Текст книги "Пуля в подарок"

Автор книги: Максим Шахов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Стрельба смолкла.

– Эй, давай поговорим! – услышал Артем хриплый голос Умара, укрывшегося за штабелем дров. – Не стреляй! Я знаю, что ты один. Я тоже один. Говорить будем!

«Дошло наконец-то!» – усмехнулся Тарасов и сделал движение, чтобы сменить позицию.

Пули просвистели над головой, впились в землю.

– Я знаю, где ты! Не уйдешь!.. Ты моих людей убил! – снова заорал полевой. – Давай поговорим!..

«Гранат у него нет, – мелькнуло в голове Тарасова. – Иначе уже подбросил бы подарочек…»

– Ты женщину убил! – пролаял Умар. – Ты уже мертвец, русская собака!..

«На нервы меня не возьмешь… Я тебе не пацан из пополнения».

– Собака! – ярился полевой.

Артем, которому надоел поток чеченского красноречия, открыл беглый огонь по укрытию Умара. Тот не ответил ни единым выстрелом.

«Патроны, что ли, вышли?»

Тарасов скатал в кулаке комок земли и резко бросил в сторону. Щелкнул пустой «калашников» полевого.

– Теперь слушай меня, Умар! – громко проговорил Тарасов. – На самом деле мертвец – ты, и мне неинтересно, что ты думаешь насчет этого…

Полевой, затаившись, слушал.

– Вот что я тебе еще скажу… – как можно спокойнее сказал Артем, группируясь для броска. – Скажу тебе вот что…

Тарасов метнулся к дровам, за которыми прятался враг. Только бы краешек увидеть – остальное довершит ядовитая «Гюрза»…

– Ха! – донесся до Артема выдох Умара. По плечу свистнул ветерок, боль обожгла кожу, брошенный нож со звоном вонзился в доски забора.

Полевой сбоку рухнул на Тарасова, обдав гнилым запахом изо рта. Опытный Умар умудрился выбить пистолет из рук противника и блокировать руки Артема.

Тарасов упал на спину, таща за собой врага. Полевой рычал, будто зверь, загребая руками предплечья врага.

«Нож… – колотилось в голове Тарасова. – Нож, блин…»

Умар толкнулся лбом, пытаясь ударить противника в лицо, но Артем уклонился, и потный огненный лоб чича проехал по его щеке. Полыхнула боль в груди: врагу удалось-таки ударить. Они покатились по земле. Тарасов, подтянув колено, врезал полевому в пах. Тот завыл и вцепился Артему в горло железной хваткой. Застонав от натуги, Тарасов подхватил противника и бросил через себя. Долю секунды оглушенный чич лежал ничком, и этого было достаточно: Артем уже сидел верхом на Умаре.

Тарасов вогнал нож под лопатку полевому, крутанул и с удовлетворением отметил, как мелко задрожало распластанное под ним тело. Умара сейчас принимали в объятия райские гурии.

Наступила тишина, только на соседней улице заливисто лаяла собака.

Испуганные домочадцы молчали. Стоны в салоне «Опеля» стихли: еще один чич отошел с миром, следом за своим полевым командиром или немного раньше.

Артем выдернул нож, для верности повторил удар – Умар больше не дрожал, – и побежал в сторону пустыря.

Вдалеке рявкнула сирена, блеснул луч прожектора – похоже, БМП с федералами. Как не вовремя…

Забросив вещдоки – нож и пистолет – подальше в кусты и мельком осмотрев поле боя, Тарасов двинулся в сторону шоссе. Только сейчас он почувствовал, как саднит плечо: летящее лезвие все-таки задело его.

Усталость свалилась на плечи. Артем знал симптомы того, что среди бойцов особого назначения называется «депрессией достижения». Сейчас нельзя позволить себе расслабляться, и водки сейчас не стоит пить. Вот через денек…

На трассе послышался гул. Тарасов механически свернул чуть в сторону и присел за кустами. Ехавшая машина остановилась, мерцая фарами.

«Кто это? Почему встал как вкопанный?»

Шорох и хриплое дыхание навалились на Артема сзади и прижали к земле. Тарасов попробовал освободиться классическим боевым приемом, ударив противника согнутой ногой, но прием не сработал: нападавший поставил блок, исключая любую возможность сопротивления.

