355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Людмила Ситникова » Мастер женских утех » Текст книги (страница 4)
Мастер женских утех
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 06:41

Текст книги "Мастер женских утех"


Автор книги: Людмила Ситникова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

ГЛАВА 4

Семен Владимирович зашел в предбанник в прекрасном расположении духа. Пожалуй, Фетисов был одним из немногих, кто любил посидеть в баньке не на сон грядущий, а днем. Когда, распаренный, с раскрасневшейся кожей, он выходил на улицу, мир казался ему прекрасным и бездонным.

За кружечкой холодного пивка Семен любил помечтать о жизни или пофилософствовать о вечном. Эра Валентиновна страсть супруга не разделяла. Ее вполне устраивала обычная ванна, а баня, по мнению Фетисовой, это вообще пережиток прошлого.

Скинув одежду, Семен прошмыгнул в парную.

Жар мгновенно охватил все тело. Поры расширились, на коже выступили капельки пота.

Расположившись на скамейке, Семен выплеснул на раскаленные камни ушат воды и блаженно вздохнул. Как же хорошо в собственной баньке! Но было бы совсем прекрасно, если бы ему составила компанию та блондиночка из ток-шоу. Красива, чертовка, – все при ней: рост, фигура, грудь. Не то что вечно недовольная супруга.

Семен закрыл глаза. Сердце его учащенно забилось, в висках закололо.

Сказывается возраст. Он уже далеко не юнец и просиживать в бане часами, как это случалось в былые дни, не может. Минут через пять Фетисов вышел в предбанник отдышаться.

Перед глазами его запрыгали серые точки. Он присел на топчанчик. Жутко хотелось пить.

Придя в себя, Семен Владимирович вернулся в парилку.

Очередной ушат воды окатил камни. Раздалось шипение.

Фетисов взял березовый веник. Отхлестав себя по ногам и животу, мужчина ощутил гул и шум в ушах. Это был знак – необходимо снова выбежать в предбанник.

Дернув ручку, Семен вздрогнул. Дверь была заперта.

– Черт! Что за шутки?!

Он забарабанил в дверь. Тщетно.

Обливаясь потом, Фетисов заорал:

– Эра! Эра!..

Тишина.

В сердце что-то кольнуло, руки ослабли.

Облившись водой, Семен Владимирович сел на пол. Тело его обмякло, все вокруг поплыло. Термометр показывал плюс сто двадцать градусов.

Невыносимый жар проникал в каждую пору, в каждую клеточку. Постепенно сознание стало покидать Фетисова.

Он лежал на полу, прерывисто дышал и надеялся на чудо.

Чуда не последовало. Зрение пропало. Секундой позже у Семена пропал и слух. А еще через несколько минут сердце Семена Владимировича остановилось – наступила смерть.

* * *

Третья ночь в особняке Иннокентия Эдуардовича выдалась спокойной. По крайней мере, Катка, вопреки собственным ожиданиям, не тряслась от страха и не слышала посторонних шумов и стуков.

Утром, вскочив с кровати, Копейкина первым делом выбежала на крыльцо. Слава богу, новой надписи на стене не оказалось. Уже хорошо. Значит, все не настолько запущенно, как представлялось вчера.

Стоя на крыльце, Катарина потянулась, улыбнулась самой себе и… замерла.

По тропинке шла высокая девушка, неся в руках мольберт.

Улыбка сползла с лица Копейкиной, как с белых яблонь дым. Нахмурив брови, Катарина крикнула:

– Эй, вы кто? И как сюда попали?

Приблизившись, незнакомка быстро затараторила:

– Вы только не пугайтесь, я сейчас все объясню. Меня зовут Лена, я снимаю здесь неподалеку коттедж.

– Как вам удалось проникнуть на нашу территорию?

– Так я через заднюю калитку прошла.

Катарина спустилась со ступенек.

Переминаясь с ноги на ногу, Лена виновато смотрела на мольберт.

– Извините, – пробормотала она, – я, наверное, не вовремя?

– Нет, стойте!

Копейкина внимательно вгляделась в приятные черты лица Елены. Высокие скулы, пухлые губки, бездонные карие глаза и копна иссиня-черных волос, спадающих на тоненькие плечики, заставили Катку вспомнить о правилах хорошего тона.

