Текст книги "Брачная ночь, или 37 мая"
Автор книги: Людмила Петрушевская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Часть вторая
День рождения Смирновой
Действующие лица
Смирнова Эля
Шестакова Полина
Дружинина Рита
Валя
За столом сидят Эля и Полина.
Эля. Это вам спасибо, что вспомнили про мой день рождения. Никто не вспомнил, а вы, незнакомый человек, пришли. Я ведь в этом году ничего не устраиваю, всех предупредила, чтобы не совались. Отца сегодня в больницу забрали, мать спит с сердечным приступом.
Полина. Я сама бы никогда не вспомнила про ваш день рождения, я так замоталась. Это позвонила одна женщина, сказала, что Костя сегодня должен быть у вас, и попросила пойти к вам. Этой женщине очень нужен Костя. Она сказала, что у вас день рождения.
Эля. Это она ошиблась. У меня-то день рождения был позавчера.
Полина. А сегодня что?
Эля. А сегодня пятница. Все в курсе, у меня дни рождения раз в год по пятницам. Знаете, раз в год народ надо подкармливать, а то озлобятся.
Полина. Но эта женщина сказала, что Костя у вас будет точно.
Эля. Надо же, какая настырная женщина. Кто это?
Полина. Ее зовут Тамара.
Эля. Какая это Тамара?
Полина. Она бывшая жена одного Костиного знакомого. Фамилию не знаю.
Эля. А как зовут знакомого?
Полина. Его зовут Паша.
Эля. Надо же, Пашу уже бросила жена. А что, она тоже сюда придет?
Полина. Она из загорода звонила. Вряд ли.
Эля. С этими бывшими женами никогда ничего не известно.
Полина. Знаете, Эля, у него еще ведь мать умерла. У Паши.
Эля. Что за жизнь!
Полина. Жизнь просто потрясающая. Паша поехал за справкой в морг и какой день не появляется.
Эля. А что было у матери?
Полина. Что-то с кровью. Белые тельца.
Эля. Скорее всего, Паша запил.
Полина. Вот. Тамара тоже придерживается. Причем Костя единственный, кто связан с Пашей.
Эля. Ладно. Будем ждать.
Пауза.
А Костя домой не будет звонить?
Полина. Он когда звонит, отец отвечает, что таких нет дома.
Эля. Костя об этом рассказывал. Он любит рассказывать. Говорит, одеваюсь я долго на работу, выхожу, теща у книжной полки стоит, подметает, и с суровым видом причем. Стало быть, там у нее, в книжках то есть, заначка есть. Они деньги в книжках хранят на текущие расходы. Дети еще неграмотные, а я, как известно, книжек не читаю. Опять-таки одного меня не оставляют, стараются. Но тут теще звонок. Теща в коридор. Звонит, как ясно из разговора, ее подружка, жена ее первого мужа, а это на час. Я взял книгу ихнюю, «Пятьдесят лет в строю», а там ничего.
Полина. У нас мало денег. Папина пенсия, мамина совсем ничего, я младший научный да двое детей… Костя ведь не вносит денег.
Эля. Нет, он говорит, нашел. В романе «Поджигатели» Николая Шпанова. А теща в коридоре как на иголках, кричит: «Извини, я сейчас разговаривать не могу». Не могу и так далее. Ее эта жена ее мужа первого глуховатая. Ну, говорит Костя, как я мечтаю: теща спросит – где деньги, а я скажу – возьмите на рояле. Там первые сто рублей.
Полина. У нас нет рояля, чего он выдумал. И он денег никогда бы не взял.
Эля. Да, он говорит, они так называемые порядочные люди. Я их денег не тронул.
Полина. У нас только пианино.
Эля. Полина, я вас давно хотела спросить, а как у вас с Костей?
Полина. Что?
Эля. Как складывается?
Полина. Да как складывается, обыкновенно.
Эля. Костя ведь мой друг. Я за него в книге расписываюсь, когда он опаздывает, потом, знаете, он уйдет, пиджак повесит, у него с Пашей свиданка у пивного ларька каждый день в одиннадцать утра, а шеф выйдет, я ему – быстренько: Шестаков в изотопном блоке. А туда телефона нет.
Полина. Он на вас просто молится, вы ему производственную травму оформили, помните, он тогда перелом ребра получил?
Эля. Конечно, помню, я его якобы с лестницы привела. А он что тогда?
Полина. У них тогда с одним знакомым грузчиком рояль к стене прижали.
