Текст книги "Всадники равнин"

Автор книги: Макс Брэнд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 15. ПРИЯТНЫЙ ГОЛОС

Кузница была сооружена с таким расчетом, что – когда помещение наполнялось дымом, который не уходил через дымоход или переднюю дверь – можно было открыть боковую дверь, что создавало сквозняк и дополнительную тягу. Теперь перед этой маленькой дверью стоял мистер Майк Джарвин, глядя на великана-калеку; увидев направленный на себя «Кольт», Джарвин торопливо сунул что-то в карман сюртука и поднял руки над головой.

– Вот ты, значит, где! – сказал Джарвин. – Похоже, к тебе уже и подойти нельзя, не оказавшись прежде на прицеле! Не дури, парень, а лучше скажи, чем я обязан такой встрече? К чему это все?

– Не дури, Джарвин, – в тон ему ответил Питер, – а лучше расскажи, какого черта ты подглядываешь за мной через дверь?

– Потому что, – быстро ответил Джарвин, – просто хотел увидеть тебя за работой, не отвлекая от дела.

– Вот как? – улыбнулся Питер.

– Да. По округе ходят легенды о том, как ты ловко умеешь стучать молотом. Слушай, сынок, может быть ты все же перестанешь наставлять на меня свою пушку, а?

– Подойди поближе, – сказал Питер.

– Ближе?

– Делай, что тебе сказано. Иди медленно, руки не опускай. Я никого не хочу убивать, но если вздумаешь дурить, то мне придется всадить тебе пулю в лоб. Имей это в виду, Джарвин!

– Боже мой, – охнул Джарвин, – так ты задумал убить меня!

– Ты и так слишком задержался на этом свете! – сказал Питер. – Тебя уже давным-давно следовало бы отправить к праотцам, Джарвин. Единственное, чего я никак не могу понять, так это, почему тебя ещё никто не пристрелил. Уверен, что многие ломают голову над тем же вопросом. Так что, полагаю, если я и прикончил бы тебя, то окружающие, и прежде всего шериф, были бы только бесконечно благодарны мне за это!

– Ну-ну, – сказал Майк Джарвин, неожиданно расплываясь в широкой ухмылке. – Полагаю, ты не слишком далек от истины. Но только охота тебе об меня руки марать?

Джарвин покорно подошел поближе, и в тот же момент Питер ловким движением сунул руку в боковой карман его сюртука, выхватывая оттуда миниатюрный пистолет и покачал им у него перед носом.

– Вот в этом ты весь, Джарвин. По-моему, это достаточное основание для того, чтобы вышибить тебе мозги. Эта игрушка была у тебя в руках, когда ты прятался за дверью, рассчитывая на то, что тебе удастся распахнуть дверь, нашпиговать меня свинцом и беспрепятственно смыться. Единственное, что я пока не могу понять, так это какого черта тебе понадобилось желать моей смерти!

– Ты ошибаешься, Питер, – возразил толстяк.

– Мы что так близко знакомы, что ты называешь меня по имени?

– Ну да, конечно, а ты можешь называть меня Майк.

– Да кто ты мне такой? Приятель, что ли?

– Я уверен, что мы сможем подружиться с тобой, Питер. Во всяком случае, я на это очень рассчитываю!

– Джарвин, ты редкостная старая сволочь.

– Старая сволочь ничем не хуже сволочи молодой, Питер. Так что давай не будем больше ругаться и поговорим, как друзья!

– Что ж, – сказал Питер, слегка прищуриваясь, – давай поговорим. Начинай.

– Спасибо. Я только хотел сказать, что пришел сюда вовсе не для того, чтобы убить тебя, сынок. Мне просто нужно поговорить с тобой с глазу на глаз.

– Это с пушкой-то, нацеленной мне в голову?

– Точно так! – воскликнул толстяк, елейно улыбаясь.

– Хм! – сказал Питер. – Ты очень откровенен. Ну так давай, выкладывай, что там у тебя. Я весь во внимании, Джарвин.

