Текст книги "Мой сын БГ"
Автор книги: Людмила Гребенщикова
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
В это время в Таллин начали приезжать иностранные группы. И все, кто имел хоть какую-то возможность, старались попасть на их выступления. Боря с друзьями был у нас дома и всем объявил, что они едут в Таллин и во столько-то собираются на вокзале. Наталья сказала: «И я с вами».
Родители Наташи решили, что ей пора выходить замуж. Они меня спрашивали, зачем я порчу Борю и разрешаю ему заниматься этой вредной музыкой. Считали, что быть математиком в НИИКСИ гораздо лучше. Я отвечала: «Я его знаю, поделать с ним ничего не могу». Родители Натальи тоже были научными сотрудниками. Они поддержали решение Бори и Наташи пожениться. Устроили им шикарную свадьбу в гостинице «Астория». Приехал Макаревич, пригнал из Москвы машину с аппаратурой, и они всю ночь играли для Бориных гостей. В то время в Прибалтике тоже проходило какое-то мероприятие, все интересовались, почему же на нем не было Макаревича. А им отвечали: «Он на свадьбе у Гребенщикова». Шел 1978 год. Сначала Боря с Наташей жили вместе с нами. Бабушка перешла жить на кухню, они жили в ее комнате. Потом Наташе что-то у нас не понравилось, и они переехали жить к ее родителям. Вскоре родилась Алиса. Но Наташе Борин образ жизни не мог прийтись по вкусу: его до ночи не было дома, он постоянно был занят на репетициях с группами, на каких-то концертах и сборищах. Семейная жизнь не сложилась.
1980 год стал рубежом в Бориной жизни. В Тбилиси организовали всесоюзный рок-фестиваль. Боре от нашего института дали разрешение туда ехать. В НИИКСИ его любили и к его творчеству относились с пониманием. Работа у него была несложная. Он сидел за ЭВМ и обрабатывал статистическую информацию.
В Тбилиси съехались все группы. Боря сказал тогда, что они сыграли «рок по-черному». То есть от души. Но когда Боря вернулся с группой в Ленинград, в наш институт уже поступил звонок из горкома партии с распоряжением в 24 часа уволить Гребенщикова. Его вызвали в райком и исключили из комсомола. В 24 часа все рухнуло. Боря воспринимал весь окружающий мир, страну как собственный дом. И вдруг в течении суток его мир разрушился. Куда он мог пойти работать – ученый-математик, исключенный из комсомола и выгнанный с работы по звонку из горкома?
Я поехала в командировку в Москву. Один из моих знакомых по санаторию Дзержинского занимал пост заместителя министра. Мы с ним встретились. Он сказал, что устроит Борю туда, куда он хочет. Боря уже тогда подрабатывал переводами с английского языка. Но свободных мест для переводчиков нигде не было. Замминистра отдал распоряжение взять Борю в НИИКСИ переводчиком, несмотря на отсутствие мест, но гордость сына взяла верх. Ему не хотелось получать работу благодаря моим связям. В его компании это расценивалось бы как позор, унижение. И он отказался от предоставленной возможности и устроился ночным сторожем. Там он отработал целый год.
Родители Натальи тогда сказали: «Мы же говорили, что эта музыка его до добра не доведет». И Наталья вместе с ребенком ушла от него. Быть женой сотрудника НИИКСИ – одно дело, а быть женой сторожа – совсем другое. Впрочем, она недолго была в одиночестве. Стоило им оформить развод, как она сразу же вышла замуж. Боря пришел на ее свадьбу, но Наташины родители его не пустили. Мне же было Борю жалко. Я понимала, что ничем кроме музыки ему заниматься не интересно, поэтому проводить воспитательные беседы о вреде рок-н-ролла было бессмысленно.
Иногда мне разрешали брать Алису к себе на выходные. Она ночевала у нас, мы вместе гуляли. Помню, как-то она опрокинула на кухне горячее молоко. Я зашла и начала брюзжать. Тогда она мне как заявит: «Я к тебе больше не пи-еду». Я ей: «Дело хозяйское». Она: «Любить больше не буду». Я: «А вот это уже серьезно. Давай мириться». Потом мне запретили брать ее на ночь, приходилось вечером отвозить ее домой. Алиса очень любила атмосферу нашего дома и плакала в метро: «Зачем мы только уехали с Алтайской!»