– Прошу, проходите в гостиную.

– Нет, нет, – запротестовала Астафьева, – это лишнее. Если вы не возражаете, я бы хотела остаться на улице.

– В смысле?

– Понимаете, я художница. Приехала в ваши края на лето в надежде запечатлеть всю эту красоту. Места у вас потрясающие, так и хочется постоянно стоять у мольберта с кистью в руках. Такие виды кругом – только успевай переносить на бумагу или на холст! А ваш особняк… Я здесь уже третью неделю и почти каждый день прохожу мимо той калитки, а зайти к хозяевам не решалась. Особняк царский, настоящее творение архитектуры. Он так и просится, чтобы его нарисовали. Не возражаете, если в течение дня он будет мне позировать? – Леночка смутилась, и ее щечки залил румянец.

– О чем речь, я только «за». Только у меня одно условие.

– Какое? – Астафьева напряглась.

– Не пугайся. Во-первых, прежде чем ты начнешь работать, мы должны познакомиться. Я – Катарина. А во-вторых, за кисть ты возьмешься лишь после чашечки горячего чая. Идет?

Лена словно вся заискрилась.

– Такие условия мне нравятся!

Оставив мольберт на улице, Елена прошествовала за Каткой. Ступив в холл, Астафьева быстро заморгала:

– Ничего себе! Катарина, у вас чудесный дом! Он, наверное, стоит целое состояние. Ну и размеры… ну и шик…

– Лена, а что ты можешь рассказать о своих соседях по коттеджам? – спросила Катка четверть часа спустя.

Астафьева откусила кусочек вафли.

– Да практически ничего. Я знаю их не настолько хорошо, чтобы располагать конкретной информацией. Я ведь из города приехала специально, чтобы хоть какое-то время побыть подальше от людей. Знаете, постоянное общение надоедает, оно давит на мозги. Конечно, люди разные, и некоторым, напротив, необходимо внимание и общение, но я к этой категории не отношусь. Тишина и одиночество – вот где рождается истина. Мои соседи, супруги Фетисовы, вроде бы вполне милые люди. Три дня тому назад я просила Семена Владимировича посмотреть мою машину. Он с радостью согласился. Оказалось, мне необходимо поменять карбюратор. В машинах Фетисов разбирается, как настоящий профи. Наговорил мне столько всего… мама дорогая! Я и половины из его слов не поняла: купить то, заменить се. Я в этом деле – полнейшая идиотка. – Лена погрустнела. – Жалко его, жизнерадостный был человек.

Катарина подалась вперед:

– Что значит – был?

– Ой, вы же не знаете! Семен Владимирович умер.

– Как умер?! От чего?

– Эра Валентиновна сказала: у мужа случился сердечный приступ в бане.

Копейкиной сделалось неуютно.

– Приезжала «Скорая», милиция… – Астафьева выдержала короткую паузу. – Между нами говоря, поведение Эры Валентиновны меня здорово удивило. Конечно, у нее просто мог быть шок от всего случившегося, но… Понимаете, Катарина, по-моему, Эра совсем не опечалена безвременной кончиной мужа.

– На основании чего именно ты сделала такие выводы?

Лена понизила голос до шепота:

– Когда вчера вечером тело Семена Владимировича увезли в морг и Эра осталась одна, я решила составить ей компанию. Ну, нехорошо, когда человек, потерявший близкого, находится наедине со своими мыслями. Еще, чего доброго, в порыве отчаяния совершит необдуманный поступок. Короче, подхожу я к коттеджу и слышу музыку. Сначала подумала – показалось, а потом увидела вальсирующую по комнате Эру Валентиновну!

– Помутнение рассудка?

Астафьева замотала головой.

– Ничего подобного! Стоило мне позвонить, как Эра выключила телевизор и предстала на пороге с разрисованным лицом. Создалось впечатление, что она собралась на тусовку: яркий макияж, прическа, вечернее платье. Поблагодарив меня за сочувствие, Эра поспешила закрыть дверь, сказав, что свое горе хочет переживать в гордом одиночестве. Через десять минут я вновь услышала музыку. А сегодня, идя к вам, я столкнулась с Эрой на поляне. Она сидела на пне с таким довольным видом, словно ей сообщили, что она выиграла миллион долларов.

