Текст книги "Судьба зимней вишни"
Автор книги: Людмила Зарецкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Вечером были шашлыки, потом баня, потом чай из настоящего самовара с пирогами, до которых Лелька всегда была большая мастерица. Петрович с Ильей до глубокой ночи обсуждали войну в Чечне. Мы с Лелькой потрепались о своем, о девичьем, а потом я ушла спать, так и не дождавшись Петровича. Он пришел уже под утро. От него немножко пахло водкой, когда он требовательно целовал меня, пытаясь заставить проснуться. Конечно, я проснулась.
Остальные праздничные дни были похожи на первый. Я много спала, много ела, много занималась любовью, много смеялась и была абсолютно счастлива. Когда я отвезла Петровича домой и забрала у мамы Сережку, я чувствовала себя так, как будто вернулась из двухнедельного отпуска, проведенного на море.
Следующие две недели у меня выдались очень суматошными. Во-первых, на меня почему-то навалилось очень много работы. Новые клиенты все прибывали и прибывали. Девчонки-менеджеры, наоборот, начали уходить в отпуска, которые у нас расписаны по очень жесткому графику. Мне пришлось взять на себя дополнительных клиентов.
Сережку нужно было собрать для поездки. Из летней одежды прошлого сезона он катастрофически вырос. Поэтому каждый вечер мы мотались по разным магазинам, закупая плавки, шорты, майки, кепки, банданы, штаны с карманами и без карманов, дорожный рюкзак, супермодную поясную сумку («Ты не понимаешь, ма, насколько она клевая!»), mp3-плеер в дорогу, очередную книжку про Гарри Поттера… Список можно продолжать до бесконечности.
С Петровичем мы встречались урывками, потому что он тоже был очень занят по работе.
– Саша, скажи мне правду, то, чем ты занимаешься, это опасно? – то и дело спрашивала я.
– Конечно, нет, глупенькая, – улыбался он и прикасался горячими губами к моему лбу. – У меня совершенно спокойная работа. Я целый день сижу на проходной какого-нибудь предприятия. Ну, еще, бывает, сопровождаю клиентов с работы и на работу. Вот и все.
– А как называется твое агентство? – Мне пришло в голову, что я могу знать его владельца и обратиться к нему с просьбой поберечь моего любимого.
– Алиса, – Петрович снова поцеловал меня в лоб, как ребенка, – зачем тебе это знать? Это лишняя информация. Я человек военный, а потому скажу, что женщине мужские секреты совсем ни к чему.
Я волновалась, но не обижалась. В конце концов, в этом был весь Петрович – надежный как скала, немногословный, уверенный. Иногда он работал и по вечерам, поэтому я ценила любую свободную минуту, которую мы могли провести вместе.
Девятого мая он тоже, как на грех, работал. Праздничные дни мы с Сережкой проводили вдвоем. Сходили на парад. День Победы, на мой взгляд, уважительный для этого повод. Мой дед, который умер за несколько лет до появления на свет Сережки, воевал, как, наверное, деды каждой из нас.
Я не сильно сентиментальна, но в День Победы у меня всегда в глазах стоят слезы. К сожалению, Сережкино поколение сентиментально еще меньше. Поэтому я, как могу, стараюсь заниматься патриотическим воспитанием. Получается плохо. После парада я буквально силком затащила сына посмотреть фильм «Офицеры». В положенных местах я тихонько плакала. В конце фильма зарыдала навзрыд. Насупившийся сын, терпеливо смотрящий в экран, всем своим видом выражал покорность судьбе и ожидание титров. Когда титры наконец-то появились, он облегченно вздохнул, повернулся ко мне и удивился:
– Мам, а ты чего плачешь?
– Над кино, – тихо всхлипывая, сказала я.
– А чего над ним плакать? – еще больше удивился ребенок.
Я попыталась ему объяснить величие этого фильма и его героев, но сын смотрел на меня скептически. Я представила, как бы было хорошо посмотреть это кино рядом с Петровичем, уткнувшись в его теплое плечо, и зарыдала еще горше.
Вечером по телевизору показывали «В бой идут одни старики». Этот фильм Сережка отказался смотреть наотрез. Так что я мирно поплакала в одиночестве. Салют в честь Дня Победы был виден у нас из окна, так что мокнуть под проливным дождем, который начался к вечеру, нам не пришлось.
