправил.

– Хорошо.

Максаков отключился и обернулся к сестре.

– Придется заскочить в одно место.

Она пожала плечами.

– Убили кого-нибудь?

Он покачал головой.

– На сегодня уже хватит. Надеюсь.

Навстречу, ослепляя фарами, летели машины.

17

Припарковался он на Старо-Невском. Не хотелось разворачиваться поперек движения и заезжать на маленькую темную Ивашенцева. Здесь с мраком боролись десятки неоновых огней.

– Я тебя прошу: не уходи никуда.

Скользкий асфальт едва не выскочил из-под ног. Дверь маленького ресторанчика отворилась, и на морозный воздух вывалилась разбитная компания. Молодой парень студенческого облика нес на руках русоволосую девушку к красном расстегнутом пальто. Она болтала ногами и кричала:

– Везите в номера! Я согласна в номера!

Все смеялись. Максаков пересек проспект, свернул налево и увидел стоящую в темноте гаишную машину с зажженными фарами. Рядом приткнулся белый «жигуленок» следственного отдела с помятым крылом. Никаких следов третьей машины. Он постучал в стекло.

– Максаков, ответственный по РУВД.

Худой сержант с лошадиным лицом стремительно вылез из-за руля. Максаков успел заметить молодого водителя следствия на заднем сиденье и пачку «президентов» в руках второго гаишника.

– Все нормально, – сержант козырнул, – разбор на месте.

– На ремонт-то хватит?

Сержант осклабился:

– На три ремонта. Пьяный и без прав.

Он говорил об этом совершенно спокойно, словно с друзьями в баре обсуждал. Максаков подумал о том, что возмутись он – и предложат долю, и это в принципе единственный способ быстро отремонтировать служебную тачку, и что все катится в тартарары, и что у него достаточно своих проблем, чтобы обо всем этом думать.

– Счастливо.

– Пока.

Возле его «копейки» замер милицейский «УАЗик». Максаков автоматически отметил, что он из 179-го отдела, то есть на чужой территории. Ольга с надменным видом принцессы взирала на куривший рядом с машиной экипаж.

– Твоя машина?

Высокий симпатичный брюнет с погонами старшего сержанта шагнул вперед. Его портило легкое косоглазие.

– Моя. А мы знакомы?

– В смысле?

– В смысле «тыканья».

Стоявший за спиной высокого бледный круглолицый крепыш цыкнул сквозь дырку в передних зубах.

– Хамим? Документики.

Максакова обуревала веселая злость. Хамства он не переваривал ни в каком виде.

– Нет документов. Не ношу с собой. Только права.

Оба заулыбались. Сержант подошел вплотную.

– Ну чего ты кипишишься? – почти ласково вполголоса спросил он. – Снял девочку – надо заплатить. Это наша территория. А то в отдел отвезем. До утра в обезьяннике. Штраф. Дома и на работе узнают.

Круглолицый согласно кивал. Ольга продолжала индифферентно смотреть через стекло на проезжающие машины.

– Да вы чего, мужики? – Максаков сделал испуганное лицо. – Это моя сестра.

– Мужики зону топчут, – блеснул знанием блатного фольклора круглолицый. – Не звезди! Таких «сестер» – весь Старо-Невский стоит! Давай стольник, и разбежались.

«В два раза накручивают, – подумал Максаков. – Вот козлы. На Старо-Невском минет от ста до ста пятидесяти, а они еще стольник. Беспредел». Он решил, что пора все расставлять на места, когда в кармане вдруг запищала «моторола». Связь, как будто нарочно, оказалась громкой и хорошей. Пэпээсники тревожно переглянулись.

– Алексеич, ты где? – Голос Игоря гремел на всю округу.

– На Старо-Невском стою.

– Мы закругляемся и едем на базу. Я нашу машину отправлю Володьку отвезти?

– Конечно. Есть чего интересное?

– Так, по мелочи.

По интонации Игоря он понял, что все глухо.

– Тогда отправь и Дударева. Ему по пути.

