Текст книги "Пожалуйста, не женись на мне...(СИ)"

Автор книги: Людмила Мацкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

   Она уже несколько лет жила в Москве, и скучать ей было некогда, потому что работа и маленький внук занимали почти все свободное время. После окончания института она работала в небольшом уральском городке, где была счастлива с мужем и двумя чудными дочками, но семейная идилия длилась недолго: муж, неожиданно заболев, через полгода умер. Девчонки, окончив школу, в городке не задержались, одна продолжила обучение в Москве, другая – в Екатеринбурге.

   Нина Николаевна надолго замкнулась в себе, но жизнь брала свое, и постепенно она опять стала дышать полной грудью, однако даже не помышляла о новом замужестве, считая эту страницу жизни навсегда для себя перевернутой. Так бы и доживала она жизнь вместе с такими же в большинстве одинокими подругами, если бы не младшая дочь.

   Ее судьба как-то не сложидась, она осталась одна с крошечным ребенком на руках, вот и пришлось срочно вызывать мать. Нина Николаевна удачно продала квартиру и дачу, заняла у брата кругленькую сумму, добавила собственные сбережения, и они с дочерью смогли купить трехкомнатную на окраине Москвы.

   Она стала работать в школе, отдавая все свободное время вновь обретенной семье. Так и текла ее жизнь, в которой один день в точности походил на другой, а мысли о возможных переменах даже и не возникали. Но вот внук подрос, и Нина Николаевна заметила, что свободного времени у нее стало больше. Надо было чем-то занять его, и она села, чтобы не отставать от жизни, осваивать компьютер.Новый мир, открывшийся перед ней, буквально ошеломил. Она даже нашла четырех бывших одноклассниц и теперь частенько разговаривала с ними по скайпу, делясь своими нехитрыми новостями. Трое из них жили в Екатеринбурге, одна – в Штатах.

   Каждый год Нина Николавна ездила к своей старшей дочери (одна была старше другой на несколько минут) и, конечно же, встречалась с подругами, но нынешняя ее поездка должна была стать особенной. Дело в том, что совсем недавно они нашли, и тоже в интернете, Рудаковского Женьку, которого не видели со времени окончания школы. Как оказалось, все это время он преспокойненько жил в Екатеринбурге, сначала учился, а затем и преподавал в той же самой академии. И вот теперь они уже впятером решили встретиться на квартире одной из подруг. Был назначен день и час.

   Женька был ее первой любовью, а может, и не любовью, а просто реализованным желанием поскорее повзрослеть. Но так или иначе, именно с ним она ходила в кино, разрешала держать себя за руку и впервые целовалась в летнем кинотеатре городского сада, который жители по-прежнему называют Сталинским. Они списались, и он неожинанно предложил встретить ее на вокзале, а она, даже не подумав для приличия и пару дней, да что уж там, даже пару минут, согласилась.

   Позднее она корила себя за это, потому что одно дело – посиделки с подругами, когда можно было расслабиться, выпив бокал вина, а потом, давясь от хохота, орать песни своей молодости, или, плюнув на диету, сметать со стола жареные пирожки и другие вкусности, а наутро выпивать двойную порцию таблеток... Но совсем другое дело увидеться с Рудаковским Женькой...

   Тогда их послеурочные и воскресные встречи продолжались совсем недолго, всего лишь полгода, потом она просто отвернулась от него, ничего не объяснив, потому что влюбилась в другого, с кем была вместе четыре года, но так и не стала его женой. А Женька? Да что Женька... Он молча отошел в сторонку, потом стал встречаться с милой девочкой, которой позднее стал мужем. Однако, их городок был небольшим, поэтому они часто сталкивались где-либо помимо школы, но отводили глаза, делая вид, что незнакомы, хотя, надо признать, он никогда не выпускал ее из виду, да и она тоже каким-то образом всегда чувствовала его присутствие.

