Текст книги "Пора выбирать (СИ)"
Автор книги: Макар Авдеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Потом они шли к автобусу, который должен отвезти их к пригороду, потому что подошло время, они уже долго гуляли. И Алиса рассказывала, про то, что она мечтает уехать в Германию, если с кампанией Феврального ничего не получится, и она учит немецкий язык на курсах, занимается по скайпу, в свободное от работы время, с учительницей, и у неё получается, ведь она упорная. Она умница. И ей интересна германистика. А когда она уедет в Германию, она поселится там где-нибудь в сельской местности, недалеко от какого-нибудь города с названием вроде Шпицбурген, чтобы туда можно было ездить по выходным за пивом и глотком городского воздуха. А в деревне, в своём домике, она организует что-то вроде зоопарка для лис, питомника, или приюта. Там лисы будут жить в тех условиях, в которых им комфортно, играть на специальных площадках, жить почти в полноценных природных условиях, и посетители этого парка смогут наслаждаться обществом лис и поражаться её гению. Обществом тёплых, меховых, разноцветных, рыже-жёлто-осенних лис. Лист был зелёный, который Захар поймал рукой. Его сдуло ветром. Несчастная жертва счастливого летнего ветра, слишком разошедшегося из-за хорошего настроения.
– Я приеду к тебе в Германию, – сказал Захар. – В гости. Я мечтаю путешествовать и объехать весь мир.
Когда они сели в автобус, в глазах у него плясали цветные рыбки. Почему без кепки была Алиса, а солнечный удар получил он?.. Так вот откуда этот поэтический бред в голове… Он страшно покраснел, как будто бы был сильно возбуждён, только в три раза сильнее. Навалилась ломящая головная боль. Она наклонилась и поцеловала его в лоб. Он практически лёг на заднем сиденье автобуса, задний ряд – больше сидений, чем впереди, Алиса присела рядом с ним, так деликатно, положила ножку на ножку. Где его кепка? Её сдуло ветром? Он не заметил, когда автобус тронулся, а может, тронулась его крыша. В голове проходили странные образы и воспоминания, которых никогда не было. Алиса что-то говорила своим завораживающим голосом. И боль стала утихать, жара немного отпустила. Он благодарно полуприкрыл глаза. Автобус поехал быстрее, и в окно подул свежий ветер. Захар очнулся, и посмотрел на Алису, её волосы развевались на ветру. Она улыбалась, но не в полную силу, и смотрела как-то немного странно, с особым значением. Встревожилась? На фоне были слышны разговоры и биополя других людей.
Наконец, автобус повернул, и Захар понял, что скоро будет его остановка. Он встал – и почувствовал неожиданную лёгкость, даже показалось, что солнечный удар ему померещился. Он попросил Алису не провожать его, хотя та хотела помочь ему дойти до выхода из автобуса, дошёл очень резво, обернулся и помахал ей рукой. Водитель остановил, Захар заплатил и спрыгнул. Алиса показала ему язык в окно из уезжающего автобуса, прилипнув к стеклу. Он долго стоял и улыбался. Потом, почувствовав, что его немного качает, но голова уже не болит, осторожно побрёл до дома, благо идти здесь было недалеко. Несколько сот метров от остановки. Солнечный удар, солнечный удар… Как же его угораздило? Куда подевалась его кепка?
Кепка нашлась в рюкзаке, когда он пришёл домой и открыл его.
Часть первая. Луч надежды. Глава 9. Огонь во время дождя
И завтра познает любовь не любивший ни разу,
И тот, кто уже отлюбил, завтра познает любовь.
Джон Фаулз, «Волхв»
По прошествии нескольких дней после той, в фактическом смысле слова, головокружительной первой прогулки, Захар сделал попытку написать Алисе нечто вроде извинений за своё странное поведение, вызванное воздействием солнечного удара. Бесспорно ничем другим.
Девушка пылко возразила, что вовсе ничего страшного не произошло, Захар переживает из-за каких-то сущих пустяков, и что, наоборот, это ей неудобно за то, что она иногда так сумбурно и эмоционально себя ведёт, и возможно, даже бывает излишне настырна. Из-за чего боялась, что Захар быстро передумает с ней общаться.