Голос Игоря поплыл. Станция зашипела.

– Что?

Максаков сделал несколько шагов в сторону, ловя зону приема.

– Не слышу!

– Понял, говорю. Ты скоро?

– Да.

– Можешь привезти чего-нибудь поесть?

– Попытаюсь.

Сзади взревел двигатель. «Уазик» стартанул, как болид «Формулы один».

Максаков усмехнулся, залезая в машину: «Дебилы».

– Твои подчиненные? – Сестра зевнула.

– Вроде того.

По дороге неожиданно привиделось бледное, запрокинутое лицо Одинцова с застывшей обидой в глазах. Его было как-то по-особому жаль. До слез. Максаков подумал, что это из-за комнаты. Слишком сильна в ней была аура любви, радости и счастливого детства. Такого же счастливого, как у него самого. Такого же беззащитного и уязвимого. Ему казалось, что это он сам лежит, закиданный хламом, на подпаленном диване. А ведь кто-то был знакомый…

– Ольга!

– А?

– Малознакомых домой не води.

– Знаю.

– Остальных – тоже осторожно.

– Я осторожно. Что же мне, друзей совсем не приглашать?

– Это было бы идеально, – пробормотал он себе под нос.

Всегда отчаянно хотелось оградить всех близких от того, что он постоянно видел и знал. Это страшное знание не отпускало ни на минуту. Оно росло каждый день и увеличивало тревогу за всех, кого он любил. «Не открывайте двери. Не ходите поздно. Не…»

«Боже! Какой ты зануда!»

Двор родительского дома на Белинского был единственным освещенным. Купленная в складчину автовладельцами фара излучала сноп белого света. Отцовская «тойота» покрылась тоненьким слоем инея. Максаков внимательно осмотрелся и открыл Ольгину дверцу:

– Вылезай.

Ему послышалось, как что-то шевельнулось за железной дверью парадной. Беззвездное небо накрыло колодец двора черной непроницаемой крышкой. Тишина. Вернулось притупившееся в последние полчаса ощущение опасности. Максаков уже привык, что оно всегда слабело, когда нервы уставали от постоянного напряжения, и крепло от малейшего раздражителя. Он подумал, что лучше, конечно, достать ствол, но сестра расскажет маме, и та будет не спать и сходить с ума от волнения.

На лестнице было тепло и тоже горел свет. Он пошел впереди, пытаясь заглядывать сквозь перила на следующий пролет. Непонятное клацанье повторилось. Он расстегнул пальто и, как герой вестерна, откинул полу. Сестра что-то напевала сама себе по-английски. Гудели лампы. Еще пролет. Дымчатый котенок гонял две банки из-под «Невского», постукивая ими о стены. Клац-клац. Бряк-бряк. Струйка пота прочертила висок и сбежала по щеке, вызывая легкий зуд.

– Пуфик! – Олька погладила меховой клубочек. – Сейчас мама тебя покормит.

Она нажала кнопку звонка.

«Как же я услышал его, – подумал Максаков, – через – железную дверь и два этажа? Фантастика. Видно, очень хочется жить».

– Кто там?

– Мы – кошки. Домой идем.

– Привет.

Мама выглядела усталой, но улыбалась.

– Как «Дон-Кихот»?

– Хорошо, только кордебалет – отстой!

Ольга, скинув полушубок и сапоги, направилась на кухню.

– Что за слова? Не хватай печенье! Сейчас будем ужинать! Сынок, проходи! Господи! Уже полдвенадцатого. Самое время для еды.

Максаков, не раздеваясь, сел на стул в прихожей. Навалилась усталость. Безумно захотелось спать. В животе противно посасывала пустота. Он вдруг понял, что после дневной порции китайской бурды ничего не ел.

– Ты плохо выглядишь.

Взгляд у мамы был озабоченный.

– Просто очень устал. Как отец?

Ольга незаметно прошмыгнула к себе в комнату с бутербродом и стаканом минералки.

– Вчера звонил. В Москве операция прошла удачно. Завтра вылетает оперировать в Казань, оттуда домой. Раздевайся и поешь. На тебе лица нет.

