Текст книги "Две золотые полоски (СИ)"
Автор книги: Макс Фальк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Лоренс снимает комнату в старом доме, по соседству с не-магами – усатым капитаном в отставке и парой студентов. Обстановка тут хозяйская, тоже старая. На полу – серый от времени паркет с протёртым лаком. К углу жмётся скрипучая кровать с пружинным матрасом на железном каркасе. Рядом с ней – рассыхающийся платяной шкаф, напротив – колченогий письменно-обеденный стол, заваленный книгами. На подоконнике стоит пепельница, полная окурков. Пепел лежит на спинке драного кресла под окном. В дальнем углу размещается крошечная кухня: мойка, стопка тарелок в сушилке, шкафчик над раковиной.
– Выходные кончились, но я сказал начальству, что ты болен, – Грейвз останавливается в середине комнаты и оглядывается, куда пристроить пакет.
– Ты – моё начальство. Сказал сам себе? – спрашивает Лоренс.
– Надо мной пока ещё есть другие, – серьёзно говорит тот. – Ты голодный?
– Нет.
– А я – да.
Грейвз кладёт пакет на кровать, потому что она ближе, а стол занят, выуживает морковку за длинный хвост, вытирает её ладонью и с хрустом кусает.
– Не успел пообедать, – говорит он, жуя. – Забегался. А ты как?
– А никак, – Лоренс наконец закрывает дверь, садится на разобранную кровать. Грейвз в своём шикарном пальто с коротким меховым воротником смотрится тут совершенно неуместно и вызывает раздражение, прямо как в первые дни своего начальствования. – Я всю жизнь строил на том, что женюсь на ней. В авроры пошёл из-за неё. Что мне теперь делать, я не знаю.
– Она тебя не любила, – тоном эксперта говорит Грейвз. – Если бы ты на ней женился, было бы хуже.
– Да что ты в этом понимаешь, – Лоренс кривится, забирается поглубже, приваливается спиной к стене и закрывает ноги одеялом, потому что из окна всё ещё дует, а в комнате всё ещё пахнет дымом. – Тебя никто никогда не бросал.
– Не бросал, – говорит Грейвз и вешает пальто на спинку стула, а морковный хвост кидает в раковину. – Но я знаю, что такое быть одиноким.
– Знает он, – фыркает Лоренс. – Я бы посмотрел, как бы ты это знал, будь у тебя моя рожа.
– Да что ты застрял на своей роже, – Грейвз пожимает плечами, берёт багет и разламывает на несколько частей. Садится на кровать, не спрашивая разрешения, достаёт утиный паштет и намазывает на хлеб столовым ножом, подхваченным из стакана возле мойки. – У Эскобедо вообще не лицо, а траншея – ничего, живёт, трёх дочерей воспитывает. Рождаются же как-то полу-великаны и полу-гоблины, – Грейвз кладёт на паштет ломтик сыра, кусает и делает паузу, чтобы прожевать, прежде чем продолжить: – Ну да, ты страшный. А ты хочешь, чтобы тебя за твою прекрасную душу любили?..
– Я тебя сейчас ударю, – тихо предупреждает Лоренс.
– Не боишься начальству нос расквасить? – усмехается тот.
– Ты сюда не как начальник пришёл, а как друг, – говорит Лоренс. – А другу я всегда засветить могу, если он нарывается.
– А если я тебя за это уволю?.. – Грейвз поднимает бровь.
– Значит, я и в тебе ошибся, – мрачно говорит тот. – Значит, всё это к лучшему. Не хочу работать с двуличным мудаком.
– Чтобы тебя за душу любили – надо её показывать, – Грейвз слизывает крошки с губ и вытряхивает прямо на одеяло оставшиеся продукты. Среди них оказывается бутылка вина и бутылка виски. – Ты как хочешь, а мне завтра на работу. И если я в тебе не ошибся, завтра я тебя там увижу трезвого и выбритого. Бокалы есть?
– Только кружки, – говорит Лоренс.
Грейвз без стеснения споласкивает две кружки, жестом выдёргивает пробку из бутылки и разливает вино.
– Не прячься за своей мордой, – говорит он, глядя в глаза. – Если, конечно, хочешь, чтобы тебя разглядели. Ты же отличный парень. Чувство юмора не хуже моего. Эрудиция под стать. Когда ты болтаешь – всем плевать, как ты выглядишь.
