Текст книги "Краденые души (СИ)"

Автор книги: Максим Далин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

– Вы возьмёте меня с собой, государь? – спросил Эвр. – Я хочу быть с вами во время последней битвы. Я хочу вспомнить, что когда-то был воином.

– Я отправляюсь умирать, – сказал Ульхард.

– И я отправляюсь умирать с вами, – кивнул Эвр. – Может, перед смертью я успею спеть о вас, государь.

– Возьмите и меня, – сказала Эвра. – Я люблю вас, государь, и не претендую ни на что, кроме смерти. Я хочу петь вместе с братом о лунном зеркале озера, о синих звёздах над ним и о свободе лесных жителей, которая когда-то была жива. Может, я успею перед смертью всадить в тварь стрелу.

Ульхард обнял фей за плечи.

– Хорошо, – сказал он. – Я чувствую в вас силу и вижу, что вы мне сродни. Мы отправимся вместе.

Они спустились по лестнице, освещённой факельным светом. У крепостных ворот били копытами каменные плиты лошади-призраки. Десять серых воинов держали своих коней за узду; среди них был Дилан. Свита Ульхарда сбилась в тесную толпу. Старый Сандик спросил:

– Мой государь, что нам делать, если вы не вернётесь?

– Жить, – сказал Ульхард. – У Закатного Края нет наследников трона, но они найдутся, если наша земля уцелеет. Пусть Оракул назовёт достойнейшего. Больше я ничего не могу подсказать. Ты, Сандик, отвечаешь за Вечерний Дом, а Дилан остаётся защищать детей.

Серый воин склонил голову. Ульхард взял у него поводья призрачного коня. Ворота открыли.

Король, феи и девять серых бойцов верхом на туманных тенях вылетели в ночь.

Восточный тракт бледно освещала луна. Тени деревьев лежали на нём, скорченные, как руки сгоревших заживо. Ветер нёс запах огня.

Тёмная земля летела под копыта. Луна летела за конями. Деревья вдоль дороги слились в сплошные полосы. Поля неслись навстречу. Ночь расступалась перед всадниками, как холодная вода. Ей не было конца.

Ульхард не знал, сколько времени прошло в этой бешеной скачке. Ночь не кончалась. Лес сменялся деревушками без огней – и снова лесом. Призрачные лошади не знали усталости, но всадники смертельно устали. Им хотелось дать себе хоть небольшую передышку – но ночь всё длилась, и казалось, что можно будет остановиться только с рассветом.

Лунный свет обрисовал впереди тонкий контур замка на высоком холме. Луна сияла между его башен – и их очертания, похожие на лезвия мечей, воткнутые в небеса, знакомые, как линии на собственной ладони, вызвали у Ульхарда стон отчаяния.

Феи придержали коней.

Впереди возвышался Вечерний Дом.

Дорога, ведущая на восток, сделала невозможную петлю, несуществующий крюк. Восток стал западом, путь – обманом. Злобные силы не выпускали Ульхарда из Вечернего Дома. Он должен был дожидаться Белого Рыцаря именно здесь.

Ульхард спешился, сел на землю, подёрнутую изморозью, и обхватил голову руками. От тоски и бессильной ярости у него снова разболелась голова. Весь порядок вещей лгал, всё вокруг, даже дорога и луна, подыгрывало Белому Рыцарю.

Феи сошли с коней и опустились на колени рядом со своим королём.

– Он непременно появится здесь, – сказал Эвр. – Он идёт сюда.

– Да, – сказал Ульхард глухо. – Он идёт сюда по Закатному Краю, а с ним – огонь и смерть. И я не могу его остановить. Здешние боги – слепы? Подлы?

По промёрзшей земле далеко разнёсся глухой стук многих сотен копыт. Ульхард встал. С запада приближался конный отряд.

Юноша, носящий знаки Ульхарда, остановил своих людей и спрыгнул на землю.