Эля. Хорошо, что еще рабочий день у нас не кончился, Костя не опоздал. Он называет «опоздать на работу» – это прийти, когда кончается рабочий день.
Полина. Как у нас складывается? Костя настаивает, чтобы мы уехали и жили от родителей отдельно. А я их не могу бросить, они старые. Потом, кто будет с детьми. Потом, на какие шиши купить квартиру. Так что все упирается.
Эля. Полина! Выход один: надо разводиться.
Полина. А детей без семьи оставить?
Эля. А вы еще найдете себе. Вы еще молодая.
Полина. О чем вы говорите.
Эля. А вы зря Костю любите. Вы его поменьше любите. Не бегайте так за ним. Найдите себе кого-нибудь.
Полина. Я ни о ком не могу без дрожи думать.
Эля. Уже нашли кого-то?
Полина. Кого?
Эля. О ком без дрожи не можете думать. Надо же, я Костин друг, а ничего не знаю. Надо будет у него спросить.
Полина. Никого у меня нет! Никого!
Эля. А надо, чтобы был. Надо уметь клин клином вышибать.
Полина. Конечно. А потом опять клин клином.
Эля. А вы думали. У меня так вся жизнь на клиньях.
Полина. Когда я была совсем девчонка, у меня были вот такие косы… И за мной ухаживал один лейтенант… А я училась в школе. И он получил назначение и уехал. Когда я выходила за Костю, я у того просила прощения, мысленно. Я думала, что Костя – это клин. А вышло, что на всю жизнь.
Эля. Да ну, еще жизнь будет.
Полина. Костя у меня только второй случай в жизни.
Эля. Это не играет никакого веса. Тут один с нашей работки стал ко мне кадриться. Родители на даче, он шастает и шастает. Как-то раз засиделся, метро не ходит, в трамвай не содят. А денег у него на такси нет. А я принципиально в таких случаях не даю, отказываю. Я еще их снабжать должна. Перебьешься, говорю, с каким знаком пишется. Он тогда: «Я у тебя заночую». Ладно. А у меня белье в ванне какой день замочено, я плюнула, стала стирать глубокой ночью. Несу на балкон вешать, а он уже в трусах на тахте расположился и говорит: «Только не говори мне, пожалуйста, Смирнова, что я у тебя в жизни второй мужчина». Вот вам и второй в жизни случай, как вы говорите. Ну вот. Я тогда плюнула, в родительской комнате на задвижку заперлась. Так он полчаса под дверью стоял, просил открыть, говорил, что мы взрослые люди, и что тебе стоит, и все такое. Что в таких случаях говорят. А потом лег как ни в чем не бывало и захрапел. Так храпел, я мимо пошла в ванную, он не слышал. Я не сплю, а он храпит. Все на свете прокляла. Потом еще с ним на работу пришлось ехать как одна семья. А вы говорите – второй случай в жизни.
Полина. Вот вам и клин.
Эля. Женщина вообще должна выходить замуж, когда она не любит, когда любят ее. Так что в следующий раз выходите без любви.
Полина. Только под наркозом.
Звонят в дверь.
Если это Константин, не говорите ничего. Что я здесь.
Эля открывает, входит Дружинина.
Эля. Дружинина, какое совпадение! Я только что о тебе подумала, хоть бы она не приходила.
Рита. Смирнова, поздравляю с днем рождения, желаю. Тебе подарок вермут италиано. Называется чинзано.
Эля. А вон он уже стоит на столе, уже мне поднесли.
Рита. Завоз, что ли?
Эля. Наверное, завоз. Знакомьтесь, это Рита, моя подруга, а это Полина Шестакова, жена Кости Шестакова, о котором ты много слышала.
Рита. Очень приятно. Это чинзано к нам в буфет завезли.
Полина. А я у нас в винном купила.
Рита. Наверное, завоз. А я тете Машке переплатила.
Эля. Видали? У Риты там спецбуфет. Знаете, где она вкалывает? На Новодевичьем.
Рита. Обыкновенный буфет, тетя Маша.
Полина. На Новодевичьем? Ой, у вас там, наверное, свежий воздух.
Рита. Прям свежий. Как в склепе сидим. Стены – во! Как в склепе. В пальто работаем.
Полина. Вы знаете, какое совпадение? Мой папа спит и видит, как попасть на Новодевичье.
Рита. Как-нибудь заходите с отцом.
