Текст книги "Синдром Клинтона. Моральный ущерб"

Автор книги: Макс Нарышкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 8

Щазов оказался сухим, больного вида стариканом с больными глазами, губами и лицом цвета подпорченного мяса. Настроение у него было ни к черту. Увидев гостей, о которых был предупрежден, он их возненавидел сразу. Так показалось Бергу.

– Вы оху… вы оху…

– Что? – пробормотал профессор, обратившись за помощью к Куртееву. Тот сделал успокаивающий жест рукой.

– Вы охульно заявляете, что я знаю, где Вика Вит-витальевна е… е… ездит. В последний раз она у меня со… со…

Берг посмотрел, Куртеев успокоил.

– Со-огласия спрашивала, и так было всегда. Я вчера зае… зае… заехал в офис на полчаса. Я манда… манда… мандарины забыл и вернулся.

– Что он говорит? – спросил Берг у Куртеева.

– Я на ху… на ху… Я с педе… педи… и раз уж вы пришли, садитесь.

Берг сверкнул очками и побледнел.

– С точки зрения лингвистики, уважаемый финдиректор, когда один опускает другого при помощи собственного полового члена – педераст как раз-то тот, кто опускает, потому что, если уж он использовал свой собственный член, который явно не на помойке нашел, значит, имел к тому желание. А это как раз и есть главный признак п-педерастии.

– А я бы вам отсо… отсо…

– Он что, издевается? – опешил профессор.

– А я бы вам отсоветовал д-дразниться.

– А я и не д-дразнюсь. У вас что, проблемы с самоидентификацией? – пробормотал Берг, отчаянно моргая.

– Нет, бл… бл… блестящий мой, у меня проблемы с анартрией. Еще с педиатрии. И говорю, что на ху… худший случай писать на бумаге могу.

Берг поиграл желваками.

– И он нам предложит свою версию того, что могло случиться?

Поскольку на этот раз вопрос был адресован Куртееву, тот грустно посмотрел на Щазова и сказал:

– Вы можете провести нас к рабочему месту Вики?

– Только ничего не говорите, – предупредил Берг.

Стол как стол. Обычный офисный стол, бумаги на котором лежали ровными стопками – и это при рассеянности-то девушки! – канцелярские приборы содержались в идеальном порядке, экран монитора чист, то есть – протерт. Но вот кружка с высохшим пакетиком чая стояла на полу под столом, а ложка лежала в верхнем ящике стола вместе с двумя упаковками «Чокопая». То есть что не относилось к работе, порядком не наделялось. Да, это был стол Вики Золкиной, вне всяких сомнений.

Тихон сел в ее кресло, отъехал от стола, подъехал. Берг находился в той же сомнабулической задумчивости, только не шевелился. Проверка стола не принесла никаких результатов. Слава богу, что милиционеры сюда не дошли. По странной традиции доблестные дежурные службы РОВД лет тридцать назад взяли за моду принимать заявления о пропавших без вести и заниматься поиском оных спустя лишь трое суток после пропажи. Кто повелел им так делать – неизвестно. И Ерин, и Рушайло, и Грызлов, и Нургалиев этому очень возмущались. Но милиционеры это возмущение как-то не очень приветствовали. Сами-то они, пропадая из дома, критическими считают почему-то только третьи сутки отсутствия. Если человек три дня гулял и не нагулялся, то его пора искать. Так что до стола Вики, равно как и до Щазова, разыскники не добрались. Полчаса назад ими высказывалось предположение о том, что Вика бросилась в объятия какого-нибудь оторвавшегося от семейного очага мужика и сейчас на Лазурном Берегу. Иными словами, они либо выпрашивали командировку в Ниццу за счет «Региона», либо Лазурный Берег был для них краем света, ходить на который ради поисков гулящей девки не стоит.

Легши грудью на стол, Тихон уперся лбом в столешницу и сморщился так, словно его ударили по ноге. От внимания Берга это не ускользнуло, но он отнес это на счет попытки конфликтолога изыскать какой-то остроумный ход. В боль Куртеева по поводу потери Вики профессор не верил, он верил в его досаду на то, что приходится заниматься неприятным делом. И поэтому маска тоски, на мгновение появившаяся на лице Тихона и показавшаяся Бергу выражением досады, не вызвала в последнем ничего, кроме презрения.