Лоренс мрачно сверкает глазами, но слушает.
– Знаешь, почему я тебя раньше не видел? – спрашивает Грейвз, намазывая паштетом второй кусок багета. – Потому что ты вечно ходил и думал: «у меня нос, у меня уши». И за твоими ушами и носом тебя самого было не видно. Меня тоже не очень-то видать за моей фамилией и отцовскими деньгами.
– Тебя не видать, потому что ты выделываешься много, – бурчит Лоренс и пробует вино.
– Короче, бабы – зло, – невпопад говорит Грейвз и суёт ему хлеб. – Переключайся на мужиков, с нами проще.
– Да не люблю я мужиков, – с набитым ртом говорит тот. – Мне девушки нравятся.
– Тогда соберись и иди завоёвывать девушек, – решает Грейвз. – Вот ты думаешь, мне просто найти пацана, который на мои ухаживания ответит? Хрен тюлений. Проще по зубам получить. Знаешь, что я делаю, когда по зубам получаю?..
– Что?.. – с интересом спрашивает Лоренс.
– Не сдаюсь, – серьёзно говорит Грейвз.
На следующий день они встречаются в отделе, как ни в чём ни бывало:
– Доброе утро, сэр.
– Доброе утро, Марш. У тебя на столе папка – просмотри и займись.
– Да, сэр.
Они обращаются друг к другу по фамилиям, как и всегда, и в рабочее время ничего не меняется – а в нерабочее всё чаще вдвоём отправляются в паб, чтобы потрепаться за стаканчиком чего-нибудь крепкого. Лоренс собирается с духом, чтобы всё-таки съездить к семье – он скучает по матери и сёстрам. Грейвз продолжает перебирать девушек, но избранницу так и не находит. Время бежит.
В апреле на них сваливается дело о контрабанде. Контрабандой занимаются гоблины, ниточки тянутся, тянутся – и вдруг выясняется, что один особо отчаянный клан ведет подпольную (а какую ещё?) торговлю с не-магами. Под прикрытием антикварных лавок они втихую делают и продают настоящие магические артефакты – мелкие, само собой, но за баснословные деньги. Когда схема вскрывается и Грейвз видит масштаб, он отходит от потрясения несколько часов. Десятки лавок, сотни вовлечённых людей, тысячи долларов. Мало того, что предстоит выловить всех, кто изготовлял и продавал – предстоит найти всех, кто купил, а это не только Северная Америка, но и Южная, и не дай Мерлин – Европа.
Целый месяц Департамент всем составом стоит на ушах, Президент в бешенстве срывается на всех, кто причастен и не причастен. Отбросив вражду, Грейвз с Хантингтоном втайне готовят операцию, мобилизовав всех оперативников. Лоренс иногда ловит на себе уставший воспалённый взгляд, улыбается в ответ и идёт варить Грейвзу новую чашку кофе.
В день облавы Грейвз в паре с Лоренсом и с пятёркой своих людей накрывают одно из производств – старый автомобиль, который благодаря заклятию Незримого расширения внутри огромен, как ангар дирижабля. Схватка выходит жаркой, и именно там Лоренс спасает Грейвзу жизнь. Потому что после нескольких суток почти без сна тот становится нерасторопным и не успевает вовремя отбить атаку. Лоренс роняет его на пол и закрывает собой и щитом, заклинание рикошетит куда-то в потолок и взрывается.
Вечером они празднуют победу в уже ставшим родным ирландском пабе, Грейвз вырубается после первого же стакана, засыпая головой на столе, и Лоренс аппарирует с ним к себе домой – потому что больше некуда. Укладывает на свою узкую скрипучую кровать и засыпает рядом. Ночью Грейвз сонно перекидывает руку ему через живот, прижимается со спины. Получает от Лоренса короткий тычок в бок, ворчит, но не просыпается. Лоренс чувствует его сонное дыхание на затылке, вздыхает и засыпает обратно, так и не отпихнув от себя. В конце концов – неизвестно, когда ещё кто-то окажется в его постели, и хотя у них с Грейвзом точно ничего не может быть, чувствовать кого-то рядом слишком приятно, чтобы строить из себя недотрогу.