Захар, в свою очередь, поспешил заверить, что его полностью устраивает их общение, она не должна стесняться самой себя, и что он никогда ещё не встречал такой поразительной и неординарной девушки, как она. Это Алису очень обрадовало, и Захар, поспешив закрепить успех, пригласил девушку погулять по ночному городу (так как им обоим нравились прогулки по безлюдным ночным улицам) и, если что, остаться у него на ночь.
Несмотря на кажущуюся недвусмысленность предложения, в контексте их диалога оно выглядело вполне прилично и безобидно, и Захар ничего такого специально не планировал. Однако какое-то потайное чувство в груди ему подсказывало, что что-то непременно будет.
Утром, по дороге в город (его подвозила мама, которая ездила на работу с личным водителем. Школа и квартира Захара находились неподалёку от её работы), Захар в наушниках слушал на репите песню «Бессмертие» группы «7Б»: «Жизнь обречена на бессмертие, жизнь облечена в бесконечное…»
Настроение было окрылённым. Даже несмотря на то, что давеча Захар потерпел огромное фиаско в работе над обзором. И пришёл к прискорбному выводу, что не сумеет превратить имеющийся материал в такой конечный продукт, который можно без стыда показывать людям. Вечером, когда они с Алисой устроились на кухне, она первым делом вспомнила про обзор.
– Боюсь, с обзором придётся распрощаться, – вынужденно констатировал Захар.
– Что ты сказал?! – она удивлённо воззрилась на него. – Почему?..
– Я облажался, – честно признал он.
Всё выглядело идеально на этапе замысла и сценария. Когда же Захар, наконец-то, с энтузиазмом принялся за монтаж, его ждало жестокое разочарование. Ожидания разбились о беспощадную реальность.
В шоу «Break Comedian», из которого ребята черпали вдохновение, ведущий утрированно пересказывал сюжет фильма и комментировал отдельные кусочки. Понятно, что за 20–30 минут обзора он не мог передать всех нюансов и тонкостей сценария. Но за счёт того, что большинство художественных фильмов строились на похожих приёмах и по общепринятой трёхактной структуре, многие моменты зритель понимал как будто по умолчанию. В документальном же фильме (и этого Захар не учёл) не было чёткого сюжета. И отрывки, вырванные из контекста, выглядели как бессвязная каша, или, как сказал бы Тимофей Шатунов, «компот». Следовательно, обзор превращался из цельного высказывания просто в набор фрагментов из фильма и скетчей к ним. По этой причине он серьёзно проигрывал оригиналу, взятому за образец, по уровню эмоционального воздействия на зрителя.
Захар провёл долгие мучительные часы, пытаясь понять, как выстроить обзор, как логически связать фрагменты друг с другом. С этой целью он ещё как минимум два раза пересматривал фильм Кукушкина от начала до конца, чувствуя, что ещё немного, и он сам ку-ку. В конце концов, несмотря на кажущуюся неосуществимость, у него начало что-то вырисовываться. Но было ещё одно препятствие. Во всех обзорах «Break Comedian», а особенно относящихся к «осознанному периоду» его творчества, был идеальный звук, который позволял различить каждое слово ведущего. Неудивительно, ведь он апеллировал именно к разуму зрителя, делал ставку на рациональное восприятие, и поэтому было важно, чтобы тот мог полноценно вникнуть в смысл каждой фразы.
Оказалось, что несмотря на то, что камера телефона имела высокое разрешение, из-за чего качество изображения могло конкурировать с профессиональными камерами, микрофон у телефона вовсе не был столь же мощным. А так как говорящий во время съёмки стоял метрах в двух-трёх от оператора, не вплотную, то в самых удачных фрагментах можно было максимум разобрать слова, которые он говорит.
