Текст книги "Дело дамы с леопардами"

Автор книги: М. Р. Маллоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

М. Р. Маллоу
Дело дамы с леопардами

Действующие лица:

Джейк (Д.Э.) Саммерс (35 лет) – рыцарь без стыда и совести. Ивент-менеджер на «Форд-Мотор». Бывший совладелец «Автомобильного сервиса Саммерса и Маллоу». Бывший совладелец рекламного бюро этой же фирмы.

Бывший шарлатан. Бывший владелец «Музея-аукциона Знаменитые Вещи». Половина бывшей газетной советчицы Джулии Дей. Соавтор книги «Как выйти замуж». Бывший владелец кинематографической фабрики.

Дюк (М.Р.) Маллоу – (34 года) – поэт, большой дипломат.

Ивент-менеджер на «Форд-Мотор». Бывший совладелец «Автомобильного сервиса Саммерса и Маллоу». Бывший совладелец рекламного бюро этой же фирмы.

Бывший шарлатан. Бывший совладелец «Музея-аукциона Знаменитые Вещи». Вторая половина бывшей газетной советчицы Джулии Дей. Автор книги «Как выйти замуж». Бывший совладелец кинематографической фабрики.

Сын неудачливого физика-изобретателя. Родился в Бордо, затем переехал с родителями в Квебек. После того, как отец проиграл многолетнее дело по спорному патенту, разорившаяся семья перебралась в Вермонт.

Где и познакомился с Д.Э. Саммерсом.

Доктор Бэнкс, она же «Ирен Адлер» (34 года) – дама-врач. Водит автомобиль «Форд-Т». Подозрительна. Недоверчива. Предельно сдержанна в чувствах. Решительна. Дисциплинирована. Хладнокровна. Лишена сантиментов.

Миссис Кистенмахер (67 лет) – нянька в амбулатории доктора Бэнкс. Вдова.

Из числа немецких эмигрантов. Говорит с акцентом. Имеет специфическое чувство юмора. Довольно строга, очень дисциплинирована, придерживается передовых взглядов на науку и консервативных на семью. Имела двоих детей, умерших во младенчестве. Муж умер также от оспы в 1900 г.

Добрая приятельница мисс Дэрроу.

Миссис Фокс, она же Алекс Фокс (48 лет) – авантюрист, которого безуспешно пытается найти и арестовать агентство Пинкертона.

Внебрачный сын кафешантанной певички, после смерти которой был взят незамужней богатой тётушкой (Элизабет М. Фокс, дочь торговца колониальными товарами) из сиротского приюта в Париже. Вырос в её доме (Кембридж, Вермонт), откуда и сбежал в возрасте 14 лет.

В 1905 году после смерти тёти тайно вернулся в Соединённые Штаты, чтобы вступить в права наследства. В облике миссис Фокс случайно познакомился в поезде (Берлингтон) с компаньонами, только что покинувшими родительские дома. Бежал с места ареста (Уинчендон, Массачусетс), оставив в руках Д.Э. Саммерса свой самый обычный саквояж.

Очень любит и прекрасно разбирается в кофе.

Профессор Найтли (59 лет) – химик. Обладает чрезвычайно широким кругом заказчиков и вообще знакомств. Широчайшая сфера интересов: полимеры, фальсификация пищевых продуктов и артефактов, фармакология и проч.

Разработал быстросохнущий чёрный лак для «Форда-Т». С компаньонами познакомился в Детройте, куда перебрался из Чикаго после скандальной женитьбы на юной студентке.

Вскоре после истории с чёрным лаком, несмотря на то, как обошёлся с ним Генри Форд, переехал из тесной квартирки в Детройте в дом в Плимуте, где и живёт в настоящий момент.

Жена: Люси-Элеонора Найтли (27 лет). Оставила обучение химии после замужества, став ассистенткой мужа.

Мисс Дэрроу (65 лет) – хозяйка «Мигли» – маленькой старой виллы в провинциальном Блинвилле. Засидевшись в девушках из-за высоких моральных принципов, должна была выйти за местного писца, но накануне свадьбы тот покинул город, навсегда запятнав своим поступком репутацию мисс Дэрроу.

Мисс Дэрроу всё видит, всё слышит, в курсе помолвок, браков, разводов, семейных ссор, родственных и внебрачных связей и проч.