Однако отчасти Берг был прав. Тихон мучился поиском разрешения загадки. Забыв, как лежит и в какой позе, он не выдержал и ударил себя кулаком по лбу. Грохот столешницы, дрогнувшей под ударом, лоб ничуть не потряс, однако Тихон вдруг резко выругался и отпрянул от стола. Берг увидел на его руке кровь.

– Что за чертовщина… – пробормотал, по-детски сунув кулак в рот, Куртеев.

Недвижимый до этого момента Берг проворно нырнул под стол и рукой откатил конфликтолога в сторону.

– Интересно… – донеслось до Тихона из-под стола.

– Что там интересного?

Вместо ответа Берг положил подбородок на стол, дотягиваясь куда-то рукой, стиснул зубы, как если бы совершал какое-то усилие, и через мгновение не без труда распрямился.

– Это очень интересно, – сказал он, разглядывая добычу. В ладони его лежала декоративная кнопка с красным пластмассовым держателем и проткнутый ею желтый листок для записей.

– Что это?

На листке Тихон прочел:

Р. Пусодин

Т.Р. Истасов

О.И. Пятько

Тихон почувствовал, как у него похолодела спина. Он узнал почерк Вики. По-бухгалтерски неразборчивый, торопливый почерк, которым она писала ему, оставляя на зеркале в прихожей фразу: «Люблю, целую, до встречи в офисе».

Покосившись по сторонам, Берг быстро шепнул ему:

– Быстро соображай, студент, что это за люди.

Тихон облизал сухие губы и выдавил:

– Понятия не имею…

Дернув Куртеева за рукав, профессор вывел его из комнаты, в которой Вика сидела с бухгалтерами. Ничего не понимая, Фаина и ее подружка молча переглянулись…

– Где ваш отдел кадров?

Тихон взял инициативу на себя, и через минуту они входили в «эйчар». Кадровики очень неохотно отдают в чужие руки документы сотрудников. Не потому, что на них давит сила коммерческой тайны, оговоренная в контракте, а потому, что это единственное, что при их должности можно содержать в тайне, дабы другим не пришло в голову, что они занимаются только непосильно творческой работой сотрудника ЗАГСа: умер – записали, родился – записали, сменил – опять записали. Все начальники HR свято уверены в том, что, если бы не они, компания вряд ли бы существовала. Поскольку их чаще остальных вызывают в кабинеты руководства, будем откровенны – преимущественно для того, чтобы под диктовку и по слогам записать чужую идею, и только, – они имеют полное право на самовыражение. Самовыражение работников HR уже достигло того количества и качества, что господину Далю пора подниматься и снова садиться за работу. «На кого будем собеседовать?» – спрашивают они учтиво, выслушав приказ президента принять для разговора какого-нибудь Петю Струйкина. Только сотрудники HR – и никто больше в Российской Федерации – уверены в том, что собеседовать можно кого-то на что-то. Их любимые фразы по телефону: «Свободных вакансий нет» и «Штат заполнен до конца». Тихон не раз задавал себе вопрос, почему к яме с дерьмом в деревенском сортире применить выражение «укомплектована до конца» нельзя, а применить «заполнен до конца» к «штату» компании можно. И почему вакансия, природой уже наделенная определением «свободная», по мнению «хьюман ресорсез» может быть еще более свободной.

– А Лукашов в курсе? – спросила она, уперев чересчур уж подозрительный взгляд в Берга.

Тихон попросил ее заглянуть в его должностную инструкцию, в которой было прописано, что он имеет полное право на изучение личных дел сотрудников, и она смирилась. Но по лицу было видно, что давать дела не хочется. Чтобы снова не обращаться к ней за помощью, Куртеев постучал ногтями по стойке и показал кадровичке листок Вики.

– Мне нужны только эти трое. В каких отделах они у нас трудятся?

