Текст книги "Урод (СИ)"

Автор книги: Мадина Зиганшина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

В школе – интернате их встретила Мария Ивановна. Искренне обрадовалась Валентине, горячо обняла ее и затем вопросительным взглядом потребовала объяснения о спутниках. Валентина, растерявшись, молчала. Тогда Тимофей протянул директору интерната руку, назвал свое имя и сообщил ей, что это семья Валентины. Теперь от неожиданности растерялась Мария Ивановна, но быстро взяла себя в руки, поздравила с рождением семьи и выразила свою радость.

– Любушка сейчас у продюсера. Записывают ее пение. Будет создан альбом ее песен. Вы приехали очень кстати, такое огромное событие в жизни нашей девочки, – залпом выложила всю информацию женщина, и было видно, что это событие не менее важно для нее самой.

–Она поет? – с восхищением в голосе воскликнул Тимофей.

– Еще как! Она пленила бы весь зал, если бы могла выйти на сцену.

– Но разве слепота – помеха этому?

– Вы не в курсе, наверное, у девочки большие дефекты на лице. Они смущают ее, да и не эстетичны для сцены, – пояснила Мария Ивановна.

На квартиру Любы семью отвезла директор интерната. Там уже было много народу. Все суетились, готовились к приезду Любы. Посредине большого зала стоял накрытый яствами и дорогими винами стол. Видно, событие, ради которого собрались, хотели отпраздновать широко. Квартира была на третьем этаже, в доме новейшей планировки, с прекрасной лоджией, на которую было два выхода: из зала и из большой, со стандартно вмонтированной мебелью, кухни. Много кабинетов обошла Мария Ивановна, чтобы добиться этой квартиры, вместо предлагаемой на первом этаже малосемейного общежития.

– Здесь учителя, воспитатели Любушки, бывшие ее соклассники, – пояснила Мария Ивановна, показывая квартиру родственникам Любы. Было видно, что она и является главным организатором празднества.

Звонок в дверь, и прихожую заполнили новые гости. Среди них Валентина увидела высокую девушку с театральной маской на лице. Это была ее дочь. И было непонятно, маска расстроила или обрадовала мать. Никто больше, кроме Тимофея и его мальчишек происходящему не удивились. Видно, для них это было привычным явлением.

За стол никто не садился, да и не на что было садиться. Кто-то шумно открыл шампанское, разлил в фужеры, которые стояли на тумбочке возле стола. Все разом разобрали фужеры, и начались поздравления. Они сыпались со всех сторон. Реакцию Любы никто испод маски увидеть не мог. Когда поздравления стихли, Люба подошла к Марии Ивановне, обняла ее и, повернувшись к людям, сказала:

– «Вот чья это заслуга! Вот чья это победа!»

Все захлопали в ладоши.

Валентина стояла, как заледенелая. Ком застрял в ее горле. Зависть сдавила ее шею. Опять эта женщина, она встала между ними с дочерью и отторгла ее, присвоила себе ее дочь!

Оглушенная, Валентина не сразу поняла, что случилось дальше. Мария Ивановна объединила в кучку их всех четверых, с Тимофеем и мальчишками и подтолкнула поближе к Любе.

– Любушка! Прими в твой торжественный день самый главный подарок! Твоя мама! – Люба обняла маму и так застыла в долгом объятии.

– Но это еще не все. Вот твоя новая семья.

Тимофей обнял девушку, поздравил ее с выходом альбома и затем представил ей своих мальчишек.

Люба присела перед мальчиками на корточки, как когда-то давно у подъезда интерната сделала Мария Ивановна, и вдруг неожиданно для всех сняла с лица маску.

Онемели все. А мальчишки потянулись руками к ее руке и весело сообщили ей: – «Ты наша сестра теперь».

По щекам Любы потекли слезы. Это были давно, еще в раннем детстве застывшие слезы. Растаяли

Глава 7

Тимофей вел себя так, будто не замечал уродства девушки. Мальчишки как срослись с ней, то разглядывали рисунки Любы, то сами рисовали и радовались, когда девушка под лупой разглядывала их работу и хвалила. Всей семьей слушали пение девушки, и никто, казалось, не замечал ее уродства. «Притворяются» – заключила Валентина, и при этой мысли ей становилось мерзко, таяла даже еще толком не утвердившаяся надежда на счастье. Все ей казалось игрой. А когда игра заканчивается, как правило, ее участники разбегаются, и начинается тоска.