– Государь, – сказал он, – как хорошо, что я вас догнал. Барон Тилс, барон Ледрих и я привели своих воинов, чтобы остановить Белого Рыцаря…

Ульхард знаком приказал ему замолчать.

Он поднял глаза к луне в отчаянии и тоске. Отправить баронов воевать с Белым Рыцарем – значит, потерять их армию. Запретить им вступать в бой – значит, бросить землю беззащитной.

И дойдут ли войска до восточной границы?

– Там нужны не солдаты, а маги, – сказал Ульхард медленно. – Я не позволяю вам идти навстречу Белому Рыцарю. Мне нужны самые сильные чародеи в Закатном Краю. Иначе мы не сможем ничего изменить. Грязные чары закрывают пути… Скажи, Ольстерн, как давно, по словам моих людей, я покинул Вечерний Дом?

– Три дня назад, сказал бы я, – отвечал Ольстерн, – но день не наступал. Ночь сменяли сумерки и снова наступала ночь. Луна ни на миг не зашла.

– Это грязная магия, – сказал Ульхард, овладевая собой. – Мы найдём чародеев – и парируем чары чарами. Может быть, это поможет нашей земле выжить.

Бароны согласно склонились перед ним, а феи переглянулись за его спиной. В их синих глазах сияло мучительное понимание.

Ульхард взял коня за узду и побрёл к Вечернему Дому. Он чувствовал себя загнанным зверем.

Магов было трое. Они ждали, и факелы освещали их рваным мечущимся светом.

Дряхлый старик, похожий на замшелое дерево в гиблом лесу, выцветший от старости, в колючей щетине, заменяющей бороду, в какой-то ветхой хламиде, сшитой на живую нитку из полуистлевших лоскутьев и кусков линяющего меха, принёс оловянную миску и бутылку туши. Беленький мальчик лет двенадцати с чистеньким нежным личиком, то ли ученик, то ли внук, то ли просто рабочий инструмент, сидел в сторонке на корточках, глядя вокруг с любопытством и страхом.

Женщина без возраста, пепельная, как земля, с седыми косами, укутанная в чёрное, неподвижно стояла у окна каминного зала и смотрела в тёмную даль матовыми опалами незрячих глаз без зрачков.

Рыжий парень, усыпанный веснушками целиком, с веснушками на ладонях и на шее, с жёлтыми глазами и острым длинным носом, в крестьянской одежонке, играл с язычком пламени, лаская его пальцами, как маленького робкого зверя. Всё его тело словно подсвечивал огонь, живущий внутри. Он улыбнулся, когда Ульхард вошёл в зал, восхищённо уставился на фей – и феи улыбнулись ему.

– Вы ведь понимаете, зачем я оторвал вас от тайн мироздания и позвал сюда, могущественные люди? – спросил Ульхард.

– Смерть! – хрипло каркнула женщина. – Смерть идёт на Закатный Край! Она уже на его земле! Поэтому мы и здесь.

– Можете ли вы что-нибудь, кроме зловещих пророчеств, тёмная леди? – спросил Ульхард с надеждой.

Женщина подняла невидящие глаза, и смертный холод протёк по позвоночнику Ульхарда ледяной струйкой.

– Были времена, государь, когда мой особенный взгляд убивал всякого, кого касался, – сказала она. – Для моего взгляда не существовало расстояний. Я сама была – Смерть! Из страха убить случайно я много сотен лет не покидала своего жилища, скрытого под землёй. Но всё изменилось.

– Вы видите Белого Рыцаря, тёмная леди? – спросил Ульхард. – Вы можете убить его своим взглядом, проницающим пространство?

– Сказать ли вам, государь, что я вижу? – мрачно сказала женщина. – Я вижу четверых големов без лиц, набитых пеплом пустых грёз. Мой взгляд не может убить того, кто никогда и не жил. Я вижу несчастную женщину с украденной душой. Не думаю, что её смерть доставит вам радость, государь. И – я вижу монстра.