Очень любит детективы про Шерлока Холмса, Ната Пинкертона, Ника Картера. Покупает все книги и иллюстрированные журналы. Периодически предпринимает тайные расследования по полицейским хроникам из газет. Расследования, впрочем, не встречают энтузиазма у горожан.

Пользуется славой особы слегка «ку-ку».

Генри Форд (51 год) – великий промышленник, владелец заводов компании «Форд Мотор», изобретатель, автор множества патентов. Посадил весь мир на колёса «Форда-Т», или, как его называли в народе, «Жестянки Лиззи».

Считает, что мир спасёт эффективный менеджмент и насаждает корпоративную культуру. Презирает всё бесполезное.

Знаменит фразой: «Автомобиль может быть любого цвета при условии, что он чёрный».

Мики Фрейшнер (25 лет) – помощник компаньонов. Очень любит детективы про Ната Пинкертона, поэтому себя видит этаким Бобом Руландом при Д.Э. Саммерсе. (Боб Руланд – помощник и правая рука Ната, обожавший своего великого шефа, отчаянно смелый парень, мастер гримироваться и переодеваться. Время от времени звони Нату Пинкертону по телефону, для того чтобы получить от него дальнейшие инструкции).

Дитя своего времени, вдохновлён духом коммерции, унаследованным от дедушки.

Дедушка Фрейшнер – владелец придорожного кафе. Очень любит лечиться методами народной медицины, порицает доктора Бэнкс (хотя и воздаёт ей должное), и строго воспитывает внука.

Мистер Халло (39 лет) – механик в «Автомобильном сервисе Саммерса и Маллоу». Социалист крайних левых взглядов, из-за чего всё время навлекает на себя неприятности.

Пролог

Десять лет назад. 1916 год

Автопробег в Мон-Флери, Канны

М.Р. Маллоу выбрался из покореженного автомобиля.

– О, дьявольщина, – он хлопнул по колесу, которое все еще вращалось с тележным скрипом, – всмятку. А где же полиция? Нет полиции, что ли?

Никто не отозвался. Где-то впереди еще слышался шум моторов. «Слепая лошадь» шла последней.

– Нет полиции, – повторил Дюк. – Ну, и слава тебе, господи. Сэр! Если вы будете так выражаться, нам никто не поможет!

Он вынул из кармана часы, развел руками и с растерянными видом огляделся по сторонам.

– Помогите! Кто-нибудь! Эй!

Затем оглядел «Слепую Лошадь». Авто лежал на боку, как три года назад, когда двое джентльменов на ралли в Монте-Карло демонстрировали чудесные возможности «Модели-Т».

Эту машину, как хором написали тогда газеты, «можно починить со сказочной легкостью, даже если вам кажется, что от нее осталась только груда искореженного металла». Правда, в тот раз у компаньонов был Халло. Который и сконструировал вдребезги разбитую «Слепую Лошадь» из остатков другого «Модель-Т», спрятанных в старой каменоломне.

В тот раз участники пробега подошли к переезду, когда дал сигнал поезд. Один за другим автомобили останавливались. Они были серыми от пыли. Из-под них подтекало масло.

И только «Форд», с трудом догнавший товарищей, остановиться не пожелал. Шум поезда заглушил крики и звон дежурного колокола у переезда.

Когда дым рассеялся, на оливе в десяти футах от рельсов застряло колесо. Двое джентльменов убито топтались у того, что осталось от их машины.

Да-да, повезло буквально чудом, леди и джентльмены. Успели выпрыгнуть в последний момент.

От помощи расстроенные гонщики отмахнулись. Даже не оглянувшись, они побрели через переезд. На вопрос, куда, сказали – в гостиницу.

Через пять минут Д.Э. Саммерс и М.Р. Маллоу сели в свой авто. Он стоял прямо за поворотом.

Механик Халло пошел назад, в гостиницу, а разбитый «Модель-Т» остался на переезде, благополучно перегородив дорогу остальным участникам автопробега. Детище Форда, неотличимое от тысяч таких же, охранял, топорща свои алжирские усы, дежурный по переезду. Этот человек наотрез отказывался позволить оттолкнуть машину в канаву до прибытия полиции.

До финиша оставалось всего три мили.

