Текст книги "Энни из Грин Гейблз"

Автор книги: Люси Монтгомери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Люси Монтгомери
Энни из Грин Гейблз

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес

Глава 1. Сюрприз для Миссис Линд

Миссис Рейчел Линд проживала как раз недалеко от того места, где главная дорога Эвонли спускается в небольшую лощину, обрамленную ольховыми деревьями и кустарником, обильно усыпанным серёжками. Лощина эта пересекается ручьём, берущим своё начало в лесах старого Катберта. В верхнем течении водный поток – довольно бурный и, пока проходит через леса, изобилует водопадами и омутами, хранящими свои мрачные тайны. Но к тому времени, когда он спускается в лощину миссис Линд, это уже спокойный, «благопристойный» ручеёк с приятными манерами… Ибо даже ручей не мог бы миновать дверей миссис Линд, не отдав дань этикету! Вероятно, он прекрасно осознаёт, что миссис Линд, сидящая у окна, не спускает зорких глаз со всего движущегося, будь то ручей или ребенок; и уж если что-нибудь – не на месте, или появляется нечто необычное, – не успокоится до тех пор, пока не выведает «что», «зачем» и «почему».

В Эвонли и за его пределами предостаточно людей, которым удается прекрасно вникать в дела соседей за счет пренебрежения своими собственными; миссис Рейчел Линд же всегда являлась одним из тех способных созданий, которые извлекают выгоду даже из своих проблем и проблем ближнего своего! Она – живой пример для других домохозяек; работа её всегда выполнена и выполнена на все «сто». Эта достойная леди возглавляет швейный кружок, помогает в работе воскресной школе и слывёт «надеждой и опорой» обществ Поддержки Церкви и поборников Иностранной Миссии. И она ещё, помимо всего прочего, находит уйму времени для того, чтобы часами нести дозор у кухонного окна, обрабатывая стёганые одеяла, подбитые хлопковой тканью. «Она уже обработала шестнадцать (!) одеял», – благоговейно шепчутся домохозяйки в Эвонли. Всё это не мешает ей не спускать глаз с главной дороги, что пролегла через ложбину и взбирается по крутому склону красного холма вдали. И, так как Эвонли расположился на небольшом треугольном полуострове, вдающемся в залив Святого Лаврентия и омываемом с двух сторон водами, всяк входящий или выходящий из него должен приблизиться к дороге на холме и «принять вызов» Рейчел Всевидящее Око.

Однажды, в начале июня месяца, она, по своему обыкновению, сидела у окна; полуденное солнце, по-летнему жаркое, светило особенно ярко. Фруктовый сад на склоне холма, облюбованный мириадами жужжавших пчёл, весь утопал в бело-розовом «невестином» одеянии из лепестков. Томас Линд – кроткий маленький человечек, которого в Эвонли звали не иначе как «муж Рейчел Линд» – сеял свои семена поздней репы по ту сторону амбара на земляном участке на холме. А Мэтью Катберт должен был в это время засевать свои на большом красном поле у ручья, там, вдалеке, у Грин Гейблз… Так или иначе, миссис Линд знала, что должен, потому что слышала, как он говорил Питеру Морисону накануне вечером в магазине Вильяма Блеайра в Кормоди, что вознамерился сеять репу в полдень следующего дня. Конечно, Питер первый спросил, ибо Мэтью Катберт никогда добровольно не выдавал информацию, касавшуюся чего бы то ни было, из своей частной жизни.

И вот, этот самый Мэтью Катберт, в половине четвертого того же дня, безмятежно проезжал через лощину вверх, на холм; более того, он надел всё самое лучшее плюс белый воротничок-с – прямое доказательство того, что он покидал Эвонли. Он ехал в коляске с откинутым верхом, запряженной гнедой кобылой, – и это означало, что отправляется он далеко. Так куда же всё-таки собрался Мэтью Катберт и, главное, зачем?