Утро проходит без неловких сцен, потому что шуточки «ты спишь с начальством» слишком нелепы, чтобы воспринимать их всерьёз. Грейвз нравится Лоренсу как друг, и в этом нет ничего большего. Кажется, нет. Точно – нет.
Через пару дней он берёт отпуск, чтобы всё-таки съездить к семье. Летучие поезда, невидимые для не-магов, курсируют по всей стране, и это самый простой и лёгкий способ путешествовать из города в город. Олбани слишком маленький, чтобы там возвели маршрутную площадь для аппарации. Грейвз провожает его на вокзал, помогает распихать по полкам многочисленные подарки для матери и сестёр, шутит, что будет скучать, и вообще говорит удивительно много глупостей. Камертон его голоса кажется звонким и ломким, он почти дребезжит. Лоренс стоит в дверях отдельного купе, Грейвз стоит на платформе, по привычке сунув руки в карманы, покачивается на каблуках, смотрит и улыбается. Когда звучит гудок машиниста, предупреждающий об отправлении, Грейвз внезапно хватается за поручни, вскакивает на подножку и целует Лоренса в губы, горячо и быстро. Спрыгивает назад, захлопывая дверь перед потрясённым лицом, и поезд трогается с места.
Лоренс сидит в купе, глядя на облака, и без конца трогает губы пальцами. Показалось?.. Не показалось?.. Это такая шутка? Нет?.. Грейвз – это… Грейвз. С него станется так пошутить.
А если не шутка, то… Нет, не может быть. Чтобы Грейвз вдруг влюбился в него?.. Когда?.. Почему?.. В кого – в страшилище?.. Грейвз всегда выбирает себе красивых – они обсуждали как-то, кто ему нравится. Они же друзья, они многое обсуждали. Они же друзья…
Лоренс не может перестать думать об этом всё время, пока гостит дома, потому что это слишком странно, и, наверное, немного пугает. Он даже не беспокоится из-за Миры, потому что мысли заняты совсем другим. Надо же такому случиться, чтобы тот, кто захотел его поцеловать – был мужчиной. Да ещё и единственным другом. Он не понимает, что с этим делать. Он не понимает, зачем Грейвз так поступил. Он вообще ничего не понимает и запутывает мыслями сам себя, пытаясь разобраться в том, что ещё недавно казалось простым, а теперь вдруг стало таким сложным.
Он даже не успел понять, понравилось ли ему. Всё было слишком быстро, в последнюю секунду, будто Грейвз сам не хотел объясняться. Будто он сам чего-то… боялся.
Лоренс думает о том, что делать по возвращении в Нью-Йорк, и не находит ответа. Притвориться, что ничего не было? Поговорить? А что сказать? Спасибо, не надо? А почему – не надо?..
Лоренс чувствует, что это несправедливо. Он хочет, конечно, чтобы его любили, и он был бы на седьмом небе от счастья, будь это даже скромная, как мышь, Скарборо… Но Грейвз!.. Он же мужчина!..
Ему становится жарко от мысли, что красавчик Грейвз, по которому вздыхает половина Отдела, вдруг выбрал его… Захотел его?..
Лоренс пытается понять, каково это – когда тебя кто-то хочет, но у него не получается. Поцелуй был слишком быстрым и торопливым, чтобы успеть понять. Но он вспоминает, как Грейвз сонно дышал ему в затылок, вспоминает тяжёлую руку на поясе, представляет, как это было бы, если бы Грейвз вот так же поцеловал его в шею – и мурашки вдруг бегут по спине вдоль позвоночника. Он вспоминает внимательные пристальные взгляды Грейвза, обращённые на себя, ищет в них искру страсти – но воспоминания слишком туманные, чтобы разобраться.
Он решает, что ничего не хочет с этим делать. Потом решает, что стоит поговорить и объясниться. Но так и не может придумать, что сказать. Он думает – а что, если это его уникальный шанс, и другого не будет? Если Грейвз – единственный, кто его разглядел? Кроме него, у Лоренса, если оглядеться, никаких друзей больше нет. И если допустить… если на минуточку допустить, что это не шутка – то что тогда?.. Что делать дальше?.. У них будут отношения?.. Свидания?.. У них будет секс?.. Наверняка Грейвз захочет секса, он не похож на человека, которому достаточно одних только поцелуев. С другой стороны – ни одна девушка, с которой он встречался, не признавалась, что он залезал ей под юбку. С ещё одной стороны – он ведь собирается жениться, значит, всё это временно, это у него ненадолго. Конечно, Грейвз пока не нашёл невесту, но найдёт ведь однажды. И что тогда?..