– Ну, козлина! Матерый, сука! Сколько своих покрошил! – на чистом русском языке сказали над его головой. – Вяжи ремнем, Антоха!..

Один из бойцов поднялся во весь рост и посветил фонариком в сторону трассы. В ответ взревел мотор, и свет фар приблизился.

Артем, скрученный ремнями, поднял голову. Из темноты выкатился микроавтобус. Через секунду в отдалении загудел мотор «бэшки». Разведрота из Ханкалы немного опоздала.

Уже в машине разведчики в масках разглядели Артема и, похоже, разочаровались: славянская внешность схваченного разрушала их версию перестрелки, а офицерская книжка Тарасова окончательно сбила бойцов с толку. Угрюмо поглядывали они на испачканного в пыли, окровавленного Артема. Задержан в момент совершения, вина не требует доказательств – а поди ж ты, надо доставить в Ханкалу, хотя проще было бы повесить на первом дереве, как в прошлую войну…

– Куда этого? – небрежно ткнув пальцем в Тарасова, спросил дежурный на КПП.

– На гарнизонку, – буркнул один из бойцов. – У него офицерская книжка. Вроде даже настоящая…

Похоже, Артему предстояло не в первый раз познакомиться с прелестями гарнизонной гауптвахты.

Глава пятая
Чеченский блюз по-бандеровски

«Леших» из «Шишкина леса» сорвала с коек команда «Подъем! Боевая тревога!» в третьем часу ночи. Содом поднялся неимоверный. Отвыкшие от общих тревог бойцы, что называется, «тормозили».

Срочники, наличествующие контрактники и офицеры через полчаса выстроились на плацу перед зданием штаба. Зло светили над ними прожектора. Захлебывался матом за хлипким забором командир автомобильной роты, взревывал, подвывая на высоких оборотах, мотор тягача: новая БМП не хотела заводиться без троса.

На крыльцо штаба вышел полковник Мезенцев в полевой форме и оглядел ряды батальона.

– Товарищи солдаты, сержанты, прапорщики, офицеры! – начал он. – Мать вашу за ногу, товарищи! Разве так должны взлетать по подъему диверсанты?! Мокрые куры, ети их мать!..

После этого многообещающего вступления комбат рыкнул:

– Где командир отдельной разведроты? Ко мне его!

– В отпуске, товарищ полковник! – подлез под локоть бате начальник штаба, тоже обряженный в камуфляж.

– Тьфу ты, точно! Вспомнил Тарасова на ночь глядя… – с иронией пробасил полковник. – Отлынивает, сукин сын!.. Товарищи, «Шишкин лес» отправляется на экскурсию в Ханкалу! Приказ министра обороны!

Мезенцев обвел застывший строй взглядом и добавил, уже улыбаясь:

– Кто сейчас крикнет «ура!», пять суток гауптвахты!.. Есть желающие? Нет? Тогда слушай вводную: технику погрузить на бортовые машины; «бэшки» выходят тихим ходом в направлении объекта 76. Личному составу проверить снаряжение – тоже на бортовых двинете… Жаль, времени нет: прогнал бы я вас марш-броском тридцать кэмэ до аэродрома!.. Лихутин, если новая «бэшка» не заведется, отчитываться перед министром будешь сам! В городке остается только дежурное подразделение. Все!

– Разрешите вопрос? – раздалось из шеренги офицеров. – А какая причина спешки, товарищ полковник? Война опять?

– На Кавказе враг снова поднимает голову! – красиво загнул комбат. – Понятно, думаю?

– Так точно! – прозвучал ответ.

Она приехала на следующий день. Боевики, только что услышавшие весть о смерти Умара, пребывали в прострации и никак не отреагировали на румяные щеки и русые шикарные волосы нового снайпера.

Олеся была землячкой Дмитруся и Сашка – безработная спортсменка, она приехала из Львова по чеченской вербовке. Земляки дичились новенькой, не зная, как с ней общаться. Да и чеченцы были сдержанны: хороший снайпер – ценный боец, и к нему всегда испытываешь подспудное уважение. Олеся, щурясь, внимательно разглядывала новых знакомых. Она приехала на Кавказ не только за деньгами, но и за приключениями. Ей было непонятно всеобщее уныние: светило солнце, пели птицы, и шелест листвы звучал совсем не так, как на родине.

