Текст книги "Я дарю тебе весну"

Автор книги: Людмила Козинец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Козинец Людмила
Я дарю тебе весну

Людмила Козинец

Я дарю тебе весну

Парни из "Службы погоды" в дни пересменки устраивали на базе настоящее светопреставление. Первым делом они истребляли в столовой примерно недельный запас продуктов, потом обязательно писали на двери тихого и замученного шефа очередную дежурную остроту, причем обязательно глупую. Что-нибудь вроде: "Мы, Зевс-громовержец, повелитель Олимпа..." и так далее. Затем раздавалось всем сестрам по серьгам – кому разнос, кому благосклонная улыбка – и смена отбывала на Землю отдыхать. На месяц воцарялся порядок. "Мистраль", "Торнадо", "Хиус", "Сирокко", стационарные спутники, несли вахту на орбите.

Рихарду не повезло. Стажеру на базе обрадовались, руку пожали, угостили конфетами и посоветовали не дрейфить. Рихард и не собирался. Но ему просто не повезло – заболел Лео, шестой в экипаже станции "Мистраль", в команде "ювелиров". А Рихарду хотелось в океанскую вахту.

Но делать нечего. Он подхватил тугую скрипящую сумку и побрел знакомиться с "ювелирами", даже не выяснив, почему, собственно, их так называют. Он долго блуждал переходами базы и наконец оказался в спортзале. Минуты три наблюдал отчаянный баскетбольный бой, потом ухватил за руку белобрысого парня, который играть не умел, но зато громоподобно падал.

– Будь другом,– сказал Рихард,– помоги разыскать команду "Мистраля". Я тут человек новый.

Парень бурно дышал и глядел на Рихарда так, словно размышлял: а стоит ли вести его к "ювелирам" и не дадут ли ему за это по шее. Впрочем до шеи этого "баскетбога" дотянуться было бы трудновато, росточком его природа не обидела.

Наконец он сунул Рихарду огромную, как аэродром, ладонь и сказал:

– Я тебя провожу, но всю ответственность возлагаю на тебя. Кстати, Марек.

– Рихард.

– Стажер?

– Ага. А ты?

– Потом. Мы уже пришли. – И Марек подобрался, спешно сочинив очень серьезное лицо. Рихард интуитивно насторожился.

В зимнем саду, в лиловой тени густой глицинии, в глубоких креслах лежали тела. Рихарду поначалу даже показалось, что бездыханные. Но Марек, видимо, хорошо знал экипаж "Мистраля" и на провокацию не поддался.

– В чем дело, парни? "Титаник" проиграл "Рейсу" или же в пятнадцатой серии Клайда наконец сожрал кошмарный донтозавр с планеты Рубидос?

Из бархатной глубины кресел прилетел анемичный вздох:

– О, Кэп, вы железный человек, Кэп, но умоляю, напишите моей бедной маме...

– Брось, Тони! Выдаю новости: в столовой новая кельнерша – рыжая и хорошенькая, час назад получили клубнику, а в экипаже у нас стажер.

Экипаж "Мистраля" сдуло космическим ветром. На бегу Марек вводил Рихарда в курс дела:

– Братья Тепловы из Витебска. Это Толя. Это Сережа. А может, наоборот. Близнецы.

Одинаковые братья Тепловы одинаково улыбнулись Рихарду.

– А это – несчастье наше, Тони. Если ты станешь объектом контакта с пришельцами или получишь нежную записку от суперкинозвезды Мей Лу, за разъяснениями можешь обращаться прямо к Тони.

Гибкий, с подвижным обезьяньим личиком Тони расхохотался и на бегу прошелся колесом, обойдя на вираже братьев Тепловых. Марек продолжал:

– Это Бен – золотые руки и золотое сердце.– Рихард поглядел на Бена и поразился: у этого огромного, бесшумно двигающегося с ленивой, замедленной грацией негра были яркие, светло-зеленые глаза.

– Ну, а я, собственно, командир экипажа.

Рихард споткнулся на ровном месте, но заданный экипажем "Мистраля" темп не позволил остановиться. Тот же темп был предложен и за обедом. Минуты три Рихард пытался не отстать, потом сдался и отложил вилку, завороженно наблюдая за "ювелирами". Великий Космос, как они ели! Новая кельнерша сбилась с ног. Наконец Тони задумчиво осмотрел разгромленный натюрморт стола и сообщил:

– Собственно говоря, я бы не прочь перекусить, а то до ужина еще два часа, – и потопал к буфетной стойке, где немедленно принялся заговаривать зубы новой кельнерше.