Лоренс ловит себя на мысли, что размышляет, был ли у Грейвза когда-нибудь секс с мужчинами. Или с женщинами. Как друзья, они говорили о многом, но так далеко в своих откровениях не заходили. Хотя Грейвз ведёт себя как человек, у которого был секс, причём много раз. Ох, как же всё это сложно…
Отпуск проходит, как в тумане, и, возвращаясь в Нью-Йорк, Лоренс уже злится на Грейвза за то, что тот своей выходкой спутал ему все мысли. И чувства. Ему становится понятно, почему тот, как говорил, получал за поцелуй по зубам – он и сам теперь готов дать ему по зубам за такое.
В первый день на работе он старается вести себя, будто ничего не произошло. Грейвз занят совещаниями и какими-то своими начальственными делами, он буквально проносится мимо, кидая только «с возвращением, Марш». Лоренс планировал понаблюдать за ним, чтобы понять, что же делать: ответить, не ответить, просто забыть? План с треском проваливается, потому что Грейвза почти весь день нет на месте, и Лоренс старается не думать о том, что Грейвз его избегает. Может, сам хочет забыть? Может, уже забыл? Может, жалеет? А что теперь делать с их дружбой – её тоже можно забыть?..
Он представляет, как Грейвз целует его снова – и чувствует страх, потому что, даже если это не шутка, он не знает, как на это ответить. Он представляет, что они всё забыли, как будто никакого поцелуя и не было – и чувствует досаду. А потом… потом он опять думает, что Грейвз выбрал его – и, глядя на великолепную черноволосую Изабеллу МакГраф, он вдруг чувствует превосходство.
Он выбрал меня. Он не достанется вам. Вы отворачивались от меня, смотрели ему в рот… А он выбрал – меня!
И Лоренс решается. Изо всех сил надеясь, что это не шутка. В конце концов, смелость всегда была его сильной стороной.
А если всё же окажется, что поцелуй был на спор или для смеха… Он найдёт в себе силы посмеяться тоже. Не в первый раз. Что-что, а смеяться над собой он умеет. Юмор тоже всегда был его сильной стороной.
В конце рабочего дня Грейвза всё ещё нет на месте, но его мантия висит кабинете, а дверь не заперта. Лоренс остаётся, отвлекая себя бумагами, поминутно смотрит на часы и уговаривает себя не волноваться. Уходит Изабелла, уходят Брэдли и Эскобедо, в конце концов уходят все, кроме него. Грейвз появляется ещё через полчаса, злой и уставший, как чёрт. Спотыкается взглядом о Лоренса, почти как раньше, замирает на мгновение и уходит к себе. Лоренс идёт за ним.
Час настал.
Либо сейчас он всё выяснит, либо завтра он положит на этот стол заявление об уходе, потому что единственного друга у него нет и никогда не было.
Грейвз стоит у стола и крутит у чернильницы крышку. Механически, влево-вправо. Молчит. Лоренс подходит ближе, встаёт рядом. Решимость начинает сдуваться, но тут Грейвз поднимает голову и смотрит ему в глаза.
– Я… – начинает он, но не заканчивает, потому что Лоренс целует его. В губы.
Грейвз с коротким вдохом хватает его за пояс и дёргает ближе к себе. И целует так яростно и уверенно, что Лоренс с облегчением и паникой понимает – не шутка. Он пытается отвечать, но не успевает, у Грейвза сильные, быстрые губы, горячий язык, так что Лоренс сдаётся и позволяет себя целовать, стараясь не помешать. Грейвз прикусывает ему нижнюю губу, отпускает и выдыхает:
– Мерлин… ты не умеешь?..
– Я боялся, ты шутишь, – шепчет Лоренс, чувствуя, что сердце колотится где-то даже не в животе, а в коленях.
– А разве ты не по девушкам?.. – шепотом спрашивает Грейвз.
– А ты много девушек у меня видел? – разговор получается таким абсурдным, что Лоренс не сдерживает усмешку.