Потом Халло и слышать не хотел о том, чтобы каждый раз придумывать новый план. Ему было наплевать, что «повторение одной и той же ситуации будет выглядеть подозрительно». Его это не касалось. Подобно Форду, он не мог понять, зачем менять то, что работает. Он считал свой план безупречным и ему этого было достаточно.

Решили обойтись без Халло.

В первую самостоятельную аварию М.Р. Маллоу сломал ключицу. Д.Э. Саммерс разбил бровь и разодрал любимую куртку из свиной кожи. Два шва, наложенные на бровь, не так волновали его, как один, наложенный на куртку.

Третье место в пробеге Альпенфарт. (Очень смешно звучит по-английски).

Халло не впечатлило третье место. Он обозвал обоих обидным словом. Дискуссия кончилась бы дракой, когда бы М.Р. Маллоу не призвал Д.Э. Саммерса отдать должное возрасту мистера Халло и не увел компаньона с поля боя. Механик швырнул им вслед жестянкой от масла «Бензо-Мотор».

Через неделю компаньоны начали тренировки.

Требовалось резко тормозить, пока механик замеряет время хронометром. Выворачивать почти вплотную к препятствию. Становиться на боковые колеса. Уметь опрокидывать авто. Опрокидывать авто так и этак.

Со стороны должно было создаться безупречное впечатление, что все пропало.

«Слепую Лошадь «доставляли к точке на карте крестьянские телеги, ломовые извозчики, молочные фургоны и даже танк «Форца, Италиа!«[„Forza Italia” – «Вперед, Италия!»] на параде в честь окончания войны. Потом спасители выслушивали застенчивые извинения, понимали, что этим американским парням неловко и хочется сохранить хотя бы остатки гордости. Им махали на прощанье и сочувственно улыбались.

Все эти люди даже не подозревали, что только что помогли провернуть самый настоящий подлог.

Последний трюк «Слепая лошадь» демонстрировала перед финишем. Годилось все: рытвина или выбоина, лужа, придорожная канава, курица (которая ехала с двумя джентльменами добрую половину пути после того, как ее купили по дороге). Не говоря уже про лед и снег, слякоть, внезапно взбесившихся лошадей или конкурентов. Эти последние, как правило, предпринимали все возможное и невозможное, чтобы избежать столкновения.

В котором не были виноваты.

Машина шла юзом, вставала на дыбы, теряла колеса, переворачивалась – и все это со страшным лязгом, с грохотом, скрежеща тормозами, стреляя, как чикагский гангстер и исходя черным дымом.

Толпа кричала от ужаса, а через минуту аплодировала от восторга.

Техническая комиссия осматривала машину, отмечала, что для такой аварии «Жестянка Лиззи» дает минимум повреждений, подсчитывала время починки – самое малое, какое можно придумать, и у нее не оставалось иного выхода, кроме как признать, что «Форд-Т», может быть, и не самая быстроходная машина, зато невероятно легко справляется с любыми неприятностями.

Из которых самой страшной единодушно признавалась одна: шофер-идиот.

На подготовку трюка у компаньонов ушло долгих полгода. Халло и слышать не хотел о том, чтобы прекратить тренировки раньше. Он говорил, что это и без того до смеха мало. Брюзжал, ругался и совершенно замучил компаньонов историями аварий. Любой, даже самый незначительный, случай на дороге, который только появлялся в газетах, немедленно вырезался чумазой рукой механика, бережно вклеивался в тетрадь – и потом показывался и рассказывался со всех сторон, покуда от Халло не начинали прятаться.

От механика не было никакого спасения.

Второе место в Монако. Третье – в «500 миль Индианаполиса». Специальный приз в Монте-Карло. Утешительный приз 1923 года на «24 часа Ле-Мана». Приз симпатий от Женского Общества Теннесси.

После войны самое старое ралли в Европе было уже не то. Победа в Альпенфарт в 1924 году почти ничего не значила, но все-таки стала победой.

Блинвилль, Мичиган, 1926 год

Двенадцать лет назад Мармадьюк Реджинальд Маллоу известил своих родителей о том, как идут его дела после отъезда из родного дома. Ловко описал свою карьеру газетной советчицы Джулии Дей, рассказал все нужное и умолчал обо всем ненужном – короче говоря, вывернулся. Но…

Все тайное рано или поздно становится явным.