Она взяла так, словно бумажку только что и на ее глазах вынули из туалетной урны, и надела очки.

– Таких у нас нет.

– Вы в этом уверены? – вмешался Берг.

– Молодой человек, я здесь работаю десять лет! И если бы я не знала по памяти всех, кто работает в компании, то я бы здесь не сидела! – сказала «хьюман ресорсез».

– А я работаю преподавателем тридцать пять лет. И в сокровищнице своей памяти я не могу разыскать ни одного человека, который бы достаточно ясно помнил вчерашний день, а не десять последних лет, – возразил молодой человек Берг, рядом с которым кадровичка выглядела девочкой, мама которой еще не чувствует необходимости поговорить с ней о первой менструации.

– А в моей сокровищнице…

– Не будем о вашей, – Берг поправил очки, – сокровищнице. Посмотрите в компьютере.

– А я вам говорю!..

– А я вам говорю, – тихо и безжалостно произнес Куртеев, – посмотрите. Пожалуйста.

– Ходят, хамят, – громче, чем это было необходимо, протрубила она, втискивая свою сокровищницу меж подлокотников кресла. – Надо сказать Лукашову, чтобы дорогу сюда всем закрыл… Ну, смотрите, доценты! Ни Пусодина вашего, ни Истасова, ни Пятько нет! Этого достаточно?

– Нет, недостаточно, – возразил Куртеев чуть более настойчиво, чем это было необходимо. – Закройте список персонала и откройте, пожалуйста, файл с руководством компании. Не исключено, что какой-нибудь Истасов работает в «дочке» «Региона»!

Кадровичка, в предвкушении наслаждения от чужого фиаско, развернула монитор к Куртееву.

– Мне нужны дела всех, начиная с секретарши головного офиса и заканчивая секретаршами директоров дочерних компаний.

– Зачем?

– Хочу посмотреть фамилии их родителей.

Это была настоящая работа – нужно было найти и вынуть несколько папок. Просверливая Куртеева ненавидящим взглядом, «хьюман ресорсез» выполнила его просьбу с уже имеющимся намерением сразу после его ухода отправиться с платком в руке к Лукашову. Главное – суметь заплакать.

Перелистав все бумаги и выйдя из отдела кадров, Берг снял очки и стал судорожно разминать веки.

– Ну, допустим, я могу попросить знакомых в ГУВД вычислить всех троих… Допустим, я облегчу им работу, поскольку имеем инициалы. Но сколько их обнаружится в девятимиллионной Москве?

– Если они вообще москвичи, – бросил, усаживаясь за руль, Тихон.

Берг опустил стекло и закурил.

– Зачем Вике нужно было записывать эти фамилии и прятать?

– Хороший вопрос. Когда найдем Вику, она объяснит. Может, попробовать ответить на более простой?

– Почему две фамилии с полными инициалами, а третья – нет? – Закрыв глаза, Берг уперся затылком в подголовник.

– Да, именно это меня интересует.

Берг пожал плечами.

– Сейчас начало девятого. Смело поезжай к Майе домой, она уже там. Ты ведь смотрел анкеты руководства, для того чтобы Майин адресок запечатлеть? Все правильно, мой мальчик, секретарши всегда значатся в графе «Руководство»… А по дороге и обсудим эту Викину промашку.

Тихон хмыкнул. Умный старик. И хитрый.

Некоторое время они не разговаривали – Берг листал записную книжку, искал нужные номера и звонил кому-то в ГУВД, неизменно начиная разговор с кажущихся Куртееву немного фамильярными фраз: «Привет, Щербатый» и «Привет, Буля». По ходу выяснилось, что Щербатый – это кто-то из генералитета московской милиции, а Буля – его заместитель. Фамилии и инициалы Берг надиктовывал Буле по настоянию Щербатого, после чего пообещал ему в следующий вторник прийти вместе со Щербатым в «Сафис».

– А вас они как зовут? – поинтересовался Куртеев.

Поскольку Берг отвечать не счел нужным, Куртеев многозначительно посмотрел на его голову и тоже промолчал.

– Вика не написала второй инициал Пусодина, потому что не знала его.

– Хорошо быть профессором.