   И вот сейчас, чудны дела твои, Господи, он должен был встретить ее. Поезд уже остановился, когда она в последний раз внимательно посмотрела на себя в зеркальце, потрогала пальцем, как будто стирая, еле заметную морщинку на лбу, и подкрасила губы. Ей очень хотелось быть сегодня спокойной и красивой, хотя, по ее глубокому убеждению, молодость и красота уже давным-давно распрощались с ней, и Женьке любоваться было особенно и не на что и, что тоже важно, незачем.

   Несмотря на утверждения подруг, что и в сорок пять она выглядит очень даже неплохо, Нина Николаевна уже давно поняла, что неплохо совсем не означает, что хорошо. Стараясь справиться с волнением, она еще какое-то время сидела в купе, разглядывая толпящихся в проходе и желающих поскорее оказаться на перроне людей, поэтому вышла из вагона последней. Она тотчас увидела и узнала его, а узнав, подумала, что он выглядит гораздо лучше, чем в молодости.

   Он и вправду выглядел отлично, был высок и худощав, а волосы еще не засеребрились сединой. Да уж, мужчина в сорок пять – это не женщина в сорок пять. Нина Николаевна почувствовала что-то близкое к панике, но не бежать же теперь... Он, видимо, тоже сразу узнал ее, улыбаясь, забрал чемодан, потом помог спуститься и, протянув букет, легко чмокнул в щеку.

   – Ну, привет, одноклассница, – заговорил Женя, будто они расстались друзьями всего лишь месяц назад, – вот и встретились.

   – Привет, одноклассник, да уж, встретились, не прошло и полгода, – ответила она в тон ему и рассмеялась.

   Опасения последнего времени рассеялись, ей стало легко оттого, что он так вот просто нашел и нужные слова и нужную интонацию. Они вышли из здания вокзала и, пройдя еще немного, подошли к его машине. Убедившись, что Нина удобно устроилась, он, усевшись рядом и все еще улыбаясь, заговорил:

   – Послушай, так уж получилось, что я не смогу прийти на встречу, работа, знаешь ли, – и он сделал какой-то неопределенный жест рукой, – но сегодняшний день мы проведем вместе, как старые знакомые. И, пожалуйста, не отказывайся...

   Это было так неожиданно, что она, удивленно посмотрев на него, только и смогла сказать:

   – Но ведь дочь ждет...

   Причина отказа, конечно, была смешной, и она сразу поняла это. И правда, кто бы мог помешать им, если бы они решили прожить этот день так, как захотят?

   – А ты уже взрослая девочка, и у тебя могут быть свои дела, поэтому ты просто позвони и предупреди ее, – услышала она в ответ.

   Нина Николаевна послушно взяла телефон и набрала нужный номер, однако на вопросы дочери отвечала настолько уклончиво, что, чувствуя это, мучительно покраснела, но быстро взяла себя в руки и деловым тоном пообещала обо всем рассказать вечером.

   – Что же это такое? Ты совсем смутил меня, а я почему-то со всем соглашаюсь и чувствую себя, как в семнадцать лет, когда у мамы на танцы отпрашивалась, – шутя пожаловалась она, поворачиваясь к нему.

   – Вот видишь, ничего страшного не произошло и дальше не произойдет, – спокойно ответил он все с той же легкой улыбкой.

   Они немного помолчали. Нина все еще удивлялась не только своему согласию, но и какому-то нежеланию что-либо рассказать о встрече с одноклассником дочери, будто в этом было что-то запретное, тайное. Однако, согласие было дано, и она опять заговорила:

   – Ну и какая у нас программа? Надеюсь, не очень насыщенная, а то я от поезда очень уж устала.

   – Вот я и хочу, чтобы ты отдохнула. У меня в деревне, тут недалеко, есть дом, мы туда и поедем. Приведешь себя в порядок, отдохнешь, потом погуляем по лесу, если захочешь, сходим на озеро, а вечером я тебя отвезу к дочери. Договорились?