Когда Алиса пришла ко мне перед поступлением в вуз, я ее спросила: «Ну что, пойдешь на журналистику?» Она сказала, что собирается поступать в театральный. Я ей говорю: «Алиса, какая из тебя актриса, ты сидишь рядом – я не слышу, что ты говоришь. И у тебя дикция плохая». А она поступила, прекрасно отучилась, пригласили в Москву, два года проработала во МХАТе.
Боря не вернулся к нам с бабушкой, а стал снимать комнату у своего друга Андрея Фалалеева, студента филологического факультета. Фалалеев после уехал в Америку и там стал настоящим гуру синхронного перевода. Он звонил мне и рассказывал о своих американских впечатлениях: «Я иду на работу и вижу бухту Золотой Рог. Меня переполняет счастье. Я давал слушать всем американцам Борины кассеты. Все хотят узнать его музыку, присылайте новые кассеты».
Благодаря Андрею Фалалееву американка Джоанна Стингрей узнала о советской музыке, о группе «Аквариум». Ей очень понравилось их творчество. Она приехала в СССР в начале 1980-х, записала концертные выступления «Аквариума» и других групп. И в Америке выпустила пластинку «Red Wave». Комсомольская организация чуть не раздула огромный скандал. А пластинку тем временем слушали специалисты из CBS. Творчество «Аквариума» пришлось им по вкусу. И они решили заключить договор с Боренькой, пригласить его на выступления по США.
***
В 1981 году открылся рок-клуб и все ребята получили возможность играть перед публикой и зарабатывать какие-то деньги за свои выступления. Они там буквально ночевали, проводили все свое время. Я тоже бегала в рок-клуб на все концерты. Мне очень там нравилось. Я часто сидела в первых рядах. Я запомнила один из Борькиных концертов в зале какого-то института. Рядом со мной, но не на стуле, а на полу сидел мальчишка лет четырнадцати, грязный, обтрепанный, но у него на лице был такой восторг, такое счастье. Я поняла, что в жизни он мало что видел, да и то не с лучшей стороны. А тут он пришел на концерт и слышит песню, в которой женщину называют королевой. Для него был это шок. И я тоже не могу забыть лица этого мальчика. Он увидел, что жизнь может быть прекрасной.
Я не просто так ходила на все концерты рок-клуба. В большой степени посещение этих мероприятий входило в мою работу. В 1981 году я перешла из юридической лаборатории НИИКСИ в социологическую. И взяла себе тему «творчество молодежи». Целый год я занималась опросами, ездила по стране, посещала многочисленные Дома культуры. Когда я обработала информацию, то выяснила, что у тех людей, которые занимаются искусством, в семье на человека приходится меньше денег, меньше комнат. Всего меньше. Зато у 80 % молодых людей, занимающихся искусством, родители, один или оба, были с высшим образованием. Таковы были результаты моего исследования. Это говорит об отношении родителей к своему ребенку, которого они всячески развивали. Но директор НИИКСИ сказал мне о том, что нельзя в стране пролетариата напечатать, что, чтобы молодежь была творческой, 80 % родителей должны быть с высшим образованием. Так эта моя работа по социологии не была предана огласке.
Благодаря своим социологическим исследованиям я попадала на все концерты рок-клуба, даже на фестивальные, а на них было очень трудно попасть.
Боря не знакомил меня со своими друзьями. Я сама с ними знакомилась. После каждого концерта членов рок-клуба за кулисами любой площадки начиналось веселое застолье музыкантов и их друзей. И я принимала в этих праздниках участие. Поэтому знала всех, кто участвовал в рок-жизни Ленинграда восьмидесятых годов.
Мне так нравилось все, что делает Боря. Я помню, как сидела в зале на одном из концертов рок-клуба, а Боря шел со своими друзьями по проходу к сцене как хозяин. У него было чувство, что он в своем царстве, у себя дома.
