Текст книги "Детский сад, штаны на лямках"

Автор книги: Люся Лютикова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Я же говорю, у них постоянно друзья-собутыльники ошиваются.

– Но… – я не находила слов, – там… там невозможно жить! Где же девочки спали?

– У них детские кроватки были, им Самсоновы из второго подъезда отдали. Ну, а когда Машу и Марину забрали, Серега эти кровати кому-то загнал. Пропили, в общем.

Информация не укладывалась у меня в голове, я принялась судорожно листать дело Яичкиных.

– Подождите, у меня написано, что оба родителя работают, а мать так вообще педагог по образованию.

Раиса Максимовна усмехнулась:

– Из Майки такой же педагог, как из меня стюардесса. Да и чтобы окончить пединститут в Жмеринке, не нужно быть семи пядей во лбу. А работают они по месяцу или два, устраиваются куда-нибудь, а потом их увольняют за прогулы, по полгода сидят без копейки. Сейчас работает только Сергей, дворником в нашем домоуправлении, зимой мало охотников на эту должность, снег-то тяжело убирать. Думаю, его скоро выгонят, он лопату еле держит, руки дрожат…

Я вспомнила опухшее лицо Майи Ивановны Яичкиной. Сразу я не отметила, а теперь припоминаю: под глазом у нее был синяк – уже сходящий, желто-лиловый. Невозможно представить это отупевшее лицо в институтской аудитории, за учебниками и конспектами, а ведь она получила высшее образование всего семь лет назад.

– Как же люди скатываются в такую пропасть? – подумала я, но, оказывается, не подумала, а спросила вслух.

– Потихоньку, шаг за шагом, – откликнулась Раиса Максимовна, – пока однажды не доходят до самого дна. У Яичкиных как получилось: сначала выпивал только Сергей. Пил по чуть-чуть, но каждый день. Ходил веселый, на гитаре играл. Постепенно доза увеличивалась, он стал озлобленный, поколачивал жену. Майка начала выпивать с мужем за компанию, может, чтобы ему меньше доставалось, так и сама втянулась. Денег на водку не хватало, они начали продавать вещи, мебель, посуду. Детей вот только не успели продать… Ох, что водка-то с людьми делает! Не приведи господь такую беду пустить в дом!

Мой чай остыл, я отхлебнула холодную жидкость и выразительно скривилась, надеясь, что Раиса Максимовна вспомнит о своих обязанностях хозяйки. Однако пенсионерка, поглощенная рассказом, не замечала моих ужимок.

– Я тут на днях видела Майку, она боком повернулась, я прямо обомлела: батюшки-святы, да она снова беременна! И живот уже большой, рожать скоро. «Кого ждешь?» – спрашиваю. – «Мальчика, – отвечает. – Если родится мальчик, завяжу с выпивкой. Вообще-то я могу в любой момент завязать, я не алкоголичка вовсе, просто иногда выпиваю, чтобы поднять настроение». Представляете?! Для настроения она выпивает! Да таких стерилизовать надо! Принудительно!

– Скажете тоже. Принудительная стерилизация – это фашистский метод.

– Да они и есть фашисты! – вскричала старушка. – Яичкины хуже фашистов для своих детей! Под Старый новый год Машенька чуть не замерзла во дворе! Как она там очутилась – непонятно, она одна на улицу не выходит, только вместе с Мариной. Вы представляете: время – два часа ночи, а трехлетняя девочка голышом на морозе стоит?! Да она в одну секунду в сосульку превратилась! Хорошо, что кто-то из жильцов шел домой, увидел ее и полицию вызвал. А если бы никого рядом не оказалось? Умерла бы малышка, маленький ангелочек, от переохлаждения.

Раиса Максимовна опять принялась всхлипывать и вытирать слезы кухонным полотенцем. А мне стало понятно, почему инспектор Махнач так поспешно, в первый рабочий день января, изъяла девочек из семьи. В полиции наверняка завели на Яичкиных уголовное дело, бумагу спустили в отдел опеки и попечительства, и чиновница обязана была принять меры. Спасая собственную шкуру, она обставила все так, будто это была ее инициатива – лишить Яичкиных родительских прав. Именно поэтому в личном деле нет упоминания о том, что Машенька попала в полицию.