– Монстра?

– Я вижу чудовищное существо. Оно – не человек, не демон и не призрак. Его ведёт завистливое божество. У него нет своей воли – оно лишь орудие того, свыше. Оно неуязвимо.

Ульхард опустил глаза.

– А я бы попытался сжечь неуязвимую тварь, – сказал парень-саламандра, и языки весёлого пламени окутали его, как развевающийся плащ. – Прикажите мне ехать навстречу ему, государь! Когда сталкиваются два пожара, они разбиваются друг о друга, остаётся лишь серый летучий пепел.

– Я не верю в твой успех, но надеюсь на него всем сердцем, – сказал Ульхард. – Если тебе удастся остановить чудовище, о твоём подвиге будут петь песни… – и добавил, прижав под рубахой к груди нагретую телом щепочку-меч. – Если столкнутся два пожара, не уцелеет никто. И леди-маршал, моя возлюбленная подруга, тоже исчезнет в огне… но лучше победить такой ценой, чем проиграть всё.

– Когда я подниму пламя, никого нельзя будет спасти, – грустно сказал парень-саламандра. – Я не сумею спасти и себя. Но меня ужасает Белый Рыцарь.

– А я покажу тебе саламандру, король, – проскрипел старик. – Я покажу тебе, как один пожар столкнётся с другим. Я покажу тебе, как сгинет Белый Рыцарь.

– Этого не будет, – сказала женщина. – Белый Рыцарь дойдёт до Вечернего Дома. Он хочет дойти сюда, и он дойдёт, потому что его ведёт воля завистливого божества. Он жесток, потому что жестоко божество. Мы все – потеха для него. У него нет совести, жалости, любви, понимания.

Рыжее пламя с ладони парня-саламандры взвилось, взметнув искры, и осветило зал до дальних уголков.

– Поглядим! – воскликнул саламандра. – Не может быть, чтобы люди были справедливее и добрее собственных богов!

– Ты не видишь, чего стоит здесь воля божества? – фыркнула женщина.

– Разве ненависть и любовь не сильнее, чем зависть высших сил? – спросил саламандра. – Позвольте мне проверить это, государь!

– Я дам тебе коня, меч и людей, – сказал Ульхард. – Я молил бы за тебя высшие силы, но они против нас. Рок не пускает меня вперёд, но я постараюсь поверить в тебя. Старик покажет мне твой бой. Иди.

Парень-саламандра просиял – лицом и огнём в рыжих кудрях – и ушёл, сопровождаемый серой стражей. Ульхард сел в кресло и стал смотреть в пламя камина. Ему было некому молиться, и он молился огню.

– Смерть! – прохрипела женщина. – Белый Рыцарь придёт сюда! От него нет спасения!

Ульхард взглянул на неё.

– Пожалуйста, – попросил он, как не просят подданных государи, – помолчи.

Надежда была мучительна, как боль в душе, но Ульхард не смел её погасить.

Ночь, окутавшая Закатный Край, становилась всё непроницаемей и черней.

Полная луна висела над башнями Вечернего Дома целую вечность. Мрак становился всё холоднее – и на заледеневших стёклах появились прозрачные перья изморози. Ульхард ждал, что выпадет снег, но снега не было – а остывающая земля лишь промёрзла до стальной твёрдости.

Каждый поднимающийся на сторожевую башню Вечернего Дома видел зарево на востоке. Ульхард сравнительно недолго промучился отчаянной надеждой: старец уже наливал свою тушь в оловянную миску, которую держал в руках невинный ребёнок. Ульхард видел в черноте туши, как горит его земля.