И то не всегда. Женя Тучин, несмотря на сильный характер, имел некоторые дефекты в произношении, которые дополнительно усугублялись волнением, из-за чего он подчистую проглатывал часть окончаний, а половину слов говорил неразборчиво и местами мямлил. Выговор Захара тоже не был безупречным. В частности, он совершенно не любил букву «р». Постернак говорил более-менее громко и отчётливо, но никогда не чувствовал, с какой интонацией и выражением лица нужно произнести ту или иную фразу. Какие-либо попытки Захара его поправить наталкивались на обиды. И только одна Алиса говорила целиком вменяемо. Правда, в отдельных моментах переигрывала, но это было не так уж существенно.
Дело в другом. Все речевые дефекты и нехватку артистизма можно было бы простить дебютантам. Основная проблема заключалась в том, что голос в видео, записанных на айфон, из-за недостаточных технических возможностей микрофона во-первых, звучал искажённо, половина обертонов просто не улавливалась, и во-вторых, слишком тихо, на грани различимости. При просмотре на телефоне это не было заметно. При просмотре на компьютере это было терпимо. Но когда Захар начал вставлять в обзор кусочки фильма (без которых никак не обойтись), на фоне профессионально записанного звука, где каждое слово можно разобрать идеально, и микрофон улавливал малейшие оттенки голоса, притязания ребят смотрелись попросту неубедительно, если не сказать нелепо. А им нельзя выглядеть нелепо, поскольку вещи, которые они пытались донести до зрителя, были крайне важными и серьёзными. И такое техническое воплощение могло вместо того, чтобы заставить зрителя задуматься, наоборот, отвадить его от данных убеждений. То есть, вместо пользы принести вред.
Попытки сделать звук на видео ребят громче, а на вставках из фильма Кукушкина тише приводили к тому, что уровень «шума» на записи в первом случае становился невыносимым. Проанализировав все имеющиеся вводные, Захар пришёл к выводу, что лучше не позориться и никуда не выкладывать многострадальный обзор. Зато они все вместе получили опыт коллективной творческой работы, а Захар к тому же усовершенствовал навык формулировать свои мысли, и разрушил психологические барьеры, выступая перед камерой. Качество подачи материала ведущими, несмотря на отдельные недоработки, получилось удовлетворительным, сценарий, по оценкам Алисы и других ребят, вышел достойным, всё запланированное удалось отснять. План сорвался именно на стадии конечной обработки, монтажа, из-за недостаточного опыта ребят в техническом отношении. Примерно всё это Захар и пересказал теперь Алисе, наблюдая за тем, как выражение её лица постепенно сменяется с взволнованного на печально-отрешённое.
– Бли-и-ин… – протянула Алиса. – Как жаль наш обзорчик. Давай всё переснимем? У меня есть знакомый журналист, если хочешь, я могу одолжить у него петличку. Запишем нормальный звук.
– Поздно, – сказал Захар. – Надо было раньше об этом подумать. Уже 30 июня. Мы изначально планировали обзор, как ответ на высказывание Кукушкина про отребье. Прошло больше двух недель, а железо нужно ковать, пока горячо. Обзор нужно было выложить самое крайнее сегодня, позже будет неактуально. А учитывая, что я через несколько дней уезжаю в Москву, поступать, это всё растянется на неопределённый срок. Лучше просто расслабиться и забыть об этой неудаче.
– Ты мне потом скинешь смонтированные отрывки? А то я уже маму заинтриговала этим обзором, она очень ждала. Хочу хотя бы что-то ей показать.
– Не вопрос, – сказал Захар. – Хотя, по-моему, там толком нечего смотреть. Слушай, я с тобой хочу поделиться одной песней…
Захар надел на неё свои наушники и поставил «Бессмертие». Сам он сел рядом, положил подбородок Алисе на плечо и прикрыл веки. Так они вдвоём сидели с закрытыми глазами и слушали, заворожённые таинством музыки. Алиса в наушниках, а Захар снаружи, потому что в кухне было тихо, а наушники полностью не изолировали звук, и так как Захар был совсем близко, он улавливал мелодию. Он легко мог взять один наушник себе, но хотел, чтобы Алиса полноценно насладилась прослушиванием, так как отсутствие одного наушника отсекало половину частот.