Заместитель директора НИИКСИ подписал все бумаги об увольнении Бори с работы. Прошло каких-то два-три года, и этот же человек вошел в нашу лабораторию и попросил: «Людмила Харитоновна, вы можете моему сыну билетик устроить на „Аквариум"?» Я подумала: «Господи, никаких нет у этих людей моральных принципов». Еще вчера он выгонял Борю в 24 часа, а теперь просит устроить билеты на его концерт. Ну, я достала для него билеты, конечно же.
В начале восьмидесятых годов я с мамой переехала в квартиру на улице Марата. Поклонники Бори, думая, что и он живет в этой квартире, регулярно устраивали под окнами концерты и расписывали лестницу благодарственными надписями вроде «Спасибо Вам за Борю!».
В 1983 году Борю и «Аквариум» впервые показали по телевидению в программе «Музыкальный ринг». Они пели свою знаменитую песню «Рок-н-ролл мертв».
***
Наша бабушка Катя постоянно участвовала в жизни Бори. Она его воспитывала, затем всячески старалась ему помочь. Помню, Боря пришел к нам, уже после того, как появился рок-клуб и Боря начал выступать. Бабушка его спрашивает: «Боренька, деньги нужны?» Он говорит: «Да нет, баба Катя, я уже что-то зарабатываю. Правда, я хотел в Москву съездить». Она протягивает ему несколько банкнот: «Держи, поезжай». Я ее спросила, зачем она дает Боре деньги, он же должен их сам зарабатывать. А она мне ответила: «Не трогай меня, у меня душа поет, когда я ему деньги даю».
У моей мамы с самого начала была такая тяжелая жизнь – с детства она работала, затем было всего несколько счастливых лет замужества, мое рождение, а потом – блокада, смерть мужа, изнурительная работа, нищета. Мама меня всячески оберегала. Ничего не давала мне делать. Она приходила после тяжелого рабочего дня, у нее было больное сердце, но все равно всю работу по дому выполняла она. Ни пол вытереть, ни постирать, ни приготовить что-то с меня не требовалось. Практически до замужества мама купала меня в ванне и мыла мне голову. Когда я пыталась что-то сделать – убрать, помыть, – мама не давала: «Эта работа дешево стоит. Ты учись, это главное».
До глубокой старости мама работала в поликлинике гардеробщицей. И даже тогда, в возрасте «за семьдесят», у нее были поклонники. К ним в поликлинику в качестве консультанта приходил какой-то известный врач. И она ему понравилась. Как-то они встретились на Пушкинский улице, и он пригласил ее к себе в гости, посмотреть, какая у него квартира. Она спросила: «Зачем?» А он ответил, что одинок и было бы чудесно, если бы они стали жить вместе. «Господь с вами, я умирать уже собираюсь», – ответила она. «Я тоже. Будем ждать смерти вместе», – согласился пожилой врач. Мама ответила ему отказом, он так оскорбился, что принципиально стал раздеваться у другой гардеробщицы.
Когда у Бори первый раз был концерт в самом большом концертном зале Ленинграда, в БКЗ «Октябрьский», я предложила маме пойти туда вместе. «Зачем, я и так его каждый день вижу, и песни его в магнитофоне слышу!» – невозмутимо ответила она. А Боря действительно все время прибегал к нам... за деньгами. Я все-таки ее уговорила, и мы отправились в БКЗ. Там творилась настоящая феерия. Люди толпились в проходах. Прыгали, танцевали. Мама спросила: «Почему они все время кричат ему „Козлы, козлы"?» «У него песня такая есть», – успокоила я бабу Катю. Я была очень рада, что она все-таки пришла на Борин концерт, увидела, в какой всенародной любви купается ее внук. Вскоре после этого события, в 1992 году она умерла. Ей не хватило года до девяностолетия.