– Мне надо ехать. У нас убийство.

Мама укоризненно покачала головой.

– У вас всегда что-нибудь.

– Не без того.

Словно в подтверждение этих слов запищала «моторола».

– Алексеич, мы на базе. Тут надо посоветоваться. Ты скоро?

Стены экранировали, и казалось, что Гималаев на другой планете.

– Еду! – проорал Максаков, не будучи уверенным, что Игорь его услышал.

– Возьми с собой сыр и печенье. – Мама направилась на кухню. – У тебя деньги есть?

– Есть.

– Врешь ведь?

– Нет.

Она вышла с пакетом.

– Я тебе еще рыбы жареной положила. Вот тебе пятьсот рублей. Когда у меня не будет, то ты мне дашь.

Оба знали, что это самообман. Максаков поцеловал ее.

– Спасибо, мамуля.

– Ты там у себя не голодаешь?

– Нет, что ты.

– А то – приезжай. Готовить не надо. Стирать не надо.

Он улыбнулся и обнял ее. Она была маленькой, хрупкой и очень горячей.

– У меня слишком суматошная жизнь.

Она рассмеялась.

– Жизнь изменим! Уйдешь в адвокаты или в мафию. Будешь зарабатывать деньги и жить в свое удовольствие.

Он взял из ее рук пакет.

– В удовольствие я живу сейчас.

Она грустно кивнула.

– Я знаю, но так хочется, чтобы ты пожил, как того заслуживаешь.

Он открыл дверь. Уходить из уютного родительского дома не хотелось.

– Не волнуйся. У меня все хорошо. Я позвоню. Ольга, пока!

На лестнице котенок продолжал возиться с банками.

– И дверь никому не открывайте!

18

Первым по пути работающим магазином оказался тот, в котором он днем покупал сигареты. В зале было пусто. Рыжая продавщица, наклонившись над прилавком, читала журнал. Ее красивая грудь в вырезе маечки представала во всей красе. Максаков кашлянул. Она подняла голову.

– Вы вернулись, чтобы дать мне примерить шляпу?

– Нет, только еды купить.

Она сморщила носик. Веснушки придавали ее широкоскулому лицу дополнительную привлекательность.

– Жаль.

– Мне тоже. Килограмм сосисок, пожалуйста, «столичный» хлеб, кетчуп, две больших бутылки «спрайта», банку кофе и две пачки «Аполлона».

Она ловко упаковала все в мешок.

– Может, хоть на секундочку?

– Не даст он, Юлька. Не проси. – Сашка Ледогоров с чашкой чая в руках появился в дверях подсобки. – Это не шляпа – это символ.

– Здорово, – улыбнулся Максаков.

– Виделись.

– Ой, а вы тоже полицейский? – Юлька взяла деньги и протянула пакет с едой.

– Скорее – шериф. Халтуришь, Сань?

Ледогоров допил чай и достал сигареты.

– Жрать-то надо что-то. – Он улыбнулся и приобнял девушку за талию. – Заодно пытаюсь организовать по-новому свою личную жизнь.

Она шутливо сбросила его руку.

– Не поняла. Что главное, а что «заодно»?

Сашка снова улыбнулся. Как-то по-особому. Очень тепло и ласково. Максаков подумал, что очень давно не видел, как Ледогоров улыбается. И никогда не видел, чтобы так. Он снял шляпу.

– Ну раз такое дело…

– Yes! – Юлька выскочила из-за прилавка.

Максаков понимающе хмыкнул: она была в короткой джинсовой юбке, на длинных стройных ногах – вышитые бисером ковбойские сапожки.

– Буйное помешательство, – кивнул Сашка. – Наверное, в прошлой жизни жила на Диком Западе. Впрочем, как и ты.

Он закурил.

– Пошли подымим на улицу. Но слушай, со шляпой… Я такого не помню.

– Я тоже. Первый раз кому-то даю мерить. Настроение какое-то…

– Какое?

Они вышли на ступеньки.