Попрощавшись с хозяйкой, я вышла на улицу. Погода была собачья: холодно, к тому же разыгралась метель. Снег мокрыми хлопьями хлестал в лицо, так и норовя забиться в глаза.

Настроение у меня было под стать погоде. Первые же кандидатуры на роль убийц с треском провалились. Вряд ли Яичкины ненавидели чиновниц соцзащиты до такой степени, чтобы убить их. Возможно, они вообще не заметили отсутствие дочерей в квартире. И уж наверняка Яичкины были только счастливы сбагрить на государство детей, которые отвлекали их от основного занятия – выпивки.

Мне вспомнилось мое детство, которое прошло на другом конце этого города, но в точно такой же «хрущевке». Я жила на пятом этаже, у нас вечно протекал потолок, а на первом этаже обитала многодетная неблагополучная семья. Вернее, тогда это выражение – «неблагополучная семья» – было не в ходу, жители подъезда именовали многодетных «цыгане», хотя они были самые что ни на есть русские.

Семья была большая, поэтому государство выделило ей две квартиры – «двушку» и «трешку». Двери в квартиры никогда не закрывались, дети сновали туда-сюда с кастрюлями, грязными тарелками и чайником. Подсчитать количество «цыганят» не представлялось возможным, я не могла их различить, они все были какие-то одинаковые: тихие, худенькие, в застиранной одежде с чужого плеча.

Родители были пьющие, частенько устраивали скандалы и драки. Но никому из соседей и в голову не приходило настучать в компетентные органы, чтобы детей отправили в детский дом. Все понимали: какие ни есть родители, а жить с ними все-таки лучше, чем в приюте.

Как только младшему ребенку исполнилось восемнадцать лет, к «цыганам» пришел слесарь из ЖЭКа и срезал в квартире батареи. Электричество им отключили давно, потому что они уже лет десять не платили за коммунальные услуги. Их также отрезали от стояков с горячей и холодной водой, но отец семейства, в далеком прошлом мастер на все руки, каким-то образом смог провести из подвала в квартиру холодную воду. Из всех благ цивилизации «цыгане» на законных основаниях пользовались только канализацией. Так они продержались еще пару лет, а потом продали жилье и уехали в неизвестном направлении. Что с ними стало, никто не знает.

Натянув поглубже капюшон, я двинулась к автобусной остановке, на ходу размышляя о том, каким образом место влияет на судьбу человека. Вы замечали, что алкоголики и прочие деклассированные элементы чаще всего обитают на первых этажах? Может быть, в период своего расцвета они живут выше, но в конце жизненного пути неизменно скатываются ближе к подвалу.

Возможно, существует какое-то «проклятие первого этажа»: кто там оказывается, сбивается с пути истинного.

Глава 16

Через всю Электросрань проходит железнодорожная ветка, разделяя город на две неравные части. Первая часть включает в себя микрорайоны «Северный», «Южный», «Западный» и «Центральный», практически это весь город. Вторая часть – это микрорайон «Восточный», который у населения больше известен как «та сторона».

– Где ты купила шарфик?

– В универмаге на той стороне.

Поразительно, но даже те, кто живет на «той стороне», все равно называют этот район «та сторона». Наверное, так действует на сознание авторитет большинства.

Школьницей я регулярно ездила на «ту сторону», в бассейн «Кристалл», где у нас проходили уроки физкультуры. В советские годы туда можно было добраться только на одном автобусе, четвертом номере. «Четверка» ходила редко, была битком набита и подолгу стояла перед железнодорожным переездом, пропуская электрички и товарные поезда, так что сомнительное удовольствие, получаемое от таких поездок, навсегда отбило у меня охоту кататься на другую часть города.

Анна Николаевна Корягина, которую я решила навестить, жила как раз на «той стороне», на Юбилейной улице. Я с ужасом представляла себе часовое ожидание автобуса на двадцатиградусном морозе, однако жизнь преподнесла мне приятный сюрприз. Хвала создателю маршруток! Этот замечательный представитель общественного транспорта, пусть и с грязными боками и пропахшим бензином салоном, за десять минут домчал меня до Юбилейной улицы и даже остановился около нужного дома.