– Отправляясь сюда для разговора с тобой, я чувствовал, что было бы не плохо во время нашей беседы иметь хотя бы небольшое преимущество. Вот я и подумал, что это мое преимущество могло бы принять форму направленного на тебя пистолета.

– Спасибо, – сказал Питер, – но зачем вообще было приходить-то?

– Я скажу тебе и это, – ответил Джарвин, – хотя к объяснениям придется перейти гораздо раньше, чем это было задумано мной изначально. Дело в том, Хейл, что я все знаю.

Выражение лица Питера ничуть не изменилось, и взгляд его оставался непроницаемым и безразличным, оставаясь спокойно сосредоточенным на лице собеседника.

– Все знаешь? – переспросил он. – Очень рад за тебя! Мало кто отваживается говорить об этом вслух. Обычно таких смельчаков стараются почему-то поскорее упрятать в дурдом. Тебе что, и в самом деле открылось какое-нибудь сокровенное знание?

В ответ мистер Джарвин тихонько засмеялся.

– Я так и знал! – сказал он. – Видит Бог, я догадывался, что ты ответишь мне что-нибудь в этом роде. Знал, что не спасуешь и ни в чем не признаешься! Был уверен! Но это тебе уже не поможет, Пит. Я восхищаюсь твоей выдержкой, но уже слишком поздно. Я знаю тебя как облупленного!

– Вот как?

– Именно так.

– Ты говоришь так, как будто и в самом деле уверен в этом, – заметил Питер.

– Ладно, перестань. Мы же взрослые люди. Я уж совсем поседел, да и постарше тебя, пожалуй, лет на сорок буду; короче, достаточно пожил на этом свете, хоть кое-кому это и не нравится.

– Кое-кому?

– Именно так.

– Так, может быть, все же назовешь, кому именно. Для примера, так сказать.

– Могу привести даже парочку.

– Продолжай.

– Братья Баттрики. Ты ведь тоже, небось, уже знаком с ними, Пит? А? Ну как, здорово я тебя подловил, а? – и он разразился смехом, сотрясаясь при этом всей своей заплывшей жиром тушей, словно огромная медуза.

В волю насмеявшись, он продолжил прерванный монолог:

– Ну, Пит, что ты на это скажешь? Тебе не кажется, что хватит уже прикидываться дураком?

– Можешь опустить руки, – разрешил Питер.

– Молодец. Будь благоразумен. И отдай мне мой пистолет.

– Премилая вещица. Мне очень понравилась. Пожалуй, я добавлю её к своей коллекции.

– Ладно, сынок. Пусть он останется в твоей коллекции. Я не стану мелочиться. Но теперь я открыто заявляю тебе: Я все знаю и у меня есть доказательства. Ты меня слышишь?

– Продолжай говорить, – сказал Питер. – У тебя очень приятный голос.

– Парень, ты мне определенно нравишься. Всякий человек, сумевший с такой легкостью справиться сразу с обоими Баттриками, заслуживает наивысшего восхищения. Да ещё будучи калекой! Когда я мне в конце концов удалось выяснить, кто это сыграл со мной такую шутку, то поначалу никак не мог поверить, что такое возможно. Я был уверен лишь в том, что это дело рук до некоторой степени любителя. Непрофессионала.

– С чего ты это взял?

– Ни один уважающий себя грабитель не станет так опрометчиво наводнять рынок ворованными деньгами, как это сделал ты, Пит.

– Правда?

– Спрашиваешь! Никогда на свете! Хотя, что такое для меня каких-нибудь жалких пятнадцать-шестнадцать тысяч долларов? Я слишком богат, чтобы поднимать шум из-за такой малости; это ничто по сравнению с возможностью заполучить себе такого работника, как ты, Питер! Если бы ты, конечно, согласился работать на меня.

– Спасибо, что-то не хочется.