Появилось предложение поездить по магазинам. Люба взяла маску, чтобы надеть на лицо.

– Любушка, – мальчишки предпочли это имя, как им казалось наиболее подходящее для их новой сестры, – не надо маску, все ведь хорошо, воспротивились они. Люба обняла их, потрепала вихри на головах и все же надела маску.

Покупки делали весело. Выбрали MP3-плеер, теперь будет возможность прослушать весь репертуар Любы. Купили наряды для мамы и Любы, игрушки для мальчишек. Побывали в цирке, побаловались мороженным в кафе. Приехали домой усталые, но довольные. Мама с мальчишками отправились на кухню «соображать» обед.

– Люба, долго задерживаться мы не сможем. В деревне хозяйство, животные, соседка взялась присмотреть, – но надо, как говориться, честь иметь, скорее освободить ее. Да и отпуск у меня всего несколько дней. Надо бы поговорить. Взяв девушку за руку, Тимофей подвел ее к стулу, усадил и из-за спины обнял девушку за плечи. – У нас есть кое-какие сбережения, он специально назвал сбережения общими, чтобы не смутить девушку : кто он ей, чужой дядя. – Как ты смотришь, если сделать пластическую операцию? Тебе надо выходить на сцену. Бог таланты с плеча на отмаш не раскидывает. Талант ценить надо, пусть он приносит людям радость. У тебя прекрасный голос.

Люба молчала. Но сердце ее всколыхнула радость: неужели это возможно! Неужели не надо будет надевать маску?

– Вы думаете все это, – девушка по воздуху очертила овал своего лица, – можно устранить?

– Ну, не такое исправляют специалисты. Подберем хорошую клинику, врача.

– Это же очень дорого!

– Не дороже денег, – отшутился Тимофей, – мы, пожалуй, одолеем.

Помолчали, каждый думая о своем.

– Люба, у меня не скоро будет возможность приехать, а надо обговорить еще один важный и неотложный вопрос. Мы с твоей мамой не узаконили отношения, хотя живем уже приличное время. В связи с этим необходимо установить родство и с тобой. Я хочу удочерить тебя. Ты согласна?

Люба резко вскинула голову. Однако через минуту, как-будто погасив какой-то всплеск чувств, протянула к нему руку. Он всретил ее руку своей.

– Тимофей Павлович, – я очень благодарна вам за все. Но, простите, принять предложение стать вашей дочерью, не могу. У меня есть папа. Я никогда не видела его, но он есть, и все свое детство я ждала его. И потому никого, кроме него, я не смогу назвать папой. Я буду искать его и найду.

– Люба,.. – Тимофей помолчал, будто не решаясь сказать, но и не сказать не мог. – Люба, принимая такое решение я вынужден был навести справки о твоем отце, поскольку не смогу без его согласия удочерить тебя.

– Люба! – Тимофей сжал руку девушки между своими ладонями. – Люба, твоего отца больше нет. Он умер три года назад. Мы сможем съездить к его могиле. Прости, что нанес тебе такой удар!

Девушка молчала. Тимофей вышел, ей лучше сейчас остаться одной.

Все оставшиеся дни отпуска Тимофей с Марией Ивановной бегали по клиникам, выбирая лучшего хирурга по пластическим операциям. Тимофей мало что в этом смыслил, а его спутница была чрезвычайно придирчива, и никто ее не устраивал. К избранным водили Любу. Если врач с легкостью соглашался, Мария Ивановна сомневалась в его способностях, потому что дефекты на лице были страшные, и тут легкого решения не примешь. Не устраивало ее и предложение сделать несколько поэтапных операций, всё-таки столько наркоза – не шутка для организма.

– Давайте доверимся Иегове Богу, я всю ночь молился, думаю, наш сегодняшний выбор не случайный, – предложил Тимофей, когда они вышли из кабинета, пообещав врачу подумать.