Панельные дома серии КОПЭ, чьи фасады украшены разноцветной плиткой, выглядят весело даже в плохую погоду. Очевидно, дом был построен относительно недавно, не больше десяти лет назад. Я подошла к третьему подъезду и набрала на домофоне номер квартиры. Сразу же ответил мужской голос:

– Кто?

– Здравствуйте, я…

Мужчина не дал договорить:

– Проходите, тринадцатый этаж.

Поднимаясь в лифте, я вдруг вспомнила: судя по документам, ребенка у Анны Корягиной забрали, но родительских прав ее не лишили. Почему? Возможно, мне удастся получить ответ на этот вопрос.

В квартиру звонить не понадобилось, мужчина уже поджидал меня около двери. Лет сорока, грузная фигура, с бородой, в сером спортивном костюме. Он так нетерпеливо переминался с ноги на ногу, будто я ехала на лифте не с первого этажа, а из самой Москвы.

– Вы из агентства недвижимости? – уточнил он.

– Ну, я… – Я уже поняла, что в моем щекотливом расследовании надо пользоваться любым случаем, чтобы узнать хоть какую-то информацию, поэтому ответила обтекаемо: – Мне нужна сто сороковая квартира.

Мужчина укоризненно заметил:

– Вы опоздали, мы договаривались на двенадцать часов. А я ведь предупреждал, что сегодня уезжаю из города! Проходите в квартиру. И вытирайте ноги!

Я тщательно вытерла сапоги о тряпку, брошенную в прихожей, и двинулась вслед за мужчиной. Это была типовая «двушка», довольно компактная, для большой семьи тесновата, но для матери с одним ребенком – в самый раз. Я недоумевала: если Анна Корягина жила тут вдвоем с дочерью, то кто этот мужик, который ведет себя по-хозяйски?

Мужчина распахнул дверь маленькой комнаты:

– Вот, смотрите.

Я заглянула в комнату. Окно выходило на юг, поэтому в комнате было много света. На двенадцати метрах помещался диван, кресло, шкаф-купе и несколько книжных полок. Я заметила на стене крепеж под маленький телевизор, но он пустовал.

– Мебель хорошая, почти новая, – бойко частил мужик. – Кресло раскладывается, получается второе спальное место. Мебель я оставляю, и постельное белье, и полотенца, и посуду, будете жить на всем готовом.

На книжных полках стояли преимущественно детские книги. Я подошла к шкафу, отодвинула дверцу, оттуда посыпались куклы и плюшевые зайчики.

– Игрушки можете выкинуть. Они остались от… – мужик на секунду запнулся, – от прежних жильцов.

Значит, Анна с дочкой снимали эту квартиру? Свету забрала опека, а куда делась мать?

Я напустила на лицо выражение легкого любопытства:

– Кто тут жил?

– Женщина с ребенком. Очень чистоплотная, как видите, комната в идеальном состоянии.

– А почему она съехала?

– Уехала в другой город, к родственникам.

– Что же игрушки не взяла? И книжки оставила.

– Почем я знаю, – сердито отозвался собеседник, – значит, не нужны они ей. Пойдемте смотреть места общего пользования.

Туалет и ванная не произвели на меня впечатления: старая, кое-где потрескавшаяся плитка на стенах, пожелтевшая от времени сантехника. Однако мужик горделиво заметил:

– Ванная в отличном состоянии, есть горячая и холодная вода, смесители не протекают. Мыться – одно удовольствие!

Зайдя на кухню, от неожиданности я вздрогнула: там сидел человек. Пожилой мужчина неопрятной наружности, как будто потерявшийся в этом мире, так обычно выглядят вдовцы. Я поздоровалась, он молча кинул.

Мой провожатый зашептал на ухо:

– Сосед, тихий пенсионер, рано ложится, поздно встает, с ним не будет никаких проблем.

– Так это коммуналка? – удивилась я.

– Ну да, коммуналка, – раздраженно ответил мужик, – я сдаю комнату. А вы что, на квартиру рассчитывали? Вам же в агентстве должны были объяснить!

