Текст книги "Хозяин небесных гор"
Автор книги: Максим Зверев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
СПАСИТЕЛЬНЫЙ ЛЁД
Охотник возвращался верхом по заснеженным лугам реки Или. Солнце уже садилось, и он поторапливался, чтобы поспеть домой до темноты. В тугаях кричали фазаны. В соседнем тростнике попискивали синицы. Пронеслось несколько серых сибирских ворон, прилетевших зимовать на юге Казахстана.
Вдруг лошадь остановилась и насторожила уши. Охотник повернулся в седле и увидел крупного кабана. Тот медленно брёл по лугу, опустив длинное рыло к земле, и скрылся в прибрежных тростниках замёрзшего озера.
Охотник переждал немного и поехал дальше. У стога, мимо которого прошёл секач, в снегу была торная тропа. Значит, кабан ходит здесь постоянно.
Стог – удобное место для засады, и на следующий вечер, задолго до наступления сумерек, охотник спрятался в нём около кабаньей тропы. Одноствольное ружьё было заряжено круглой пулей – кабан должен пройти близко и бить можно наверняка.
Ранние сумерки сменила долгая морозная ночь. В чёрном небе высыпали яркие звёзды. Холод пробирал до костей. Охотник крепился, но в конце концов не выдержал и заворочался, громко хрустя сеном. Вероятно, кабан услыхал эту возню и прошёл стороной. Домой пришлось вернуться ни с чем... Однако через несколько дней охотник снова приехал к стогу. На тропе были свежие следы. Значит, секач по-прежнему ходит здесь. Охотник отвёл коня подальше, привязал его к дереву, вернулся к стогу и зарылся в сено. Ветерок тянул от тропы, и кабан не учует его.
Спустя какое-то время послышалось ржание коня. Охотник вспомнил, что не успел покормить его. Вылез из засады и привёл коня к стогу, привязав его с противоположной от тропы стороны. Конь захрупал сеном, охотник же снова взобрался наверх.
Не прошло и десяти минут, как на тропе появился кабан. Огромный, чёрный, с большими белыми клыками, он казался страшным. Лучи солнца у самого горизонта освещали зверя как-то снизу и делали его ещё крупнее.
Лошадь у стога захрапела. Кабан остановился и задвигал мохнатыми ушами, нюхая воздух. Вот он снова двинулся по тропе. Лошадь заволновалась опять. Тогда секач свернул с тропы и скрылся в тростниках. По треску и качанию вершинок легко было понять, что кабан пошёл в обход и на свою тропу выйдет, находясь уже за пределами выстрела.
Времени терять было нельзя! Охотник соскочил на землю и подбежал к тростникам. Кабан перестал трещать: он прислушивался. Человек затаился...
Так прошло несколько минут. Наконец кабан, видно, успокоился и двинулся вперёд. Охотник крался у самой кромки зарослей, но зверя не видел в густом тростнике. Через озеро проходила санная дорога, и если секач не изменит направления, то непременно выйдет на неё.
Так оно и получилось – вскоре закачались вершинки тростников и чёрная туша зверя высунулась из зарослей.
Выстрел щёлкнул сухо и коротко – было слышно, как пуля шлёпнулась о тушу зверя. Кабан громко ухнул, развернулся на выстрел и бросился прямо на охотника по санной дороге. На беду, патрон застрял и перезарядить одностволку не удалось. До стога было далеко, и кабан, клацая клыками, быстро приближался...
Плохо соображая, что делает, охотник схватил ружьё за ствол и замахнулся прикладом. Но в нескольких шагах кабан вдруг повалился на бок – на дороге оказался скользкий лёд. Кабан вскакивал, но тут же ноги его разъезжались, и он опять падал.
Охотник бросился к стогу, с ходу взлетел на него, как петух на насест. Лошадь храпела и билась. Со стога было видно, как секач медленно выбрался в тростник и скрылся. Отдышавшись и придя в себя, охотник выбросил наконец из затвора патрон, зарядил другой, слез со стога и с ружьём наперевес двинулся вслед за кабаном. Однако странно – секача не было слышно в тростнике. Может, он затаился? Вдруг охотник увидел тушу, распростёртую в зарослях. Кабан был мёртв. Значит, первая пуля не прошла мимо и сделала своё дело. Однако неизвестно, что могло бы произойти, если бы не спасительный лёд...