– Ты в первый раз? – отважился спросить Дмитрусь у Олеси.

– Что – «в первый раз»? – подняла глаза та.

– Воевать будешь? – пояснил Дмитрусь.

– В первый, – ответила девушка. – А это имеет значение?

– Не знаю, – пожал плечами боевик. – Как там во Львове?

– Все по-старому, только работу найти совсем трудно стало…

Понимающе кивнув, Дмитрусь отошел к товарищу. Сашко разобрал автомат и с большой аккуратностью протирал масляной ветошкой затворную раму. Дмитрусь последовал его примеру.

Похороны полевого должны были состояться сегодня, и боевики не могли выехать в Ханкалу за телом Умара: личности большинства из них, находящихся в розыске, были хорошо известны местным властям. Здесь не могла помочь даже давняя солидарность туземной милиции и боевиков: среди многолюдья похорон могли оказаться агенты ФСБ. Чеченцы угрюмо чистили оружие, прислушиваясь к мрачным шуткам нового полевого командира – Джохара, который нарабатывал командирский авторитет. Его, похоже, меньше, чем других, угнетала смерть Умара, бывшего родственником.

– План прежний, но с дополнениями, – толковал Джохар. – Хохлы пойдут вперед. Девочку разместим на огневой позиции. После первых выстрелов выдвигаемся и захватываем здание. Требования прежние – свободу Ичкерии, мир народам Кавказа!..

Карман нового полевого грела пачка денег, полученная вчера от связного: касса группы теперь была безраздельно в руках Джохара. Контроль над маршрутом, по которому следовали из Грузии в Россию наркотики, тоже доставался ему.

Дело, за которое готовы были платить большие люди, находящиеся сейчас в безопасности среди тенистых садов и щедрых виноградников сопредельной Грузии, было опасным. Но разве не забыл слово «опасность» тот, кто встал на путь борьбы за свободу? И Джохар раздувал ноздри, мысленно уже расправляясь с ненавистными федералами.

– Послушай, а поддержка реально будет? – спросил кто-то из боевиков.

– Не сомневайся! – горячо ответил Джохар. – Поддержка будет стопроцентная, верь мне… Как только тело Умара предадут земле, мы сразу же вступим в бой.

Сашко и Дмитрусь молчали, будто заговорщики. Скоро им быть на переднем крае, и кто знает, не встретит ли кто-то из них завтра горячую пулю?

Артема успели допросить дважды, причем оба раза это были разные сотрудники. Седой тип в майорских погонах допытывался, где он взял поддельную офицерскую книжку, а когда Тарасов начал упорствовать, позвонил в Москву, в управление кадров. Там майора долго держали на линии, а потом попросили позвонить по спецлинии из Ханкалы: столица не желала делиться информацией. На смену майору пришел штатский невыразительной внешности и начал требовать от задержанного подробностей его боевой карьеры, вроде бы соглашаясь с тем, что офицерская книжка – подлинная. Только вот не пишут в офицерских книжках «диверсант, разведчик», а пишут «капитан войсковой части такой-то». Артем давал подписку о неразглашении, да и сам не стал бы делиться своим прошлым с неприятным типом из неизвестной организации. А следователь все тянул и тянул жилы, светил лампой в лицо, грозил передать Тарасова местной милиции, в которой «не любят русских», вскользь интересовался правилами вербовки русских офицеров, которыми пользуются чеченцы. Артем помалкивал или отделывался ничего не значащими ответами. В итоге штатский готов был уже позвать заплечных дел мастеров, но тут его куда-то вызвали, и Тарасов остался в кабинете один. Уже через минуту в кабинет вошел вооруженный конвойный и застыл у двери, как изваяние.

– Слышь, земляк, а что это за начальник был? – поинтересовался Артем.

И, нарушая все правила и инструкции, автоматчик ответил:

– Сами не знаем. Третий день тут ошивается, вынюхивает… А ты меньше спрашивай, боевик: голова целее будет! – спохватился солдат, угрожающе качнув корпусом в сторону задержанного.

