Текст книги "Когда ломается ветвь"

Автор книги: Люис Пэджетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

С Майрой все обстояло точно так же. Действительно, мир для Александра был раковиной. Он проявлял ненасытное любопытство ко всему, и нигде в квартире не осталось ни одной целой вещи. Кальдерон стал на ночь запирать спальню от сына – кроватка Александра стояла теперь в другой комнате, – но яростный рев каждый час вырывал его из сна.

Если Майра готовила еду, она была вынуждена прерывать свое занятие и объяснять Александру тайну нагрева плиты. Он выучил все, что она знала, сделал скачок в запутанных аспектах материи и издевался над ее познаниями. Он обнаружил, что Кальдерон был физиком, что до сих пор тщательно скрывалось, а потом выпытал все знания своего отца. Он задавал вопросы о геодезии и геополитике. Он допрашивал отца о монорелье и монологе. Он интересовался биологией и античностью. И он был настроен скептически. Он сомневался, обладает ли его отец исчерпывающими знаниями.

– Но, – объяснил он, – ты и Майра Кальдерон до сих пор были единственным примером тесного контакта с homo superior, поэтому желательно начало. Погаси сигарету. Это вредно для моих легких.

– Ладно, – Кальдерон устало поднялся, и обычное желание перейти из одной комнаты в другую снова охватило его. Он отправился на поиски Майры. – Скоро придет Бордент. Мы сможем пойти куда-нибудь, согласна?

– Хорошо, – она стояла перед зеркалом и наскоро причесывалась. – Мне нужен перманент. Если бы у меня только было время!

– Завтра я возьму выходной и останусь здесь. Тебе нужен отдых.

– Нет, дорогой. Скоро начнется сессия. Ты просто ничего не сможешь сделать.

Александр завопил. Это означало, что он хочет, чтобы мать пела для него. Он интересовался диапазоном голоса и предполагаемым эмоциональным и усыпляющим действием колыбельной. Кальдерон смешал коктейль, сел на кухне, закурил и задумался о славном предназначении своего сына. Когда Майра кончила петь, он прислушался, не завопит ли Александр снова, но не доносилось ни звука, пока Майра в легкой истерике не ворвалась на кухню, дрожа, с широко раскрытыми глазами.

– Джо! – она упала на руки Кальдерона. – Быстрее дай мне выпить или... или покрепче обними меня!

– Что случилось? – он сунул ей в руки бутылку, подошел к двери и выглянул. – Александр? Он спокоен. Ест конфету.

Майра не стала наливать в стакан. Горлышко бутылки застучало по зубам.

– Посмотри на меня! Ты только посмотри на меня! Видишь, что со мной?

– Что произошло?

– О, ничего. Совсем ничего. Александр занялся черной магией, вот и все, – она опустилась на стул и провела рукой по лбу. – Ты знаешь, что только что сделал наш гениальный сын?

– Укусил тебя, – сказал Кальдерой, – ни секунды в этом не сомневаюсь.

– Хуже, много хуже. Он начал с того, что ему захотелось сладкого. Я сказала, что в доме нет ничего такого. Он приказал мне идти вниз, в продуктовую лавку, и принести чего-нибудь. Я ответила, что сначала, надо одеться и к тому же я слишком устала.

– Почему ты не попросила меня?

– У меня не было для этого возможности. Прежде чем я успела сказать "бух", этот малыш – Мерлин – взмахнул волшебной палочкой или чем-то подобным... Я... я оказалась внизу, в продуктовой лавке. У прилавка со сладостями.

Кельдерон заморгал.

– Индуцированная амнезия?

– Здесь не было никакого разрыва во времени. Он только свистнул – ф-ф-ф-с – и я оказалась внизу. В этом халате, без косметики, волосы растрепаны и свисают космами. Мисс Бишерман тоже была там, покупала курагу – эта кошка из квартиры напротив. Она была настолько любезна, что сказала мне о том, что я должна лучше следить за собой. Мяу! – яростно воскликнула Майра.

– Великий боже!

– Телепортация. Скажи Александру, что это такое. Он научился кое-чему новому. Это мне не нравится, Джо, в конце концов, – я не тряпичная кукла! – она почти впала в истерику.

Кальдерон прошел в соседнюю комнату и посмотрел на сына. Рот Александра был измазан шоколадом.

– Послушай, парнишка, – сказал Кальдерон. – Ты оставишь свою мать в покое, понял?