***
В 1986 году Сергей Соловьев решил снять фильм о молодежи. Он попросил дать ему подборку кассет молодежных групп, выбрал из них несколько особенно приглянувшихся. Это все был «Аквариум». Соловьев заключил с Борей договор о том, что он напишет для фильма музыку. Также Боре была предложена главная роль в фильме. Но Боря, как мне кажется, слишком суеверный. Еще до 1986 года западные продюсеры предлагали ему сняться в роли Христа, съемки должны были проходить в Иерусалиме. Боря отказался. Соловьев ему тоже предложил стать главным героем «Ассы», но Боря снова отказался из-за того, что героя в финале убивали. Вместо себя он предложил своего друга Сережу «Африку» Бугаева. Благодаря роли в «Ассе» Бугаев выхлопотал себе квартиру или комнату в Ленинграде. Он умел пристроиться в жизни.
Именно Боря назвал Бугаева Африкой. Он приехал из провинции, поступил в кулинарный техникум и сблизился с рок-тусовкой. Притаскивал из своего техникума продукты, кормил всех. В те годы вышел фильм, где героем был Пашка-Америка. Тогда Боря назвал Бугаева Сережкой Африка. Бугаев очень пробивной, тщеславный и трудолюбивый. Боря познакомил Сережу в Москве с Сашей Липницким. Липницкий был бас-гитаристом группы «Звуки Му», активным деятелем рок-движения и происходил из очень обеспеченной семьи, с влиятельными покровителями в ЦК. Его отец был очень известным врачом, Саша жил в привилегированном доме, дача его располагалась на Николиной Горе. Все его занятия сходили ему с рук. Еще Липницкий занимался коллекционированием икон, и Бугаев стал работать у него, жил в его квартире, ездил, добывал для Липницкого иконы. Как-то Сережа пришел в гости к Боре в сопровождении шикарно одетой девушки, редкой красавицы, плохо говорящей по-русски. Я спросила у Бори: «Что за спутница у Бугаева?» «Это дочь одного посла. Сережа решил жениться и уехать за границу», – пояснил Боря.
Я Боре ко всем дням рождения выпускала смешные газеты. Эта привычка сохранилась у меня еще со школы, университета. На Борино двадцатипятилетие я перечисляла в газете, какие знаменитые люди чего достигли к двадцати пяти годам. Все это я иллюстрировала Бориными фотографиями, перечисляла его настоящие и будущие достижения. Когда Сережа Бугаев увидел эти стенгазеты, он сказал Боре: «Твоя мать похоронила свой талант». В это время в СССР стали приезжать иностранцы, интересующиеся русским искусством. И Сережа на какую-то выставку намалевал несколько больших картин. Я их видела – та еще мешанина. Но вдруг Сережу пригласили с выставкой в Америку и там назвали его русским Уорхолом. Он до этого никогда не рисовал, а теперь малюет и малюет – и у него во всех странах мира выставки. А я думаю, что действительно похоронила свой талант, ограничилась Борькиными газетами.
У Соловьева было много энергии. Он продолжил «Ассу» двумя другими фильмами: «Черная роза – эмблема печали, красная роза – эмблема любви» и «Дом под звездным небом». Для этих картин Боря тоже писал музыку.
На одном из первых гребенщиковских концертов сидел малый лет шестнадцати, и когда кто-то спросил его, кто такой БГ, мальчишка ответил: «БГ – это бог, от него сияние исходит». Эту фразу потом Сергей Соловьев ввел в «Ассу».
Я не знаю, как ввели в обиход Борькины инициалы «БГ». Но мне кажется, что в СССР вообще было принято использовать в обращении инициалы. Поэтому такое обращение, как «БГ», воспринималось естественно. Уже потом стали возникать ассоциации вроде «БГ – Бог».