– Ну как? – спросил Захар, когда песня доиграла.
– Классно, – ответила Алиса. – Слова не то чтобы блещут оригинальностью, но музыка сильная.
– Я тоже так думаю, – согласился Захар. – А давай это будет нашей с тобой песней, и если когда-нибудь обстоятельства сложатся так, что мы не сможем быть вместе, мы будем её переслушивать на расстоянии и вспоминать друг о друге?
Алиса, конечно, была не против. Захар сдержался и не рассказал ей, что исполнитель этой песни рьяный поклонник политики действующего президента, ездил с гастролями в непризнанные террористические республики и записал совместную песню с отморозками, калечащими детей дубинками на митингах. Иногда зрителю (читателю, слушателю) того или иного художественного произведения лучше не знать некоторых неудобных подробностей из биографии её автора. Восприниматься будет проще, и когнитивного диссонанса не случится. А Захар как-нибудь переживёт эту информацию, переварит внутри, перестрадает.
И вообще, думал он, произведения искусства, с момента окончания творческого акта, живут своей независимой жизнью и больше не привязаны к своему создателю. Многие рок-музыканты, перепевая на сцене старые хиты, паразитируют на достижениях своей молодости и останавливаются в развитии. А оценивать желательно творчество – отдельно, человека – отдельно. Хотя не всегда получается совсем беспристрастно воспринимать, что да, то да… Может, если бы люди стали абсолютно беспристрастными, это были бы уже не люди, а бездушные роботы?
Захар и Алиса так заболтались, что и не заметили, как за окном постепенно сгустился сумрак. А потом, когда с неба обрушился проливной дождь, издалека раздался гром, Захару стало понятно, что прогулки в том виде, в каком он её себе представлял, уже не намечается. Но там, где не сбывается одно, обязательно воплощается другое.
– Как тебе идея прогуляться под дождём? – осторожно предложил Захар.
К его несказанному удивлению, Алиса согласилась.
«Ка-а-айф! – подумал он. – Всегда мечтал о такой девушке!.. Любая другая на её месте начала бы комплексовать из-за причёски, испорченного макияжа, а этой не нужен макияж, чтобы быть красивой! Какая-нибудь доморощенная козочка сейчас начала бы причитать, ой, что ты, под дождь, мы же промокнем, часто ли тебе такие безумные идеи приходят в голову? Вот поэтому я и не позову ИХ гулять. У меня, чтобы гулять, есть одна девушка, МОЯ».
Вообще Захар не мог предугадать наверняка, как она отнесётся к его предложению, и если бы та не согласилась, он бы не настаивал. Он знал, что женщины только и делают, что беспокоятся за свою внешность – волосы, косметику, одежду… вес, котов, лайки в соцсетях! Захар примирился с этим, когда научился принимать чужие взгляды и отношение к жизни. Только до сегодняшнего дня ему казалось, что это правило работает без исключений. Так что он вполне допускал, что его затея будет выглядеть в глазах Алисы полным бредом.
Когда они натягивали обувь в прихожей, Алиса сказала:
– В детстве я любила так делать, беситься под дождём. Потом, с возрастом, это как-то меньше стало. Но почему бы сейчас не тряхнуть стариной?..
– Ну, я разве что мечтать мог о таком в детские годы, – поделился Захар своим, иным опытом. – Не думаю, что родители бы мне разрешили без веской причины мокнуть под дождём. Я никак не мог дождаться, пока наступит взрослая жизнь, чтобы делать всё, что сам пожелаю. И вот, через несколько дней мне стукнет восемнадцать.