– На каком пне она сидела? Здесь, у дуба?

– Ну да.

Копейкина встала.

– Лен, ты меня извини, но мне… я должна отлучиться по одному важному делу.

– Да-да, конечно.

В дверях Катка остановилась:

– Лен, а ты куришь?

Астафьева кивнула.

– Э… не угостишь сигареткой?

Выудив из кармана пачку, Елена прочирикала:

– Пожалуйста, травитесь.

На лестнице Копейкина внимательно рассмотрела сигарету.

Марка курева Астафьевой и марка бычка, найденного на тропинке, совпадали.

* * *

На ухабистой дороге Катарина встретила растрепанную женщину с раскрасневшимся лицом и горящими глазами.

Вместо приветствия возбужденная особа крикнула:

– Вы не видели здесь Лелю?

– Лелю?

– Это моя гусыня, моя девочка… дочурка! Час назад она была во дворе, а сейчас я хватилась, а ее и след простыл. Никогда раньше она не выходила на дорогу. Леля! Лелечка!

Возле покосившегося забора показался коренастый старикан.

– Ну, как успехи, Свет? Нашла?

– Нет, Карп, нигде нету моей девоньки! Ох, если она в лес ушла, пропадет, не вернется.

Дед усмехнулся.

– Не паникуй, Лелька – гусыня умная, знает, что, акромя тебя, с ней никто не будет сюсюкать и носиться как с писаной торбой.

– Твоими бы устами, Карп, – по щеке Светланы Олеговны покатилась крупная слеза.

– Да вон же она, – Катка ткнула пальцем в гордо вышагивающую по траве гусыню.

– Хе-хе, – веселился старик, – а что я говорил, явилась, не запылилась!

– Леля! – Светлана бросилась к питомице, но та, очевидно, еще не нагулявшись, драпанула от хозяйки.

– Во дает. – Карп Андреевич почесал подбородок. – Гусь, а несется, как реактивный самолет.

– Карп, помоги! – закричала женщина.

– Да ты, никак, сдурела? Забыла, сколько мне лет? Хочешь, чтобы я дуба дал после этакой беготни? Нет, милая, ты помоложе, сама справисся.

– Леля! Леля, стой!

– А ты чего ворон считаешь? – ухохатывался дедок, обращаясь к Катке. – Не вишь, горе у Светки, Лелька фортеля выкидывает. Давай-давай, деваха, ноги в руки – и помоги человеку.

С детства боявшаяся гусей Катка несмело покосилась на старика.

– Иди, иди, не тушуйся, никто тебя не съест.

Светлана Олеговна голосила на всю улицу. Гусыня, у которой, судя по всему, в одном месте имелся мотор, неслась по дороге со скоростью ветра.

– Ловите! Держите! Она к вам бежит! – крикнула Светлана Олеговна.

Катарина растерялась. Гогоча, Леля приближалась к ней.

– Ну, – подначивал Карп Андреевич, – твой выход, деваха!

Не помня себя от страха, Катка вытянула руки, растопырила пальцы и… поймала беглянку.

– О-о, да ты спец по ловле гусей!

– Карп, замолчи немедленно, – бушевала Светлана Олеговна. – Твоя ирония неуместна.

Протянув Лелю владелице, Копейкина почувствовала, как гусыня в знак благодарности больно ущипнула ее за руку.

– Ай!

– Ничего страшного, – успокоила Светлана. – Болеть не будет. Спасибо вам, выручили так выручили.

Прижимая Лелю к груди, Скорнякова прошмыгнула на свой участок.

Карп Андреевич посерьезнел.

– Ты из особняка, че ль?

– Ага.

– Ну-ну, – старик сузил близорукие глаза, осмотрел Копейкину с головы до ног и чинно удалился.

Растирая руку, Катарина подошла к коттеджу Эры. Надавив на кнопку и не услышав трели звонка, она негромко постучала.

Дверь оказалась не заперта. Просунув голову в узкую прихожку, Копейкина крикнула:

– Эра Валентиновна, можно?

Не успев закрыть за собой дверь, Катка вздрогнула. Вместо Эры в прихожей появился высокий зеленоглазый брюнет с гладко выбритым мужественным лицом. Вокруг талии у мужчины было повязано махровое полотенце. Мокрые волосы и капельки воды на загорелом теле свидетельствовали, что брюнет принимал ванну.