Полина. Он у меня, вы знаете, пенсионер республиканского значения. Как они собираются все у одной там старушки, эта старушка тост поднимает и говорит: «Когда мы начинали, мы много мечтали. Теперь наши мечты сбылись. Все мы персональные пенсионеры». Видите как. А вы, оказывается, на кладбище работаете на таком. Просто совпадение.
Рита. Я, собственно, не на кладбище, а в музее. Там рядом музей статистики. Не имеет никакого отношения.
Полина. А отец так мечтает о Новодевичьем!
Рита. Если ему интересно, пусть заходит. У нас, правда, утвержденный текст экскурсии, но для вас я расскажу пошире.
Полина. Самое главное, у нас там бабушка моя лежит, мамина мама. Но больше четырех захоронений в одну могилу не дают. А там уже скопилось три. А мамина сестра еще жива, она уперлась: он, дескать, не прямая линия, а зять, боковая линия. А папа с мамой хочет лежать.
Рита. Вы давно без мамы? Я уже год.
Полина. Что вы! Слава богу, живы. Все живы. У них режим дня. Они просто железные. Меня переживут. А я иногда думаю: вот бы мне первой умереть! Никого не хоронить.
Рита. Хитренькая.
Эля. Тогда о чем речь? Девочки, еще выпьем, у меня все-таки день рождения.
Рита. Да, да, действительно. Ну кто у тебя будет-то?
Эля. Ты что, не могла мне позвонить? День рождения отменяется.
Рита. У меня девка болела, я с ней сижу, телефона в доме нет, сама знаешь. К тебе поехать, наняла тетеньку, шестьдесят копеек в час, с девкой сидеть. Уложила спать, тогда только поехала. А что, день рождения отменяется?
Эля. Отец сказал, что больше такого безобразия в доме не потерпит, что его жизнь не к Петрову́, а к Покрову́… Сама знаешь. И за месяц заблаговременно начал больницу себе пробивать. Не можешь же ты при больном отце, которого в больницу заберут вот-вот, а все не дают направления. Сегодня наконец ему выделили. Отъехал, мать замучил, я на работу не ходила…
Полина. А что с отцом?
Эля. Что всегда. Диабет, гипертония, склероз.
Полина. А у моего папы аденома простаты, облитерирующий эндартериит и склероз.
Рита. Вот и мы такие будем.
Полина. В том-то и дело.
Эля. Что вы, он в больнице отдыхает от нас. Говорит, чтобы больше у меня без дней рождения.
Полина. А мы давно все отмечаем в узком семейном кругу, все знаменательные даты. Папа ходит с трудом, а от гостей мусор, тарелки, расходы.
Эля. Вот именно. Два года подряд я им делала баранью ногу, салаты, помидорчики доставала. Пролетает сорок-пятьдесят рублей, а дарят одни бутылки. Сами выхлебают и рады. В прошлом году мне подарили стеклянный мундштук, книжку «Древние бурятские памятники» и что-то еще…
Полина. Нет, мне мама подарила серьги с изумрудами.
Эля. Ну ладно, будем думать, что у меня все же день рождения. Чокнемся. Первый тост за хозяйку, второй за прекрасных дам, третий…
Рита. Третий за детей. Шестьдесят копеек в час.
Эля.(Полине). Я слышала, у вас много детей?
Полина. У меня двое, а у вас?
Эля. У меня вообще.
Рита. А у меня девка. Очень замечательное существо пяти лет, зовут Таня.
Полина. Нет, у меня Владику семь, а Светочке четыре с половиной. Ради них надо кое-как жить. Я тут в экспедиции была, летом в Каракумах. Вышла в пески, легла на бархан и думаю: вот бы так от солнца удар получить, умереть. Но детей ведь не оставишь, их надо поднимать. Старики уже старые.
Эля. Да ну, все вырастут, у нас в стране все вырастают. Я вон без отца, без матери, у бабушки в Чулкове сколько жила? И получилась свободный человек. Отец с матерью были за границей, в горящей точке планеты. Туда с ребенком не разлетишься.
Полина. А у меня мамин отец при царе был генерал-губернатор. Мамина мама была гувернанткой.
Рита. А сколько же лет вашей маме?
Полина. Она поздний ребенок была у родителей. И я у них поздний ребенок.
Эля. А я боюсь поздних детей. Среди поздних детей тридцать процентов идиотов, американцы просчитали.