…Потом Захар ещё рассказал историю, как они с родителями однажды давно угодили под тропический ливень в Сингапуре. Это вышло непреднамеренно, они отправились отдыхать на пляж на Синтозу, Захар купался в воде, мама была на берегу, а папа ушёл бродить, потому что они поссорились. И тут погода резко изменилась, волны всё усиливались, выскочили тучи и скрали солнце, мама спешно замахала сыну, чтобы тот выходил из воды, и только он успел это сделать, как спустя пять минут ЛИВАНУЛО. И им ничего не осталось, как в срочном порядке драпать в ближайшее кафе. Скоро туда пришёл и повеселевший папа, они с мамой помирились, и всей семьёй пили вкусный кокосовый сок. Правда, в кафе было очень прохладно, но это был единственный недостаток, который запомнился Захару. Они долго сидели, пока не закончился дождь, и папа увлечённо рассказывал о том, как он был моряком в молодости, и в те времена ему доводилось заходить в Сингапур, и попадать под точно такой же тропический ливень…
«Как же я мечтал о такой девушке, – думал Захар, пока они с Алисой спускались вниз на лифте, – которая разделит со мной любое приключение, этакой храброй и неутомимой Алисе Селезнёвой, в которую я по уши втрескался в детстве. С которой я бы просто чувствовал себя СВОБОДНЫМ, в конце концов, и не нужно было бы притворяться, что я такой же, как большинство «обычных людей», закомплексованный, робкий, эмоционально кастрированный неудачник».
Они с Алисой вышли из сухого подъезда, и бескрайний океан поглотил их. Они не спасались от дождя, а наоборот, сами стремились оказаться в его власти.
– Давай? – улыбнулась Алиса, перевернула кверху ладонь и призывно протянула Захару. Захар взял её руку в свою, стиснул покрепче, и они, очертя голову, бросились бежать по лужам, которые напоминали маленькие озёрца, не обращая внимания на разом вымокшую обувь и почти нулевую видимость.
Так они неслись до самого моста через бухту Золотой рог, который располагался в этом же районе, практически по прямой. Остановившись под мостом, возле опоры (нависавший сверху мост теперь прикрывал их от низвергающегося с небес потока), переводили дыхание и ошалело таращились друг на друга. Алиса тепло улыбалась. Захар нутром почуял, что сейчас подходящий момент, чтобы её поцеловать, но замялся в нерешительности, боясь, что она этого не ожидает и может неправильно понять. Так они минуту-другую смотрели друг на друга и улыбались. А потом момент был упущен, Алиса отдышалась, Захар снова протянул ей ладонь, и они, по инициативе девушки, решили пробраться на смотровую площадку.
«…И когда я взяла тебя за руку, то неожиданно поняла, что ты не хочешь отпускать», – позже сказала Алиса Захару. А пока они поднимались по лестнице, сначала по той, что шла параллельно фуникулёру, так как тот не функционировал ночью. Восхождение по лестнице оказалось взаправдашним испытанием. Подъём был крутым, лестница длинная и извилистая, они шли, как отважные первопроходцы, в пучину неизвестности, назло бушующей стихии. «Как настоящие сталкеры», – подумал Захар. У них под ногами буквально катился вниз по ступенькам настоящий ручей, так что было ирреальное ощущение, как будто они идут вверх по течению какой-нибудь реки. В лицо стегал порывистый ураганный ветер. Мусор, обычно усыпавший склон горы по сторонам от лестницы, сейчас дрейфовал по воде. «Ничто не стоит на месте, – подумал Захар, – всё течёт, всё меняется…»
Наконец, они перешагнули последнюю ступеньку, оказавшись справа от верхней станции фуникулёра, преодолели пустынный подземный переход, и, выйдя на противоположной стороне улицы, поднялись по ещё двум лестницам, наконец, выбравшись на смотровую площадку. Вид отсюда представал захватывающий.
Утомлённо опершись об заборчик, они стали глазеть на раскинувшуюся впереди городскую панораму. На мост, охваченный беспокойным туманом, в котором расплывались огни подсветки. На изломанные ветвистые молнии, полыхающие в небе.
– Можно тебя обнять? – спросил Захар.
– Как хочешь, – сказала Алиса. – Мне хорошо и приятно.
Захар довольно приобнял её за плечо, и девушка охотно прильнула к нему. Так они стояли, наслаждаясь красотой момента.
– Хочешь, я почитаю стихи? – спросила Алиса. – Вспомнилось одно, как раз под настроение.
– Давай, – согласился Захар и приготовился слушать.