   Они выехали за город, и дорогу вскоре обступили деревья. Она старательно делала вид, что ее занимает все происходящее вокруг, однако изредка поглядывала на Женю, пытаясь хоть как-то привыкнуть к его новому облику. Молчание занянулось, ей вдруг стало отчего-то тревожно и неуютно, она уже пожалела, что согласилась на эту поездку, и стала ругать себя за то, что под впечатлением от встречи потеряла остатки разума. Женя же по-прежнему молчал и стал казаться ей незнакомым, совсем чужим, каким, разумеется, и был по прошествии стольких лет.

   Сейчас затея с поездкой уже не казалась ей такой привлекательной, а день, обещанный незнакомому человеку, не сулил ничего хорошего.Да, умела она влипать в нелепые ситуации... О чем можно было с ним говорить, что обсуждать? Они не виделись очень давно, и у них не было общих воспоминаний кроме тех двух лет, проведенных в одном классе, и то половину этого времени они старательно отворачивались друг от друга. Нина Николаевна уже почти собралась попросить довезти ее до ближайшей автобусной остановки и сейчас обдумывала, как сделать это поделикатнее, не обидев его.

   -Уже пожалела? – не отрывая взгляда от дороги, произнес он каким-то ленивым голосом. – Ты, наверно, в новой роли няньки при дочери и внуке совсем разучилась отдыхать? Вот и позволь себе чуточку расслабиться.

   Он был, конечно, прав, ведь именно такой была ее теперешняя жизнь. Нечего было бояться, не перед кем отчитываться за свои желания и поступки, некому ничего объяснять, но и разыгрывать роль веселой вдовы она не собиралась, да и не хотела ничего, хоть отдаленно похожего на самый безобидный флирт.

   -Да не пожалела я, просто уж как-то все нереально... ты и я... август и какой-то дом за городом... Водевиль, одним словом... Тебе самому не странно? – она была рада, что смогла сказать то, что на самом деле беспокоило ее.

   Он вздохнул, как ей показалось, с облегчением, оттого, что она не упомянула о возвращении, и лицо его стало вновь простым и знакомым.

   -Ну что ж, как говорит один мой друг, так уж карта легла... День наш, каким он будет – от нас зависит. Вот и давай его не портить ненужными мыслями. Кстати, скоро приедем.

   Сосны вскоре расступились, и Нина увидела несколько десятков серых от времени деревянных домов, стоящих в ряд по обе стороны дороги и образующих одну-единственную улицу, а чуть дальше с пяток кирпичных особняков за высокими заборами Они казались чем-то инородным в этой сельской сонной идилии, но таковы уж реалии нынешнего времени.

   В доме было тихо и прохладно. На первом этаже располагались не только зал и большая кухня, которую она тут же оценила, а также маленькая комнатка, гордо названная им кабинетом. Они поднялись на второй этаж в комнату для гостей. Кроме большой кровати, шкафа, а также столика и кресла у широкого окна в ней не было ничего, но солнце заливало ее и делало такой приветливой, что все это Нине очень понравилось.

   Женя сказал, что завтрак будет готов через полчаса, после чего они сразу же отправятся на прогулку, и оставил ее одну. Она приняла душ, вынула из чемодана легкий голубой сарафанчик с темно-синими васильками на подоле, в котором выглядела очень даже ничего, немного покрутилась перед зеркалом, наложила на лицо и плечи крем от загара, чуть-чуть подкрасила губы, взяла в руки легкие белые босоножки и, с удовольствием шлепая ногами по прохладному деревянному полу, вошла на кухню.

   -Хорошо выглядишь, – сказал Женя, окидывая ее быстрым взглядом, – скорей за стол, яичница стынет.

   Завтрак был хорош, а кроме того крупно нарезанные помидоры и огурцы, слегка присыпанные солью, редис в сметане, черный хлеб, холодный компот... Все ей нравилось, все неожиданно оказалось таким, как она любила.

   Сначала решили пойти на озеро, но от предложения поплавать она наотрез отказалась, сказав, что посидит в тенечке, пока он искупается. Ей было немного стыдно, потому что он, конечно же, понял, что она просто стесняется оказаться перед ним в купальнике в свои сорок пять, ведь в таком возрасте, ясно, уже не мечтают попасть на обложку «Плейбоя». То, что было для нее возможным на любом пляже, оказалось просто невозможным сейчас.