Долгие годы я снимала жилье в столице, повидала немало квартирных хозяев и уже с первой минуты общения могу определить, что за человек передо мной. В частности, у этого мужика я ни за какие коврижки не стала бы арендовать жилье – себе дороже выйдет. Во-первых, он жлоб, это видно сразу, за копейку удавится. Плату будет повышать регулярно, обосновывая это высокой инфляцией в стране, а то и просто безо всяких обоснований. Если сломается смеситель в ванной, ни за что не купит новый, придется менять за свой счет. А если найдет, кому сдать жилье дороже, не раздумывая ни секунды, выкинет тебя на улицу. Наверное, с Анной Корягиной он именно так и поступил. Даже не дал женщине собрать вещи.

– Так вам нужна комната? – настаивал мужик.

Я решила потянуть время, авось, удастся узнать что-нибудь об Анне.

– А какие условия?

– Условия – шоколадные, – сахарно улыбнулся хозяин, – в месяц платить всего пятнадцать тысяч рублей. Само собой разумеется, за коммунальные услуги отдельно. Я сам в другом городе живу, поэтому беру предоплату за полгода. И еще плата за один месяц в качестве залога. Вы тут полная хозяйка останетесь.

Я прикинула: больше ста тысяч за раз вынь да положь! Ничего себе «шоколадные условия»! Вообще-то за пятнадцать тысяч рублей сегодня спокойно можно снять комнату в Москве, не то что в этой дыре. Не могу поверить, что мужик всерьез рассчитывает найти жильцов.

– А залог зачем?

– Как зачем? А вдруг вы комнату обчистите и сбежите?

– Куда же я сбегу, если за полгода вперед заплатила?

Хозяин обозлился:

– Условия не обсуждаются, хотите – снимайте, а нет – насильно заставлять не буду!

Мне надоело ходить вокруг да около.

– Имя Анны Николаевны Корягиной вам что-нибудь говорит?

Мужчина изменился в лице.

– Нет, впервые слышу.

– Неубедительно врете. Эта женщина раньше жила здесь, в этой квартире, она снимала у вас комнату.

– Впервые слышу, – твердил мужик. – Никакую комнату я никому не сдавал и сдавать не собираюсь. Вы что-то путаете.

– Не бойтесь, я не из налоговой.

– А я и не боюсь. Да я вообще из Орловской области, в этом городе у меня никакой недвижимости нет! Если хотите, проверяйте через регистрационную палату!

Я хлопнула себя по лбу: вот дурында-то! При аренде квартиры первое дело – поинтересоваться у хозяина документами на жилплощадь. А то ведь вполне может оказаться, что вы отдадите денежки совсем не тому человеку, который владеет недвижимостью. У меня так подруга Женька «попала». Сняла «однушку» у женщины, вполне приличной на вид. Заплатила за два месяца вперед, едва успела перевезти свои вещи, как на пороге квартиры возник мужчина. Дверь он открыл своими ключами. Мужчина представился владельцем квартиры и предложил вызвать полицию, чтобы выяснить, что Женька делает на его собственности.

– Мне эту квартиру женщина сдала! – доказывала Евгения. – Пухленькая блондинка, волосы вьются, в очках!

– А, эта! – махнул рукой хозяин. – Это моя бывшая жена, она только зарегистрирована здесь, все руки не доходят ее выписать. Она не имела права сдавать вам мою квартиру. А я, знаете ли, совсем не горю желанием делить свое жилище с посторонним человеком. Так что попрошу на выход!

– Тогда отдавайте деньги! Плату за два месяца!

– Спрашивайте с того, кому заплатили, – резонно ответил мужчина. – Я не общаюсь с бывшей супругой, кстати, она мне самому кучу денег должна.

Женька бросилась в полицию. Но в процессе разбирательств выяснилось, что она не взяла у блондинки расписку в получении денег, так что дело о мошенничестве пришлось закрыть. Думаю, шустрая семейка до сих пор работает на пару и уже успела обуть не один десяток съемщиков.

Вот и этот мужик такой же прохиндей. Узнал, что хозяйка комнаты уехала, и решил по-быстрому срубить «капусты». Но только почему Анна скрылась? И куда?

– Мне нужно только знать, куда уехала Корягина, дайте адрес.

– Ничего не знаю, – твердил мужик.

