Текст книги "Мой любимый сфинкс"
Автор книги: Людмила Зарецкая
Жанры:
Прочие детективы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 5
Следствие ведут знатоки
Если не знаешь, каким путем идти, то лучше постоять на месте и обождать.
Сельма Лагерлеф
Аржанов ехал на новую точку очень недовольный собой. Тощая девица в дурацких очках занимала его мысли больше, чем это было позволительно. Надо же, имя какое непривычное. Злата… Надо было признать, что имя подходило ей как нельзя больше. Он вспомнил, как она стащила резинку с «хвоста», чтобы перевязать васильки, и как золотистая волна волос водопадом упала на ее обнаженные плечи в скромненьком льняном сарафанчике, и судорожно сглотнул.
Испытываемое им волнение было почти забытым, юношеским. Во взрослой, удачливой предпринимательской жизни ему уже не случалось испытывать такого волнения при виде женских волос. Все женщины, а их было немало, сливались в одно лицо. И это лицо выражало один и тот же набор чувств: сначала жадный, оценивающий интерес, потом алчность, в некоторых случаях густо приправленную похотью, слезливую влюбленность или холодный расчет – это уж как повезет, – гнев и ярость в конце.
Он сам никакого интереса не испытывал. Даже азарт охотника, стреножившего очередную лань, довольно быстро угас, оставив место холодному отстраненному удовлетворению физиологических потребностей. Мужчина есть мужчина. Существо, как известно, полигамное. А женщина… Как там писал поэт: подушка под локоть, скамейка в тени, захотел потрогать – руку протяни.
Конечно, потрогать эту Златовласку ему тоже очень хотелось, чего уж там. Ему снова вспомнилась картинка с поля – на этот раз он представил, как били по ее бедрам, обтянутым чертовым льном, полуспелые колосья ржи, и чуть вслух не застонал от пронзившего его внезапного желания. Это было настолько нехарактерно для него, жесткого, невозмутимого Сфинкса, что порыв желания тут же сменился сильным изумлением, а потом и гневом на самого себя. Не мальчик же, честное слово, чтобы так реагировать!
Впрочем, если бы все можно было списать на одну только физиологию, было бы славно. Но Аржанов обладал незаменимым и, увы, редко встречающимся у людей качеством: он никогда и ни при каких обстоятельствах не врал самому себе.
Вот и сейчас нужно было сказать себе правду: Злата ему интересна. Судя по обманчивому в своей простоте льняному сарафанчику стоимостью в среднестатистическую зарплату, девушка была явно не из простых. Она как небо от земли отличалась от своей яркой, шумной, уверенной в себе, лихой кареглазой подружки в цветастых нарядах. Таких он снисходительно называл «дитя рабочих окраин», в глубине души посмеиваясь над собой, неведомо когда успевшим заделаться снобом. Сам-то он был тоже не дворянских кровей, а вот поди ж ты.
Может, заметная невооруженным глазом «порода» влекла его, может, то, как ловко она «раздербанила» задачку, поставившую в тупик не только его юристов, но и его самого. А может, то, что девица читала Сэлинджера. «Над пропастью во ржи» была первой книгой, которую Сашка Аржанов проглотил вне обязательной школьной программы. И «заболел» ею на всю жизнь.
У него не было ответа на вопрос, зачем он взял ее с собой в поселок. Повинуясь какому внезапному порыву отвез на васильковое поле, которое тут же слилось с ней в единое, удивительно гармоничное целое. Ее бедра во ржи… Золотой каскад волос… Эх, кабы не дурацкие асексуальные очки, было бы можно попробовать. Выглядит она, конечно, неприступно, но и не таких обламывали. В конце концов, он не урод и не калека. Бабам нравится. Так что провести неделю отдыха с дополнительными помимо обязательной программы удовольствиями она вряд ли откажется. А потом ей можно будет подарить какие-нибудь сережки и выкинуть ее из головы. Интересно, ее кожа на ощупь такая же гладкая, как кажется в вырезе сарафана?