Ульхард видел дерево, на котором висел труп парня-саламандры с руками, скрученными за спиной – сжечь его, товарища и возлюбленного огня, безлицые холуи Белого Рыцаря не смогли. Ульхард видел чьё-то обугленное тело – но это был один из безлицых, пустая потеря, ничто. Почему саламандра не смог призвать свою подвластную стихию так, как хотел, государь не понял – впрочем, видно, судьба опять подыгрывала Белому Рыцарю.

Ульхард видел окаменевшее лицо Лимы, чёлку, упавшую до самых глаз, старящую морщинку у губ. Он видел, как Белый Рыцарь пил эль в придорожном трактире неподалёку от замка барона Ледриха, и как твари без лиц – коротышка, заросший бородой, худой носач и квадратный громила – громили этот несчастный трактир, швыряли бутылки в стены и хохотали над трактирщиком. Ульхард видел трупы быколюдов со стрелами в глазницах и сгоревшие остовы деревенских хижин. Юная крестьянка выносила к дороге кувшин с молоком, чтобы Белый Рыцарь напился; она улыбалась, а в глазах у неё плескался дикий ужас, как у человека, заглянувшего в ад.

И всё это было покрыто ночной темнотой, как траурным крепом.

Ульхард знал, что рассветёт, когда Белый Рыцарь подойдёт к стенам Вечернего Дома, и ждал его приближения, как приговорённые ждут казни. На апелляцию высших сил он не надеялся.

Серые воины ждали битвы и осады; Ульхард уже знал, что битвы не будет. Белый Рыцарь не сражался – он убивал. Ульхард догадывался, что завистливое божество снова устроит какую-нибудь оскорбительную каверзу, которая заставит страдать всех, наделённых душой.

И порадует Белого Рыцаря.

Государь не мог спать. Он подолгу стоял у бойниц сторожевой башни, глядя в ночную темноту. Феи всегда оказывались поблизости; старый Сандик приносил грог и кусочки засахаренных фруктов – и Ульхард пил с феями, но не пьянел.

Феи не утешали его, да он и не принял бы утешений. Ему хватало их тёплого присутствия поблизости, когда весь мир состоит из черноты и ледяного ветра. Ульхард мучился несправедливостью судьбы тяжелее, чем головной болью. Весь мировой порядок подыгрывал Белому Рыцарю – а Ульхард никак не мог взять в толк, почему. За что он впал в такую чудовищную немилость? За что боги так любят Белого Рыцаря? Чем провинился Закатный Край?

Ни доблесть, ни отвага, ни самопожертвование, ни благородство, ни простая человечность – ничто не имело значения.

Все жители Закатного Края – краденые души?

Но разве виноваты краденые души, а не вор, который их украл?

Ульхард не знал, сколько времени продолжалась эта ночь, пропахшая убивающим огнём. Рассвет забрезжил неожиданно, он поднялся над догоревшими лесами, стыло розовый, безжизненный и неуютный. И все, кто ждал своей судьбы в Вечернем Доме, догадались, что Белый Рыцарь подъезжает к воротам.

Ульхард ждал чего угодно, но произошедшее оказалось так поразительно, что государь растерялся.

Вечерний Дом, древний замок королей Закатного Края, начал стремительно меняться. Он потёк, как ледяное изваяние на солнце, он поплыл и раздробился, как отражение в воде дробит брошенный камень. Ульхард, вцепившись пальцами в оконный переплёт, ждал, что Вечерний Дом сейчас провалится сквозь землю, в самые мрачные глубины мира теней – но этого не случилось.

Просто – Ульхард и все прочие обнаружили себя совсем в другом месте. В другом замке. В другом виде. И это было куда чудовищнее, чем осада и сломанные ворота.

Смотровая площадка башни превратилась в дикое подобие эшафота. Черепа на стальных копьях торчали в парапете, а на сломанном перекрытии болтался мертвец, сделанный из дерева и тряпок. Факелы на винтовой лестнице загорелись синим огнём, а по самой лестнице не по возрасту поспешно взбежал старый Сандик, на котором оказался нелепый костюм, чёрный и в серебряных галунах, с громадной пряжкой в виде черепа на поясе

– Государь, – пробормотал он потерянно, – каминный зал провалился в подвал, а на его месте – ваша библиотека, где теперь трон…

– А где мои феи? – так же растерянно спросил Ульхард.

