Текст книги "Город темной магии"

Автор книги: Магнус Флайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 13

Сара оставила Дафну и Берни и направилась к владениям Элеоноры Роланд, чтобы выяснить, как ей добраться до замка Нелагозевес. Портреты Эрнестины были выставлены рядом с помещением, в котором Дуглас Секстон работал над собранием акварелей Карла Роберта Кролла.

Дуг Ловкие Пальцы, он же Лживый Ублюдок Дуг… Где-то между гневной тирадой Макса и прибытием чешской полиции Сара заметила на левой руке Дугласа обручальное кольцо. Как она могла пропустить столь важную деталь? Мысленно воссоздав их сексуальные игрища под столом, Сара поняла, что Дуг провел свое блестящее выступление, пользуясь одной правой. Прямо как у Бетховена в его знаменитом пассаже из фортепианной сонаты номер два, для которого ЛВБ тщательно выписал в партии аппликатуру (чего никогда не делал), прекрасно осознавая, что единственным человеком, способным сыграть его одной рукой, будет он сам. Саре доставляло удовольствие воображать, как Луиджи с разбегу берет трудный пассаж, воздев вверх левую кисть, чтобы зрители, которые не могли видеть клавиатуру, смотрели и изумлялись. Дамы конца восемнадцатого столетия наверняка из панталон выпрыгивали от такого зрелища… Саре представился Дуг, помахивающий куриным крылышком, зажатым в левом кулаке. Да… не очень-то и впечатляет.

Теперь носовые пазухи Сары пришли в норму, а вместе с возвращением обоняния пропал и ее интерес к Дугласу. Логического объяснения для того случая во время ужина у Сары не нашлось, поэтому она воспользовалась обручальным кольцом Дугласа для оправдания перемены в своем отношении. Сперва он, конечно, немножко дулся, но потом удовлетворился возможностью отпускать на ее счет двусмысленные шуточки за общим столом.

Сара хотела проскользнуть мимо Дугласа и идти прямо к Элеоноре, но передумала. Она была занята музейной работой все дни напролет, а сейчас у нее был шанс допросить Дуга по поводу Щербатского. Уж она-то вытрясет из него правду, а что касается обвинений профессора в наркомании – то с Дуга еще станется! И Сара уверенно свернула в сторону кабинета Дугласа.

Она пробыла во дворце уже достаточно долго и смекнула, что Дуглас занимал в иерархии здешних экспертов низкое положение – или, точнее, его занимали акварели Карла Роберта Кролла. Живопись давала весьма точное представление о жизни семьи Лобковицев в середине девятнадцатого столетия, но заказывались картины с одной-единственной целью – поразить неискушенного зрителя княжеским богатством и влиянием в обществе. А эти рисунки вообще не обладали большой художественной ценностью – в отличие, скажем, от оригинала бетховенской Четвертой симфонии. Между прочим, до этого бесценного экземпляра Сара дотрагивалась своей собственной рукой… Почему бы ей, в конце концов, не отвлечься от смутного чувства ужаса и от прочих треволнений, включая уже снятое обвинение в краже драгоценного распятия, паранойи Макса и до сих пор не объясненной смерти (убийства?) Щербатского? Лето все-таки обещало быть чертовски интересным…

Сара просунула голову в комнату Дугласа. Акварели выглядели отлично: в принципе, они были полностью готовы к выставке, а Дуг занимался в основном тем, что отбирал самые лучшие произведения и фотографировал их. Сара подозревала, что он просто убивает время, чтобы понежиться в Праге вдали от женушки.

– Как дела? – спросила Сара, переступая через порог.

– Привет, дорогуша, – отозвался Дуг. – Взгляни сама.

Сара подошла к нему и посмотрела на рисунок, лежавший на столе. Картинка изображала роскошную гостиную с двумя маленькими девочками на переднем плане. Позади, за арочным проемом, трое мужчин резались в бильярд.

– Обычный воскресный день из жизни тех, кто богат и принадлежит к австро-венгерской династии, – заметила Сара.

Она наклонилась, чтобы рассмотреть картинку поближе. Даже в схематическом и уменьшенном изображении черты Лобковицев нельзя было ни с чем перепутать. Вот этот тип, в зеленом жилете, положивший кий на плечо с небрежным изяществом, напоминал Макса. Конечно, если бы Макс сперва удосужился вытащить тот кий, что был засунут ему в зад…

Дуглас уставился в вырез футболки Сары.