   Извилистая тропинка привела их на берег, заросший травой и кустарником. Какого-то отдельного места для купания, видимо, здесь не было, и они расположись в тени большой старой ивы. Он неторопливо рассказывал о том, что каждый год летом проводил несколько недель с детьми где-нибудь на озерах, благо их было на Урале множество, и детям нравилась такая серьезная взрослая жизнь с обязанностями, которые были у каждого, без нравоучений и лишней опеки. Она тоже что-то рассказывала о ранно умершем муже, бывшем одногруппнике, которого все любили и за добрый нрав называли не иначе как Саша – радость наша, о своих девочках, о том, что раньше любила отдыхать на природе, но сейчас на это просто не остается времени..

   Потом он решил поплавать и, скинув шорты и футболку, пошел к воде, а она почему-то с удовольствием, как будто ей было до этого какое-то дело, отметила, насколько он хорошо выглядит. Есть же люди, которые с возрастом становятся только привлекательнее, он был, видимо, из их числа. Она с усмешкой еще раз вспомнила о своей начавшей расплываться фигуре, и подумала о том, с каким трудом этот процесс ей пока удается сдерживать.

   Он легко и красиво плыл по сверкающей на солнце глади воды, а она почему-то почувствовала, что, наверно, есть на свете много чего, что он умеет делать так же ловко и не напрягаясь. Глазеть на него дальше становилось уж совсем неприличным, она рассердилась на себя за эту вольность, откинулась на расстеленное покрывало и, прикрыв лицо шелковым шарфиком, решила подремать, пока он там резвится. Она не убрала шарфик с лица, даже когда он вышел из воды и улегся рядом. Она и сама не знала, отчего вдруг так рассердилась и на него тоже ... Действительно, не знала...

   Лежать на спине стало неудобно, поэтому Нина повернулась на бок и, убрав с лица шарфик, посмотрела на Женю. Он лежал, закинув руки за голову, и смотрел куда-то в небо. И она вдруг отчетливо вспомнила... вспомнила, как они единственный раз были вместе на пляже и лежали на горячем желтом песке вот так же рядом. Нина удивилась тому, как она могла забыть об этом. Видимо, это произошло потому, что в тот день она впервые увидела того, другого, виноватого в печальном итоге четырех следующих лет лет своей жизни.

   -Вспомнила? – услышала она голос Жени. – Я знаю, о чем ты думаешь.Помнишь, как ты кормила меня бутербродами? Потом оказалось, что я съел их все, ты смеялась, а мне было очень стыдно.

   -Помню, – откликнулась она, – конечно, помню.

   Память услужливо подбрасывала картинки из того далекого прошлого, когда в душе еще не было ничего: ни обид, ни разочарований. Все оказалось не так просто в ее новом романе: и чувствовала, что пора уйти, да не ушла, дождалась, пока стала ненужной и покинутой без долгих колебаний, хотя старалась не верить в возможность этого до самой последней минуты, ведь было же что-то хорошее, было... И неведомо, чем та, другая, оказалась лучше.

   -Ты была такая тоненькая, такая хрупкая, и все парни смотрели на тебя, – сказал он, все так же глядя в небо и почему-то слегка растягивая слова.

   Нине было приятно, что он запомнил ее такой, но углубляться в эту тему ей не хотелось.

   -Спасибо,– ответила она с усмешкой, – комплимент принимается, хотя я тебе, уж не знаю почему, но не особенно верю.

   – Ну да, ну да... – пробормотал он, и они опять надолго замолчали.

   Солнце припекало, и лень было даже открыть глаза. Она слышала, как рядом, издавая характерный звук, пронеслась стрекоза, как надрывались в траве неугомонные кузнечики, как легко, едва касаясь листвы старой ивы, пролетел ветерок. Ей даже на какой-то миг показалось, что она стала невесомой, парящей в этой гармонии. Как давно она не испытывала такого умиротворения, как, оказывается, она устала от мыслей, которые начинались со слов надо сделать.