В КАМЕННОЙ ЛОВУШКЕ
Декабрьская оттепель сменилась внезапным морозом. Густой туман окутал ущелья. Склоны у подножия хребта Турайгыра мрачно нависли над равниной, как крепостная стена.
Охотник Петренко поднимался вверх по крутому ущелью. Сто метров, а дальше ни зги не видать от тумана. С каждым шагом подъём становился всё круче и круче. Петренко расстегнул куртку и понёс шапку в руках. Поворот ущелья, остановка, ружьё в руки, осторожный взгляд за угол: не видны ли горные козлы?
И вот она, удача: два красавца рогача за поворотом стояли на дне ущелья и смотрели на него, подняв головы. До них не более полусотни шагов. Охотник выстрелил, и в тот же миг козлы исчезли в тумане. Только шорох камешков ещё слышался из бокового узкого ущелья.
Охотник подбежал к месту, где стояли козлы. Крови не было. Не мог же он промахнуться на таком расстоянии! Если один из них ранен, то он далеко не уйдёт. И Петренко пошёл по следам в боковое ущелье. Оно оказалось крутым – пришлось взбираться на четвереньках.
Ущелье перегородила отвесная скала. Её, пожалуй, не обойдёшь, но сверху послышался шорох козлов, и откуда только силы взялись – исцарапав в кровь руки, Петренко взобрался на уступ.
Но козлы успели подняться ещё выше. А вскоре новая стена встала на пути. Она была значительно выше первой. Петренко постоял, размышляя: не спуститься ли вниз? Но над верхним краем стены метнулись две тени, и азарт сделал своё – Петренко снова полез вверх.
На середине подъёма оказалась крошечная площадка. Петренко остановился передохнуть и огляделся. Вверху и внизу скала исчезала в тумане, и он стоял словно бы в середине облака, отрезанный от мира. Мелькнула тревожная мысль: а как же спускаться? Ведь подниматься всегда легче. Не вернуться ли, пока не поздно? Но козлы где-то близко над головой. Опасения забыты, и вот охотник снова карабкается вверх...
Поднявшись на скалу, Петренко долго не мог прийти в себя. Сердце бешено стучало, руки и ноги тряслись от напряжения, рубашка стала мокрой от пота. А чуть впереди третья скала на пути. Она оказалась непроходимой. Совершенно отвесная, без единого уступа, отполированная ветрами до блеска, она грозно перегородила узкое ущелье, и Петренко сдался. Ругая козлов на чём свет стоит, он решил спускаться. Вот она, вторая стена. Она круто обрывается вниз, растворяясь в тумане. Нечего и думать спускаться здесь – сорвёшься и полетишь как камень. Долго ходил охотник по краю уступа вправо и влево, пока окончательно не стало ясно – спуститься негде. И ещё этот проклятый туман – чувствуешь себя, как слепой.
Неприятный холодок пробежал по спине. Стали мёрзнуть руки. В душу закралось сомнение: а удастся ли выбраться из этой ловушки? Околеешь, и никто тебя не найдёт...
Ещё и ещё раз Петренко прошёлся по краю отвесной стены. Сгоряча он не приметил места, откуда взобрался сюда, и теперь спускаться наугад было равносильно самоубийству.
Холод пробирал до костей; как назло, в ущелье не росло ни кустика, чтобы развести костёр. Мокрый от тумана, Петренко сел на камень, чувствуя, как им овладевает безразличие и вялость...
Однако что это у него с глазами? Уж не снится ли ему? Петренко вскочил и протёр глаза – перед глазами словно раздвинулась пелена. Да, туман сделался реже! Вот уже площадка под стеной. Надежда вернула силы. Вялости как не бывало. Редея, туман поплыл вверх, снизу же потянуло тёплым ветерком. Однако и теперь, когда уже ясно виднелось подножие скалы, спускаться было невозможно. Как это он всё-таки умудрился подняться сюда?!