– Александр Федорович. Александр Федоро-ви-ич, приехали! – Санек потряс его за плечо, и, вздрогнув, Аржанов очнулся от своего странного состояния.
– Да. Приехали. Вылезаем, – скомандовал он и первым выпрыгнул из машины. – На вышку кто-нибудь желает? Или в обход поля пойдете, за кабанами? – уточнил он.
– Я на вышку, – откликнулся Парменов, – нет никакой охоты ноги бить.
– Пожалуй, я тоже, – чуть помявшись сказал Григорий. – Я на охоте никогда не был, стрелять-то не умею. Поэтому посмотрю. Если Сергей Константинович не против. – Парменов неопределенно пожал плечами, что можно было расценить как знак согласия. Остальные выразили желание разбрестись по полю.
– Идем редкой цепью, чтобы друг друга не перестрелять, – напомнил Аржанов. – У каждого свой квадрат. Кому-нибудь егерь в сопровождение нужен?
– Да брось ты, Федорыч, не в первый раз, – добродушно пробасил Муромцев.
– Ладно, рации у всех есть. Они настроены на мою волну. Так что, если что, зовите. Санек, а мы с тобой пока пойдем ямы проверим. Вдруг там с утра уже побывал кто-то? Заодно мозги тебе вправлю на предмет хорошего поведения с гостями, – тише добавил он.
– Хорошо, Александр Федорович, только вы идите, а я вас чуть позже нагоню. – По виду Санька было понятно, что получать нагоняй он не торопится. – Я тут подсоблю пока малость, вдруг кому-нибудь понадоблюсь. И минут через десять подвалю, лады?
– Лады, – проворчал Аржанов и двинул в глубь леса, практически моментально скрывшись из глаз.
Идти до ближайшей ямы было минут десять. Зарытая в землю солярка пока еще была не тронута. Следов рядом тоже не было. Обойдя поле с другой стороны, Аржанов подошел к пропитанной куче опилок. Они уже были хорошенько разрыты. Причем, судя по оставленным следам и их свежести, кабан был крупный, побывал здесь недавно.
«Если там зверя не найдут, сюда приведу, – подумал Аржанов. – Молодец Ленька, здорово с опилками придумал. Сейчас Санек придет, и его яму с полиэтиленом вместе проверим».
Гулкий выстрел прокатился по полю, заметался в гуще обступивших его деревьев. Аржанов улыбнулся. Охота обещала быть успешной, а значит, гости будут довольны. Присев на поваленное дерево, он прикусил оторванную травинку и начал думать о делах, требующих решения. Он вообще все свободное время думал о бизнесе и его проблемах, полностью не отключаясь даже во время сна. Может быть, именно в этом – в постоянной боеготовности – и заключался главный секрет его успеха.
Санька все не было, и Аржанов с усмешкой подумал, что тот может и вовсе не прийти. С него станется. Впрочем, от нагоняя, который Аржанов считал справедливым, уйти еще никому не удавалось, поэтому Санек мог сколь угодно долго бегать по лесу, справедливое возмездие было неотвратимо, как выстрел.
Выстрел прокатился по полю, заставив Аржанова недоуменно нахмуриться, а потом вскочить на ноги. Выстрел был негромким. Непривычно негромким для разгара охотничьего сезона. И в этом таилась угроза. Неслышно ступая по мягкому мху, Аржанов двинулся через лесную чащу в сторону, с которой прозвучал непонятный выстрел. Он шел быстро и уже минут через пять ступил на веселенькую лесную опушку, залитую беззаботным солнцем. До поля с бредущими по нему охотниками оставалось метров десять. Поле уже виднелось сквозь прорехи в листве. Слышались отдаленные голоса перекрикивающихся гостей.