– Вы, Тимофей Павлович, Свидетель Иеговы? – спросила Мария Ивановна.

Тимофей не ответил, и было заметно, что в этом молчании есть скрытый смысл.

–Вы назвали Бога Иеговой. У вас есть какой-то свой Бог? – Не желая мириться с молчанием, полюбопытствовала Люба.

– Бог, Люба, один и нет другого. В Библии есть его имя, и кто внимательно читает ее, тот знает. Многим знакома также молитва «Отче наш». Ее часто произносят. А она начинается просьбой: «Пусть святится имя твое». Как же оно будет святиться, имя это, если его даже не знают? Больше принято обращаться к нему, называя титулы: Бог, Господь, Всевышний. Но ведь и у врача, и у инженера, у любого титулованного человека есть имя. Есть оно и у Бога. «Меня зовут Иегова на века», сказал он в Библии. А Библия – руководство для нас. Чему бы религии ни учили, лучше правду узнавать из первоисточника. Верно? – будто ища поддержки, – спросил Тимофей.

– Вы так благородны в своих делах, видно, в этом влияние Иеговы. Я бы хотела узнать о нем как можно больше, – заключила девушка.

Тимофей оплатил операцию, и Любу положили в больницу.

– Вы не волнуйтесь, я постоянно буду с ней, – заверила Мария Ивановна, прощаясь и обнимая мать девочки, хотя та не проявляла никакого беспокойства.

По дороге домой Валентина угрюмо молчала. Все это время она не принимала никакого участия в решении проблемы лечения дочери. Гложима обидой, что чужая женщина, как полноправная хозяйка положения, занимается судьбой ее, Валиной, дочери, она была зла на весь мир, в том числе и на Тимофея, и на мальчишек, которые с какой-то стати так привязались к Любе, будто она им действительно близка и дорога.

Тимофей, не зная истинных мотивов ее плохого настроения и принимая это за переживания об исходе операции, решил успокоить ее, выразив уверенность, что все будет хорошо. Он сел бочком и развернулся с первого сидения к ней лицом.

– Хирург сказал, что выправит перегородку носа, вставив пластинку. Сложнее нарастить крылья носа, ведь в них полное отсутствие хрящей, только кожа. Но врач выразил уверенность, что и эта проблема разрешима.

Валентина ничего не ответила, только, поджав губы, отвернулась к окну.

Глава 8

Злая вьюга завывала в груди Валентины. Иногда вихрем заметались переживания о том, как там обстоит дело с операцией, но быстро этим же вихрем уносились, и снова, как песком в лицо, захлестывала обида, причину которой Валентина четко объяснить себе не могла. Все в доме кружилось, вертелось вокруг каких-то проблем, а ей уже хотелось чего-то для себя. Хотелось, наконец стать для кого-то главной, самой важной и самой дорогой. Она устала от одиночества, от неуверенности в состоятельности сложившихся отношений в семье.

Мальчишки, во всем старались помочь Валентине. Умели подтереть пол, снять пыль с мебели, полить цветы. Во дворе вообще управлялись с мужским подходом к делу: почищен курятник, залит водоем для гусей и уток. Повторять задание ребятам не надо было, один раз отец все показал, объяснил, и все понято. По возвращении домой Тимофей хвалил ребят, давал какие-то еще указания.

– Папа, там за сараем частокол кто-то поломал, Витя, что через дом от нас живет, говорит, что знает, кто это сделал, хочет наказать их, – обратился один из сыновей к отцу.

– Не стоит этого делать, лучше попросите тех мальчишек помочь вам отремонтировать забор. Вместе и работать веселее, и дружбу завести легче. Идет? – рассудил отец. Мальчишка охотно согласился.

Для Валентины во взаимоотношениях отца с детьми все было ново и нравилось ей. Правда, не все было понятным. Однажды вытащил шоколадную кофетку из кармана пиджака, подозвал младшенького и спрашивает, знает ли он сколько в семье человек. Тот, глотая слюнки при виде конфетки, подсчитал – четверо.