– Я никогда не умру.
Просто уеду в Локхайм…
Туда, где ландграфа по-прежнему
ждёт королева.
Та, что любит меня, а я, бродяга и хам,
Не ценю этого, а вечно гляжу налево…
Иду вообще вправо, наперекор себе.
Благо о собственный меч
порезаться невозможно…
И если что-то меняется в моей судьбе,
То уж, как правило, не вовремя
и безнадёжно.
Какие письма… закаты… холсты и цветы
С равновеликой ценностью будут
закопаны в глину.
Никому не хочу завещать своей немоты,
Но… все книги – дочери, все картины – сыну!
Рано не рано, но есть ощущение, что пора
Всем раздавать серьги – сестёр у меня много…
Багряной жемчужиной катится
с ангельского пера
Моя земная и яркая прижизненная дорога!
Не торопите, я знаю время и знаю срок.
Мы еще успеваем наговориться друг с другом,
Но вся поэзия – это итог строк
А в конце её, что показательно,
лишь пустота и вьюга…[1]
– Круто! – искренне восхитился Захар. – А что это за место такое… Лонг-хайм, или как там?
– Не суть важно, – сказала Алиса. – Не зацикливайся на отдельных словах. Попробуй почувствовать образы, настроение. Иди сюда, смотри… – она повела Захара в обратную сторону от городской панорамы, вглубь площадки, где стояла небольшая часовня, на которую Захар раньше никогда не обращал особого внимания. – С этой часовней у меня связана интересная история. Ровно два года назад, стоя на этом же месте, после расставания с одним человеком, я от всей души загадала желание никогда больше не любить.
– Вот это да… – ответил Захар вслух, а про себя подумал: «Как иногда любопытно судьба, или Бог, или высшие силы, или реальность реагируют на наши пожелания, мольбы и запросы… Порой искренние, сокровенные желания действительно сбываются, вот только они могут быть диаметрально иными, чем те, которые мы формулируем сознательно».
Они повернулись лицом друг к другу. С этого момента окружающая реальность перестала существовать, не было ни сокрушительного дождя, ни бушующего ветра, остались только Я и Ты вне пространства и времени.
– Можно я об тебя погреюсь? – спросила ты. – Я так замёрзла, если честно. – И вправду, ты была одета в лёгкую летнюю майку, не рассчитанную на такую ледяную погоду.
– Конечно, – ответил я.
Ты обнимаешь меня крепко-крепко, как будто хочешь прирасти ко мне. Я чувствую, как у меня непроизвольно начинается эрекция, но стараюсь сдерживаться. По правде говоря, мне и самому было немного холодно, но сейчас я согреваюсь.
Так мы стоим несколько минут, потом ты поднимаешь голову от моего плеча и смотришь мне в глаза, наши лица совсем близко. Я понимаю, что пришёл ТОТ САМЫЙ момент, и наконец, целую тебя в губы. Это первый поцелуй в моей жизни, и ощущения немного странные, как во сне. Первый поцелуй получается недолгим. Я останавливаюсь и смотрю на твою реакцию. Ты улыбаешься, тебе понравилось.
Во второй раз мы целуемся глубже и дольше, «по-французски». Наши языки соединяются, сливаются в танце друг с другом, и иногда даже словно понарошку борются, и этот нежный полутанец-полупоединок выражает куда больше, чем объятия и взгляды. Спустя бесконечно долгие минуты мы возвращаемся на землю…
– Что это было? – спросила девушка.
– Мне показалось, что всё произошло довольно естественно, – сказал Захар. – Как и должно было происходить.
– Да уж, мы были бы самой странной парой, – рассмеялась Алиса. – Пойдём к тебе? А то я, конечно, немного согрелась, но боюсь, что эффект будет недолгим.
Вернувшись, наконец, в уютную квартиру, они быстрее стянули с себя противную мокрую одежду и повесили её сушиться на батарее в ванной. Они так устали, что даже не стеснялись друг друга, хотя остались совершенно нагие. Не включая свет, прошли в комнату Захара и сели на подоконник, под которым была тёплая батарея, и стали смотреть на пленительные ночные огни. Вид здесь был чудесный, не хуже чем на смотровой площадке, и Захар давно хотел Алисе его показать. Струи дождя, стекающие по стеклу, придавали свой особый шарм.