– А как дела в твоем мире? – спросил он. – Что-нибудь интересненькое?

– Пытаюсь разобраться в записях Щербатского, – ответила Сара с деланым вздохом. – Там куча неясностей.

– Ничего удивительного. – Дуглас возвел очи к потолку и плюхнулся на шаткий деревянный вращающийся стул, какими были обставлены все их кабинеты. – Без обид, но у профессора не хватало винтиков.

– Он порой бывал… непредсказуем, – согласилась Сара, мысленно посылая извинения обычно столь методичному покойному Щербатскому.

– Короче, он сидел на крутой химии. – Дуглас засмеялся. – Я решил попросить, чтобы Макс подсадил и меня тоже, но кто захочет связываться с таким клиентом?

Услышав это, Сара буквально почувствовала, как ее уши превращаются в локаторы.

– Хм, – произнесла она, стараясь говорить небрежным тоном. – Значит, Макс и Щербатский… вместе торчали?

Судя по виду Дугласа, он жалел о своем последнем замечании, поэтому Сара снова соблазнительно наклонилась над столом, чтобы его подбодрить.

– Давай, колись, – промурлыкала она, предоставляя Дугласу удобный угол для обозрения. – Похоже, здесь скрывается аппетитная история.

– Ну ладно, – проговорил Дуг, разворачиваясь к ней на стуле, чтобы быть поближе к объекту рассмотрения. – Макс со Щербатским часто мотались в Нелагозевес и возвращались оттуда просто убитые! Мы с Майлзом и Дафной однажды приехали туда утром в воскресенье, хотели устроить пикник на природе, а там Макс спит в одежде посреди подъездной дорожки, прикинь? А Щербатский… – Дуглас таинственно расширил глаза и ухватил Сару за коленки.

– Что Щербатский? – подтолкнула его Сара, надеясь, что ей удастся выудить из него всю историю прежде, чем его руки заберутся чересчур высоко.

– Майлз нашел его в парке… возле реки. Без сознания. Лежал с арбалетом в руках.

– Что-о-о-о?

– Майлз потребовал объяснений, и ты бы слышала, как Макс на него орал! – Дуглас закатил глаза. – Это был рев настоящего князя! Затем он в гневе удалился, а мы с Майлзом перенесли Щербатского в замок. И Макс не позволил нам вызвать доктора. Закрылся вместе с профессором в комнате и заявил, чтобы мы выметались.

– Ты шутишь, – сказала Сара.

– Во-во! – Дуглас ухмыльнулся, ведя пальцем вверх по ее бедру. (Правой рукой, автоматически отметила Сара. Боже, до чего упорны женатые парни!)

– И что произошло потом?

– Он ведь князь, сама понимаешь. – Дуглас пожал плечами. – Мы потихонечку смотались и устроили пикник, а когда я заскочил в замок, чтобы сходить в туалет, то я сообразил, что они ссорились. Макс вопил: «Что случилось?», а Щербатский, кажется, плакал. Или смеялся, было трудно разобрать. Макс говорил ему, что он должен притормозить. «Я заставлю вас остановиться», – так он сказал. Я еще подумал – хорошо хоть, что старикан не помер… – Дуглас помолчал и добавил: – Но неделю спустя он все равно помер.

– А кто-нибудь сообщил в полицию? – произнесла Сара и быстро задействовала мышцы внутренней поверхности бедра, создавая барьер для дрейфующей к северу руки Дугласа.

– Я-то по-любому не говорил. И сомневаюсь, чтобы Майлз позвонил копам. Щербатский катился по плохой дорожке. Назвать тот случай самоубийством… это мягко сказано. Подозреваю, что профессор находился в отключке и ничего не соображал, когда вывалился из окна.

…Или Макс нашел способ «заставить его остановиться»…

В ближайшем будущем Саре будет необходимо проверить рассказанную Дугласом историю через Майлза или Дафну. Но сейчас на часах было почти пять, а она зарезервировала единственную функционировавшую во дворце ванную на пять десять. И ей еще надо забежать к Элеоноре, чтобы договориться насчет завтра.

– Мне пора! – воскликнула она. – Ванная не ждет!