«Владельцы бензоколонки«– вот единственное, что более или менее было понятно родителям Дюка из рассказов двоих джентльменов об их роде занятий. «Эвент-мэнеджеры у Форда» звучало непонятно, но респектабельно. Автомобильные гонки, в которых компаньоны время от времени участвовали, были в глазах мистера и миссис Маллоу только автомобильными гонками. Честным спортом. Ну, а «Рекламное бюро» и вовсе упоминалось редко. Проигранные тяжбы изобретателя имели одну-единственную причину: мистер Маллоу-старший знал, как делается реклама. И он никогда в жизни не одобрил бы, если бы узнал, что его сын встал на путь вранья. Не говоря уже о том, что он сказал бы, узнав, кто наставил его на этот путь.

В общем, мистеру и миссис Маллоу не следовало знать правду.

Часть первая

Глава 1, в которой все неопределенно как никогда

1 марта 1926 года

Сидя за письменным столом, М.Р. Маллоу оперся на локоть, прикрыв рот пальцами. Потом стиснул лацканы своего твидового пиджака. Наконец, выдохнул, снял очки и решительно вытянул лист из печатной машинки.

Затем достал из ящика письменного стола картонную папку, вынул оттуда толстую пачку отпечатанных листов, добавил последний, аккуратно постучал пачкой о стол, сунул назад и завязал тесемки.

Теперь уже ничего не поделаешь. Пора.

Маллоу вышел в коридор, мельком остановился у зеркала, оценил свой рост. Не такой уж и маленький – пять футов, шесть дюймов. Нос велик. Рот широк. Глаза вообще блестят, как у умалишенного. Маллоу пригладил черные кудри и тонкие усы а ля Дуглас Фербенкс.

– Уехал в издательство! – крикнул он, постучав в дверь комнаты компаньона.

Джейк вышел, еще в пижаме, поверх которой был наброшен халат, промычал «угу» и направился в ванную. Здоровенный, светловолосый, взлохмаченный. Шесть футов, пять дюймов, мрачно почесывающие рыжеватую щетину.

Ему не нужно было ни вставать в пять утра, чтобы успеть закончить последнюю главу, ни ехать, дергаясь от волнения, в Нью-Йорк, где располагалось издательство Шерри Мэзона, каковой мистер Мэзон благосклонно согласился рассмотреть рукопись первой части романа «Пять баксов для доктора Брауна» и, в случае, если она ему понравится, напечатать в еженедельном журнале «Мэзонс Эдвенчурез Сториз».

Д.Э. Саммерс вошел в ванную. Он собрался бриться – без особенного энтузиазма.

После завершения дела с кражей мумии из-под носа у биржевого магната Вандерера с вывески «Автомобильный сервис» исчезли имена компаньонов. Затем в один прекрасный день прибыл судебный исполнитель и предъявил бумагу, в каковой значилось:

Мистер Форд разрывает контракт с господами М.Р. Маллоу и Д.Э. Самерсом «в силу форс-мажорных обстоятельств таких, как ураган, землетрясение, цунами, война и проч. обстоятельства непреодолимой силы».

Принимая во внимание, что случившееся произошло «без злоумышленного намерения гг. Маллоу и Саммерса», обозначалась сумма ущерба, нанесенного «Форд Мотор» скандалом с дочерью Вандерера. Очень скромная сумма – в сравнении с миллионом неустойки.

Через два дня контора двоих джентльменов была опечатана. Вместе с «Автосервисом» у них отобрали рекламное бюро.

Подавать в суд адвокат настоятельно не советовал. Да и без него это обстоятельство было яснее ясного. Бодаться с Фордом – то же самое, что голыми руками драться с паровозом Тихоокеанской железнодорожной компании. Оставшиеся накопления утекли в Шартр, где учились в школе авиаторов младшие Маллоу, и компаньоны оказались перед правдой: у них не осталось ничего.

Саммерс закончил взбивать в чашке мыло и бросил взгляд в зеркало: на лбу глубокие озабоченные морщины, вокруг глаз темные круги.

Последние крохи капитала решили использовать как можно лучше – приобрести все необходимое. Гардероб подбирали с таким расчетом, чтобы обеспечить двум джентльменам приличный вид в течение возможно длительного времени – самый лучший, какой смогли. Вышло ох, как дорого, зато надежно: человек в костюме за сто долларов – отличного классического фасона, из английской шерсти – имеет право долго не беспокоиться о своем гардеробе.