– Меня угостили конфеткой, таких в нашем магазине нет. Давай возьмем нож и разделим на всех четверых. Тимофей раздал каждому дольки. Валентину это возмутило.

– Ты же взрослый человек. Не можешь унять желания? Чего раскромсал конфетку, разделил бы им попалам.

–Нет, Валя, так нельзя. Дети вырастут эгоистами, все для них. Такое понятие станет для них закономерным. Они не научаться заботится о родителях. Мой отец был болезненным человеком, работал сторожем с минимальной зарплатой, а семья была большая. Лакомства редко появлялись на столе. А когда старшие дети пошли работать, появился достаток. Вот тогда я заметил, что отец взял сладкое и съел. Я был потрясен, разве мужчины едят сладкое?! Живет такое понятие – все лучшее детям, И мы действительно все так поступаем. Но это надо делать умело. Например, угощая чем-то детей, надо на их глазах сколько-то убирать, говоря, что это для папы с мамой. Позже это можно отдать им, но уже как вновь распределенное на всех. Мы любим детей и заботимся о них, но надо учить их любить родителей и заботиться о них.

Валентина замечала, что Тимофей никогда не кричит, не ругается, не дает подзатыльники, как многие из ее соседей делают. Отец ребячился, когда играл с сыновьями, а давая поручения, был требовательным, чтобы знали: он ждет неукоснительного выполнения. Никогда не грозился наказать, если что-то не будет выполнено.

А Тимофей просто усвоил, знакомясь с Богом, что Иегова не хочет, чтобы его боялись, хочет, чтобы из любви выполняли его требования. И это стало эталоном для него, как для отца. Раньше, когда Тимофей слышал, что верующих называют «богобоязненными», он возмущался, не понимая, чего же тогда говорить, что Бог – есть любовь. Любовь и страх одновременно? – что-то неподдающееся никакой логике. Только вдумываясь в прочитанное, только размышляя над делами Бога, Тимофей понял смысл этого слова. Богобоязненный человек боится обидеть Бога своими нехорошими поступками. А это уже далеко не животный страх.

– Складно как-то у тебя получается управлять сыновьями, – отметила однажды женщина. – Вроде никогда не строжишься над ними, но они послушны тебе.

– Строгость, Валюша, не всегда подходящей бывает. Важно, чтобы они видели мою справедливость. Я читал в Библии, что Бог никого ни к чему не принуждает. Он объясняет, какой путь приведет к успеху, а какой – к поражению и дает нам выбор. Вот и детей вразумлять надо.

По возвращении из рейса Тимофей и ребята усаживались кружком и читали книгу. Книга большая, вся с яркими картинками, на которых все больше был нарисован Иисус, только не такой, жалкий, как на иконах, а живой, энергичный, и все больше среди народа. Мальчишек в такой час за уши не оттянешь, слушают, что мед пьют. Иногда, опершись об дверной косяк, прислушивалась и Валентина.

– Присоединяйся, Валюша, к нам, – пригласил ее в один из вечеров Тимофей. Она озорно отмахнулась: « Покуда я с вами тут буду балякать, жаркое пригорит», – и ушла на кухню. Но однажды Тимофей решил, что так дело дальше не пойдет. Он не просто должен быть помошником жены. Это в корне неправильно. Он здесь живет, значит, все заботы по дому равно лежат и на нем. Тимофей надел передник дал мелкие поручения мальчишкам, и все вместе принялись за приготовление пищи. Чтением занялись позже, ничего от этого не потеряли, зато Валентина сидела с ними.

В один из вечеров, вернувшись с рейса, Тимофей сказал, что надо ехать в город, первая операция прошла успешно. Любе некоторое время нужно отдохнуть, чтобы набраться сил перед следующей. Ей совершенно нельзя ничего поднимать. А, значит, нужна помощь. Правда, Мария Ивановна сейчас с ней, но ее надо подменять. Тимофей спросил, не поедет ли она, Валентина, ведь корову сейчас доить не надо, она стельная, а с остальным он с мальчишками справится.

– Ты уж, может быть, совсем туда переселишься? – зло огрызнулась Валентина,– чего хитрить. Сам хочешь поехать, поезжай, скатертью дорога!