– Подумай о моем предложении, Питер. Хорошенько подумай. Время терпит. Я вернусь завтра. А если надумаешь раньше, скажем, сегодня вечером, то просто подожги один из засохших кустов на холме за конюшней. Понимаешь? Я увижу сигнал и пришлю за тобой. Только учти, что в покое я тебя не оставлю. Я могу запросто доказать, что эти деньги ты украл у меня – все те деньги, которые ты угрохал на то, чтобы привести это ранчо в божеский вид. Все, конечно, замечательно, я имею в виду, твою работу на ранчо. Просто мне всегда казалось, что нажитые неправедным путем деньги не приносят счастья; тебя это тоже касается. Посмотри на меня. Всю свою жизнь я только и делал, что жульничал и обманывал других. Счастливым же я чувствую себя только тогда, когда напьюсь. А в этом состоянии я пребываю почти все время! А тебе я рассказываю обо всем об этом лишь для того, чтобы ты задумался бы над этим как-нибудь на досуге. Слышал, что я сказал?

– Слышал.

– Тогда соглашайся и иди работать на меня. Оставь это ранчо, где, впрочем, ты и так уже все отделал в наилучшем виде к огромной радости своего старика. Ему-то и этого хватит, чтобы дожить свой век. Я же буду платить тебе достойное жалованье. Кроме того, я могу научить тебя, как можно быстро делать деньги, до чего своим умом ты не дошел бы никогда! Переходи ко мне, парень, твои счастливые денечки ещё только-только начинаются – это точно! Но если же ты все-таки решишь заупрямиться, я сделаю все, чтобы засадить тебя за решетку!

– Если я прежде не пристрелю тебя, Майк.

– Ты хладнокровен и жесток. Но ты не убийца. Нет, в твоем обществе я чувствую себя в безопасности – хотя и побаиваюсь. Относительно безопасно, хотя и боюсь тебя!

– И что, Майк, у меня нет никакого иного выбора?

– Отчего же, есть, конечно! Я веду честную игру. Не стану же я, в самом деле, брать за горло и припирать к стенке такого славного и дельного парня. Раздобудь шестнадцать тысяч долларов и верни их мне в течение недели или даже месяца, так уж и быть, процентов я с тебя требовать не стану. Только откуда тебе взять такую уйму наличных – если только опять ограбить кого-нибудь?

– Есть и другие пути, – покачал головой Питер.

– Не знаю, не знаю, – сказал толстяк, – какие ещё могут быть эти самые другие пути, а возможностей пока что три: своровать, получить в наследство или взять в займы. Счастливо оставаться, Пит. Меня ждут другие дела. Подумай хорошенько. Ожидаю увидеть твой костер в ночи!

И Майк Джарвин вышел на улицу из маленькой кузницы. Питер проводил его задумчивым взглядом и тихонько присвистнул, когда в просвете главной двери мелькнула чья-то тень, и подняв глаза, он встретился взглядом с хмурым Чарли.

– Твой жирный друг – кем бы он там не был – просто законченный дурак, – мрачно усмехнулся Чарли. – Уж ему-то следовало знать, что самый верный способ разжиться деньгами – это жениться на них. Скажешь, я не прав?

Питер провел ладонью по подбородку.

– Возможно, и прав, Чарли, – согласился он. – Не исключено, что ты и в самом деле прав. Хотя, конечно, и не очень красиво с моей стороны расстраивать твои планы.

Глава 16. ТОЛЬКО ИГРА

Занесенная для очередного удара кувалда в руке Питер Хейла тихо опустилась и затем с глухим стуком упала на мягкий ковер из опилок, которыми был выстлан пол кузницы.

– Подслушивание под дверью – милая слабость образцово честного Чарли! – сказал он.

– Да, я все слышал, – чистосердечно признался Чарли. – И благодарю Бога за предоставленный мне шанс узнать о тебе всю правду, Питер. Я приехал сюда, чтобы по-дружески выяснить с тобой отношения, но теперь вижу, что имею дело с мошенником, вывести которого на чистую воду – мой долг. И именно это я и собираюсь сейчас сделать.

– Будем драться? – улыбнулся Питер.