– Значит, обдумал?.. – тихо спрашивает Грейвз. – А я уже собрался извиняться…
– Если бы извинился – я бы сломал тебе нос и уволился, – серьёзно говорит Лоренс.
– Тогда хорошо, что ты меня перебил, – говорит Грейвз и целует снова, притянув к себе за затылок – медленнее, перебирая пальцами волосы, поглаживая шею. Отвечать на такой поцелуй гораздо проще, но от затылка, от пальцев Грейвза по спине разбегаются мурашки, а голова идёт кругом так, что приходится хвататься за него, чтобы не упасть. Лоренс отрывается, чтобы вдохнуть. У Грейвза пристальный голодный взгляд, почти чёрный. Лоренс смотрит на него и пытается осознать, что сейчас происходит.
Он не понимает. Ему кажется, что он бредит. И дело не в том, что Грейвз начальник, а он – подчинённый. Не в том, что они друзья. Не в том, что они оба мужчины – хотя, по правде, немного и в этом тоже. Главное, чего не понимает Лоренс – как так случилось, что Грейвз, уверенный в себе и красивый Грейвз, который может получить любую девушку и с большими шансами почти любого симпатичного парня – сейчас вот так пытливо и жарко смотрит именно на него, целует – его, обнимает – его.
– А тебя случайно не прокляли влюбиться в первого, на кого упадёт взгляд?.. – спрашивает Лоренс.
– Да плевать, – шепотом отвечает Грейвз, запуская обе руки ему в волосы. – Мне нужен ты.
– Страшный?..
– Страшный, – говорит Грейвз.
– С носом?..
– Угу.
– И губищами?..
– А вот крупные губы мне в мужчинах всегда нравились, – каким-то новым тоном говорит Грейвз и усмехается краем рта. Камертон его голоса берёт незнакомую ноту – горячую, вибрирующую, как мурлыканье большого кота. Лоренс целует его, чтобы он перестал говорить, потому что это смущает. У него ушла неделя на то, чтобы смириться с тем, что Грейвз хочет его поцеловать, и за пять минут свыкнуться с мыслью, что очевидно не только поцеловать, и наверняка не только в губы, он не может. Грейвз прижимает его к себе, к плотному твёрдому телу, проводит ладонями по бокам, как будто знакомится. Как будто ему вообще интересно, что там, под одеждой – эти худые рёбра, костлявые плечи, острые лопатки и всё остальное… Лоренс прижимается к нему теснее и вдруг понимает, что через брюки чувствует член Грейвза. Конечно же, у него есть член, чёрт возьми, и если он влюблён, конечно же, это будет заметно.
Лоренса так занимает, что чувствует Грейвз, что он забывает, что чувствует сам. До него доносятся только какие-то вспышки – страха, удовольствия… Нет, он не влюблён. Но верит, что влюблён Грейвз и знает, как это мучительно – безответно…
Нет. Всё не так. Ему неважно, что Грейвз безответно влюблён. Ему не жаль, что он не может ответить на чувства – так сложилось, что они слишком разные, Грейвз любит мужчин, Лоренс – женщин. Но ему страшно хочется, невыносимо хочется хоть однажды почувствовать себя на месте того, кого любят. Кто важен. К кому хочется прикасаться. Это эгоистичное желание, и это делает его плохим другом, но пусть так. Пусть так. Это честный обмен. Они получат друг друга, настолько, насколько это возможно.
– Ладно, – шёпотом говорит Лоренс, от сладкого ужаса закрывая глаза. – Ты знаешь, что делать. Делай. Всё, что хочешь. Я согласен.
И он смутно надеется, что «всё, что хочешь» у Грейвза включает в себя… многое.
– Тихо, тихо… – сбивчиво шепчет тот, проглаживая пальцами по затылку, и дыхание у него кажется обжигающим. – Тихо… если я трахну тебя прямо сейчас на этом столе – никому из нас это не понравится.
От этого откровенного шёпота ноги начинают подгибаться, так что Лоренс цепляется за Грейвза, чтобы удержаться.
– Тогда давай ко мне, – предлагает он.
– Марш, ты давно такой резвый?.. – тот посмеивается, но, судя по глазам, ему совершенно не смешно. – Ты хоть знаешь, на что идёшь?..
– Нет, – честно отвечает тот. – Но мне тоже плевать. У меня маленький выбор – либо ты, либо никого.