   Ее размышления, к сожалению, вскоре были прерваны. Она открыла глаза и внимательно посмотрела на него, потому что не сразу поняла вопрос.

   -Скажи, ты меня совсем не боишься? – повторил он. – Я ведь мог стать кем угодно... бандитом, например. Насочинял о себе с три короба, а ты поверила.

   И она опять рассердилась, потому что он обещал не портить этот день, а такой вопрос был совсем некстати.

   -Конечно, стал маньяком и убийцей... Жизнь заставила...

   Она немного помолчала, затем с горячностью продолжила:

   – Послушай, если ты хочешь сказать, что не очень прилично уже немолодой женщине лежать с почти незнакомым и почти голым мужчиной в траве на берегу какого-то озера, то я с тобой согласна. Можешь думать, что моя распущенность не знает границ, а ты, бедный, не понял этого сразу, но только не забывай, что ты затеял все это, а я, как слабая женщина, не могла сопротивляться твоему обаянию. Студентки, наверно, от тебя без ума...– закончила она почти шопотом, потому что на миг представила их как бы со стороны. И хорошего в этом явно ничего не было.

   Он, не меняя позы, весело засмеялся, а она упрямо сжала губы и опять прикрыла глаза – не хотелось смотреть на него, веселящегося. Но ее горячность, по-видимому, его не смутила, и он продолжил ее поддразнивать:

   -Вот теперь я окончательно убедился, что ты, в отличие от меня, не изменилась: все так же часто меняется настроение.

   -Правда?

   Ей стало интересно. Она всегда считала себя женщиной замкнутой и достаточно уравновешенной, знала, что никогда не была веселым и легким человеком, но и из всего делать трагедию, как ей казалось, не умела. Странно, что он воспринимает ее иначе.

   -Объясни, – попросила она.

   -Ну, например, на одну и ту же ситуацию ты за считанные минуты можешь посмотреть под разным углом, вот как сейчас, отсюда и такие резкие перепады настроения.

   -Шутишь, да? – она перевела дыхание, ей отчаянно не хотелось, чтобы разговор становился серьезным.

   -Конечно, шучу, – легко согласился он, – если ты сама не веришь в то, о чем наговорила. Ну что плохого, если два совершеннолетних человека захотели отдохнуть солнечным летним днем на берегу прекрасного озера, если им хорошо и они не раздражают друг друга? Ну, а насчет студенток... спасибо, что вернула комплимент, польщен...

   Снова стало легко и просто, ну чего, действительно, она так разошлась?

   – Хорошо, прости, сама не понимаю, отчего злюсь.

   – Да ладно, – отмахнулся он, – бывает. Однако ты не ответила на вопрос, боишься ли ты меня?

   – Ох, не начинай сначала, – дурачась, простонала она, – конечно же, не боюсь, странный вопрос, однако.

   Она собралась снова прикрыть глаза и еще чуточку продлить удовольствие от этого летнего дня, но не успела, потому что он, повернувшись на бок и придинувшись ближе, просунул руку ей под голову, а другой рукой осторожно прижал к себе. Она уткнулась лицом в его в шею и, замерев, казалось, перестала дышать. Надо было тотчас же отодвинуться, что-то сказать, наконец, но она почему-то этого так и не сделала, лишь подумала, что он, пахнущий водой и солнцем, ей совсем не противен.

   Он неторопливо, словно изучая, гладил ее плечи, потом рука переместилась на шею, волосы, погладила и их, затем опять оказалась на плечах, а она все никак не могла перевести дух, может, оттого, что уже давно была одна и напрочь забыла о душевном трепете, который может вызвать простое прикосновение мужской руки, что уж говорить о таком...