– Не знаю. Странное. – Максаков глубоко вдохнул колючего холода. – Я чего хотел сказать, кстати. У меня вакансия. Андрей Негодин увольняется. Не желаешь?

Ледогоров выпустил густую струю дыма, мгновенно растаявшую в темноте.

– А Поляк?

– Он хату ждет.

В приоткрытую дверь высунулась Юля.

– Ух, холодина какая! Держите. Спасибо – классная шляпа! Заходите еще.

– Обязательно.

Она исчезла внутри.

– Ты не боишься, что я заколдованный?

– Нет.

– Подумать можно?

– Дня три.

– Договорились.

Максаков открыл машину и бросил продукты на заднее сиденье.

– Помчался. По сто семьдесят шестому мокруха.

– Глухая?

– Пока да.

Где-то наверху, в темноте спящих квартир, вдруг громко запикало радио. «Ленинградское время ноль часов ноль минут». Началась ночь.

19

Без луны и фонарей весь окружающий пейзаж балансировал на грани черного и синего. На стоянке у РУВД стало значительно свободнее. Максаков подогнал машину под окна дежурки. У открытой форточки курил Дергун. Максаков жестами спросил: «Я нужен?» Тот отрицательно покачал головой. На лестнице было тихо. В коридоре 176-го слышалась какая-то возня. Он не стал заходить и поднялся к себе. В кабинете Гималаева Денис, Маринка и Стае пили пустой чай. Сигаретный дым не выветривался, несмотря на открытые для сквозняка дверь и форточку.

– Не задохнитесь. – Максаков бросил Андронову сосиски. – Ваша мать пришла. Пожрать принесла. Плитка у вас в кабинете?

– У нас. – Стае заглянул в мешок. – А кетчуп?

– Ты совсем оборзел, но тебе, как всегда, везет. Есть кетчуп. – Максаков мотнул головой. – Пошли ко мне. Саня Шароградский уехал?

– Скорее, отъехал, – улыбнулся Гималаев, – в кабинете спит.

Максаков отпер дверь, зажег свет и бросил оставшиеся продукты на приставной столик.

– Марин, постели бумагу. Денис, хлеб и сыр нарежь, пожалуйста.

Он включил чайник и вышел. Тусклый свет в коридоре раздражал. За дверью Шарова гундело невыключенное радио. Гималаев в одиночестве допивал свой чай, глядя в черное окно. Теперь сквозняк чувствовался. Максаков поднял воротник пальто, сел напротив, откинулся и закрыл глаза. Спать хотелось нещадно.

– Что у нас плохого?

– А все плохо. – Игорь достал очередную сигарету. – Во-первых, на «УАЗике» коробка передач полетела. Я не знаю, что это такое, но Владимиров говорит – полный абзац. Он встал где-то недалеко от дома Француза. Будет самостоятельно искать буксир.

– Так, – у Максакова не было сил выражать свои эмоции. – Еще что?

– Обход по нулям. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал. Орудий убийств было два. Черепно-мозговая от настольной лампы, а нож не нашли. Судя по ранам – типичная финка. Смерть наступила в районе семнадцати. С матерью поговорить не удалось – увезли по «скорой». Отец приедет послезавтра.

– Друзья, подруги?

– Список есть. Довольно большой. Но не ночью же их дергать.

– Логично. – Максаков почувствовал, что сейчас заснет и, сев ровно, достал сигарету. – Дай огня. Посоветоваться ты о чем хотел?