У Бори была интересная встреча с Вознесенским. У «Аквариума» был концерт в Москве в Доме искусства. У меня тоже была командировка в Москву, и я решила сходить на этот концерт. Толпа народу. Я пробиваюсь в вестибюль, билетерши кричат: «Уходите, уходите, сейчас милицию вызовем». Я кое-как попала внутрь и встретила в этот момент Артемия Троицкого. Я его спросила, в чем дело. Он объяснил, что за полчаса до начала позвонили из Министерства культуры и категорически запретили проводить концерт. Вдруг в вестибюль вошел Андрей Вознесенский со своими друзьями. Видимо, шел в ресторан и удивился этому столпотворению. Он уже знал про группу «Аквариум», но лично с Борей знаком не был. Боря спустился по лестнице, видимо откуда-то из гримерки, все на него накинулись с просьбами об автографах. Он начал их раздавать. Пробиваясь к выходу, он заметил Вознесенского, подошел к нему, что-то записал с его слов в записную книжку и продолжил раздавать автографы. Оказалось, что Андрей Вознесенский оставил Боре свой телефон и пригласил к себе на дачу. Так они познакомились и стали общаться. У Вознесенского на даче Боря познакомился с Алленом Гинзбергом, и они пели друг другу свои песни. Андрей очень ценил творчество Бориса, рассказывал о нем на Западе.
Потом Вознесенский позвонил мне и пригласил к себе на концерт. Оставил билеты на служебном входе. Я отправилась на этот концерт и сидела рядом с его женой Зоей Богуславской. Вознесенскому посылали записки. В одной из них спрашивалось, как он относится к современной музыке. Вознесенский ответил: «Есть замечательный композитор Борис Гребенщиков».
Драматург Славкин писал в 1988 году: «Пришла свобода, но мы все опоздали. И все мои пьесы про это – дом построен, но нам в нем уже не жить. И я с завистью смотрю на Гребенщикова, когда он идет по сцене. Он успел». Действительно, Борю в 1980-м вышвырнули отовсюду, но уже в 1981-м открылся рок-клуб, и появилась возможность заниматься любимыми делами легально.
В 1987 году Боря уехал в Америку. CBS заключила с ним контракт сразу на несколько пластинок. Директор этой компании сказал Боре, что хочет, чтобы Америка полюбила его музыку. Боря в США жил в течение целого года, они записывали альбом с Дейвом Стюартом. Я потом общалась с мамой Стюарта, она мне рассказывала, как Дейв начинал свою музыкальную карьеру с того, что пел на улице и в метро. А теперь у него шикарные дома в Англии и Америке, своя огромная студия в здании собора в Лондоне.
В моей жизни было несколько моментов, когда я обращалась за помощью к Богу. Сначала просила билет, потом мужа, в третий раз я обратилась к Нему в тот момент, когда Боре нужно было вылетать в Америку. В горкоме Ленинграда ему не давали характеристику, обязательную для выезжающих за рубеж. Необходимо было добро на выезд от министра культуры СССР. Боря полетел в Москву, в аэропорт Шереметьево, уже имея билеты в США. Но в одиннадцать вечера он позвонил мне и сказал, что разрешения на выезд ему не дали (министр культуры сказал, что категорически возражает) и он летит обратно домой. Тогда я вновь обратилась к Богу, попросила, чтобы Бореньку из страны все-таки выпустили. В два часа ночи нам домой позвонили из Министерства культуры и сказали, чтобы Гребенщиков летел обратно в Москву. Им позвонили из ЦК партии и приказали немедленно его выпустить. Боря как раз в это время прилетел назад в Ленинград, позвонил мне из аэропорта, я ему передала радостную новость, и он вновь улетел в Москву, чтобы уже в 7 утра сесть на самолет и отправиться в Соединенные Штаты. Мне тогда очень понравилась эта быстрая связь Всевышнего, услышавшего мои молитвы, и ЦК партии.
В Америку Боря прилетел в своей плохенькой белой дубленке, которую бабушка купила ему на барахолке. Мы бедные были. В таких дубленках в СССР ходили милиционеры. Его американский агент, встретив Борю в аэропорту, сразу же снял с него эту позорную вещь и сказал: «Для начала мы купим тебе пальто».
В Америке Боря познакомился с Дэвидом Боуи. В то время, когда Боря только прилетел в США, Боуи отдыхал где-то на островах. При этом ранее он уже слышал «Red Wave». Узнав, что в США приехал Гребенщиков, он прервал свой отдых и прилетел к Боре, стал водить его по ночным клубам Нью-Йорка, знакомить со многими деятелями американской культуры. Боуи хотел сделать с Борей какую-то совместную пластинку, однако это почему-то не произошло.
