Текст книги "Чуб земли. Туланский детектив"

Автор книги: Макс Фрай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Лаюки нахмурилась.

– Ладно, там видно будет, – неохотно согласилась она. – Лишь бы не оказалось, что у нее вовсе нет противоядия. А то навидалась я этих лесных колдунов: порой такого наворожат, что сами потом не знают, куда деваться…

– Ну, – я пожал плечами, – тогда просто придется махнуть на все рукой и вернуться в Ехо, там-то уж вас точно приведут в порядок. А потом начнем сначала…

Лаюки аж побледнела от негодования.

– Да ты что?! Сам не понимаешь, что говоришь! Даже представить боюсь, что станется с Соединенным Королевством, если мы возьмем да и вернемся с полпути. Гуриг мне объяснял, тут такой принцип: пока жив, лучше идти вперед, и будь что будет… Ничего, если чары снять не удастся, я с ним поговорю, напомню, зачем мы на Муримахе. Если ему кажется, что тут его дом, – ладно, пусть так и будет. Пообещаю, что, сделав дело, можно будет вернуться обратно, придумаю что-нибудь… Но возвращаться в Ехо нам никак нельзя!

Я невольно поежился от такой перспективы. Путешествовать по лесам Муримаха с неведомой и невнятной целью – это еще куда ни шло. Но проделывать это в компании двух с половиной безумцев, один из которых, ко всему, еще и коронован, мне совсем не хотелось.

Впрочем, я отлично понимал, что меня никто не спрашивает.

– Ты устал, наверное? – вдруг спросила Лаюки. – Мы-то все хоть после купания вздремнули, а ты убежал куда-то. Можешь пока отдохнуть, если заснешь, я тебя разбужу, когда время придет. К тому же хозяйка на тебя весь вечер косилась как на самого подозрительного типа в нашей компании – теперь понимаю почему. Ей будет спокойнее, если она увидит, что ты дрыхнешь.

Идея Лаюки показалась мне дикой и соблазнительной одновременно. «Как?! Спать в такой ситуации?! Немыслимо!» – вопил мой растревоженный разум. «О-о-о! Спать! Ну да, а что еще, собственно, делать, как не спать?» – обрадовалось тело.

Нечего и говорить, что в этом споре у разума не было никаких шансов. Я закрыл глаза, клятвенно пообещал самому себе: «Это только на минуточку, чтобы расслабиться, спать не буду ни в коем случае!» – и сам не заметил, как задремал, прямо на земляном полу, даже спальный мешок из рюкзака достать не потрудился.

Проснулся я совершенно самостоятельно, внезапно и, как мне поначалу показалось, ни с того ни с сего. Только секундой позже понял, что разбудил меня плач. Кто-то ревел в голос, с подвываниями, но далеко, снаружи, не то в саду, не то и вовсе в лесу. Прислушавшись, я понял, что плачет женщина, да не одна, а две сразу. Я помотал головой, чтобы привести себя в чувство, вспомнил печальные обстоятельства нашего ночлега, огляделся по сторонам в поисках Лаюки. Гуриг по-прежнему спал на своем матрасе, у противоположной стены мирно посапывал Моти, а вот ни нашей телохранительницы, ни хозяйки в хижине не было. Проклиная все на свете, я кинулся в сад.

Там было темно, да так, что и глаза открывать не имело смысла. Небо затянуто тучами, ни тебе луны, ни даже звезд. Но плач стал громче, и я побрел к источнику этого печального звука, то и дело натыкаясь на древесные стволы. Под одним из деревьев я и нашел обеих женщин. К моему несказанному изумлению, они сидели обнявшись и рыдали дуэтом. Мое появление их не успокоило, а кажется только пуще раззадорило. Вцепились друг в дружку, как сестренки на невольничьем рынке, глядеть больно.

– Что стряслось? – спросил я. – И почему меня не разбудили? Лаюки, мы же вместе собирались…

– Прости, – сквозь слезы пробормотала Лаюки. – Илка попросила тебя не будить.

Ага. Значит, Илка. Гляди-ка, подружились, кто бы мог подумать… Я обдумал ситуацию и понял, что эта скороспелая девичья дружба мне очень не нравится. Почему – фиг знает. Не нравится, и все тут.