Марек горестно вздохнул ему вслед и вспомнил о существовании Рихарда.

– Да, парень, это надо иметь специальное везение. Первый раз на вахту, и сразу к нам.

– А вы кто? – не удержался от вопроса стажер.

– Мы-то? "Ювелиры". Занимаемся... плетением кружев. Знаешь? Раз, два кружева, три, четыре – прицепили. А если серьезно, то мы обслуживаем зону отдыха. Эксперимент ООН. Выбрали Сахару, объявили зоной отдыха, отдали ее климатологам и терраформистам, те превратили ее в рай земной, поплатившись за это всего-навсего двумя ураганами и одним хорошеньким тайфуном. И что мы имеем? Имеем сотню заказов ежедневно. И все разные. Одному подай дождик, а сосед ведро требует. Однажды кто-то захотел северное сияние. А я что – бог? Я могу держать на таком клочке земли сотню разных погод?

Марек схватил с блюда последнюю булку с корицей и принялся ее поглощать.

Потом покровительственно поглядел на Рихарда:

– Не робей, друг. В том-то и дело, что могу. И ты сможешь. А я сбегу в океанскую вахту.

Первым побуждением Рихарда было пасть в ноги тихому шефу и умолять его отменить назначение на "Мистраль". Но стажеру не пристало перебирать. И Рихард смирился.

Честно говоря, работа ему не понравилась. Мелкое, кропотливое дело, почти все вручную – действительно, плетение кружев. Аппаратура настолько тонкая, что на нее даже дышать не рекомендовалось. А главное, ради чего? "Торнадо" вязал в узел ураган в Карибском море, "Хиус" сражался с железными морозами в Якутии, "Сирокко" спасал плантации марикультурологов от цунами, а "Мистраль" лепил погоду для беззаботных отдыхающих. Нет, Рихард все понимал. Что это нужно, что эксперимент имеет большое будущее, что результаты их работы тщательно изучаются, что в перспективе – управление погодой всей Земли, чего давно уже ждут земледельцы, рыбаки, строители. И все-таки...

Он работал. Стоял вахты, подолгу обрабатывал и систематизировал данные наблюдений, настраивал аппаратуру. Но делал все это довольно равнодушно, не ввязываясь в жаркие споры экипажа. Бежали дни.

Однажды он разбирал заказы. Он уже соскучился по Земле, по ее лесам и рекам, упругому накату океанской волны, грибным тайнам сырых рощ, торжеству тропиков и безмолвному величию тундры. Он немного завидовал авторам заказов, и воображал себя на их месте. Эх, заказать бы сейчас братьям Тепловым погодку потеплее! Выжариться на солнышке до бронзового звона, л потом – в воду, поднимая фонтаны брызг, распугивая рыбную мелкоту! Рихард вздохнул и посмотрел на очередной заказ: туман, дождь, осень... Рисунок кода на прозрачной пластинке напомнил контур кленового листа. Рихард пожал плечами – мало ли чудаков на свете! – и отправил пластинку по назначению. Но номер участка запомнился. Через неделю ему попался новый заказ неизвестного любителя ненастья. Все оставалось по-прежнему.

Ребята тоже обратили внимание на необычный для курортной зоны заказ, но посудачили и забыли. А Рихард не забыл. И часто после вахты, коснувшись головой подушки, он думал о человеке, который сидит у заплаканного окна посреди преображенной Сахары, в мире беззаботно отдыхающих, отгороженный от них стеной стылого леса, мороком туманов, мрачным дозором туч. Он думал о цветах, убитых холодом, о птицах, которые опасливо покинули неприветливые места, перебравшись ближе к теплу.

И возникала в душе Рихарда тупая, саднящая боль. Однажды, когда она стала невыносимой, он вообразил себе дождь – не хлещущий ливень, а мелкий, нудный сеянец,– и удивился: стало легче. Мысль о дожде, словно тугой стерильный бинт, утихомиривала боль.

Когда вахта окончилась, он поехал в Африку. Он долго шел пешком от станции монорельса, разглядывая буйное цветение и веселые розовые поселочки, важных слонов и меланхоличных жирафов. Здесь было просто-таки здорово. Впервые Рихард понял, что "Мистраль" занимается стоящим делом, и немного загордился.