В воскресенье мне пришлось отказаться от свидания, потому что я приводила в сознание Настю, которую бросил очередной кавалер. При Настином характере это в общем-то неудивительно, но мне все равно было ее жалко, особенно на фоне своего непрекращающегося счастья. Настя сидела у меня на кухне, запивала валокордин водкой и ревела. Сережка деликатно скрылся в своей комнате.
Когда наревевшаяся Настя ушла (из соображений безопасности я отправила ее домой на такси), я вернулась на кухню, чтобы убрать посуду. Минут через пять раздался звонок в дверь. Чертыхнувшись про себя, я решила, что эта дурища что-то забыла. Дверь я открыла, не глядя в глазок. На пороге стоял Павел с чемоданом в руках.
* * *
– Можно войти? – спросил он, почему-то робко глядя на меня.
– Заходи, – обреченно сказала я.
Я решила, что он вернулся из командировки пораньше и хочет провести у меня ночь. Сами понимаете, такая перспектива меня совсем не обрадовала. Я судорожно обдумывала, как бы мне поделикатнее объяснить, что наш роман закончен, и нужно ли перед этим хотя бы покормить его ужином. Погрузившись в свои мысли и грохоча сковородками, я не сразу услышала, что он уже довольно долго что-то бубнит.
Наконец-то прислушавшись, я выцепила краем мозга фразу: «Я понимаю, что виноват в том, что долго не мог решиться».
– Ты хочешь со мной расстаться? – вне себя от счастья завопила я.
– Алиса, ты что, меня совсем не слушала? – обиделся Павел.
– Извини, задумалась, – честно призналась я.
– Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж!
– Что-о-о? – закричала я и уронила на пол масленку, которую в тот момент доставала из холодильника. Масленка издала жалобный «дзинь» и распалась на две половинки. Замерзший скользкий кусок масла запрыгал по полу и ускакал под холодильник.
– Да. Я понимаю, что мне надо было еще несколько лет назад сделать тебе предложение, но я не мог набраться решимости уйти из семьи. Но сегодня я это сделал.
– Что ты сделал? – простонала я. – Только не говори, что ты объявил жене о том, что намерен начать новую жизнь.
– Но я именно это и сделал, – вконец растерялся Павел. – У нас был очень непростой разговор, и я сказал Нонне, что больше не могу жить с ней, что я люблю новую женщину. Тебя.
– А меня ты спросил? – От негодования у меня на глазах даже выступили слезы. – Ты решил уйти из семьи. Ты решил жениться на мне. Ты пришел ко мне жить. А тебя не интересует, что Я думаю по этому поводу?
– Конечно, интересует. Поэтому я и делаю тебе предложение.
– Паша, – устало сказала я, – я очень хорошо к тебе отношусь. Но если бы ты посоветовался со мной до своего исторического разговора с женой, я бы отговорила тебя от этого глупого шага. Ты женат уже почти пятнадцать лет, у тебя двое детей, с чего вдруг тебе ломать свою жизнь?
– Я тебя люблю, – ответил Павел. – И я хочу жить с тобой.
– Но я этого не хочу. Я никогда не просила тебя развестись.
– Но было время, когда ты этого хотела.
– Было, – честно призналась я. – Правда, недолго. Но теперь я этого не хочу. Я не хотела этого даже две недели назад. А теперь не хочу еще сильнее, потому что у меня появился другой. Я полюбила другого мужчину, Паша.
– Я знаю, – неожиданно сказал Павел.
– Знаешь? Откуда?
– После твоего похода в «Павлин» я решил за тобой проследить. Однажды пришел вечером и увидел, что ты возвращаешься с каким-то хмырем. Вы зашли в квартиру, а я остался на лестнице. Я просидел на ней всю ночь, Алиса. Это была не самая приятная ночь в моей жизни. Потому что сначала я надеялся, что он все же выйдет. А потом понял, что он остался у тебя ночевать.
– Паша, ну что за третий класс, вторая четверть! Какая слежка? Я бы и так тебе все рассказала.
– Нет, я очень рад, что увидел это своими глазами. Пока я сидел на лестнице, я всю ночь думал, что не могу тебя потерять. Через пару дней я уехал в командировку, там все обдумал, вернулся домой и поговорил с женой. На этой неделе я подам на развод и через пару месяцев буду свободен.
– Паша, я не могу выйти за тебя замуж, – сказала я. – Я люблю другого.
– Нет! – закричал Павел. – Нет, не любишь. Ты это просто придумала. От одиночества. Потому что я не уделял тебе столько времени, сколько ты заслуживаешь, но теперь все будет по-другому.