– Я решила: ладно, действительно, я и сама справлюсь, если что, – захлебываясь плачем, объясняла Лаюки. – Но тут, в общем, не с чем справляться. Теперь нам уже никто не поможет. Это… Это так грустно и страшно!

Глядя на ее зареванную мордашку, я окончательно убедился, что творится неладное. Все же Лаюки – не избалованная барышня из знатной семьи, для которой самые великие душевные потрясения – смерть престарелой болонки да посещение поэтического вечера в трактире «Трехрогая луна». Она как-никак личный телохранитель Короля, дочка и ученица одного из величайших воинов в истории Соединенного Королевства. За несколько дней совместного путешествия я успел убедиться, что ее невозмутимость и здравый смысл выше всяких похвал, разве только мой коллега, сэр Шурф Лонли-Локли, мог бы с нею потягаться. Но Шурф обычно держался строго и даже сурово, а Лаюки приветлива и весела как птичка, поэтому ее уравновешенность, пожалуй, впечатляла меня даже больше.

Впрочем, что там меня впечатляло, а что нет – дело десятое. Факт остается фактом: та леди Лаюки, которую я знал, не могла вот просто так, ни с того ни с сего, рыдать в три ручья на груди у малознакомой государственной преступницы, только что успешно покусившейся на Королевский рассудок. Тем более ничего непоправимого не случилось: все мы пока что живы и здоровы, а трезвый ум и память – дело наживное.

– Лаюки, – строго спросил я, – с какой радости ты так ревешь? Что случилось?

– Ты не представляешь, сэр Макс, – прошептала она. – Такое… такое… такой ужас! Представляешь, кроме нас никого не осталось во всем Мире! Ни единого человека. Пока мы тут бродили по лесу, все умерли: и в Соединенном Королевстве, и на других материках, даже в Красной Пустыне Уандука ни единого дикаря не осталось. И только мы вчетвером тут как-то чудом уцелели, и еще Илка. А лучше бы… лучше бы не-е-е-е!..

Признаюсь честно: в первую секунду я ей поверил. Несколько дней в лесу, без связи с внешним миром – для человека, привыкшего сперва к телефонам, а после – к еще более удобной и безотказной Безмолвной речи, это кое-что да значит. Люди часто даже не подозревают, насколько они эгоцентричны, а ведь в глубине души почти каждый способен поверить, будто человечество может взять да и погибнуть в одночасье – только потому, что он, такой распрекрасный и важный пуп земли, долгое время не получал ни единого известия об этом самом человечестве. Как же оно там без присмотра, в самом-то деле!..

Словом, я поверил. Почти целую секунду я был в аду. Сердце мое рвалось вон из груди, на свежий воздух, но, к счастью, не сумело пробиться, застряло на полпути, где-то в ребрах. Я захлебнулся ужасом и скорбью, как мутной болотной водой; еще немного, и волна эта, пожалуй, утащила бы меня на дно, но я как-то выстоял, выжил, вынырнул на поверхность, перевел дыхание и осознал наконец, что Лаюки городит чушь, полную ерунду, попросту бредит. С какой бы стати человечеству погибать? А даже если и так, неужто все представители гибнущего человечества потрудились доложить о своей кончине двум совершенно незнакомым девицам? Ну или одной из них, какая, к Темным Магистрам, разница…

– Лаюки, – спокойно, но очень твердо сказал я. – Немедленно встань и подойди ко мне.

Она поглядела на меня с некоторым сомнением, потом пожала плечами и обернулась к своей новой подружке, но та сидела понурив голову и не размыкала объятий. Поэтому Лаюки не сдвинулась с места: не могла, да и не очень-то хотела, кажется.

– Пожалуйста, подойди ко мне, – попросил я. – Если ты сию секунду не встанешь, я начну колдовать – вот, к примеру, метну в тебя Смертный Шар. Ты же, наверное, слышала сплетни, будто мои Смертные Шары не убивают, а подчиняют волю? Ну так это чистая правда. Уверяю тебя, ты вскочишь как миленькая, зато Королевской миссии на Муримахе тогда уж точно каюк. Ты меня понимаешь?