– Не надо ерничать, Куртеев! – вспылил Берг. – Она не знала имена и первых двух, она их откуда-то по памяти переписала! В противном случае она писала бы все имена и отчества полностью!

– Если, конечно, у нее было на то время, в чем я, учитывая способ составления письма, сомневаюсь.

– Вика – невероятно сообразительная девушка. И если она сочла нужным оставить не номер телефона, не адрес, не короткую записку, значит, она рассчитывала на сообразительность того, кому письмо было адресовано!

– То есть не на мою сообразительность и не на вашу? – уточнил Куртеев. – Надо полагать, Вике и в голову не могло прийти, что я залезу под ее стол. А уж о вас…

– Думаю, что она рассчитывала именно на то, что под ее столом окажусь именно я. Ну, или вы…

– Спасибо за вынужденное, но оказание чести. Вопрос в другом. Вам говорят что-либо эти фамилии? Она ведь рассчитывала, что вы сразу сообразите, о ком речь?

Берг потер виски. Он вынужден был признать, что бывший студент иногда говорит правильные вещи. Потому ответил коротко и без вызова:

– Над этим нужно подумать.

Берг на своем веку повидал немало секретарш. Секретарши как класс, по убеждению профессора, появились с начала кооперативного движения. До этого в приемных начальников сидели «секретари», «помощники» – кто угодно, но только не секретарши. Любой разговор Берга начинался с секретарши, иногда случалось так, что ею же он и заканчивался. Секретарши – лицо босса, стиль компании, визитная карточка, которую непременно должно захотеться сунуть в карман и унести. Так думают боссы, принимая на работу секретарш. Секретарш боссы выбирают из соображений личного вкуса, и постепенно секретарши становятся похожи на своих боссов не только поведением, но и внешностью. Только от босса зависит, кого Берг встретит на пороге приемной. Умный визитер, а профессор относился именно к таковым посетителям, не рвался в кабинет начальника, крича бессмертное: «Мне по личному!», «Не ваше дело!» и прочее, что, несомненно, оставляет серый след в душах секретарш, а значит, и боссов. Разговор с боссом он начинал именно в приемной. Не зная человека, к которому прибыл, профессор начинал беседовать с секретаршей, мысленно соображая, к какому подвиду относится она, то есть – босс.

Секретарши, по мнению Игоря Оттовича, делились на несколько категорий. Ну, если откинуть пошлые предположения о том, что они делятся на две половины – отдающих себя патрону без остатка и не позволяющих сдувать с себя пыльцу девственности (женской зрелости), то развести их можно было на следующие подвиды. Первый, самый многочисленный, включал в себя девиц, очень похожих на Водяновых, Шиффер и прочих, чья длинноногость свидетельствует о не чересчур длинных мыслях. Как правило, они принимаются на работу не для того, чтобы работать с документами, и не для болтовни по телефону. Их обязанность – мутить воду и подталкивать клиентов к совершению необдуманных поступков в тот момент, когда секретарша ставит на столик поднос с напитками. Перегружать секретарш-фотомоделей исполнением служебных обязанностей категорически запрещается, поскольку в противном случае в них, как в электросхеме робота, может что-либо перегореть.

Другой подвид, который выделял Берг в обособленную группу, были «монстры социалистического реализма». Эти пережили всех. Такие сидят за одним и тем же столом тридцать два года, работая вот уже на девятую организацию. Как зиц-председатель Фунт, они имеют полное право загибать перед посетителем пальцы и говорить, глядя сквозь очки в роговой оправе: «Я сидела при Александре II Освободителе, при Николае II Кровавом, при агрономе Хрущеве, при писателе Брежневе, я сидела здесь все время, и буду сидеть, а ты убрал бы со стола свою шоколадку, которую получил во время акции „Убей гнома – получи „Альпен голд““, иначе не только в кабинет не попадешь, но и из приемной вылетишь». «Отсутствием по болезни» для них является срочная госпитализация, они знают наверняка, что шеф не в силах выполнить их работу, и когда они едут на работу или с работы, всегда темно. Считают они не на калькуляторе, а на деревянных счетах, печатают не на «Пентиуме», а на «Ундервуде» без буквы А, отчего в отдел кадров попадают документы магического содержания, заставляющие «эйчар» верить, что в их офисе пребывает нечистая сила: «Х…р…ктеристик… д…н… Тов…никееву Н.П., менеджеру по прод…ж…м». Таких, знал Берг, в кабинет начальника вместе с дверью не втолкнешь. А потому он начинал разговор по делу именно с ней. Через десять минут беседы секретарша наконец-то понимала, что подписать договор с университетом на поставку пятидесяти ноутбуков не в состоянии, и вела Берга к боссу.

