Текст книги "Александр Павлович Кутепов"

Автор книги: М. Критский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Братья прекрасно закончили свое образование, а сестра была даже оставлена при курсах.

Себе А. П. во всем отказывал, но никто не мог бы подумать при виде его в первых рядах театра или в блестящем обществе, что этот гвардейский офицер дома живет спартанцем.

IV.

Началась Великая война.

По мобилизационному плану учебная команда Преображенского полка была расформирована. Ее начальник – штабс-капитан Кутепов – должен был остаться при запасном батальоне, но он настоял на своем отправлении на фронт, и 1-го августа 1914 г. А. П. вместе с Преображенским полком выступил в поход командиром 4-й роты.

20-го августа Преображенский полк входит в непосредственное соприкосновение с неприятелем. Имея в головном отряде 3-ью и 4-ую роты, полк развертывается у селения Владиславово (к юго-западу от гор. Люблина) и вступает в бой. Своей стремительной атакой Преображенцы не только останавливают победоносное до этого дня наступление австрийцев, но и вынуждают их к поспешному отступлению.

В этом бою А. П. был ранен ружейною пулей в левую ногу с раздроблением кости. Он упал. Как раз в этот момент неприятель перешел в контратаку. А. П. попытался подняться и не смог. Неприятельская цепь приближалась. – А. П. выхватил револьвер, он не допускал мысли о своем плене. Это увидели лежащие неподалеку его тоже израненные солдаты. Они быстро подползли к своему командиру и, сами истекая кровью, вынесли его на руках.

В ноябре того же года А. П. вернулся в полк, а в марте 1915 года он был вторично ранен, на этот раз осколком гранаты в правую ногу.

Через несколько недель А. П. снова на фронте. В это время Гвардейский корпус был переброшен но железной дороге в район Холма, где шли упорные бои при нашем отступлении с Карпат.

Под селением Красностав Лейб-Гвардии Преображенский полк сталкивается с германской гвардией, с которой и ведет последующие бои.

27-го июля у дер. Петрилово Ломжинской губ. разражается сильный бой. Противник сосредоточенным огнем тяжелых батарей обрушивается на 3-ью роту Преображенцев. От всей роты остается один взвод. Командир роты – капитан Комаров – тяжело ранен. Германцы пошли в атаку и начали охватывав левый фланг Преображенцев. Тогда капитан Кутепов, стоявший со своей 4-ой ротой в батальонном резерве, по собственной инициативе бросается в контратаку, отбрасывает немцев и восстанавливает положение на этом участке.

К концу боя А. П. падает со рваной раной в левом паху.

К нему подбегают санитары, кладут его на носилки, но он приказывает не выносить себя из боя. В соседних окопах сидит еще не выбитый враг. Приходилось штыками защищать свою позицию, и, лежа на носилках, А. П. продолжает вести командование и поддерживать боевой дух своих солдат.

За этот бой капитан Кутепов был награжден орденом Св. Георгия.

Бой под дер. Петрилово А. П. Как-то вспоминал в связи с начавшимся разговором о страхе на войне.

– Я, как и все, в бою испытывал страх, – передавал он

– Но два случая мне особенно памятны – один, когда я не ощущал ни малейшего страха и другой, когда, наоборот, страх овладел мною совершенно.

– В деле у д. Петрилово под Влодакой в 1915 г. я, – рассказывал А. П., командуя ротой Преображенцев и заметив, что немцы по одиночке и небольшими пачками пробираются к месту смычки левого фланга с правым флангом XIV корпуса и уже оказались слева и несколько в тылу нашего батальона, по собственной иницативе бросился туда с ротой... Немцы были опрокинуты. Несмотря на серьезность положения и большие потери – в этот день они дошли до 70 процентов состава – я страха не испытывал.

– А вот, во время Японской войны, был со мною такой случай, – продолжал А. П.

– Я имел под своей командой разведчиков Выборгского полка и в бою под Фучуном находился на левом фланге сибирских стрелков. Атаковав партию японцев, вероятно тоже разведчиков, и отбросив их до перевала на 800-900 шагов, я, чтобы занять прежнее положение, должен был с людьми взбираться на холм с довольно крутыми скалами. Приближаясь к нему и проходя таким образом полосою, по которой отступил отогнанный противник, я обратил внимание на медаль на груди убитого японца. Устроив людей на холме и сделав перевязку раненому в голову своему солдату, спустился к убитому и рассмотрел медаль, оказавшуюся полученной за Китайский поход.

– Возвращаюсь на холм. Подошвы на моих сапогах от травы сделались скользкими, и я несколько раз скатывался вниз.

– Японцы заметили меня, открыли огонь, и пули стали ложиться около меня со всех сторон... Вспомнилась мне рана, которую я только что перевязал, и страх обуял меня до потери сознания, до обморочного состояния... И я уже не помню, как добрался до места. Пришел в себя, когда мне дали воды.

Ген.-от-инф. П. Д. Ольховский, передавший этот рассказ А. П., считает его весьма ценным для военной психологии

"Сильнейший страх овладел Кутеповым, известным своею волей и твердостью, в то время, когда он уходил от опасности, а не приближался к ней, не шел ей навстречу". (См. Ген. от инф. П. Д. Ольховский: "Страх", – "Часовой" No 96.).

Поправившись от своей тяжелой раны, А. П. немедленно едет на фронт.

В Преображенском полку А. П. после 4-ой роты последовательно командует ротой Его Величества, а затем 2-м батальоном.

Летом 1916 г. Преображенский полк на реке Стоходе, столь памятном и сибирякам, когда во время Брусиловского наступления Стоход был центром, от которого по радиусу развивалось наше победоносное продвижение. Чтобы остановить этот натиск и выйти в тыл русским, немцы сосредоточили на Стоходе ударную группу баварцев с легкой и тяжелой артиллерией. Сибирякам был отдан приказ – удержать свой фронт во чтобы то ни стало.

Позиции сибиряков растянулись среди болот, прерываемых небольшими перелесками и одиноко стоящими дубами. Впереди – заросший осокой неподвижный со многими рукавами Стоход. Неприятельские окопы за Стоходом на высоком берегу, а на изломах реки выходят за нее и прячутся в крупных дубовых перелесках.

Застывшие на небосклоне висят серые колбасы, а над головою, точно коршуны над добычей, кружатся аэропланы с черным крестом на крыльях и, выпуская струйки дыма, корректируют стрельбу германских батарей.

Вслед за вихрем снарядов атаки германских цепей, иногда до семи цепей подряд.

После одиннадцатидневных боев с непрерывно отбиваемыми атаками от 6-й Сибирской стрелковой дивизии, пополненной, когда она стояла в резерве, до 20-ти тысяч штыков, осталось всего около двух тысяч.

Сибиряков сменила гвардия.

В бою 7-го сентября капитан Кутепов атакует немцев и на их плечах захватывает лес на Стоходе – "Свинюхи".

Противник тотчас сосредотачивает артиллерийский огонь по лесу. В течение двух суток капитан Кутепов защищает лес.

Бой в лесу страшнее, чем в открытом поле. Гром и грохот снарядов грознее. Деревья трещат, ломаются, выворачиваются с корнями.

Капитан Кутепов в лесу находился в центре расположения своего батальона, куда противник бил всего сильнее.

Время от времени А. П. видит, как из окопов выскакивают по одиночке солдаты и мчатся к нему.

– Teбе что? – спрашивает А. П.

– Так что поглядеть, живы ли вы, Ваше Высокоблагородие.

– Жив, – отвечал А. П.. и успокоенные солдаты бежали обратно.

Во многих других боях в роту А. П. прибегали солдаты из соседних полков и спрашивали – здесь ли черный капитан?

– Коли здесь черный капитан, – говорили они, – наши спокойны, герман их не обойдет.

Вот это спокойствие и уверенность, которые А. П. во время боя вселял своим солдатам, поразительны.

Бои на фронте... Они казались делом не человеческих рук.

Торопливое стрекотание пулеметов. Сухой треск ружейных залпов.

Резкий свист стаи за стаей легких гранат.

На небе – смертоносная пляска белых и розовых облачков от рвущейся шрапнели, внезапные раскаты черных свившихся клубков из гранат двойного взрыва (Так называемая "граната двойного действия", которая сначала разрывается в воздухе, как шрапнельный снаряд, а потом, при ударе о землю, взрывается на осколки.).

Неотвратимый, нарастающий с каждым мгновением грохот тяжелых снарядов, рывками катящихся поверху прямо навстречу.

Земля, содрогаясь, извергает столбы дыма с огненными языками. В серой мгле воют осколки на все голоса. Человеческий дух никнет, мускулы тела расслабляются. Да людей и не видно. Безлюдно...

И в таких боях суметь противопоставить грозной разбушевавшейся стихии силу своего духа и есть ратный подвиг начальника.

При напряженной опасности солдатам в своем начальнике не надо видеть "безумства храбрых", храбростью на войне не удивишь. Им надо чувствовать за собою твердую руку, которая оберегает их от напрасных потерь, и спокойный глаз, который неустанно следит за боем. – И когда такой начальник вдруг скомандует – в атаку! – и горны подхватят тревожный сигнал, – это значит, что наступил решительный момент, когда только порыв вперед сметет врага и даст победу, а с нею жизнь.

В такие моменты и бросал к победам своих Преображенцев их Черный Капитан.

Издали глубоко в тыл неслись волнующие крики – кавалерию... кавалерию вперед...

За бой 7-8 сентября 1916 г. капитан Кутепов получил Георгиевское оружие и производство в полковники.

V.

Надвинулся роковой для России 1917 год.

Войска на фронте продолжали жить в своей привычной боевой обстановке: перестрелки, поиски разведчиков, небольшие бои для выравнения фронта, иногда переброски на новые места, но "настоящей войны" не было.

Днем деловая жизнь, а лишь смеркнется, полная беззаботность. Не исчезала только постоянная настороженность, но она стала такой же привычной, как у каждого зверя на воде, – малейший шорох, и ухо настороже. В тылу это новое шестое чувство пропадало.

Прочло закрепились на своих позициях. Каждый день подвозили вооружение.

Тяжелое отступление со своими замолкнувшими пушками осталось в прошлом.

Вспоминались бесконечные вереницы телег, нагруженных деревенским скарбом. На своих сундуках бабы с ребятами. За ними, привязанные за рога к задкам повозок, мотая головой и упираясь, переступали коровы. Шарахались между ног испуганные овцы. По обочинам дороги шли мужики с кнутовищами в руках.

Со скрипом, тревожным мычанием, блеянием н детским плачем медленно двигались деревни на колесах, и полная безысходность была в согнутых спинах у сидящих перед павшей лошадью, выброшенной вместе с телегой из общего потока.

Наскоро сколоченные белые кресты на свежих холмиках указывали путь исхода деревень от вражеского нашествия.

А позади этих верениц отрывались от неприятеля наши войска.

По ночам, при зареве пожаров, под раскаты взрываемых мостов и складов, полки и батареи с опущенными пушками проходили по вымершим деревням. Только у одиночных с мерцающими окошками хат стояли в белых свитках седые старики, опираясь на палки, и тревожно взывали – люди добрые, советуйте, что делать нам старикам...

Понуро и молча шли мимо войска.

Было мучительно стыдно, что не отстояли родной земли...

Но все это было в прошлом. Теперь артиллерия была завалена снарядами. Каждый день пристрелки. А если у неприятеля где-нибудь в окопах начиналось малейшее движение, сразу по этому месту гремели н прыгали наши снаряды.

В восхищении вскакивала наша пехота, и несся одобрительный гул – здорово кроют, ну и молодцы наши ребята, так их за ногу...

Обозленный противник открывал огонь из своих батарей. Зрители быстро скатывались в окопы.

{29}Огонь подхватывали соседние батареи, и разгоралась артиллерийская дуэль.

Дуэль по окопам пехоты.

Начинали пищать и гудеть полевые телефоны.

Из полка кричали – будет вам, прекратите огонь! У нас уже есть потери.

В штабах волновались – в чем дело, что у вас на участке?

Однажды получили озорной ответ: Ваше Превосходительство, в 1914 году Германия объявила войну России, так вот мы и воюем.

Из тыла ползли тревожные слухи.

В долгие ночи в сторожевых охранениях, на наблюдательных пунктах, когда лишь изредка, спросонья, ударит в тишину одинокий ружейный хлопок, и нежно просвистит шальная пулька, вели тихие разговоры.

Под бездонным мерцающим небом и в нескольких шагах от роковой черты из проволочной паутины, раскинутой на кольях, откуда несется сладковатый запах тления, говорили уже не о божественном и не о домашних делах. Спрашивали – а откуда родом наша Царица, неужто из немецкой земли? и верно ли, что над Царем взял большую силу наш брат мужик?

В головах уже ворочались тяжелые думы...

Вдруг по фронту, как искра по зажигательному шнуру, пронеслась весть: Царь отрекся от престола, Великий Князь Михаил Александрович тоже. Образовалось Временное Правительство – ему надо целовать крест.

– А присягу то мы даем тоже временно или как? – спрашивали солдаты.

В штабы приезжали штатские. Начальство сгоняло их слушать. Старые солдаты крутили головой:

– От господ офицеров им полный почет, а эти вольные кричать – теперь свобода, защищайте, товарищи, революцию !

Пришедшие на пополнение объясняли, что в защиту революции от офицеров и велено выбирать в комитеты солдатских депутатов.

Выбирали сосредоточенно и преимущественно тех, которые могли разъяснить, что и как теперь к чему подлежит, и которые говорили, что скоро будет мир безо всякой контрибуции, т. е. после мира не надо будет платить никаких налогов.

Смущало немного, что мир и без аннексий:

– Держава это что ли какая, которая никак не хочет замириться? Ну и пусть ее воюет на здоровье, а нам довольно.

Очень быстро через комитеты тыл стал всасывать фронт в свое безумие и истерику. И комитеты, как непроницаемый заслон, прервали ток между офицерами и солдатами, между волею и исполнением.

На вечерней молитве – Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние Твое – всегда заминались на слове – победы. Было приказано не петь после этого слова – Благоверному Государю...

Вековой стержень Российской Империи выпал.

VI.

6-го июля 1917 года в Галиции недалеко от старинного католического монастыря в городке Подкамень, что против Почаевской лавры, неприятель глубокою ночью обрушился сотнями орудий на сибирских стрелков и на стоящий с ними в стык Млыновский пехотный полк.

Сразу все загремело, заскрежетало, взвыло.

По линии окопов взлетали и задрожали на небе голубые искрящиеся звезды.

По ходам сообщений пронесся тяжелый топот.

У орудий прокричали – батарея в бою!

Из жерл стали вылетать огненные жала, сзади них заплясали черные тени.

Взмыленные шестерки с храпом подкатывали к этим теням зарядные ящики.

Все чаще мелькали огненные жала, все бешенее становилась пляска теней...

Приближался рассвет, пробежал предутренний ветерок.

Ночной бой стихал.

Вдруг потянуло цветущим южным садом. Запахло миндалем. Сладко закружилась голова. Лечь бы и заснуть...

Сбросили дурман тревожные крики – газы, газы!!

Дремавшая неподалеку около дерева заседланная лошадь подняла голову, раздула ноздри и стала перебирать ногами, потом рванулась на дыбы, оборвала поводья и, прижав уши, вскачь бросилась в сторону.

Резкий голос у орудий крикнул: надевай маски! Батарея к бою! И, растягивая слова, нараспев, – цель номер... газовыми снарядами... – захлопнул командой беглый огонь!

Стукнули замки, и, друг друга опережая, уже запрыгали серые пушки...

На горизонте в разных местах заклубился дым от костров, и по всему фронту снова поднялся непрерывный гул.

Подскакал разведчик, посланный для связи в штаб полка.

– Наша пехота отходит, соседний полк бросил позиции.

С наблюдательных пунктов торопились телефонисты, быстро наматывая провода.

Над мглою подымалось яркое солнце.

Среди кустарников с покоробленными коричневыми листьями, точно хватил их внезапный мороз, весело зеленели верхушки одиночных деревцов.

По зимне-мертвому полю неслись с расстегнутыми воротами защитного цвета рубахи. Натыкались на раскинутые или скрюченные и уже почерневшие трупы с облезлыми головами..

Валялись покрытые зеленоватым налетом штыки и винтовки.

– Стрелки, стойте! Мы его возьмем на картечь, а вы с боков жарьте из пулеметов...

К чортовой матери! Вы хотели воевать, вы и воюйте... Схлынуло растерянное стадо. Справа и слева засвистели пульки.

– Передки, на батарею!

Было видно, как из недалекого леска вынеслись шестерки коней и помчались к плотине у небольшого озера сбоку от батареи.

В это время над головою пронеслись небесные колесницы и рухнули на самую плотину.

Все заволокло.

Совсем близко застрекотал пулемет, из кустов вынырнули черные каски.

– Ломай замки! Спасайся...

За плотиной, в густом лесу между деревьями и по тенистой дороге с яркими солнечными пятнами, мелькали спины. У некоторых сзади еще болтались винтовки. Внезапно, точно очнувшись, кто-нибудь останавливался, вздевал к небу руки с винтовкой и с руганью бросал ее наотмашь о землю.

Сзади, с лошадьми на поводу, медленно шли два офицера – полковник и поручик. За ними два конных ординарца.

Поручик не выдержал:

– Стрелок, как тебе не стыдно бросать винтовку? Подбери ее! Стрелок обернулся, схватил винтовку и бросился с нею на офицера.

Щелкнул револьверный выстрел, и стрелок упал.

– Сволочи! В своих стрелять!

– Назад ! Всех перебью !

Спины замелькали дальше.

– А ведь вы спасли меня, г. полковник.

– Бросьте ! Скачите в тыл, где хотите раздобудьте, хоть взвод, и защищайте переправу через Серет.

За лесом, по дороге к мосту через реку, мчались сквозь толпу двуколки, зарядные ящики.

Противник уже бил по тылам.

Когда снаряд бухал вблизи, все шарахалось в сторону. Что-то опрокидывалось, трещало. Вопили истошным голосом. Рубили постромки и вскакивали на обезумевших лошадей...

Проскакала полусотня казаков с криком – германская кавалерия!

В стороне мирно щипали траву брошенные подраненные лошади.

Вскоре к перелеску, уже за Серетом, на полной рыси завернули два легких орудия. Быстро снялись с передков. В лес, к мосту через Сереть, побежали наблюдатель и телефонист, разматывая проволоку. При орудиях осталось шесть человек с офицером.

Начади пристрелку.

Неожиданно из лесу показались отдельный толпы.

– Вы, куда?

– Да воды испить.

– Назад, в окопы!

– Да пить хочется, и всех наших офицеров перебило.

– Назад! Мало вам воды в реке?

– Ступай сам туда, коли охота.

– Взвод, на картечь! Прямой наводкой по своим отступающим. Быстро повернувшись, на толпу уставились жерла.

– Огонь!

Над головами толпы пронеслась картечь. Толпа охнула и врассыпную бросилась к лесу. Сзади, среди успевших проскочить мимо орудий, раздался удивленный голос:

– Ну и поручик, смотри, какой боевой !

Глубоко в тылу митинговали полки, стоявшие в резерве: идти ли им на позицию, или нет?

Большой успех имели ораторы:

– Нам чужой земли не надо, пусть она остается под австрияком. И своей земли достаточно, особенно у помещиков.

И уже потрясающее впечатление производило описание, что ждет на фронте:

– Вы думаете, что там ребятенки щелкают орехами? – Из пушек стреляют. Прикажут идти в атаку, побежишь, а он, как долбанет в тебя, да еще, слава Богу, коли в ногу. А коли в руку? Оторвет ее у тебя, и лежишь ты в сторон от нее, а она, сердешная, пальцы то и сжимает, сжимает, пока их не скрючить совсем...

И оратор наглядно показывал, как оторванная рука будет сжимать свои пальцы.

Митинга выносил резолюцию:

– Свою землю защищать будем, а на чужой земле воевать – не пойдем.

Из тыла приходили одни офицеры с пулеметами.

{34}

VII.

После своего ночного боя 6-ая Сибирская дивизия загнула свой обнаженный левый фланг, и от него в пустую промоину вдоль Серета хлынул противник.

Германцы поставили себе целью – захватить местечко Езерно, где грудами лежали артиллерийские и интендантские запасы для всего юго-западного фронта. Кроме того, захватывая Езерно, противник выходил в тыл 8-й армии со всей ее тяжелой артиллерией, сосредоточенной на Тарнопольском плацдарме.

Юго-западный фронт стал рваться, как гнилая ткань. Положение создавалось безнадежное.

Но в гор. Тарнополе, в резерве фронта, стояла Петровская бригада, и к вечеру 6-го июля полковыми штабами бригады было получено приказание штаба фронта:

"Полкам Гвардии Преображенскому и Семеновскому. – Сегодня утром противник прорвал фронт к северо-западу от Тарнополя в районе Зборова и двигается в направлении Езерно. Попытки ликвидировать прорыв войсковыми частями фронта не привели ни к чему. Верховный Главнокомандующий приказал для ликвидации прорыва направить из резерва фронта Петровскую бригаду; Верховный Главнокомандующий надеется, что Петровская бригада вновь покроет себя славой и увенчает свои седые знамена новыми победными лаврами"...

Покоробило Императорскую Гвардию при чтении приказа, что он отдан от имени Брусилова – Верховного, приявшего революцию, и что ей напоминают о седых знаменах и славе полков. Но незадолго до темноты колонны Петровской бригады уже вытягивались из Тарнополя. Шли целую ночь под ливнем и на заре усталые промокшие входили в указанные им районы, где должны были в близлежащих деревнях встать по квартирам, высушиться, выспаться и ждать дальнейших распоряжений.

В деревне Мшаны верхом на коне, подкручивая ус, пропускал мимо себя своих Преображенцев командующий полком полковник Кутепов.

Отсталых, заболтавшихся, идущих не в ногу подбадривал – эх, Федора Ивановна!

Эти столь знакомый слова действовали магически. Быстро равняясь, давая ногу по грязи и весело смотря на своего командира, шли роты за ротами.

Спасибо, братцы, за переход !

Рады стараться ! – гремело в ответ.

Полковник Кутепов принял Преображенский полк в революционное время, когда дисциплина поколебалась и в этом полку, но А. П. сумел подчинить себе расшатавшийся полк.

Преображенцы стояли на позиции. А. П. начал обход полка по окопам, и его зоркий глаз повсюду замечал беспорядок. В негодовании А. П. вышел на бруствер и, идя по нему, продолжал обход. Ротные командиры встречали командующего полком, рапортовали ему и провожали его, каждый на своем участке, тоже по брустверу. Шли во весь рост на виду у противника немцы открыли огонь. А. П. продолжал идти, не обращая внимания на обстрел, и, глядя сверху вниз в окопы, ежеминутно делал резкие замечания солдатам.

В нескольких шагах от А. П. разорвался снаряд. Взрывом А. П. был отброшен на несколько шагов.

– Командир убит, – пронеслось по окопам, но А. П. встал и продолжал свой жуткий обход, только его замечания стали еще резче и повелительнее.

Преображенцы были потрясены таким смотром своего командира.

Квартирьеры в дер. Мшаны развели роты по хатам, и скоро Преображенский полк заснул крепчайшим сном.

В этой же деревне был расположен штаб 3-ьей пех. дивизии. В штабе полковнику Кутепову объяснили обстановку и показали по карте линию своего фронта. Окопы в нескольких верстах впереди деревни занимали части 3-ьей и 176-ой пех. дивизий. Ничего тревожного не было. Полковник Кутепов тем не менее отдал приказание выслать разъезды от своей команды конно-разведчиков в расположение этих частей, проверить их фронты и подступы к ним, а также выяснить дух этих частей. Наконец, совершенно усталый А. П. прилег отдохнуть.

Не прошло и несколько часов, как в деревне поднялась тревога. К командующему полком по улиц бежал офицер, крича на ходу – братцы, в ружье ! Немцы в деревне !

А. П. был уже на ногах. Переводя дух, офицер докладывает, что немцы ворвались с северной окраины деревни.

Прискакали конно-разведчики. Докладывают, что по дороге у самых Мшан они наткнулись на немцев, которых приняли, было, за отходящие части 176-й дивизии.

Стало ясно, что 176-ая дивизия под покровом темноты бросила фронт.

Ни минуты не медля, командующий полком отдает быстрые и точные приказания , какими батальонами выбить противника из деревни, по какой линии и фронтом куда его атаковать, где оборонять позиции и обеспечивать фланги полка, наконец, сколькими пулеметами прикрыть. переправу через гать позади деревни.

Выбить противника из деревни и атаковать его было приказано 2-му и 3-ьему батальонам.

Не успел А. П. закончить последнее приказание, как с юго-западной стороны дер. Мшаны показалась пехота 3-ьей дивизии.

– Куда идете?

– Отходим. Другие части дивизии еще ночью ушли.

– Кто впереди вас перед противником?

– Нет никого.

Только пулеметные команды полков входящей дивизии, да две батареи остались в подмогу Преображенцам.

К командующему полком один за другим подбегают с докладами посланные для связи из разных батальонов:

– Батальон по тревоге поднять...

– Все построения сделаны...

– К атаке готовы...

– Прекрасно, – слышится басок командующего.

В эти напряженные минуты, когда цепи противника уверенно вливались в деревню, из 3-ьего батальона донеслись сигналы атаки.

Штаб-горнист 2-го батальона тотчас подбегает к своему батальонному командиру.

– Ваше Высокоблагородие, в третьем батальоне играют атаку, слышно в ротах ее принимают, прикажете и нам принять?

– Принимай!

На середину улицы выбежали горно-флейтисты.

Засверкали медным отливом поднятые горны и затрубили – слушай-те все...

В утреннем воздухе где-то на буграх отдало эхом слушайте все...

На мгновение все замерло.

С последней вдали умирающей нотой снова сверкнула медь, и могучие звуки 12-ти горнов уже властно звали гвардейцев в атаку.

Раздались отрывистые команды. Затопали тысячи ног. Через заборы, плетни, из боковых проходов устремились Преображенские штыки навстречу германцам. В воздухе задрожало ура... Победный крик подхватили роты, стоявшие в резерве, и без команды бросились туда же.

Германские цепи дрогнули, не выдержали и порвались.

8-й гренадерский Императора Александра I Баварский полк был отброшен на 2 – 2 1/2 версты от деревни.

Атака шла за атакой.

На выстрелы к родным Преображенцам поспешал 2-ой батальон Семеновцев.

Командующий Преображенским полком, во исполнение отданного распоряжения командиром Петровской бригады, к полудню отдает приказ остановить атаки, подобрать своих раненых и всему полку отходить через гать за д. Мшаны. 1-му батальону принять на себя отходящие цепи.

Баварцы начинают наседать на отходящих Преображенцев. Яростного противника сдерживают ручными гранатами, штыками, прикладами. Опрокинуть Преображенцев и на их плечах ворваться в деревню ему никак не удается.

Командующий полком все время руководит боем, всех подбадривает и заражает своим бесстрашием.

Цепи Преображенцев уже подошли к деревне. Впереди несут тела погибших офицеров, но около церкви артиллерийским огнем перебивает часть солдат, несших этих убитых. Бой идет на улице. По приказанию все-таки успевают внести тела в церковь и положить на грудь у каждого записку. В ней полк, чин, фамилия убитого и слова – пал за Родину.

Чтобы выиграть время для отхода через гать цепям, ведшими бой, теперь всю тяжесть боя принимает на себя 1-ый батальон... Наконец, последние Преображенцы, подбирая раненых, отходят на гать под обстрелом германских батарей.

На гати их встречает командующий полком.

– Спасибо, братцы!

Подняв голову, лихо отвечают по старому:

– Рады стараться, Ваше Высокоблагородие!

Ответ по революционному – господин полковник – был забыт.

Бросившихся в гати баварцев остановили пулеметами – Преображенский полк уже окопался и занял позиции перед болотом.

Потери Преображенцев за этот бой, их последний штыковой бой, были значительны. Выбыло из строя – 1300 солдата и 15 офицеров. 5 погибших офицеров осталось в церкви.

Непосредственно около командующего полком были убиты пулеметный офицер и 7 солдат. Сам А. П. остался невредим.

В полевом лазарете, душном от запаха йода, крови и хлороформа, перевязанный солдат с еще неостывшим возбуждением на лице рассказывал земляку:

– И хлопнул меня герман в плечо по моей же вине. Сломался у меня штык, а на меня еще двое наседают. Я, как долбану одного прикладом по башке, а она и треснула, как кавун, и стала видна вся мозга. Я и обомлел. Тут другой и рванул меня. Не обомлей я, и этот бы от меня не увернулся.

Боем у дер. Мшаны Преображенцами были вырваны из рук германцев 48 часов. Езерно успели минировать и взорвать. 8-ая Армия была оттянута на новые позиции тяжелая артиллерия отведена в тыл.

От 7-го июля 1917 года Ставка сообщала:

"...на юго-западном фронте при малейшем артиллерийском обстреле наши войска, забыв долг и присягу перед Родиной, – покидают свои позиции. На всем фронте, только в районе Тарнополя, полки Преображенский и Семеновский исполняют свой долг". (См. подробное описание этого боя со схемой полк. Зубова: "Последний штыковой бой Преображенцев на юго-западном фронте", "Часовой" 13-14.).

За этот бой полковник Кутепов был представлен к ордену Георгия 3-ьей степени. Георгиевская Дума "удостоила" Кутепова высокой награды, но до Верховной власти это представление не успело дойти. Через три месяца после боя под Мшанами власть захватили большевики.

{39}

VIII.

"Honorem meum neminеm dabo"

(Чести моей никому не отдам) – надпись на мече князя Всеволода Псковского.

После прорыва германцами нашего юго-западного фронта армия еще жила.

Войска бросали окопы, отходили без боя, но все-таки это были войска с определенным укладом жизни и с чуть тлевшим духом. Кавалерия, большей частью спешенная, и артиллерия еще дрались и задерживали противника.

Некоторые честолюбцы из нижних чинов артиллеристов даже пытались наверстать упущенное время при прошлом затишье. Вместо пехоты сами ходили в разведку. Пошел в такую разведку и один вестовой, канонир, который по роду своей службы никак не мог отличиться на войне.

Наконец, после одной разведки он получил Георгиевскую медаль с надписью "за храбрость" и тем самым производство в бомбардиры.

Его офицер поздравил и спрашивает, доволен ли он теперь?

– Всякому лестно быть бомбардиром, а ежели пришел бы без медали в деревню, девки бы засмеяли, что коров пас на войне.

В конце июля Верховным Главнокомандующим был назначен генерал Корнилов. Армия сразу почувствовала другую руку. Войска встрепенулись. Но это была уже последняя вспышка перед агонией.

27-го августа глава правительства объявил по всему фронту о предании суду Верховного Главнокомандующего с обвинением его в мятеже и измене.

Офицеры были ошеломлены, а солдатская масса сразу ухватилась за это обвинение. В нем она нашла оправдание своему позорному отступлению на фронте.

– Это нарочно генералы и офицерье посылали нас воевать. Они хотели, как можно больше погубить народа, чтобы вернуть старый режим, – кричали на митингах.

Требовали расстрела Корнилова и торжественно обещали защищать Керенского.

Последующее распоряжение – установить над всеми телеграфами и телефонами контроль войсковых комитетов и выполнять все приказания начальников, лишь скрепленный подписью одного из членов комитета, окончательно утвердили солдатскую массу в своем подозрении против всех офицеров, как "врагов народа и революции".

Убили нескольких офицеров, многих арестовали.