Это, как ни странно, подействовало. Хотя, казалось бы, зачем нужна какая-то Королевская миссия, если кроме нас на этой планете не осталось ни единого живого человека… Но Лаюки тут же высвободилась из цепких лапок ведьмы и двинулась на меня. Выглядела она, надо сказать, угрожающе, несмотря на размазанные по щекам слезы и сопли.

– В драку лезть не советую, – на всякий случай предупредил я. – Ты меня, конечно, пополам переломишь, но Смертный Шар я метнуть успею. И делайте потом что хотите – без меня.

Она взглянула на меня оценивающе, поняла: да, действительно, успею, притормозила. Заодно и реветь перестала – каков прогресс!

– Достаточно, – сказал я, когда между нами осталось метра полтора. – Остановись пока. А теперь, пожалуйста, объясни мне еще раз: откуда ты знаешь, что человечество погибло? Кто тебе сказал? И самое главное: ты проверила информацию?

– Я… – Она запнулась, беспомощно оглянулась на подружку, но та не стала ей помогать. – Я… Но как я могу проверить?

– Вот с этого и нужно начинать, – примирительно сказал я. – Проверить проще простого: послать зов кому-нибудь из знакомых – для начала. Но этого мы делать пока не будем, не дергайся, Лаюки. Обещаю: я не буду колдовать, пока ты держишь себя в руках. Давай вернемся к погибшему человечеству: кто сказал тебе такую чушь?

– Илка сказала, – неуверенно пробормотала Лаюки. Встрепенулась, утерла мокрые щеки тыльной стороной ладони, снова обернулась к ведьме: – Илка, это ведь ты мне сказала. Ты ворожила, глядела в свое Зеркало Ночи и увидела там ужасную картину, да?

Ведьма упорно молчала. Я подошел к Лаюки и осторожно положил руку на богатырское плечо.

– Ты сама начинаешь понимать, правда?

Она посмотрела мне в глаза, и я увидел, что дело пошло на лад: взгляд из-под слипшихся от слез ресниц был ясным, удивленным и, хвала Магистрам, сердитым.

– Просто еще одно наваждение, – наконец сказала Лаюки. – Я переоценила свои возможности, сэр Макс. Надо было разбудить тебя, как договаривались. Вернемся домой, подам прошение об отставке: по моей вине могло произойти…

– Стоп! – заорал я. – Какое прошение, какая отставка?! Нашла время…

В этот момент ведьма благоразумно решила, что нас с Лаюки следует оставить наедине, и принялась тихонько отползать в кусты. Я видел ее маневр, но не успел отреагировать, зато стоявшая к ней спиной Лаюки, не оборачиваясь, прыгнула назад, схватила подружку за шиворот и передала мне, из рук в руки.

– Прости, Илка, – спокойно сказала она, – но я, пожалуй, больше не буду с тобой обниматься. Не нравится мне эта идея.

Ведьма оказалась верткая, но не слишком сильная, так что я вполне мог ее удержать. Встряхнул хорошенько, приказал:

– Не выдирайся. Удерешь – только хуже будет. Ты и так уже натворила, мало не покажется, на четыре пожизненных заключения в Холоми, по моим расчетам. Собственно, все еще можно исправить. Просто дай ребятам противоядие от твоего зелья, и мы все забудем. Делать нам нечего – с тобой возиться.

– Надо было сразу сказать, что этот парень с вами – Король, – буркнула ведьма. – Ничего бы и не было: я же не дура… Да я и так ничего страшного не сделала, зелье совершенно безобидное. Мне просто хотелось, чтобы вы погостили подольше…

– «Подольше» – это сколько? – уточнил я.

– Ну… до следующего года хотя бы.

Лаюки тихо зарычала, я укоризненно покачал головой.

– Ничего страшного, Лаюки. Все, как мы и думали. Ты скажи лучше, что у вас случилось? Что это за бредовая история с погибшим человечеством?