Грейвз хмурится и опускает глаза. Ему больно. Лоренс чувствует это отчётливо, будто получает иглу в сердце.
– Извини… Это правда, но всё равно извини. У тебя свой интерес, у меня свой. Это же честно?..
– Да, – Грейвз поднимает глаза, кусая губу. – Это честно.
И целует так страстно и отчаянно, что Лоренс начинает задыхаться.
Они аппарируют в его старую комнату в старом доме, Грейвз с порога толкает его спиной вперёд и заваливает на кровать. Пуговицы не разлетаются по всему полу только потому, что Грейвз знает подходящее заклинание для расстёгивания всего сразу – хотя Лоренс был бы не против, если бы они разлетелись. Он не знает, что будет дальше, но Грейвз, похоже, всё знает, так что можно отдать себя в его руки и больше уже не бояться. Грейвз целует и кусает одновременно, это немного больно, горячо и влажно, но совсем не противно, хотя Лоренс слегка опасался, что не сможет всё это принять и что-то придётся терпеть. Нет, не придётся. Это становится всё приятнее, особенно когда он слышит глухие стоны Грейвза сквозь зубы. С долей гордости Лоренс вдруг понимает, что этих стонов не слышала ни Изабелла, ни Дакота, ни Фредерика, ни все остальные, потому что Грейвз не хотел их – так.
Особенно приятно становится тогда, когда Грейвз запускает руку ему в ширинку. Он точно знает, как погладить и где сжать, чтобы даже в голове стало горячо. Он сжимает и гладит, перебирает пальцами, тянет, сдавливает, прикасается везде, для него как будто не существует слово «стыд», а есть только слово «хочу».
– Я так хочу тебя, – шепчет Грейвз и трётся твёрдым пахом о бедро Лоренса.
Он красив, как не могут быть красивы люди – он как прямой взгляд на солнце, его невозможно увидеть вблизи целиком, только отдельно: чёрные густые ресницы, выражение глаз, для которого нет никаких слов, разомкнутые сухие от жара губы, игривая родинка на щеке, снова глаза – с неприкрытым, хищным желанием. В Грейвзе столько желания, что непонятно, как он носит его в себе, где оно помещается и может ли его принять один человек. Страсти в нём больше, чем нежности – одиннадцать баллов, двенадцать. Когда Лоренс закрывает глаза – ему кажется, что он падает спиной вниз.
Грейвз вытряхивает его из рубашки. Что-то трещит – то ли рукав, то ли старая простыня, то ли тонкая хлопковая майка, которую Грейвз стягивает с себя через голову, безнадёжно взлохматив волосы. Безумие концентрируется в воздухе, оседает на кожу солёным потом, который Грейвз слизывает с груди Лоренса широким движением – и они оба вздрагивают, когда в коридоре с размаху хлопает дверь и слышны голоса.
– Соседи, – шепчет Лоренс, облизывая вспухшие губы.
Грейвз ухмыляется как-то очень самодовольно, подхватывает палочку с пола, перекатывается на спину рядом с Лоренсом и накладывает на стены чары тишины. Лоренс не дурак и догадывается, зачем это нужно, но на всякий случай предлагает:
– Я могу… быть потише.
– Только посмей, – Грейвз втыкает палочку ему под подбородок, заставляя задрать голову, но глаза у него смеются. – Потише он сможет… Не сможешь, – обещает Грейвз, и глаза у него снова темнеют, зрачок расплывается в радужке.
– Спорим, – вдруг говорит Лоренс и улыбается. – Не заставишь.
Грейвз фыркает, но палочку не убирает:
– Ты не знаешь, с кем споришь. Я на десять лет опытнее тебя, это нечестно.
– Сразу сдаёшься?..
Палочка Грейвза летит на пол, он наваливается сверху и нависает над лицом Лоренса на прямых руках:
– На что спорим?..
– Поцелуешь меня при всех, – быстро говорит Лоренс, даже не думая, что ставка будет принята.
– Отсосёшь мне в моём кабинете, – мгновенно соглашается Грейвз и падает на него.
Они всё ещё друзья, и это кажется нестерпимо важным. Грейвз входит в него, как в девушку, это странно, болезненно, к этому трудно привыкнуть, целоваться было гораздо приятнее, но почему-то это кажется невероятно правильным.