– Тебе не нужен кто-нибудь, чтобы потереть спинку? – пробормотал Дуглас, поднимаясь с места и притягивая ее к себе за бедра.

Конечно: уже стоит. Саре очень хотелось врезать ему между ног, не столько за себя, сколько от имени миссис Секстон, но она приложила усилие и сдержалась. Как ни крути, а это она здесь разыгрывала из себя Мату Хари. Парня нельзя винить.

– Спасибо, думаю, что вопрос закрыт, – прощебетала она, закидывая сумочку за плечо и двигаясь по направлению к комнате Элеоноры. – Чао!

– Жестокая, – простонал Дуглас, поворачиваясь к акварели.

Дверь во владения Эрнестины оказалась закрыта. Элеонора бдительно следила за температурным режимом, чтобы «дамам было прохладно и комфортно». Сара предупреждающе постучала, приоткрыла створку, и ее сразу же обдала волна едкого запаха химикалий. Элеонора, облаченная в мексиканскую накидку-плащ серапе, кинула ей бумажную защитную маску и жестом показала, чтобы она захлопнула дверь.

– Я заканчиваю! – прокричала Элеонора, тоже через маску. – Взгляните на мою принцессу де Линь! Она изумительна!

Элеонора кивнула на портрет, над которым работала. На холсте была изображена женщина в традиционном ракурсе в три четверти, одетая в желтое атласное платье с ярко-розовыми бантами. В руке принцесса держала шляпку с плюмажем.

– Потрясающе! – послушно отозвалась Сара. – А мне нужно срочно бежать в ванную, но Майлз говорил, что вы завтра собираетесь в Нелагозевес?

– Мы называем его просто «Нела». Да, разумеется, мы поедем вместе! – ответила Элеонора. – Я вовсе не хочу оставаться наедине с Максом. А вам ведь тоже туда надо, да? В библиотеку?

– Можете на меня рассчитывать, – пообещала Сара. – Я не дам вас в обиду.

Элеонора благодарно махнула ей рукой, и Сара ринулась вниз по лестнице в свою подвальную каморку. Схватив полотенце и мешочек с туалетными принадлежностями, она взлетела вверх по ступенькам. У дверей ванной комнаты улыбающийся Петр сообщил ей, что котел «как раз готов» и что ее ждет «очень горячая вода, чтобы можно было почувствовать себя хорошо».

Вскоре Сара обнаружила – в переводе с чешского сие означало «из крана течет ТОЛЬКО горячая вода». Она сумела наполнить ванну примерно на две ладони, прежде чем помещение затопил горячий пар. Сидя голышом на узком сиденье унитаза и ожидая, когда кипяток остынет, Сара вдруг заметила, что из кармана ее джинсов торчит конверт. Ах, да, это письмо ей вручила Яна! Она чуть не забыла о загадочном послании Максу из отеля «Гритти Палас» в Венеции. Выудив его из кармана, Сара увидела, что от пара конверт расклеился. После двухсекундного препирательства с совестью Сара раскрыла его, вытащила письмо, осторожно развернула и принялась читать.

Князю Максимилиану Лобковиц-Андерсону

от Пьерджорджо Вампа,

начальника службы безопасности отеля,

отель «Гритти Палас», Венеция

Gentilissimo Principe![25]25
  Благороднейший князь (ит.).


[Закрыть]

Как Вы и просили, я пишу, чтобы заверить Вас в том, что мы бережно храним предмет, оставленный на наше попечение signore[26]26
  Господином (ит.).


[Закрыть] Пертузато. В настоящее время данная вещь содержится в надежнейшем cassaforte[27]27
  Сейфе (ит.).


[Закрыть] и будет оставаться там до тех пор, пока Вам не понадобится ее затребовать. В этом я ручаюсь Вам своим именем. Затем позвольте уверить Вас в том, что недавние прискорбные события никоим образом не повлияли на безопасность нашего отеля и Вам не следует ни о чем не беспокоиться. Прошу Вас, связывайтесь со мной без колебаний, если у Вас возникнет нужда в каком-либо дальнейшем содействии.

Переходя к личному, прошу позволения прибавить, что я прекрасно помню нашу веселую ночку в Париже прошлой осенью. Джаз был le hot[28]28
  Горячий (фр., англ.).