– Вы кто? – спросила Катка, почувствовав себя не в своей тарелке.

Ее вопрос привел зеленоглазого в восторг.

– Потрясающе! – воскликнул он. – Никогда прежде в мой дом не вламывались такие красотки.

– В ваш дом? А разве здесь живет не Эра Валентиновна?

Мужчина погрустнел.

– Все ясно. Этот праздник – не на моей улице, вы всего-навсего ошиблись коттеджами. А я уж было раскатал губу. Но на всякий случай я Павел Орлов.

– Дома одинаковые, я задумалась… простите.

– Вы просите прощения за наше знакомство? – шутливо удивился он.

Копейкина опустила глаза.

– Я не расслышал, как ваше имя?

– Катарина.

– Молодая, красивая, рыжая – именно это я услышал от Карпа Андреевича, когда он рассказывал о гостях Красницкого.

– А слухи у вас опережают события!

– Что делать: особенности местности.

Открыв дверь, Катка быстро взглянула на Павла:

– Приятно было познакомиться.

– Дом Эры слева от моего коттеджа, не заблудитесь, – расхохотавшись, Орлов скрылся в коридоре.

Вот так всегда! Сколько Катарина себя помнит, она обязательно попадает впросак. Неудобно получилось, но, с другой стороны, теперь она знает всех обитателей маленькой деревеньки в лицо.

* * *

Фетисова пригласила Кату в комнату и, закурив, тихо произнесла:

– Должна вас предупредить, дорогая: после нашей последней встречи произошла трагедия.

– Я уже в курсе.

Брови Эры Валентиновны поползли вверх.

– Вы в курсе… о Семене?

– Именно поэтому я здесь: примите мои соболезнования.

– Позвольте узнать, откуда вам стало известно, что мой муж скончался?

– Лена рассказала.

– Неприятная особа! Мне не нравится ее взгляд и манера общения. Эти пронзительные глазки, хитрые губы и не сходящая с лица ухмылка наводят на определенные мысли.

– Мне она показалась очень симпатичной.

– Значит, вы не умеете разбираться в людях.

Эра затушила окурок и, уставившись в окно, сказала:

– Как все-таки странно устроена жизнь, вы не находите? Два дня тому назад Семен приглашал вас в гости, и вот вы здесь, а его нет. Забавно, правда?

– Лена говорит…

– Господи, что вы заладили! Что она могла такого сказать? Мой вам совет: поменьше общайтесь с этой бабенкой.

– Неужели врачи не смогли помочь Семену Владимировичу?

– Как видите. Я приехала слишком поздно, Сема был уже мертв. Я ему неоднократно говорила: прекращай свои банные эксперименты, а он лишь отмахивался. Только безумец, зная, что у него слабое сердце, способен париться в бане при высоченной температуре. – Фетисова с издевкой посмотрела на собеседницу. – А я знала – рано или поздно это добром не кончится. И вчера, уезжая в город, предчувствовала беду. Он должен был умереть, понимаете, должен! На той неделе мне приснился сон, как Сема куда-то уходит вместе с моей покойной мамой. Это был знак. Разумеется, муж мне не поверил, он всегда подвергал сомнению мои слова. Считал себя знатоком жизни, а на деле… Все они, мужики, бабники и отъявленные грешники. – Эра Валентиновна стукнула кулаком по столу. – Не смотрите на меня так! И не смейте осуждать мою позицию! Я говорю то, что думаю, без лукавства и намека на ложь.

При виде пульсирующей жилки на лбу Эры Катке сделалось не по себе. Дамочка не на шутку разошлась. Еще немного, и она начнет плеваться огнем.

– Да, да, да, дьявол его дери! Семен был бабником! Его нисколько не волновали мои переживания, мои страхи и стенания. Он изменял мне с завидной регулярностью. А что может быть для женщины ужаснее мужской измены? Ничего! У нас нет детей, мне даже не к кому было обратиться за помощью, не у кого спросить совета, поддержки. Я была одна, понимаете, одна-одинешенька. Несколько раз находилась на грани – не могла видеть, как он сканировал маслеными глазками шлюх из телевизора. Семка буквально раздевал взглядом любую мало-мальски привлекательную бабу. На меня плевать, я – жена, друг, соратник, а вот все остальные… с остальными можно и поразвлечься!