   Она остро ощущала его дыхание, которое терялось где-то в волосах, неожиданную мягкость кожи под своими губами, тепло тела, нежность рук, то слегка прижимающих ее к себе, то успокаивающе поглаживающих. Волосы на его груди неожиданно оказались совсем не жесткими и легко щекотали кожу в глубоком вырезе ее сарафана. И ей вдруг мучительно захотелось что-нибудь сделать: прижаться губами к впадинке между плечом и шеей, крепко обнять, наконец. У нее слегка закружилась голова, и она подумала, что совсем забыла, как это восхитительно лежать в объятиях мужчины.

   Наконец он потерся щекой о ее волосы и почти шепотом заговорил:

   – Знаешь, тогда на пляже у меня появилось сильное желание вот так полежать с тобой. Только не смейся, пожалуйста. У мальчиков в таком возрасте бывают, в основном, желания иные, ну ты понимаешь, но я хотел именно этого, лежать с тобой так, как сейчас. Очень хотел и еще долго жалел, что этого не случилось. Сегодня, когда ты согласилась поехать, я сразу решил, что желание исполню. Спасибо, что не оттолкнула. Знаешь, я всегда как-то по особенному чувствовал тебя, вот и сегодня знал, что все получится.

   Он замолчал, а ей неожиданно стало очень приятно, что не оказались торопливыми и жадными его руки, не было прерывистым дыхание. Через некоторое время он вновь заговорил, а она, приказав себе успокоиться, была уже в состоянии вслушиваться не только в слова, но и в ту интонацию, с которой они произносились, потому что и она оказалась удивительно приятной.

   – Сегодня какой-то странный день, ты не находишь? Он не случился тогда, когда это было возможно, но случился сейчас, когда это стало совершенно невозможным. Словно выпал из времени и затерялся где-то, а потом нашелся. Вот я и подумал, что глупо было отказываться от подарка судьбы, ведь это просто отлично, когда желания сбываются, хоть и поздно. Ты не сердишься на меня?

   Она попыталась ответить на его вопрос, но только крепче сжала губы, боясь, что он почувствует их дрожь, да и язык ей, по правде говоря, не повиновался тоже.Он еще немного помолчал, ожидая от нее хоть каких-то слов, но так и не дожавшись, снова заговорил, и голос его прозвучал неожиданно обыденно и немного лениво:

   -Пойду-ка я еще разок искупаюсь.

   Он осторожно, не глядя на нее, отодвинулся, а встав, побежал к озеру и сразу же с головой погрузился в воду. А она еще раз приказала себе успокоиться, потому что понимала, что обнимал он не ее, а ту девчонку, с которой сто лет тому назад жарким летним днем был на пляже.

   Пока он плавал, она успела привести в порядок волосы, собрать вещи и теперь ждала его, стоя у ивы, которая уже не казалась ей такой приветливой, стараясь убедить себя в том, что несмотря ни на что он был тем самым Женькой, с которым оказались связаны ее первые чувства, первые движения души, в конце-то концов ведь ничего страшного не произошло.

   По правде говоря, до конца она так и не успокоилась, была несколько растерянна и не знала, как ей вести себя с ним теперь, но когда он вышел из воды, она встретила его спокойной улыбкой, и он, как ей показалось, был этим доволен и улыбнулся в ответ. По дороге домой он много говорил, будто старался загладить случившееся, она тоже старалась показать, что ничего плохого в его поступке не было, поэтому, подойдя к дому, они с полной уверенностью могли сказать, что все у них в полном порядке.

   Время подходило к обеду, но есть не хотелось, поэтому Нина поднялась наверх и прилегла отдохнуть, а он отправился в свой кабинет поработать. Комната была по-прежнему залита солнцем, стояла тишина, сквозь которую иногда был слышен стук клавиатуры, и она то ли задремала, то ли нет, но на душе вновь стало так спокойно, как не было уже давно.

   На обед была окрошка, и Женя, смеясь, говорил, что исчерпал полностью свои довольно скудные кулинарные способности, она просила его не скромничать, между ними все по-прежнему было легко и просто, и оба оставались этим довольны.