Если бы на его месте оказался любой другой житель Эвонли, миссис Линд, искусно сопоставляя одно с другим, могла бы отыскать правдоподобный ответ на эти два вопроса. Но Мэтью чрезвычайно редко выбирался из дома и уж вовсе никогда не наносил визитов. Только что-то неотложное и необычайное могло сподвигнуть его на подобный выезд. Он казался стеснительнейшим из всех мужчин и терпеть не мог появляться среди чужих, где его вынуждали вести «светские беседы». Белый воротничок и коляска с открытым верхом… Такое с Мэтью случалось нечасто! Размышляя над всем этим, миссис Линд всё-же никак не могла найти достойного объяснения, и это отравляло её полуденный отдых.

«Схожу-ка я в Грин Гейблз после чая и разузнаю у Мариллы, куда-это он отправился и зачем», – решила в конце-концов достойная женщина. – Обычно он не выезжает в город в это время года. Если у него истощился запас семян репы, стал бы он, чтобы его пополнить, разряжаться в пух и прах и выезжать на коляске? Он не достаточно торопится, чтобы попасть на приём к врачу. Значит, есть иная причина того, что планы его, со вчерашнего вечера, в корне изменились. Мне же ясно, только одно: мысли мои зашли в тупик, и не видать мне ни минуты покоя до тех пор, пока я не выясню, что заставило сегодня Мэтью Катберта покинуть Эвонли».

После чая Рейчел Линд привела в исполнение свой план. Ей не нужно было далеко ходить: огромный, беспорядочно выстроенный, окружённый садом дом Катбертов находился менее, чем в четверти мили вверх по дороге. Разумеется, длинная дорожка здорово отодвигала дом на задний план. Отец Мэтью Катберта, такой же стеснительный и молчаливый, как и сын, основал поместье таким образом, чтобы отгородиться от своих соотечественников, не удаляясь для этого в леса.

Усадьба Грин Гейблз, или попросту «Зеленые Крыши», была выстроена у самой дальней границы поместья, где она находится и поныне, едва заметная со стороны главной дороги. По сравнению с ней остальные дома в Эвонли – ну просто центр цивилизации… Миссис Линд вообще не назвала бы нормальной жизнью жизнь в таком месте. «Просто существование, – вот это что», – говорила она себе, шагая по взрытой глубокими бороздами, заросшей травой дорожке, вдоль которой росли кусты диких роз.

«Не мудрено, что Мэтью и Марилла – оба со странностями. Живут здесь в гордом одиночестве… Деревья? Ну что это за компания! Хотя оленям, пожалуй, и хватило бы, если б они тут были… По мне – лучше смотреть на людей! Разумеется, они вполне довольны; полагаю, это дело привычки! Как сказал один ирландец, тело ко всему привыкает, даже к петле»…

С этими мыслями миссис Рейчел Линд, дойдя до конца дорожки, вступила на задний двор усадьбы Грин Гейблз. Очень зелёным, чистым и аккуратным предстал пред ней этот двор, с одной стороны окружённый изогнутыми в виде полуарки ивами, а с другой – чопорными пирамидальными тополями. Ни соринки, ни пылинки, ни камушка не укрылось бы от взыскательного взора миссис Линд. Но их просто не было! И Рейчел Линд пришла к заключению, что Марилла Катберт подметает двор не реже, чем пол в доме. Можно было спокойно поднять и положить в рот кусочек съестного, без боязни вкусить в придачу комок грязи…

Миссис Линд громко постучала в кухонную дверь и вошла, как только её пригласили вовнутрь.

Кухня Грин Гейблз радовала глаз, – вернее, могла бы радовать, если б не удручающая сверхчистота, придававшая этой комнате вид нежилого помещения. Окна выходили на запад и восток; через одно из них, обращённое на запад, на задний двор, проникали потоки яркого света июньского солнца; а вот через живые «зелёные жалюзи» восточного окна, образованные хитрыми переплетениями густой виноградной лозы, время от времени мелькали то белый цвет вишен в саду, то стройные берёзы, чьи кроны шумели там, внизу в лощине, у ручья. Здесь-то и садилась обычно Марилла Катберт, если уж намеревалась отдохнуть основательно. Она слегка недоверчиво воспринимала солнечный свет, эдакий танцующий и, по её мнению, легкомысленный в мире, который заслуживал серьёзного отношения. У этого окна она сидела и теперь, рукодельничая; столик позади неё был сервирован для ужина.