– Можно? – спросила Алиса, и, не дожидаясь ответа Захара, снова прильнула своими губами к его.
– Полезли наверх? – предложил Захар.
Они залезли на второй ярус кровати, и лежали, завернувшись в тёплый кокон одеяла, обнимались и целовались. Казалось бы, ещё недавно Захар лежал здесь один, жадно вдыхая оставшийся после Алисы нежный медовый запах её волос…
– Ты хочешь, чтобы это случилось сейчас? – дрожащим от вожделения голосом спросила Алиса.
– Да, – без раздумий ответил Захар. Ещё бы он не хотел!
– А у тебя есть… «резинки»??
– Нет, – сказал Захар. – Я же не думал, что всё так получится…
– И я не думала, – сказала Алиса. – Ну да ладно, сейчас я сползу вниз и посмотрю по карте в телефоне, где тут ближайшая круглосуточная аптека… Это центральный район, так что должна быть неподалёку.
Они нехотя выползли из-под одеяла, но вернувшись в ванную за одеждой, снова набросились друг на друга. Казалось, ещё немного, и пути обратно уже не будет…
– …Кто-то из нас должен взять себя в руки, – постановила Алиса, с трудом отстраняя Захара.
Захар не обиделся, он был согласен с девушкой. Надо – значит надо, ничего не поделать. Более того, он внутренне ликовал от того, что должно было случиться после похода в аптеку. Заново натянув сырую одежду, миновав мирно похрапывающую консьержку, молодые люди вышли обратно на улицу. Дождь и не думал кончаться, хотя уже не был таким сильным.
– А ты уверен, что Это должно произойти именно сегодня? – поинтересовалась Алиса по пути.
– Не задавай дурацких вопросов, – отделался Захар.
«Неподалёку» оказалось не в доме напротив, и даже не через пару остановок, а, шутка ли, в трёх-четырёх километрах. Аптека находилась даже и не в центре как таковом, а уже в другом районе, там, где начинался полуостров Эгершельд. Только в одну сторону они топали минут тридцать-сорок. Утешало, что улица, по которой приходилось идти, пролегала, конечно, пониже по шкале над уровнем моря, чем фуникулёр и видовая площадка, потому и ветер здесь был не такой суровый, и в целом потеплее.
Когда они наконец достигли «пункта назначения» и зашли внутрь, парочка осоловелых охранников с любопытством уставилась на них. Надо же, какие-то придурки припёрлись в три часа ночи, читалось на их лицах.
– Пачку презервативов, пожалуйста, – как ни в чём не бывало, сказала Алиса продавщице. – Увеличенного размера, – она бросила игривый взгляд на Захара. Тот засиял от гордости.
Когда продавщица назвала цену, Захар полез в карман, но купюры промокли, так что он с трудом разлепил их. В этот момент он пожалел, что так и не приучился носить деньги в кошельке. Вот так всегда – только почувствуешь себя на коне, как обязательно влипнешь в какое-нибудь досадное положение.
– А я всегда думал, что у меня средний, – сказал Захар, когда они вышли из аптеки, чтобы отвлечь внимание Алисы от мелкого казуса. – Даже немного переживал, представляешь? – (На самом деле не переживал, ибо придерживался мнения, что для правильной девушки размер не важен, так же как нормальный парень никогда не обращает внимания на размер груди.)
– Три «ха-ха», – сказала Алиса. – На самом деле, знаешь, длина вообще не очень существенна. Диаметр очень важен. Ну, и естественно, что решающую роль играет размер твоего внутреннего желания, а вовсе не внешние, так сказать, пропорции…
– Твои бы слова да остальным парням в уши, – сказал Захар. – Я слышал, что мужчины нередко комплексуют из-за своего размера… Мне кажется, они бы мечтали о такой девушке, как ты.