Далеко в долине виднелся посёлок. От труб поднимались едва заметные дымки. В одном из домиков ждут его, и нетерпение овладело охотником...
Можно было спуститься по боковому обледенелому склону, ухватившись за куст барбариса, а там ровная площадка и спуск в соседнее ущелье, совсем не крутое. Петренко ещё раз тщательно осмотрел отвесные стены ущелья. Без тумана всё теперь было хорошо видно.
– Ну, с богом!..
Он разбежался, заскользил по склону, упал на бок, растопырил руки и в отчаянном рывке схватился за куст. Колючий куст затрещал, раздирая руки в кровь. Петренко не чувствовал боли – извиваясь на льду, напрягая все силы, он подтянулся и перевалился на площадку. Он долго лежал без движения, а перед закрытыми глазами, словно гигантская карусель, крутились скалы, кусты и клочья тумана...
ВОЛЧОК ИЗ БЕТПАК-ДАЛЫ
Кругом на сотни километров безлюдная пустыня Бетпак-Дала. Глинистая почва только кое-где покрыта сизоватой полынкой. Редкие кустики тамариска с нежно-розовыми цветущими веточками далеко видны среди безбрежной равнины. В понижениях белеет соль и похрустывают красноватые сочные солянки, немного похожие на северные хвощи.
Кажется, что никто не может жить в безводной пустыне.
Не журчат здесь ручьи, но их заменяют жаворонки. Они весело распевают в воздухе, за сотни километров от воды. Этим птичкам достаточно влаги в их пище – насекомых. Крупные дрофы-красотки так же не пьют, как и саксаульные сойки, черепахи, тушканчики и многие другие обитатели пустыни.
Вдали кто-то свистнул. Вот свист ближе, ещё ближе, и теперь видно, как перед своими норками встают колышками зверьки, похожие на сусликов. Это песчанки. Они волнуются и пищат не случайно – мимо них крупной рысью бежит с тремя песчанками в пасти облезлая, худая волчица с набухшими сосками.
Громко предупреждая друг друга об опасности, песчанки ныряют под землю перед самым носом волчицы и опять осторожно выглядывают из норок, когда она пробегает дальше. Так они передают сигнал тревоги от одного поселения песчанок до другого. Волчица не может застигнуть зверьков врасплох.
Но вот она скрылась из виду, и опять всё кругом кажется безжизненным. Только стремительные пустынные ящерицы перебегают иногда от одной пустой норки до другой, прячась в спасительной тени, да крупные жуки-чернотелки не спеша проползают по своим делам, далеко выделяясь на сером фоне чёрными сросшимися надкрыльями, которым никогда не суждено раскрыться: у них нет крыльев, а жёсткие надкрылья – это их броня, предохраняющая от испарения.
Песчанки опять тревожно запищали: вдали снова показалась волчица. Ровной быстрой рысцой она пробежала мимо, не обращая внимания на зверьков, и скрылась за небольшими буграми. Конечно, у неё где-то далеко есть волчата, это для них она ловит и носит песчанок.
За далёкими буграми волчица перешла на шаг и поползла. Но и здесь песчанки заметили её и тревожно запищали. Тогда волчица притаилась за куртинкой полыни.
Прошло немало времени, пока песчанки успокоились и стали отбегать от норок всё дальше и дальше. Нежные кончики ветвей саксаула около затаившейся волчицы привлекли двух песчанок. Вдруг лёгкий шорох – и зверь серой тенью метнулся на песчанок, отрезав им дорогу к норкам. Лязг зубов – и с двумя зверьками в пасти волчица потрусила опять по равнине, а за ней снова писк песчанок.
Из-под корявого поваленного ствола саксаула навстречу волчице с радостным визгом выскочило пять волчат. В пустыне волки не всегда роют норы – здесь нет дождей и нет врагов, от которых волчатам надо прятаться, а небольшая ямка-логово возле песчаного бархана служит волкам прекрасным жильём.
Ещё громче «приветствовали» волчицу песчанки – их здесь было множество. Но волчица убегала за добычей подальше, оставляя для подрастающих волчат нетронутыми богатые охотничьи угодья.