У Бори была масса поклонниц. Я на одном из его концертов увидела, как ребята в зале шушукались между собой: «Вот она, вот она...» Оказалось, что это дочь министра. Она, по словам этих сплетничающих ребят, приезжала на каждый концерт Бори из Москвы и каждый раз дарила ему коллекционные розы. Причем она их не вручала, а клала каждый раз до выступления перед микрофонной стойкой. Или же шла к квартире на улице Софьи Перовской и оставляла цветы под дверью.
Боря говорил, что фанатки ему очень надоедают. Поэтому он старался все свое время с утра до ночи проводить в группе.
Боря женился во второй раз, на своей подруге Людмиле, года через четыре после рождения их совместного ребенка – моего внука Глеба. Я помню, как Боря с Людой регистрировали свой брак, а Глеб важно стоял рядом с регистраторшей.
Люда изначально была девушкой Севы Гаккеля, виолончелиста «Аквариума», а потом стала Бориной женой. Сева сказал: «Счастье друга мне дороже». Люда работала машинисткой в роно и у нее была комната, где они с Борей начали жить. Они весело жили. У них на кухне постоянно собиралась компания Бориных друзей. Я как-то раз пришла к Боре в гости и вдруг увидела, как с крыши в окно со словами «Я Карлсон, который живет на крыше» залез Сергей Курехин. За ним в окно пролезли какие-то американцы.
После того как Боря стал официально давать концерты, у него появилось достаточно денег. Плюс рок-клуб выделил Боре трехкомнатную квартиру на улице Белинского и студию на знаменитой Пушкинской, 10. Из Америки Боря привез деньги, на них они с Людой шикарно отделали эту квартиру. Боря постоянно разъезжал по стране, часто брал вместе с собой жену. После каждого концерта устраивался банкет, музыканты много выпивали. И, ведя такой образ жизни, Люда начала серьезно пить. У нее была плохая наследственность – ее мать тоже была алкоголичкой, поэтому Люда росла в детском доме. Ее постоянно все жалели. И мне кажется, что именно эта жалость, вызываемая в мужских сердцах, была ее главным орудием обольщения.
В Америке Боря записал пластинку вместе с Дейвом Стюартом и его группой «Eurythmics». Они приехали все вместе в Петербург и давали концерт в СКК. Я пошла на него с подругами. Вместе с нами от метро шли толпы молодых людей. Я сказала: «На „Eurythmics"– то сколько народу!» Молодой человек, шедший рядом, меня поправил: «Не на „Eurythmics", а на „Аквариум"». Они выступали четыре дня подряд. Вечером были концерты, а днем они играли специально для фильма про «Аквариум» («Долгая дорога домой»), который снимала английская кинокомпания. На Борькиных концертах постоянно были аншлаги. Ребята не могли усидеть на местах, выскакивали в проходы. Во время выступления было очень много милиционеров. Они пытались усмирить публику. Боря прекратил концерт, поставил условие, что, если милиция не покинет зал, он не будет продолжать концерт. Милиционеры ушли. Четыре дня подряд Боря выкладывался по полной программе. Я помню, как на четвертый день я зашла к нему за кулисы, там царило веселье, все пили и смеялись, а Боря сидел весь скрючившийся и кашлял, потому что за несколько дней постоянных выступлений на продуваемой сцене простыл и сорвал голос.
Я тогда попросила Людмилу, чтобы она дала Боре выспаться, не то он мог окончательно подорвать здоровье. Но жена сына не удовлетворила мою просьбу. В эти четыре дня она регулярно закатывала Боре истерики, пыталась выброситься из окна. Алкоголь превратил ее в ненормальную.
После этих четырех дней Боря пришел ко мне и сказал: «У меня рука отнялась». Я вызвала «скорую», они констатировали, что у Бори нервное истощение. Люда доводила его своими скандалами. По дому она ничего не делала, только пила и опохмелялась.