Рита. Да ладно, я вон сама пишу диссертацию, вторую главу третий год, тоже все обсчитываю, просчитываю, знаю. Но главное, Полина, как вы умудряетесь с двумя стариками и с двумя детьми! Я вон, пока у меня мама болела, девку на пятидневку сунула. Она там коростой покрылась, а тут мама помирает, а тут начальница просила подать заявление по собственному желанию, что у нее экскурсоводов нет. У меня, говорит, есть на ваше место молодой энергичный товарищ, он быстро освоит тему. Какой-то выпускник.
Эля. Чей-то сынок, наверное.
Рита. Я думаю, вам, наверно, муж помогает, иначе как с двумя детьми да со стариками на руках!
Полина. Он мне ни капельки не помогает.
Рита. Как вам тяжело, я вам сочувствую.
Эля. Это мне тяжело и тебе тяжело, а ей все прекрасно.
Полина. Да, мне прекрасно. Стираю дважды в неделю. Мы в прачечную не отдаем, не хотим вариться в общем котле. Детей купаю два раза в неделю. Магазины ежедневно. Готовит мама. Еще пишу диссертацию.
Рита. У вас еще диссертация?
Полина. А как же. Не только у вас. Печатаю ее сама. У нас машинистки со схемами берут тридцать копеек страничка.
Эля. У нас двадцать пять, хотите договорюсь?
Полина. Пять копеек меня не устроят. Потом у мамы довольно хороший «Ундервуд» остался от ее еще мамы. Она работала машинисткой. Пишбарышня называлась. После революции. Что такое пять копеек, на них не пообедаешь. Я вон не обедаю, беру с собой бутерброд, на горелке готовлю чай. Летом, когда наши на даче, дома хуже, никто не готовит. Так я ем суп из пакетиков. На два дня идет один пакет. Один раз двое суток сидела голодная. Костя привел к нам друга Пашу, и они мой суп на два дня сразу съели. Я с работы пришла и прямо заплакала. Холодильник пустой. Я же рассчитывала на горячий суп. А супа нет. Села печатать, печатаю и плачу. Костя на меня кричит, что, людей, что ли, нет кругом, заняла бы рубль, сбегала бы в столовую. А я плачу. Так и проголодала два утра и два вечера. Хлеб-то и сыр для обеда у меня был с собой в сумке, тоже на два дня. Иначе бы я не протянула. Обед обедала.
Эля. Да ну, я всегда живу в долг. Играю в черную кассу. Денег нет и не будет, зато есть что надеть. Родители пока кормят. Все остается мне на булавки.
Рита. Ну да, как мы пошли к одной бабе на банкет. Защита диссертации. В ресторан. Наутро меня девочки на работе спрашивают, кто как был одет. А ты, спрашивают. А я, говорю, была в чем всегда, в отрепьях.
Полина. А я всегда аккуратно хожу, я перешиваю из старого. У нас швейная машинка марки «Зингер», я перешиваю из своих старых школьных платьев, тогда носили длинное такое и широкое.
Рита. О, я это дико люблю, когда из ничего, из старых тряпок…
Эля. Старая тряпка и есть старая тряпка.
Полина. Нет, я недавно нашла в сундуке бабушкины пододеяльники, спорола с них кружева, прошвы и сшила себе блузочку.
Эля. Да ну! Ветошь одна.
Полина. Что вы, алансонские кружева, я подштопала. А некоторые думали, что это тюль, который они покупают рубль километр.
Рита. А я тоже всегда в старом хожу. Ну и что?
Эля. Все равно я вам завидую. У вас трое детей. А у меня никого нет, поезд ушел. Без мужа я как-то не решилась, ребенок будет, спросит, что да как, да отчего размножаются. А мужа завести не решилась. Был меня моложе.
Полина. Почему, случаев много, теперь многие выходят замуж за моложе себя. Такая мода, берут себе мальчиков.
Эля. А я не решилась.
Полина. А какая была разница?
Эля. Двенадцать лет.
Полина. А у нас на работе я знаю случай на восемнадцать лет разница. Он был только что из армии, а она такая огневая женщина из бухгалтерии, ей тридцать восемь, ему двадцать. Сначала они просто так жили. По буфетам в очередях друг другу очередь занимали. Пошли всякие разговоры. Было какое-то письмо. У нас же девушек подавляющее количество, восемьдесят процентов. Ну, ее вызвали куда надо. Она возмутилась, он тоже возмутился. Ну и это их подтолкнуло. Им хотели как лучше, а вышло еще хуже. Потому что она в результате паспорт на стол кладет, а в паспорте штамп о бракосочетании. Все зашумели, но она умная женщина. Она все сделала как надо, она пошла по общественной линии.