До позднего вечера волчица носила песчанок своим щенятам.
Короткие южные сумерки сменила тёмная ночь. На чёрном небе высыпали звёзды. Песчанки попрятались до утра в норы.
Улеглась и волчица около своих волчат. Всё семейство серых разбойников уснуло в логове. Тихо взвизгивают и чмокают волчата во сне, да время от времени старая волчица приподнимает голову с насторожёнными ушами и жадно нюхает воздух. В безлюдной пустыне волки ведут дневной образ жизни.
Едва скрылось солнце, как пустынные тушканчики стали головками выталкивать из норок песчаные пробки. Зверьки появлялись в сумерки там, где днём, казалось, не было ни малейших признаков жизни.
Выскочив из норки, тушканчики мгновенно исчезают, как бы растворяясь в густых сумерках позднего вечера, только цепочки следов утром могут рассказать о таинственной ночной жизни этих крошечных песчаных эльфов. Лишь когда полная луна заливает пустыню сказочным голубоватым светом, можно видеть стремительные игры тушканчиков. Они гоняются друг за другом, мелькая белыми кончиками длинных хвостиков, неожиданно бросаются в стороны, перепрыгивают друг через друга, кружатся, и всё это в мёртвой тишине, без малейшего шороха, как привидения, – настолько легки эти удивительные создания. Под утро тушканчики искусно затворяют изнутри «двери» в свои норки песком и весь день будут спать, свернувшись клубочком, в гнезде прохладного подземелья.
Посапывая и громко хрустя пойманными жуками-чернотелками, торопливо бегают по ночам колючие ёжики. Им некого здесь бояться. Даже пустынные сычи не нападают на них, предпочитая ловить беззащитных тушканчиков.
Волчата растут не по дням, а по часам. С каждым днём старой волчице всё труднее прокормить маленькими песчанками своё ненасытное потомство. Волчата ещё долго беспомощны, хотя уже и гоняются с азартом за песчанками, правда без толку. Немало ещё пройдёт времени, пока волчата научатся незаметно подкрадываться к ним или терпеливо караулить их около нор, как это делает старая волчица.
Зоологическая экспедиция раскинула лагерь около родника, недалеко от волчьего бархана. Чудесный весенний вечер уже сменялся ночными сумерками. Закончив ставить палатки, зажгли первый костёр на новом месте. Заря быстро гасла. С каждой минутой делалось холодней. Пение жаворонков и посвистывание песчанок смолкли. Но в тёмном небе, казалось под самыми звёздами, всё чаще и громче раздавались знакомые голоса диких уток и куликов. Заканчивался их массовый весенний пролёт. Птичьи стаи пересекали пустыню точно на северо-восток. По их крикам можно было ночью определить страны света.
Утром два студента-зоолога отправились в первую экскурсию. Всюду саксаульники были сильно повреждены песчанками. Эти пустынные грызуны объели кончики ветвей саксаула на большой площади. Местами саксаульники обратились в сухие, мёртвые заросли.
– Смотри, волк! – показал один из студентов в сторону большого бархана.
И в самом деле, худая крупная волчица выскочила из-за бархана навстречу людям. Это было неожиданно для неё и для них. Со всего разбега она остановилась, взрыв песок и сразу бросилась в сторону. Как бы спохватившись, волчица вдруг захромала на одну из задних ног, а затем и на переднюю. Так, ковыляя и непрерывно оглядываясь на людей волчица медленно скрылась в зарослях саксаула.
– Вот досада – не взяли ружья! – воскликнул студент.
– Это она от волчат отводит, хромой притворяется! – ответил другой. – Место для логова самое подходящее родник рядом и масса песчанок. Идём её следом, откуда она пришла.
Следы на песке легко привели людей к бархану с волчьим логовом у подножия.
Услышав шаги, волчата радостно махая хвостикам! и скуля, выскочили навстречу людям. Но чужой запах мгновенно вздыбил шерсть на загривках, а по белому оскалу крошечных, ещё молочных зубов было видно, что малютки готовы постоять за себя. Только один волчонок вилял хвостиком и не скалился.