– Они того… прикованы к стене в бывшей библиотеке, – сказал Сандик.

Ульхард сбежал во двор. Серые воины замерли неподвижно и мертво, как каменные горгульи; Ульхард дотрагивался до их рук, лиц – и ощущал шершавый холод неживого камня: стражи больше не было. Над двором навис громадный паук из чёрного камня, непонятно как держащийся на перекрытиях в виде коленчатых лап, а ворота приобрели сходство с оскаленной пастью.

Вечерний Дом теперь выглядел, как ад, намалёванный бездарным маляром на холсте для того, чтобы стать декорацией к предельно бездарной комедии. Бездарной – и злой.

Ульхард вошёл в собственный замок, как в чужое и враждебное место. Его свита, похоже, заблудилась в лабиринте непонятно откуда взявшихся мрачных галерей и лестниц, ведущих неизвестно куда. Вход в подвал, которым стал любимый каминный зал Ульхарда, был заперт громадным замком и затянут паутиной толстых цепей. Ульхард подумал, что беженцы, которых он приютил, теперь там – и неизвестно, живы они или нет.

Вероятно, мертвы.

Бесноватый, которого держали в подвальном каземате, напротив, оказался наверху. Его скрюченное тело было прибито к какой-то нелепой решётке то ли копьями, то ли стальными кольями. Выпученные мёртвые глаза глядели в пустоту; Ульхард вдруг понял, что у бесноватого было лицо Белого Рыцаря – и содрогнулся.

Он как раз разыскал бывшую библиотеку, когда раздался каменный грохот извне. В ворота ударили каким-то магическим тараном, от которого они сразу слетели с петель, подумал Ульхард – его это, почему-то, не занимало. Он вошёл в новое помещение, которое оказалось нелепой пародией на тронный зал.

Нагие феи были распяты на стене с двух сторон от громадного сооружения из ржавого железа и глянцевого чёрного дерева. Деревянный чёрный паук растопырился над этим безумным сиденьем, как некий балдахин. Шерн пытался выдрать из стены стальное кольцо, удерживающее руку Эвры; рядом с ним на полу сидел обожжённый волкопёс.

Ульхард кинулся вперёд. Феи смотрели на него прекрасными синими глазами и молчали. Корхи повернул морду, насторожил уши – и как будто хотел что-то сказать, но не успел.

Двери, изрезанные жуками, черепами и скрещёнными топорами, распахнулись: в зал ввалилась свита Белого Рыцаря во главе с ним самим.

Лимы в свите не было. А у всех остальных – у каждого из них – было лицо Белого Рыцаря, одно и то же ухмыляющееся лицо самодовольного холуя, наконец-то, дорвавшегося до вожделенной власти.

– Теперь ты заплачешь кровавыми слезами, Ульхард-Злодей! – радостно сообщил Белый Рыцарь, и Ульхард вдруг почувствовал, что его душит хохот.

Он смеялся Белому Рыцарю в лицо, и феи звонко хохотали у него за спиной, и, кажется, хохотнул Шерн, и волкопёс залаял с радостным визгом, а Белый Рыцарь стоял в нелепо героической позе, приоткрыв рот, будто он был механической игрушкой и в нём внезапно кончился завод.

Это продолжалось, наверное, с минуту.

– Как ты смеешь ржать? – рявкнул Белый Рыцарь в паузу, когда Ульхард на мгновение остановился, чтобы вдохнуть и вытереть слёзы. – Ты же побеждён! Твоё королевство повержено! Теперь ты умрёшь!