– Валюша, успокойся какой-то бред в твоей голове. Выбрось весь этот мусор из своих мыслей. У нас все хорошо. Сейчас по – другому поступить нельзя, мы же ее родители.

– Что-то у Любки родителей расплодилось: и мамочек, и папочек!

– Не надо, Валюша, ты сейчас не в духе, давай обговорим это в другой раз. Тимофей притянул ее к своей груди и стал гладить рукой по волосам.

Тимофей понимал, что с Валентиной будет не просто. Она уставшая, измученная женщина. Но детям с ней, кажется, хорошо, и это главное. С тех пор, как заболела жена, и шла борьба за ее жизнь, в страшный момент, когда с двумя малолетними сынишками на коленях он сидел у ее гроба, боясь заглянуть в завтрашний день, он, был, как зверь, загнанный в угол. Отдать детей в приют. Детей, только что потерявших мать, лишить еще и отца, такой мысли он и допустить до себя не мог. Уезжая в рейс с головой, оставшейся дома, Тимофей рисковал сделать аварию. Опасности подвергались и дети одни без присмотра. Сердобольные соседи подбросили идею жениться на женщине из соседней деревни. Почти не задумываясь, он сделал молнееносный прыжок из угла, в который загнала его жизнь, так поступает зверь в подобном случае. И вот когда наконец задышалось легче, душу всколыхнула новая боль. Она появилась внезапо, можно даже сказать, неожиданно, но поразила, как молния. И молнией этой был вопрос Марии Ивановны: «Вы Свидетель Иеговы?» Ничего не мог ответить он на ее вопрос. Он так далеко ушел от Бога. Он не помнил, молился ли он в эти тяжелые годы. Наверное, нет. Он принимал решения сам, полагаясь только на самого себя, забыв о готовности Иеговы откликнуться на зов человека, помочь ему принять правильное решение. Когда он со своей первой семьей жил в городе, ходил на собрание Свидетелей Иеговы. Начал познавать библейскую истину. Прикипел сердцем к Библии. Познакомился с принципами Бога. Он знал, что Бог не одобрит брак, если избранница не единоверка, а тем более незарегистрированный брак. Так кто же он теперь – безбожник? Нет, только не это. Да, он упал. Упал низко. Но он поднимется. И никакая сила не помешает этому! Тимофей верил, что велика у Иеговы доброта, хотя и не заслужена людьми. Верил, что и его когда-нибудь он все равно простит. В Библии сказано, что праведный может и семь раз упасть, главное – он должен подняться. Тимофей поднимется. Обязательно поднимется. Брак с Валентиной теперь зарегистрирован. Он попросит старейшин закрепить братьев из собрания проводить изучение Библии с ним и со всей его семьей. Конечно, братьям трудно будет добираться до глубинки, но Тимофей уже знал, что эти служители Бога перед трудностями не останавливаются. Была надежда переселиться в город, где находилось собрание, которое он начинал посещать, но деньги, на которые можно было бы купить квартиру в городе, ушли на более важное – операцию Любе, к тому же Валентина ни за что не оставит свое нажитое и не поедет в чуждый для нее город. Тимофей не отчаивался, Бог усмотрит, как быть.

Глава9

Валентина, увидев дочь, растроилась, никаких изменений в лице Любы она не заметила. Такие деньги угроблены! Но Люба была настроена оптимистично.

–Мамочка ты знаешь как легко дышится! А скоро и крылья носа будут исправлены! Я так рада, мамочка. Спасибо вам за заботу обо мне! – говорила девочка и все гладила руки матери. Толи из-за неги, исходящей от рук дочери, толи из-за радости ее, Валетина тоже остро захотела поверить, что скоро это уродство сойдет с лица дочери и исченет, как страшный сон.

В один из дней к ним приехал Тимофей. Валентина восприняла его появление, как солнце, наконец ворвавшееся в окно в затянувшейся непогоде. Он такой большой плечистый и сильный подошел к двум своим женщинам, обнял их. И в доме поселились спокойствие и полнота жизни.

– Я тут приезжал по делам своим, спешу домой, но не мог же уехать, не повидав вас. Вот и гостинцев вам накупил.