– Не даст он вам адрес, – вдруг вмешался в разговор сосед-пенсионер. Голос у него оказался скрипучий, как старое рассохшееся дерево. – С этой просьбой теперь в другую инстанцию надо обращаться.

– В какую же?

– Да вон туда, – старик указал на потолок.

– Куда? – не поняла я.

– К Господу Богу.

До меня по-прежнему не доходило.

– Анна ушла в монастырь? – предположила я.

– Нет, – проскрипел сосед, – она покончила с собой.

Глава 17

Несколько секунд я ошарашенно пялилась на пенсионера, потом спросила:

– Вы шутите?

Старичок обиделся:

– Внученька, в моем возрасте такими вещами не шутят.

– Женщина, – встрял квартирный прохиндей, – если вы не собираетесь снимать комнату, освободите помещение.

Я даже не удостоила его взглядом. В этот момент зазвонил домофон, очевидно, это пришли настоящие арендаторы, и мужик поплелся открывать дверь.

– А ты зачем Анюту ищешь? – полюбопытствовал пенсионер.

Я сориентировалась быстро:

– Мы учились в одном классе, у нас в школе будет вечер встречи выпускников, я хотела ее пригласить.

По паспорту Анна Корягина была моложе меня на восемь лет, но я надеялась, что старичок с высоты своего возраста не заметит разницы. Так оно и вышло. Пенсионер грустно закивал головой:

– Ну да, ну да… без нее, значит, будете праздновать…

– А что Аня с собой сделала?

– Из окна выбросилась.

– Когда это случилось?

– В прошлый вторник как раз сорок дней было, я поминал ее.

Выходит, Анна Корягина не могла убить Махнач и Прудникову. Я вздохнула: количество подозреваемых сокращается буквально с каждым часом. Ох, боюсь, в конечном итоге расследование приведет меня к Ленке Алябьевой!

– Что же толкнуло ее на этот шаг?

– Горе, – отозвался старик. – Органы опеки забрали у нее дочь, вот она и не выдержала.

– Почему же Аня не боролась за ребенка? Ведь девочку можно было вернуть! Ну, не знаю, собрать справки, обратиться в суд, нанять адвоката! Надо было бороться!

Собеседник махнул рукой:

– Никудышный из Анютки был борец. Она же с трудом ходила, какая-то страшная болезнь с суставами, постоянно нужно покупать дорогие импортные лекарства, да и те толком не лечат, только дают временное облегчение. С дочкой-то она еще хоть как-то передвигалась, в сад ее водила, гуляла, а уж когда ребенка у нее забрали, на нервной почве совсем слегла. Только до туалета доползала. Да и вот до окна дотянулась.

– Ей и тридцати не было, – воскликнула я, – откуда взяться болезни?

– А что, в больницах только старики да старухи лежат? – усмехнулся пенсионер. – Болезни – они никого не щадят, ни старого, ни малого. На работу ее из-за ног не брали, а инвалидность государство ей не давало. Сейчас распоряжение вышло: сократить количество инвалидов в стране. В бюджете нет денег, всем на пенсии не хватает, вот и приказали: новых инвалидов не назначать, а старым понизить группу, чтобы совсем копеечную пенсию платить, может, они заодно побыстрей все передохнут.

Я безмерно удивилась:

– Что еще за приказ? Какой номер закона?

Старичок смерил меня долгим взглядом и проскрипел:

– Нет никакого номера. Ты, внучка, вон какая дылда вымахала, а прямо как маленькая. Конечно, это было устное распоряжение, передали по своим каналам, от начальника к подчиненным. Ежели в каком регионе много инвалидов набирается и он много денег из бюджета выкачивает, то президент того губернатора увольняет и нового назначает. Программу «Время» смотришь? Там как раз такое показывают.

Очевидно, в голове у пенсионера образовалась мешанина из телевизионных новостей, слухов и собственных мрачных домыслов.

– Я уж жду не дождусь, когда помру, чтобы этого безобразия не видеть, – продолжал старик. – Зачем с фашистами воевали, зачем БАМ строили, зачем целину поднимали? Чтобы кругом процветало воровство и беззаконие? Быстрей бы уж помереть. Может, на том свете Антонину встречу, жену мою покойную. Она мне часто снится, стоит, улыбается и молчит, а иногда ветку сирени протягивает, уж больно любила она сирень-то. Раньше ведь как считалось: что бога нет. А теперь по телевизору говорят, что есть жизнь после смерти. Ты-то как думаешь, врут или нет?