Этот тяжелый разговор продолжался несколько часов и шел по кругу. Павел плакал, я ревела в голос, но оставалась тверда, как скала. В три ночи Павел ушел, волоча за собой чемодан. Мне было его очень жалко, но к жалости примешивалось чувство освобождения.
* * *
Почему иногда бывает так просто закрыть дверь в прошлую жизнь? Мы с Павлом пробыли вместе четыре года. Мой брак с Артемием длился немногим больше, но «военные раны» болят до сих пор. А тут…
Я только что потеряла человека, которого любила. Или все-таки нет? Может быть, именно в этом все дело. В том, что я никогда не любила Павла так, как любила своего мужа?
А может быть, дело в том, что тогда я была пострадавшей стороной? Артемий бросил меня. Выкинул из своей жизни за ненадобностью. Как старую тряпку. Может быть, именно чувство собственной ненужности причиняло столь сильную боль, осколки которой впиваются в меня до сих пор?
А сегодня я – сильная сторона. Я отвергла человека, который только что совершил ради меня, может быть, самый сложный поступок в своей жизни. Я обидела Павла. Унизила его своим отказом. Оскорбила нелюбовью. И при этом я не чувствую никаких угрызений совести. Наоборот, мне хорошо, потому что я только что избавилась от проблемы, еще пару часов казавшейся неразрешимой.
Что ж, нужно признать очевидное. Я – чудовище.
* * *
Ему снилось, что он чудовище. Вроде и голова у него в его сне была одна, и огонь он не изрыгал, но все-таки был чудовищем, которое расставляло сети и ловило в них доверчивых, добрых, а главное, привлекательных женщин.
Он знал, что не может поступить иначе. Он должен был завершить начатое, пройти назначенный себе путь до конца. Сделать все, чтобы худенькая девушка, многие годы смотревшая на него с обожанием, наконец-то отпустила его. Растворилась в выбранном ею небытии до конца. Дала жить, не испытывая постоянного чувства вины.
Он знал, что сделает это, даже если потребуется стать чудовищем, пожирающим невинные души. Он кричал это вслед худенькой девушке, уходившей от него в туманную дымку. Она обернулась на его крик, и он с ужасом увидел, что это не она, а Алиса Стрельцова смотрит на него с мольбой, надеждой и отчаянием.
Он мучился, раздираемый сомнениями, но понимал, что все равно нанесет свой удар, несмотря на все ее мольбы и надежды. Так было нужно. Так решило чудовище, живущее внутри его.
Алиса в его сне печально улыбнулась и растаяла. Он снова закричал и проснулся от этого крика, понимая, что плачет и не может сдержаться.
* * *
Назавтра Сережка невзначай спросил у меня:
– Ты все-таки поссорилась с Пашей? – Какие у моего сына длинные уши. Или это мы так громко орали?
– Да, Сереж, я больше не буду с ним встречаться.
– Из-за «Павлина»?
– Нет, из-за моего нового друга. Его зовут Александр Петрович. Я вас познакомлю, и он тебе обязательно понравится.
– Ладно, мам, – покладисто согласился сын. – Он мне понравится, потому что ты у меня стала такая счастливая. И совсем не уставшая, как обычно. И очень-очень красивая.
У меня невольно потекли слезы.
– А Пашу тебе не жалко? – спросила я. – Ты не осуждаешь меня, что я поступила жестоко?
– Как мужчине мужчину жалко. – Я невольно улыбнулась. – Но что же поделаешь, если ты его разлюбила, – рассудительно сказал сын. – Когда папа разлюбил тебя, он стал жить с теть Ниной. Так бывает. Теперь вот с тобой случилось.
Н-да. Лихие, однако, сейчас стали дети. Я в 13 лет так не рассуждала. Впрочем, самым важным для меня было то, что Сережка меня понимает. И слава богу.
Я долго думала, рассказывать ли об этом инциденте Петровичу, но потом решила, что не стоит. В конце концов, он меня не спрашивал о моей личной жизни, и я решила, что если такой вопрос когда-нибудь возникнет, то тогда я ему все и расскажу. Тем более что рассказ о моем отказе выйти замуж за Павла Петрович может расценить как давление на него самого. А мужчины, как известно, негативно относятся к матримониальным поползновениям в свой адрес.
Поэтому, когда на следующий день Петрович заехал ко мне в контору во время обеденного перерыва, я ничего ему не сказала. Мы заказали суши с доставкой в офис и наслаждались копченым угрем, обмакивая его в соевый соус, когда на пороге моего кабинета появилась Лора.