Миссис Линд, прежде чем учтиво затворить за собой дверь, взяла на заметку особенности сервировки стола. Итак, Марилла поставила три тарелки, – значит, Мэтью привезёт к чаю гостя. Но посуда использовалась будничная, да и на сладкое подавались только варенье из «китайки» и кекс одного вида. Таким образом, не такая уж важная птица ожидалась в тот день к ужину. Но как же белый воротничок Мэтью и коляска с открытым верхом? Рейчел Линд почувствовала, как мозг её затуманивается сомнениями, а тихая, ничем не примечательная усадьба Грин Гейблз окутывается облаком тайны.

– Добрый вечер, Рейчел, – живо поприветствовала вошедшую Марилла. – Не правда ли, дивный денёк? Не присядете ли? И, вообще, как там все ваши?»

Отношения, с самого начала сложившиеся между Мариллой Катберт и миссис Линд, за неимением иного слова, можно было бы назвать дружбой, несмотря на несхожесть их натур, а возможно и поэтому.

Марилла – высокая, худая и угловатая женщина, лишённая всякой округлости форм; её тёмные с проседью волосы всегда закручены вверх, в тугой пучок, увенчанный агрессивно воткнутой в него парой шпилек. Она производит впечатление особы ограниченной, с довольно узким кругозором, и, собственно, таковой и является. Но что-то недосказанное таится в уголках её губ, и хотя рот тоже ничем не примечателен, как и всё остальное, но он мог бы выдержать тест на наличие чувства юмора…

– Мы-то – в порядке, – ответила миссис Линд, – но я стала несколько беспокоиться за вас, гм… случайно увидев, как Мэтью куда-то сорвался сегодня. Я подумала, может к доктору…

Губы Мариллы расплылись в понимающей улыбке. Она ожидала прихода Рейчел Линд, так как догадывалась, что такой феномен, как колясочный выезд Мэтью, переполнит чашу терпения не в меру любознательной соседки…

– Нет, нет, я чувствую себя хорошо. Это вчера меня мучила головная боль, – сказала Марилла. – Мэтью отправился в Брайт Ривер. Мы забираем малыша из сиротского приюта в Новой Шотландии. Сегодня вечером он приедет поездом.

Даже, если бы Марилла сообщила, что Мэтью встречает в Брайт Ривере кенгуру, прибывающего из Австралии, миссис Линд не пришла бы в такое изумление. В течение пяти секунд она стояла, как громом поражённая. Едва ли Марилла решила подшутить над почтенной матроной, но та уже готова была заставить себя поверить в это.

– Вы это серьёзно? – выдавила она из себя, когда к ней вернулся дар речи.

– Разумеется, – кивнула в ответ Марилла, как если бы встречи питомцев сиротского приюта Новой Шотландии входили в план весенних полевых работ образцовых ферм, а не представляли собой неслыханное доселе новаторство.

Рейчел Линд чувствовала себя так, словно её ментально нокаутировали. Всё внутри кипело и бурлило. Мальчик!.. Не кто-нибудь, а Марилла и Мэтью Катберты берут малыша! Из сиротского приюта! Всё перевернулось вверх дном!! Чему же ещё удивляться после такого?! Да нечему!

– Да как это взбрело вам в голову? – сурово спросила она. Её мнения не выслушали, вот и заварилась каша…