Эля. Обратилась в профком?
Полина. Нет, что вы, она вошла в кассу взаимопомощи. Работать там ни у кого нет охоты, она стала казначеем. Баба она огневая, работа закипела, со всех взносы содрала, с кассиршей договорилась в день зарплаты. К ней же потом и стали подъезжать, кто за сотней, кто за чем.
Эля. Ну и правильно, заткнулись. А сейчас как они живут?
Полина. Сейчас-то живут хорошо. Она на инвалидности, у него почки отбиты. Друг друга поддерживают, в походы ходят, каждую субботу в лес. Питаются по системе йогов, на обед репочка, изюм, грецкий орех.
Рита. Я пробовала по системе йогов, когда совсем дошла, вся опухла. Но по системе йогов питаться еще дороже. Йоги, во-первых, питаются с рынка. На рынке все качественное, но та же репка стоит как индейка. И потом, нельзя ведь перед ребенком отделываться репкой! Ему курицу нужно.
Эля. Куры и фрукты детям, как у нас соседка говорит. Давайте, девочки, выпьем того вина, которое стоит как две куры детям плюс шестьдесят копеек в час по таксе.
Рита. Не напоминай.
Эля. За мой день рождения. Ну а что было дальше, Полина?
Полина. Что она стала инвалид, это он ее два года назад все-таки угробил. На мотоцикле. Она ехала в коляске, ее потом по костям собирали. Она при этом хорошо держалась, мужественно, год пролежала в больнице, потом костыли отбросила, по стеночке ходила. А он говорит – теперь не мыслю жизни без нее, так что девочки наши опять умылись, фигу получили.
Эля. Полина!
Полина. Фигу! Он, правда, сначала вроде легко при катастрофе отделался, но теперь, видите, почки болят, отбил, значит, почки себе.
Эля. Нет, это у него на нервной почве.
Рита. У нас в музее тоже девяносто процентов баб. Девять баб и одна штатная единица свободная, на восемьдесят пять рублей. Начальница мечтает какого-нибудь мальчика на это место взять. Все мечтает, домечтается, пока у нее единицу не сократят. А работать некому. А бабу она не берет.
Эля. Я тоже баб не терплю.
Полина. О присутствующих не говорят.
Эля. А ты молчи, алансонское кружево. Нет, я бы так не смогла, за моложе себя выйти. Я слишком оглядываюсь, кто что скажет. Полина, а Костя ваш намного старше?
Полина. Мы одногодки.
Эля. Но он старше?
Полина. Нет, он меня моложе на девять месяцев и три дня.
Эля. А вот я не могу, когда я старше, а он моложе. Мне кажется, все будут смеяться надо мной, связался черт с младенцем.
Рита. Недавно начальница анекдот рассказала! Приходит ребеночек из детского сада, пьет кисель, отхлебнет, подопрется рукой и говорит: мусикапи. Еще хлебнет, опять: мусикапи.
Полина. А, знаю, у нас рассказывали.
Рита. Ну вот. А мать спрашивает, что это все ты мусикапи, мусикапи. Ребенок отвечает: это наша воспитательница с нянечкой пьют из стаканчиков и говорят: эх, мусикапи сейчас.
Эля. Не поняла сути.
Рита. Эх, мужика бы сейчас.
Эля.(Полине). Давно хотела спросить: это у вас какое кольцо?
Полина. Изумруд с бриллиантами и платина. Это гарнитур с серьгами.
Эля. Надо же, как похоже на чешскую бижутерию! Никогда бы не сказала! Молодец, Полина! Молодцы чехи.
Рита. А у нас в семье все пропало. У них в эвакуации все пошло в обмен на хлеб, на картошку. Дураки были.
Эля. Куда это все девалось, у нас в Чулкове ничего похожего нет. Хотя были беженцы. И усадьба рядом была.
Полина. А у нас тоже все сначала пропало. Наследство перешло к старшему маминому брату, девочкам дали только приданое. А у этого брата была домраба, Нора. Она всю войну работала на заводе, кормила брата, ничего не продала. Когда война кончилась, он на Норе из чувства благодарности женился. И все наши от них отвернулись. Но когда он умер, моя мама стала принимать Нору у себя, а потом мы с ней объединились, съехались по обмену. Мамина сестра так до сих пор нам этого не простила. Зато все наследство у нас.
