Текст книги "Синдикат"
Автор книги: Макс Аллан Коллинз
Жанр:
Исторические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)
Глава 24
– Джимми – хороший мальчик, – говорил мне Поль Трэйнор, – только немножко сбился с дороги.
Трэйнор был постарше меня всего на несколько лет, но волосы уже почти все поседели; долговязый, телосложение, как у человека, склонного к «пивному» животу; на носу появились первые прожилки, а печальные серые глаза были как бы все время влажными. Он сидел за машинкой на первом этаже в комнате, заставленной столами, половина из которых была занята, в основном, мужчинами, дымящими своими сигарами и стучащими на машинках, невзирая на производимый ими самими шум и гам.
– Он вырос во времена Луни, – продолжал Трэйнор. – тогда в нем и развилось это восхищение гангстерами. Вы знаете, мы всегда в «Демократе» давали множество новостей из Чикаго, И массу горяченького из жизни гангстеров, и не только, чтобы угодить читателю, но еще и потому, что с преступной группой Капоне связана поставка спиртного через Трай-Ситиз. Так что, подрастая, малыш из этих мест с легкостью знакомится со спиртным – с Дикого Запада или откуда-нибудь еще.
– Его отец сказал, что вы с Джимми были близкие друзья. Вы его постоянно брали с собой в поездки.
– Ну да. С тех пор, как ему исполнилось тринадцать. Он читал настоящие детективные журналы и «Черную маску», и другие, вроде этого. Завел альбом для вырезок о Капоне и его компании и так далее. Мне это казалось безвредным. До тех пор, во всяком случае, пока он не закончил среднюю школу и не начал куролесить.
– Пить и веселиться – это вы имеете в виду? Большинство мальчишек занимаются этим, когда им стукнет восемнадцать или около того.
– Конечно. Мальчишке сразу после школы хочется расслабиться, хочется только и делать, что общаться с приятелями и одурманиваться горячительным. Кипящая юность. Ну, а что такого? Да я на месте его отца мечтал бы даже, чтобы Джимми так себя вел: фляжки на бедре и енотовые куртки. Эх!
– То есть, хотите сказать – таскаться по подпольным заведениям в компании?
Его улыбка напоминала складку на тряпке.
– Ну да. Но, к сожалению, все было намного хуже. Он лично сошелся с местными бутлегерами. И, возможно, – но только возможно! – он на них работал. Старику только не рассказывай, это его добьет.
– Не беспокойтесь, не скажу. Но в самом деле малыш хотел быть гангстером?
– Хотел ли Джимми, подрастая, стать Аль Капоне? Ха! Это не совсем так. Тут сочетались две вещи. Во-первых, он просто был захвачен всей этой преступной компанией, гастролирующим балаганом семьи Капоне. каковым она и была. Группа, с которой он связался, была бандой Ника Коэна, в компании с Таларико.
– Эти фамилии мне ни о чем не говорят.
– Ну, в общем, Коэн и Майк Таларико иногда бы вали конкурентами и иногда партнерами. Знаете – в зависимости от того, что требует бизнес. Прошлым летом Коэна застрелили перед его домом. Убийцу не нашли, хотя и обвиняли в этом Маскетайна, но потом отпустили. Ходил слух, что это сделал кто-то из Чикаго... Возможно, Таларико нанял кого-то, потому что болтали, что Коэн снюхался с фэбээровцами. Так или иначе, Джимми знал Коэна и его банду. И... да ладно.
– Продолжайте, я слушаю.
– Послушайте, Джон Бим – прекрасный человек, и если он пытается разыскать сына, я рад ему помочь. Но тут есть кое-что, о чем я могу вам рассказать, только если вы поклянетесь хранить тайну. Абсолютную, черт возьми, тайну.
– Согласен.
– Вам надо еще понять вторую причину, почему Джимми связался со всеми этими подонками: он хотел стать писателем, репортером. Он хотел уехать в Чикаго и писать о гангстерах в «Трибе». Ему, видите ли, не хотелось угодить в саму игру. Ему хотелось сидеть на линии пятидесяти ярдов и вести репортаж. Вы понимаете меня?
– Да.