К самому опасному не только для визитеров, но и для самой компании подвиду секретарского полка Берг относил «нимф». Симпатично непосредственные обладательницы пустой черепной коробки были непредсказуемы и отнимали очень много времени. Можно было часами стоять и ждать, пока она закончит раскладывать пасьянс «Солитер» № 37982. Вероятно, именно поэтому семья и говорит всем знакомым, что «Лерочка работает где-то в фирме „на компьютере“». Поскольку само это мероприятие – расклад пасьянса – представляет для «нимфы» напряжение, сродни разве что поиску формулы Пуанкаре для нормального человека, и это становится очевидным уже через две минуты, посетитель начинал нервничать. Заканчивался визит истерикой. Идентифицировав в чужой приемной такое существо, Берг начинал разговор с того, что секретарша очень похожа на его дочь, что вчера он танцевал с ней в «Сахаре» и что он знаком с DJ Грувом.

Майя как секретарша была мгновенно включена профессором в самый занятный и любопытный, требующий еще долгого и тщательного изучения подвид. Они рождаются секретаршами, и их попытки каким-то образом изменить свою судьбу – поступить в институт, удачно выйти замуж, почитать Драйзера или перестать трахаться с мажорами и найти настоящего мужчину – только обоснованные необходимостью поиска смысла жизни метания, и ничего более. Это очень похоже на любопытство ребенка выяснить, загорится ли бензин под дедушкиным мотоциклом, если в него бросить спичку, или есть ли внутри лягушки Царевна. «Родившиеся секретаршами» помогают троянским вирусам полностью уничтожать программные обеспечения компании. Существо, распахнувшее им настежь ворота, будет сидеть в кресле перед монитором с торчащей изо рта палкой от «чупа-чупса» и выбирать в Quelle стринги. Вместе с тем эти секретарши, как и подавляющее большинство секретарш судебных заседаний, наделены какой-то особой, совершенно не вяжущейся с их субтильным видом способностью лаять голосом простуженной собаки и иногда нарываться из-за этого на крупные неприятности. Будучи уверенными, что все посетители одинаковы, то есть жалки, секретарши этого подвида ведут себя со всеми одинаково по-хамски и совершенно не подозревают о том, что люди бывают, оказывается, разные. Ни о чем не догадываясь, босс сидит в кабинете, в его приемной уже корчится в крови и агонии секретарша, а над нею стоит с пожарным топором в руках посетитель, явившийся по личному распоряжению босса в режиме «срочно!!!» – эта картина не происходит каждый третий раз только потому, что, в отличие от «родившихся секретаршами», не бывает «родившихся посетителями». При неправильном подходе к ним из уносимых из офиса впечатлений остаются испорченное настроение и желание убить на улице бродячую собаку. При правильном – провести их не составляет труда. Берг знал одну такую, «родившуюся», и она стала лицом этого подвида, как Рэмбо-сука-Галыгин стал лицом «Эльдорадо». Секретарша была дома со своим бойфрендом и только что вышла из душа в халате на голое тело. Когда в душ вошел бойфренд, в прихожей раздался звонок. Секретарша открыла дверь и увидела незнакомого молодого человека. Тот посмотрел на нее, вынул несколько сотенных купюр и сказал: «Пятьсот баксов только за то, что ты распахнешь халат». Секретарша оглянулась – бойфренд мылся. Она распахнула халат, взяла доллары и закрыла дверь. Через минуту бойфренд вышел и спросил: «Кто там был? Это не Вован принес мне должок?»