[Закрыть], а mademoiselles[29]29
  Девицы (фр.).


[Закрыть], смею сказать, были le hotter[30]30
  Еще горячее (фр., англ.).


[Закрыть]. Ах Вы пройдоха этакий!

Как мне ни неприятно, но я вынужден отметить, что синьор Пертузато покинул наш отель, не расплатившись. У меня нет никаких сомнений, что Вы позаботитесь об этой неурядице. Однако не подумайте, что я Вас тороплю: я знаю, как сильно Вы заняты. Синьор Пертузато упомянул, что его миссия по завлечению в Прагу американской девушки завершилась успехом. Она тоже из Калифорнии? Все американские девушки должны жить в Калифорнии, как синьора Памела Андерсон. А эта девушка – Ваша родственница?

Как всегда, ваш покорный слуга, Пьерджорджо

Когда Сара погрузилась в ванну, в голове у нее крутились две мысли. Во-первых – мужчины безумно забавные, к какой бы культуре они ни принадлежали и в какое бы время ни жили. А во-вторых – князь Макс прячет в Венеции что-то очень ценное.

Глава 14

На выезде из Праги было оживленное движение, да и потом они понервничали, пока нашли нужную трассу, а затем Элеонора проскочила съезд с магистрали. В общем, они добрались до поворота на Нелагозевес только в полдень. Элеонора рассыпалась в извинениях, но Сара была рада возможности получше изучить чешскую провинцию. Едва ли можно говорить, что ты хорошо познакомился со страной, если все, что ты в ней видел, – пара крупных городов. Нужно поглядеть, как здесь выращивают урожай, на что похожи берега местных рек, как ведут себя обитатели придорожных селений.

Местность между Прагой и Нелагозевесом была холмистой. По обе стороны Восьмой автомагистрали простирались бескрайние поля желтой горчицы и хмеля, что не удивляло, учитывая национальные диетические пристрастия. Сара была разочарована тем, что не заметила ни одного капустного поля или колбасного завода: это окончательно дополнило бы картину. После того как они пропустили поворот, им пришлось съезжать с шоссе в Роуднице, где располагался очередной замок Лобковицев, который до сих пор контролировала чешская армия. Макс упорно дергал за все ниточки, тщетно добиваясь его реституции. Сара не могла взять в толк, что он собирается делать с двухсоткомнатным чудовищем, когда у него и без того хватало забот с уже возвращенными ему владениями. В Роуднице прежде располагалась тренировочная база СС, что внушало неприятные ассоциации, корме того, строение подверглось бомбардировке советскими войсками в порядке демонстрации силы. Сара слышала, что замок фактически лежит в руинах. Казалось бы, такое приобретение не может сулить ничего, кроме головной боли. С другой стороны, сложно поставить себя на место князя, который взял на себя задачу восстановить утраченное состояние своей семьи.

А перспектива увидеть Нелагозевес Сару волновала.

– Один из самых красивых ренессансных замков в Богемии, – читала она вслух Элеоноре, чтобы снять напряжение, пока они мчались по шоссе. – Был приобретен Поликсеной Лобковиц в тысяча шестьсот двадцать третьем году… Здесь написано, что на протяжении семидесятых-восьмидесятых годов в замке располагалась выставка современного социалистического искусства!

Элеонора в ужасе содрогнулась.

– Почти приехали, – наконец произнесла Элеонора.

Они рулили по извилистой улочке посреди маленькой деревушки, раскинувшейся вдоль зеленых берегов Влтавы. Элеонора кивнула на симпатичный замок, который возвышался на горе над деревушкой, но Саре на глаза попалась табличка, отмечающая историческое место.

– Погодите-ка, тут место рождения Дворжака! – воскликнула она, крутя головой. – Знаменитого композитора! Давайте остановимся на минуточку?

Сара не была виновата в том, что произошло потом, хотя в какой-то мере послужила этому причиной. Вместо того чтобы проигнорировать Сарину просьбу или проехать вперед, пока не найдется место для удобного разворота, Элеонора резко переключилась на заднюю передачу, и их «Шкода» принялась пятиться к памятному знаку, от которого они успели отъехать метров на пятьдесят.