– А вот то, о чем вы должны помалкивать, ради Бога. – Он понизил голос, наклонившись ко мне. – Джимми снабжал меня информацией. Он связался с компанией Коэна и даже делал для них кое-что – самую малость – водил грузовик туда и обратно, никакого оружия или чего такого, только бутлегерство. Но у него были ушки на макушке, и он кое-что мне рассказывал. Пересказывал сплетни, уловили? Если происходило что-нибудь важное – а мы тут переняли стиль Чикаго в перестрелках, взрывах, краже детей – в общем во всем, чем вы знамениты, – Джимми рассказывал мне.
– Вы это поощряли?
Он поглядел на меня почти с отчаянием, серые глаза застыли наподобие дымчатого стекла, сигара догорела, но он, по-видимому, этого не заметил.
– Я ему платил, – наконец ответил он.
– Понятно.
– Нет, вы не поняли. Малыш действовал на свой страх и риск. И я ему объяснял, что ему не сносить своей чертовой башки, если он не прекратит, но, пропади все пропадом, если он не перестал снабжать меня ценными фактами. И я не мог устоять – ведь я репортер. А ему было восемнадцать, девятнадцать, двадцать, и это все продолжалось. Он уже стал достаточно зрелым, чтобы отвечать за свои действия.
– А вам не приходилось бывать в каких-нибудь местах, где он околачивался? Кто были его «дружки»?
– Вы что, спятили? Я никогда с ним не ходил: его не должны были со мной видеть, раз уж он выполнял свою придурочную тайную работу. Но, если хотите, я могу объяснить вам, где находятся некоторые из подпольных заведений в городе.
Он начал мне перечислять их, и я остановил его, когда полностью заполнил страницу записной книжки. Закончив, он добавил:
– На самом деле, я не могу вам дать ни одной фамилии тех амбарных крыс, с которыми он якшался, потому что он никогда их, собственно, и не называл. С большими парнями он не был близок, так что говорить о нем с Таларико или с Лукези нет никакого смысла. Они, возможно, не отличат Джимми от Адама. Джимми знал Козна, но Коэн мертв.
– Еще что-нибудь можете мне рассказать?
– Что ж. Знаю еще, что он мотался несколько раз в Чикаго. Это было, пока он еще учился в колледже, во время каникул летом 1930 года. Меня всегда это беспокоило. Видите ли, его друг Коэн был тесно связан с парнями из Чикаго. Слыхали когда-нибудь о парне по имени Тед Ньюбери?
Тело в яме рядом с телефонным столбом.
– Да, – ответил я, – слыхал о таком.
– Это большая «шишка» из Чикаго, тесно связанная со спиртным. Я писал о суде в конце 1931 года, где Ньюбери с Коэном и Таларико с Лукези проходили по одному делу. Так или иначе, а Джимми бывал в Чикаго пару раз, и мне всегда хотелось знать, ездит ли он по своим делам или по поручению Козна. Я его дотошно расспрашивал, но он всегда заявлял, что ездит только «для удовольствия». Нутром-то я всегда чувствовал, что Джимми рискует головой. И теперь я все думаю, где те альбомы с вырезками, что он делал в начальной и высшей школах, полные статей о Чикаго и Капоне, и не могу не думать – зачем были нужны его путешествия «Для удовольствия».
– А вы не говорили с ним о его планах поехать в Чикаго и попытаться там найти работу?
– Говорил. Я объяснял ему, что его мечты не имеют ничего общего с реальной жизнью. Что его вышвырнут, как щенка. «Но я должен попытаться», – ответил он. И я понимал, что каждый имеет право хотя бы на одну попытку. Так что я и не пробовал его останавливать, даже написал ему рекомендательное письмо на случай, если ему каким-то чудом удастся заполучить настоящее интервью. Еще я ему сказал, что если он потерпит неудачу, то может вернуться, и если больше ничего не подвернется, я попытаюсь устроить его в «Демократ» печатником. А он ответил... Да, что же он ответил? Казалось, он был совершенно уверен, что они дадут ему шанс. Нахально ответил, сопливый мальчишка: «Ох, да напечатают они мой материал». Да, что-то вроде этого. Никогда не слыхал ничего нелепее.
* * *
А я слышал, и как можно подробнее рассказал все Мэри Энн за ланчем в кафетерии у Палмера. Кафетерий находился в узком одноэтажном особнячке, прислонившись крышей к стене одного из главных корпусов колледжа. Изречение над входом гласило: «Стоит Жить на Свете ли?.. Это Зависит от Печени».