Волчата были настолько ещё безопасны, что студенты одного за другим спокойно брали их за шиворот и совали в рюкзак...
В лагере волчат поместили в пустой фанерный ящик. Они забились в угол и сверкали оттуда зубами. Но убитых песчанок и разведённый молочный порошок в чашке съедали с дракой, как только их оставляли одних.
Совсем иначе себя вёл один из них. Стоило подойти к ящику, как он вставал на задние лапки, скрёб стенку, скулил и отчаянно вилял хвостиком. Невероятно, но он просился на руки к людям! Это было настолько удивительно, что все едва дождались возвращения в лагерь начальника экспедиции. Он был опытный зоолог, и к нему наперебой полетели вопросы молодёжи.
– Я знаю несколько таких случаев, – сказал зоолог, беря в руки волчонка. – Один из семи молодых хорьков, выкопанных из норы около Новосибирска, тоже оказался совершенно ручным, а его братья и сестры были невероятно дики и злы. Этот хорёк жил у меня на квартире вместо кошки два года и был очень забавен. Молодая куница в Заилийском Алатау спустилась из горных ельников, зашла на кордон «Правый Талгар» к моему знакомому леснику Бурову и стала просить подачку со стола. Семья Бурова в это время ужинала. Эта ручная куница несколько лет потом жила в Алма-атинском зоопарке. Я очевидец этих случаев. Но объяснить эти факты зоопсихология пока не может...
Волчонок бегал из палатки в палатку, ко всем ласкался и раздулся шариком от подачек, которые ему давали. Ни разу он даже не подошёл к ящику, где сидели его братья и сёстры.
Наступил вечер. После ужина все разошлись по палаткам и, лёжа, молча слушали голоса перелётных птиц в тёмном небе, расцвеченном звёздами. Чем становилось темней, тем всё громче скулили и скреблись волчата в фанерном ящике, не давая никому уснуть.
– Отнесите ящик с этими чертенятами подальше от палаток! – раздался, наконец, раздражённый голос начальника экспедиции из глубины спального мешка, куда он забрался с головой, спасаясь от шума.
В это время удивительный волчонок мирно спал в одной из палаток, вздрагивая во сне, повизгивая и подёргивая лапками.
Утром все проснулись раньше обычного от громкого возгласа шофёра:
– Товарищи, волчат в ящике нет!
Около ящика крупные волчьи следы были хорошо заметны. Ясно, что волчица ночью перетаскала куда-то волчат.
По следам волчицы бросилось несколько человек, на бегу заряжая ружья.
Более километра следы были хорошо заметны на песке. Ровная цепочка ямок бесконечным пунктиром уходила вдаль по прямому направлению от лагеря. Тут же рядом песок был взрыт через метровые промежутки – это волчица прыжками возвращалась к лагерю за следующим щенком.
Но вот следы зверя вышли на гладкий, твёрдый такыр [1]1
Такыр – ровная затвердевшая почва в пустыне на том месте, где весной была снеговая вода.
[Закрыть]. На нём не осталось не только следов волчицы, но и следов автомашины, которая накануне прошла здесь. Такыр тянулся далеко, от него в сторону отходили другие такыры.
Волчица искусно использовала твёрдую, как асфальт, поверхность такыра: погоня вернулась в лагерь ни с чем! Навстречу людям, виляя хвостиком, бросился волчонок, словно радуясь их неудаче.
Никто не догадался, что старая волчица перетащила волчат в первую ночь совсем недалеко от лагеря. Пробежав по такыру несколько сот метров с волчонком в зубах, она круто свернула в сторону и через километр сунула своего щенка под куст тамариска на крошечном песчаном островке среди такыра. Сердито зарычав, она заставила волчонка притаиться, а сама во весь дух кинулась обратно к лагерю за следующим.
Волки не способны считать. Волчица перенесла четырёх, в ящике их больше не оставалось, и это было для неё достаточно, чтобы успокоиться.
