355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Магсад Нур » Железные листья на месте старого кладбища » Текст книги (страница 1)
Железные листья на месте старого кладбища
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 10:16

Текст книги "Железные листья на месте старого кладбища"


Автор книги: Магсад Нур



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Нур Магсад
Железные листья на месте старого кладбища

Магсад Нур

Из Тайн Города Ветров

ЖЕЛЕЗНЫЕ ЛИСТЬЯ НА МЕСТЕ СТАРОГО КЛАДБИЩА

...Перед моим окном прикреплена железная решётка. Дорогая работа, с узорами-бута*. Без зелени вьюнков и колючих сосен здесь и зимой не обходится. Когда поднимается ветер, на улицу вверх и на улицу вниз не найти зелени, которая бы вобрала в себя пыль – кругом серость...

...Местность, притороченная к моему окну и стенам – грот, прильнувший к серости косогора. Сады, вроде: чинара рядом с тутовником... кто что захотел, то и всадил в землю; вьюнки и вечнозелёные деревья всё тянутся ввысь. Это место старого кладбища, земля здесь сильная. Выровняли и понастроили. Многим это место по душе; теперь несколько пятиэтажек с низкими потолками называем "Академгородком"...

Число железных решёток растёт без устали; последние узоры похожи на листья деревьев. Красятся в белый и укрепляются в нише. Подобные железные решётки появляются и в серых частях города – всё выстраиваются и выстраиваются перед окнами...

Иногда расширение места для решёток становится неизбежным; когда вьюнки и многолетние виноградные лозы мешают что-то строить, их вырубают. И рубятся ветки...

***

Сижу за железной решёткой своего окна и размышляю: какую ветку тутовника срубить, чтобы протянуть бельевую верёвку...

*Бута – азербайджанский узор в виде капли, символизирующий любовь и жизнь.

ЖЕНЩИНА И ДЫМ

...Её окна выходят на небосклон. Немногим раньше трепыхалась в вечно расстеленной постели. Проклинала всё, ругалась. Как только смеркнется, выйдет из дома. Всё металась, подошла к окну. Совсем не думала, что солнце так поздно садится: хотелось крикнуть "Ты посмотри на эту суку, бог ты мой!" и, если бы достала (даже просунула руку между железными прутьями), отделала бы толстуху, которая из окна пятиэтажки напротив сыпала пеплом на крону высокого тополя. Жаль, но высыпающая пепел своё дело знала: расстелив пышную грудь на балюстраде балкона, оглянулась по сторонам, и, как только опрокинула пепел из ведра на дерево, тут же сунулась обратно. На тополь и обрывающийся над пятиэтажкой небосклон брызнул красно-чёрный цвет заката... Пепел рассыпался по стволу, потом по веткам дерева, его разнёс ветер; цвет пепла смешался с горизонтом.

Изощрённо обругала высыпающую пепел, не остыла. Снова громко выругала и, игнорируя мужиков, уставившихся со двора на её сиськи, расстелила их чуть вперёд – душно было. Внутри что-то дёргалось, и каждый раз, почувствовав это дёрганье, выстеливалась наружу, прислонялась лбом к железным бута: несколько раз крутила головой из стороны в сторону, волосы рассыпались в такт движению, ветер подхватывал их и швырял на железную решётку... ей будто бы все были нипочём, томилась в сомнениях, приговаривая "Есть ли конец, нет ли, Бог мой"...

Недалеко от окна образовалась свалка, её подожгли в вечерней тишине. Листья и срезанные ветки горели вместе с целлофановыми пакетами, а синий дым из ведра с заржавленным боком тянулся вверх, к небу. "Дым тоже за душу тянет: как у всех наказаний, у него тоже есть запах и цвет. Но всё это растворяется и исчезает в пространстве наверху."

Выручили сигареты: опять зашлась кашлем; и в этот раз выплюнула мокроту через окно во двор. Подумала, что вчера мокроты было больше: "ты смотри, уменьшается!". Ещё раз сжала сигарету белыми искривлёнными пальцами, втиснув меж губ, пососала. Синий, а потом белый, прошедший через лёгкие, дым поднялся из окна вверх и растворился...