Печень я не взял, хотя блюдо из нее было; меня потянуло на пирожок с мясом, но в этом кафетерии он не являлся «маленьким кусочком рая».
– Я знаю, что у Джимми были друзья из крутых парней, – сказала Мэри Энн. – И я знала, что он выпивал в компании и вообще. Но не знала ни о каких... гангстерах или бутлегерах, или еще о чем-нибудь подобном.
– Может, ты была к нему не так близка, как думала? Ее взгляд меня просто пригвоздил.
– Мы были очень близкими людьми. – Потом небрежно добавила: – Что он интересовался криминологией, я знала.
– Его интересовали сами преступники.
– Это одно и то же.
– Да нет, не одно и то же. Слыхала когда-нибудь о парне по имени Рейнгард Швиммер?
Себе она взяла печень. Проглотив кусочек, сказала:
– Ну конечно. Имя Рудольфа Швиммера у всех на устах.
Поставила меня на место. Какие-то парни из колледжа за соседним столиком, наблюдавшие за ней, ждали от нее именно такого поведения. Они влюбились в ее попку еще в очереди.
– Рейнгард Швиммер, – поправил я. – Он был оптиком. А увлекался гангстерами. Он практиковался в Чикаго, так что преуспел в своем увлечении – все время крутился в кабаках, где они были постоянными посетителями, и даже в каких-то местах их бизнеса, включая гараж где нагружали и разгружали грузовики с горячительными. Однажды док Швиммер заскочил на минутку в гараж потолковать с парнями, поджидавшими своего босса Багзи Моурена и его помощника, парнишку по имени Ньюбери, как ввалились копы и велели всем поднять руки вверх.
– И безвинного доктора арестовали тут же вместе с ужасными бандитами, – догадалась она.
– Не совсем так. Это был день святого Валентина 1929 года.
Мэри Энн не изображала наивную, она поняла, что я имею в виду.
– Они его убили, Мэри Энн, – закончил я. – Возможно, он говорил людям с автоматами, что он не из гангстеров, что он – всего-навсего оптик. Все равно они его застрелили. Он там находился, вот его и убили.
Глаза ее наполнились слезами.
– Ах, ну почему ты такое рассказываешь, Натан?
Мы полным ходом приближались к истерике.
– Эй, – сказал я, пытаясь уменьшить скорость. – Только не здесь. Прости меня. Я не хотел тебя расстроить, просто так вышло... Но картина жизни твоего брата начинает потихоньку вырисовываться, Мэри Энн. И выглядит он не больно-то сообразительным.
– К твоему сведению, мой брат был студентом-отличником.
– Мэри Энн. Есть просто школа, а есть школа, где любят безжалостно придираться. Твой брат был мальчиком из Девенпорта, Айова. Он мог крутиться около каких-нибудь бутлегеров, – я выразился немножко туманно, помня об обещании, данном Трэйнору, – но он был всего-навсего мальчишкой из порядочной семьи.
– Что ты об этом думаешь?
– Не знаю, но предчувствую плохое. Может быть, из-за мясного пирожка.
– Но ты же говорил, что Джимми может мотаться по железной дороге, знакомиться со страной...
– Думаю, что может быть и так. Мэри Энн, меня беспокоит вот что: первое – здесь, в Девенпорте, он был связан с бандитами, и второе – как тебе известно, отец дал ему две сотни долларов на оплату обучения у Пал-мера, а он их прикарманил и удрал в Чикаго.
Она побледнела.
– Нет, Джимми мне этого не говорил.
– Он тебе сказал, что собирается добираться на товарняке, но было ли это так на самом деле?
– Если он так и сделал, и если две сотни долларов были при нем, что ж... это меня очень тревожит.
– Что ты такое говоришь?
– Ничего. Но если он благополучно добрался до Чикаго со своими двумя сотнями, то я съем еще одну порцию этих пирожков.
У нее задрожала нижняя губа; я положил свою руку на ее.
– Извини меня, – попросил я, – я вел себя, как негодяй. Просто... я хотел тебя подготовить, на всякий случай.
– Какой случай?
– На случай того, что тебе придется поглядеть кое на что без розовых очков.
В раздумье она отодвинула от себя тарелку с печенкой.
– Найди его, Натан, – попросила она. – Пожалуйста.
– Я попытаюсь.
– Не пытайся, а сделай. Найди его ради меня.