Окинув взглядом стоящую на пороге Майю, Берг почему-то вспомнил эту историю сразу. Вместе с тем он оставался начеку, потому что эти же Майи способны и на прямо противоположные поступки. Не понимая и не видя конечного результата мероприятия, они с радостью соглашаются на различные авантюры, не понимая, что рискуют головой. Берг был абсолютно прав. Он не мог знать, что приключилось с Майей год назад, однако догадывался о чем-то подобном. А одиннадцать с половиной месяцев назад, еще работая секретаршей в строительной компании «Азимут-столица», Майя, еще ни разу не позволившая себе близости с президентом Алькиным, вдруг вошла в кабинет, подарила ему букет цветов, поцеловала в щеку и поздравила с днем рождения. Алькин все утро мучился оттого, что его не поздравили ни жена, ни дети, и этот поступок секретарши потряс его и заставил о многом задуматься. В обед Майя предложила Алькину вместе пообедать, а вечером – прогуляться по Москве. Потом привела в свою квартиру, сказала: «Я лишь приму душ» – и ушла, оставив Алькина недоумевать по поводу отсутствия поздравлений жены и детей – хотя бы по телефону. «Ты пока раздевайся!» – крикнула из ванной Майя, и Алькин разделся. Снял пиджак, галстук, а потом подумал и снял и рубашку с брюками. И в этот момент из соседней комнаты с букетами цветов вышли жена, дети, родители, теща с тестем, и все кричали: «Хэппи бест дей ту ю!» Алькин не задавил Майю в своей квартире только потому, что было много свидетелей. А потом остыл и уволил. Майя пришла к Лукашову, и тот первым делом позвонил, конечно, Алькину. Услышав от конкурента: «Не бери эту сучару, если не хочешь жизнь себе испортить!», Лукашов, не подозревающий, что Алькин искренен, впервые, может быть, в жизни, поступил прямо наоборот. Конкурент как-никак, и ничего хорошего от него ждать не приходится. И взял. И вот сейчас Майя, удивленно разглядывая гостей, стояла в дверях и хлопала ресницами.

– Пара вопросов, Майя, – чтобы не терять время на расшаркивание, предупредил Куртеев. – Для этого нам нужно войти в квартиру.

Майя была застигнута врасплох, потому и не соображала, что делала. Она впустила гостей в начале одиннадцатого вечера.

– Что вам нужно? – По этому вопросу Берг догадался, что секретарша Лукашова стала приходить в себя. – И вообще, почему не завтра?

Куртееву нужно было быстро брать инициативу разговора на себя, но он этого не сделал. «Родившаяся секретаршей» окончательно взяла себя в руки.

– Что за дела-то, а?!

– Майя, мы займем всего пару минут. Первый вопрос – разговаривала ли с тобой сегодня по телефону Вика. Неважно, о чем вы говорили, главное, ответь: вы разговаривали по телефону? Ты могла запамятовать, зашиться, но сейчас напрягись, пожалуйста: разговаривали ли вы с Викой по телефону?

Майя наконец-то сообразила, что ее хотят взять теплой далеко от Лукашова. Это, несомненно, подозрительно.

– Вы меня что, за дуру держите?

– Я читал ваше резюме, – сказал Берг, посмотрев на часы. – Господин Куртеев искал ваш домашний адрес в личном деле, а я читал резюме. Что ж, если вы хотите, чтобы вы спрашивали, а я отвечал, будь по-вашему. Итак, держу ли я вас за дуру. Вернемся к резюме. «Желаемая должность», ответ: «Секретарь-рейферент с привлекательной внешностью или менеджер продажного отдела». «Образование», ответ: «2005 год – учеба в МИСИ, потом ушла в коммерцию, 2006 год – учеба в МИСИ, потом снова ушла в коммерцию». «Опыт работы», ответ: «Организовала эффективную систему продажи куриного яйца по просьбе одного известного бизнесмена». «Немного о себе», ответ: «Дома постоянно имею компьютер». «Интересы», ответ: «Боулинг, фильмы с Милой Йовович». Вы на самом деле хотите, чтобы я ответил на ваш вопрос?