Эля. Теперь все детям перейдет.
Полина. Да, хорошо, что девочка есть, ей все ценности достанутся, а не чужой невестке.
Рита. Тяжело чужую старушку было кормить-то.
Полина. Тяжело. В праздник тоже лапкой тянется с рюмкой, чокается. А умерла она ровно в тот день, когда родилась Светочка. Как почувствовала, что пора комнату освобождать. Врачиха так и сказала – лечить вам ее только мучить.
Эля. Ну и правильно сделали, сбагрили на тот свет… Хорошо, еще не отравили, может быть.
Рита. А у нас тоже все погибли да повымерли. Тоже ведь была большая такая семейка, профессорская. Дедушка до революции был блестящий студент, катал барышень на своем автомобиле, на скрипке играл… Где эта скрипка, хотела бы я знать… Хорошая, наверное, была скрипка, от мастера…
Эля. А у нас в Чулкове тоже ни у кого ничего не сохранилось, хотя мы под немцем не были. Беженцы только у нас жили. Я там в книжном магазине подписалась на Достоевского и на «Всемирную библиотеку». Но это когда-то было так, теперь уже все в книжном магазине подмели. Сами разнюхали. Единственно, что у них осталось от темноты, – как чуть что, кого-нибудь посадят, они сразу к отцу… Он до сих пор у них котируется как шишка на ровном месте. Он у них кому-то раз в жизни помог, теперь расплачивается за это.
Рита. Ни одно доброе дело не остается безнаказанным, это закон, Смирнова.
Эля. Какое там доброе дело! Он помог одному дяде Юре Смирнову, а тот, оказывается, на свадьбе кого-то топором посек. Дядю Юру освободили, остальным обидно. Деревня дуроплясова.
Полина. У меня на Спасена-Песках тоже у папы целая улица Шараповых. Папа мой Шарапов, и целая улица Шарапова Слободка. Мы туда один раз с Костей ездили, когда поженились. Лес. Волга. Мы из дома в дом ходили, целая неделя прошла на этом. Они из свеклы варят. Костя до сих пор вспоминает. Да. А они сразу после того наладились к нам ездить, а у отца режим строгий, он совсем не пьет, а водки вообще не употребляет, тем более самогонку.
Эля. Конечно, они мешочники. Мать их моя раз и навсегда шуганула. Я еще маленькая была, но помню. Дядя Юра Смирнов приехал с дядей Петром. Сидят с отцом, в комнате накурено, нахаркано, отец расхрабрился, пьяненький, и кричит матери, а мы пришли с прогулки: «Давай, мамаша, ставь нам гаванский ром». А тогда еще дело при Батисте было. Мать взяла у них со стола пятилитровую банку грибов да как ахнет об пол!
Рита. Порезались?
Эля. Обошлось.
Рита. Я тоже родственников раньше едва терпела, теперь-то почти никого не осталось, теперь я над ними трясусь. Все-то они друг на друга клепали, какие-то жилплощади вспоминали, заявления, письма, наркомовские пайки, кто деда обобрал, куда его шкаф с рукописями делся, куда серебро, куда библиотека. А мне ничего не надо. У меня есть кооператив, мне с головой хватает имущества. То они грибки во дворе красят, по два рубля собирают, то в фонд библиотечки просят… А у меня же наследств никаких.
Полина. Через сколько войн прошли.
Эля. Сейчас начнутся скоро наследства. Уже мода бриллианты собирать, золото. Я и то в очереди постояла, взяла.
Полина. Наследства, если на них опираться в повседневной жизни, быстро проматываются.
Рита. У нас один знакомый получил неожиданно из Швейцарии наследство. Взял «Жигули», что еще. Кооператив себе и матери, холодильник, пианино, ковры. Еще что-то. «Жигули» у него вечно замусоренные, сам как ходил, так и ходит в чем попало, на «Жигулях» возит из лесу какие-то пни и коренья. Возит собаку к ветеринару. У него у собаки легкая форма шизофрении. В квартире бедлам.
Полина. Потому что нет культуры.
Рита. Нет, культура есть, он ведь из Рюриковичей, причем последний в роду. И рожает одних девок, скоро будет третий заход, все ждут. Он в панике, не будет, говорит, продолжения нашей фамилии. А жена у него дочь какого-то генерала, совсем простая девка. А он из Рюриковичей. Холодильник у них уже течет, три раза мастера вызывали, дочки учиться музыке отказались как одна. Он говорит: с вещами я промахнулся. Ковры требуют пылесоса и все такое. Дал маху.