– Не могу этого обещать.
– Нет, пообещай.
– О'кей, обещаю. Тебе получше?
Она с трудом улыбнулась:
– Да.
А как насчет того, чтобы помочь мне в поисках? Конечно, – согласилась она.
* * *
Она договорилась встретиться с преподавателем колледжа в Огастене, чтобы поговорить по поводу занятий брата журналистикой. Это был живописный учебный городок на зеленом отвесном берегу реки, а в здании, куля мы вошли, на стенах – ни единого изречения. Но степенный преподаватель английской литературы, который также обучал и журналистике, о Джимми ничего ценного сказать не смог, за исключением того, что тот прекрасно писал и подавал большие надежды; что его отметки по всем предметам – от литературы до математики – были самыми высокими. И ничего о личной жизни Джимми, ничего по поводу тех его рассказов для школьной газеты отражавших его интерес к преступности, о котором толковал мне Трэйнор.
На обратном пути в Девенпорт мы заехали на рынок и, вернувшись домой, я помог ей на кухне, а она порадовала отца, приготовив на обед ростбиф со всякой всячиной. Мы с ней удивили друг друга тем, что оба готовим, и притом неплохо. Я, пока рос, дома все время занимался стряпней, а она многие годы в доме отца была единственной женщиной. Так что мы пришли к соглашению, что когда поженимся, в кухне будем управляться по очереди, хотя мысленно я дал себе слово, что она будет это делать только в исключительных случаях.
После обеда Мэри Энн с отцом прошли в его кабинет. Они позвали и меня, но я уклонился: это был семейный разговор, а я еще не был ее членом. Кроме того, у меня было назначено свидание.
* * *
Датч Риган, прислонясь к стене дома, поджидал меня перед «Пансионом Перри», одетый в коричневые брюки и свитер поверх рубашки и галстука. Судя по виду, он был полон решимости не позволить мне одному крутиться по местным подпольным заведениям. Я подъехал, и он сел ко мне в машину.
– Все время прямо, – сразу улыбнувшись, сказал он.
– Взгляните на это, – предложил я и подал ему записную книжку со страницей, загнутой там, где я записывал перечень подпольных заведений Трэйнора.
– Тут почти все, – заметил Риган. – Где вы его раздобыли?
– У одного репортера. Что-нибудь важное пропущено?
– Это почти все заведения в нижнем городе. Думаю, в этот список попали и придорожные закусочные.
– И много их?
– Всего пара. Но сегодня вечером мы лучше попросту выпьем пива, по кружке в каждом, ведь мы же не собираемся проверять весь список. Я, во всяком случае, не собираюсь.
– Сделаем лучше так, – предложил я ему. – В каком-нибудь из этих заведений вы бываете постоянно? – Один-два раза почти во всех побывал.
– Всего-то по разу или по два? Ну и ну!
– Не скажу, что я пьющий, просто я – ирландец.
– А есть разница?
– Вы же рыжий, вы мне и объясните.
Я усмехнулся:
– Я – ирландец только наполовину, а вы выглядите полноценным.
– Что ж, мой папа выпивал очень неплохо, собственно даже хорошо. Я же, в основном, пью в студенческой общине на задней веранде, а то и в припаркованной машине. И знаете что, вам в этих забегаловках лучше не закусывать. Большинству, чтобы их не закрыли, приходится объявлять, что у них подают еду.
– Ну, это – для проформы.
– Ладно, я просто решил, что насчет еды лучше вас предостеречь. Кажется, мы сейчас направляемся к Мэри Хуч, а я знаю того парня, который там готовит сэндвичи: так, когда он сам их переест, его рвет.
Вначале мы покатили по заведениям в нижнем городе, начав с одного на Восточной Второй, владелицей которого была приземистая пожилая дама, известная всем как Мэри Хуч. Эта добродушная старая дева выглядела так, что могла бы запросто провести пару раундов с Барни. Ее заведение, подобно большинству тех, что я когда-либо посетил, было подпольным, без вывески снаружи, но в другом смысле работало без опаски. Легальная продажа пива не подрывала ее бизнес: около дюжины рабочих при баре, смешивая пиво со спиртным, поддерживали это заведение, порядочно превышая легальные доходы.
– Я знаю Джимми, – сказала Мэри Хуч – дама с пухлым лицом, в котором потонула пара глаз-бусинок, и с торчащими, как у Джо Зангары, волосами. – Милый малыш. Но я слышала, что он давным-давно уехал в Чикаго.