– Обойдемся без кулачного боя, – сказал Чарли. – Не стану пользоваться своим преимуществом. Но все мы наслышаны о том, как замечательно ты стреляешь. Как ты пощипал перья вороне на лету, и прикончил её вторым выстрелом. Если ты действительно можешь так лихо управляться с «Кольтом», то у тебя будет шанс продемонстрировать свое умение! Попробуй выйти с ним против меня!

Питер встал со стула, оставаясь неловко стоять на своих скованных железными скобами ногах. Когда он сидел, то собеседник порой и вовсе забывал о его недуге. Но стоя вот таким образом, он производил впечатление безнадежного калеки.

– Так, значит, Чарли, будем стреляться? – переспросил он. – Ты это серьезно?

– Черт побери! А ты как думал! – взорвался Чарли. – Разумеется, серьезно. Потому что я не мыслю себе жизни без нее. Тебе нужны только её деньги. Для тебя она просто дурочка, и ты никогда не стал бы задумываться о женитьбе на ней, если бы только Майк Джарвин не припер бы тебя к стенке. Боже мой, какими же мы все были идиотами, что вовремя не связали ограбление Джарвина с тем, как ты начал направо и налево сорить деньгами! Ведь это он был твоими друзьями с востока.

– Именно так, – признал Питер. – Все, что ты сейчас сказал – истинная правда. Но мне, со своей стороны, хотелось бы предостеречь тебя, Чарли, от роковой ошибки. Ты неплохой парень. Во всяком случае, гораздо порядочнее и намного честнее меня. Я не хочу портить тебе жизнь, но в то же самое время я не могу позволить тебе совать свой нос туда, куда не просят. Ради меня мой отец прошел через одиннадцать лет унижений. И вот теперь я чувствую за собой обязанность отплатить ему добром, сделать его хоть немного счастливей, обеспечить спокойную старость. Твой отец накопил для тебя деньги и застолбил огромные угодья. Это твое богатство, пользуйся им. Мой отец потратил все свои деньги и обрек себя на страдания ради того, чтобы сделать из меня настоящего человека. Я знаю, что это ему не удалось, и поэтому пойду на все, чтобы он только сам не осознал этого своего поражения. Ради достижения этой цели я готов убить десятерых храбрецов, таких как ты Чарли. Я тебя предупреждаю. Со мной тебе не справиться, у тебя нет ни малейшего шанса. Потому что я не знаю жалости. И рука у меня не дрогнет. Я стреляю быстро и метко. Мне всегда нравилось оружие. Так что, Чарли, если ты попробуешь выйти против меня, то знай, что ты покойник. Если же решишь отступиться и оставишь меня в покое, думаю, мы смогли бы разрешить этот спор каким-нибудь иным образом. В конце концов, девушка имеет право передумать, разве нет?

– Наверное, такое право у неё есть, – мрачно сказал Чарли. – Если бы я только был уверен, что с тобой она будет счастлива, то никогда не стал бы вмешиваться. Но ты ей не пара. Для неё ты слишком умный. А ещё подлый и безжалостный. Ты сбил её с толку, вскружил девчонке голову. Но если ты не станешь напоминать о себе, то очень скоро она тебя позабудет и снова обратит внимание на меня. Слышишь, что я тебе говорю?

Питер вздохнул, а затем губы его тронула кривая, чуть циничная ухмылка.

– Я изложил свою точку зрения от начала до конца, – сказал он. – А теперь можешь поступать, как тебе заблагорассудится. Полагаю, пистолет у тебя при себе имеется?

– Имеется. Ты готов?

– Я-то готов. Хотя, Чарли, ненавижу я это дело.

– Будь ты проклят, мерзавец! Я окажу миру добрую услугу, избавив его от такой сволочи, как ты. Получай же, Пит!

Он ловким и стремительным движением схватился за пистолет – такая сноровка, пожалуй, сделала бы честь любому ковбою. И все же ответный жест Питера опередил его на какую-то долю секунды. Прогремел выстрел, и пуля, летевшая прямо в сердце Чарли, лишь по счастливой случайности угодила в «Кольт», вскинутый для выстрела Чарли Хейлом.