– Ну, некоторое время мы поразмыслили над этим… Собственно, всю зиму думали, – последовало чистосердечное признание. – Жена Александра Спенсера гостила в наших краях в канун Рождества и поведала о своём намерении забрать весной девочку из приюта в Хоуптауне. Её кузина живёт там, и миссис Спенсер, побывав у неё, навела справки. С тех пор у нас с Мэтью только это и было на уме да на языке. Мы подумали, что лучше взять мальчика. Мэтью уже в годах, знаете ли, всё-таки шестьдесят. И он далеко не так бодр, как был когда-то. Его здорово беспокоит сердце. А вы знаете, как тяжело просить постороннего о помощи. От маленьких французских сорванцов проку мало: бьёшься денно и нощно над этими глупыми недорослями, а они, как только оперятся, сбегут в Иностранный легион или в Штаты. Вначале Мэтью предлагал взять арабчонка. Но я, не переставая, твердила: «Нет!» И вовсе не потому, что арабы плохие, – я этого не говорю, – но стоит ли наводнять Лондон арабскими уличными мальчишками? Так что я сказала, – нам нужен по-крайней мере уроженец Канады. Тогда я буду спать спокойно, – просто гора с плеч свалится! Хотя, кого бы мы ни взяли, мы всё равно рискуем. В конце концов, миссис Спенсер было дадено задание присмотреть для нас мальчонку, когда она поедет за своей малышкой. Мы слышали, она собиралась туда на прошлой неделе, так что мы намекнули ей через родню Ричарда Спенсера из Кармоди, что ждём к нам проворного, подающего надежды мальчишку лет десяти-одиннадцати. Мы рассудили, – это лучший возраст: в самый раз для домашних работ и рановато для обучения той или иной профессии… Мы надеемся, у нас он будет чувствовать себя как дома и получит хорошее воспитание. И вот, приходит телеграмма от миссис Спенсер: почтальон принёс её со станции, объявив, что они приедут на поезде сегодня вечером в пять тридцать. И Мэтью поспешил в Брайт Ривер встречать их. Миссис Спенсер оставит его там, а сама отправится дальше, до станции Уайт Сэндз.

Миссис Линд не зря гордилась своим живым умом: он и теперь напряжённо работал, пытаясь всё «разложить по полочкам» и дать оценку потрясающим новостям.

– Ну, Марилла, должна сказать вам прямо, – не дело вы затеяли! Всё это довольно-таки глупо, к тому же рискованно. Вы не подозреваете, на что идёте. Вводите чужого ребёнка в свою семью и дом и… ничего о нём не знаете! Что за люди его родители? Каков его нрав? И каким он в конце концов окажется? Вам ничего не известно! Одна семья – муж с женою из западной части острова – вот так же взяли мальчонку-сироту, – я читала об этом в газете на прошлой неделе, – а он возьми да подпали ночью дом… И заметьте, Марилла, сделал это нарочно и почти сжёг их заживо в собственных кроватях! А ещё я знаю один случай, когда приёмный сынок высасывал яйца и, невозможно было отучить его от этого. Если бы вы, Марилла, спросили моего совета, чего вы не сделали, я бы вразумила вас, чтобы вы, ради всего святого, и не подумывали об этом!

Казалось, эта «запоздалая головомойка» ничуть не оскорбила Мариллу и не встревожила её. Она продолжала спокойно вязать.

– Не отрицаю, в ваших словах есть доля правды, Рейчел. У меня-то, допустим, возникли сомнения. Но Мэтью стоял на своём, и я сдалась… Он ведь так редко настаивает на чём-либо; так что считаю своим долгом уступать в таких случаях! А что касается риска, то он присутствует почти всегда в этом мире. Иметь собственных детей, если уж до этого доходит, ведь тоже риск: никогда не известно, что из них вырастет… И потом Новая Шотландия – совсем рядом с островом. Мы же не из Англии или Штатов его забираем! Он не должен слишком уж отличаться от нас.

– Ну, надеюсь, всё обойдется, – сказала миссис Линд, и интонации её ясно свидетельствовали о том, как она в этом сомневается. – Только не говорите потом, что я не предупреждала вас, если малец спалит Грин Гейблз или подложит, не ровен час, стрихнину в пищу. Помнится, в Нью-Брансвике был подобный случай. Приютский ребёнок это-таки сделал, и вся семья скончалась в страшной агонии… Только в том случае это была девочка, а не мальчик!

– Ну, мы-то не девочку забираем! – парировала Марилла, как если бы отравленная еда могла быть делом рук лишь маленьких девчонок, но ни в коей мере не мальчиков. «Никогда не взяла бы на воспитание девочку. Удивительно, что миссис Спенсер делает это! Но, знаете ли, уж если ей втемяшится в голову, она хоть целый приют возьмёт к себе!»