На следующую ночь волчица перетащила волчат ещё дальше от лагеря. Она устроила для них логово, расширив и углубив один из выходов старой лисьей норы. Напуганные и замученные перебросками, волчата первое время на «новоселье» были вялыми и тихими. Но скоро оживились. У входа в нору начались безудержные игры и возня.
Песчанок кругом здесь было много. Но волчата быстро росли, и, как волчица ни старалась, из-за каждой песчанки стали возникать драки голодных волчат. Пищи не стало хватать.
Волчья семья в пустыне живёт строго по «графику»: не стало хватать песчанок и меню волчьего обеда изменилось – на смену песчанкам пришли новорождённые джейранята. Всюду начался окот самок джейрана, и волчица переключилась на новую добычу.
Вот она бежит против ветра всё дальше и дальше от своего логова. То и дело она увлажняет нос языком: это помогает ей держать направление точно против ветра.
Чутьё задолго предупреждает волчицу: впереди, где-то за кустами тамариска, пасётся джейран. Волчица неслышно крадётся, припадая к земле. Но осторожное животное вовремя замечает врага. Лёгкими прыжками изящная газель понеслась в сторону. Громко простучали её копытца по сухой земле. Волчица бросилась за ней. Какая бессмыслица! Разве может волк-тихоход догнать джейрана? Легконогое животное скачет всего вполсилы, а волчица готова выскочить из шкуры. Высунув язык, она упорно гонится за недосягаемым. Вскоре бока волчицы стали раздуваться, как кузнечные мехи. Мчаться в полуденную жару, да ещё по сыпуче глубокому песку для неё нелёгкое дело.
Самка джейрана скачет по огромному кругу, в котором лежат джейранята. Испуганный топот матери – сигнал опасности, и они послушно распластались на земле, вытянули шеи и даже полузакрыли свои большие чёрные глаза.
Вот уже третий круг делает самка джейрана с волком позади. Если бы она бежала прямо, то уже далеко увела бы врага, а затем могла легко оставить его позади и скрыться, припустив изо всех сил. Но самка всё кружит и кружит, рискуя в любую минуту навести волчицу на джейранят. В конце концов этим и кончается беспроигрышная игра для волчицы. До неё долетает по ветерку запах джейраненка. Зверь бросился туда, рванул зубами, и всё кончено. Джейраненок спал так крепко, что ничего не слышал. Его сон сразу сменился смертью. У самки джейрана остался теперь только один джейраненок, и то лишь потому, что они притаились порознь и одного из них волчица не заметила.
Долго лежала волчица около своей жертвы, слизывая кровь, пока её дыхание не пришло в норму, а затем поволокла джейраненка к своему логову.
Время идёт, волчата быстро растут. Им уже не хватает и джейраненка, чтобы насытиться, а о песчанках и говорить не приходится. Всё дальше убегает волчица за джейранятами, да и они подросли, и многие из них легко убегают от волчицы.
Но на смену джейранятам подходят тысячные стада сайгаков. Они идут с зимовок в песках Муюн-Кумов и с берегов реки Чу к далёким северным степям Сары-Арка. Вместе со взрослыми бегут весёлые маленькие сайгачата.
Теперь, когда подошли стада сайгаков, волчья семья сыта по горло. Волчица забегает вперёд табунков сайгаков и затаивается. Животные, ничего не подозревая, идут вперёд к северу, мелко семеня тонкими ножками и на ходу срывая траву. Горбоносые, несуразные на вид, они стремительны, как ураган, и могут мчаться со скоростью восьмидесяти километров в час – быстрее не только всех наших зверей, но даже и многих птиц. Быстрота бега помогла сайгакам перешагнуть через тысячелетия и сохраниться до наших дней со времён мамонтов.
Но это, однако, не спасает сайгака от волчицы, когда она вскакивает в нескольких шагах от него из-за кустика боялыча. Внезапный ужас охватывает животное, и оно несколько мгновений беспомощно топчется на месте – этого вполне достаточно для волчицы... Так и мы иногда, неожиданно увидав под ногами мышь или змею, даже раздавленных, непроизвольно топчемся на месте и машем руками.
Настало время вместе с сайгаками уходить к северу и волчьей семье. Волчата уже настолько подросли, что могут покинуть своё логово и сделаться «пастухами» сайгачных стад.