Тяжелая свинцовая пуля звякнула о железный корпус оружия, вырывая его из пальцев Чарли и швыряя ему в лицо. Он покачнулся. Револьвер тяжело шлепнулся на пол, а Чарли, не устоя на ногах, припал на одно колено, его красивое лицо было теперь перепачкано в крови, так как железо содрало кожу до кости.

Он оставался на полу всего мгновение. В его душе жил непокорный боевой дух, присущий всем мужчинам из рода Хейлов. Вскочив на ноги, он бросился на Питера, охваченный яростью рассвирепевшего тигра.

На лице Питера появилась самодовольная ухмылка и он ещё раз взвесил пистолет в руке, готовясь произвести последний и решающий выстрел. Он отрешился от всех мыслей, и его сердце было закрыто для эмоций. Но затем, внезапно передумав, стволом своего оружия он ударил Чарли по голове, и тот рухнул на пол к его ногам.

Протянув руку, Питер зачерпнул пригоршню воды из стоявшей тут же кадки и плеснул ею в лицо кузену. Тяжело дыша и пошатываясь, Чарли с трудом снова поднялся на ноги.

– Как так вышло, что я все ещё жив? – выдохнул он.

– Потому что мне вдруг показалось, – сказал Питер своим глубоким, спокойным голосом, – что эта девчонка и все, что с ней связано для тебя, Чарли, вопрос жизни и смерти. Для меня же это только игра – простая забава. И стоит ли стараться сокрушить тебя ради очередного… гола?

– Гола? – переспросил Чарли. – Что-то я не понимаю, что ты имеешь в виду.

Питер не ответил. Подняв с пола упавшую кувалду, он угрожающе покачивал ею, крепко зажав в руке деревянную рукоятку.

Беспокойство и нетерпение, с которым Майк Джарвин ожидал ответа на свое предложение, сделанное им Питеру Хейлу, было заметно, когда вечером того же дня он остановился на пороге хижины, служившей ему домом на руднике. Позади и в непосредственной близости от него следовали все те же двое братьев Баттрик, один из которых хромал, и оба пребывали в мрачнейшем и отвратительнейшем настроении, все будучи не в силах смириться со своим бесславным поражением, когда они вдвоем не смогли одолеть одного-единственного грабителя. Хотя Майк Джарвин, казалось, не обращал на них никакого внимания. Внимание его было всецело сосредоточено на черневших внизу просторах долины, погруженной в ночную темень. Чтобы попасть туда, нужно было провести целых полдня в седле, следуя за каждым изгибом извилистой тропы, проложенной среди гор. Но отсюда, сверху, все было видно, как на ладони. Майк Джарвин пристально всматривался в черную полоску долины, и тогда оба брата тоже решили последовать его примеру. А когда где-то в бездонной черноте под ними вдруг вспыхнул желтый глазок далекого костра, они услышали, как толстяк Джарвин удовлетворенно пробормотал:

– Видит Бог, этот молодой идиот придет ко мне – и загубит здесь остаток своей никчемной жизни.

– Кто это ещё к тебе придет? – сурово переспросил Левша Баттрик.

– Мой самый удачный день! – ответил мистер Джарвин и радостно рассмеялся.

Глава 17. РУЧНАЯ ГОРИЛЛА

Увидев ответный сигнал, вспыхнувший в глубине далекой черноты, толстый Майк Джарвин самодовольно потер руки и даже засмеялся от радости. Затем он вернулся обратно к хижине и пнул ногой дверь. Ответа не последовало.

– Обмылок! – заорал он.

В ответ тишина. Тогда он самолично прошел в комнату и зажег фонарь, висевший на стене. В тусклом свете можно было различить очертания человеческой фигуры на койке у окна – складывалось такое впечатление, что лежавший там либо лишился чувств, или же был мертвецки пьян.

Он ухватил спящего за плечо.

– Обмылок!

Но даже этот громогласный вопль не мог нарушить богатырского сна растянувшегося на койке человека.

– Обмылок! Джин!