Саммерс провел по щекам тыльной стороной ладони и ополоснулся холодной водой.

Если бы Дюк не забыл в такси пакет с двумя костюмами от портного, шестью галстуками от Куппенхеймера и четыре коробки туфель «Балли», получилось бы вполне.

Джейк (теперь у него во рту была зубная щетка) выругался. Он до сих пор не мог вспоминать это свинство спокойно. Правда, благодаря ему у компаньонов все-таки осталось по дюжине новых сорочек, белья, отличных носков «Интерваувен» и один на двоих флакон одеколона «Найз Тен». Это несколько утешало, но…

– Чертов писака, – пробормотал бывший коммерсант. – Богема, якорь тебе в корму!

Но еще хуже, – он промокнул лицо полотенцем, – еще хуже были смутные сомнения, которые вызывала теперь у него вся собственная предыдущая деятельность. Получалось, что даже в рамках закона надувательство – какое-то не то дело. Ну, во всяком случае, не то, чем стоит продолжать заниматься.

Как был, в халате, он прошел в библиотеку, уселся там за письменный стол и уставился в окно.

За окном пел дрозд. Весенний ветер гнал облака-оборванцы.

Джейк Саммерс был, наконец, свободен от Форда. Но что теперь? «У нас с вами ничего не может быть потому, что вы жулик», – подумаешь! Он щелкнул зажигалкой. Дело было не в докторе.

Важные вещи всегда имеют много причин. Всегда. Доктор Бэнкс своим отказом спустила курок, это правда, ну и что с того? Прицел был наведен давно. Когда подписывали контракт с Фордом. Когда отдала концы фабрика фильмов. Когда двое молодых шарлатанов решили перейти на законную деятельность. Когда…

Так, может, и не было дела? Ничего не было, кроме иллюзий? Чепуха. Было оно или его не было – теперь неважно. Важно, чтобы настоящее дело все-таки появилось.

Рассчитывать на компаньона не приходилось. Во-первых, придумывание новых идей всегда было прерогативой и почетной обязанностью Д.Э. Саммерса. А во-вторых, Дюк ударился в писательство. День и ночь он колотил на машинке. А если не колотил, то разглагольствовал.

О любимом деле, которое должно быть у каждого человека. О «формуле счастья по Д.Э. Саммерсу». О головоломке – что все необходимое всегда находится у вас под носом, нужно только уметь его увидеть и использовать. О том, что ничего не бывает случайно и зря. Что даже потеря в такси приобретенного на последние деньги гардероба наверняка имеет свой смысл. Важный смысл. Пока неизвестный двоим джентльменам.

Словом, книга поглотила компаньона. Конечно, Дюк втайне надеется, что она-то как раз и принесет ему и успех, и большие деньги. Разве может быть по-другому, когда человек нашел свое истинное призвание?

Спорить с этим Саммерс не стал.

Дюк родился писателем, это была правда. Нашел свое дело. Что-нибудь из этого будет. Ну, или не будет – с ними, писателями, вечно не слава богу.

В вялом настроении бывший коммерсант прикидывал, что можно придумать.

– Доброе утро, сэр, – вошла с подносом мисс Дэрроу.

Саммерс пробормотал «доброе утро» и взял с подноса газету. Открыл на середине, пробежал глазами рубрику «Требуются». Отодвинул поднос с завтраком и безотлагательно написал два письма, в которых уведомлял, что заинтересован в указанном в объявлении месте корреспондента и редактора (о, господи!) студенческой газеты. Многочисленные «требуется рекламный агент» он пропустил – это было просто опасно. Если пронюхает Форд, то…

Это соображение навело еще на одну мысль. Может быть, он и не знает, чего хочет. Зато он знает, чего не хочет!

Саммерс равнодушно сжевал завтрак, выпил кофе и отправился одеваться. Старые брюки и рубашка – надо же! – помнили еще 1912 год, избиение своего владельца представителями блинвилльской коммерции.

Одевшись, бывший коммерсант вышел из дома. Выгнал из-под навеса авто.

Блестящий «Линкольн», черно-красный, с оранжевыми спицами на белых колесах, свернул с главной дороги, сбавил скорость и, шурша неубранными с осени листьями, подъехал к старой, очень старой лачуге.