– На, прикури. – Игорь почесал указательным пальцем переносицу. – Есть одна ситуация. Пока мы ковырялись на квартире, позвонила бабушка. Я грешен – обманул ее. Сказал, что квартиру ограбили и Юра с мамой в больнице. Юна рассказала, что Юра должен был привезти ей сегодня картошку, потом позвонил и сказал, что задержится, так как к нему придет приятель, который служит в десанте и будет ему рассказывать про армию. К слову сказать, парнишка серьезно готовился к службе и всех подробно о ней расспрашивал. Это сосед сообщил. У него сын недавно дембельнулся. Короче, позвонил он, а через десять минут звонит парень и его, Юру, у бабушки спрашивает. Представляется Геной и говорит, что Юра дал ему телефон. Ну бабуля ответила, мол, звоните ему домой, и все. Записную книжку у покойного мы не нашли. Черт его знает, была ли она вообще. Но на обоях запись карандашом «Генка» и телефон. Адресок в Колпине. Пробили по ЦАБу – ранее был прописан с матерью, Ляпидевский Геннадий Антонович, восемьдесят второго года выпуска, но полгода назад…

– Идите есть. Все готово, – заглянула Маринка.

– Идем. – Максаков улыбнулся ей. – Хорошо выглядишь.

– Ага. – Она дунула на выбившийся из прически локон. – Как пугало огородное.

Гималаев дождался, пока она прикроет дверь.

– Полгода назад Ляпидевский выписан в Российскую Армию. Дальше вообще интересно. Я попросил Маринку позвонить в адрес, так мама предложила перезвонить Гене вечером.

– Может, в отпуске? – предположил Максаков.

– Да все может быть, – согласился Гималаев. – В отпуске, комиссован, дезертировал. Только пока этот Гена – наша единственная зацепка. Он должен был прийти к Одинцову. Даже если он ни при чем, то мог кого-то видеть, может что-то знать.

– Не, это – однозначно. – Максаков встал и заходил по кабинету. – Он нам нужен позарез. А поскольку доказуха у нас – только вещи, орудие и возможные следы крови на убийце, то надо торопиться и ехать в Колпино сегодня.

– Вот и посоветовались, – усмехнулся Гималаев. – Я тоже так думаю.

В кабинете Максакова зазвонил городской.

– Денис, ответь! – Он выскочил из кабинета. – Игорь, пошли жрать.

На столе стояли тарелки с дымящимися сосисками, тонко нарезанным сыром, холодной жареной треской, в кружке заваривался свежий чай. Андронов с набитым ртом макал очередную сосиску в кетчуп.

– Рискуете не успеть!

– А ты реже мечи.

Денис протягивал трубку.

– Да?

– Как дежурство? – Голос у Татьяны был нормальным.

– Дурдом. – Он обрадовался. – Ты чего не спишь? Скоро час.

– Стирка, готовка и прочие женские привилегии. Сейчас ложусь. Решила пожелать тебе спокойного дежурства.

– Спасибо. – Он, не в силах утерпеть, дотянулся до Стола и взял кусок сыра. – Извини, что я жую.

– Как обычно, голодный?

– Уже нет. Мы сейчас на задержание выезжаем.

– Пожалуйста, осторожно. – Она явно встревожилась.

– Успокойся. Ты же знаешь – наша работа только в кино опасная..

– Угу. Я-то как раз знаю. Позвони мне утром.

– Обязательно. Так мы сходим куда-нибудь?

– Посмотрим.

Он улыбнулся. Упрямая, как ослик.

– Хорошо. Целую.

– Пока.

Ребята с наслаждением жевали. Не было только Гималаева.

– Игорь-то где? – Андронов налил себе лимонада.

– Рискует остаться без ужина в знак солидарности со мной. – Максаков кинул пальто и шляпу на диван и вышел в коридор. – Старый! Ты где?

Гималаев продолжал курить у себя за столом.

– Ты чего застрял? Надо есть и выезжать. Стращал меня, что все плохо, а вон сколько хорошего нарассказывал!

– Это не все.

Игорь поднял глаза. От его взгляда хорошее настроение Максакова улетучилось. Закололо от тоскливых предчувствий.

– Что еще?

Гималаев протянул ему листок бумаги.

«Ориентировка 274. Красносельским РУВД и 22-м отделом УУР за совершение 15.12.00 убийства в поселке Горелово Васнецова С. М. и Васнецовой О. А. разыскивается Сиплый Лев Александрович… может использовать документы… приметы… вооружен… соблюдать осторожность… контактные телефоны…»

Максаков посмотрел на настенный календарь.