Тимофей выложил на стол большой пакет фруктов, отнес в морозилку брикеты замороженного мяса, рыбы. Он был в преподнятом духе, и это дополнило уже воцарившееся здесь хорошее настроение.

– Встретился с твоим, Люба, хирургом, – обратился он к девушке, – врач спокоен и уверен, что все будет хорошо.

– И ты, Валюша, будь спокойна, мы по хозяйству справляемся.

Тихое счастье осторожно и вкрадчиво втискивалось в сердце женщины. Оно было таким трепетным, даже боязливым, как-будто кто – нибудь мог его выкрасть. Оно было даже пока необьяснимым, откуда свалилось и из чего собственно состоит?

Когда, распрощавшись, Тимофей ушел, Валентина, как бы рассуждая сама с собой, спросила дочь: «Интересно чего это он – «сбоку – припека», а так печется о тебе?»

– Мама, Тимофей Павлович близок к Богу. Для них с Марией Ивановной нет чужих людей. Мы читали в Библии, что с людьми надо поступать так, как хотелось бы, чтобы они поступали с тобой. Мудро сказано, правда, мама? Это считается золотым правилом.

Валентина не ответила. При упоминании имени той женщины, которая, в ее понятии, вероломно залезла между ею и дочкой, в груди опять всколыхнулся бунт. Природу этого бунта она не представляла. Даже ревностью это не назовешь, ведь ревность – это спутник безответной любви. А любовь даже мимолетом еще не посещала ее сердце. Даже материнской любви она не испытала, так, одна жалость, смешанная с ужасом, от которого хотелось отмахнуться, убежать, спрятаться.

– У нее, твоей Мариваны, своих детей что ли нет, вьется над тобой, как птица над гнездом? – почти с нескрываемым ехидством спросила Валентина.

– У Марии Ивановны, Люба всегда выговаривала каждый звук в имени дорогого ей человека, несколько десятков детей и над каждым она вьется, как птица над гнездом. Мама, она замечательный человек. Все эти дети инвалиды, к тому же они оторваны от дома, от мамы. Трудно понять неиспытавшему это. Она заменила им мать и постаралась, чтобы интернат для них стал домом, любимым домом, мама.

Валентина хотела еще раз сыхидничать, уточняя не стала ли эта женщина матерью и для Любы, но смолчала. Какая-то неосознанная сила остановила ее.

Разговор с дочерью продолжал преследовать Валентину на кухне, во время приготовления пищи, что для нее было противоестественным. Она никогда не позволяла себе в такой час отвлекаться на посторонние мысли. Еду надо готовить , прикладывая сердце. Только тогда она будет вкусной и полезной. У Валентины был мужской характер, непозволяющий распыляться одновременно на решение нескольких проблем. Как сказал один юморист, каждая проблема у мужчины находится в своей коробочке мозга, отделенной от остальных. И они, эти коробочки, не кантачат между собой.

Что-то из разговора с дочерью подкусывало самолюбие. Унижало Валентину. Но она не могла разгадать что именно, а может быть и не хотела разгадывать. Жизнь никогда не баловала ее. А вот терзать всегда готова была, и Валентина сумела обхитрить ее, спрятав себя в футляр. Когда не отвечаешь на вопрос: «почему?», он, этот вопрос, сам по себе исчезает и больше не мучает. Так легче жить.

Пришла Мария Ивановна. Она долго возилась в прихожей, растирая пальцы ног. «Утопалась, верно, со своими воспитанниками, ей что за дело до чужих детей?» – ворчливо подумала Валентина.