– Мы вышли в сад поговорить, – неохотно ответила она. – Я велела ей немедленно нас расколдовать, объяснила, что она совершила очень серьезную ошибку. А Илка сказала: теперь уже все равно. Дескать, она каждый день после заката глядит в какое-то свое волшебное Зеркало Ночи – ну, чтобы знать, как там дела в Мире. Другого способа узнать новости тут у нее нет… Ну вот, она поглядела, а там – все умерли. На Муримахе, на материке, вообще везде. Нигде живых людей не осталось, кроме нас. Лойсо Пондохва вернулся, и вот – устроил конец Мира, как и обещал, а нас лес спас. Илка говорит, он тут волшебный…

Я, чего греха таить, вздохнул с непередаваемым облегчением.

– Ага. Значит, Лойсо Пондохва виноват. Ну-ну… Тревога отменяется, Лаюки. Можешь расслабиться. Теперь уж точно можешь. Никуда не делось твое человечество, лежит сейчас по теплым постелькам, сладкие сны смотрит, гарантирую.

Тут дело вот в чем: величайший злодей прошлого, самый грозный колдун этого Мира, живая легенда Смутных Времен и – так уж сложилось – мой близкий друг сэр Лойсо Пондохва, бывший Великий Магистр Ордена Водяной Вороны, в настоящий момент отбывал заключение в собственном персональном аду. Этот знойный, пустынный и унылый мир снился мне с завидной регулярностью; в этих снах мне было невыносимо жарко, а легкие болели от сухого, раскаленного ветра, зато сэр Лойсо развлекал меня болтовней о старых добрых временах, исподволь учил уму-разуму и не забывал проследить, чтобы я не скопытился от невыносимого зноя, а своевременно проснулся в собственной постели. Строго говоря, «снами» мои визиты к Лойсо можно было назвать лишь для успокоения совести: уж не знаю, что там на самом деле происходило между нами, но после таких «снов» руки мои поутру оказывались исцарапаны жесткой сухой травой, голова раскалывалась от усталости, а в волосах было полно белого крупного песка.

Тем не менее я всякий раз благополучно просыпался дома, а вот что касается самого Лойсо, выбраться из этой ловушки у него не получалось даже с моей помощью. Я-то, честно говоря, очень старался. Во-первых, идея уничтожить Мир сэру Лойсо давным-давно надоела, а во-вторых – и это, стыдно признаться, самое главное, – я терпеть не могу тюрьмы и ловушки. Я из тех придурков, которые постараются во что бы то ни стало выпустить тигра из капкана и только потом станут оглядываться по сторонам в поисках надежного укрытия для собственной шкурки. Не сомневаюсь, что Лойсо нутром чуял во мне потенциального освободителя, потому и нянчился со мною, как мог.

Но так или иначе, а я в ту пору был одним из немногих посвященных, которые точно знали, что Лойсо Пондохва безопасен, как новорожденный котенок. Рассказ ведьмы о гибели человечества был наглым, беспомощным и бесстыжим враньем – что и требовалось доказать. Не то чтобы я действительно сомневался, но в некоторых случаях дополнительные, избыточные доказательства необходимы как воздух. Что ж, теперь они у меня были – и хвала Магистрам!

Лаюки, как я понимаю, поверила в гибель человечества под влиянием давешнего зелья; возможно, наша хозяйка еще как-то дополнительно поворожила, не зря же они так крепко обнимались. А стоило ей высвободиться, и сразу же в себя пришла, молодчина… Нет, правда умничка. Это мне, колдовского компота не пившему, легко быть умным и здравомыслящим, а ей-то каково?!

– Значит, так, – грозно сказал я, снова встряхивая ведьму. – Лично я вижу два варианта развития событий. Первый: ты, душа моя, немедленно отправляешься на кухню, готовишь там хорошее противоядие, мои друзья принимают его, приходят в себя, и мы, счастливые и довольные друг другом, расстаемся навек. Второй: ты говоришь, что противоядие быстрее чем за две дюжины дней приготовить невозможно, к тому же для него требуются специальные травы, которые растут только в Арварохе, а значит, надо ждать еще полгода, пока их доставят сюда на корабле, и все в таком духе. Я сворачиваю тебе шею, с честью хороню в ближайшем овраге, сажаю там куст маргариток, увлажняю рукава слезами, и мы с леди Лаюки везем наших спутников домой, где их быстро и эффективно вылечат. Выбирай.