– Позавчера, точнее, уже позапозавчера.

– Это не все. – Гималаев снова достал сигарету из своей бесконечной пачки. – Я созвонился с местными «убойщиками». У них дежурит как раз тот, кто занимается этим делом. Двойной огнестрел. Пистолет наш. Жертвы – книготорговцы из этого греба-ного Северодвинска. Самое обидное, что сегодня оттуда пришел ответ о межгороде. Я у себя на столе нашел. Видно, Паша получил. Их телефон там есть. Он последний. Из тех, кому в Питер звонил Сиплый, в живых не осталось никого. Есть еще звонок в Сор-тавалу…

– Думаешь, теперь он поедет туда?

Денис открыл дверь, хотел что-то сказать, но поняв, что не вовремя, ретировался.

– Миша, – Игорь встал, – Сиплый сматывался второпях и забыл свою сумку со шмотками. Там распечатка с компьютера. В общем – твой адрес на Белинского. И номер машины дописан от руки.

Максаков был готов услышать что-то подобное, и все равно екнуло внутри.

«Белинского. Там мама и сестра. Хорошо, если он посмотрит, что меня нет, и будет искать другие варианты. РУВД, например. А если… Нет. Ему нужен только я. Может, переехать и встретить… Опасно. Можно подставить под огонь близких… Господи, как тяжело прогнозировать самого себя!»

– Не мрачней раньше времени. – Гималаев по-своему истолковал его молчание. – Давай оставаться профессионалами и использовать любую ситуацию. Предлагаю выставить наблюдение за твоим двором. У тебя там есть удобные точки для наблюдения?

– Можно подобрать, – кивнул Максаков.

– В качестве приманки поставим твою машину. Походишь недельку пешком. Он не агент ГРУ – проколется. Давай, приди в себя!

– Да нормально все со мной, нормально. – Максаков постучал костяшкой указательного пальца по дверному косяку. – Просто прикидываю хрен к носу. Неприятно, но справимся.

– Вот-вот…

Оглушительно затрезвонила дежурка. Максаков обернулся на пороге.

– Знаешь, чего только боюсь? Умереть до отпуска.

– Дурак!

Их доля еды была аккуратно сложена на лист бумаги. Маринка убирала со стола. Максаков снова взял трубку из рук Дронова.

– Да?

– Миша, ты со своими мокрухами не забудь отделы проверить. – Это был Дергун. – И хотя бы один вытрезвитель, а то шеф завтра устроит «крик на лужайке».

– Помню. Сейчас ребят в Колпино отвезу и проверю.

– Ты охерел? Какое Колпино? А если проверка из главка? Что мы скажем? Где ответственный?

– Скажете: на территории. Позвоните на «моторолу», и я подлечу.

Дергун помолчал.

– Это по пацану?

– Да.

– Реально поднять?

– Увидим.

– Ладно, лети, если что – я время потяну.

– Не дрейфь! Прорвемся.

Он бросил трубку.

– По коням!

Сыр с сосисками пришлось запихивать в рот на ходу. На улице все скрипело от ветра. Шляпу сорвало с головы, и он едва успел ее подхватить. Удивительно, но исчезло ощущение колющего затылок взгляда из темноты. Словно последние известия расставили все по своим местам и внесли определенность в их с Сиплым отношения. Глаза продолжали слипаться. Не помогал даже выброс адреналина в связи с возможным задержанием Ляпидевского. Длинный Андронов по общему решению занял место на переднем сиденье.

– Да, не «кадиллак» у тебя, Алек-сеич…

Город опустел. Черный и плоский, он растворился в ночи, давя сонные вскрики, всхлипы и стоны обезумевших за день людей. Когда-то Максаков любил город ночью. От него веяло романтикой, приключениями и опасностями. Потом он возненавидел его. Болезненный свет фар, закрывающиеся глаза, тусклые фонари, запах смерти и пересохшие от табака губы. Машина пожирала километры темноты. Стрелка, спидометра нервно дергалась на сотне. Самое главное было – не заснуть.