Боря постоянно был на гастролях, а его жена уходила в запои. При этом их сын Глеб жил вместе с ней. Как-то часа в два ночи пятилетний Глеб прибежал ко мне в квартиру, с улицы Белинского на Марата. Дело было под Рождество. Глеб сказал: «Мама была такая пьяная, что мне было страшно оставаться с ней наедине в квартире. Ты знаешь, так было страшно. Я бежал по Литейному проспекту, а вокруг меня шатались одни пьяницы. Вдруг ко мне подошла интеллигентная пара, и они довели меня».
Этот период личной жизни был для Бори очень тяжелым. Боря поехал вместе с Людой во второй раз в Америку, затем дал ей денег на поездку к подруге в Англию. Но семейной идиллии, которая была в начале их совместной жизни, было не восстановить. И он ушел от Люды, оставив ей квартиру. У нее сразу же появился другой кавалер – Денис, очень хороший мужчина. Боря был рад, что в ее жизни появился достойный человек. Хотя долго с Людой он не протянул. Денис водил Глеба в школу, Глеб очень его любил и до сих пор звонит ему советоваться по разным вопросам.
Еще до того, как Боря разошелся с Людой, они всей группой «Аквариум» с семьями ездили на юг. Ездил со своей семьей и Саша Титов, один из участников группы. У Саши была жена Ирочка и сын Марк, потом родилась еще и дочка. И так получилось, что между Борей и Ирой завязалась взаимная симпатия друг к другу. Не знаю, когда точно. После того как Боря расстался с Людой, он начал снимать квартиру. А вскоре Ира сказала Саше, что она от него уходит к Боре с семилетним сыном и новорожденной дочкой Василисой. Саша был очень нежным отцом и мужем. Ирина часто вспоминала добрыми словами их с Титовым совместную жизнь. Боря с Ирой и ее детьми жили год в съемной квартире. А внук Глеб года через три окончательно ушел от матери и начал жить с отцом.
Боря снова ездил работать в Америку. Он жил своим творчеством. Я помню, как после долгого отсутствия он пришел к нам с Глебом в гости. Его сопровождал Сева Гаккель. Я рассказывала Боре о смешных высказываниях его сына, он слушал, весь сияя от радости, а когда я на секунду замолчала, сказал Гаккелю: «Нужно было на „сорокапятку" поставить эту вещь, а они поставили другую». Тогда я поняла, насколько он погружен в свою работу. Впрочем, я была им довольна. Мужчина должен работать.
Через год Боря смог купить для своей семьи квартиру. Ирина оказалась великолепной женой. Ласковое сочувствие, никаких «почему», никаких «нет», веселое настроение – я выписала себе как-то качества, которыми очаровывала мужчин баронесса Будберг. И я поняла, что Ирина обладает всеми этими качествами. Ирина нашла невесту своему бывшему мужу Саше. Он женился на этой девушке, у них родился ребенок, сейчас они живут в Лондоне.
После того как Боря выпустил с CBS первую пластинку, эту компанию купили японцы. Они стали узнавать у Бори, кого он хочет видеть в качестве своих продюсеров. Кандидатуры Бори их не устроили, в итоге стороны решили разойтись по-хорошему, без обязательств. Что началось дальше, я плохо знаю. Из книг об «Аквариуме» узнаю, что у Бори тот период был трудным и в финансовом, и в творческом планах.
Когда вышла первая Борина пластинка на Западе, он поехал в рекламную поездку по Европе. Давал интервью, активно общался с журналистами. В это же время вышел фильм «Долгая дорога домой», он представлялся в Каннах. Мне прислали приглашение на Каннский кинофестиваль, так как я тоже участвовала в этом фильме. Я уже сделала заграничный паспорт, но согласовать все с горкомом к нужному сроку мне не удалось. Боря решил, что без меня тоже не поедет в Канны. Но паспорт и французская виза у меня были готовы. А Боря как раз ехал из США в Париж, где должен был общаться с прессой. И он предложил мне прилететь туда к нему.