– Я ее не ранил, – промямлил отпрыск с набитым ртом. – Я ее только перенес.

– Тогда больше не переноси ее так. Впрочем, где ты научился этому трюку?

– Телепортации? Кват показал мне это вчера вечером. Сам он не может этого, но я – Х-свободный супермен и могу. Но я еще не могу полностью контролировать эту способность. Если, к примеру, я попытаюсь перенести Майру Кальдерон в Джерси, я могу ненароком уронить ее в Гудзон.

Кальдерон пробормотал что-то невежливое. Александр осведомился:

– Разве это не в англо-саксонских традициях?

– Не думай об этом. Ты не должен сразу есть весь этот шоколад. Тебе может быть плохо. Ты делаешь свою мать несчастной. И у меня ты вызываешь дурноту.

– Уходи! – сказал Александр. – Я хочу сконцентрироваться на вкусе.

– Нет. Говорю тебе, от этого тебе станет плохо. Шоколад слишком тяжел для тебя. Отдай его! Ты съел уже достаточно. Кальдерон потянулся за кульком. Александр исчез. На кухне завизжала Майра. Кальдерон тяжело вздохнул и повернулся. Его охватило отчаяние. Как он и ожидал, Александр был на кухне, над плитой, и жадно поедал шоколад. Майра сосредоточилась на бутылке.

– Что за сумасшедший дом! – простонал Кальдерон. – Малыш телепортируется по всей квартире, ты застряла на кухне, а я нахожусь на пути к нервному срыву, – он усмехнулся. – 0'кэй, Александр. Ты можешь есть конфеты. Я знаю, когда мне стратегически сократить свою линию обороны.

– Майра Кальдерон, – возбужденно сказал Александр, – иди, я хочу, чтобы ты меня несла.

– Может быть, ты намекаешь на то, что я шатаюсь? – сказала Майра, но послушно отставила бутылку и взяла Александра на руки. Они вышли. Кальдерона не очень удивило, когда мгновение спустя он услышал ее крик. Когда он присоединился к этой счастливой семейке, Майра сидела на полу и терла руки, прикусив губу. Александр смеялся.

– Что еще случилось?

– Он-он-он у-у-ударил меня током, – голос Майры был похож на детский. – Он как электрический угорь. И он сделал эт-т-т-то намеренно. О, Александр, может быть ты прекратишь смеяться?!

– Ты упала! – с торжеством прокаркал малыш. – Ты вскрикнула и упала!

Кальдерон посмотрел на Майру, и губы его сжались.

– Ты сделал это нарочно? – спросил он.

– Да. Она упала. Она выглядела так смешно.

– Ты сейчас будешь выглядеть еще смешнее. Х – свободный супер ты или нет, но что тебе нужно – так это хорошая порка!

– Джо... – сказала Майра.

– Не возникай! Он должен научиться уважать права других!

– Я homo superior, – объяснил Александр с таким выражением, словно считал спор законченным.

– Это homo posterior, которым я должен заняться, – сказал Кальдйрон и попытался схватить сына. Жгучее пламя нервной энергии пробежало по синапсам. Он постыдно отскочил, ударился о стену и поспешно схватился за голову. Александр смеялся как сумасшедший.

– Ты тоже упал! – прокаркал он. – Ты такой смешной!

– Джо! – воскликнула Майра. – Джо, ты ранен?

Кальдерон кисло сказал, что он, похоже, выживет. Однако, вероятно, добавил он, будет умнее приобрести пару шин и запас кровяной плазмы.

– На тот случай, если он начнет интересоваться вивисекцией.

Майра обеспокоенно посмотрела на Александра.

– Надеюсь, ты шутишь?

– Я тоже надеюсь.

– Ну... вот и Бордент. Мы поговорим с ним.

Кальдерон открыл дверь. Четыре человечка торжественно вошли. Они не теряли времени. Они скрутили Александра, достали новые приборы из недр своих бумажных одежд и, принялись за работу. Малыш сказал:

– Я телепрртировал ее примерно на 8000 футов.

– Это было далеко, да? – спросил Кват. – Ты от этого не устал?

– Ничуть.

Кальдерон отвел Бордента в сторону.

– Я хочу поговорить с вами. Я считаю, что Александр нуждается в порке.

– Во имя Форастера! – щокированно воскликнул карлик. – Но он же АЛЕКСАНДР! Он Х-свободный супертип!

– Еще нет. Он все еще ребенок.