– Травы из Арвароха мне без надобности, – буркнула ведьма. – Лекарство можно приготовить к утру. Только потом всем придется искупаться: некоторые части состава я кладу в купальне, чтобы они проникали в тело вместе с паром. Одно без другого не работает.

– Вот это разговор! – одобрительно сказал я. – Единственное, что плохо: вместо того чтобы спать, мне придется тебя сторожить. Ну ничего, потерплю как-нибудь. Пошли.

Мы с ведьмой отправились на кухню; Лаюки, глубоко потрясенная моими инквизиторскими замашками, плелась следом.

– Тебе надо поспать, – ласково сказал я. – У тебя был трудный день и та еще ночка. Да и завтра не День Свободы от забот, это я тебе обещаю.

– А ты? – вяло возразила она.

– А я уже поспал. И завтра продолжу, как только вы все придете в чувство. Улягусь под ближайшим деревом и буду дрыхнуть дюжину часов кряду, делайте что хотите. Но сейчас твоя очередь.

– А ты справишься? – неуверенно спросила Лаюки.

– Я, конечно, вполне беспомощный болван, зато не пил этого вашего зелья. Если уж я не справлюсь, значит, никто не справится. Увижу, что дело плохо, выполню свою угрозу, – я бросил на ведьму вполне кровожадный взгляд и даже облизнулся для пущего эффекта. – Люблю, знаешь ли, сворачивать головы живым людям, и непременно голыми руками, чтобы позвонки хрустели под пальцами. Маленькая слабость большого человека, вполне простительная, ты не находишь?

– Иногда даже полезная, – ухмыльнулась Лаюки. И пошла в дом, спать. А мы с ведьмой отправились в небольшой сарайчик, стоявший на некотором удалении от ее хижины. Там и располагалась ее алхимическая лаборатория.

Ну, «лаборатория» – это, честно говоря, сильно сказано. Больше всего сарайчик был похож на обыкновенную летнюю кухню. Я даже ни единого трупа летучей мыши там не обнаружил, о мертвецких головах да крысиных хвостах и вовсе речи не было. Только пучки сухих и свежих трав, аккуратные баночки с порошками и приправами, громоздкая жаровня, дровяная печь и два старых котла из дешевого желтого металла – побольше и поменьше.

Ведьма взяла маленький, налила воды, поставила на огонь. В большом принялась толочь какие-то сухие соцветия. Я уселся поудобнее в дверном проеме и потребовал:

– А теперь рассказывай, леди Илка. Ради чего ты все это затеяла, я примерно понимаю. Одурела от одиночества, бывает. Но с какой стати ты Лаюки про гибель человечества рассказала? Зачем? Что за чушь.

– Ну, – довольно равнодушно ответила ведьма, – я просто очень испугалась. Толстуха пригрозила, что засадит меня в Холоми, вот я и решила: рискну. Расскажу ей, что в Мире не осталось людей, кроме нас, сделаю так, чтобы она поверила моим словам. Когда человек выпил моего зелья, это несложно: он всему, что я скажу, верит. Мы поплачем вместе, подружимся, а там, глядишь, проснется Моти, я ему во всем признаюсь, он меня выручит. Неужели непонятно?

– Да нет, вполне, – вздохнул я. – Значит, Лаюки перегнула палку. Зря все-таки вы меня не разбудили. Я бы сразу объяснил, что не собираюсь волочь тебя в тюрьму. Если с ребятами все будет в порядке – на кой мне лишние хлопоты? В Холоми и без тебя тесно.

– Правда, что ли? – недоверчиво спросила она.

– Правда, правда. Вот если ты их отравишь, тогда точно придется тебе шею свернуть – и это, учти, будет для тебя не самый худший исход дела. А если они оклемаются, перестанут талдычить, будто «вернулись домой», и величать твою хижину «дворцом» – будем считать, что это было просто дурацкое приключение. Забавное, в общем. Не хуже моего подвига с вурдалачьими ягодами.

– А ты ел вурдалачьи ягоды? – заинтересовалась ведьма. – И в кого превратился?

– Ребята говорят, в огромного хищного кота. Пришел в себя поутру, на дереве. Полчаса потом слезал, как не упал – ума не приложу. Но ничего, смешно было.