Я приехала. Мы жили в шикарном отеле «Интерконтиненталь» в самом центре Парижа, рядом с парком Тюильри. У Борьки каждый день были интервью. А я целыми днями гуляла по Парижу и ходила по магазинам. Все расходы, даже в ресторанах, оплачивала CBS. Боря сказал мне: «Живи здесь сколько хочешь, когда надоест – только сообщи, тебе купят билет и пришлют за тобой машину». Мне удалось посмотреть все лучшее в Париже, так как возможности у Бори за счет CBS были неограниченны. С другой стороны, жизнь в самом респектабельном районе имела и свои недостатки. Там находились самые дорогие ювелирные магазины, ценники в которых приравнивались к стоимости квартир в СССР. Каждый день я ходила мимо нескольких десятков витрин таких магазинов. Можно было с ума сойти.
Боря пришел в наш номер как-то вечером и принес мне в подарок украшения, лежащие в фирменном футляре. Я открыла этот футляр – там лежала тонкая золотая цепочка и золотой браслет. Я говорю: «На старческую шею – тоненькую цепочку?» Боря рассердился, схватил браслет и выкинул его в форточку. Выкинуть цепочку я ему не дала, сказала, что она будет для Алисы. А искать браслет мы не пошли.
Боря уехал из Франции в Германию. А я осталась в Париже, но ненадолго. О Париже я мечтала с пятого класса, с того времени, когда прочитала «Трех мушкетеров». Но меня Франция и ее столица очень разочаровали. Французы оказались очень неприятными. У них у всех комплекс неполноценности, потому что раньше они были великой державой, а теперь обслуживают богатых американцев. На тебя смотрят только как на потенциального покупателя. Мне надоело во Франции, поэтому дня через три после Бориного отъезда я отправилась домой. К тому же в Париже у меня возникли проблемы с общением. Мне всегда казалось, что я знаю французский, так как учила его в Университете, но общаться с настоящими французами на их языке оказалось для меня слишком сложно.
Но я по-прежнему с наслаждением смотрю французские фильмы.
***
Лондон, в отличие от Парижа, мне очень понравился. Я приехала туда к Боре вместе с Глебом в 1990 году, в апреле месяце.
Мы были в гостях у Севы Новгородцева. Глебу он очень понравился, Сева показал ему свою мастерскую.
– Нравится? – спросил Сева у Глеба. – Будешь приходить ко мне играть?
– Зачем? – изумился Глеб. – Я просто у тебя останусь.
– Так, может, ты пойдешь ко мне в сыновья? – пошутил Сева.
– Пойду!
В Лондоне все для людей. Мне запомнились цветущие магнолии, зеленый лужайки Гайд-парка. Мы жили на Оксфорд-стрит, в двухэтажной квартире, которая была отведена Боре. Окна выходили в цветущий садик, за которым каждое утро ухаживал садовник.
Люди в Лондоне очень любезные, в отличие от парижан. В Гайд-парке я видела сценку, когда на скамейке сидел мужчина и бросал голубям кусочки булки. Рядом сидел другой, посторонний мужчина, и ему, очевидно, тоже хотелось покормить голубей. Мимо них проходил третий мужчина. Увидел, что у второго нет булки, достал из сумки с покупками хлеб и протянул ему, чтобы тот тоже мог кормить голубей.
Для детей на площадках под качелями положена мягкая резина, специально для того, чтобы никто не ушибся и ничего себе не сломал.
В общем, Лондон меня покорил своей красотой и доброжелательностью. Мне не хотелось из него уезжать.
В 1990-х годах Боря постоянно работал в Лондоне, где «Аквариум» записывал свои альбомы. Там вместе с Борей находилась вся его семья – и Глеб, и Ирочка с детьми.
Алиса запомнила мои впечатления и недавно прислала мне из Лондона открытку: «Моя драгоценная бабушка! Я действительно твоя внучка. Я не хочу уезжать отсюда».
***
Я сохранила надписи, которые делали фанаты в подъезде дома, где раньше жил Боря. Все шесть этажей этого дома были исписаны. В них видна такая чистота любви к нему: «БГ – бог», «Слава Боре», «Ты – луч света в темном царстве», «Боря, береги себя!», «Боря, будешь в Мурманске – звони по такому-то телефону в училище. Мы все для тебя сделаем». Но мне больше всего понравилась следующая запись: «Советская урла, ты еще поймешь, как тебя наебал Гребенщиков своей философией».