Спящий внезапно застонал, пошевелился и сел на краешке кровати, вцепившись руками в матрас, ошалело покачиваясь спросонья и будучи не в силах мгновенно сбросить с себя оцепенение после долгого сна.

– Дай! – сказал он, протягивая руку.

Трудно сказать, почему этот человек получил столь странное имя. Уж наверное не из-за привычки слишком часто пользоваться мылом. Возможно, просто его кожа была цвета дешевого желтовато-корчиневого хозяйственного мыла для стирки. У него было почти безупречно круглое лицо, возвышавшееся над широким, плоским, выпирающим далеко вперед подбородком. Срежьте нижнюю часть глобуса, и вы сможете получить наиболее точное представление о том, что представляла собой голова Обмылка. Челюсть казалась самой широкой её деталью. Все остальное, находившееся выше, постепенно шло на убыль, а оттопыренные уши торчали под некоторым углом к черепу именно в том месте, где он начинал наиболее резко сужаться кверху.

При взгляде в профиль четко выделялась все та же самая линия. У самого основания голова была гораздо шире, чем в любой другой её точке. Нос казался несущественной деталью, хоть и выступавшей немного вперед, но не настолько, чтобы прервать или видоизменить изогнутый контур, разве что в минуты наибольшего душевного волнения крупные, впалые ноздри начинали гневно раздуваться. Впавшие глазки глядели из-под низко нависшего и сильно скошенного назад лба, как будто природа ничуть не заботилась о том, чтобы оставить достаточно места в той части черепа, где обычно располагаются мозги.

Подобное сложение наилучшим способом подходило для защиты. Любой боксер, пожалуй, позавидовал бы такой замечательной голове. Куда здесь бить? Только если в челюсть, которая сама по себе была такой крепкой, что подобный удар для Обмылка был бы не более чувствителен, чем если бы его огрели по непробиваемому темени. Истинным довершением столь притягательных черт была густая, черная шевелюра коротких, вьющихся волос, которые словно стелились по голове, создавая впечатление крохотного парика, натянутого на загорелую лысину.

Остальное телосложение Обмылка было строго выражено все в том же несуразном духе. Рука, протянутая вперед в надежде получить обещанный джин была толщиной с бедро нормального человека. Широченная ладонь заканчивалась длинными, толстыми пальцами, которые были словно обрублены на концах.

Он не вышел ростом, не дотягивая несколько дюймов до шести футов. Но башмаки огромного двенадцатого размера ему были все равно малы, а потому для большего удобства кожа на мысках была срезана, и из образовавшегося выреза торчала наружу часть ступни.

– Обойдешься без джина, болван! – сказал Майк Джарвин, с довольным видом разглядывая монстра. – Обмылок, имей совесть! Ты дрыхнешь уже двадцать два часа к ряду. Тебе не пора вставать?

– Черт! – пробормотал Обмылок. – А джина нет?

Он повалился обратно на койку, оставаясь лежать на боку, не поднимая ног с пола, изогнувшись самым неестественным образом и снова закрыл глаза, собираясь заснуть.

Джарвин поднял ногу и с силой пнул спящего по ребрам.

– Обмылок! Конь!

Обмылок открыл глаза, и недовольно мыча спросонья, снова принял сидячее положение.

– Ну и что? – сказал он наконец.

– Конь, Обмылок!

– А-а-а? – прорычал мулат. – Уже нужно? Ты хочешь, чтобы я привел коня, который сможет выдержать мою тушу?

– Именно это мне и надо от тебя, болван.

Обмылок встал с кровати, взял лохань с водой и плеснул себе на голову. Наскоро утеревшись полотенцем, он, наконец, распрямился во весь рост, не обращая внимания на многочисленные капли воды, скатывавшиеся по его спине и груди.

– Расскажи, где это, – сказал он, – и гони монету! – А потом, немного помолчав, хищно добавил: – Так значит, конь под мою тушу!

– Именно, – нетерпеливо подтвердил Джарвин. – Ты что, не выспался?

– Я за три дня глаз не сомкнул, – возразил Обмылок. – Как я мог выспаться? Где я тебе возьму такого коня?