– Ты, наверное, хороший убийца, – неожиданно заключила ведьма. – Совсем не злой. Злые убивать толком не умеют, все у них через пень-колоду, а ты веселый. Это и страшно.

Я озадаченно покачал головой. Сомнительный, честно говоря, комплимент. Но мне почему-то было приятно.

– Ты не беспокойся, – какое-то время спустя сказала ведьма. – Я их не отравлю, все будет хорошо. Я не такая уж дура, как может показаться. Сама не рада, что Короля околдовала. Даже и неплохо вышло, что ты зелье не пил и все быстро понял. А то осталось бы Соединенное Королевство без Короля, рано или поздно его бы нашли – и что бы тогда со мной сталось? Подумать страшно.

– А как ты вообще решилась? Ну хорошо, не знала, что среди нас Король. Но если бы придворные пропали, их бы тоже стали искать.

– Необязательно. И уж точно не так старательно, как Короля. Послали бы пару-тройку юных бездельников из этого вашего Семилистника, я бы, пожалуй, сумела им глаза отвести. В наших лесах часто люди пропадают, обычное дело. Никто бы не удивился… Тут видишь, как вышло: понравились вы мне, все – ну, кроме толстухи. Мне вообще женщины редко нравятся. Я даже призадумалась: с кем из вас первым любовь крутить? Решила начать с того, кто сам захочет. У меня давно никого не было: ни мужчины, ни даже просто дружков-приятелей. Лет пятьсот уже сижу тут одна, почти никто мимо не ходит. Когда-никогда… И тут такой соблазн. Конечно, я не устояла – а кто бы устоял?

– А зачем сидишь-то? – спросил я. – Пятьсот лет одна – это же рехнуться можно.

– Вот я и рехнулась, – спокойно согласилась ведьма. – Давно уже. А на месте я сижу потому, что жить мне, как ни странно, пока не надоело. Если уйду отсюда, за год стану старухой, и – все, прощай, Илка! А тут место мое, заговоренное, сколько труда и силы в него мои прабабки вложили, да и я сама успела… Меня, как старое дерево, нельзя пересаживать. Понял теперь, почему мне в Холоми не хочется? Так-то я бы посидела, говорят, там красиво и кормят хорошо.

– Да, очень неплохо, – согласился я, припомнив свое кратковременное пребывание в главной государственной тюрьме. – Грустная история. Тебе не позавидуешь, но и уговаривать: бросай все, попробуй устроиться на новом месте – как-то глупо.

– Глупее не бывает. Старухой я становиться не хочу, да и помирать как-то… ну, боязно, что ли. Я уже настроилась пожить подольше, привыкла к такой мысли. Нет уж, никуда я отсюда не поеду.

– Да, пожалуй, не стоит, – согласился я. – Тебе еще бы соседей хороших…

– Да кто тут жить захочет? – проворчала Илка. – Нет таких дураков!

– Ну, не скажи. Есть люди, у которых дома жизнь не заладилась, куда угодно сбежать готовы. Есть и такие, кому хочется спокойно встретить старость на лоне природы. Просто никто не знает, что где-то в лесах Муримаха есть дорожка, выложенная желтыми кирпичами…

– Не всякое соседство лучше одиночества, – с сомнением протянула ведьма. – А как ты думаешь, этот красавчик, Моти, он теперь не захочет остаться, да?

– Не знаю, захочет ли, но точно не сможет. Мы же сюда не развлекаться приехали… Другое дело, что для человека, владеющего искусством Темного Пути, на край света на свидания бегать – не проблема. Но вообще-то о таких вещах не меня надо спрашивать, а его.

Илка ничего не ответила, но глаза ее засияли, а губы сложились в мечтательную улыбку. Кажется, она действительно влюбилась по уши.

– По крайней мере, любовного зелья я ему не давала, – наконец сказала она. – Что давала – так оно совсем иначе действует. Лачуга моя ему поутру быстро разонравится, да и стряпня, пожалуй. А я – необязательно…

– Кстати о стряпне. – Меня аж передернуло от воспоминания о серой каше. – Зачем ты эту отраву на стол подала? Хотела убедиться, что твоя ворожба действует?