Только растянувшись на нарах в камере гарнизонной гауптвахты, капитан Тарасов почувствовал себя спокойно. Он отомстил. Он победил в бою, где Умар проиграл, и его подельники тоже. А что будет потом, одному Богу известно. Припомнился Артему отец Кирилл, и захотелось почитать ту замечательную книжицу, в которой говорится о злобных агарянах. Только книжка осталась в Москве…

Артема разбудил вой сирены, рев моторов, громкие команды и топот ботинок. Что-то случилось. О задержанном забыли: взглянув на часы, Тарасов отметил, что сейчас девять часов утра с небольшим.

«Тревога у них там, – подумал Артем. – Серьезное что-нибудь или учения?.. Да нет, вряд ли учения – уж очень истошно офицеры орут… Неужто чичи снова кашу заварили? А я тут отдыхаю на нарах, в лучших, как говорится, традициях армейских отпускников…» Усмехнулся: «Надеюсь, у них тут, на губе, не заведено расстреливать арестованных в связи с началом боевых действий?»

Сашко и Дмитрусь, оставив оружие и камуфляж в тайнике, переоделись в мятую цивильную одежду и бродили теперь где-то в окрестностях административного здания.

Подъехал полупустой автобус. Из него вышло несколько мужчин и женщин, заспешили в сторону здания райадминистрации. Потом подъехал легковой автомобиль, за ним еще один – начальство пожаловало… Крайние дома достаточно далеко. Место открытое. Здесь в последнюю войну был большой бой, как помнил полевой. Тогда и раздолбали танковые пушки старое здание, построенное еще при Хрущеве. До сих пор в полукилометре стоит ментовский блокпост. Наверное, целый год жили там бойцы припеваючи, но только это время кончилось. «Новую войну готовлю я им! – с гордостью думал Джохар. – Теперь мы стали умнее. Мы будем беречь своих бойцов… Сегодня больших разрушений не будет, но шум готовится большой – на весь мир шум!..»

Прошли еще люди, скрылись за стеклянной дверью вестибюля.

– Жалкие чиновники! Вы хотите управлять Ичкерией?! – бормотал Джохар, разглядывая серую коробку недавно отстроенного здания в бинокль. – Вы не знаете даже того, что случится через пятнадцать минут! Только один Аллах управляет миром, а мы – солдаты Аллаха!..

Да, все начнется нынешним утром! Вся эта чиновная свора соберется в здании, чтобы начать свою бумажную работу, и тут…

Сашко и Дмитрусь вернулись с докладом:

– На блокпосту спокойно, в режиме мирного времени, – сказал Сашко, бухаясь в траву рядом с Джохаром. – В здании дежурят два мента, но одного пока нет – задерживается.

– Голыми руками всех возьмем, – стиснул зубы Джохар. – Эй, джигиты! – окликнул он боевиков, разлегшихся в тенечке. – Позицию для броска немедленно занимаем!.. – Полевой взглянул на Дмитруся: – Сейчас всем москалям сразу отомстишь! Боевую задачу оба знаете?

– Да брось ты! – вмешался Сашко. – Без году неделя, а уже командуешь…

Дмитрусь дернул Сашка за рукав, увидев, как побелели от ярости тонкие губы полевого.

Чичи подтянулись. Полевой командир оглядел свое воинство и, видимо, остался доволен.

Олеся умело и быстро заняла огневую позицию, указанную Джохаром, потом недовольно повертела головой и сказала:

– Неправильно! Мне там деревья четверть сектора от шести до девяти закрывают!

– Делай как знаешь. Когда войдем в здание, подтягивайся следом – на крыше заляжешь, – поджав губы, сказал полевой и ушел, насвистывая; на голове – в такую-то теплынь! – вязаная шапочка с нашитой зеленой лентой, автомат на ремне через шею, руки на автомате.

Олеся сменила позицию. Теперь площадка перед зданием, фасад и окна просматривались как на ладони.

Джохар вернулся к бойцам.

– На моих часах девять ровно, – объявил он, раскатывая на лице шапочку и поправляя прорези для глаз. – Пошли!..

Боевики тоже натягивали маски.

Бандеровцы подхватили свои «калаши» и побежали вперед, как были – в джинсах и футболках.

– Да поможет нам Аллах! – закатил глаза полевой.