– Я торопилась, когда писала!.. Никто мне не звонил!

– Вас не спрашивают, звонил ли вам кто-нибудь. Вас спросили, разговаривали ли вы сегодня по телефону с Викой.

– Нет, не разговаривали! Кажется, сегодня я уже говорила об этом. И что это за наскоки?

– Значит, вы сегодня пришли на работу, и Виктория Золкина, заместитель финдиректора, ни разу не позвонила в приемную директора – я вас правильно понял?

– Нет, неправильно. Я сказала, что не разговаривала с Викой по телефону. Я не утверждала, что Вика не звонила в приемную.

Берг прошел в комнату и полюбовался интерьером. Ничего квартирка. Одно фото мокрого Билана с открытым ртом во всю стену чего стоит.

– Таким образом, можно сделать вывод о том, что в это утро вы отлучались из приемной. Это-то я правильно вывел?

Майя осеклась и задумалась – вот еще одна особенность «рожденных секретаршами». В тот момент, когда на них со всей своей кинетической энергией обрушивается логика, они перестают понимать, выиграют от этого или проиграют.

– Вы выходили из-за стола приемной в период с 08.30 и до половины десятого утра? – вывел Куртеев Майю из оцепенения.

– А что, это мне запрещено?

– Нет, но мне известно, что Лукашов очень нервничает, когда не обнаруживает вас в приемной. Мне самому иногда необходимо выскочить, и тогда я, предполагая, что в момент моего отсутствия может прозвучать важный звонок, прошу кого-то из соседнего с моим кабинета архитекторов посидеть на трубке, – соврал Куртеев.

– Я не понимаю, – сообщила Майя, убирая со лба прядь волос цвета спелой ржи.

– Когда вы выходите, вы просите кого-нибудь подежурить у телефона? – терпеливо уточнил Берг. В отличие от консультанта он видел и более тупых людей.

– Кого я попрошу? Мне некого просить. Не Потылицына же. И незачем мне просить. У меня есть второй сотовый, и на него переадресовываются все звонки, которые поступают в приемную.

– И стоит, верно, быть уверенным в том, что если сейчас заглянуть в список поступивших на этот мобильник звонков, то номера Виктории Золкиной обнаружить там не удастся? – спросил Берг, ужасаясь тому, как построил фразу. Если бы он сейчас спросил ее о том, смогут ли разговаривать друг с другом две вороны, если они будут лететь со скоростью звука, это был бы более простой вопрос. Профессор догадывался по глазам Майи, что она близка к коме. И он быстро перестроил вопрос: – Трубка где?

Майя прошла мимо них в прихожую, вынула телефон, на который ей шла переадресация всех звонков, и сказала именно то, что профессор и ожидал услышать: «Ой, а она выключена».

Беглый осмотр показал, что сегодня утром на резервный телефон Майи в указанный период времени поступил всего один звонок, но это был звонок не от Вики.

– Майя, сейчас я назову тебе три фамилии, – вздохнув, сказал Тихон. – Ты должна вспомнить, какая тебе знакома. Это второй и последний вопрос. Итак: Пятько, Пусодин, Истасов.

– Пятько знаю, остальных – нет.

– Значит, вы говорите, что фамилия П-пятько вам известна? – уточнил Берг.

– Да, л-лысый, именно это я и имею в виду!.. – в сердцах выпалила Майя, которую неудобоваримая профессорская манера разговаривать начала немного доставать.

– А кто это?

– В последний раз я видела его в августе.

– Майя, – вмешался Куртеев, – сейчас-то вас никто не торопит.

– В каком смысле?

– В том смысле, что вас спросили – «кто такой Пятько».

– Молодой человек, не нужно на меня так эрегировать!

Секретарша никогда так долго не разговаривала. Собираясь с мыслями, она вынула из бара пачку сигарет, распечатала, закурила и выпустила дым через ноздри. Ответ был готов.

– Это режиссер.

Берг посмотрел на Тихона.

– Кто?.. – и посмотрел на Майю.