– Так у меня больше ничего не было, – призналась она. – Пришли голодные гости, а в доме никакой еды, только лесных ягод горсточка: мне-то самой много не надо. Пришлось истолочь и сварить листья дерева вахари. Они безвредные, вернее сказать, даже полезные, такую кашу ослабленным дают и еще роженицам. Невкусно, да, согласна, но вреда никакого.

– Ясно, – вздохнул я. – Это меня больше всего впечатлило: как ребята кашу твою жуткую за обе щеки наворачивали. Аж пот холодный прошиб.

– А меня, думаешь, не прошиб, когда я поняла, что ты по-прежнему видишь вещи такими, какие они есть? – невесело усмехнулась ведьма. – Я от страха чуть не обмочилась… Моти потом стал мне рассказывать, что ты, дескать, захворал. Просил позвать к тебе дворцового знахаря. А я слушала и все на свете проклинала. Ума не могла приложить, как от тебя избавиться, чтобы не портил мне веселье. Как видишь, так ничего и не придумала. Я вообще от людей отвыкла, не знаю, как с вами обращаться, где схитрить, где правду сказать… Ну и ладно.

Услышав такое признание, я задумался. До сих пор поведение Илки казалось мне натуральным злодейством. Нет, ну в самом деле: втерлась в доверие к усталым путникам, напоила каким-то мудреным колдовским зельем, внушила черт знает какие глупости, лишь бы не ушли никуда, остались ее развлекать… А ведь на самом деле никакого «преступного умысла» в ее поступках не было. Просто – ну да, забыла, как следует обращаться с людьми, а может, и не знала никогда. Я сам за пятьсот лет в лесу, пожалуй, еще и не так одичал бы. Какой с нее спрос?

Со мной так часто бывает: встанешь невольно на точку зрения противника, а потом глядишь – никакого противника уже и в помине нет. С кем теперь сражаться – совершенно неясно. Хорошо хоть, что я не такой уж большой любитель сражаться, а то бы, конечно, жизнь была бы полна разочарований…

Я едва дождался утра. Все-таки пара часов сна после долгого дневного перехода и доброй дюжины потрясений – меньше, чем просто мало. На рассвете я чуть было не отрубился, привалившись к дверному косяку, но нечеловеческим усилием воли заставил себя встать на ноги и умыться. Расслабляться было рано: спутники мои по-прежнему оставались во власти дурацких ведьминых чар, а положиться в таком деле на честное слово моей новой приятельницы я не мог. Мало ли что она там еще придумает, если увидит такого страшного и грозного меня спящим и беспомощным. Ей радость, а мне – новые проблемы.

За завтраком я почти не разговаривал со своими спутниками. Леди Лаюки тоже молчала как рыба и вообще выглядела подавленной и даже больной. Что же до Короля и магистра Моти, которые щебетали, как утренние пташки, ничего нового и интересного они пока не могли мне сообщить – разве только описать красоту несуществующих потолочных балок и якобы знакомых им с детства парадных ковров. Очень увлекательно, конечно, но мне эта тема уже изрядно поднадоела. Зато я внимательно проследил, чтобы они выпили по полному стакану спасительного зелья, приготовленного при моем пассивном участии.

Ведьма Илка соблюдала наш уговор: сидела рядом со мной и не предпринимала никаких попыток смыться. Сразу после завтрака мы с ней отправились готовить купальню – «приготовление», собственно, оказалось совсем простой процедурой. Бормоча себе под нос какое-то рифмованное заклинание, она кинула в воду несколько щепоток травы и горсть цветных кристаллов, похожих на ароматную соль.

– Все, – вздохнула ведьма. – Теперь они должны искупаться и потом полчаса подремать на берегу. Проснутся нормальными людьми, не переживай.

– Это ты не переживай, – ехидно сказал я. – И держись ко мне поближе – пока они не проснутся.

– Да ладно тебе, – устало отмахнулась она. – Все будет хорошо, не в первый раз делаю. Как, по-твоему, я избавляюсь от надоевших гостей?

– То есть это твое зелье действует сколь угодно долго?! – изумился я. – Хоть всю жизнь – если противоядие не принять?