   Жара начала понемногу спадать, наверно, уже пора было собираться в обратную дорогу, но он молчал, а ей тоже не хотелось говорить об этом, потому что было неизвестно, когда Бог подарит ей еще такой день, и она хотела насладиться им до самого конца.

   Они отправились в местный магазинчик, он что-то покупал, но она не обращала на это внимания, так как была занята выбором довольно легкомысленной соломенной шляпы, которую ей почему-то очень захотелось купить. Она не стала спорить, когда он заплатил и за ее покупку, и они медленно побрели обратно, никуда не торопясь, ни о чем не заботясь, будто и вправду этот день обещал быть бесконечным. Потом она сидела под старой березой и лениво перелистывала страницы томика Ахматовой, который взяла с собой в дорогу, а он опять работал в кабинете и вышел лишь, когда стало темнеть. Они сидели рядом в наступающих сумерках и говорили о его работе, о докторской, которая требовала завершения, а она думала лишь о том, как он скажет, что пора ехать. Но он об этом не заговаривал, поэтому она, не выдержав неизвестности, осторожно сказала:

   -Позвоню-ка я дочери, что задерживаюсь...

   Фраза повисла в воздухе и, казалось, вмиг разрушила очарование вечера. Он помолчал, покрутил в пальцах какой-то прутик, потом резко разломил его, отбросил в сторону и, как будто приняв решение, предложил:

   -А давай выпьем вина... Сделаем костерок, будем жарить сосиски. Ты когда-нибудь ела такое блюдо?– и, не дав ей ответить, заговорил вновь.– А дочери, конечно, позвони, скажи, чтобы не волновалась, что приедешь завтра утром, мне тоже к обеду надо быть на работе.

   И она опять не возразила...

   Костерок и вправду был, были и сосиски, которые так и наровили лопнуть от жара и пахли дымком, было и красное вино, которое в темноте казалось абсолютно черным и небыкновенно вкусным. Они говорили обо всем и ни о чем, не было ни неловких пауз, ни неприятных тем, все было, как в их лучшие дни той далекой молодости. Но были два вопроса, которые она хотела ему задать, и это не давало ей покоя. Наконец она решилась.

   -Послушай, Женя, вот ты сказал, что всегда как-то по-особенному чувствовал меня. Это как?

   -Ну, не знаю, – протянул он, – просто всегда знал, в каком ты настронии и о чем думаешь, даже еще не начав говорить с тобой. Не верится? Хочешь пример?

   Она недоверчиво покачала головой, но любопытство опять взяло вверх.

   -Хочу!

   -Мне кажется, что я даже знаю, когда у тебя, – он негромко хмыкнул, – с другом... начались... отношения.

   Ах, деликатный Женя... Не мог прямо... Вот так просто бы и сказал, когда она оказалась с новым другом в постели. Но становилось еще любопытнее.

   -Ну и когда же? Столько лет прошло, сама еле помню, но обещаю сказать правду, – пошутила она.

   -Я думаю, незадолго до выпускных экзаменов. Правильно? И было все не очень хорошо.

   Она долго смотрела на огонь, потом нехотя кивнула головой и пробормотала:

   -Да, все так...

   Все тогда и случилось. Они были знакомы уже почти год. Ее новый друг дважды в месяц приезжал домой из Свердловска на выходные, а когда не мог – писал ей длинные письма. На поездки нужны были деньги, а откуда они у бедного студента? Она знала, что он был частым гостем на станции переливания крови, и все это только укрепляло ее в мысли, что вот он, тот, единственный, о ком мечтает каждая девушка. Она даже и не заметила, как перестала куда-либо ходить одна, потому что ему это было неприятно, старалась делать и говорить только то, что он мог бы одобрить. Если они куда-нибудь шли вместе, то он заранее предупреждал, какое платье должно быть на ней, хотя их, нарядных, и было-то всего три. Он не разрешил ей сделать короткую стрижку, потому что ему нравились ее длинные волосы. Всегда и все решал он, а она с радостью подчинялась и не видела в этом ничего плохого.