Но вот под ногой хрустнул мертвый лист, разгоряченной кожи коснулась прохладная ладонь тумана. Рихард вздрогнул и остановился. И припомнил сказку о спящей красавице. На пороге заколдованного леса стоял он. Медленно окинул взглядом сизую, чуть позванивающую каплями недавнего дождя долину. Деревья почти совсем потеряли листья, лишь виргинский дуб догорал язычками, словно подожженный молнией, да дикий виноград пятнал кору лесных великанов багровыми пятернями.

На границе этого участка стоял яркий пластмассовый щит, на котором твердым размашистым почерком была написана не слишком деликатная просьба идти своей дорогой и обитателей этого клочка земли не беспокоить.

Рихард решительно вступил в заколдованный лес. Заросшая травой дорожка вывела его к чистенькому домику из дикого камня, по которому лепился мелколистый восковой плющ. Над красной черепицей крыши вился ароматный дымок. Синие стекла напоминали заплаканные глаза. Вообще домик выглядел несколько сказочно и тем не менее печально.

Вышла на крыльцо женщина. Она плотно запахнула пушистую шаль и долго стояла, глядя в низкое небо. Она была бледна и тонка, неожиданно напоминая долгую стеариновую свечу. В глазах ее полыхали сине-желтые язычки тоски, словно пламя – острое, жалящее – поселилось в ее зрачках. Рихард обрезался об этот взгляд.

Тяжелые темные волосы неубранные лежали на слабой шее, змейками ползли на спину.

Она стояла, пока не озябла. Потом низко опустила голову и вернулась в дом, плотно прикрыв за собой дверь.

Такой и приходила она в сны Рихарда – измученной, сломленной тайной бедой, будто уснувшей в горе и не желающей пробуждаться, потому что во сне все-таки легче. Рихард кусал губы и думал.

А скоро он узнал ее имя – случайно. Увидел однажды кадры старой хроники. Она бежала с букетом ромашек навстречу высокому человеку в оранжевом комбинезоне. Диктор за кадром назвал, соединяя, два имени. Она известная поэтесса, он – косморазведчик, вернувшийся из дальней экспедиции. Через год он погиб.

И Рихард понял теперь все. Всю следующую вахту он был молчалив и замкнут, несколько даже удивив экипаж. Марек провел тайное совещание, которое постановило применить "тонитерапию" в полном объеме. Возражал только Бен и оказался прав. Дня через три Тони заявил:

– Не надо его трогать. Не могу я хохмить, когда у него такое лицо.

За завтраком, обедом и ужином Рихарду подсовывали двойную порцию.

Разгадку всего, что случилось потом, можно найти в одной из главных черт характера Рихарда. Он был очень застенчив. Робость встала стеной, запирая наглухо беспокойное море души, все бури и тревоги.

Но пришел день, когда эта стена затрещала и рухнула. В последнюю ночь вахты Рихард ясно осознал, что он должен сделать. Он заперся в машинном зале, разблокировал автоматику, секунду постоял у пульта, собираясь с духом. И наконец послал первую молнию.

Огненное синее копье вонзилось в лужайку перед домиком под красной черепицей. Рокочущий гром прокатился над землей. Электрические шнуры хлестали почву, будоража тайные силы природы, властно вырывая из летаргического сна цветы и травы, заставляя ручьи и реки вскипать мгновенным бунтом. Оглушительный мятежный ливень вышвырнул из леса мертвые листья, сорвал восковые плющи, растормошил почки, давно исподволь зреющие в этом застывшем мире. Гроза бушевала несколько часов.

А утром голубое небо пролилось на землю: раскрылись фиалки. И отчаянная какая-то птица уже пробовала голос. Теплую, еще не опомнившуюся от огненной купели почву прокалывали шильца крокусов.

Женщина стояла на крыльце, изумленно глядя в глаза новому миру. Она подставила ладонь лодочкой под светлый перестук летящих с крыши капель. Синица порхнула с дерева, зацепилась коготками за пальцы и напилась из ладони женщины, высоко запрокидывая головку и трепеща горлом. Над полянкой пытала крылья большая желтая бабочка.

И под сияющей радугой прошел светловолосый юноша, сжимая в ладони нескладный букет.