– Он суперребенок. Нет, нет, Джозеф Кальдерон, должен вам сказать, что дисциплинарные меры к нему может применить только авторитет с выдающимся разумом.

– Вы?

– О, пока еще нет, – ответил Бордент. – Мы не хотим перенапрягать его. Даже у сил супермозга существуют границы, прежде всего в начальный период формирования. Нужно сделать еще очень многое, и его представление о социальных контактах будет формироваться еще некоторое время.

Майра подошла к ним.

– В этом я могу с вами не согласиться. Как и все младенцы, он антисоциален. Он может обладать сверхчеловеческими силами, но его духовный и эмоциональный уровень ниже человеческого.

– Да, – согласился с нею Кальдерон. – Эти электрические удары, которые он нам нанес...

– Он только играет, – сказал Бордент.

– И телепортация. Предположим, он телепортирует меня в Гайдис Сквер, когда я буду принимать душ?

– Это тоже только игра. Он же еще малыш.

– Ну, а как насчет меня?

– У вас врожденное свойство родительской терпимости, объяснил Бордент. – Как я вам уже говорил, Александр и его раса является основанием для этой терпимости. У homo sapiens для этого нет большой потребности. Я имею в виду, между нормальной терпимостью и нормативными требованиями большое расстояние. Нормальный малыш может пару мгновений сильно действовать на нервы, но это и все. Взрыв энергии слишком незначителен, чтобы испытывать весь огромный запас терпимости, которым обладают родители. Но у Х-свободного типа, конечно, все по-другому.

– Даже у терпимости есть границы, – возразил Кальдерон. Я думаю о детских яслях.

Бордент покачал укрытой металлом головой.

– Он нуждается в вас.

– Ну, – сказала Майра, – ну! Не могли бы вы хоть немного его дисциплинировать?

– О, это не нужно. Дух его все еще незрел, и он должен сконцентрироваться на более важном. Вы должны проявить терпимость.

– Но мне иногда кажется, что это не мой ребенок, – проговорила Майра. – Он больше не Александр.

– И все же это точно он. ОН – АЛЕКСАНДР!

– Послушайте, это же нормально, когда мать может касаться своего малыша. Но как ей это делать, если она каждый раз ожидает, что ее швырнет через всю комнату?

Кальдерон задумался.

– В дальнейшем у него разовьются другие... э-э... суперсилы?

– Да, конечно.

– Он представляет опасность для здоровья и жизни окружающих. Я все еще считаю, что он нуждается в дисциплине. В следующий раз я надену резиновые перчатки.

– Не нужно, – Бордент наморщил лоб. – Кроме того, я должен настаивать на том – нет, Джозеф Кальдерон, так не пойдет. Вы не должны вмешиваться. Вы не способны применить к нему нужный вид дисциплины, да он в ней еще и не нуждается.

– Я хочу только несколько раз отшлепать его, – с тоской произнес Кальдерой. – Не из мести. Только для того, чтобы показать ему, что он должен уважать права других.

– Он научится уважать права других Х-суперов. Вы не должны делать никаких попыток в этой области. Шлепки – если они и принесут успех, что весьма маловероятно – могут повредить его психике. Мы его воспитатели, его менторы. Мы должны защищать его. Вы это понимаете?

– Мне кажется, – медленно ответил Кальдерон, – что это была угроза.

– Вы родители Александра, но, пожалуйста, извините, важнее всего сам Александр. Если я вынужден буду принимать против вас дисциплинарные меры, я не буду колебаться ни секунды.

– О, забудем об этом, – вздохнула Майра. – Джо, пойдем погуляем в парке, пока Бордент здесь.

– Вернетесь через два часа, – потребовал человечек. – До свидания.

Время шло, а Кальдерон не мог решить, что больше действовало ему на нервы – фазы слабоумия Александра или прорыва ослепляющего разума. Отпрыск научился новым трюкам, и самым худшим было то, что Кальдерон никогда не знал, чего ему ожидать: когда ему на голову свалится что-нибудь удивительное или произойдет неизвестно что. К примеру, как тогда, когда клейкая медовая масса при помощи искусной телепортации была извлечена из продуктовой лавки и материализовалась в его постели. Александр нашел это очень забавным. Он ржал.

Или когда Кальдерон отказался идти в магазин купить сахарных конфет, потому как утверждал, что у него не было денег...

– И даже не пытайся телепортировать деньги. Я разорен.