Посредине опушки, неловко вывернув руки, лежал Санек. Вокруг его головы растеклась уже довольно большая лужа крови. Подойдя поближе, Аржанов увидел аккуратную дырку в виске, по-научному называемую входным отверстием. Санек был безвозвратно и необратимо мертв.
В помпезной столовой царило напряженное молчание. Даже вилки не звякали по тарелкам. Происшествие на охоте не испортило аппетита одному Муромцеву. Депутат ел не жадно, но обстоятельно, старательно собирая с тарелки кусочки рагу из кабана с картошкой и кабачками и обмакивая в брусничный соус кусочки черного хлеба. Остальные с мрачным видом смотрели в нетронутые тарелки.
– Да-а‑а, – нарушил похоронную тишину Щапин. – Вот ведь жизнь человеческая! Был человек – и нету.
– Охота сопряжена с риском, – отметил Парменов. – Несчастные случаи на охоте случаются каждый год, но тем не менее она не становится от этого менее привлекательной для настоящих мужчин.
– Настоящие мужчины умеют стрелять и по ошибке не могут попасть в висок соседа, – философски проговорил Костромин. – И как бы ни было печально это признавать, но выстрел, ставший роковым, произвел кто-то из нас.
– Иван Николаевич, вы в своем уме?! – возмущенно воскликнул Заварин.
– Абсолютно.
– А ведь Иван прав, – вступил в беседу Леонид Зимний. – Там, кроме нас, никого не было. И все остальные егеря в стороне находились. Так что точно кто-то из нас нечаянно не туда выстрелил.
– Ну, слава богу, я вообще у другой вышки остался, – с облегчением выдохнул Заварин. – Так что ко мне и к девчонкам это отношения не имеет.
– Это бессмысленно обсуждать. – Муромцев промокнул губы белоснежной салфеткой и откинулся на высокую спинку стула. – Ружья у нас у всех собрали доблестные правоохранительные органы, егерей они скидывать со счетов тоже не стали, поэтому завтра мы точно будем знать, из чьего ружья вылетела эта злосчастная пуля. Гриша, может, сознаешься, что это ты? Кроме тебя, тут все не первый раз на охоте, про дам я не говорю. – Он сделал элегантный полупоклон в сторону притихших Златы и Светланы. – В общем-то Иван действительно прав. Мы все с оружием обращаться умеем. Не первый год живем.
Григорий побледнел до цвета отброшенной Муромцевым салфетки.
– Да я даже ружье расчехлить не успел, – тихо и как-то затравленно ответил он. – Я ведь действительно в первый раз, поэтому сначала осмотреться хотел.
– А может, у него у самого ружье нечаянно выстрелило? – вмешалась в разговор Светка. – Костя, помнишь, ты в машине рассказывал, как у тебя дома ружье бабахнуло? Может, и у него так же.
Заварин сердито посмотрел на Светку, явно не вовремя вылезшую со своими воспоминаниями.
– А может, у тебя у самого ружье снова нечаянно бабахнуло, – с усмешкой спросил Муромцев, – а, Костик?
– Как у меня могло что-то бабахнуть, если я был в другом месте?! – заорал Костик.
– Тихо! – Окрик Аржанова был острым, как выстрел. Все моментально замолчали. – Вы все говорите не о том. Не важно это все.
– А что важно? – любопытствующе уточнил Щапин.
– Важно то, что экспертиза ваших ружей, да и не ваших тоже… экспертиза всех в мире ружей ничего не докажет. Саню убили не из ружья.
– А из чего же? – удивленно спросил Заварин. – мы же все слышали выстрел.
– Выстрел был. Только это был пистолетный выстрел, – спокойно ответил Аржанов.
– А ведь правда, – охнул Зимний. – Я еще, услышав его, подумал, что тут что-то не так, но не сформулировал, что именно. Молодец, Александр Федорыч!
– Какой дурак ездит на охоту с пистолетом? – удивленно спросил Щапин.