* * *
Две недели лагерь экспедиции находился около родника.
Маленького зверёныша назвали Волчком. Он всюду следовал за людьми во время работы в пустыне. Щенок то и дело бросался на песчанок, но получал только струйку песка в жадно открытую пасть от задних лапок зверька, когда тот исчезал в норе. Приходилось ловить песчанок и давать волчонку. Больше двух песчанок он не мог съесть и, раздувшись, устало плёлся за людьми, сразу утратив ко всему интерес. Стоило остановиться – и Волчок тут же валился на песок и засыпал. Нужно было его будить, прежде чем идти дальше.
Иногда над уснувшим волчонком потешались: люди ложились за куст тамариска и бросали в Волчка фуражкой. Щенок просыпался, зевал и медленно поворачивал лобастую голову вправо, но там никого не было. Энергично голова поворачивалась влево – и там никого нет! Тогда он быстро вскакивал, поджимал хвост, озирался, приседая на задние лапы, и вдруг с жалобным визгом принимался носиться взад и вперёд – он искал людей. А когда находил, неподдельный щенячий восторг невольно вызывал смех.
Устроить запруду на роднике было нетрудно. Члены экспедиции каждый вечер стали купаться. Волчок тоже послушно лез в воду за людьми, когда его звали. Плавал по-щенячьи, хлюпая передними лапами.
Хлеб Волчок ел, смешно гримасничая, долго жуя и кроша на мелкие кусочки. А сырое мясо торопливо и жадно глотал большими кусками, почти не жуя.
Большеголовый, с толстыми непослушными лапами и голубоватыми глазками, Волчок сделался любимцем всех участников экспедиции.
Работы около родника закончились. Однажды утром палатки были убраны, и всё имущество экспедиции погрузили на машину. Последний осмотр места лагеря – и начальник экспедиции сел в кабину вместе с шофёром.
– Поехали!
Машина вздрогнула, качнулась и плавно двинулась вперёд, набирая скорость.
Волчок послушно сидел на коленях начальника экспедиции. Он присмирел и собрался в упругий комочек. Насторожив ушки, тревожно смотрел вдаль, чуть слышно иногда повизгивая.
А навстречу летели родные просторы пустыни. С ветерком машина проносилась по «асфальту» такыров и с рёвом всползала на песчаные гребни. Всё чаще стали встречаться щебнистые участки почвы. И к вечеру пески и барханы низовий реки Чу сменили бескрайние просторы, покрытые сизоватой полынкой и щебнем.
Начальник экспедиции с интересом следил за волчонком. Хвостик его был засунут между задних лапок и словно прилип к животу. Временами волчонок вздрагивал и как-то по-особенному взвизгивал, словно хныкал. Казалось, крошечное животное понимало, что покидает свою родину. Впрочем, вечером на ночлеге Волчок как ни в чём не бывало резвился около костра в незнакомой чужой местности.
К городской жизни волчонок привык быстро. Держали его на цепочке в саду. Вечером после работы с ним ходили гулять. Только первые дни волчонок поджимал хвост и жался к ногам, когда встречал пешеходов. А потом не стал обращать внимания ни на людей, ни на машины. Но если ветер начинал гудеть проводами, волчонку становилось страшно.
Собаки при встрече поджимали хвосты, дыбили шерсть на загривках и перебегали на другую сторону улицы с каким-то не то виноватым, не то обиженным видом. Все они выросли в городе и никогда не встречались с волками, но запах зверя воскрешал в них безотчётный страх перед волками, унаследованный от далёких предков, живших около человека тысячи лет.
Волчок быстро рос и мужал. К осени он сделался красивым, стройным молодым волком с пышной шерстью, но был всегда ласков и весел.
Соседский щенок Лори подружился с волчонком. Оба длинных висячих уха Лори были как бы приспособлены для того, чтобы Волчок мог трепать их, и они всегда были мокрыми после возни двух щенят. Они играли друг с другом до полного изнеможения и тут же валились и засыпали непробудным сном.