На секунду Эра Валентиновна замолкла, а потом, глядя Катке прямо в глаза, с расстановкой произнесла:

– Если хотите знать, я безмерно счастлива, что мой муженек отбыл на небеса! Одним изменником меньше. У меня камень с души свалился, теперь я смогу жить и дышать полной грудью! Закончились денечки, когда я была вынуждена вариться в собственном унижении. Хватит! Кесарю кесарево. Семка заслужил именно такую смерть.

– Эра Валентиновна, о чем вы говорите?!

– Я говорю правду! А на правду никогда не обижаются, дорогая. На то она и правда. Сколько женщин, оказавшись на моем месте, захлебывались бы в рыданиях, уверяя окружающих, что они скорбят по нелюбимому супругу? Десятки? Сотни? Тысячи? А я – не такая. Я не умею и не желаю притворяться. Слез нет, жалости тоже. Я вдова, на том и закончим неприятный разговор! – Схватив новую сигаретку, Эра подбежала к двери: – Мне надо умыться.

Пока она отсутствовала, Копейкина подошла к пепельнице. Точное попадание – сигареты той же марки, что и найденный окурок. И Лена, и Эра курят одни и те же сигареты. И Лена, и Эра живут в километре от особняка. И Лена, и Эра побывали на солнечной поляне.

Совпадения? Случайность?

Фетисова прошла в комнату с блаженной улыбкой на губах.

– Знаете, сколько лет я держала в себе злобу на Семена, а сейчас… высказалась – и словно заново родилась. Вы не представляете, как мне легко! – Ее глаза заблестели, губы задрожали. – Я только сейчас осознала, что больше никогда не увижу Семена. Мы уже не будем совершать ежедневные прогулки по лесу, не будем вместе ездить за покупками в город, и он никогда не крикнет мне: «Дорогая, приготовь крепкого кофе!»

Катка наблюдала за Эрой, гадая, играет она или же дамочка в действительности поняла, какую глупость сморозила, вывалив совершенно незнакомому человеку информацию, о которой обычно не принято распространяться.

Как бы то ни было, Эра всхлипывала вполне правдоподобно.

– Вот и слезы появились, – шептала она. – Господи, помоги мне определиться, скажи, как жить дальше? Ненавидеть его или простить?

– Я, конечно, не бог, но знаю совершенно точно – ненависть и злоба еще никого не сделали счастливым, – заметила Ката.

Фетисова промолчала.

– Эра Валентиновна, возможно, сейчас не совсем подходящий момент, но я все же рискну. Скажите, кроме жителей деревеньки, в эти края часто заезжают чужаки?

– Чужаки? Что им здесь делать?

– У меня есть все основания полагать, что на нашей территории ночью происходили странные вещи.

– Какие именно основания?

Катка рассказала о надписи и крысе.

Фетисова была удивлена.

– Вот это новость! Из разряда невероятного. Удивили так удивили!

– Не скрою: я грешу на местных.

– Даже так? Надеюсь, меня вы к числу подозреваемых не причисляете? Хотя, если посмотреть на ситуацию под другим углом, с какой стати вы должны меня исключать? Забавно, в некотором роде даже смешно. Но ход ваших мыслей мне понятен. В округе, кроме нас, вроде как и нет никого. Только вот возникает вопрос – для чего местным заниматься, простите, полнейшей ерундой?

– Ответа у меня нет.

– Невольно вспомнишь Марианну с ее странностями, – сказала Эра.

– Марианну?

– Это супруга Иннокентия Эдуардовича.

Катка выпала в осадок:

– Так он женат?!

– И не единожды. Вы сами сказали, что в особняке помимо вас живет супруга Красницкого. Она которая по счету?

– Не знаю, наверное, первая.

Фетисова усмехнулась.

– Но не последняя. Марианна – третья жена старика.

– Ничего не понимаю! Иннокентий утверждал, что он одинок, и даже собирался выставить дом на продажу, а теперь выясняется, что у него имеется супруга…

– Имелась. Они развелись в две тысячи третьем. Марианна была неплохой бабенкой, хоть и с ветерком в голове.

– Вы общались?