– А вы знаете каких-нибудь его друзей? Кого-нибудь, с кем он обычно околачивался здесь?
– Тут не о чем говорить.
– Если вы знаете Джимми, то и его друзей должны бы знать.
– Все ему были друзья.
– Ну, а сегодня, например, кто-нибудь из них здесь?
Она оглядела комнату.
– Нет. Эти парни-работяги или безработные. Джимми водился с другим сортом людей.
– А если я предложу вам пятерку, сможете уточнить?
– Нет, не думаю. Ведете вы себя дружески, но ведь вы не из нашего города, верно? Поэтому все, что могла я вам уже сказала.
То же самое повторялось и в других местах. В заведении на Восточной Четвертой нам показались съедобными креветки и устрицы, и Риган, забыв про свой совет, заказал корзинку креветок. В другом, над гаражом на углу Западной Ривер-Драйв и Рипли, сэндвичи, похоже, были более приемлемы, чем у Мэри Хуч. А заведение на Вашингтон-стрит даже имело на фронтоне маленькую вывеску («Желтая Собака») и предлагало немецкую кухню. Бармены за стойкой припомнили, что Джимми водился с «местными», но с кем точно – не сказали.
За одним исключением: им оказался Джек Уолл, управляющий заведения над гаражом – гладкий, хорошо одетый парень с тоненькими усиками в стиле Нитти и квадратной челюстью. У меня сложилось впечатление, что в подпольном бизнесе он занимал довольно значимое место и мог говорить не откровеннее других, и когда ему этого хотелось, он так и поступал. Выслушав мои объяснения, что я частный сыщик из Чикаго, расследующий случай пропажи человека, Уолл сказал:
– Джимми сошелся с несколькими мальчиками Коэна, а особенно – с Винсом Логой.
– А не знаете, где я могу найти Логу?
– В заведении. Но только не в этом.
– А в каком?
– Здесь его нет. Поверьте моему слову. Я счел за благоразумие поверить. Риган сидел за стойкой бара и, лаская кружку пива, изучал некоторые грустные лица вокруг себя. Уже в машине он сказал:
– Большинство этих парней без работы. Чрезвычайно печальная ситуация.
– Однако на выпивку они нашли «бабки», верно?
– Вы ужасный циник, мистер Геллер. Неужели вы остаетесь спокойным, видя безработных на уличных перекрестках? – На перекрестках – да. А в барах – нет.
– Что ж, должны ведь с этим что-нибудь сделать!
– Да неужели? Что именно? И кто именно?
– Могу вам сказать, что делаю я. Каждый день, поднимаясь в гору к радиостанции, даю десять центов первому же, кто попросит милостыню.
– Если вам каждый день попадается один и тот же человек, то вас дурачат.
– Очень смешно. Я в состоянии выбрать из массы парней, поверьте на слово. Ладно, новый президент все это исправит.
– Голосовали за него, да, Датч?
– Сознаюсь – голосовал. И мой отец тоже. Он даже поработал для правительства!
– Ваш отец? Что же он делал?
– Выдавал уволенным талоны на еду.
* * *
Мы посетили пару непритязательных на вид придорожных забегаловок при шоссе в пригороде Девенпорта – решетчатые, как в птичьих садках, потолки, опилки на полу и заводские рабочие, а также металлурги, которые, напившись, любят подраться. Я был рад, что со мной бывший футболист, косая сажень в плечах, хоть он и был в очках и в свитере.
Потом мы направились искать заведение, которое, как слышал Риган, находилось на скоростном шоссе номер 6. Наш путь пролегал по берегу Миссисипи, минуя несколько маленьких городков. Ночь была ясная, полная луна отражалась на гладкой поверхности реки серебристо-серой дорожкой.
Риган расспрашивал меня о Джимми, и я удовлетворил его любопытство. Он заметил, что вполне понимает и сочувствует разочарованию Джимми, которое тот должен был испытывать при хождении из одной газеты в другую в поисках работы.
– У меня самого ноги опухли топать по тротуарам Чикаго, – сказал он. – Уж поверьте, я-то во все приемные радиостудий стучался. Как раз одна женщина на Эн-Би-Си и посоветовала мне отправиться попытать счастья в провинции. А потом мне ужасно повезло зацепиться за место в Даббл-Ю. Оу. Си.