«Деликатность» Волчка удивляла всех. Лори бесцеремонно вырывал лучшие куски прямо изо рта волчонка, хотя и был слабее и меньше ростом.
Жил Волчок на цепи около конуры, но относился к этому собачьему домику с полным пренебрежением и ни разу туда не залез. Даже во время осенних дождей он предпочитал спать под открытым небом, свернувшись кольцом и подостлав под себя пушистый хвост.
Наступила зима. Лобастая голова Волчка с пушистыми бакенбардами, полукруглые уши и опущенный хвост издалека отличали его от собак. Но странное дело: он продолжал оставаться ручным и ласковым не только с людьми, которых хорошо знал, но и каждому незнакомому человеку приветливо махал хвостом.
Во время прогулок по улицам Волчок вызывал споры у встречных прохожих. Внешний вид Волчка ясно говорил, что на цепочке по тротуару ведут волка. Но его поведение и добрый взгляд светло-карих глаз вызывали сомнение, и воникал спор. Заканчивался он одним и тем же вопросом:
– Скажите, пожалуйста, это волк или собака?
– Волк.
Встречные шарахались в сторону.
Наступила весна. Пора было ехать в экспедицию, на этот раз на Дальний Восток. Взять с собой Волчка было невозможно. Его отдали на звероферму серебристо-чёрных лисиц. Там он просидел на цепи всё лето.
Надо было видеть не только восторг, а прямо-таки дикую радость Волчка, когда за ним приехали осенью хозяева! Он прыгал, визжал, лизался, стараясь попасть горячим языком прямо в лицо, и бешено носился по двору, гремя цепью.
Наступила вторая зима. Волчок оставался прежним – ласковым и кротким зверем. Только сделался более уравновешенным и «солидным». Он так величественно и красиво ложился на диван, когда его заводили в квартиру, что рука невольно тянулась к фотоаппарату.
Характер Волчка оставался по-прежнему миролюбивым.
Ничего не стоило научить его возить санки. Он вёз их с азартом за город во время зимних воскресных экскурсий вместе с вязанкой лыж и рюкзаков. Это вызывало нестерпимую зависть у встречных мальчишек.
За ремень от его хомутика держались двое лыжников, и он вёз их во весь дух, свесив язык и распугивая встречных спортсменов. На одну из зимних экскурсий взяли в лес приятеля Волчка Лори. В бору их спустили со сворок. В течение двух часов Волчок ни на шаг не отставал от собаки. Куда бы ни побежал сеттер, волк следовал за ним как тень. Всю зиму после этого Волчка отвязывали в лесу, и он никуда не убегал от людей.
Крупный двухгодовалый волк среди заснеженного бора был хорошим объектом для натурных съёмок фотографов-любителей.
Однажды на крутом повороте лесной просеки Волчок в упор наткнулся на корову – её гнала к речке на водопой дочка лесника. Никто не успел опомниться, как Волчок, взрыв снег лапами, бросился прямо под ноги своим хозяевам, поджав хвост и подняв шерсть на загривке. Он испугался никогда не виданного животного.
Во вторую свою зиму Волчок приоделся, как настоящий франт. Длинная пушистая шерсть на щеках напоминала баки господина прошлого века. Подбородок и кончик длинного хвоста были чёрными. На спине выделялось тёмное пятно. Хвост никогда не поднимался выше спины, но движения его были как у собаки: при испуге он поджимал его, при радости размахивал вправо-влево, а когда обнюхивал незнакомый предмет, приседал немного на зад, прижимая уши, а кончиком приопущенного хвоста быстро махал вправо и влево.
Благодарил за ласку Волчок по-своему. Он легонько чесал зубами руку или ногу человека – «искал блох», или валился на спину, поднимая лапы, и принимал позу полной беззащитности; а если в это время ему чесали живот, то он мог лежать так сколько угодно.
Несколько раз Волчок отрывался и вместе с цепью убегал за ворота. Но соседи легко подзывали его и приводили обратно. К концу зимы не только соседи по улице, но и в соседних кварталах знали, где живёт совершенно ручной волк.
Как сторож двора Волчок никуда не годился – он ласкался к каждому человеку.