– Да неужели! – простонал Ульхард. – Да если бы ты мог понять, насколько всё это смешно – даже то, что страшно! Ты так ничтожен, что даже убийства превращаешь в фарс, жалкий ты палач…

Жуткие существа с лицами Белого Рыцаря как-то дёрнулись, потекли – и пропали. Сам Рыцарь сжал кулаки и шагнул к Ульхарду.

– Ты хоть понимаешь, с кем говоришь, гад ты этакий? – выкрикнул он, трясясь от негодования, злости и нелепой, какой-то детской, обиды. – Ты знаешь, кто я?

– Знаю, – сказал Ульхард, с трудом взяв себя в руки. – Трус – ты ни разу не сражался честно. Убийца – убийства радуют тебя, как могильного червя. Спесивый болван – интересно, ты можешь сказать хоть одно разумное слово?

– Я создал весь ваш поганый мирок, ясно тебе?! – возмущённо крикнул Белый Рыцарь. – Я! Тут всё моё! Делается всё, что я захочу! Вот захочу – хоть луну с неба уроню, ты понял?!

– Я понял, – сказал Ульхард, чувствуя необыкновенную безмятежность. – Ты ещё и дурак. Я понял, почему в моём несчастном краю время течёт вкривь и вкось, зима наступает сразу же за весной, а луна то появляется, то исчезает – это каша в твоей дурной голове. Я понял, откуда взялись лошади-призраки – ты не знаешь, что такое настоящая лошадь и создаёшь странных уродов. И те люди, которыми ты населил мир по ту сторону гор – тоже уроды. Они – твои отражения. Ты не видишь, что у всех их твоё лицо?

Белый Рыцарь молчал. Он изменился в лице, его губы дрожали, он явственно не знал, куда деть руки.

– Ну что ж ты? – продолжал Ульхард презрительно. – Обвини меня в чём-нибудь! Придумай, чем ты герой, а я – злодей! Ты понимаешь, что такое добро и зло, ничтожная ты душа? Ты превратил мой замок в ярмарочный балаган, потому что тебе кажется, что зло должно выглядеть именно так, ты убиваешь тех, кто беззащитен перед тобой, потому что считаешь себя воином добра – а на деле всё это чушь. Твои глупые фантазии. Ты сам себя превратил в чудовище в собственных мечтах – и не заметил.

– Ты растоптал мою любовь! – заявил Белый Рыцарь чуть ли не со слезами в голосе. – Там, на горной тропе – помнишь?! Прекрасная дева…

– Ах, вот оно что… – протянул Ульхард. – Эта несчастная – твоя мечта… Так ты же не смог выдумать ничего, кроме тела, похотливый божок! Какая же это любовь? Это те фантазии, которых стыдишься под утро – у твоей выдуманной женщины не было ни разума, ни души…

– А у тебя, значит, есть и душа, и разум?! – Белый Рыцарь как-то сжался, уменьшился в размерах, и Ульхард подумал, что он вовсе не громила вроде быколюдов, а так, довольно тощий человечишко, мелкий даже телом. – Тебя я тоже придумал, ясно?! Скажешь, плохо? Тебя, этих фей, этих оборотней, этот лес… Лиму…

– Всё это смешная ложь, – сказал Ульхард. – Каждый знает, что Закатный Край – край краденых душ. У кого ты меня украл, воришка?

– Я сам придумал! – чуть ли не взвизгнул Белый Рыцарь. – Это моя идея!

– Твоя? Хорошо. Скажи мне, мой творец, почему я не могу привыкнуть к своему лицу? Кто были мои родители? Почему в библиотеке хранятся не книги, а пустые переплёты? В них были книги, которых ты не помнишь? Ты не смог украсть их тексты? Почему я не помню ни одного разговора с быколюдом? Их ты тоже недокрал до конца?

Взгляд Белого Рыцаря заметался по полу и стенам.