– Вот именно… – Голос Аржанова был сух и бесцветен. – Вот именно, а это значит, что это был не несчастный случай, а жестокое и хладнокровное убийство. И тот, кто мог его спланировать и совершить, находится в этой комнате. Осталось понять, зачем ему это было нужно.
От наступившей тишины у Златы заложило уши. И в этой мертвой тишине вдруг жалобно и горько заплакала Светка.
– Это не я, честное слово, это не я, – как в бреду забормотала она, размазывая слезы по своим круглым щекам.
– Мужчины, давайте отпустим дам в их комнаты, – попросил Щапин, подскакивая к Светке и протягивая ей большой клетчатый носовой платок, впрочем, весьма сомнительной свежести. – Милое дитя, конечно, это не вы, на вас никто и не думает. Зачем вам стрелять в какого-то егеря, которого вы видели первый раз в жизни?
– Нет, в том-то и дело, что не первый! – Светка глубоко задышала, ее роскошная грудь под тонкой водолазкой, надетой на охоту, затрепетала от нескрываемого волнения. В менее тревожных обстоятельствах Светка под угрозой расстрела не пришла бы на светский ужин в такой водолазке. – Давайте я все расскажу, чтобы не получилось, что я что-то скрываю. И будь что будет.
Заварин сделал протестующее движение, но потом махнул рукой, встал и отошел к окну, за которым закатывался жаркий июльский день. Еще раз глубоко вздохнув, Светка начала рассказывать всем собравшимся то, что уже было известно Злате: как встречалась с Саньком, как сердилась на его невыносимый характер, как бросила, не в силах его выносить, и как болезненно воспринял их расставание Санек.
– Понимаете, ему не я сама была нужна и важна, – объясняла, всхлипывая, Светка. – Он сам факт того, что его бросили, не мог никак пережить. Ну как же – его, такого замечательного, баба бросила! Он мне и звонил, и угрожал, и обещал, что я еще пожалею. Примерно с месяц бесновался, а потом пропал куда-то, как отрезало. Я перекрестилась, что все закончилось, и потом полгода примерно о нем ничего не слышала. Представляете, как я испугалась, когда увидела его за рулем машины! Решила, что он либо Костику про меня гадостей наговорит, либо вообще чего-нибудь сделает. Мне или ему.
– Ну, это руки коротки, – мрачно прокомментировал от окна Заварин.
– Светлана, а вы не успели с ним переговорить? До того, как его убили? – спросил Зимний.
– Успела, – потупилась Светка. – Я так и решила, что мне надо с ним поговорить, попросить его не устраивать скандала и выяснения отношений. Чего уж прошлое ворошить! Я спустилась с вышки и пошла по дорожке в ту сторону, куда все уехали. Мне, конечно, страшновато было. Все-таки лес кругом, но я считала очень важным его найти. И нашла.
– Где?
– На той полянке, где его потом… – личико у Светки сморщилось, губы набухли, и глаза снова наполнились слезами, – ну, где его потом нашли. Только когда я уходила, он был живой, честное слово! Он засмеялся, меня увидев. Сказал, что, зная мой характер, ожидал, что я его найду. И что, хотя я, конечно, полная стерва, зла он на меня не держит и гадить мне не будет. Сказал, что за эти полгода узнал, как тонок переход между добром и злом. Я не поняла, о чем он. Но успокоилась и побежала обратно. Пока меня Костик не хватился. Вот и все.
– Как интересно… – прокомментировал Зимний. – То есть, когда вы уходили, Константина Алексеевича на вышке не было? И куда же вы отлучались от прекрасных барышень, а, господин Заварин?
Хирург неопределенно пожал плечами.
– Ходил посмотреть кабаний след. На оленей мне дамы поохотиться не дали, просто так любоваться на красоты природы мне было скучно, я ж все-таки на охоту приехал, пусть и в приятной женской компании, вот я и отлучился ненадолго.
– Ну и как, нашли кабана?
– Следы нашел. Самого зверя не увидел. Подумал, что девочек все-таки некрасиво оставлять надолго, а потому решил возвращаться.
– Мимо злосчастной полянки не проходили?
– Представьте, проходил.
– И егеря там видели?
– Видел. Он как раз разговаривал со Светланой. – Светка с испугом посмотрела на него и прижала руку ко рту.
– И что было потом?
– Ничего. – Заварин снова пожал плечами. – Я, стоя за кустом, слышал их беседу от первого до последнего слова. Потом Света попрощалась и скрылась за деревьями, а он повернулся в мою сторону и предложил не прятаться. Засек он меня в этих кустах, понимаете?
– Так, может, вы его и убили? Из ревности? – сощурившись, спросил Зимний. Злата подумала, что разговор он ведет жестко и профессионально. И разговор этот шибко смахивает на допрос. Впрочем, чему удивляться? Непрофессионал вряд ли дорос бы до уровня начальника городского управления внутренних дел.
– Да бог с вами. – Заварин устало всплеснул руками. – Повторяю, что я слышал их разговор. Я понимал, что между ними давно уже ничего нет. А к прошлому что ревновать?.. Я вообще, знаете ли, не ревнив.
– А что было, когда вы вышли из кустов?
– Да то же самое. Я сказал ему, что не надо понапрасну мучить девушку. Что ее прошлая жизнь меня не касается. А издеваться над ней в настоящем времени я не позволю.
– И он стерпел такое заявление?
– Стерпел. Сказал, что-то типа, мол, не горячись, мужик. Никто твоей цыпочке не угрожает. И еще добавил, что еще прошлые грехи не отмолил, чтобы новые плодить. – Банкир Гриша вздрогнул. Чуть заметно, но сидящая напротив Злата заметила.
«Что это он? – мелькнуло у нее в голове. – Тема грехов для него явно очень личная. Интересно, какие у банкира могут быть грехи…»
– То есть, когда вы покидали поляну, егерь был жив?
– И здоров, – кивнул головой Заварин. – Хотя подтвердить я это, конечно, ничем не могу. Я пошел обратно к вышке, потому что хотел догнать и успокоить Светлану. И услышал выстрел, но, признаюсь, не обратил на него никакого внимания.
– Вы слышали один выстрел?
– Нет, два. Первый прозвучал, когда мы все еще были на вышке и я девушкам оленей показывал. А второй – когда я возвращался после разговора с егерем.
– Извините, Константин Алексеевич, но это очень важно. Вы догнали Светлану до этого второго выстрела или после?
– После. Я услышал выстрел, не придал ему значения и пошел дальше. Светлану я догнал почти у самой вышки, мы вместе поднялись наверх, и минут через десять по рации Александр Федорович сообщил, что случилось несчастье и за нами сейчас приедет машина.
– То есть в момент выстрела вы друг друга не видели, – задумчиво произнес Зимний.
– Если вы об алиби, то у нас его нет, – чуть раздраженно ответил Заварин. – Но я его не убивал. Я врач, я людей жизни не лишаю. Совсем наоборот. И пистолета у меня никогда не было.
– Если говорить об алиби, то у меня его, получается, тоже нет, – сказала Злата. Все с удивлением посмотрели на нее. – Ну, я ведь на вышке осталась одна. И никто не может подтвердить, что я оттуда никуда не отлучалась.
– Тем более что вы отлучались, – сообщил Аржанов. – Я выходил на связь с вашей рацией, и мне никто не ответил. Это было незадолго до выстрела.
– Я вниз спустилась. – Голос Златы задрожал. – На вашей вышке, конечно, есть удобные кресла, но вот туалета нет. Но я далеко не уходила, потому что не такая смелая, как Светка, и диких зверей боюсь. Хотя вы абсолютно правы. Именно поэтому я и говорю, что алиби у меня тоже нет.
– А оно вам нужно? Вы что, тоже были знакомы с убитым? – полюбопытствовал Зимний.
– Нет, я его первый раз в жизни видела, – ответила Злата. – И у меня не было совершенно никаких причин испытывать личную неприязнь к потерпевшему.
– Так и запишем, – пробормотал Зимний и обвел глазами собравшихся в комнате. – А у кого такие причины были? Помимо Светланы и Константина Алексеевича?
– У меня, – мрачно ответил Григорий. – Я его, конечно, видел первый раз в жизни, но он мне в машине нахамил, ну, вы многие слышали. А я, знаете ли, уже вышел из того возраста, чтобы хамство оставлять безнаказанным. Так что я был на него крайне зол и все время до случившегося обдумывал, как ему ответить.
– В смысле – отомстить, – уточнил Костромин.
– Отомстить – это слишком громко сказано. Но гадость хотелось сделать. Я, Сашка, собирался с тобой переговорить, зачем ты такого хама на работе держишь. Ладно, он мне надерзил, так он ведь и кому-нибудь из министров может перечить начать. Не оберешься ты потом проблем.
– Мои проблемы, мне и разбираться, – спокойно ответил Аржанов.
– Это понятно. – Григорий снова заметно побледнел. – В общем, я обдумывал свою месть до тех пор, пока не выяснилось, что за меня уже кто-то отомстил.
– Точно кто-то, а не вы?
– Точно. Я, конечно, человек самолюбивый, но не маньяк какой-то, – скрипуче засмеялся Григорий. – Да у меня и возможности не было. Я ж с Сергеем Константиновичем, – он кивнул в сторону Парменова, – на вышку полез.
– То есть вы все это время были вдвоем? – уточнил Зимний. – Да, Сергей Константиныч?
– Да. – Перед тем как ответить, Парменов кинул на Гришу странный взгляд. Мимолетный, но тоже замеченный Златой.
Все ее мысли и чувства как-то обострились в этот жуткий вечер, не похожий ни на какой другой в ее тридцатидвухлетней жизни. Несмотря на трагичность происходящего, она вопреки своей воле чувствовала себя героиней романа Агаты Кристи. Загородная база. Небольшое число людей, среди которых прячется убийца. Расследование, которое ведет настоящий полицейский. Долгое разбирательство. Поиск алиби. Ей было жутковато, но интересно. Ужасно интересно. Она представила, как дальше будут разворачиваться события, в полном соответствии с детективным жанром. Именно ей придет в голову блистательная мысль… И именно она поможет вычислить и разоблачить убийцу… И именно она…
– Вот что. Пойдемте спать, – вывел ее из грез голос Аржанова. – Час ночи уже. Предлагаю оставить продолжение нашего разговора на завтра. Ты как, Леонид Андреевич, не против?
– Не против. – Зимний медленно обвел глазами собравшихся. – Я думаю, никого не надо предупреждать, что выезд с базы всем запрещен до особого распоряжения?
– Не надо, все понимают, – почему-то радостно провозгласил Муромцев. – Мы же теперь все подозреваемые. Как говаривал один герой «Собачьего сердца», «тридцать лет ничего подобного».
– А могу я поинтересоваться, когда нас отсюда выпустят? – достаточно нервно спросил Костромин. – Мне так-то послезавтра на работу.
– Если за завтра все выяснится, то поедете на работу, – успокоил его Зимний. – Вместе поедем, Иван Николаевич. – Не один ты работаешь. Не один ты – государственный человек. Ну что, уважаемые? По предложению Александра Федорыча расходимся небольшими группами. Но позволю себе внести коррективу в правила здешнего пребывания. Завтра ровно в девять собираемся здесь за завтраком. Все, а не только те, кто проснется. Это ясно?