«То, что я ищу, – думал Джейк, шагая к сараю, – законно по-настоящему. Не просто в рамках закона, а вообще приличное дело. Полезное. Нужное».

Уведомлять о своем прибытии он не стал. Знал, что несмотря на свою кажущуюся необитаемость дом битком набит старыми кошелками, старыми клячами, старыми кошками, старушенциями – словом, пожилыми леди, которые следят за ним из всех щелей своими подслеповатыми глазами. И миссис Христоподуло, и миссис Палпит, и все три бабки Грацци – словом, блинвилльские сливки в полном составе.

Старые, скисшие сливки.

Он подошел к сараю, нашарил ключ в треснутом цветочном горшке – на полке под самой крышей. Вошел, пригнувшись, в низенькое помещение.

На грубо сколоченных полках стояли бутыли, банки и жестянки. На полу – ящики и коробки. К скипидарному духу свежих досок примешивался запах керосина, масла, старых тряпок, луковиц, чего-то еще – в сарай не входили с самой осени.

Прислонившись к ножке старого верстака с прикрученными тисками и выдолбленной квадратной ямкой для всякой всячины, ожидал своего хозяина топор. Молоток и клещи успели покрыться ржавчиной – еще бы, перезимовали на верстаке!

Дверь со скрипом захлопнулась за спиной бывшего коммерсанта и он, нагнувшись, подпер ее топором – так, чтобы в помещение проникал дневной свет. Надел брезентовые рукавицы.

«Но все-таки об этом не распространяются, – продолжал размышлять он. – Это – дело такого свойства, до которого Генри не дотянется своими загребущими руками даже, если захочет».

Но и этот здравый подход не помог. Потому что таких дел не бывает. Обо всем рано или поздно узнают все, и нет такого дела, до которого не дотянется мистер Форд. Если захочет.

Работа пошла неожиданно хорошо. То, что в дни юности вызывало громы и молнии на голову сына похоронного церемониймейстера, внезапно оказалось простым и понятным. Все эти ребра и шпонки, с которыми он когда-то так мучился, получались теперь вполне… черт возьми, вполне! Стоило лишь обозреть поле деятельности и прикинуть, как и что. Он работал уже четыре дня, и все удивлялся, что за двадцать лет руки не забыли. Саммерс вытер пот и расстегнул верхние пуговицы рубашки. Протер олифой края крышки гроба. Примерил кант.

Никакие воспоминания не тревожили его. Человеку работающему вообще-то не до воспоминаний.

– Добрый день, мистер Саммерс, – произнес вдруг знакомый холодноватый голос.

Рубанок споткнулся и застрял на ровном месте.

– Здравствуйте, доктор, – отозвался бывший коммерсант. – Что, бабуле не лучше?

Доктор Бэнкс отошла от двери в сарай, поняв, что заслоняет ему свет.

– Миссис Смит не помнит своего возраста, – сказала она после некоторого молчания. – Полагаю, ей не меньше восьмидесяти. В этом возрасте трудно переносить потери. Она была очень привязана к мужу.

Теперь молчал он. Доктор стояла и смотрела.

– Не знаю, – она переложила саквояж из одной руки в другую, – не знаю, что вам сказать, мистер Саммерс, но…

– Да не надо мне ничего говорить.

– Простите, но вы уверены? – сама доктор, судя по тону, уверена не была. – Нет-нет, вы, безусловно, делаете хорошее дело, только… Я хочу сказать, город не так велик, чтобы… обеспечить вам заработок.

Бывший коммерсант молча строгал гроб. В Блинвилле было три похоронных конторы и пять плотницких мастерских.

– У миссис Смит ничего нет, – неохотно произнес он. – Случайно разговорились в лавке. Я, собственно, хотел только выразить соболезнования. Ну, и узнал, что расходы на похороны ей не по карману. Вы что, считаете меня скотиной до такой степени, чтобы взять ее жалкие крохи, что ли?

– Я считаю вас человеком из плоти и крови, – ответила она. – Которому надо на что-то жить. Я знаю, что ваши дела пошли плохо. И я рада видеть вас здесь. Правда, мистер Саммерс. Не ожидала, что наш разговор произведет на вас такое впечатление. Но я все же хотела бы напомнить вам, что…

Саммерс собрался было выразиться насчет поведения мисс Дэрроу с ее привычкой болтать, но тут услышал последние слова доктора.