   У него было странное лицо, оно выглядело довольно неподвижным, казалось, на нем жили только глаза и густые черные брови, которые в минуты недовольства сходились на переносице в одну сплошную линию, уголки рта при этом вздрагивали и опускались вниз. Она почему-то всегда боялась этого движения бровей и губ, хотя, надо сказать, он никогда не сделал ей ничего плохого, просто часто был недоволен и не упускал случая показать это.

   И вот тогда, приехав только на выходные, он и решил все за двоих. Так случилось, что брат оставил ему на два дня ключи от квартиры, а о том, что произойдет вечером, он сказал ей как о деле решенном, добавив лишь, что, поскольку он ее любит, в этом нет ничего плохого и неприличного, ведь скоро она будет его женой. Нине было очень неприятно, что это было лишь его решением, ей не хотелось торопиться, но, видимо, ее мнение его не особенно интересовало, поэтому она постаралась заглушить в себе ненужные мысли, так как уже давно научилась это делать, и согласилась.

   Было стыдно, больно и страшно... Когда все наконец-то закончилось и она решилась открыть глаза, которые оказались крепко зажмуренными, то увидела, что он лежит рядом и, нахмурившись, с удивлением смотрит на нее. Она не понимала, чего он хочет, чем недоволен, но, как всегда, почувствовала вину. Что-то она сделала не так, только вот знать бы, что... Она ему все объяснит, она ни в чем не виновата, она извинится, наконец. Нина осторожно села, и тут взгляд ее упал на простыню. Она была совершенно белой...

   Слезы полились по лицу. От ужаса, что он мог подумать о ней черт знает что, она словно оцепенела. А он долго молчал, потом каким-то неживым голосом сказал, чтобы она перестала плакать, потому что так бывает, и они просто никогда больше об этом не будут говорить. Сделал одолжение... Она послушно вытерла ладошками лицо, но так и не поняла, считает он ее в чем-то виноватой или нет, а спросить побоялась. И все годы, которые провела с ним, чувство вины неизвестно за что так и не покинуло ее. Такая вот невеселая история. А Женька увидел ее лицо и что-то понял. Она усилием воли отогнала от себя воспоминания.

   -Ну, хорошо, почти поверила. А второй вопрос можно?

   Женя кивнул головой, и она поторопилась спросить, хотя чувствовала, что этого делать не надо. Но, может, вино ударило в голову, а, может, и были другие причины...

   -А вот если бы там, на берегу, я тоже обняла тебя, что бы ты сделал?

   Он пожал плечами, улыбнулся, и она улыбнулась тоже, уже готовая все обратить в шутку.

   -Наверно, не пришлось бы срочно к воде бежать.

   Шутка не удалась, и они опять надолго замолчали. Им было хорошо и спокойно вдвоем, и они, как правильно и точно сказал Женя, нисколько не раздражали друг друга.

   Но вот костерок прогорел, огонь присмирел и спрятался среди угольков, было темно и тихо. Уходить не хотелось, но вот Женя встал и помог подняться ей. Она шла за ним по едва видимой дорожке и думала о том, что вот и закончился этот странный день и они сумели его не испортить. Она, не останавливаясь, пожелала ему спокойной ночи и уже хотела было подняться на второй этаж, но он попросил ее задержаться.

   -Вот, – тихо проговорил он, – вот, возьми ключ от комнаты, закройся. Ну ты знаешь... незнакомое место... чтоб не боялась.

   У нее перехватило дыхание, и ей стало вдруг ясно, что они весь день, боясь признаться самим себе, шли к этой минуте, и он, и она, вместе... Милый Женька... Когда-то давно просто отошел в сторону, даже не пожелал спросить ни о чем, вот и сейчас опять предоставил ей право выбора. Она взяла ключ, подержала его во вдруг похолодевших пальцах, а затем, не поднимая на Женю глаз, осторожно положила его на край стола.

   -Не надо... не надо никакого ключа... Я ничего не боюсь...