Хрррясь! Так Сара впоследствии описывала звук столкновения трактора с их маленьким белым фургоном. А с какой стати трактор несся во весь опор, огибая крутой поворот? Что ж, это был хороший вопрос, возможно, имевший отношение к привычке чешских фермеров употреблять на завтрак пиво. В любом случае, спустя несколько минут Сара обнаружила себя посреди толпы людей, которые одновременно вопили по-чешски, размахивали руками и показывали на трактор. Достойный образчик социалистического машиностроения довольно непристойно взгромоздился сзади на их «Шкоду».

На мотоцикле приехал полицейский и начал спрашивать у них документы, но Элеонора вела себя так, словно никогда прежде не попадала в аварии. «Я не говорю по-чешски, я не говорю по-чешски», – повторяла она дрожащим голосом.

– Es tut uns schrecklich leid. Wir sind Amerikaner, die Dvorak Liebe zu viel[31]31
  Нам ужасно жаль. Мы американцы, мы очень любим Дворжака (нем.).


[Закрыть], – спокойным тоном произнесла Сара.

Последовала драматическая пауза. Похоже, тут никто не говорил по-немецки, хотя, по представлениям Сары, граница находилась в каких-нибудь ста тридцати километрах.

– Wir arbeiten hier auf der Burg[32]32
  Мы работаем там, в замке (нем.).


[Закрыть]. – Сара ткнула пальцем по направлению к замку.

По-прежнему никаких признаков взаимопонимания. Сара забеспокоилась, не спровоцировали ли они с Элеонорой дипломатический конфликт?

– Für Prinz Max[33]33
  У князя Макса (нем.).


[Закрыть], – добавила она.

При этих словах все вдруг заулыбались, взгляды обратились к замку, послышалось даже «Ano[34]34
  Да, конечно (чеш.).


[Закрыть], Max, Max». Кто-то начал переводить ее слова остальным на чешский, и народ просто засиял.

– Что вы им сказали? – допытывалась Элеонора. – Я и не знала, что вы говорите по-чешски.

– По-немецки, – уточнила Сара, удивленная тем, что Элеонора не услышала разницы между славянским и германским языками. – Я занимаюсь Бетховеном, мне без этого никак нельзя. Дворжак нам не помог, но князь Макс, похоже, пользуется популярностью.

Сара на мгновение задумалась, зачем местным жителям относиться с приязнью к молодому американцу. Ведь князь Макс намеревается вернуть себе угодья, которые, в общем-то, принадлежали крестьянам в течение шестидесяти лет, а вдобавок, как отшельник, постоянно запирается в замке… Но прежде чем Сара успела как следует поразмыслить над новой загадкой, Элеонора принялась выражать ей свою безграничную благодарность. Она была счастлива, что ее вызволили из лингвистической ловушки, и быстро переложила на Сару всю ответственность за дальнейшее.

Появился эвакуатор, и завязалась перепалка. Полицейский недвусмысленно дал им понять, что поврежденный фургон должен последовать за ним. Лишь с большой неохотой он позволил Саре с Элеонорой забрать из «Шкоды» барабанную установку.

Наконец полицейский прочитал им невразумительную лекцию, хмуро пролистал их документы, затем вернул их обратно, и эвакуатор укатил вместе с фургоном. Селяне разошлись, оставив Сару с Элеонорой у обочины. Сара гадала, куда именно увезли их «Шкоду», когда та будет в рабочем состоянии, а также кто должен оповестить страховую компанию, они или полиция? Тем не менее она молча кивала с понимающим видом в ответ на обращенный к ней поток чешской речи.

Отказавшись от экскурсии по дому Дворжака, женщины принялись взбираться по ведущей к замку длинной лестнице, таща за собой барабанную установку Макса.

Сара разглядывала фасад, бежево-кофейные стены, украшенные в технике сграффито, узкие оконца под крышей. Сара моментально влюбилась в это место. Краем глаза заметила вспышку света в окне мансарды, словно отблеск от зеркала. Сигнал? Может, в замке держат кого-то взаперти? Миссис Рочестер?[35]35
  Отсылка к роману Ш. Бронте «Джейн Эйр», где безумную жену главного героя держали в запертой комнате, храня ее существование в тайне от окружающих.


[Закрыть]

Мощенный булыжником мостик вел через старый ров, на дне которого не было ничего, кроме дождевой воды и здоровенных лягушек.

Вот в чем прелесть ренессансных построек, решила Сара, стоя посреди главного двора, – они изящны, тогда как средневековые сооружения чересчур тяжеловесны. А замок Лобковицев был как раз нужного размера и сгодился бы для дружеской вечеринки. Конечно, он по-прежнему выглядел так, будто его хозяин приготовился к осаде, но через сводчатые окна второго этажа наверняка проникало много света, и даже две мансарды наверху крыльев здания выглядели не настолько тесными. Там точно можно держать слуг. Или пленников.

Элеонора подошла к огромной, в четыре с половиной метра высотой, деревянной двери и робко постучала.

Никакой реакции.

– А если он откажется нас впустить? – пролепетала Элеонора. – Мы можем проторчать здесь всю ночь.

Сара подумала, что настало время для решительных действий. Она вытащила из сумки с барабанными принадлежностями пару тарелок и принялась колотить ими друг о дружку, как заправская игрушечная мартышка. Элеонора расхохоталась, зажав руками уши.

В отдалении послышался заливистый лай, и массивная створка распахнулась. В открывшемся проеме перед ними предстала… чихуахуа. Она была килограмма два весом, светло-коричневого окраса, на ее шее болтался свободный ошейник с медными бляхами – казалось, что некогда псина была гораздо крупнее, но по какой-то причине усохла. Как и положено собакам этой породы, чихуахуа заливалась бешеным лаем, переходившим в кошмарный пронзительный визг.

– Какая симпатяга! – воскликнула Элеонора, наклоняясь, чтобы погладить собачку. – Умничка, ты открыла нам дверь!..

Мгновение спустя она отпрянула, подняв вверх окровавленный палец.

– Ой! Она меня укусила!

Оставив барабаны возле двери, женщины зашагали по холлу первого этажа с высоким сводчатым потолком. Несмотря на то, что после тысяча девятьсот сорок восьмого года замок содержался в хорошем состоянии, поскольку его использовали как музей, неизбежные признаки разрушения были налицо. По углам виднелись темные пятна сырости, кое-где отваливалась штукатурка.

Они свернули за угол и очутились в длинном коридоре с рядами дверей. Сара щелкнула выключателем, но ничего не произошло.

– Нет электричества, – констатировала она. – Проводка в замке, должно быть, кошмарная.

Ее отец бы точно ужаснулся.

– Подозреваю, что дело скорее в том, что никто не платит по счетам, – отозвалась Элеонора. – Майлз говорит, что электричество обходится в десятки тысяч, да и крыша течет.

– Ладно, нам надо отыскать библиотеку, – сказала Сара.

– Нам надо отыскать князя, – заметила Элеонора.

– Макс! – крикнула Сара. – Вы здесь?

Ничего. Ни звука.

– Давайте вы посмотрите в правом крыле, а я в левом.

Сара проводила взглядом чихуахуа, которая двинулась следом за аппетитной Элеонорой, тихо цокая коготками по гладкому полу.

Взобравшись по каменной лестнице, Сара постояла на втором этаже, полукруглые окна которого, как она с удовлетворением обнаружила, действительно пропускали много света. Сара предположила, что некогда это была крытая галерея, которую позже застеклили.

Она безуспешно продолжала звать Макса. В конце коридора перед ней предстали на выбор две двери. Она толкнула левую, за которой обнаружился узкий проход. Вдалеке послышался чей-то голос.

– Макс! – крикнула она. – Я – Сара Уэстон! Бетховен, помните?

Она прошла по узкому сумрачному проходу, завернула за угол и оказалась в просторном зале, где вполне могла бы уместиться компания пьянствующих рыцарей. Даже в тусклом освещении были видны отслаивающиеся фрески в пастельных тонах, огромный сводчатый потолок и массивный камин.

Макс замер у камина, пристально глядя на что-то…

– Макс? – неуверенно проговорила она.

Он никак не реагировал на нее. Взбешенная Сара подбежала к Максу и едва не рухнула в пустой камин.

Макс вздрогнул и уставился на нее дикими глазами.

– Боже мой! – произнес он. – Вы с ума сошли? Огонь!

И он принялся хлопать по ее телу, как будто сбивал невидимое пламя.

Для столь худощавого парня он был очень силен. И явно находился под воздействием вещества… очевидно, галлюциногенного. Сара пыталась с ним бороться, но вспомнила, чему ее учили: сила женщины заключена в ногах. Со всей силы она ударила Макса коленом в промежность.