– Понятия не имею, – пожала я плечами. – В любом случае дай вам бог узнать это как можно позже. Здоровья вам!

– Мне-то оно зачем, – сварливо проскрипел пенсионер, – вот Анюте здоровье бы пригодилось. Одна ребенка поднимала, святая женщина, никто ей не помогал! Бывший муж даже алименты не платил. Он индивидуальный предприниматель, оформил справку, что никакого дохода не имеет и взять с него нечего.

Я навострила уши: бывший муж? В личном деле Анны Корягиной не фигурирует никакой муж. Ленка Алябьева поступила прямо: в свидетельстве о рождении ее сына в графе «отец» стоит прочерк. А в свидетельстве о рождении Светочки Корягиной указаны имя и отчество отца – Корягин Александр Андреевич, но я отчего-то решила, что они записаны со слов самой Анны. Многие матери-одиночки так делают – выдумывают папашу, чтобы документ выглядел прилично, «как у всех». Но, оказывается, Анна действительно когда-то была замужем.

– Ей следовало обратиться в суд с просьбой назначить алименты в фиксированной сумме, – заметила я.

– Чего теперь-то рассуждать, – досадливо отмахнулся старик, – задним умом все крепки. Да и не могла Анютка по судам таскаться, говорю же – ноги едва слушались. И денег на адвокатов не было. И что суд, разве суд ей деньги даст? Деньги с должников выбивают судебные приставы. А судебных приставов тоже надо тормошить. Ходить туда, глаза им мозолить, жалобы писать, тогда они, может, и почешутся. В этой битве последнее здоровье потеряешь.

Полностью прав пенсионер, полностью! В отношении алиментов российское законодательство абсолютно не продумано. Такое впечатление, что законы писали алиментщики и цель их была – максимально облегчить собственную участь.

Сейчас ведь как? На бумаге все красиво: алиментами облагается любой доход человека по трудовым и гражданско-правовым договорам. Но на практике бывшая жена должна сама узнавать о доходах мужа, обращаться в службу судебных приставов и требовать, чтобы с этих конкретных сумм были отчислены алименты.

Но вот как, как обыкновенная женщина может узнать, что бывший супруг устроился на вторую работу? Или что он продал квартиру? Или что выиграл в лотерею миллион долларов? Третьим глазом она это увидит, что ли? Так ведь далеко не у всех есть дар ясновидения.

Отсюда и злоупотребления. Мужики не спешат докладывать бывшим половинам о своем выросшем материальном благосостоянии, искренне полагая, что те на их копеечные алименты успевают и на Кипре отдохнуть, и норковую шубку к сезону обновить, и ребенка на учебу в Англию отправить.

Я убеждена, что женщина не должна, как ищейка, следить за бывшим супругом и вынюхивать, где он работает и какая у него зарплата. Ее дело – воспитывать ребенка, и кстати, тоже работать, потому что алименты идут исключительно на отпрысков.

Я, Люся Лютикова, предлагаю простой до гениальности способ, как сделать так, чтобы отцы платили своим детям алименты до копейки.

В цепочку «бывшая жена – бывший муж», где женщина заведомо находится в бесправном положении, следует включить государство, у которого есть реальная власть.

Значит так, механизм такой. После развода женщина получает на руки решение суда: «25 % дохода гражданина Пупкина, ИНН такой-то, отдавать гражданке Пупкиной, ИНН такой-то, до совершеннолетия их совместного ребенка». С этой бумагой она идет в налоговую инспекцию, где оставляет свои банковские реквизиты для перевода денег. Всё! Дальше начинает работать государственная машина.

Налоговая инспекция автоматом перечисляет на ее счет 25 % от всех доходов бывшего супруга. Немаловажная деталь – отчисления должны идти из бюджета. А задача мужа – вернуть государству эти деньги. Не вернул вовремя – начисляются пени. Просрочил три месяца – не выпустят за границу. Не платишь полгода – добро пожаловать в тюрьму. При этом уголовную ответственность за невыплату алиментов предлагаю ужесточить.