Миссис Линд очень хотелось дождаться возвращения Мэтью с «импортируемым» ребёнком. Но, поразмыслив, она решила, что остаётся ещё добрых часа два до его приезда, и неплохо было бы подняться по дороге вверх, к Роберту Беллу, и рассказать соседям о событии дня. Это стало бы той ещё сенсацией, а миссис Линд обожала производить их. Так что, почтенная дама откланялась, к некоторому облегчению Мариллы, ибо под влиянием пессимистичного настроя миссис Линд, сомнения и страхи в хозяйке Грин Гейблз вновь возродились…

… – Вот это уж действительно случилось! – воскликнула миссис Рейчел, оказавшись в безопасности на дорожке. – Мне кажется, что я сплю! Конечно, жаль маленького сироту, но Мэтью с Мариллой понятия не имеют о том, что такое дети! Они ожидают эдакого мудрого, степенного, словно его собственный дедушка, малыша. А вдруг его дед таким никогда и не был?! Ребёнок в Грин Гейблз – это нечто сверхъестественное; усадьба никогда не видела детей, ибо Мэтью и Марилла давно выросли к тому времени, когда её достроили. Если они вообще когда-либо были маленькими, – сейчас в это поверить трудно тому, кто на них посмотрит. Самой-то мне никогда не приходилось носить сиротскую обувь, но вот его мне жаль, вот что!

Всю эту речь Рейчел Линд произнесла от полноты своего сердца для розовых кустов; но если б она могла сейчас увидеть это дитя, терпеливо ожидавшее на станции в Брайт Ривере, когда его заберут, её сострадание стало бы ещё глубже и полнее.

Глава 2. Сюрприз для Мэтью Катберта

Мэтью Катберт и гнедая кобыла благополучно преодолели восемь миль до Брайт Ривера. Хорошая дорога пролегла вдоль фермерских построек; время от времени коляска проезжала то мимо немногочисленных бальзамических пихт, то спускалась в низины, где дикие сливы стояли в цвету, как в лёгкой дымке. Воздух был напоён сладким ароматом яблоневых садов; а, между тем, «птички пели так, словно лето продлится всего лишь один день»…

Мэтью нравилось ехать так, как ему заблагорассудится, кроме тех моментов, когда он встречал на своем пути женщин и вынужден был кивать им в знак приветствия, не зависимо от того, знакомы они ему или нет: таков обычай на Принс-Эдвард-Айленде.

Мэтью побаивался всех женщин за исключением Мариллы и миссис Линд; у него возникало неприятное ощущение, что эти таинственные создания втайне посмеиваются над ним. Возможно, отчасти он и оказывался прав, полагая, что это так, ибо выглядел чудаковато. Нескладный, с длинными волосами серо-стального цвета, ниспадавшими на сутулые плечи, с длинной темно-каштановой бородой, которую отпускал лет с двадцати… В общем и целом, в двадцать он выглядел так же, как в шестьдесят, и только волосы в его шестидесятилетнем возрасте уже почти утратили свой металлический отлив.

Когда он прибыл в Брайт Ривер, там не было информации о каких-либо поездах вообще. Он подумал, что ещё слишком рано, привязал лошадь во дворе небольшого брайтриверского отеля и пошёл к зданию станции. Длинная платформа была почти пустынна; за исключением лишь одного живого создания – маленькой девочки, примостившейся на груде кровельной драни – на ней никого не было. Мэтью, сразу заметивший девочку, поспешно обошёл её, стараясь не смотреть на дитя. А если б он отважился взглянуть, то несомненно не мог бы не заметить на её лице напряжённого выражения и даже некоторое отчаяние. Она сидела в ожидании кого-то или чего-то; и поскольку делать больше было нечего, старалась изо всех сил сидеть и ждать.

Мэтью наткнулся на запиравшего билетную кассу начальника станции, которому не терпелось скорее вернуться домой к ужину. Мэтью осторожно высказал предположение, что вероятно скоро следует ожидать прибытия полушестичасового поезда.

– Да он же прибыл полчаса тому назад! – удивленно молвило это ответственное должностное лицо. И для вас специально высадили одного пассажира – маленькую девочку. Она сидит там – на груде драни… На мое предложение подождать в комнате ожиданий для дам, она важно ответила, что предпочитает оставаться снаружи. «Здесь больше простора для воображения», – заявила она. Ну и штучка, скажу я вам!»

– Но я жду вовсе не девочку, – смущенно пробормотал Мэтью. – Я приехал за мальчиком. Он должен быть здесь. Мы надеялись, миссис Спенсер привезёт его для нас из Новой Шотландии…

Начальник станции присвистнул.

– Полагаю, здесь какая-то ошибка, – сказал он. – Миссис Спенсер сошла с поезда вместе с этой девочкой и сдала её мне из рук в руки. Сообщила, что вы и ваша сестра забираете её из сиротского приюта, и что сейчас вы будете вместе с ней. Вот и всё, что мне известно. И здесь поблизости не прячется ни одна другая сирота…

– Не понимаю, – беспомощно развёл руками Мэтью, сожалея, что Мариллы нет рядом, чтобы прийти на выручку.

– Вы бы лучше расспросили девочку, – беззаботно предложил начальник станции. – Уверен, уж она-то сможет объяснить. У неё острый язычок, это точно. Может быть, мальчишек того сорта, какого вам хотелось, не было!» С этими словами он, тщетно борясь с чувством голода, заторопился восвояси, и злополучному Мэтью пришлось действовать в одиночку. Ему легче было бы взять за грудки молодого льва в клетке, нежели приблизиться к девчонке – странной девчонке – девчонке из приюта – и потребовать у неё ответа, почему она – не мальчик? Мэтью тяжко вздохнул, развернулся на месте, собираясь с духом, и медленно поплёлся по платформе к девочке, которая не спускала с него глаз с тех пор, как увидела, и сейчас, не отрываясь смотрела на него. Мэтью же на неё не смотрел, а если бы даже и взглянул ненароком, то не смог бы понять, кто перед ним.

Обыкновенный наблюдатель заприметил бы, что ребенок – лет одиннадцати – одет в слишком короткое, слишком тесное полушерстяное платье отвратительного желтовато-серого цвета. На голову ей нахлобучили коричневую, бесформенную бескозырку, из под которой выбивались и падали на спину толстые косички определенно рыжего цвета. Её личико – маленькое, бледное и худое – густо покрывали веснушки; рот казался большим, как и глаза, которые в зависимости от освещения и настроения, становились то зелёными, то серыми.

Всё это не укрылось бы от обыкновенного наблюдательного человека; сверхнаблюдатель же добавил бы к этому списку острый, резко очерченный подбородок, и что глаза – живые и одухотворённые, рот – чувственный и выразительный, а лоб – широкий и высокий. Короче, наш проницательный экстра-наблюдатель, возможно, пришёл бы к заключению, что неординарная душа населяет это тело – тело бедствующего ребёнка-женщины, которого так нелепо стеснялся Мэтью. Он, однако, всячески оттягивал выполнение тяжёлой повинности – вступления в разговор. Ибо как только девочка пришла к выводу, что он и есть тот человек, который забирает её, она поднялась и тоненькой, коричневой ручонкой вцепилась в ручку потёртого, старенького саквояжа; остальное она предоставляла ему.

– Полагаю, мистер Мэтью Катберт с Грин Гейблз это вы? – спросила, наконец, она особенным, чистым и приятным голосом. – Очень рада вас видеть! Я, было испугалась, что вы не придёте за мной… Представьте, какие картины того, что могло бы воспрепятствовать вашему приезду, рисовало моё воображение! Я уже подумывала обустроить себе ночлег, вскарабкавшись вон на ту огромную дикую вишню по другую сторону просёлочной дороги… Я не боюсь! И потом это ведь классно, – провести ночь под белоснежным покрывалом лепестков такой вот вишни, в лунном сиянии, не правда ли? Вы никогда не представляли себя, живущим в мраморных залах? Нет? Знаете, я вовсе не сомневалась, что вы приедете за мной если не сегодня вечером, то уж точно завтра утром.