– Расслабься… расслабься же, – шепчет Грейвз, замерев на нём и внутри него.
– Ты мне тут не начальник, – сдавленно шепчет Лоренс, обнимая его за шею. – Не приказывай.
Грейвз толкается бёдрами вперёд, по нему видно, что он едва держится:
– Для тебя же стараюсь. Я не хочу, чтоб ты просто… терпел.
– Какой ты болтливый, – горячо шепчет Лоренс, закрывая ему рот ладонью. – Тебя можно чем-то заткнуть?..
Грейвз кусает его за пальцы и больше не разговаривает. Он мучительно стонет, прижимаясь к худому плечу мокрым лбом, и Лоренс начинает, кусая губы, стонать вслед за ним. Жар вплавляет их друг в друга, Грейвз движется короткими толчками, немыслимо глубоко внутри, раскаляется, как уголь в топке, дышит неровно и глухо. Он скользит там всё смелее и легче, боль растворяется, остаётся только теснота и желание быть наполненным. Быть наполненным Грейвзом. Его страстью. Его стонами. Его жадностью. Это становится вдруг так хорошо, что Лоренс вдруг стонет в полный голос.
– Да, – требует Грейвз, – ещё, Марш…
– Меня зовут Лоренс… – шепчет тот, и Грейвз крупно вздрагивает, судорожно втягивает воздух и короткими тяжёлыми ударами вбивает его в скрипучий матрас, так что железная спинка кровати со звонким грохотом врезается в стену.
– Проиграл, – шепчет Лоренс, когда Грейвз, тяжело дыша, ложится ему на грудь. Он смотрит в потолок и негромко смеётся от счастья. Спор – развлечение для сильных духом, правила спора – дело чести. А значит, завтра Грейвз поцелует его при всех – и можно только представить, какие там будут лица. Какие там будут глаза. Особенно у Изабеллы и Фредерики. И у всех остальных, кто смотрел на него с жалостью и скрытой неприязнью.
Это я с ним сплю, а не вы. Я.
– Не торопись с выводами, – лениво ухмыляется Грейвз. Отстраняется, позволяя выскользнуть мягкому члену, и тянет руку вниз. И ласкает пальцами. Там. Внутри.
Пальцами намного приятнее – они нежные, они тоньше, Грейвз гладит его изнутри, нажимает, трёт, надавливает на промежность большим пальцем, и Лоренсу вдруг становится нечем дышать. Грейвз сползает вниз, мимо рёбер, проходится поцелуями по животу, оставляет на бёдрах укусы – а пальцы гладят и двигаются внутри, так мягко и ласково, так сладко и остро, что возбуждение стискивает грудь, и там внутри оно дрожит, плачет и рвётся через горло криком. Лоренс кончает так, что срывает голос, от неожиданной нежности, от сильных толчков внутри, от укусов на бёдрах и собственного имени, которое Грейвз без конца повторяет хриплым шёпотом.
– Я же говорил – не спорь, – довольно ухмыляется Грейвз, подтягиваясь повыше. Лоренс сглатывает сухой комок в горле – он слишком ошеломлён, чтобы отвечать.
– Но я тебя всё равно поцелую, – говорит Грейвз. – При всех.
– Ты же выиграл, – сипло шепчет Лоренс, широко распахнутыми глазами глядя в потолок.
– Ты был громким, – Грейвз всё ещё ухмыляется, – так что да. Зато ты заставил меня кончить первым. А это редко кому удаётся.
Он укладывается рядом, на сбитую простыню, и вполголоса шепчет очищающее заклятие.
– Ты знаешь беспалочковую?.. – бормочет Лоренс.
– Практика, – коротко отвечает Грейвз, пристраивая голову на локоть. И гладит его ладонью по груди.
Лоренс впервые не чувствует себя без одежды неловко. Неловко – когда ты голый. А он обнажён. Это почти неощутимая разница, но голым быть стыдно, а обнажённым – естественно. Люди рождаются обнажёнными. И быть таким рядом с Грейвзом, который смотрит на него сквозь ресницы – естественно. И приятно.
Лоренс свешивает ногу с кровати и качает ею, задевая пальцами истёртый паркет. Грейвз гладит его по груди, животу и бёдрам, просто так – и Лоренс верит, что это приятно.