– А как вам это удалось?
– Станция дала объявление, что нужен диктор, но я объявился только через день, когда дыру уже заткнули Я проехал в отцовой машине семьдесят пять миль и не сдержался и спросил, как же, черт возьми, попасть в спортивные комментаторы, если нет возможности даже зайти на радиостанцию? Упоминание о спорте помогло – им нужен был человек помочь комментировать какие-то игры в Айове; вот так я начал работать. Пять баксов за все. Тут-то я и повстречался с Джеком Хоффманом, собутыльником Джимми Бима.
– А теперь вы занимаете место Хоффмана?
– Более менее. Вообще-то я от него многому научился. О-о, он был способный человек, выпить мог, сколько душа принимала, и все такое, но футбола не знал. И вот ушел поискать что-нибудь, не связанное со спортом.
– А вам ваша работа нравится?
– Конечно. Не возражал бы стать вторым Кивом Райаном или Патом Флэнаганом. Правда, на самом деле мечтаю стать актером, хотя и эта работа требует актерства, вот послушайте: «Ледяной ветер продувал стадион, и длинные голубые тени потянулись через все поле».
– Неплохо, – признал я.
Справа появилось придорожное заведение – белое двухэтажное здание с усыпанной гравием площадкой, забитой машинами, и небольшой неоновой вывеской: «ФАЙВ О'КЛОК КЛАБ». Я подъехал.
Это было заведение уже не для рабочих. У стойки бара сидели мужчины в костюмах, галстуках и шляпах; за столиками – женщины в облегающих донельзя платьях с глубоким декольте, которые, может, и были работающими девушками, «но тут, – подумал я, – они не работали». Было похоже, что здесь собираются гангстеры с дамами сердца. Выглядело это местечко современно: черное с белым, хром, приглушенное освещение. Атмосфера ночного клуба. Оркестр из пяти инструментов в дальнем левом углу на небольшой эстраде наигрывал кое-что из «Диксиленд-джаза», играли так, будто они-то и были причиной того, что из этих мест уехал Бикс. Бармен был коренаст, крепко скроен, в оспинах, но в чистом фартуке – впервые за весь вечер. Я спросил его, не знает ли он Джимми Бима, он ответил, что – нет. Я поинтересовался, не знает ли он Винса Логу, он опять ответил – нет. Я дал ему пятерку и снова повторил вопрос. Джимми Бима он по-прежнему не знал, а Винс был в задней комнате – играл в карты.
Он показал на дверь в конце зала, и я туда направился Риган за мной следом; глаза за стеклами в темной оправе моргали, потому что он старался не смотреть сверху вниз на хорошенькие шейки за столиками, мимо которых мы проходили. И это было с его стороны очень мудрое решение, если принимать во внимание размеры некоторых парней, сидящих за теми же самыми столиками, что и обладательницы хорошеньких шеек.
Я потянулся открыть дверь, и тут же подкатился охранник размером с «бьюик», сообщивший мне, хоть его и не спрашивали, что на игру уже набрано. Я дал ему доллар и распахнул пальто, чтобы показать, что я невооружен. Он открыл мне дверь, и я шагнул через порог. Ригана он остановил, сказав мне при этом:
– Вы мне дали бакс. Если он с вами, гоните еще один.
Как-то не хотелось давать ему еще монету, так что я попросил Ригана подождать.
В комнате было накурено, низко висящая лампа с абажуром бросала пирамиду света на покрытый зеленым сукном и заваленный деньгами стол. Шесть человек играли в покер. Все они сняли пальто, распустили галстуки, но остались в шляпах, за исключением одного темноволосого парняги без шляпы, сидевшего спиной ко мне и одетого в забавную жилетку. Я подождал, пока закончился очередной кон, и спросил:
– Кто из вас Винс Лога?
Как раз напротив меня сидел парень около двадцати двух лет с таким выражением мальчишеского лица, что мог бы, желая самоутвердиться в компании, вроде этой, пожалуй, сойти за важную цацу.
– Я – Лога, – ответил он, глядя не на меня, а на карты, зажатые в левой руке. – Но я, представьте, занят. И к тому же, бьюсь об заклад, я вас не знаю.
Мужчина, сидящий ко мне спиной, обернулся и оказался Джорджем Рэфтом.