Джарвин попятился к двери.

– Здесь неподалеку есть конь, который смог бы вынести тебя, – сказал он, – но только покупаю я его совсем для другого парня.

– Не для меня? – уточнил Обмылок, одной рукой хватая массивный стул и поднимая его с такой легкостью, как будто это была пушинка.

Джарвин выскочил за дверь, но Обмылок, очевидно передумав, лишь грустно вздохнул и поставил стул на место.

– Ну, ладно, – сказал он. – Хоть на обратно пути прокачусь на нем. Куда ехать?

– Это гнедой жеребец по кличке Лэрриби, хозяина зовут Уизнер. До его ранчо часа два езды отсюда.

– Ну вот, – разочарованно протянул Обмылок. – Тащиться в такую даль. А что я с этого поимею?

– Вот здесь две тысячи. Приведешь жеребца, а сдачу можешь оставить себе!

Оставив на столе пачку банкнот, Джарвин быстро развернулся и вышел в ночь. Но затем все же позвал:

– Обмылок!

– Угу? – хмыкнул тот в ответ.

– Как на твой взгляд, этого достаточно, чтобы смыться с деньгами?

– Пяти сотен не хватает, – ответил Обмылок.

Он вышел из хижины, протирая кулаками заспанные глаза. Убогие хижины располагались по кругу, и все они были как две капли воды похожи между собой. Шахтеры жили у самого рудника. Хижина Джарвина почти ничем не выделялась на фоне остальных, но она была выстроена на самом выгодном месте на краю долины. Если верить рабочим, то оттуда открывался великолепный обзор окрестностей, так что, пожалуй, даже сам черт не смог бы проскользнуть мимо, не будучи прежде замеченным Джарвиным.

Они говорили об этом с большой долей иронии, так как творимые Джарвином гнусности были слишком ужасны и велики по своему размаху, чтобы обнаруживать перед ним свое подлинное отношение. Человеку приходилось либо относиться ко всему скептически, или же просто улыбаться. Так что шахтеры предпочитали улыбаться – разумеется, за исключением тех случаев, когда, действуя в одиночку или находя себе сообщников, они поднимали бунт и пытались убить его.

За хижинами находились конюшни – там Майк Джарвин держал мулов и ослов, использовавшихся в качестве тягловой силы на рудниках, затраты на содержание которых были сведены к минимуму. Было здесь также и несколько лошадей. Обмылок вывел из конюшни одного из мулов. Вот уже не один раз он безуспешно пробовал водрузить свои двести с половиной фунтов живого весу на спины разных лошадей, и каждый раз результат оказывался неизменно неутешительным, в то время как вот этот мул мышино-серой масти с крепкими ногами мог несколько часов кряду рысью мчать его на себе.

Обмылок уезжал в ночь. Он был так сосредоточен и погружен в собственные мысли, что даже не обернулся, чтобы достойно ответить на оброненное ему вслед замечание, сказанное вполголоса и донесшееся со стороны собравшейся поодаль группки слонявшихся без дела рабочих:

– А вон и ручная горилла Джарвина!

Обмылок все слышал. И даже постарался запомнить голос, сказавший это. Но в данный момент он не мог отвлекаться на мелочи, решив оставить удовольствие проучить нахала на потом. Сейчас же ему не терпелось поскорее увидеть собственными глазами коня, который смог бы выдержать его – хотя бы даже зная, что предназначен этот конь был не ему, а совсем другому человеку.

Он проехал по долине, ориентируясь в непроглядной темноте по отблеску воды небольшого ручейка, сбегавшего между камней. Для мула и Обмылка этого было вполне достаточно. Они спустились на простиравшуюся внизу равнину, и не прошло и двух часов, как его кулак уже колотил в дверь дома, в котором жил мистер Уизнер.

Когда Уизнер вышел к нему на веранду, чтобы узнать о цели столь позднего визита, Обмылок сказал:

– Я слышал, что у вас тут есть конь, за которого не жалко отдать пять тысяч.

– Такой конь у меня есть, – согласился ранчеро. – И что с того?