...На следующий день увидела восход и вновь пережила похожую на вину ежедневную боль. В этот раз боль была сладкой: воочию представлялось, что всё забудется. И прокляла – землю, небо – всё, что было видно за окном. Вчера как будто хотела умереть, может, сегодня с наступлением темноты тоже захочет умереть, и завтра тоже. Завтра опять выглянет и проклянет женщину, высыпающую пепел, снова беззаботно покрутит головой из стороны в сторону и... уйдёт, наконец, вешаться или наглотаться таблеток и умереть. "Отчего же не умерла?!" В этот раз её остановил восход суки-Солнца из-за дерева, посыпанного пеплом. Оно ещё тот нахал! Когда-нибудь она тоже уйдёт в бесконечность тихонько, беззвучно, как вчерашний дым. Всё, что она пережила, поймёт и оценит бесконечность, в которой растворились дымы...

***

И, чтобы забыться, смыть с себя грязь, выплюнуть мокроту – в горячей воде внутри всё смягчается – ушла купаться... Вода пошла мутная... Пришлось выждать. Вернулась к окну, снова выгнулась к рамам...

ЛЕЖАЧИЙ, КОТОРОГО БЬЮТ

... С прошлого года началось необратимое. Постарело, попортилось. Уже не было нужды в ком-то, в чьей-то помощи. На вопль чуть ли не обсыпающейся плоти ни само не откликнулось, ни кто другой. Замерло: будто иглу проглотило, гордость заела. Получилось ли у Него, это уже другой вопрос, насытилось ли земными благами, и кто хапнул Его богом данный кусок, вокруг ведь полно! С другой стороны, владело ли Оно силой, чтобы обложить окружающих, избить, дать по башке и вырвать кусок из рук. Обогнать тех, кто противостоит: оно ведь недосягаемо – у него уйма корней, оно самонадеяно, земля затрясётся, стоит Ему шевельнуться... Не случилось. Женщина с четвёртого этажа высыпала пепел на Него: эта женщина каждую неделю...

Оно всё росло и росло, не останавливаясь. Дальше некуда. Правда, когда вчера зашла речь, окружающие опять сказали, что Оно прожило, никому не причинив зла. Сказали, у нас всегда так, нужно было Ему цену знать и т.д. А Оно росло без устали, мозги были бы, и по-другому росло бы. Но рост ввысь у них в роду. Ну не сделало Оно этого, не смогло.

Ещё при жизни – да и в тот день, когда упало и умерло – те, у кого голова кружилась от Его высоты, больше всего женщины, поджимая губы, проклинали: ну куда ты растёшь, эти твои отростки опостылели людям: один оттуда, другой отсюда, если не дашь им по башке, в дом ворвутся...

Оно упало: если уж на то пошло, с прошлого года никуда не годилось, и отростки не слушались. Те, которые годами высасывали соки, впившись в Его ствол, разбегались. Времена, когда Оно было самонадеянным, остались позади: теперь весной и летом всем в глаза лезло. Осень и зиму тоже вроде пережило; я подумал, может, оклемается... не вышло, напрасно надеялся...

Позавчера было, да, позавчера, проклятущий ветер ни с того ни с сего так опрокинул Его, что крик женщины с первого этажа собрал всех к дому напротив моего окна. Оно потеряло равновесие. Пошелестело, опрокинувшись на железную раму, стёкла сломались, Его крона сунулась через окно внутрь, потом, снова не сумев сохранить равновесие, с грохотом ударилось о землю и распласталось на асфальте.

... Я давно знал женщину, которая опрокидывала на Него пепел: на четвёртом живёт, у мужа "ГАЗ-24". Любят всей семьёй по воскресеньям жарить шашлык в садике с вьюнками напротив дома. Неплохие люди. Повезло им: муж этой женщины дал поручение обрубить Его сучья, аккуратно собрать всё и снести в сад. Это случилось после того, как Оно уже три дня пролежало. Его корни выскочили из земли. Ствол зацепился о железную решётку квартиры на первом, и повис...

***

... Зимой те, с четвёртого, жарили шашлык на балконе и часто женщина из этой квартиры опрокидывала на Него сверху пепел и быстренько совалась обратно...

В КЕПКЕ

– Сукин сын, ты сломал дверцу машины, ты и плати.

– Суёшься, куда не попадя, проходу не даёшь! Всюду ты впереди...

– Я таких пацанов, как ты, на ферме отправлял овец пасти.

– А чё ж ты оставил свою пасьбу, ты,...

– Пока ты здесь кайфовал, я жену и детей из-под обстрела выводил...

– Не выводил бы...

– Щас как дам топором по башке...

– Работай давай, не на отдых приехал, если не починим дверцу Волги...

– Не болтай, почём договорился...

– За двадцать.

– А дверца...

– Да знает он – у рабочего бабок нет, на худой конец за работу не заплатит... прокурор всё-таки...

– Вот те и заработок. Дурень, ты, когда кидаешься к машине, хоть знаешь на какую работу идёшь, кидаешься на клиента, чуть с ног не сбиваешь, может, он тебя на убийство везёт. На, если умеешь, сам работай топором, а я перетащу. Ты хоть в жизни топором работал, уродище? Ты хоть знаешь, как рубить топором сырое дерево?

– Поменьше болтай, подвинься... на, травись...

***

...тому, что в кепке, пришлось самому поработать топором... Год, как научился кумарить, начал из-за того, что в работе помогает, а дальше пошло-поехало...

Ветви собрали отдельно, пни отдельно, хворост снесли в сад на шашлык, из ствола получилось толстое бревно – потащили на опушку сада, сели на него, тот, что в кепке, пригладил жидкие жирные волосы, приладил кепку рядом; закурили, грея косточки на солнце...

СТЫДЛИВОСТЬ ДЕВОЧКИ-МУРАВЬЯ

Рыжая муравьишка-девочка, встретившись с мальчиком-муравьём на коне, вздрогнула. Посторонилась, хотела пропустить, уткнувшись в землю так, будто не видит его. Муравей-всадник не прошёл мимо, остановился, выпрямившись, нагло глянул на муравьишку, захотел притереться, стал. И притёрся потом передней ножкой; потормошил девочку. Муравьишка – малюсенькая девочка кувыркнулась, слегка шевельнулась и тут же замерла; соломку клевера из рук не выпустила. Всадник зарился не на клевер – приставал, просто ему понравилось обижать муравьишку-девочку. И внезапно отошёл: растопырив ножки, встал посреди тропинки, которую муравьишки, переносящие соломку, превратили в пыльный обрыв. И бесконечная вереница выстроенных муравьёв колыхнулась из стороны в сторону, как поток, помешкав в пыльном болоте на обочине, поднатужилась, чтобы вернуться на свою тропинку. Всадник не перестал приставать, девочка прижала соломку к груди и ещё больше сжалась. Всадник, небрежно затоптав ряд и тропинку, перешагнул на ту сторону и тут же оглянулся. Ускакал...

Девочка-муравей осторожно, оочень осторожно и очень стыдливо поискала опору своим ножкам, болтающимся в воздухе среди пыли. Встала, даже не отряхнувшись. Крепко взялась за соломку и, встроившись в ряд, пошла...

***

...На сеновале садика рассыпались две-три связки клевера: никто их не убирает, даже бараны не поедают; городские бараны почему-то предпочитают хлеб, причём заплесневелый не любят... Каждый вечер, когда забираю дочь из садика, кормим их хлебом, а потом сидим и наблюдаем за муравьями. В садике мальчики поколачивают девочек, поэтому дочка называет маленького муравья девочкой-муравьём, и эту сказку мы с ней выдумываем вдвоём... каждый день выдумываем по сказке о нашем дворе...

СНЕГ СТАРОГО ЦЕНЗОРА

Молодой человек спускался по ступенькам вслед за старым цензором; а вообще полз. Тащился, скользя рукой по обросшим грязью перилам, забыв о злости. Ему понравилось чёрное пальто цензора, шляпа, зонтик, заменяюший трость. А когда тот встал у белого NISSANa, парень еле сдержался, чтобы не побежать и не открыть дверцу. Подхалимничать даже в голову не приходило. Не побежал потому, что цензор ещё ключи искал... А может, намеренно... Если бы это был какой другой старый цензор – внутри зарождалась радость – не позволил бы его проводить. Или же молча, даже не сказав спасибо, уехал бы. Вообще-то, из этого цензора тоже слова клещами вытаскивать надо...

– Ничего не скажешь, хорошая у вас машина, если надо что починить, умею...

– С Дальнего Востока привёз. Захочется снега, съезди туда... летом песок, зимой снег, ничего другого не растёт. Вот там-то и растёт снег. Наши сопливые мальчишки – поднял голову и посмотрел, парень шмыгнул мокрым носом – понаехали туда... БАМ строили, а сейчас торгуют японскими машинами... Ты там не бывал... И на Эльбрусе не бывал, там снег держится столько, что в нём черви заводятся...

– ...

II

...Под вечер заявился на пороге. Старик играл в шахматы в цензорской. Парень не разбирался в настольных играх, когда-то поигрывал в шашки. В детстве играл, и то проигрывал, от злости (в то время больше всего злился не из-за проигрыша, а завидовал тому, что младший брат знал правила игры) давал младшему шахматной доской по голове. А через месяц, когда приспичит упрашивал младшего, или же запугивал: интерес был в повадках младшего, а не в игре; и каждый раз опять проигрывал, опять бил младшего по голове и заново упрашивал сыграть... На самом деле он описал именно эту историю... Старик по этой причине вырезал статью: вчера в цензорской была склока, газета не вышла...

Старик посасывал LM, временами доставал указательным пальцем солёные палочки из целлофанового пакетика, хрустел ими, поправлял очки и приступал к игре. Видно было, что проигрывает, его противник был из вновь поступивших на работу. Позади была пустая полка с раздвижными стёклами, и раньше, когда молодой человек сидел и ждал цензоров, он разглядывал маленький коричневый рисунок, засунутый между стёкол. Теперь тоже пришлось ждать и смотреть на него... опять коричневый тон... то ли один из видов огромной мыши, то ли изображение барана кто-то вырезал из журнала. В конце игры старик поднял голову, противник фамильярно пошутил с ним о чём-то, молодой человек подловил мгновение, ещё ближе подошёл к полке, чтобы приступить к беседе, слегка наклонившись над плечом старика, посмотрел на рисунок: лист какого-то цветка, кажется, хризантемы. Старик тоже обернулся, посмотрел, потом они поговорили о поэзии, оказывается, цензор ещё и испанский отлично знал...

III

...Шёл снег, ворот чёрного пальто старика был поднят до самой шляпы: это его молодило, поэтому он часто поправлял ворот. Молодой человек поднимался вслед ему по полутёмным ступенькам сталинки. Старик читал его статью. При первом чтении ничего не понял... решётка, снег, хитрость, шахматы какие-то... вечер уже, понёс домой: может, правительство задевает. Таких статей становилось всё больше, эссе какие-то, размышления. Вырезал, взял с собой, чтобы ещё раз прочесть, может допустит, запретишь – шум поднимают.

А с молодым человеком подружились. Даже домой к себе впустил, тот был немного деревенщиной; когда много болтал, так бы и выгнал, но впустил. Оказывается, этот тип много что умел: хорошенько починил NISSAN, статьи привёл в божеский вид, уже не приносит агрессивных вешей. Даже если принесёт, всё равно от цензуры только название и осталось... Читал статью: "Когда идёт снег, стою у окна (точнее, у своей железной решётки) и смотрю наружу. Порой открываю окно и тянусь подбородком наружу, пока не уткнусь носом в решётку; как только мороз начинает резать лицо, тут же закрываюсь, кружу по дому и снова смотрю на снегопад. Ветер не даёт снегу делать своё дело. Я смотрю на снегопад от голода и от голодания по снегу кружу по дому, снова смотрю не насмотрюсь. Не насыщусь... Говорят, манна небесная сыпется, грип и другие болезни пройдут с этим снегопадом. На свалках, заполонивших город, перемёрзнут грызуны, и все болезни пройдут. А если снег пролежит несколько дней, вообще все беды уйдут... Снег принёс ветер, ветер принёс и ветер же унёс. Ветер насилует снег..."

...Пили "Кремлёвскую водку". Молодой человек как выпьет, начинает болтать. Старик просто задумчиво слушает, или же, услышав интересную мысль, заставляет заново повторить, немного поспорит, или, чтобы не обидеть, кивает головой и снова дремлет...

IV

...Цензор кричал на весь подъезд:

– Сукин сын, откуда тебе знать, что такое ветер, откуда ты знаешь, что такое город...


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю