Текст книги "Полюблю тебя любой. Книга 3"

Автор книги: М. Климова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Маргарита Климова
Полюблю тебя любой. Книга 3

Глава 1

Ларри

Не могу перестать ржать над этими двумя придурками, узнавшими об участии жён в аукционе. От смеха складывает пополам и текут слёзы. Связали себя бабами, теперь страдают. Нет. Женский пол я люблю, но только с заткнутым моим членом ртом. Всего четырём женщинам позволяется вить из меня верёвки, Дарье, Маришке, Алёнке и мелкой Дине. Эта мелочь вырастит похлеще мамочки. Она уже поработила Лёшку и намылила лыжню на близнецов.

– Лар. Дружище. Ты должен выкупить Дашу, – трясёт меня за грудки, ошалевший от ревности Макс.

– Хорошо, хорошо, – обещаю ему, пытаясь сохранить его нервы и свои внутренности.

Он довольно потирает ляжки, удаляясь от меня, но следом подскакивает Джейк, в таком же невменяемом состоянии.

– Лар! Ты должен мне помочь! – склифонит он, вызывая новый приступ смеха. – Ты должен купить Марину, за любые деньги! Я всё возмещу!

Похоже, меня сегодня ожидает потрясающий вечер в компании двух очаровательных женщин, которым не хочется затыкать рот, так как им не свойственны глупые разговоры. И я честно собирался купить двух дам, уткнув рты остальным толстосумам, только всё сломалось в тот момент, когда на сцене появляется первый лот. Даяна Гердц. Она стоит в маленьком красном платье, не скрывающим рельефные мышцы, точёную фигурку с тонкой талией и округлыми бёдрами. Чёрное каре на манер француженки, красные, пухлые губы и чёрные, как ночь глаза, окутанные длинными ресницами. Глаза, которые затягивают в воронку страсти, лишая воли, спеси, гонора.

Яйца моментально налились, кажется, до размера спелого арбуза, грозящего треснуть от малейшего, неосторожного движения. Вспоминаю, когда давал им разрядку. Позавчера, заехав к одной из постоянных, элитных шлюх. Обычно я слишком брезглив пихать свой член в различные дырки и не люблю вытрах мозгов, поэтому не завожу постоянную любовницу. Меня устраивают работающие девочки. Приехал, получил качественный минет, застегнул ширинку, бросил на стол деньги и свалил. Сейчас же я стою и умираю от желания потереться об Гердц распухшими яйцами, засадить по самое горло и пометить спермой каждое отверстие.

Да. Не романтично. Но я мужик, а не романтичный юнец. И не был им никогда. Слишком рано пришлось повзрослеть, как только погибли в аварии родители, оставив восемнадцатилетнего парня с тонущей фирмой, долгами и заложенной недвижимостью. Пожизненно должен Максу. Не бросил с проблемами, в отличии от других, провёл слияние компаний, обеспечив меня стабильно растущим портфелем акций, обеспечил гарантиями перед банками, не дав лишиться родового имения, а самое главное, оказал моральную поддержку, стал той жилеткой, в которую плакал пьяный я.

Правда, эта благодарность временно спряталась за опухшими яйцами и забыла напомнить об обещании, данном Максу и Джейку. Сквозь пробку в ушах, вызванную сумасшедшим желанием доходят крики ведущего:

– Четыре миллиона! Кто больше, господа?! Прекрасная Даяна! Ужин с ней стоит гораздо больше! Шесть миллионов! Шесть миллионов раз! Восемь миллионов! Десять миллионов! Десять миллионов раз! Десять миллионов два!

– Пятнадцать миллионов! – слышу свой голос.

– Лар, дружище! Ты обещал! – доносится с двух сторон, но это проходит какой-то дымкой, где-то стороной. Я как бык на красное, стремлюсь к сцене, забрать свою покупку, своё навязчивое желание.

– Пятнадцать миллионов раз! Пятнадцать миллионов два! Пятнадцать миллионов три! Продано господину Ларри Клейтону!

Еле сдерживаюсь, чтобы не закинуть на плечо добычу и, шлёпнув по крепкой попе, не унести в пещеру. Моя! Собираюсь заклеймить, пометить и не отпускать, пока не надоест! И это явно случиться не скоро!

Глава 2

Даяна

Не жалею, что решила помочь Дарье и поучаствовать в аукционе. Ей невозможно не помочь, слишком тяжело складывалось её счастье, слишком много дерьма она пережила и не сломалась, оставшись отзывчивой и доброй. И вот я стою на сцене, освещённая софитами, впитывающая атмосферу вечера, разбавляющую мою унылую жизнь. Тридцать шесть лет, владелица сети фитнес-клубов, бывшая жена Макаренко Антона Петровича, не сумевшая уговорить мужа на рождение ребёнка, нынешняя любовница Сергея Ивановича Корнилова, ставшая ей под давлением. Теперь просто плыву по течению, ненавидя свою жизнь, бывшего мужа, действующего любовника и всю грязь вокруг.

Как докатилась? Просто. Десять лет рыла землю зубами, строя бизнес, обеспечивая безбедную жизнь себе и Антону. В двадцать пять забеременела, но муж убедил сделать аборт, мотивируя тем, что недавно поженились, связывать себя ребёнком ещё рано, только начали поднимать второй зал и всё рухнет, как только меня прибьёт токсикоз. Дура была! Повелась! Согласилась! Что теперь об этом говорить? Сделанного не воротишь. А потом он меня продал. Продал спустя десять лет брака и сытой жизни. На прощанье сказал, что вообще не готов иметь семью, детей и жил со мной ради денег. Сильный удар по самолюбию и самооценке. Корнилов предложил ему слишком хороший выкуп, от которого эта мразь не смог отказаться.

Корнилов не стал ходить вокруг и около, а сразу заявил о своих притязаниях, пригрозив в случае отказа разрушить всю жизнь. Кто-то, наверное, начал бить себя в грудь и кричать, что лучше жить впроголодь. Наверное. Не спорю. Я не смогла бросить детище, которое растила десять лет, начиная с потного, вонючего зала в подвале многоэтажки. Двадцать четыре зала, вынянченные бессонными ночами, вылизанные между тренировками. Теперь я красивая кукла, вылепленная за два года Сергеем, терпящая его приходы три раза в неделю и смазанные, жестокие ласки, оставляющие синяки на теле. Уйти? Не выйдет, пока он сам не решит отпустить. Теневой магнат, курирующий левые группировки, подмявший под себя не один бизнес. С ним не спорят, не связываются. С ним соглашаются и уступают, надеясь, что он не решит оттяпать весь кусок, а хоть что-нибудь оставит для подержания трусов. Мне осталось смириться и не делать лишние движения. Зачем? Бесполезно. Он просто сотрёт меня с поверхности земли, не оставив никаких следов и воспоминаний.

Ведущий отстукивает молотком ценники за меня, а я заморозилась на нём. Ларри, друг и доверенное лицо Максима, мужа Дарьи. Зелёные глаза, поддёрнутые золотистыми лучами, смотрящие на меня, вытягивают душу, не позволяя отвести взгляда, светлые волосы, с чуть удлинённой чёлкой, падающей на лоб, вызывающей желание дотронуться рукой и откинуть назад, небольшая седина на висках, практически не заметная в светлой шевелюре, но я точно знаю – она есть, она должна быть. Рост где-то сто восемьдесят пять, сто девяносто против моих ста шестидесяти, мощный разворот плеч и подтянутое тело, не пропускающее еженедельные походы в спортзал. Огромное желание прижаться, потереться, лизнуть. Крикнуть «мой», прошептать «твоя», станцевать танец страсти, сплетаясь телами, содрогаясь в оргазме. Послать в прорву Корнилова, Макаренко. Хоть раз растаять от ласк, сгореть от прикосновений. Но эта птица, явно не моего полёта. А жаль.

– Пятнадцать миллионов! – глубокий баритон проникает мне в грудь.

– Пятнадцать миллионов раз! Пятнадцать миллионов два! Пятнадцать миллионов три! Продано господину Ларри Клейтону!

Он идёт к сцене с грациозностью хищника, вышедшего на охоту, а я трепещу, желая быть его жертвой. Подходит, берёт за руку, и тут же электрические разряды бегут по крови, накрывая теплом, распаляя огонь. Я чувствую, как краснеют щёки. Господи. Не краснела с девятнадцати лет. Всегда уверенная, не закомплексованная, открытая для общения, а здесь стою как подросток, слово выдавит не в состоянии.

Иду коровой на заклан, опустив голову. Эх. Не стою я пятнадцати миллионов. Прогадал ты, мужик. Купил не приятный в общении лот, а корову молчаливую.

Доведя до стола, отодвигает стул, помогая сесть. Официант разливает шампанское, и мне ничего не остаётся, кроме как заглотнуть залпом бокал. Пузырьки устремляются в мозг, расслабляя мой непьющий организм, смешивая хорошие и плохие мысли.

– Ларри Клейтон, – представляется он.

– Я знаю, – глупо улыбаюсь. – Даяна Гердц.

– Смешно. Я тоже знаю, – расплывается в широкой улыбке. – Начнём скромно, с ужина?

– Да, – соглашаюсь. – В программе вечера ещё танец.

За ужином расслабляюсь. То ли, ласкающий слух баритон с рычащими нотками, то ли пузырьки шампанского отключили кнопку стоп, но разговор потёк ровно, без зажимок. Ларри рассказывает о себе, больше о студенческих годах и жизни в Москве, я делюсь проблемами и достижениями в спорт-индустрии. Ужин плавно перетекает в танец. Он кладёт руку на спину, растопырив ладонь пошире, стараясь захватить больше площади. Вторую размещает на лопатках, притягивая к себе вплотную. Сейчас ещё больше ощущаю огромную разницу в росте, на десятисантиметровых каблуках достаю только до плеча. Никогда не ощущала себя такой маленькой.

В таком тесном сплетение кладу голову на грудь и закрываю глаза. Аромат морского бриза, свежести цитруса и чего-то ещё обещающего. В голове картинки его голого тела, накрывающего меня, лежащую на чёрных простынях в красном белье. В трусиках делается мокро, а в животе пульсирует от желания. Лар наклоняет голову и делает шумный вдох, зарываясь носом в волосы. Лёгкая судорога пробегает по спине, желая большего, чем этот танец.

– Давай сбежим? – шепчет он, пробираясь губами к мочке.

– Давай сбежим, – на выдохе шепчу ему. Я уже его. С первым вздохом. С первым прикосновением.

Глава 3

Ларри

Ни с кем не прощаясь, отправляю сообщение водителю, хватаю за руку Даяну и спешу на выход. Кажется, минуты промедления, и я взорвусь от похоти, вгрызшейся и терзающей внутренности. Меня кто-то зовёт, пытаясь отвлечь от намеченной цели, но мне похрен, не слышу никого. Уши заложило желанием и навязчивой мыслью: бежать, бежать.

Дая доверчиво следует за мной, отставая на полшага, скорее всего из-за каблуков, быстро перебирая ногами. И мне бы подумать о приличиях, замедлить шаг, подстроиться под неё, подставить локоть, а не тащить за руку, как абориген, но пульсация в яйцах, тянущая до самых кишок, не даёт быть джентльменом, заставляя прибавить шаг, таща за собой добычу.

– Верхняя одежда есть? – интересуюсь практически в дверях.

– Только сумочка, – на выдохе бросает.

– Где? – продолжаю тянуть.

– У Дарьи с документами, – не замедляется, выскакивая со мной на крыльцо.

– Она тебе не понадобиться, – отказываюсь от идеи возвращаться обратно. – Потом заберём.

Водитель ждёт у крыльца, открыв заднюю дверь. Заталкиваю Даяну, спеша смыться от посторонних глаз, и запрыгиваю сам, отдав указания везти в загородный дом. Там я появляюсь не часто, но всегда приезжаю один. Это моё лекарство, плацебо, отдушина, место, в котором нет приличной связи, денег, политики и проблем. Не знаю, зачем везу туда её, но сейчас это кажется правильным.

– Вить. Буду через пару часов, – звоню охраннику и смотрителю в одном лице. – Затарь холодильник и убери собак.

– Куда мы едем? – встрепенулась птичка.

– Домой, – обрубаю разговор, притягивая женщину к себе на колени.

– Хорошо, – шепчет в губы, оставляя невесомый шлейф фруктов и шампанского.

Её согласная немногословность подстёгивает на телесные игры в машине. На ощупь отыскиваю и нажимаю кнопку, поднимающую перегородку между водителем и салоном, провожу рукой по бедру, задирая до талии тугое платье. Чулки с кружевной резинкой, маленькие стринги, кричащие: отодвинь и трахни! Губы, такие мягкие, тёплые, влажный язычок, проскакивающий по ним. Голод берёт своё. Сжимаю голую ягодицу ладонью, набрасываюсь на губы и имею языком с маньячным напором, вылизывая зубы, нёбо, сплетаясь, подавляя. Пальцами отодвигаю трусики и ныряю в глубину, горячую и истекающую соками.

– Мокрая… – рычу, оторвавшись от губ и присасываюсь к шее.

– Мокрая… – стонет, поддаваясь на пальцы, елозя попой на коленях.

Случайный секс в машинах для меня кончился к двадцати двум годам, в тот момент, как я оброс статусом и занял определённое положение в деловом мире, но желание сделать это сейчас, вогнать член по самые помидоры, услышать крик от резкого внедрения и вбиваться, пока не сорву голосовые связки, превалировало, до зуда в конечностях.

– Предохраняешься? – хриплю, косолапо расстёгивая ремень свободной рукой.

– Таблетки, – выдыхает, не переставая насаживаться на пальцы.

Какое-то сумасшествие, но очень сладкое с перчинкой, плавящее мозг, мешающее трезво мыслить. И надо бы воспользоваться презервативом, ведь защита, это наше всё, но член упрямо диктует взять наживую, прочувствовать каждый сосуд, каждую складочку и ребристость, потереться оголённой головкой о стенки, смешать предэякулят с её секрецией.

Вытаскиваю пальцы, слыша недовольный стон, приподнимаю, направляя на дёргающийся в конвульсиях орган, и на финальной ноте машина резко останавливается, отбрасывая Даяну на противоположное сидение.

– Илья! Охренел?! – выжимаю с силой кнопку связи с водителем.

– Простите, мистер Клейтон. Женщина с ребёнком на дорогу выскочила, – рапортует Илья, обломавший весь кайф.

– Не судьба, – произносят пухлые губы, растягиваясь в улыбке.

– Придётся побыть джентльменом, – ухмыляюсь, заправляя ноющего друга в жутко тесные штаны. – Вина?

– Не откажусь, – поправляет трусики и платье, подёргивающимися от возбуждения руками.

Следующие полтора часа потягиваем вино, ведём светские беседы, посматриваем на часы, отсчитывая и торопя минуты.

– Красивый дом. Брутальный, – Даяна держится за дверь машины, осматривая мою избушку.

Избушка, конечно, слабо сказано. Двухэтажный дом на двести пятьдесят квадратов из оцилиндрованного бревна, с приземистой крышей, искусственно засаженной мхом, в окружении сосен и голубых елей. Для релакса я предпочитаю дерево, натуральные материалы и никаких клумбочек, стриженных кустарников, и выверенных по линейке дорожек. Только газон, хвоя, камни и грубые скамейки из распилов.

– Мне тоже нравится, – подхватываю на руки и несу в свою берлогу.

Холл встречает натёртыми до блеска мраморными полами, приглушённым освещением и очень удобной стеной, к которой подпираю птичку, обхватывая под попу. Дая схватывает на лету, обвивает меня ногами и трётся промежностью через брюки о каменный стояк. До спальни терпеть не собираюсь, тридцать шесть ступеней до второго этажа, слишком много в моём состоянии. Дружок уже измученно стонет, отказываясь приходить в расслабленное, спокойное состояние. По тому, как птичка сжимает меня бёдрами, делаю вывод, что она не против быстрого перепиха у стены. Освобождаю из плена член, отодвигаю мокрые трусики и прохожусь несколько раз головкой по промежности, размазывая стекающие соки.

– Скажи, – требую, сдерживая порывы опуститься ниже. – Скажи!

– Хочу тебя, – стонет, упираясь лбом в плечо.

Насаживаю на всю длину, выбивая воздух и сдавленный стон, замирая, успокаивая семенную жидкость, радостно устремившуюся на выход. Не могу позволить себе кончить через две секунды, как пятнадцатилетний юнец, потрогавший первый раз соседскую сиську. Вдавливаю всем весом в стену, обездвиживая, ловя грудью взбесившееся дыхание, борясь с мутью в глазах. Сейчас уже жалею, что не добрался до спальни, вата вместо ног грозит не выдержать нас в вертикальном положении. И свалить бы на возраст, но в свои сорок шесть я двадцатку с лёгкостью пробегаю, с пульсом на финише девяносто шесть и дыханием, как после пары лестничных пролётов. А проблема вся в ней. Чувствую, как высасывает силы, порабощает с каждым ударом внутри, с каждым спазмом, сдавливающим член.

Закрываю глаза, проталкиваю в лёгкие воздух и поддаю бёдрами, ускоряясь от каждого стона. На долго терпения не хватает, поэтому тупо вдалбливаюсь, не заботясь об удовольствие птички. Механические движения, до дрожи в ногах, до зуда в позвоночнике. Я весь ушёл в силу трения, подстанывая, рыча. Никогда не любил громкий секс, а сейчас само из груди вылетает, смешиваясь с влажными шлепками, глухими ударами о стену и женскими стонами, переходящими в крики. Давно у меня не было такого звонкого марафона. Давно мой член не бился в припадке, изливаясь в тесную киску.

Глава 4

Даяна

Я действую, как управляемая кукла. Мой мозг, способный решать сложные задачи в экстренных ситуациях, стёк куда-то вниз живота, давя на матку и требуя качественного трения, для получения разрядки. Сколько я уже без оргазмов? Лет пять? И раньше не изобиловало, но последние годы муж не старался, а на Сергея не стояло. И вроде как, можно было потрудиться душем, или руками, вибратором в конце концов, но самоудовлетворение никогда не входило в мои приоритеты. Зачем глотать сахарозаменитель, если где-то продаётся плитка шоколада для тебя. Нужно только освободиться, потратить время на поиски и вгрызться зубами, постанывая от удовольствия.

И вот сейчас я следую за своей шоколадкой, сглатывая слюни и почёсывая зубы языком. Надо бы включить думку, но мозг кайфует в животе, отказываясь исполнять свою прямую функцию, а ноги послушно передвигаются за тянущей рукой.

– Верхняя одежда есть? – просачивается в уши.

– Только сумочка, – зачем-то говорю глупость.

– Где? – сдалась ему эта сумочка?

– У Дарьи с документами, – на автомате произношу.

– Она тебе не понадобиться, – конечно. Зачем мне какая-то сумочка, когда я в руках самого сексуального мужчины.

В машине всё искрит от похоти, проскальзывающей между нами. Движение рукой, и я у него на коленях, пульсирующей плотью ощущаю возбуждение во всей красе. Сдержанность, отсутствие импульсивности всегда были моим коньком, но я елозию по стояку, как течная кошка, пытаясь унять зуд между ног.

– Мокрая… – рычит мой сладкий десерт, просовывая пальцы.

– Мокрая… – отвечаю, вдавливаясь сильнее.

Эти движения внутри, сносят крышу, толкая меня на призираемый раньше машинный секс. Движения резче, амплитуда больше, во мне уже не один, а по ощущениям три пальца. Ещё немного, и низ живота взорвёт, разбив вдребезги мозг, притаившийся совсем рядом.

– Предохраняешься? – словарно домогается находящийся между моих ног мужчина.

– Таблетки, – выдыхаю на стоне, но хочется крикнуть: Не тормози, придурок! Вставь по самые яйца! Уйми зуд, сводящий с ума!

Но я же леди. Леди не пристало так выражаться. Леди должна скромно помахать ресницами, опустить глазки до обозрения кончиков туфель, слегка надуть губки и внятно, но не громко отвечать на вопросы. Это в уме мы можем давиться пошлостями, так, что внутренности краснеют от стыда, а снаружи мы белые и пушистые.

Я уже чувствую огненную головку, трущуюся о промежность, надо всего лишь податься вперёд и опуститься, затягивая внутрь твёрдую плоть… Какая-то сила отбрасывает меня назад, плюхая задницей на сиденье и ударяя затылком о переборную панель, отделяющую от свидетеля нашего сумасшествия. Может водитель и привык к стонам обслуживающего персонала, но меня его голос отрезвляет, заставляя поправить платье и остаться сидеть, напротив.

– Не судьба, – натягиваю улыбку.

– Придётся побыть джентльменом, – соглашается ухмыляясь. – Вина?

В теле всё ещё лопаются от счастья пузырьки шампанского, но я соглашаюсь пропустить пару бокалов, стимулирующих светскую беседу. И не важно, что мысли направлены совсем не в деловую сферу, темы для разговора всё равно находятся.

– Красивый дом. Брутальный, – осматриваю громоздкий, бревенчатый сруб, смягчённый панорамными окнами и голубыми елями, распушившимися под солнечными лучами, прорезающими верхушки многолетних сосен.

– Мне тоже нравится, – двусмысленный ответ, но судя по тому, что я оказываюсь на руках, фраза относилась ко мне.

Зелёные глаза с золотистыми проблесками пожирают, затягивая в глубину не моего сознания. Интерьер я не вижу, только голод, заводящий меня сильнее, шумное дыхание, увеличивающее объём лёгких, крепкие руки, тянущие кверху за задницу и морской бриз со свежими нотками цитруса, проникающий в нос, дразнящий восприятие.

– Скажи, – влажное поглаживание разбухшей головкой, дразнящее плоть. – Скажи!

– Хочу тебя, – умоляю закончить экзекуцию и сделать наконец из меня сегодня женщину, счастливую, удовлетворённую, довольную именно этой жизнью.

Спасительное давление, резкая подача, сдавленный стон, нехватка воздуха и пять секунд до взрывного оргазма. Но Ларри замирает, прижав к стене, мешая двигаться, натягивая нервы в тетиву, дребезжащую от напряжения в животе. Кажется, я слышу удары его сердца, или моего, бьющего по ушам, рваное дыхание, с трудом просачивающееся в лёгкие, пульс, в месте прикосновения внутри меня. Рык, или стон от первого скольжения, и звонко лопающиеся нити, накрываемые оргазмом. Каждую клеточку пробивает разрядом, затапливая с головой. Любовь с первого взгляда? С первого поцелуя? С первого нашего секса у этой стены, клеймящего, присваивающего, порабощающего?