Прошло несколько минут. Сухо застучали автоматы Сашка и Дмитруся, послышался звон стекла: это означало, что они заняли первый этаж, нейтрализовав охранника. Теперь в дело вступали остальные боевики…

Бандеровцы ворвались в пустой вестибюль. Немолодой охранник в камуфляже с бейджем ошалело поднимался им навстречу. Пробегая мимо, Сашко с хаканьем сделал выпад прикладом, как учили в полевом лагере, и охранник опрокинулся за свою стойку. Дмитрусь был уже у лестницы. Какая-то запоздалая канцелярская крыса в огромных очках заверещала, увидев людей с автоматами. Сашко, влетевший следом за товарищем, дал длинную очередь по ряду окон над лестницей. «Та-тах! Та-тах!» – поддержал его автомат Дмитруся.

Джохар и два десятка его бойцов, дико вопя, ворвались в здание, прогрохотали по лестницам. Протарахтела короткая очередь: кто-то вывел из строя распределительный щит, лишив здание электричества. Два боевика наспех лепили к колонне в вестибюле взрывное устройство: сработав, оно должно было разрушить деревянные конструкции, наглухо завалив вход.

На втором этаже визжали женщины: чичи сгоняли сотрудниц в актовый зал, отбирали мобильные телефоны, глумились над зареванными бабами. Два боевика затолкали в угол очкастую толстуху и, задрав юбку, больно шлепали по белой заднице грязными ладонями: на более интимные отношения времени не было. Парнишка в галстуке, хлюпая разбитым носом и пачкая белоснежную сорочку, пытался отползти на четвереньках в угол. Тяжелый ботинок припечатал его к полу. Дважды ударил автомат; на полу перед лицом лежащего появились две черные дырочки. Боевики с хохотом продолжали зачистку. Раздался гневный мужской крик и за ним грохот, звон разбитого стекла. Мокро шлепнулось и распласталось на асфальте тело в распахнутом пиджаке. Первая жертва…

– Занять позицию у окон! Блокировать входы на этаж! Чтобы мышь не проскочила! Телефонную линию обрубить! Двое на крышу, подготовить позицию для снайпера! – Джохар шел по коридору, отрывисто отдавая команды. – Олеся! Быстро в здание! – заорал он в мобильник. – Тебя одну ждем! Два раза приглашать не буду – разорву к шайтану контракт!..

Адреналин сжигал Джохара. Он ждал боя как манны небесной. А еще он ждал прессу – недаром ведь полевой целую неделю готовил речь, с которой он обратится к мировой общественности, а уж та не даст в обиду – все-таки не девяносто пятый год на дворе…

Боевики отчитались о готовности. Джохар кивнул и с удовольствием прислушался: вдалеке завывали милицейские сирены. Правоохранители, еще толком не зная, в чем дело, торопились на помощь. Они будут приятно удивлены…

Джохар взобрался на нагретую солнцем крышу, лег у водостока и приложил к глазам бинокль. Местность просматривалась отлично. По улицам пробегали встревоженные жители. В конце широкой аллеи появились две машины: патрульная милицейская и «Скорая помощь».

– Только пожарников не хватает! – прошептал полевой командир.

Рядом звякнули кольца винтовки: снайпер Олеся выбралась на крышу и теперь налаживала оптику.

– Где начальник караула, мать твою! – прогудел в коридоре бас полковника Мезенцева. – У меня письменный приказ командующего группировкой!.. – Родной голос зазвучал ближе: – Старший лейтенант, мать твою, где тебя носит! Открывай свою богадельню!..

Что-то пискнул в ответ начальник караула. Дверь камеры загремела, открываясь.

– Капитан Тарасов! – голос комбата наполнил помещение до краев. – Встать! Смирно!

Артем выполнил команду автоматически: очень уж грозен был нынче полковник.

– Пять суток ареста! От меня лично! На этой же шконке! – гаркнул комбат, и взгляд его глубоко посаженных глаз показался Тарасову хитрым.

– Есть пять суток ареста! – молодцевато ответил Артем, ожидая от бати подвоха.

– Завтра на гауптвахту сам доставлю сукина сына! – кипятился Мезенцев. – А сейчас – кру-гом! В машину шагом марш!

Тарасов четко повернулся и прошагал мимо удивленного в последней степени начальника караула.

Батин «газик» стоял под парами. Едва уселись, полковник негромко сказал:

– Какого черта ты на губу попал? Не знаешь, как ныкаться после дела?

– С чего вы взяли, что дело-то было? – вопросом на вопрос ответил Артем.

– Ты меня за дурня не держи, – спокойно сказал Мезенцев. – Взяли тебя на окраине поселка, штаны в крови, куртка в крови, порохом весь провонял… Пять суток тебе, кстати, я объявил за то, что попался, – если сам еще не догадался.

– Куда едем, товариш полковник?

– Чичи захватили административное здание – здесь в сорока километрах, под носом у федеральной группировки. В лучших традициях второй войны… Там такое творится – сам увидишь!

– «Гамму» сюда, в Ханкалу, что ли, вызвали? – догадался Тарасов.

– Сам, говорю, увидишь… – буркнул комбат.

…Улочки поселка не были рассчитаны на такое скопление людей и машин: их будто распирало от пестрых иномарок и камуфлированных боков военной техники. Прибывали команды журналистов и подразделения внутренних войск, родственники заложников и микроавтобусы Красного Креста. Гул и гам стоял страшный. А по линии асфальтового пятачка, окружающего серое здание, менты натягивали желтую ленту с английской надписью «CSI» [5]5
  CSI–Crime Scene Investigation – место преступления ( англ.).


[Закрыть]– ленту, похоже, прислали тороватые на гуманитарную помощь американцы.

– Проедем мимо – глянешь на это безобразие, – сказал полковник, когда «газик» пробирался впритирку к зелено-бурым бэтээрам с заглушенными моторами. – Чичи полчаса назад вестибюль взорвали… В здании людей полно – не меньше тридцати человек, в основном женщины, сотрудницы конторы этой гребаной… Проедем и вернемся к нашим машинам: вон там они стоят…

Артему не надо было ничего объяснять. Он привычным взглядом оценил место и сделал выводы.

Дверь микроавтобуса с затемненными стеклами откатилась, едва полковник спрыгнул с подножки «газика». «Лешие» из «Шишкина леса» ждали распоряжений командира. Тарасов вошел в салон следом за комбатом.

– Растудыть твою дивизию! – присвистнул Артем.

На сиденьях расположились бойцы «Гаммы» в полном снаряжении по программе «Антитеррор»: «сферы», обтянутые камуфляжной сеткой, короткие автоматы «Каштан», броники и оттопыренные «разгрузки». Некоторые бойцы приветственно подняли руки: возвращению Тарасова «лешие» были рады, а задавать лишних вопросов здесь не привыкли.

Мезенцев указал на свободное сиденье.

– Экипироваться тебе не надо, – сказал батя. – Зря только людей и технику из Ханкалы гнал. «Бэшки» велели назад отправить – какого хрена из-под Москвы гнали? – только вот два автобуса оставили. Ждем, блин, а чего, спрашивается, ждем?! На базе три танка исправных – подкатили и гвоздите, пока у «чехов» глаза на лоб не полезут… Так нет же!..

– Зрителей много, – заметил начштаба, поднимая взгляд от раскрытого на коленях ноутбука. – Есть картинка, товарищ полковник!..

Спутниковая связь сработала: на мониторе возникло размытое, постепенно становящееся четким изображение захваченного боевиками здания; в углу экрана было видно скопление машин, ломко движущиеся фигуры…

– Ну и на хрен мне эти мультики? – буркнул комбат.

– На крыше снайпер, – сказал Артем. – Пока одного вижу – «эсвэдэшка» у него…

– Нам к зданию скрытно не подобраться, – добавил начальник штаба.

– Не совсем так, – возразил Тарасов. – Это значит только то, что чичам уйти живыми не удастся…

– Именно! – кивнул батя. – Но случиться это должно так, чтобы вся эта свора с фотокамерами ни хрена не просекла, понятно?

– А где мои ребята?

– В дальней командировке. Во Владивосток я их услал. Во избежание…

– Понятненько… Кто там, в здании, из полевых командует, известно? – спросил Артем.

Мезенцев остро взглянул на капитана:

– Джохар какой-то – так, во всяком случае, объявили. Говорит, что брат покойного Умара… Я не слыхал, что Умара больше нет. А ты не слыхал, часом?

Артем скромно потупился.

Джохар получил свои пять минут славы: журналисты независимого ТВ пробрались через завал и, сопровождаемые автоматными стволами боевиков, поднялись на второй этаж. Осведомившись, прямой ли это эфир, полевой стал разливаться соловьем. Боевики морщились – красноречие командира было им не по вкусу. О многом говорил Джохар, но еще больше хотелось ему сказать.

– Наши требования: полный и немедленный вывод внутренних войск России и армейских формирований из свободной Республики Ичкерии! – так закончил полевой.

Журналисты убрались восвояси, а боевики продолжили ожидание. И чем больше ждал Джохар, тем сильнее ему казалось, что что-то происходит не так. Те, кто ждал за желтой ограждающей лентой, не проявляли особого рвения: штурм, похоже, не готовился. Бронетранспортеры с лязганьем откатились в глубину улицы. Кроме ментов, активно отгоняющих зевак, людей в форме в поле зрения не было. Представители масс-медиа тоже больше не совались.

– Не понимаю, – шептал Джохар. – Ничего не понимаю… Им все ясно, что ли? Так и побежали войска выводить?!

Он ждал большего внимания к акции. Заложники тоже поуспокоились. И боевики заскучали – не было куражу.

Загремел мегафон:

– Находящимся в здании предлагается сдаться и немедленно освободить заложников! Находящимся в здании…

По железной лестнице Джохар взлетел на крышу и бухнулся рядом с Олесей, ткнулся лицом в окуляры бинокля.

– Сними-ка, снайпер, вон того толстого мента! – потребовал он, ткнув биноклем в устье улицы.

Олеся ответила, не повернув головы:

– Боевых действий еще нет, командир.

– Что?! – не понял Джохар.

– Нас никто не атакует. Нам никто не угрожает.

– Ну и что?

– Значит, я не буду стрелять, – так же не поворачивая головы, отрезала девушка.

Внятно выругавшись, полевой простучал подошвами вниз, на этаж.

– Что головы повесили? – крикнул он. – Сейчас сыграем музыку! Махмуд, стрельни разок, дорогой…

Автоматная очередь прогремела над уличным гамом. Зазвенели разбитые стекла: пули угодили в лобовое стекло припаркованных неподалеку «Жигулей», по счастью, никого не задев.

– А сейчас я свою музыку сыграю! – крикнул полевой и, устроившись на подоконнике, открыл стрельбу одиночными.

Упал, кровавя асфальт, тот самый толстый мент, не в добрый час выпершийся прямо в сектор прямого обстрела. Завизжала женщина. Побежали санитары в зеленых реанимационных робах.

– Горячо будет! Ай, горячо! – вокликнул полевой и жирно сплюнул через подоконник вниз, на асфальт.

– Дуреют чичи, – заметил Мезенцев, осматривая Артема со всех сторон, будто свежую покупку. – Ждут, суки, штурма, да хрен вам – штурма не будет!.. Все запомнил, капитан?

– Так точно.

– Ну с богом, Тарасов!

Артем похлопал себя по карманам, поправил журналистский бейдж и сказал:

– Есть одно пожелание, товарищ полковник.

– Слушаю, – без обычной иронии отозвался комбат.

– Посадите снайпера вон на ту крышу – больница там вроде? – и пусть будет готов.

– Сделаю, – кивнул Мезенцев.

Батя смотрел вслед удаляющемуся Артему. Видеокамеру профессионально держит, нарочно сутулится – это чтобы военную выправку не выдать. Топает капитан в гражданской летней рубашоночке по заляпанному машинным маслом асфальту – как ни в чем не бывало топает…

– Офицерский медальон у Тарасова отобрать забыл! – спохватился комбат. – Поздно, черт… Эй, ребята, готовьтесь: при звуках стрельбы – через площадь одним броском! На первом этаже баррикада – обойти! Врываться через окна! Валить всех!..

Микроавтобусы «Гаммы» подтянулись на максимально возможную дистанцию – метров семьдесят до угла здания. Дальше нельзя – слишком подозрительно.

– Не выдайте, «лешие»! – вдруг попросил Мезенцев.

Бойцы молчали: говорить в такой момент нельзя, сглазить можно.

Дверь отъехала. Солнце заглянуло в полутемный салон.