Александр с помощью ментальной энергии ужасающим образом изменил линии гравитационного поля. Кальдерон вдруг обнаружил, что висит в воздухе посреди комнаты вниз головой. Его встряхнуло, и мелкие монеты брызнули из его карманов. Он пошел и купил сахарных конфет.

Юмор – это приобретенная способность, которая в основном происходит из жестокости. Чем примитивнее разум, тем меньше его избирательность. Каннибал, вероятно, от души веселился барахтанью жертвы в кипящем котле. Человек поскальзывается на банановой кожуре и ломает позвоночник. Взрослые при этом перестают смеяться, ребенок – нет. И цивилизованное "Я" находит мучительную ситуацию такой же прискорбной, как и физическая боль. Малыш, ребенок, слабоумный не способны на сочувствие. Они не способны идентифицировать себя с другими индивидуумами. Он отталкивающе эгоистичен, он следует только своим собственным правилам, рассыпанный им в спальне мусор не смешит ни Майру, ни Кальдерона.

В доме живет маленький чужак. Он никому не доставляет радости. Кроме него самого, Александра. Он очень веселится.

– Нигде от него не спрячешься, – сказал Кальдерон. – Он материализуется везде и в любое время. Дорогая, я хочу, чтобы ты пошла к врачу.

– Что он может мне посоветовать? – спросила Майра. – Беречь себя и все. Ты знаешь, что прошло уже два месяца с тех пор, как Бордент взял власть в свои руки?

– И мы достигли замечательного прогресса, – произнес Бордент и подошел к ним. Кват занимался с Александром на ковре, а два других карлика собирали новый прибор. – Или, лучше сказать, Александр заметно прогрессировал.

– Нам нужна передышка, – пробурчал Кальдерон. – Если я потеряю свое место, кто же тогда будет кормить ВАШЕГО гения? – Майра бросила быстрый взгляд на мужа. Ее удивило использованное им притяжательное местоимение. Бордент казался озабоченным.

– У вас трудности?

– Декан уже пару раз говорил со мной. Я больше не могу ладить со студентами. Я слишком раздражен.

– Вы не обязаны расточать терпение на студентов. Что же касается денег, мы о вас позаботимся. Я полагаю, что в ваше распоряжение надо предоставить достаточную сумму.

– Но я хочу работать. Я всем сердцем предан своему делу.

– Александр – вот ваше дело.

– Мне нужна прислуга, – Майра безнадежно посмотрела на них. – Не можете ли вы мне построить робота или что-нибудь еще? Ведь если мне удастся нанять какую-нибудь девушку, Александр запугает ее. Она не выдержит и дня в этом сумасшедшем доме.

– Механический разум окажет плохое действие на Александра, – ответил Бордент. – Нет.

– Мы хотели бы изредка принимать гостей. Или посетить друзей. Или просто побыть одни, – вздохнула Майра.

– Когда-нибудь Александр созреет, и вы будете вознаграждены. Как родители Александра. Разве я вам не говорил, что мы повесили ваши портреты в большом старинном зале?

– Они, должно быть, отвратительны, – произнес Кальдерон. – Я знаю, как мы теперь выглядим.

– Будьте терпеливы. Подумайте о предназначении своего сына.

– Я так и делаю. Часто. Но иногда он все же немного утомляет. Это все довольно сильно действует на нервы.

– Вот тут-то вы и должны проявить терпение, – подчеркнул Бордент. – Природа новой расы хорошо спланирована.

– Гм-м-м.

– Теперь он работает над шестимерными абстракциями. Все идет великолепно.

– Да, – сказал Кальдерон. А потом, ворча, отправился к Майре на кухню.

Александр без труда обращался со своими приборами. Его пухлые пальцы стали значительно сильнее и искуснее. Он все еще чувствовал неутоленное влечение к голубому овоиду, но под внимательным надзором Бордента он мог использовать его в определенных границах, которые установили для него менторы. Когда урок заканчивался, Кват, как обычно, собирал пару предметов и запирал их в шкаф. Остальные оставлял лежать на ковре, чтобы гений Александра мог чему-то у них научиться.

– Он развивается, – сказал Бордент. – Сегодня мы сделали большой шаг вперед.

Майра и Кальдерой вошли как раз вовремя, чтобы услышать это.

– Что за шаг? – спросил Кальдерон.

– Мы удалили один из психоблоков. Александр теперь не будет нуждаться во сне.

– Что?! – воскликнула Майра.

– Он больше не будет нуждаться во сне. Это ведь искусственная привычка. Суперрасе она не нужна.

– Он не будет больше спать, да? – Кальдерон немного побледнел.

– Верно. Теперь он будет развиваться быстрее, вдвое быстрее.

Около трех часов тридцати минут утра Кальдерон и Майра, полностью проснувшись, лежали в постели и смотрели в приоткрытую дверь на яркий свет, в котором играл Александр. Видимый так же четко, как на ярко освещенной сцене, он больше не выглядел самим собой. Разница была небольшой, но она была. Голова, покрытая золотистым пушком, немного изменила форму, а на его бесформенном лице появилось выражение разума и целеустремленности. Черты лица не были привлекательны. Они не красили малыша. Александр выглядел не как сверхмладенец, а, скорее, как старик-дегенерат. Все – нормальная жесткость и эгоизм – совершенно здоровые, естественные свойства развивающегося ребенка – отражались на лице Александра, когда он глубокомысленно вкладывал друг в друга твердые кристаллические брусочки, наполняющие китайскую головоломку. Жутко было смотреть на это лицо. Кальдерон услышал возле себя вздох Майры.

– Это больше не наш Александр, – сказала она. – Ни в коем случае.

Александр поднял взгляд, и внезапно его лицо расплылось. Странное выражение старческой дегенеративности исчезло, когда он открыл рот и яростно заревел, разбросав брусочки во все стороны. Кальдерон увидел, как он прыгнул в дверь спальни и оказался на ковре, куда посыпался каскад компактных, все более и более уменьшающихся брусочков, которые, сверкая, покатились к нему. Рев Александра наполнил квартиру. Сразу же за этим захлопали окна на другой стороне двора, а потом зазвонил телефон. Кальдерон, вздохнув, подошел к нему.

Положив трубку, он посмотрел на Майру и скривил лицо. Он сказал сквозь непрекращающийся рев:

– Нас выселяют.

– О, – ответила Майра. – Ну, хорошо.

– Лучше не скажешь.

Некоторое время они молчали. Потом Кальдерон произнес:

– Еще девятнадцать лет. Мы должны рассчитывать на это. Они же нам сказали, что он созреет в двадцать лет, не так ли?

– Он наберется ума задолго до этого, – простонала Майра. – О, моя голова! Я думала, что замерзну, когда он незадолго до обеда телепортировал нас на крышу. Джо, первые ли мы родители, которые,.. которые так попались?

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, не было ли перед Александром другого супермладенца? Мне кажется, от нас потребуется огромный запас терпения, если мы первые, кто им нужны.

– Нам может потребоваться много всего. И скоро потребуется. – Сначала он не стал продолжать, лежал, задумавшись, и старался не обращать внимания на ритмические вопли своего суперчада. Терпение. Всем родителям требуется очень много терпения. Каждый ребенок время от времени делается невыносим. Расе, конечно, требуется огромное количество родительской любви, чтобы ее дети остались в живых. Но еще никогда родительское терпение не подвергалось такому испытанию. Еще никогда родители не видели перед собой двадцати лет мучений, которые, в конце концов, станут невыносимы. Родительская любовь – возвышенное и всеобъемлющее чувство, но...

– Я спрашиваю себя, – задумчиво сказал он. – Я спрашиваю себя, действительно ли мы первые.

Размышления Майры шли в другом направлении.

– Я думала, что здесь все обстоит так же, как с миндалинами и аппендиксом, – произнесла она. – Они потеряли свое значение, но они все же еще существуют. Эта терпимость находилась в рудиментарной форме, ожидая явления Александра,

– Может быть. Я спрашиваю себя... Ведь если бы уже был один такой Александр, мы должны были бы слышать о нем. Поэтому...

Майра приподнялась на локтях и посмотрела на мужа.

– Ты так думаешь? – тихо спросила она. – Я не так уверена в этом. Думаю, что так уже было раньше.

Александр внезапно замолк. На мгновение в квартире воцарилась тишина. Потом знакомый голос заговорил в их мозгах одновременно.

– Возьми меня! Я хочу твоего тепла, но не жары.

Джо и Майра молча переглянулись. Майра вздохнула и откинула покрывало.

– На этот раз пойду я, – сказала она. – Это что-то новое, да? Я...

– Не мешай! – потребовал беззвучный голос, Майра вздрогнула и тихо вскрикнула. Атмосфера в комнате ощутимо наэлектризовалась, и через дверь был слышен ревущий хохот Александра.

– Я думаю, он теперь уже так же цивилизован, как хорошо выдрессированная обезьяна. – Джо вылез из постели. – Пойду я. Ты снова забирайся под одеяло. На следующей ступени он, возможно, достигнет состояния бушмена. Тогда, если мы все еще будем живы, мы получим удовольствие от жизни с каннибалом, обладающим сверхсилами. В конце концов, он, может быть, пробивает себе дорогу на уровне бойца, предпочитающего ближний бой. Это может быть интересно, – пробормотав это, он вышел.

Через десять минут Джо вернулся. Майра сидела, обхватив колени и глядя в пустоту.

– Мы не первые, Джо, – она не смотрела на него. – Я подумала над этим. Я почти уверена, что мы не первые.

– Но мы никогда не слышали, чтобы где-то был супербожок.

Она повернула голову и посмотрела на него долгим, задумчивым взглядом.

– Нет, – сказала она.

Они помолчали, потом он кивнул.

– Да, я понимаю, что ты имеешь в виду.

В гостиной что-то сломалось. Александр засмеялся, и звук ломающегося дерева громко раздался а тишине ночи. Где-то снаружи хлопнуло еще одно окно.

– Существует поломка с тыла, – прошептала Майра. – Она должна быть.

– Насыщение, – пробормотал Джо. – Насыщение терпимостью или что-то подобное. Это должно существовать.

Александр появился в поле зрения, сжимая что-то голубое. Он сел и начал возиться с блестящими проводками. Майра выпрямилась одним движением.

– Джо, он заполучил в руки голубое яйцо! Он, должно быть, взломал шкаф.

– Но Кват сказал ему...

– Это опасно!

Александр посмотрел на них, усмехнулся и согнул проволочки, сделав клетку, соответствующую яйцу.

Кальдерон снова оказался вне постели на пути к двери. Он остановился, прежде чем достиг ее.

– Ты ведь знаешь, – с нажимом сказал он, – что он может ранить себя этой штукой.

– Мы должны отобрать ее, – согласилась Майра и устало, с видимой неохотой, поднялась.

– Посмотри на него! – настаивал Кальдерон. – Ты только посмотри!

Александр искусно управлялся с проволочками. Его руки снова и снова исчезали из поля зрения, когда он приводил в равновесие тессеракт внутри клетки. Это странное проявление знания придавало ему то выражение старческой дегенеративности, которое было им так хорошо известно.

– Ты ведь знаешь, все это будет продолжаться, – пробормотал Кальдерон. – Завтра он будет еще чуть меньше похож на себя самого, чем сегодня. На следующую неделю... на следующий месяц... а каким он будет на следующий год?

– Я знаю, – повторила Майра, словно эхо. – Несмотря на это, мы, может быть, будем... – Она замолчала. Она босиком стала возле мужа и смотрела.

– Прибор, кажется, будет готов, – сказала она, – когда он присоединит эту проволочку. Мы должны отобрать у него эту штуку.

– Ты знаешь, как нам это сделать?

– Мы должны попытаться.

Они посмотрели друг на друга. Кальдерон заметил:

– Эта штука похожа на пасхальное яйцо. Я еще никогда не слышал, чтобы пасхальное яйцо кого-нибудь ранило.

– Думаю, на самом деле мы оказываем ему любезность, – выдохнула она. – Обжегшийся ребенок боится огня. Если ребенок однажды обожжется спичкой, он больше не сунет пальцы в огонь.

Они молча стояли и наблюдали.

Александру понадобилось еще примерно две минуты, чтобы сделать аппарат таким, каким он хотел. Результат был феноменальным. Вспыхнул белый свет, затрещал рассекаемый воздух, и Александр исчез в сиянии. Остался только слабый запах чего-то горелого.

Когда они оба снова могли видеть, то, моргая, недоверчиво уставились на пустое место.

– Телепортация?! – пораженно прошептала Майра.

– Убежден в этом, – Кальдерой поднялся и посмотрел на мокрое пятно на ковре и на башмаки Александра посреди него. Он сказал:

– Он действительно исчез. Так что он никогда не станет достаточно большим и не пошлет Бордента к нам назад во времени. Это все никогда не произойдет.

– Мы были не первыми, – произнесла Майра дрожащим, измученным голосом. – Есть переломный пункт, и это все. Как мне жаль первых родителей, которые не достигли его!

Она быстро отвернулась, но недостаточно быстро, чтобы скрыть от него слезы, и вышла. Он колебался, устремив взгляд на дверь. Потом сказал себе, что, может быть, будет лучше, если он за ней не последует.