– Вполне, – пробурчал Заварин, поднимаясь со стула. Разочарованная Злата тоже встала.
Видимо, разочарование было так явно написано на ее лице, что бросивший на нее взгляд Аржанов весело и необидно засмеялся. Гордо задрав нос, Злата независимо прошла мимо него.
В своей комнате она, не включая света, подошла к окну и с ногами забралась на подоконник. Сидеть так она любила с детства. С ночной речки тянуло приятной прохладой. Вдали стрекотали кузнечики, чуть слышно плескалась рыба. Воздух был напоен тишиной и покоем. Несмотря на случившееся убийство. Злата почувствовала себя моральным уродом.
«То мне интересно, то спокойно, – сердито подумала она. – Тут человека убили, а я… Нет, вот все-таки права мама, что у меня на все реакция ненормальная. Я – бездушная математическая машина, а не человек».
Внизу по мелкому гравию дорожки вдоль реки зашуршали шаги. Злата навострила уши, но не шевельнулась, чтобы не привлечь внимания. Ночи были уже не белыми, но все еще достаточно светлыми, чтобы ее профиль в окне был различим, возникни у собеседников внизу желание задрать голову и посмотреть вверх. Впрочем, остановившиеся аккурат под ней банкир Гриша и журналист Парменов такого желания не выказывали.
– А скажи-ка мне, Гриша, пока нас никто не слышит, – в голосе столичного журналиста звучала неприкрытая насмешка, – а чего ж ты не признался, что уходил с вышки? Тебя ж минут двадцать не было?
– Стыдно было, – нехотя пробурчал Григорий. – Эта девчонка, Злата, может при всех признаться, что пописать бегала. А я – мужик солидный. Как вслух скажешь, что у меня от этой вашей охоты живот прихватило? Вот не ездил никогда на охоту, нечего было и начинать, не по мне это все. Так что причина моего отсутствия довольно банальна. Сидел я под кустом и хвалил себя, что влажные салфетки с собой ношу. Так что выстрелы я слышал, но на процессы в моем организме они никак не влияли.
– А я‑то уж подумал, – протянул журналист, – что у тебя есть более серьезная причина молчать.
– А что ж ты меня тогда при всех на чистую воду не вывел? – Теперь уже насмешка звучала в голосе банкира. – Спросил бы при всех, куда я ходил и зачем. Я бы и признался.
– А у меня профессия такая – интересные вопросы наедине задавать, – спокойно ответил Парменов. – То, что знают двое, знает и свинья, как говорил товарищ Мюллер. А я привык эксклюзив получать. Вот и решил попытать тебя наедине. Как выяснилось, зря. Твой понос на эксклюзив никак не тянет, ты уж извини.
– Это ты извини, что эксклюзива не вышло, – засмеялся Гриша. – Давай, спокойной ночи, до завтра, напарник. Спасибо, что не сдал.
Парменов махнул рукой в прощальном жесте и остался задумчиво смотреть на воду. Немного выждав, пока Гриша скроется в конце тропинки, он повернулся спиной к реке, достал из кармана телефон, потыкал в кнопки, терпеливо подождал, пока ему ответят, и негромко произнес (Злате пришлось напрячься, чтобы расслышать его слова):
– Привет, это я. Хочу тебя порадовать, проблемы с Залесьем больше нет. Громов мертв. И поверь мне, это гораздо более эффективный путь, чем дальнейшие переговоры с ним. Что? Да бог с тобой. На меня никто не подумает. Случайный понос одного чудака создал мне прекрасное алиби. Так что давай, действуй. И не забудь проставиться за хорошую новость.
Закончив разговор, он оглянулся на реку и не спеша пошел ко входу в соседний корпус. Сидящую над его головой Злату он так и не заметил. Проводив его глазами, она в задумчивости слезла с подоконника и поплелась в ванную. То, что она услышала, требовало осмысления. А после сегодняшних событий ее голова думать категорически отказывалась.