Мэтью неуклюже взял за руку эту худышку; к тому времени он уже успел опомниться. Не мог он сказать вот этому дитя с сияющими глазами, что произошла ошибка. Лучше привезти её домой, и пусть Марилла сама сделает это. О том, чтобы оставить её в Брайт Ривере, не могло идти и речи. Мало ли, какая ошибка совершена, – все вопросы-ответы подождут до возвращения в Грин Гейблз.

– Мои извинения за то, что опоздал, – кротко сказал он. – Идёмте со мной… Лошадь ждёт во дворе. Позвольте ваш саквояж.

– О, да я донесу его! – с воодушевлением откликнулся ребёнок. – Он совсем не тяжёлый. В нём все мои сокровища, но он лёгкий, как пух. К тому же, если его не нести, как нужно, у него вываливается ручка; так что лучше его понесу я, потому как знаю некоторые хитрости обращения с ним. Это – допотопный саквояж. О, какое счастье, что вы пришли, хотя неплохо было бы поспать на той дикой вишне!.. Мы поедем далеко, ведь так? Миссис Спенсер говорила, расстояние около восьми миль. Я даже рада: люблю езду! Как здорово, что я буду жить с вами! Теперь я – ваша. А раньше я была ничья… но приют – это самое худшее из всего! Я провела в нём лишь четыре месяца, но и этого оказалось достаточно!.. Возможно, вы не сможете понять, что это такое. Это ещё хуже, чем вы себе представляете. Миссис Спенсер выговорила мне за то, что я так отзываюсь об этом заведении, но… вовсе я не испорченная! Впрочем, легко поступать плохо, не подозревая об этом, – что правда – то правда. В общем, он не плохой, этот народец в приюте. Но только для игры воображения там маловато места. Может в других приютах его и больше. А как здорово сочинять разные небылицы о них! Например, кто знает, а вдруг девочка, сидящая рядом со мной – дочь настоящего графа, похищенная в младенчестве злой няней, которая отошла в мир иной, так и не успев исповедаться?! Я бодрствовала все ночи напролёт, потому что днём времени у меня не хватало, чтобы выдумывать подобные истории. Полагаю, поэтому я такая худая… Я ведь… просто тощая, не так ли? Кожа да кости! Люблю представлять себя эдакой в теле, с ямочками на локтях, словом, приятной полноты…

Юная леди окончила на этом свою речь, отчасти потому что у неё от ходьбы перехватило дыхание, а отчасти потому, что они приблизились к коляске. Она не произнесла больше ни единого слова, пока они не выехали из посёлка. Они ехали по маленькому крутобокому холму, причём дорога настолько глубоко взрезала его, что земляные борта на несколько футов возвышались над их головами. А кругом росли дикие вишни и стройные белые берёзки.

Девочка протянула руку и сломала веточку дикой сливы, касавшуюся коляски.

– Разве она не прекрасна? О чём вы думаете, глядя на это склонившееся к нам дерево? Всё точно из белого кружева? – спросила она.

Ну, я не знаю… – пробормотал Мэтью.