Полина. Конечно, надо было золотом брать.
Эля. А жить на чем? На бутербродиках?
Рита. Он говорит, надо было книг по искусству накупить. Это было бы нетленное богатство, нетленка. И читать их опять же можно, двойное богатство.
Полина. А золото можно носить.
Рита. И будешь, как старший продавец, вся в золоте ходить.
Эля. А что ты знаешь про старших продавцов? Человек стоит столько, сколько он стоит.
Рита. Вообще-то верно. У меня моя парикмахерша, Зинка, вся ходит в золоте, как чучело, но добрый человек. Тут рассказывает: пошел ее сын выкидывать мусор, возвращается, говорит – там на помойке кто-то спит, хрипит, не бросай сюда, сынок. Ну, она быстренько с сыном пошла, там, действительно, старичок под стеной сидит, ночует. Он приехал в собес хлопотать себе пенсию, из подъезда его попросили, он приткнулся на помойке. Они этого старика привели к себе, ну, куда девать человека с помойки, они ему в ванной постелили, потом ванную вымыли, и все.
Эля. Ну и зачем ты это рассказала?
Рита. Ну вот она в золоте ходит. Правда, как мастер она плохая.
Эля. Оно и видно, ходишь вечно как лахудра, на голове сосульки одни.
Рита. Да у меня голова быстро пачкается. Через два дня опять мыть. Мотаешься – работа, детский сад, детский сад, работа. Чего там.
Эля. И золото у твоей Зинки тридцать первой пробы, и мастер она такая же. Одно связано с другим, золото с мастером. Золото требует свое.
Рита. Ну да, как один мой знакомый говорил: она выходила замуж за сына больших родителей, а получила алкаша.
Полина. Это кто вам так говорил?
Рита. Вы его не знаете, такого человека.
Эля. Успокойтесь, это ей говорил этот, Рюрикович.
Рита. Нет, Рюрикович не сын больших родителей, у него старушка мама искусствовед, я к ним раньше приходила, они чай наливают, а насчет сахара извиняются. И генеральская дочь шла за него замуж по огромному собственному желанию, у него невест человек десять было, на выбор.
Эля. Десятая была ты.
Рита. Одиннадцатая.
Пауза.
Эля. А кстати, Дружинина, на тебе ведь тоже золото, обручальное кольцо, забыла? Но я бы на твоем месте не носила его на левой руке, так носят только вдовы, но отнюдь не матери-одиночки.
Полина. Насчет золота: мама все боится войны, говорит, в случае чего живи как Нора: ничего не продавай, все оставь детям.
Эля. А дети – своим детям. А жить когда?
Полина. Мы живем ради детей.
Эля. Один раз я ради детей, то же самое, пошла на преступление. Пока суть да дело, у меня образовался пятимесячный плод, чистить нельзя по закону. Но я стала вытравлять, деваться некуда. Чуть сама не подохла, попала в больницу на ту же самую чистку, вся черная, лежу, помираю. Так врач такой молодой был, никогда его не забуду, все это дело шваркает в тазик и говорит: «Эх, какого парня загубили!» Я даже сознание потеряла.
Полина. Бывает, пятимесячные плоды кричат.
Рита. А я себе говорю: сколько у меня будет, все мое.
Полина. Всех будете рожать?
Рита. Всех.
Полина. Ну, это еще вам везет, что вы только раз попались.
Эля. Да у нее случая не было.
Рита. В общем, да.
Эля. То-то мужики от тебя шарахаются. А ко мне липнут. Потому что я думаю головой. Человек прежде всего должен себя осмыслить, что он есть в жизни. Может ли он рожать от моложе себя. А так получается – ты их плоди, они тоже наплодят, и никто даже не остановится, не подумает – имеет ли он право. Жить с моложе себя, губить парня, чтобы он потом с отбитыми почками ходил и репку жрал.
Полина. Что вы расстраиваетесь, еще будет у вас на улице женское счастье, поверьте мне.
Эля. А вот у тебя нет, не будет.
Полина. А у вас и не было.
Эля. А у тебя уже второй раз клин клином не вышел.
Полина. Убивает еще детей.
Эля. Клин! Клин!!!