Он встал и улыбнулся, протягивая руку, которую я пожал.
– Геллер, – удивился он. – Что вы здесь, черт возьми, делаете?
– Это вы у меня спрашиваете? – сказал я. – Я-то работаю. А вы, наверное, снимаете очередной фильм? Может, продолжение «Ярмарки в штате»?
– Я пробуду в Трай-Ситиз три дня, – ответил он. – Делаем для «Случайного знакомства» натурные съемки в Капитолии. Это новый фильм. Из Чикаго я приехал в субботу; останавливался там у Макса Бэра и видел Барни. Он не говорил об этом?
– Нет, последнюю неделю я был крайне занят.
– Ну да, знаю. Видел газеты.
– Можно вас на минутку, Джордж? В другую комнату?
– Пожалуйста.
Мы вышли в зал, где около бара дожидался Риган. Я познакомил с ним Рэфта, и малыш расплылся в улыбке до ушей. Видимо, до этого он никогда не встречался со звездой Голливуда.
– Слушай, Джордж. Окажи услугу.
– Какую?
– Отрекомендуй меня тому парню. Логе. Скажи ему, что со мной он может быть откровенным.
– О'кей. Но ты скажешь мне, о чем идет речь. Вся история мне не нужна. Только сама суть – во что я ввязываюсь.
– Речь идет о пропавшем человеке и, насколько мне известно, только об этом и ни о чем другом.
– Ясно, – Он повернулся к Ригану. – Вас устраивает дикторский легкий заработок?
– Конечно, – сказал Риган. – Но я хотел бы быть актером, как вы, мистер Рэфт.
Как всегда, улыбка Рэфта была едва заметна:
– Что ж, будьте актером, если вам этого хочется, но только не похожим на меня. И послушайте, если вы в самом деле доберетесь до Голливуда...
– Да?
– Выбросьте свои очки.
Риган, задумавшись, кивнул, а мы с Рэфтом вернулись к играющим, и он объявил:
– Этот парень – друг Капоне.
У Логи перехватило дыхание – он сглотнул ком в горле, бросил карты, хотя должен был ходить, и вышел со мной. Рэфт кивнул мне, улыбаясь, и снова сел за стол.
– Так вы друг Большого Парня? – восхитился Лога, как будто я был кинозвездой.
– Помалкивай об этом. Вопрос в другом: ты – друг Джимми Бима?
Лога пожал плечами, но не вызывающе, что для него уже было достижением. – Ну да. И что из этого?
– Слыхал о нем что-нибудь?
– С тех пор, как он отсюда уехал – нет. Уже года полтора прошло. А зачем вам?
– Знаешь, где он находится?
– В Чикаго, думаю. Он, вроде, туда собирался.
– Зачем?
– Просто поискать работу.
– Какого рода?
Лога ухмыльнулся:
– Ту, где платят хорошую монету, какую же еще?
– У него в Чикаго была договоренность о работе? Место, где остановиться?
– Ни о чем таком он не говорил.
– Я слышал, чтобы туда попасть, он воспользовался товарным поездом.
– Где это вы такое слышали? Чепуха. Он уехал на автобусе.
– Вот как?
– Да, с Дипером Куни. Он...
– Карманник. Я его знаю. Лога дернулся.
– Он Трай-Ситиз обрабатывал несколько недель; все крутился по Висконсину и Иллинойсу. Сыщики в Чикаго, по его словам, не один раз хватали его за воротник, – вот он и поплыл по другим городам.
Но он все-таки собирался вернуться? – Верно. И Джимми надумал с ним прокатиться. Какое-то время я это пережевывал. – Это все, что я знаю, приятель, – закончил Лога. Он уже явно оправился от впечатления, произведенного на него моим знакомством с Капоне. Возможно, еще и от того, что я задавал свои вопросы в манере копов.
– Давно это было, и вам чертовски повезло, что у меня хорошая память. Если не возражаете, я иду доигрывать в карты.
– Конечно. Передай Джорджу, что я его благодарю.
– Передам.
Он вернулся в накуренную комнату, и тут же, как только снова заиграл маленький оркестр, Риган спросил:
– Что-нибудь узнали?
– Все может быть, – ответил я. – Пора нам на сегодня выйти из игры. Похоже, что мы перебрали лишнего. А я хочу немного поспать – завтра предстоит долгая дорога обратно в Чикаго.