– Я костлявый, – говорит он в потолок.
– Плевать, – спокойно отвечает Грейвз.
– Мне нравятся девушки.
– Вопрос времени.
– Ты думаешь, у тебя это надолго?..
Грейвз молчит, не отвечая сразу, потом говорит:
– Да. Это надолго.
Назавтра он целует его при всех, и потрясённое молчание накрывает Отдел расследований. Лоренс заставляет себя не выглядеть слишком торжествующим, когда Грейвз небрежно садится на край его стола, обсуждая детали какого-то незначительного дела – круг свидетелей или что-то вроде этого – а потом наклоняется и коротко целует в подставленные губы. Кто-то что-то роняет, кто-то чем-то давится, кто-то рассыпает по полу бумаги. Слух разносится по Департаменту, как пожар, на Лоренса начинают смотреть с большим интересом, в том числе – те девушки, которые раньше не поднимали на него взгляд. Всех занимают вопросы – «но как?!», «но чем?!» и «но почему?!». Слухи облекают его в мантию тайного магистра сексуальных практик, который приворожил к себе Грейвза какими-то уникальными умениями, чуть ли не передающимися в семье из поколения в поколение – и на этом месте уже Лоренсу хочется спросить – «но как?!»
Он влюбляется в Грейвза на второй или третий день их романа. То, что они встречаются, Грейвз не скрывает – он никогда не скрывает свои увлечения, и Лоренс даже гордится тем, что становится “одним из”.
Через пару недель они обнаруживают, что Грейвз фактически живёт у Лоренса, появляясь в фамильном особняке только для того, чтобы утром надеть свежий костюм – и решают, что жить вместе действительно удобнее.
К быту холостяка Грейвз трогательно не приспособлен. Например, он совершенно не умеет готовить. Лоренс привыкает жарить яичницу на двоих по утрам, а Грейвз водит его ужинать в рестораны. Шокируя вежливых официантов, он, не смущаясь, всегда просит завернуть остатки с собой. Утром Лоренс их разворачивает и крошит в яичницу пармезан, тончайшую пармскую ветчину или индейку. По утрам Грейвз взъерошенный и небритый, волосы падают ему на лицо, делая его моложе лет на пять. По ночам он громкий и ненасытный, днём они оба невыспавшиеся, но совершенно счастливые.
Время спрессовывается вокруг них, кажется, что недели превращаются в годы. Иногда Лоренс не понимает, как ему это досталось. Слышит сонное дыхание рядом и не верит, что это – его жизнь. Грейвз настолько горячий, что с ним почти невозможно спать под одним одеялом. С ним можно разговаривать часами на любые темы, а можно не разговаривать, а часами заниматься сексом, особенно по выходным, когда они оба просыпаются поздно, ближе к полудню.
На работе всё остаётся без изменений – Грейвз не выделяет его из других подчинённых, точно так же выдавая задания, точно так же отчитывая за промахи и точно так же требуя выполнение приказов в срок. На работе они – Грейвз и Марш, вне работы – Персиваль и Лоренс.
Через месяц Персиваль говорит «я люблю тебя». И добавляет: «Можешь не отвечать. Просто знай». Лоренсу кажется, что он уже это знает, что он знал это сразу, ему кажется, что и он сам любил его с самого первого дня, и почему-то долго собирается с мыслями, чтобы ответить.
– Я боялся, что проживу всю жизнь и никогда не узнаю, что такое любовь, – говорит Лоренс однажды, пару недель спустя.
– Я тоже, – говорит Персиваль.
Они сидят на всклокоченной кровати, привалившись к стене и друг к другу, курят и восстанавливают дыхание. Комната пропахла табаком и сексом, уже глубокая ночь, но спать совершенно не хочется.
– Я никогда не влюблялся всерьёз, – говорит Персиваль. – Всё время искал, что что-то вспыхнет… Надеялся каждый раз, что вот сейчас… А каждый раз было так, что в штанах тесно, а в голове пусто. Сердце стучит, но… мимо.
– Как ты понял, что со мной… по-другому?..
Персиваль пожимает плечами.
– Понял и всё. Сначала ты просто мне нравился. Умный, смелый… с острым языком. С тобой всегда было интересно, когда ты не отмалчивался. А потом однажды увидел, что ты красивый…