Но почему же? О наряде невесты, конечно! И о ней самой, ведь это дерево – будто невеста, всё в белом и в лёгкой, почти прозрачной… фате! Никогда не видела ничего подобного, но ведь представить себе можно всё! Я, конечно, и не надеюсь когда-нибудь стать невестой. Я ведь такая невзрачная, кто же захочет на мне жениться? Разве что, какой-нибудь иностранный миссионер. Мне кажется, иностранные миссионеры не слишком разборчивы… Но всё же я не теряю надежды, что когда-нибудь на мне окажется вот такое же белое платье! Это – мой идеал земного блаженства! Ну и… я просто обожаю красивые наряды. А их у меня, сколько я себя помню, никогда не было. Да и вперёд незачем забегать, ведь правда? В конце концов, можно представить себе любой наряд. Сегодня утром, когда я покидала приют, мне стало ужасно стыдно за себя, потому что пришлось одеть это противное полушерстяное платье. Вы знаете, это сейчас как бы униформа нашего приюта. Один торговец из Хоуптауна безвозмездно передал приюту прошлой зимою три сотни ярдов полушерстяной ткани. Ходили слухи, что он просто не мог продать её, но, думаю, это было сделано от чистого сердца. Когда мы сели в поезд, я чувствовала себя так, словно все вокруг меня жалели! Но сразу же заработало воображение и одело меня в красивейшее бледно-голубое платье из шёлка. Надо же всегда представлять что-нибудь стоящее! Воображение моё живо нарисовало широкополую шляпу с перьями, золотые часы, детские перчатки и ботиночки. И всё это было на мне! Понарошку, конечно… Всю дорогу меня не покидало приподнятое настроение, и поездка приносила удовольствие. Во всём своём величии я доехала до острова. Даже на судне меня ничуть не мутило. И миссис Спенсер – тоже, хотя обычно её всегда тошнит. Она сказала, что для этого нет времени, поскольку она обязана приглядывать за мной, чтобы я не свалилась за борт. Она сказала, что мне запрещается разгуливать по судну там и сям. Но если это предотвращает её «морскую болезнь», почему бы и не побродить по нему?! А ещё мне хотелось впитать в себя как можно больше впечатлений, пока я на борту. Вдруг иной возможности и не представится? Ах, сколько же вишен в цвету! Этот остров – просто процветает! Я уже в него влюбилась; и какое счастье здесь жить! Всегда слышала со всех сторон, что Принс-Эдвард-Айленд – красивейшее место в мире. Я воображала, что живу на нём, но в действительности… даже и не мечтала, что это когда-нибудь произойдёт. Чудесно, когда то, что рисует воображение, становится реальностью, не правда ли?… А те красные дороги очень забавны. Когда мы сели в поезд на станции Шарлотта-Тауна, и начали мелькать эти красные дороги, я спросила миссис Спенсер, почему они такие.

Но она ответила, что понятия не имеет, и вообще, с неё довольно вопросов на сегодня. А их было, по её скромным подсчётам, не менее тысячи. В общем, по-моему, эта цифра не слишком преувеличена. Но всё-таки, как докопаться до истины, если не задавать вопросов?… Так что же делает эти дороги красными?

– Ну, я не знаю, – протянул Мэтью.

– Над этим стоит подумать на досуге. На свете столько всего неизведанного, над чем нужно поразмыслить! Счастье – жить в таком интересном мире!.. Каким скучным бы он казался, не будь в нём неизвестного! Уж тогда точно не осталось бы места для воображения. Но… не много ли я болтаю? Люди вечно делают мне замечания. Может, вы предпочитаете, чтобы я молчала? Только скажите, и я сейчас же прекращу разговоры! Я могу остановиться, когда нужно, хотя это и очень трудно.

Мэтью, к своему изумлению, с большим удовольствием слушал девочку. Как и большинству тихонь, ему нравились речистые люди, когда те болтали сами по себе и не втягивали и его в разговор. Но он не ожидал, что ему придётся по душе общество маленькой девочки. Женщины достаточно плохи во всех отношениях, а девчонки – ещё хуже. Он терпеть не мог их манеру робко обходить его стороной, бросая косые взгляды, как если бы опасались, что он слопает их, стоит им только рот раскрыть. Эти благовоспитанные трусихи жили в Эвонли… Но маленькая веснушчатая плутовка сильно отличалась от них, и хотя следить за быстрым ходом её мыслей медлительному Мэтью было тяжеловато, он с удовольствием слушал это щебетание.

– Говорите столько, сколько тебе заблагорассудится, – сказал он этой малышке, как всегда кротко.

– О, я так рада! Я знала, что нам понравится быть вместе. Такое облегчение говорить, когда кто-то тебя слушает! И когда этот кто-то не подчеркивает всякий раз, что дети должны быть видны, а не слышны… Мне говорили это миллионы раз, стоило лишь только завести беседу! И люди смеются надо мной, ведь я употребляю «взрослые» слова. Но если у кого-либо большие идеи, он должен использовать звучные слова. Правильно?