Понимаете, в чем суть? Одно дело – скрываться от слабой женщины с ребенком, и совсем другое – попасть в долговую яму к государству, которому пустить человека по миру – раз плюнуть. Вот увидите: они будут платить алименты с опережением графика!

Идея моя замечательная, мне за нее надо дать Государственную премию, вот только есть одно «но»: никогда такой закон Дума не примет. А знаете почему? Потому что 99 % депутатов, которые в ней заседают, – это мужики, которые либо уже платят алименты, либо рискуют в любой момент начать их платить. Вы когда-нибудь видели, чтобы волки голосовали за отмену дармовой зайчатины? То-то же.

Впрочем, вернемся к реальности.

– За что органы опеки забрали у Ани дочку? – спросила я.

– А шут их знает. Я за Анютой никакой провинности не замечал, мать она была образцовая. Денег у нее было в обрез, это правда, сама она дешевыми макаронами питалась, но для ребенка и курицу варила, и сыр покупала, и творог. И обязательно фрукты! Раз в день давала то яблоко, то грушу, то апельсин. А как же, ребенку нужны витамины. Девчонка у нее ласковая была, воспитанная, слова грубого не скажет. И одевалась всегда чисто. У Анюты стиральной машины не было, стирала она руками, тяжело ей было стоять, так она приспособилась: брала две табуретки, на одну ставила тазик, а на другую сама садилась и стирала потихонечку. Хорошая она была мать, ничего плохого про нее сказать не могу.

– Неужели инспектор отдела опеки и попечительства с вами не побеседовала? Ведь вы, как никто другой, знали Анну! Почему не учли ваше мнение, когда забирали ребенка?

Старик горько усмехнулся:

– Мое мнение уже давно никто не учитывает. Мы, пенсионеры, к этому привычные. Не отстреливают нас в собесе – и на том спасибо.

Я вспомнила характеристику, которую Анне Корягиной выдала заведующая детским садом, и вздохнула:

– Столько всего на Аню навалилось, не удивлюсь, если с горя она начала выпивать…

– Ни капли! – воскликнул дедок. – Почернела вся, исхудала, выла в своей комнате, как раненый зверь, а ни капли спиртного не выпила. Я уж ей говорил: «Выпей водочки, внучка, может, полегчает, глядишь – поплачешь, сердце-то и растопится», – а она ни в какую. Не могу, говорит, пить, душа спиртного не принимает. И когда из окна падала, тоже трезвая была как стеклышко, это экспертиза подтвердила.

Мимо кухни прошествовал квартирный махинатор в сопровождении девушки в светлой дубленке.

– А это что за гусь?

Собеседник нахмурился.

– Анютин то ли троюродный племянник, то ли четвероюродный дядька. Короче, седьмая вода на киселе. Как узнал, что Анютка померла и комната освободилась, примчался сюда из Орловской области квадратные метры сдавать. А где он был, когда ей с дочкой нужна была помощь, когда они от голода пухли?

Я ухватилась за последнюю фразу:

– Так все-таки получается, что девочка голодала? Значит, правильно опека ее забрала?

– Ничего не правильно! – разгорячился старичок. – Если женщине с ребенком трудно, то государство должно ей помочь, а не отбирать самое дорогое! Почему Анютке инвалидность не давали? Или, если уж ее признали здоровой, почему не помогли на работу устроиться? Что чиновники сделали, чтобы облегчить ей жизнь? Только набросились, как шакалы!

Пенсионер разволновался не на шутку, я чувствовала – еще минута разговора о бывшей соседке, и его хватит удар. Чтобы не доводить дело до «скорой», я поспешно попрощалась.

В коридоре троюродный племянник заливал девушке о «шоколадных условиях». Я улыбнулась ей и сказала:

– В комнате разлита ртуть, если будете там жить, заработаете рак.

Девушка изменилась в лице.

– Это наглая ложь! – завопил племянничек. – Да эта женщина вообще никакого отношения к квартире не имеет!

– Он, кстати, тоже, – парировала я, – проверьте у него документы на жилплощадь.

И с чувством выполненного долга я вышла на лестничную площадку. Пустячок, а приятно!