Макс сполз на пол. Его взор затуманился болью. Но вдруг княжеский взгляд прояснился, и он осмысленно посмотрел на Сару снизу вверх.

– Простите. Я вел себя странно… – прохрипел он и лишился чувств.

– Элеонора! – крикнула Сара. – Мне нужна ваша помощь!

Она сняла с себя флисовую куртку, свернула и подсунула Максу под голову. Впервые ей представилась возможность разглядеть его вблизи. Князь был поразительно похож на своего тезку-деда, поэтому мало чем отличался от большинства портретов своих предков Лобковицев. Орлиный нос, глубоко посаженные глаза, тонкие волосы и высокий лоб – в общем, все как положено в аристократических семействах. Изящные руки – белые, с длинными гибкими пальцами – довершали его облик.

Появилась Элеонора в сопровождении собаки.

– Боже мой! – ахнула она, увидев распростертого Макса. – У него кровь!

– Вероятно, обморок, – пояснила Сара, не желая вдаваться в подробности того, как она вырубила босса. – Вы не могли бы найти где-нибудь воду или еду?

Элеонора кивнула и поспешила прочь. Сара взяла Макса за запястье, чтобы проверить пульс, и его потрясающе синие глаза распахнулись.

– Какого… – выговорил он. – Что случилось?

– Вы потеряли сознание, – произнесла Сара. – Сразу после того, как попытались сбить с меня воображаемое пламя.

– Ничего. С этим кончено… Подождите-ка, а вы что делаете в замке?

Он обвиняюще поглядел на Сару.

– Вы не слышали? Я же сказала, что вы напали на меня.

Макс сел на полу. Он казался больным, но явно не наркоманом со стажем. А вдруг у него эпилепсия или нечто в этом роде?

– Я что, на вас напал? – спросил он. – Простите меня. Простите.

В его голосе звучало искреннее потрясение и беспокойство.

– Сейчас Элеонора принесет вам воды, если сумеет ее найти, – сказала Сара. – Как вы себя чувствуете? Может быть, вызвать доктора?

Макс покачал головой.

– Я в порядке.

– Вы что-то приняли? – настаивала Сара. – У вас был… приход?

– Нет! Это вас не касается.

Макс нахмурился, к его голосу вернулась обычная надменная заносчивость, хотя на ноги он поднялся с трудом. Отказавшись добавить что-либо еще, он дождался возвращения Элеоноры, выдал им ключ от библиотеки и удалился.

– Ох, – вздохнула Элеонора. – Как некрасиво, потерял сознание и распластался прямо на полу. Настоящий князь, а лицо потерял.

Очередное потрясение ждало Сару, когда они добрались до библиотеки. Она предполагала увидеть стеллажи во все стены – и они здесь действительно были, – но само помещение было заставлено штабелями коробок выше человеческого роста. Ряды картонок (с подписями и без таковых) превращали библиотеку в настоящий лабиринт.

– Что еще за чертовщина? – воскликнула Сара и потянула за пыльные занавески, чтобы впустить в комнату немного света.

– Никакого солнца! – остановила ее Элеонора, вручая Саре налобный фонарик.

В комнате хранились в буквальном смысле тысячи коробок с семейными архивами, в которые никто не заглядывал лет шестьдесят, а то и сто.

– В основном это просто мусор, – сказала Элеонора. – Письма, официальные бумаги, закладные, бальные книжки. Обычная писанина.

– Но мне надо найти конкретное письмо! – растерялась Сара.

Элеонора рассмеялась.

– Попробуйте почитать надписи на коробках, вдруг вам повезет? И помните: что бы вы ни нашли, вы нумеруете данный экземпляр, снабжаете пометкой и делаете запись для Майлза. Вот папка с пустыми бланками. Пишите как можно подробнее.

Элеонора, которая уже работала в библиотеке и имела примерное представление о том, какие из картонок соответствовали интересовавшему ее периоду, скрылась в недрах лабиринта. Сара принялась искать хоть что-нибудь, помеченное рукой Щербатского. Пробираясь узкими проходами между горными хребтами коробок, с шахтерским фонариком на голове, она не могла отделаться от мысли о том, что, если разразится землетрясение, они с Элеонорой окажутся погребены под княжескими архивами. И все это за пригоршню долларов от гада Макса, который, вероятно, накачал Щербатского наркотиками и убедил выпрыгнуть из окна.