– Вот уж, право, не стоит ничего напоминать, – оборвал он.

– Вы так думаете?

– А я должен об этом думать?

Она улыбнулась. Пожала плечами.

– Что ж, хорошо. Удачного вам дня.

– Ага.

Оказалось, что авто доктора припаркован с другой стороны дома – там, где кусты сирени уже окружила зеленая дымка будущих листьев.

Вот почему он не заметил. Джейк бросил взгляд вслед отъезжающему «Форду-Т» и опять вернулся к делу.

«О чем бы я сам не стал распространяться? О неприятностях? О том, что мне жена рога наставила? О суммах долгов? Ну, да. И что? Что из этого можно сделать?»

Но тут в мысли коммерсанта опять ворвался звук едущего автомобиля. Не «Форда-Т».

«Развелось вас тут, – недовольно подумал Саммерс. – Нашли себе Бродвей».

Между тем, это и вправду было необычно: дорога, точнее, то, что называлось здесь дорогой, вела в тупик. Автомобилей в бедных домах не водилось, срезать путь было невозможно – а это значило, что шофер, попавший в эти края, или сбился с дороги, или… намеренно ехал именно сюда?

Снаружи раздался скрип тормозов, хлопнула дверца и в сарай ворвался двадцатидвухлетний Майкл Фрейшнер – бывший управляющий компаньонов.

– Алло, шеф! – закричал он, отдуваясь и выражая восторг всей своей толстой мордой. – Вы не поверите! Свободен! Волен, как ветер!

С этими словами он налетел пузом на сломанный велосипед. Велосипед зацепился за старое одеяло, лежавшее на полке. Одеяло развернулось, шлепнуло Микки по шляпе, уронило вместе со шляпой связку железных кольев и вывалило корзину с луковицами так и не посаженных тюльпанов.

Луковицы запрыгали по полу, но Саммерс стоял с опущенными руками. Неизвестно, сколько бы он простоял так, если бы руль велосипеда, который Мики Фрейшнер безуспешно пристраивал на более удачное место, не боднул бывшего коммерсанта сзади.

– Старая болтливая кляча, – скручивая одеяло, возмутился Джейк. – Просил же говорить, где я, только в случае необходимости!

Он оглядел сарай в поисках веревки, нашел ее в ящике под верстаком и стал привязывать одеяло на раму велосипеда.

– Вы думаете, что? – мальчишка сиял, как начищенный медный чайник. – Уволился из «Сервиса». Ушел. Сбежал!

Он выпрямился, эффектно, как в кинематографе, устроив локоть на одеяле и хвастливо отставив ногу. Хрустнула раздавленная луковица.

– Ты ушел? – поинтересовался Джейк. – Или это он тебя ушел?

– Я что, дурак? – усмехнулся Микки. – Стану я ждать, пока старый хрен меня вышвырнет! Говоря по совести, шеф, я не желаю работать на Форда. Я и при Халло-то еле терпел. Все вас ждал, пока вы приедете.

– Погоди-погоди, что ты сказал, Халло? – остановил его бывший коммерсант.

Новости, как обычно, лились из мальчишки водопадом.

– А Халло, – Фрейшнер оперся задом о верстак, триумфально сложив на груди руки, – товарищ Халло умотал в СССР. Хочет строить новую жизнь. Он уже успел оценить своего обожаемого Форда, вот и решил: надо ехать в Россию.

– В Россию, в Россию… – задумчиво повторил Саммерс.

Гробу оставались мелочи: ручки и обивка. Дело одного дня.

Он сделал Микки знак выйти, запер сарай и положил ключ на место.

– Ну-ну. А что, товарищ Халло решил ехать в Россию до того, как Форд выкинул его вон или после?

– Да какая разница, – махнул рукой тот. – Если честно, шеф, мы оба чувствовали: дело пахнет керосином. Халло сказал, пропащая у нас страна, совсем пропащая.

– Ну да, ну да, – пробормотал Саммерс.

– Чего – ну да? – вскричал Микки. – Шеф! Да что с вами? Я говорю, вот он я! Давайте сюда ваши дела!

Саммерс невесело усмехнулся.

– Дела, говоришь? Продай этого красавца, – он кивнул в сторону «Линкольна». – Как можешь дороже. Пятнадцать процентов – твои.

– Это-то заметано, – Фрейшнер уважительно оглядел остатки былой роскоши. – Давайте все. Ну, чего там у вас – бумаги, сделки…

– Да какие там сделки, – Саммерс бросил равнодушный взгляд на желтый «Додж» Микки, припаркованный прямо в луже, и направился к дому миссис Смит.

Молодой человек даже рот раскрыл.

– Мистер Саммерс?

– А? – кисло сказал мистер Саммерс.

– Так, выходит, у вас нет никаких дел?

Бывший коммерсант ничего не ответил.

– А, понимаю, – Микки рассмеялся и потряс пальцем. – Понимаю, шеф, не дурак. Вы что-то такое обдумываете?

При этом он повертел пальцами, почти в точности повторяя жест бывшего шефа.

Но Саммерс только махнул рукой и вошел в дом. Нужно было повидаться с миссис Смит.

2 марта, вечер

Вилла «Мигли»

В библиотеке было сыровато. Камин только затопили.

Д.Э. Саммерс сидел в кресле и вертел в руках кочергу. Микки Фрейшнер болтал без умолку и остановить его можно было разве что хорошим ударом по башке.

– …Вы же сами всегда говорили: не бывает безвыходных. Жив, здоров, руки-ноги на месте, а? Так ведь? Нет, я понимаю, понимаю. Все так быстро изменилось. Вы переживаете. Это нормально.

Джейк закрыл лицо ладонями и промычал:

– …кастратофически слонжа.

– Слонжа? Ложа? Все сложено? – не понял бывший управляющий.

Он устроился в кресле напротив, приложив к уху оранжево-белую раковину Conus magus. Память о Каире. «Дело тетушки Кеннел», как назвал эту историю Дюк.

Саммерс со вздохом выпрямил спину.

– Понять бы, куда оно сложено. Как сложено. Зачем сложено. Как сложить все таким образом, чтобы Форд и тут не смог мне навредить?

– Дался вам этот Форд! – воскликнул молодой человек, вернул раковину на каминную полку и поправил свой щегольский желтый галстук. – Шеф! У меня от него зубы болят! У вас какой-то запор от этого Форда. Забудьте вы его к свиньям собачьим!

– Ага, – промямлил Джейк. – Если бы. По обе стороны Атлантики нет ни одного поставщика чего угодно, крупного или мелкого, с которым я мог бы теперь работать.

Микки взял у него пачку писем, которые все до единого содержали отказ, и просто отправил их в камин.

Саммерс машинально обозрел клетчатые бриджи бывшего управляющего, заметил скипидарное пятно на его толстом заду, подумал, что надо бы все-таки пойти переодеться, и никуда не пошел.

– А вы смотрите на вещи проще, – Микки плюхнулся в соседнее кресло и теперь ковырял зубочисткой в зубах. – Обойдитесь без поставщиков. Не станет же Генри бегать за каждым гражданином. Это невозможно!

– Обслуживание частных лиц? – произнес Саммерс после некоторого молчания.

Микки пожал плечами.

– Выходит, так.

– Предлагаешь пойти в коммивояжеры? – Саммерс подумал. – В сущности, что мне остается… Хотел бы я посмотреть, кто рискнет меня нанять.

– Вот еще. Пусть сами к вами приходят.

– Выгул собак? – бывший коммерсант засмеялся.

Микки прогудел что-то неразборчивое, смял модный чуб, сообразив, что задачка сложнее, чем он думал сначала, и стал соображать. Соображал Фрейшнер долго и, наконец, произнес:

– Эх, тинктура катеху. Ничего не придумывается, шеф.

Саммерс открыл рот сказать, что как раз обдумывал эту свежую мысль, но тут вошла мисс Дэрроу.

Она сказала:

– Детектив, сэр.

– А? – хором переспросили оба.

– Ваша головоломка, мистер Саммерс. Вы столько лет говорили, что любые обстоятельства во что-то да складываются. Ваши обстоятельства складываются в одно: частный детектив.

В библиотеке повисла тишина. Бывший коммерсант медленно оглядел полки, на которых пылились книги о Нате Пинкертоне – сокровище мисс Дэрроу, и издал нервный смешок.