Запах бензина – запах стремительно проживаемой жизни. Как выгорает в двигателе бензин, так растворяется время в пространстве. И жизнь выгорает вместе с бензином.

Протащили по асфальту смертельно раненного мента. Олеся привычно проводила прицелом санитаров и снова вгляделась в крышу здания напротив. Бойцы Джохара убрались с крыши, оставив ее одну: ждали атаки.

Она кожей чувствовала опасность. Занявший позицию снайпер федералов играл с ней в кошки-мышки. Сверкнула на соседней крыше оптика и погасла. Противник правильно выбрал позицию. Олеся осторожно отползла назад, перекатилась и сунула ствол в соседний водосток. В перекрестье прицела покачивались кроны деревьев, был виден угол больничного окна. Солнечный блик больно ударил по глазам. Он не стрелял: только обозначился и затаился. Хуже не бывает.

«Пристрелю как собаку, – подумала Олеся. – Если он не сделает это первым… Ой, мама, мамочка!»

Девушка почувствовала, как вспотели ладони и струйка пота сбежала по виску. Впервые Олеся пожалела, что пошла на вербовку. «Москаль – не человек», – так учили ее дома. На самом деле ведь – человек, самый обыкновенный… Видя сейчас в паучьем перекрестье то и дело возникающие фигуры людей, Олеся понимала, что предпочла бы стрелять в одинаковых, одетых в форму солдат, а не в жителей этой несчастной разбойничьей республики…

Отложив винтовку, девушка положила подбородок на сплетенные руки. Жарко на крыше. Как хорошо, что не она убила того мента! А в здании тихо – только слышно, как всхлипывает какая-то женщина… Полевой командир говорит что-то на своем гортанном языке… Она уже знает несколько слов по-чеченски: «бере» – лихой джигит, «кардзахдийла» – огорчаться, «йиша» – сестра… Да, и «салам» – привет…

Гулкое эхо выстрела раскатилось над крышами. Олеся вздрогнула: ей в лицо ударила колючая щепка. Приклад «эсвэдэшки» был расщеплен точно посередине. Снайпер федералов напомнил о себе.

«Он не выстрелил в меня, но показал, что может выстрелить, – унимая дрожь в теле, подумала Олеся. – Какого черта он оставил меня в живых?!» Она потянула «эсвэдэшку» на себя, переползла к самому краю крыши. «Здесь он меня не видит… Только и я ни черта не вижу…»

Высунулась из люка голова одного из боевиков.

– Стрельба была?

Олеся молча показала разбитый приклад винтовки. Чич зацокал языком и исчез. Коллега с той стороны больше не стрелял.

В той войне счет все-таки шел не на тысячи и миллионы, как во Вторую мировую, а на отдельные головы, и потому отдельную смерть нельзя было припрятать среди тысяч смертей. Выдергивает коварный Кавказ по одной жизни из множества других – будто кто нитки из потертого пиджака дергает…

Артем тряхнул головой, отгоняя ненужные мысли.

Солнце жгло голову. Камера на плече казалась кирпично-тяжелой. Боевики его видят и принимают сейчас решение – открыть огонь либо впустить еще одного журналиста в захваченное здание. Разбитые окна вестибюля… завал у входа… мелькнула фигура боевика в грязном камуфляже…

И особенно остро Артем ощутил правый карман, в котором лежало хитрое «специальное взрывное устройство с усиленным эффектом задымления» – ну умеют же в армии прибор назвать! Не догадаются, суки, даже если обыщут…

– Телекомпания НТВ! – крикнул Тарасов. – Несколько слов для вечернего эфира!

– Стоять! – хрипло крикнули из-за сваленных как попало гардеробных барьеров. – Пошел вперед! По сторонам не смотреть!..

Тарасов послушно двинулся вперед, боковым зрением фиксируя размещение боевиков. Поворот – автоматчики. Угол – еще один джигит; бетель жует, глаза кислые. Огневые точки грамотно расставлены – это если серьезными силами не штурмовать…

– По сторонам, сказал, не смотреть! – рявкнул чич.

Поднялись на второй этаж мимо безмолвных автоматчиков в масках.

«Двадцать человек тут наберется, – думал Артем. – Командование пытается сберечь жизнь заложникам, потому и не отдает приказа штурмовать… Непонятная ситуация… Никогда не думал, что камера такая неудобная…»