Рита. Напились жутко. Голова кружится. Как я домой доеду… Тетенька уже уходит, наверное… Что ей эти шестьдесят копеек… Ну что я здесь сижу, чего жду… Танька одна проснется, будет кричать в темноте…
Эля. Отца в больницу провожала, намерзлась, настрадалась, спать уже ложилась, тут она является. Видите ли, охотится за мужем. А он бегает от нее за километр!
Полина. Я? Я не за мужем. Его ждет женщина по имени Тамара, потому что у Паши умерла мама.
Эля. Вот пускай его Тамарка и ищет. Тамарка Пашу, а ты под это дело ищешь Костю.
Рита. У Паши мама умерла!..
Полина. И еще мне Тамара сказала, что тут, на этом дне рождения, будет Костина женщина, его самая дорогая, зовут Рита Дружинина.
Эля. Правильно. Тамарка же с Пашей разошлась, теперь начала проваливать все явки. Рита, молчи! Пашу-то надо найти.
Рита. Полина, он давно меня бросил.
Полина. Да ну, господи, я это знаю. У Тамары застарелые сведения. Теперь у Кости женщина по имени Ира.
Рита. Кто сказал?
Полина. Рита, детей не сотрешь с лица земли. А больше никто от него не родит. Он алкоголик. У него слишком большие алименты.
Эля. Эта дура бы родила.
Полина. Вот вам ваш бывший муж сколько платит алименты?
Рита. Когда восемь, когда десять рублей.
Полина. Умножить на четыре… Это что за заработок такой, не поняла.
Рита. Я не знаю. Как будто бы он ушел на какие-то полставки, чтобы только не платить. Специально. Сам-то он зарабатывает на книжном рынке. Собирает еще картины.
Эля. Вот тебе будет первое наследство Таньке.
Рита. Он ушел на полставки, потому что был против ребенка. Он настаивал на аборте. Был против Таньки. Ни разу ее не видел. Мы разошлись еще до родов.
Эля. А я что говорю? И мой был против, и он меня бросил. Конечно, я стала страшная, меня рвало в каждой подворотне, ревела целые дни. Много себе позволяла. Один раз целую селедку съела. Он и сбежал от меня. Хорошо ли быть матерью-одиночкой, с отцом моложе матери на двенадцать лет, да еще и который не хочет ребенка знать, да еще безо всякой надежды? Хорошо ли это ребеночку… Маленький мой… Что я наделала, о, что я наделала…
Рита. Да ну, Полина, бросьте, в самом деле, какая Ира… Какая там Ира… Никакой Иры. Он погибает, а вы – «Ира».
Полина. Ира и еще какая-то Кольцова в книжке у него появилась. И еще один ребенок на стороне, страдает диатезом экссудативным. Он просил меня достать кварцевую лампу для облучения ребенка, страдающего экссудативным диатезом.
Рита. Для Танюшки, это для нее. Для моей Танюшки. Давно просил?
Полина. Да он еще до вас просил.
Рита. Когда?
Полина. Когда мы еще не были женаты.
Эля. Детей много, плюнешь и попал в детей.
Полина. Отец должен быть с детьми. Баб много, а законных детей двое.
Эля. А я что говорю? Мой поезд ушел.
Звонок в дверь.
Кто звонит, тот дурак!
Открывает, вводит Валю с портфелем.
Валя. Поздравляю, смотри, что я тебе принес! (Открывает портфель, показывает Эле.) Редкая вещь, дорогая. Через отца в спецбуфете. Слыхала? Чинзано.
Эля. Мы вас звали выгоняли, а вы перлись не хотели.
Валя. Итальянский вермут.
Эля. Ты чего пришел?
Валя. В Японию еду, зашел проститься.
Эля. В Японию еще куда ни шло.
Валя. Скоро взносики платить мне будешь. Я теперь заделался председателем совета молодых специалистов. (Раздевается.) Отец машину купил. (Входит, видит Полину и Риту.) О, холёсенькие. Познакомимся, Валентин, срочно вылетаю в Японию. Что это с ними?
Эля. У Паши, знаешь, мама умерла.
Валя. Поминки?
Эля. Нет, еще не похоронили. Паша куда-то пропал, без него не похоронят. Ты не знаешь, где он?
Валя. Я? Откуда? Почему я?
Эля. Мы вот ждем Костю, он вроде обещался прийти.
Валя. Да-да, он, наверное, будет. Так что посидим, подождем. А ночь-то холодная, думал я, где я ночку коротать буду… Набегался, намерзся. А здесь тепло. А там холодно. Можно я согреюсь из вашей бутылочки, пока мою достанешь… (Наливает, пьет.)