Выглядела она еще хуже, чем в нашу первую встречу. Непонятного цвета юбка болталась у нее вокруг щиколоток, скрывая роскошную, как я знала, фигуру. Сверху была надета нелепая самовязаная кофта, на которой к тому же не хватало пуговицы. Туфли были нечищены, голова опять немыта. И только роскошный маникюр, как и в прошлый раз, притягивал взгляд. Петрович, как настоящий джентльмен, встал, чтобы поздороваться. Я их познакомила.
– Ничего, что я к тебе зашла? – с извиняющейся улыбкой спросила Лора. – Я к психологу приходила. Право, Алиса, не стоило все это затевать. Теперь твоя Ирина с меня не слезает.
– И правильно делает. Первые два свидания сорвались почему?
– Потому что я нескладная.
– Нет, потому что кандидаты тебе не подходили. А теперь, после составления психологического портрета, все пойдет как по маслу.
Лора отказалась от суши (никогда в жизни их не ела) и от кофе и, быстро попрощавшись, ушла.
– Это кто? – с любопытством спросил Петрович.
– Моя одноклассница.
– Вы такие разные, неужели дружите?
– Нет, – засмеялась я. И рассказала Петровичу о нашей недавней встрече с Лорой, а потом, немного запнувшись, все-таки поведала и историю ее двух неудачных свиданий. Уж больно забавным был этот рассказ.
Почему-то Петровича история Лоры заинтересовала. Он почти час расспрашивал меня о том, какой она была в детстве, чем увлекалась, на что живет сейчас и кто ей помогает. Я даже слегка разозлилась и напомнила ему, что его должна интересовать я. Он горячо заверил меня, что так оно и есть, и больше мы к этой теме не возвращались.
Через пару дней Иришка подобрала Лоре третьего кандидата в женихи – разведенного инженера Барулина, которому в первом браке очень не повезло с женой. После первого свидания Барулин не сбежал, так что появилась надежда, что на этот раз у Лоры все получится.
За несколько дней до Сережкиного отъезда я выкупила в Наташкином бюро билеты и повезла их Илларии. Эта ведьма настояла, чтобы они хранились у нее, несмотря на то что доставить ее в аэропорт все равно должна была я.
Отдаться моей свекрови проще, чем объяснить, почему нет. Поэтому скрепя сердце я потащилась к ней. Бывать в квартире, где прошли самые счастливые (до недавнего времени) и самые поганые минуты моей жизни, я не люблю. Воспоминания не из самых приятных, сами понимаете.
Правда, бывать там мне приходится редко, не чаще раза в год, когда на Илларию накатывает желание побыть бабушкой. Но и в эти редкие минуты меня никогда не пускают дальше порога. Видать, боятся, что снова выставить меня из этого святилища будет не так-то просто.
Когда недавно мы были здесь с Петровичем, традиция тоже не нарушилась, но сегодня Иллария почему-то нервно попросила меня раздеться и предложила чаю. Признаться, я слегка обалдела.
– Мне нужно поговорить с тобой, Алиса, – заявила свекровь, поставив передо мной чашку. Я вздрогнула. Это был старинный голландский сервиз, который Иллария берегла как зеницу ока. В былые годы я так и не смогла заслужить почетного права пить из этих чашек, так что дело было очень серьезным. – Ты должна мне помочь. В конце концов, мой сын далеко, а ты в благодарность за все, что мы для тебя сделали, должна выполнить за него свой долг.
– Иллария Венедиктовна, свой долг можно выполнить только за себя, – улыбнулась я. – Но, конечно, я вам помогу. Если буду в состоянии.
– Ты обязана это сделать. Дело в том, Алиса, что за мной следят.
Я закашлялась, выплеснула горячую жидкость себе на колени и зашипела от боли. Свершилось! У Илларии начался старческий маразм.
– Ты всегда была криворукой, – автоматически отметила она, из чего я сделала вывод, что мир пока еще не потерял своих привычных очертаний.
– Иллария Венедиктовна, кому нужно за вами следить?
– Вот на этот вопрос ты и должна будешь ответить. – Свекровь ткнула в меня длинным наманикюренным пальцем. – К счастью, мы с Сердалионом послезавтра уезжаем, так что две недели мне не будет ничего грозить. Квартиру я оставлю на охране, но за время моего отсутствия ты должна разобраться, в чем тут дело.
– Да с чего вы вообще взяли этот бред?