– Не знаю, честно говоря, – равнодушно ответила Илка. – Никогда не удавалось дождаться, чтобы оно само прекратило действовать. Мне, видишь ли, до сих пор довольно быстро все надоедали. И вы бы, наверное, надоели. Да тесно нам было бы впятером, как я теперь понимаю. Столько народу у меня еще никогда надолго не останавливалось.

– Нет чтобы сразу это сообразить, – проворчал я. – И всем было бы хорошо, а я бы сладко спал до полудня…

И мы пошли звать моих спутников в купальню. Их еще и уговаривать пришлось, между прочим. В придачу ко всем бедам, Магистр Моти волком на меня смотрел: решил, что я клеюсь к его подружке. Но я мужественно терпел его укоризненные взгляды. Надеялся, что мучиться нам всем осталось недолго.

После купания несчастные жертвы колдовства задремали на лужайке, как и было обещано. Мы с ведьмой сидели на травке, ждали. Я отчаянно зевал, чуть челюсть не вывихнул. Илка откровенно наслаждалась моими страданиями, только что вслух не хихикала. Ее можно понять: нет ничего слаще для пленника, чем мучения конвоира.

Первым проснулся Гуриг. Вскочил, встревоженно озираясь по сторонам, увидел меня, успокоился и даже заулыбался.

– Сэр Макс, я правильно понимаю, что это ваших рук дело?

Я опешил.

– Что именно?

– Затрудняюсь сформулировать, – он нахмурился, массируя виски. – Есть у меня такое нехорошее ощущение, что вчера я вел себя как последний идиот. И все остальные тоже – кроме вас. Вы, как мне показалось, не участвовали в общем хоре, верно? Смотрели на нас, как на последних придурков, и, боюсь, правильно делали. Я довольно смутно все это помню, только в общих чертах, как после хорошей попойки, – мне, впрочем, всего два раза в жизни удавалось напиться до такого состояния. Наследных принцев все же слишком строго воспитывают, и это, конечно, сущее безобразие… Надеюсь, вчера вечером вы получили хоть какое-то удовольствие, наблюдая за нами.

От изумления я чуть сознание не потерял.

– Так вы думаете, это я вас околдовал?

Истинная виновница происшествия ехидно ухмыльнулась, прикрывая рот загорелой ладошкой. Если бы я мог испепелить человека взглядом, от нее бы уголька не осталось, да и Его Величество, боюсь, начал бы понемногу дымиться.

– Ну что вы, – Гуриг укоризненно покачал головой. – Конечно я так не думаю. Когда я сказал «ваших рук дело», я имел в виду свое нынешнее пробуждение. Очень мило с вашей стороны, сэр Макс: оказывается, находиться в здравом уме чрезвычайно приятно.

– А, – протянул я. – Ну, тогда хорошо. Рад, что вам нравится… Простите, я соображаю как-то не очень. Не спал… А с вами точно все в порядке? Больше не думаете, что вернулись домой?

– Да-да, как же, припоминаю. Возвращение домой – это была основная концепция моего вчерашнего ликования, – усмехнулся Гуриг. – Вот уж не думал, что я столь сентиментален… Да вы не беспокойтесь, сэр Макс. Все действительно в полном порядке.

В это время зашевелился Магистр Моти, и ведьма потянула меня за рукав.

– Можно я сперва с ним поговорю? А то потом он и слушать меня не станет…

– Ладно, – согласился я. – Говорите сколько влезет, мне не жалко. Советую выложить ему чистую правду – вот как мне рассказала. Это лучше всяких выдумок, честное слово. Мы тебе понравились, а он больше всех, и ты захотела, чтобы мы погостили подольше. Дурацкая история, но вполне трогательная. Уж куда лучше, чем выдумки про внезапную смерь человечества…

– А что, и такое было? – изумился Гуриг.

– Было, было. Страшная сказка на ночь, специально для меня, – проворчала леди Лаюки. Она, как я понял, давно уже не спала. Лежала тихонечко, прислушивалась к нашей беседе и к своим ощущениям. – Я, можете представить, поверила и полночи проревела на груди у этой гадины, – сказала она Гуригу. И снова завела давешнюю песню: – Когда вернемся в Ехо, мне следует подать в отставку. Все произошло исключительно по моему недосмотру. Если бы не сэр Макс, мы бы застряли тут до следующего года. Вот какой телохранитель вам нужен!