– Обо мне многие мечтают, – улыбнулась Алиса.
Город был пустой, мало того, что ночь, да ещё и в такую погоду, ни машин на дорогах, ни пешеходов, и Алиса, решив отдохнуть от одежды, сняла майку и осталась в одном бюстгальтере.
Поход до аптеки выдался ужасно выматывающим. Вдобавок к прочим прелестям, у Захара сильно прихватило живот, на психосоматической почве (что не способствовало настроению для интима), а на обратной дороге ещё и захотелось по-маленькому, и он терпел из последних сил. Несмотря на это, Захар не переставал в душе радоваться и не жалел ни о чём случившемся. Это было самое невероятное приключение в его жизни!
Когда они вновь проходили под Золотым мостом, Захар обратил внимание на горящий справа, возле памятника морякам торгового флота, вечный огонь. Дождь шпарил как из ведра, ветер бесился изо всех сил, а огню всё нипочём! Этот момент надёжно отпечатался в памяти Захара. Он решил, что это – знак. Так же огонь их с Алисой взаимной любви будет пылать, несмотря ни на какие «погодные условия», вопреки всем жизненным неурядицам и вызовам. Вечный огонь любви, сверкающий в ночной темноте.
Выжатые, но довольные, они наконец пришли обратно в уже ставшую родной квартиру. Вопреки тому, как это показали бы в фильмах, они не накинулись сразу друг на друга. Едва переступив порог, Захар сообщил, что ему надо отлучиться в клозет. К его счастью, Алиса не стала задавать лишних вопросов.
Надолго запершись в уборной, Захар с досадой думал, как всё нелепо получается в его жизни. Он столько месяцев, столько лет ждал первого раза, проецировал, как это будет, представлял в различных вариациях, и вот в ТУ САМУЮ ночь… вынужден мучиться спазмами живота. Ему было немного неловко, но он взял себя в руки, и постарался не придавать этому большого значения. Рассчитывая, что Алиса взрослая женщина, и понимает, что принцы не какают клубникой. Отчасти он осознавал некоторую комичность своего положения, и это мешало ему злиться и терять самообладание. Да и, если честно, сил на какие-то негативные эмоции – обиду, разочарование, уже не оставалось ни малейших – после столь насыщенной череды событий, предшествовавшей этому самому моменту. Хотелось только лечь, расслабиться, и получать приятные ощущения.
Наконец справив «естественные надобности» – боль не исчезла полностью, но заметно полегчало, Захар вышел из уборной и пошёл в комнату, совершенно не зная, чего ожидать. Может, за время его отсутствия у Алисы уже пропало желание?.. Или она давно заснула? Алиса расположилась на первом ярусе кровати, большой свет в комнате был погашен, освещение лишь процеживалось внутрь из коридора, где Захар поленился щёлкнуть выключателем.
Когда он вошёл, глаза девушки были прикрыты, видимо, сон овладевал ей, Захар наклонился и попросил прощения за столь долгое отсутствие. Алиса посмотрела на него, покачала головой, мол, ничего, и приоткрыла уголок пледа, под которым лежала совершенно нагая:
– Иди ко мне.
Самое смешное, что презервативы так и не понадобились.
Захар с облегчением опустился в тёплые объятия, по ходу избавляясь от трусов. Она запахнула плед обратно, когда он лёг на неё сверху, и ощущение было, как будто они провалились в манящий, приватный космос только для двоих.
Их губы вновь и вновь соприкасались. Захар покрывал поцелуями её грудь, плечи, нежную чувствительную шею. Зарывался лицом в пахнущие мёдом волосы. Внизу он прижимался к её бёдрам горячим, возбуждённым мужским органом. Чуть привстав, он попытался рассмотреть, куда ввести фаллос, но в темноте, естественно, ничего разобрать было невозможно. Тогда, одной рукой обнимая женщину, другой он нащупал влажное отверстие, и стал пытаться проникнуть туда, но у него всё равно не получалось, и тогда Алиса сама обхватила пальцами его головку и помоглавойти; ей тоже не терпелось.