– С ней – довольно-таки часто. Она приходила к нам по вечерам, когда Иннокентий после сытного ужина возлежал в гостиной и переваривал съеденное. Красницкого я недолюбливаю и практически ничего о нем не знаю. Кто он, откуда, как ему удалось сколотить огромное состояние – все в тумане. Да и Марианна на эти вопросы предпочитала не отвечать.

– Они давно здесь обосновались?

– В двухтысячном.

Катка задумалась на минутку.

– Вы упомянули о странностях Марианны, – напомнила она.

Эра махнула рукой:

– Пустое. Болтовня вкупе с чересчур развитой фантазией. Кстати, вы знакомы с историей особняка?

– Нет.

Эра Валентиновна скомкала пустую сигаретную пачку.

– Марианна считала дом проклятым, и в чем-то она, конечно, была права… Стены особняка обагрены кровью. Впервые кровь пролилась в начале прошлого столетия, а последняя смерть случилась спустя восемьдесят лет.

– Так это же совсем недавно!

– В девяносто девятом году, если быть совсем точной. За год до того, как хозяином этой махины стал Иннокентий Красницкий.

ГЛАВА 5

– До революции имение принадлежало богатому помещику Федору Кубышкину – человеку властному, где-то даже жестокому. Кубышкин был страстным коллекционером произведений искусства. Стены его дворца украшали картины известных художников. Он привозил их отовсюду: из Франции, Италии, Англии… – Эра откашлялась. – Жена Кубышкина, Мария, особа безвольная и слабохарактерная, была полностью подвластна мужу. Частенько он поколачивал супругу, а та, не смея протестовать, молча сносила унижения.

У Кубышкина было трое сыновей. Два мальчика умерли в младенчестве, а третий, Николай, рос здоровеньким и жадным. С годами сын превратился в копию своего отца. Очевидно, жестокость, как и некоторые болезни, передается по наследству. В семнадцатом году Николаю исполнилось восемнадцать лет. Думаю, вам не стоит рассказывать о событиях того времени. Вы прекрасно знаете, что случилось в семнадцатом. Кубышкину пришел конец. По слухам, глубокой ночью в его особняк ворвались чекисты и, как говорится, без суда и следствия расстреляли помещика.

– А его жену и сына они тоже…

– Николая дома не было, а вот Мария… Я не могу утверждать, что эта правда, но… вроде бы она, услышав шум, успела спуститься в подвал и скрыться в лабиринте.

– Где?!

– Да, да, вы не ослышались. Под имением Кубышкиных имелся настоящий лабиринт. Все было изрыто, словно поработали гигантские кроты. Некоторые утверждают, что ходы были протяженностью более пяти километров. Где они заканчивались, никто не знает.

– И что было дальше? – Катка поудобнее уселась в кресле.

– Мария заплутала в лабиринте и скончалась от нехватки воздуха. Николая с тех пор никто не видел. Добро Кубышкина было распределено по музеям. А картины помещика-коллекционера в количестве тридцати штук были переданы в наш музей, который и поныне здравствует. Мы с Семеном неоднократно любовались этими шедеврами. Сема говорил, что одна картина может стоить около миллиона долларов. – Фетисова поморщилась. – Семен не разбирался в искусстве, он кумекал лишь в автомобилях, мог с закрытыми глазами разобрать и собрать авто. Но это не мешало ему время от времени напускать на себя важность и корчить на людях знатока в любой области. Возможно, он говорил правду, а возможно, вешал мне лапшу на уши.

– Как добраться до музея?