– Не груби, Алиса. Я чувствую, что за мной следят. Когда я разговариваю по телефону, то слышу особенные щелчки в трубке. Вчера я ходила к Марье Семеновне, и за мной по пятам шел какой-то человек. Очень подозрительный. И сегодня в магазине я тоже чувствовала, что кто-то смотрит мне в спину. Марья Семеновна думает, что это интересуются моими бриллиантами.
Марья Семеновна – это новая теща Артемия. Мать Нины. «Совсем у бабок от одиночества крыша поехала», – подумала я, но, чтобы не спорить, согласилась нанять для Илларии Венедиктовны детектива. Далеко ходить за ним мне было не надо. Я решила, что закажу эту разведывательную операцию Петровичу. Ну а оплачу ее, естественно, из своего кармана.
В чем я и заверила Илларию, а затем договорилась, что заеду за ней послезавтра в 10 утра. На том мы и попрощались. Я, освобожденная из злополучной квартиры, выскочила на улицу и… налетела на Петровича.
– Саш, ты чего здесь делаешь? – воскликнула я. Мне показалось, что Петрович смутился.
– Тебя встречаю.
– А как ты узнал, что я здесь, я ведь никому не говорила, что к Илларии поеду? – удивилась я.
– А я и не знал, я почувствовал.
– Ой, Саш, что-то тут нечисто. Может, ты за Илларией следишь? – решила пошутить я.
– За твоей Илларией?
– Ну, она, к счастью, не моя. Представь, она вбила себе в голову, что за ней следят, и я пообещала, что найму ей детектива.
– Твоя свекровь мало того, что подпольная миллионерша, так еще и сумасшедшая, – покачал головой Петрович. – Или у нее правда какой-нибудь свечной заводик есть, раз она считает, что за ней могут следить?
– Да нет у нее никакого заводика, – отмахнулась я. – Крыша просто поехала. Ты мне поможешь?
– В чем? – не понял Петрович.
– Ну, стань этим самым детективом, а потом скажешь, что никто за ней не следит и ей это все показалось.
– Ладно, – неожиданно легко согласился Петрович, – договорились. Только денег я за это не возьму. Будем считать, что это наше родственное дело.
Я так обрадовалась, услышав эти слова, что даже немножко попрыгала. Но потом нахмурилась.
– А все-таки, как ты тут оказался?
– Твоя Иллария… Ну ладно-ладно, не твоя… Она заразила тебя подозрительностью. У меня клиент живет в соседнем подъезде, я его проводил до дома, вышел на улицу, а тут ты.
Я расхохоталась такому смешному совпадению, после чего мы сели в машину и поехали ужинать.
За ужином мы поспорили насчет того, стоит ли до Сережкиного отъезда знакомить его с Петровичем. Я считала, что раз уже анонсировала сыну это мероприятие, то должна выполнить обещание. Он уверял, что торопиться ни к чему.
– Алиса, парень послезавтра уезжает. Он уже весь мыслями в этой поездке. Не нужны ему новые эмоциональные впечатления. Кроме того, он же ребенок. Нарассказывает чего-нибудь бабушке или отцу. Зачем тебе это надо? Вернется, и мы познакомимся.
Я была вынуждена согласиться, что в этом есть определенная логика. И спросила, переедет ли Петрович ко мне на время отсутствия Сережки.
– Обязательно, – ответил он. – Только не сразу. Я как раз хотел тебе сказать, что завтра на неделю уезжаю в командировку. Вернусь только в следующую пятницу. И сразу к тебе.
Я расстроилась ужасно. Из двух недель счастья подлый работодатель Петровича крал у меня дней десять, да еще вдобавок с двумя выходными. Мой любимый внимательно посмотрел на меня:
– Алиса, я тебе обещаю, что вернусь из этой командировки и мы будем вместе. И еще. Я не говорил, что я тебя люблю?
На этих словах я, заплакав, закрыла лицо ладошками, но Петрович отвел мои руки, внимательно посмотрел мне в глаза и крепко поцеловал в губы.
– Я очень люблю тебя, Алиса, – повторил он. – Я выполню свою работу, и у нас все будет хорошо.
Я позвонила маме и попросила переночевать с Сережкой. Мы с Петровичем поехали к нему, в его маленькую квартиру. Я была там впервые, но меня не смущали ни старые обои, ни одежда, которая вместо шкафа висела на вбитых в стену гвоздях. Меня волновало только то, что завтра человек, которого я люблю и который, о боже, любит меня, уезжает на целую неделю. Мне нужно было с ним хорошенечко попрощаться. И честное слово, я отдала ему все, на что была способна.