Обедали молча. И молчание было следствием того, что прежде, чем приступить к трапезе, Мария Ивановна, опустив голову, помолилась, создав неожиданную паузу. Валентина заметив, что помолилась и Люба, почувствовала себя «не в своей тарелке». Она никогда не молилась Богу, потому, что никогда не испытывала его заботу о себе, все, что имела, добилась в поте лица своего. Она верила, что Бог есть, но он для нее был чем-то аморфным, неуловимым. Она знала, что его надо бояться – покорает, знала, что он – есть любовь и, хотя никогда не приходилось купаться в лучах его любви, но раз так говорят, значит, оно так и есть, что спорить-то о том, чего не знаешь. Такие взоимоотношения с Богом Валентину вполне устраивали. Притензий она ему никогда не высказывала и считала, что к ней у него тоже никаких притензий быть не может. Слышала, что Бог запрещает убивать, воровать, она этого не делает. Идолопоклонство запрещает, так Валенина даже не знает, что это такое, а, значит, и не занимается этим. У нее спокойно на душе. О чем люди молятся?

Глава 10

Подошла очередь второй операции. Любу клали в больницу. Валентину мучили мысли о доме. Корова должна отелиться. Люба, слушая причитания матери, решила успокоить ее, сказав, что Мария Ивановна берет все заботы на себя. Все будет хорошо. Можно спокойно ехать домой.

От этих слов в груди Валентины опять всколыхнулась обида, но ее, эту обиду, сразу же урезонили заботы, которые на данный момент были важнее. Она без всяких притворств согласилась, что так будет лучше и уехала.

– Тетя Валя, мы соскучились по тебе и по Любушке тоже, – бросились к ней мальчишки. – А к нам теперь из города приезжают Свидетели Иеговы, рассказывают о Боге. Ты знаешь, он воскресит мертвых, и наша мама вернется к нам! – наперебой засыпали мальчишки новостями Валентину.

– Ну и хорошо, – скудно улыбнувшись ответила им Валентина и пошла к рукомойнику умыться. После комфорта Любиной квартиры таким убогим показался ей собственный дом. Но зато свой, «в гостях хорошо, а дома лучше!»

Мальчишки хлопотливо накрыли стол, запахло наваристым борщом, который они быстренько подогрели. Выложила на стол свои гостинцы и Валентина, чем привела мальчишек в восторг. Обедали, наперебой обмениваясь новостями. Оказалось, корова только вчера отелилась. А телят двое! Да такие смешные, только родились и уже норовят встать. Шатаются, ноги-то слабые. Мокрые такие, папа их обтер, в доме согрел. А теперь буржуйку в стайке затопил, тепло там. Папа корову подоил и малышей молозивом напоил, ребят угостил. Не вкусное оно, молозиво это, но папа говорит, что оно полезное.

– Где ж теперь папа? – поинтересовалась Валентина.

– Оправдываться пошел, звонить в контору, объяснять почему на работу не вышел. Говорит, что зададут ему баньку за это. И махнул рукой: «Ничего, попаримся!»

С порога увидев жену, Тимофей распростер руки: – « Голубушка ты моя!» – Они крепко обнялись. Мальчишки тут же подскочив, прилипли к ним.

Начались деревенские будни. Они для Валентины простые и понятные, но сейчас почему-то показались совсем даже необычными, а наполненными чем-то светлым, радужным. Поприбавилось, правда, забот – мальчонка в школу пошел, уроки, значиться, учить надо. Помогать ему папа не советовал, сказал поважать не стоит, пусть самостоятельно справляется со своими делами, но куда уж там, как не заглянешь в тетрадочку, не подскажешь чего, да и самой опять таки интересно, дело новое для нее.

Однако Тимофей стоял на своем. Он объяснил, что когда мы лезем со свой помощью – делаем медвежью услугу. Школьная программа расчитана на возраст детей. Значит надо просто напрячь свой мозг. Каждый раз самостоятельно справившись с заданием, ребенок становится уверенным в себе, набирается опыта.

–Но вот, оберегая свое дитя от нагрузок, мы без нужды лезем со своей помощью. И что? Мы расслабляем ребенка. Скомкиваем его волю, как скомкивают ненужную бумагу и бросают ее в корзину. Так происходит один раз, потом – второй, третий. И теперь мы возмущаемся, кричим: почему ребенок занимается чем попало, а не садится за уроки? А не садится он потому, что ждет нас. Зачем напрягаться самому!

– Помогать, Валюша, надо, иначе это было бы не полюдски. Но прежде надо убедиться, что ребенком приложены все усилия, все старания, а дело не идет.

Приехали в очередной раз Свидетели Иеговы, изучать с семьй Библию. Это были супруги Вадим и Ирина. Вадим будет заниматься с папой, потом с мальчиками. А Валентину пригласила изучать Библию Ирина.

– Ну да, конечно, я буду изучать Библию, а вон тот ворох белья Бог чтоли постирает?– уставившись на женщину колючими глазами, спросила Валентина.

В комнате воцарилась тишина.

–Валюша, мы поможем тебе и все успеем, как всегда, – первым опомнился Тимофей.

Почувствовав, что-то вроде стыда, Валентина смирилась.

Слегка отряхнувшись от стресса – ведь изначально было оговорено, что они приглашены для изучения Библии, к тому же потрясенная невиданным проявлением иждивенческого отношения к Богу, и этим сбитая с толку, Ира начала разговор с совсем неподготовленного вопроса, поинтересовалась, знает ли Валентина, где находится рай.

– Бог его знает где, а он есть? – ответила недоуменно Валентина.

Ира расказала о заблуждениях людей, одни считают, что рай на небе. Другие – где-то в загробном мире. На самом деле его нигде нет. Но будет. Это обещает Бог. Она спросила:

– А как вы думаете, откуда мы это знаем?

Валентина пожала плечами.

Ира взяла в руки Библию, – « Эта книга – письмо любящего нас Бога. В ней мы можем получить ответ на любые наши вопросы. – Дав Библию, предложила самой Валентине прочитать текст про рай из Откровения, последней книги Библии.

– Не будет боли, вопля. Не будет смерти? Как это? – в недоверчивом изумлении спросила та, коментируя прочитанное.

– Валентина, Бог не создавал человека для смерти, он должен был жить вечно. Но случилось нечто такое, из-за чего человек потерял вечную жизнь. Если вам интересно, мы ведь задержимся в вашей деревне несколько дней и могли бы разобраться в этом вопросе поподробнее.

– А где вы будете жить все эти дни? – спросила Валентина.

– До нас здесь уже были наши братья, так мы называем своих единоверцев, они сказали, что в вашей деревне можно снять квартиру. Мы супруги. И нам хватит маленькой комнатушки. Так обычно мы ездим по деревням.

– Зачем же искать квартиру, милости просим, поживите у нас Будете дорогими гостями.

Валентина покормила супругов обедом. Оказалось, они спешили. В их планах на сегодня было обойти несколько домов и донести до их жильцов благую весть, это значит радостную весть от Бога. «Чудные», – думала Валентина, ездить за три-девять земель в нашу глухомань, чтобы радовать людей какой-то вестью. Ну «каждый по своему с ума сходит». Однако люди эти показались Валентине хорошими. Ишь ты, не будет вопля, боли. Не будет смерти. Хотелось бы дожить до такого.

Удивляло Валентину и умение этих людей ладить с детьми, говорить с ними о том что, казалось, просто недоступно детям.Убедить в том, во что и взрослому поверить трудно.И все это в какой-то игровой форме. Вручили ребенку мяч и предложили выпустить его из рук, но так, чтобы мяч повис в воздухе. Конечно, не получилось. И еще спрашивают, почему. Понятно – мяч тяжелый. А потом, так хитро, как, мол, думаешь, а земной шар тяжелый? Это тебе не мяч. Сам огромный да еще на нем столько всего: поезда и машины, трактора и комбайны,дома с людьми и весь животный мир,а висит себе эта Земля и не падает.Спрашивается, кто его повесил и приказал не падать? Бог! Только он может это сделать. Потому и называется всемогущим. Все может! «Вжизь бы не догадалась так обьяснить. А ведь ребенок понял и поверил, что есть такой всемогущий Бог, – подумала Валентина.

Глава 11

Уезжая, супруги обещали приехать в начале следующего месяца, если удастся уладить с начальством на работе.

– Так вы еще где-то работаете, наверное, деньги мешками загребаете? – пошутила Валентина.

– Да нет, наши поездки – это не оплачиваемая работа. Это наше добровольное служение Богу. Чтобы поехать к вам, мы стараемся работать больше обычного, чтобы получить потом отгулы.