– Режиссер. На киностудии «Маунтайн-фильм».

– А как его зовут? – вкрадчиво спросил Берг.

– В августе был Олегом Иосифовичем.

Профессор поправил очки. Инициалы этого Пятько совпадали с торопливой запиской Вики.

– Значит, вы говорите, что в августе месяце этого года в строительной компании «Регион» вы видели режиссера киностудии «Маунтайн-фильм» Олега Иосифовича Пятько? – уточнил он.

– Совершенно верно!!

– А зачем режиссеру приезжать в строительную компанию? Он что, к-квартиру собирался покупать в «Регионе»? – спросил Куртеев, размышляя над тем, что этот перекрестный допрос очень похож как раз на киношный и разница лишь в том, что даже сам он понять не может, кто из них плохой полицейский – он или Берг. По всему выходило, что оба они хорошие.

– Надо было ему квартиру в новострое, – покривилась Майя, разбираясь, видимо, в том, какие именно квартиры нужны режиссеру. – Такие люди, как Пятько, на Кутузовском хаты откупают.

– Вот и я так думаю, – поспешно согласился Берг, – зачем Пятько квартира в новострое… Наверное, он за чем-то другим приезжал…

– Известное дело, – ухмыльнулась секретарша.

– Правда? – обрадовался Куртеев. – А за чем он приезжал?

– Пятько деньги через «Регион» крутит.

Берг снова поправил очки.

– Как это – крутит? – Он было уже воодушевился, но, стоило ему представить, как два раза отучившаяся в МИСИ секретутка будет рассказывать о финансовых махинациях, попридержал восторг.

– Государство финансирует съемки картины Пятько. Дает, там, денег. Ну, два миллиона зеленых, к примеру. В их договоре значится, что он будет снимать фильм полтора года. Пятько начинает съемки по сценарию с того места, где малый бюджет, – кабинетные базары, секс, крупные планы, то есть все то, на что уйдет тысяч триста долларов, но без чего в картине не обойтись. И снимает он эти планы год. А в оставшиеся шесть месяцев снимает все остальное, то есть главное. Весь фильм, короче.

– А в чем смысл крутежа? – не понял Берг.

– Смысл в том, что, как только Пятько получает из казны бабки, он миллиона полтора сразу вкладывает в строительство Лукашова. С нуля. Типа как бы инвестор. Лукашов строит дом ровно год. За это время квартиры дорожают в два раза. Через год Пятько отколачивает три лимона и полтора из них – государевы – сразу вкладывает в съемки, а полтора – себе в карман. Ну, делится, понятно…

– С кем?

– Со мной. С кем ему еще делиться? С мэрией – не надо, с лоббистами из федерального агентства по кинематографии – не надо, с Лукашовым, чтобы тот рот держал на замке, – не надо! Остались я и Куртеев. С тобой Пятько делится, Куртеев?

– Нет.

– Все правильно, – кивнула Майя и глубоко затянулась. Дальше она продолжала глухим голосом: – Осталась я одна… Вам еще рассказать что-нибудь из того, за что мне кесарево сечение сделать могут, или ограничимся этим?

– А ты еще что-то знаешь?

– Шли бы вы, ребята, по домам, – погрустнела Майя. – Скучно с вами. Хочется чего-нибудь душевного, теплого. Не вас, дебилов, послушать, а стихи какие-нибудь… Чтобы тронули. Да разве вы… – Она махнула рукой. – Задрали вы все, суки.

– Ну, стихи-то я вам могу почитать, – Берг потрогал очки. – Что вы о нас так… Мы тоже культурой не обнесенные. Хотите что-нибудь из моего раннего?

Майя с тоскою посмотрела на него и стряхнула пепел. Берг принял это за согласие.

– Консультант Куртеев меж берез и сосен как жену чужую засосал 0,8. Вам нравится? Это я в «Артеке» сочинил, на п-прилив глядя.

– Я и говорю – шли бы вы отсюда, – и она зевнула.

Переглянувшись с уставшим от сержантского юмора Куртеевым, профессор поднялся, и оба они направились к выходу.

– Майя, закрой дверь, пожалуйста.