– Я мог бы купить его, – сказал Обмылок.

– Серьезно? – переспросил хозяин, разглядывая лицо и несуразную фигуру возникшего на пороге его дома гротескового персонажа.

– Ну да, – подтвердил Обмылок. – Есть у меня один парнишка, который просто-таки души не чает в хороших лошадях. Покажите мне его, хорошо?

Мистер Уизнер проводил странного визитера к небольшому загону и в ответ на его тихий свист из темноты возник силуэт огромного коня. Он стоял по другую сторону забора и доверчиво потянулся мордой к руке хозяина.

– Почти шесть футов в холке, – с гордостью объявил Уизнер. – Погодите, сейчас зажгу фонарь.

В фонаре засветился мерцающий огонек; Лэрриби тряхнул гривой, но остался стоять на месте.

– Ну чем не красавец, а? – восхитился Обмылок.

– Красавец. Пяти лет. Сильный; железные мускулы. Ну и что вы теперь скажете?

– Для поездок в горы как будто великоват, – сказал Обмылок, с сомнением качая головой.

– На нем выезжали в горы каждый день, – ответил ранчеро. – Он ловок, словно горная рысь. Идет уверенной поступью, с мулом не сравнить. Поэтому, согласитесь, пять тысяч за такого коня – не слишком высокая цена. Он того стоит.

– У меня с собой тысяча наличными, плачу сразу, – сказал Обмылок. – Ну, что скажете? Так что, бери или отвали.

– Я-то отвалю, а ты… – начал было Уизнер гневную тираду, но вовремя прикусил язык.

Еще одного случайного взгляда в гротесковое лицо мулата было достаточно, чтобы он испуганно запнулся, умеряя свой пыл, а потом снова нарушил молчание:

– Тысячу вот за это чудо?

– Он что, может брать призы на скачках? – прорычал мулат. – Или, может быть, умеет выделывать разные штуки, как в цирке? Или послушен и привычен к работе на пастбище? Что в нем такого особенного? Какой от него прок?

– Может целый день носить на себе седока в две сотни фунтов весом – запросто, и с горы, и на гору. Еще он хорош тем, что никогда не выбросит тебя из седла. Добрый, как ягненок. Но ничего не боится. А вы хотите, чтобы я уступил его за какую-то тысячу долларов!

– Но ведь это все равно больше, чем кто-либо давал вам за него до меня, – высказал предположение Обмылок, – я имею в виду, такую уйму наличных!

– А вот и нет! – с жаром возразил ранчеро. – Этот толстяк, Джарвин, тут на днях предложил мне тысячу двести. Я же лишь посмеялся над ним. Так же, как смеюсь сейчас над вами. Дешевле, чем за пять тысяч я Лэрриби не уступлю!

– Уму непостижимо, – пробормотал Обмылок. – Но я не собираюсь мелочиться. Если кто-то пообещал вам двенадцать сотен, то я предлагаю те же двенадцать сотен и сверху ещё пятьдесят долларов. Это моя окончательная цена. Думаю, вам лучше сходить в дом и посоветоваться с женой. Больше все равно не получите. Да и кто станет платить такие деньжищи?

Мистер Уизнер мысленно чертыхнулся. Но в дом все-таки вошел и возвратился оттуда примерно через четверть часа.

– Мы с женой все обговорили, – объявил он. – Две тысячи и ни цента меньше.

– Две тысячи! – присвистнул Обмылок. – Я вам что, миллионер, что ли?

– И торг здесь неуместен.

– Так уж и быть, пойду вам навстречу, – сказал мулат. – Полторы тысячи. Это мое окончательное предложение.

– Слишком мало!

– Что ж, счастливо оставаться, – сказал Обмылок, резко разворачивая своего мула и направляясь обратно в сторону дороги.

Но ехал он все же не слишком быстро. Достаточно медленно для того, чтобы мгновением позже, услышав окрик в темноте у себя за спиной, повернуть обратно, тоже прокричав что-то ответ. И он уже знал, что Лэрриби был у него в кармане.