– Подождите, дорогая, вы не дослушали историю до конца. Во время войны в особняке развернули госпиталь. В пятидесятых здесь открыли санаторий, который худо-бедно просуществовал до конца восьмидесятых. А когда в нашей стране начались перемены и, как грибы после дождя, начали появляться олигархи, дом приобрел некий Белов Илья Анатольевич. Новый русский со всеми вытекающими отсюда последствиями. Мужику было за сорок, супруге его едва исполнилось двадцать. Они страстно мечтали завести ребенка, но, к сожалению, у Зины были проблемы с деторождением. В это самое время мы с Семеном приобрели коттедж. Вот тогда я впервые оказалась в стенах особняка. Зиночка Белова – божье создание, не обидевшее в жизни и мухи, – несмотря на свое материальное превосходство, считала меня старшей подругой. Сам Белов относился ко мне с предубеждением. Он из той стаи, в которой, однажды поднявшись из низов, на веки вечные забывают старых друзей, предпочитая в новой жизни общаться исключительно с себе подобными. Но тем не менее его недовольство мной не помешало Зиночке приглашать меня на чашечку кофе с завидной регулярностью. Три раза Зинуля ездила на лечение в Швейцарию и в январе девяносто пятого объявила, что скоро станет мамой. В августе у Беловых родился сын. Ох, как же Зинуля радовалась, она вся светилась, сияла, хлопала в ладоши, не веря своему счастью. Илья продолжал делать состояние, работа занимала все его время, для семьи не оставалось ни минуты. Он постоянно был в разъездах, в деловых командировках и так далее, и тому подобное. Настал момент, когда деньги окончательно испортили Белова. Он стал подозрительным, нервным, раздражительным. Ему постоянно казалось, что по дому и по территории ходят посторонние… враги, конкуренты. У мужика частенько случались нервные срывы. Особняк наводнила охрана. За Зиночкой, даже когда она шла по коридору, неотступно следовали два бритоголовых субъекта. Ее это раздражало, угнетало. Она мне жаловалась, что чувствует себя птицей, заточенной в золотую клетку.

Эра Валентиновна облизнула губы, сделала маленький глоток из стакана и продолжила:

– В девяносто девятом случилось страшное. Зиночка взбунтовалась и потребовала от Ильи немедленно убрать из дома охрану. Ей надоело быть постоянно под наблюдением. Между супругами разразился настоящий скандал. Психанув, Белов топнул ногой и в тот же вечер уехал из особняка. Вместе с охраной. Зина ликовала. Илья не появлялся дома более недели, а когда вернулся, узнал о трагедии. Его четырехлетний сын утонул в бассейне.

Катка поднесла ко рту кулак.

– Зина спала, а мальчонка, спустившись на цокольный этаж, нашел в воде свою смерть. Но самое ужасное последовало дальше. В порыве гнева Белов убил супругу.

– Боже!

– Драма… настоящая драма. О смерти Зины я некоторое время ничего не знала. Когда однажды пришла навестить ее, Илья заявил, что она уехала к матери, в Харьков, залечивать раны после потери единственного ребенка. Труп супруги Белов продержал в подвале более месяца.

– В лабиринтах?

Эра закатила глаза.

– Я разве не сказала, что лабиринты еще в двадцатых годах были замурованы?

– Нет.

– Говорю сейчас. Зина лежала в ящике с песком. Жестоко? Не то слово, но ведь у Белова капитально съехала крыша. Когда он окончательно расклеился и решил признаться в содеянном, на мужика было страшно смотреть. Черное лицо, впалые щеки и поседевшие волосы.

– Его посадили?

– В следственном изоляторе он перерезал себе вены. Неизвестно, откуда Белов раздобыл лезвие, но факт самоубийства был установлен.

– Невероятно! Господи, мы живем в особняке и даже не подозреваем, какие трагедии разворачивались в его стенах!

– Катарина, я еще не закончила. В органах Белов заявил, что якобы смерть его сына – не несчастный случай. Илья был уверен – в гибели ребенка виновна няня.

Увидев, какое впечатление произвели на Катку ее слова, Эра Валентиновна замолчала.

– Почему вы остановились? – спросила Ката.

– Мне известно, кто напел Илье песенки про няню. Лола! Это она, чертовка, пыталась очернить ни в чем не повинную девушку.

– Лола – это кто?

– Прислуга Беловых. Наглая девица, не раз пытавшаяся соблазнить Илью. Шлюха! – Фетисова сжала кулаки. – Одна из тех, на которых засматривался Семен.

– С какой стати ей было нужно наговаривать на няню? Может, действительно имело место…

– Я вас умоляю! Ее речи – ложь! От начала до конца. Стоило милиции явиться в особняк, как Лола стала отнекиваться от собственных слов, утверждая, что никогда не заговаривала с Ильей о смерти его сына. Но я лично беседовала с няней мальчика, и она уверяла, что собственными ушами слышала, как паршивка капала на мозги Белову.

– А смысл?

– Ревность! Лола не смогла сделать то, чего с полпинка добилась няня – расположения хозяина.