С чувством вселенской обиды, гадая, сколько сотен штаммов плесени она успела вдохнуть, Сара наудачу сняла с верха штабеля коробку и поставила ее на пол. Древняя клейкая лента рассыпалась в ее пальцах. Надпись на картонке оказалась немецкой. Внутри лежал список предметов, отосланных на склад при Пражском университете, где их собирались внести в каталог «для использования в Führerreserve»[36]36
  Führerreserve (нем.) – «командный резерв», во время Второй мировой войны – резерв, составлявшийся вермахтом из офицеров, по той или иной причине отстраненных от командования.


[Закрыть]. По спине Сары пробежал холодок, когда она увидела четко выведенную дату «28 мая 1942 года». Сара держала в руках настоящий нацистский документ! Она понюхала его. Пыль, возраст, что еще? Сигарный дым? Запах зла? Было еще нечто неуловимое. Она пробежала взглядом по списку, но не обнаружила ничего, что имело бы значение для ее поисков. Сара нахлобучила на коробку крышку и пометила ее согласно данной Майлзом инструкции. Аккуратно проставила сегодняшнюю дату, свои инициалы, упомянула содержимое и указала местонахождение коробки в библиотеке, благо на ней имелись номера, которые кто-то наклеил при помощи клейкой ленты. В следующей картонке, попавшейся ей на глаза, хранились вырезки страниц светской хроники из различных газет на нескольких языках, с тысяча девятьсот тридцать четвертого по тысяча девятьсот тридцать седьмой годы – кажется, брачные объявления. Наконец, спустя пару часов, Сара наткнулась на коробку, подписанную Щербатским и помеченную его характерной двойной звездочкой. Сара открыла ее: внутри оказались стопки безымянных нотных листов, лежащих вперемешку, как попало. Сара застонала, понимая сложность задачи: сперва нужно прочесть партитуры, затем их датировать, выяснить, какая музыка принадлежит к какой пьесе, кем она сочинена и по какому случаю.

Сара присела на корточки и принялась листать ноты. В основном они относились к девятнадцатому столетию и представляли собой любительские работы, не имевшие особенной важности и едва ли заслуживавшие двойной звездочки. На самом дне коробки валялась чрезвычайно потрепанная книга в кожаном переплете с гравюрами и полуразборчивым текстом на латыни. Насколько это важно? По мнению Сары, книжица не имела ничего общего с музыкой. Сара принялась разглядывать отвратительные изображения и заметила заложенное между двух страниц письмо, написанное по-немецки и датированное третьим октября тысяча девятьсот семьдесят четвертого года. Сара бегло проглядела его и наткнулась на фразу: «Aztec Amulett, ein Geschenk von Ludwig van Beethoven»[37]37
  Ацтекский амулет, подарок от Людвига ван Бетховена (нем.).


[Закрыть]. В волнении она принялась читать более внимательно. Возможно, она близка к своей цели! Что, если письмо является подсказкой, связанной с амулетом! Ее охватило знакомое всем исследователям возбуждение.

Но письмо не оправдало ее ожиданий. Его автор – некий герр Готтлиб, в семидесятых годах прошлого века был в Нелагозевесе кем-то вроде Майлза и вел корреспонденцию с администратором Национального пражского музея искусств. Герр Готлиб с восточнонемецкой педантичностью жаловался на то, что некоторые предметы изъяты из хранилища в Нелагозевесе без надлежащей документации. В качестве примера приводился ацтекский амулет, а также золотой, инкрустированный сапфирами портсигар, который некогда принадлежал шестому князю Лобковицу. Герр Готтлиб начинал письмо в негодующем тоне, однако на середине, похоже, его запал иссяк, и под конец он заверял своего адресата в том, что совершенно не имеет в виду обвинять глубокоуважаемого директора музея, герра Беспалова, в махинациях. Герр Беспалов – человек величайшей честности, да и антикварные вещицы, будучи выражением идолопоклонничества и декаданса, едва ли подходят для выставления в Нелагозевесе. Национальный музей в Праге, без сомнения, гораздо более пригодное для них место.