– Откуда взялась Лима? – продолжал Ульхард. Теперь он сделал шаг вперёд – и Белый Рыцарь отступил. – Сколько ей лет? Как погиб её брат?

– Да откуда я знаю?! – слезливо взмолился Белый Рыцарь. Теперь он и впрямь выглядел жалко. – Я как-то не продумывал… какая разница?

– Почему я иногда вспоминаю то, чего не пережил? Где лунное озеро с лилиями, принадлежавшее феям? Почему и у волкопсов, и у серых стражей, и у каждого из нас иногда бывают воспоминания о других местах? – Ульхард схватил Белого Рыцаря за ворот на груди и рванул к себе. – Кто я на самом деле, ты, вор?! Верни моим подданным их настоящую судьбу!

– Да что ты сделаешь… – хныкнул Белый Рыцарь, пытаясь отстраниться. – Ты вообще не существуешь, ты так, фантазия. И твоего Закатного Края нет, всё это выдумки. Чего ты ко мне пристал… Вот не буду придумывать дальше – и вы все пропадёте. И всё.

– А что ты, собственно, придумал, кроме глупостей и смертей? – Ульхард стряхнул Белого Рыцаря с рук – и тот едва удержался на ногах. – Почему здесь нет Лимы? Ты не знаешь, что с ней делать, да? Ты заставил фей замолчать, потому что не можешь себе представить, что они говорят? Ты не знаешь, как договориться со мной, потому что понимаешь, что изоврался и мне и сам себе, верно?

– А почему я должен с тобой разговаривать? Тебя вообще надо было сразу убить и всё…

– Ты не придумал, за что, – пожал плечами Ульхард. – Поэтому и переделал Вечерний Дом. Так тебе кажется больше похоже на жилище злодея… у тебя скудная фантазия, божок. А знаешь, что самое смешное? Что ты и сам всё понимаешь. Ты хотел оправдаться – но вышло убого…

– Да ну тебя к чёрту! – Белый Рыцарь продолжал меняться. У него на носу появились очки, на подбородке – жиденькая бородёнка, а вместо белого камзола и рубахи в пене белоснежных кружев появилась растянутая майка и синие штаны, протёртые на коленях. – Ну вас всех, знаешь, куда… Пропадите вы пропадом… такое хорошее было начало… – человечек шмыгнул носом и вытер его ладонью. – Вы ещё пожалеете, что так со мной… я вас создал, а вы… какая мне от вас польза… даже если издадут, заплатят копейки… да и вообще… всякие тёмные владыки всё равно уже в печёнках у всех сидят… начну другое… историческое начну… про Иоанна Грозного…

Он бормотал и уменьшался, бормотал и уменьшался, а стены Вечернего Дома постепенно обретали свой нормальный облик. Солнце уже взошло высоко и золотило переплёты книг на стеллаже из старого тёмного дуба. Ульхард смотрел в окно, на поля, ещё белеющие утренней изморозью, и думал, что это, вероятно, последние заморозки в этом году. Наступает весна.

Старый Сандик деликатно скрипнул дверью и прошёл по библиотеке, осторожно ступая, чтобы не мешать государю думать.

Ульхард обернулся.

– Лима вернулась, государь, – сказал камергер. – С ней Гхоти-Тью и его зверюги… вроде как, дикари снова устроили заварушку в предгорьях. А все эти крестьяне с рассветом покинули замок вместе со своей мелюзгой – раз уж возвращена безопасность… Что же вы ещё не завтракали, государь?

– Хорошо, хорошо, – кивнул Ульхард – и тут скользнул взглядом по полу. – Сандик, откуда в библиотеке слякоть на полу?

Камергер увидел, ахнул и тут же устроил разнос дежурным лакеям. Ульхард сделал феям приглашающий жест и отправился в каминный зал, кивая на ходу берущим на караул серым стражам.

Его дожидалась Лима – будущая государыня Закатного Края.

© Copyright Далин Максим Андреевич, 27/01/2013.