– Хотите сказать…

– Нет, любовниками они не были, но кто знает, как сложились бы обстоятельства, не случись несчастья? Белов переговорил с девушкой, она клятвенно заверила его в своей невиновности. Он ей поверил. А стоило ему оказаться в следственном изоляторе, как эта вера приказала долго жить. С маниакальной одержимостью он талдычил о ее причастности к преднамеренному убийству ребенка. Дальше – больше. Белов начал обвинять в смерти сына весь обслуживающий персонал, работавший в то время в особняке. Говорил о заранее спланированном заговоре.

– Много человек работало у Беловых?

В глазах Эры Валентиновны мелькнул испуг.

– Помимо Лолы еще шесть человек.

– Кто?

– Ну какая вам разница?

– Я хочу знать, – твердо проговорила Копейкина.

Фетисова нехотя ответила:

– Няня – в ту пору ей едва исполнилось девятнадцать. Кухарка – женщина средних лет. Экономка с мужем, он был личным шофером Зиночки. Секретарь Ильи, приятный молодой человек со взглядом коварного соблазнителя, и престарелый садовник. В ту пору у Беловых перед домом были разбиты клумбы с дивными цветами. Старик ухаживал за растениями, как за детьми, холил их, лелеял, иногда даже разговаривал с розами и гладиолусами.

– Где сейчас эти люди?

– Откуда же я знаю? Разъехались кто куда. Особняк лишился хозяев, прислуга осталась без работы. Повезло лишь Лоле.

– Поясните.

– Когда владельцем дома стал Красницкий, чертовка приехала к Иннокентию и, заявив, что проработала у прежних хозяев более года, вознамерилась верой и правдой служить новому владельцу. Иннокентий против ее кандидатуры не возражал. Примерно за полгода до развода супругов Лола уволилась. У Иннокентия Эдуардовича были собственный повар и три дюжих охранника. Дом убирали люди, нанятые в агентстве. По-моему, они приезжали то ли два, то ли три раза в неделю. После развода Иннокентий превратился в настоящего буку. Сидел в своем замке, подобно насупившемуся орлану, и страдал от одиночества. На территорию гостей уже не пускали – охрана была злее сторожевых псов.

– Эра Валентиновна, но вы так и не сказали о странностях Марианны, – напомнила Катка.

– Марианна неоднократно жаловалась, что слышит шаги в доме, а ночами видит, как под окнами ходят некие бесформенные существа. Она даже привозила из города ясновидящую.

– И?

– Та сообщила, что по особняку бродит дух умершей женщины. Якобы он не может успокоиться на том свете и уймется лишь тогда, когда в стенах имения случится очередная смерть.

Копейкина задрожала.

– Да будет вам, ну что вы как маленькая? Неужели верите в эту чушь? – усмехнулась Эра.

– Но ведь там действительно нашли свою смерть две женщины! Жена помещика Мария – и Зина.

– Я сама по большой глупости поведала Марианке эту историю, вот она и навоображала невесть что.

– А ясновидящая?

– Вам известно, как они умеют выведывать необходимую информацию? Говорят-говорят на отвлеченные темы, а потом – раз! – и вопрос в лоб. Человек отвечает, не подозревая, что сам дает ответы на все свои загадки и ребусы. Я уверена на сто процентов: Марианна, прежде чем пригласить эту ясновидящую в дом, раз пять пересказала ей услышанную от меня историю. Да и дамочка могла прекрасно знать о семействе Кубышкиных. Достаточно было в середине девяностых посетить наш музей и послушать речи экскурсоводов.

– А вы сами откуда узнали о Кубышкиных?

Фетисова фыркнула.

– По дороге ко мне вы случайно не встречали странную женщину с растрепанными волосами?

– Встречала. Кажется, ее зовут Светлана? Она искала свою гусыню.

– Именно. Вот от нее-то я и узнала мельчайшие подробности о Марии, скончавшейся в лабиринтах, о пропаже Николая и… о картинах помещика. Пожалуй, кроме меня и Светланы, никому не известно, что Николай после расстрела отца подался в Смоленск, сменил фамилию и обзавелся женой. В двадцатом году у него родился сын, а у того через два десятилетия появились собственные детки. Светлана – одна из них.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю