Текст книги "Звезды так сошлись… Сборник рассказов"

Автор книги: Людмила Филиппова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– Марта Генриховна, ваша коллега, она психотерапевт и психиатр.

Михаил засмеялся и мне ответил:

– Теперь я понимаю, почему вы, Оля, изменили отношение к моим сеансам. Марта Генриховна была мне помощницей в приобщении вас к психотерапии. Оля, может быть, мы перейдем на дружеское «ты», и зови меня по имени?

– Хорошо, – ответила я. Ведь во всех рассказах о нем я его называла по имени, и переход на предложенную форму общения не был труден мне Мы шли по дорожке, Михаил рассказывал о себе, своей семье. О том, что скоро закончится период его ссылки (так он называл работу в санатории), и он поедет в Москву поступать в аспирантуру. Слушала его и загрустила: он врач в третьем поколении, и дед и отец у него ученые, сам он тоже хочет быть ученым, здесь в санатории нарабатывает свои методики, которые лягут в основу диссертации. И я, простая девушка, воспитатель детского сада, вся карьера которой – заведующая детским садом. О чем нам с ним говорить, что я могу ему дать в общении. Задумавшись, я потеряла нить его рассказа. Выручил, если так можно назвать, начинающийся дождь.

– Оля, начинается дождь, давай быстренько куда-нибудь под крышу спрячемся, – весело предложил Миша. Мы почти побежали в ближайший магазин, вместе с нами ускоряли шаги многие прохожие. Набились в маленький магазинчик, как сайра в банку. Стоим плотненько. За окном дождь льет стеной. Не знаю, сколько прошло времени, Миша говорит:

– Дождь идти будет долго. Отсюда не очень далеко до моего дома, побежали, Оля, под домашний кров, – и потянул меня на выход.

Казалось, на небе открыли огромную бочку с ледяной водой, такой холодный был дождь. Мы промокли сразу, как вышли из магазина, мне показалось, что я нырнула в прорубь, замерзла и покрылась гусиной кожей, даже бег не согревал. Еще долго я не могла согреться, находясь в комнате у Миши. Как только мы вошли в комнату, он скомандовал быстро снимать с себя всю мокрую одежду, принес мне полотенце и большой махровый халат, усадил как маленького ребенка в мягкое кресло, принес горячий чай и вазочку с медом:

– Оля, будем греться чаем и сейчас налью по тридцать капель коньяку.

– Не буду я пить коньяк, – решительно заявила я и замахала руками. Смешно мне стало – халат большой, рукава машут, как у пугала на огороде.

– Опять боишься, – улыбнулся он. – Нет у меня планов сделать тебе больно или неприятно. От такого количества коньяку ты не опьянеешь, и я не воспользуюсь твоей беспомощностью. Откуда в тебе, Оленька, столько боязни всего и всех? Тебя кто-то сильно обижал в жизни? – смотрел на меня участливо и протягивал крошечную рюмочку с коньяком. Я таких маленьких никогда не видела.

– Не боюсь я тебя. Просто не люблю крепкие напитки, – ответила тихо.

Пила я чай с медом и маленькими глоточками коньяк, тепло разливалось по телу, настроение улучшалось. Мы сидели с ним друг напротив друга. За окном проливной дождь, в комнате полумрак. Миша включил люстру над столом. Уютно стало. Стол круглый, покрыт скатертью, видно, что она очень старая, правильнее сказать старинная. Люстра с абажуром с кистями. Свет мягкий, теплый. Начала рассматривать комнату, она большая, разделенная на зоны перегородками – ширмами. На стене портрет пожилого седого с бородой и усами мужчины. Я несколько раз посмотрела на мужчину на портрете и на Мишу. Сказала:

– Мне кажется, ты похож на мужчину на портрете.

– Да, так все говорят. Это мой дед Василий. Я его не помню, он умер, когда я был маленький.

– Борода и усы тоже для того, чтобы образ совпадал, – улыбнулась я.

– Конечно, хочу походить на него и внешне и добиться больших успехов в науке, как он. Дед Василий – мой идеал в жизни, как человек, мужчина и ученый. – Помолчал и продолжил: – Дождь помешал мне показать свой любимый город, но зато он подарил возможность побыть с тобой наедине.

После этих слов я снова напряглась и сильнее укуталась в халат. Он заметил мое движение, тихо сказал:

– Оля, нельзя так жить. Нельзя жить со страхом. Он разрушает. Мы притягиваем в свою жизнь то, на что направляем свою внутреннюю, душевную, энергию. Давай подаренный нам судьбой вечер проведем с радостью. За окном ливень, который будет идти несколько часов. Здесь такое чудо природы – не редкость. Ты умеешь жарить картошку? – вдруг спросил он. Его внезапные переходы на новую тему меня ставили в тупик. Я сначала даже не поняла, шутка?

– Нам надо с тобой поужинать. В планах у меня было поужинать в кафе. Но дождь все планы спутал.

– Умею, – ответила я.

Пока жарилась картошка, Миша накрыл стол для ужина. Сервировал красивой посудой, нарезал овощи и поставил вазу с фруктами. Достал из старинного стеклянного шкафа бокалы и бутылку вина. За столом мы сидели друг напротив друга. Сверху на нас падал свет из-под абажура. В руках у нас бокалы с сухим вином янтарного цвета. Звучит тихая музыка, Миша глядит на меня взглядом, который окутывает, ласкает. Я сморю на него и понимаю, что всё это нереально, это приятный сон. Мне хорошо сидеть за столом с мужчиной, пить маленькими глотками вкусное вино и тонуть в его глазах. Очнулась от своих грез, слышу:

– Оля, приглашаю на танец. Люблю я вальс, но комната моя – не зала для танцев. Приглашаю на современный танец, – протягивает мне руку, я подаю ему свою и мы танцуем. Он меня обнял, ласково прижал к себе, но не интимно тесно. Мне почудилось, что я на балу во дворце и тихо засмеялась. Миша немного отстранился и, улыбаясь, спросил:

– Что смешного в этот раз вспомнила ты?

– Мне представилось, что я на балу во дворце. Со мной прекрасный кавалер, и тут же вспомнила, что вместо бального платья на мне огромный мужской махровый халат, – смеясь, ответила ему.

– Ты в нем прекрасна не меньше, чем была бы в бальном платье. Ты красивая, Оля, и внешностью и душой. Из тебя будет прекрасная жена. Картошку ты жаришь очень вкусно, у меня такая не получается! А я обожаю жареную картошку, – говорил он почему-то серьезно.

После ужина он предложил мне тест, чтобы узнать, какая у меня степень неврастении. Тут уж я возмутилась:

– Миша, пригласил девушку на прогулку по городу, под предлогом дождя заманил домой, опоил вином, а теперь еще и тест требуешь пройти, какая я неврастеничка! – засмеялась я.

– Вот такая, Оленька, веселая, с юмором смотрящая вокруг, ты мне очень нравишься! Я уверен, что у тебя всё в порядке, а твой диагноз связан только с твоим слишком эмоциональным восприятием происходящего вокруг. Научишься управлять эмоциями, всё станет значительно лучше со здоровьем. На латыни можно сказать compesce mentem (компэсцэ мэнтэм) – будь сдержан, умей владеть собой.

Тест я прошла, степень невротизации оказалась действительно очень низкая.

– У тебя теперь есть научно доказанный факт, что ты здорова, управляй своими эмоциями, не поддавайся на провокации других, когда они тебя стараются выбить из ровного настроения. Чаще вспоминай фразу: compesce mentem (компэсцэ мэнтэм) – будь сдержан, умей владеть собой. – Говорил это он улыбаясь, но мне почувствовалось, что за шутливой формой очень серьезно он давал мне напутствие в жизнь.

– Хорошо, постараюсь. Но латынь я могу и забыть. А вот вспоминать тебя и наш вечер буду точно. Благодарю тебя. – Замолчала я, и вдруг у меня появились слезы на глазах. Хорошо, что он их не увидел – убирал на полку книгу, по которой проводил тест.

– Почему, Оля, у тебя появились слезы? – спросила я ее тогда, говорит Марта Генриховна.

– Поняла я, Марта Генриховна, что замечательный человек Миша, врач-психотерапевт, но не будем мы с ним вместе, и стало мне жаль себя. Может быть, вы правы, нравится мне он, а может быть, я влюбилась, – и она заплакала.

– Оленька, плакать не надо. В жизни всё случается так, как должно быть. Встреча с Мишей для тебя важнее тем, что он дал тебе понимание тобой себя. Прими этот его подарок. А помнить ты его будешь, будешь если не всю жизнь, то очень долго.

Дальше рассказ Оли.

Было очень поздно, ливень продолжался, в комнате было прохладно, и платье мое оставалось мокрым. Миша поймал мой взгляд на платье и сказал:

– Давай, Оленька, ложиться спать. Надеюсь, до утра твое платье высохнет, дождь закончится, и утром я тебя провожу в санаторий. Спальное место у меня одно. Клянусь, я тебя не трону, если ты этого сама не захочешь. По обычаям горцев можем положить между собой нож, так у них спят сестра и брат. – Говорил он серьезно, и у меня не появилась мысль ему не верить. Мне с ним рядом было спокойно.

– Я тебе верю. Нож класть между нами не надо. Боюсь, а вдруг он в бок вонзится, – ответила ему очень серьезно.

Спала плохо. Вертеться боялась, чтобы не разбудить Мишу. В какой-то момент я услышала – тишина, вокруг тишина, не бьют по окну капли дождя. А вот и солнышко появилось. Потихоньку встала с дивана, подошла к окну, открыла его и протянула руки к солнцу. Смотрела на восход и улыбалась. Я не заметила, как встал Миша. Он подошел ко мне сзади, обнял меня, и так стояли мы с ним несколько минут, вместе встречали восход солнца.

– Ты выспалась? – спросил он меня.

– Не очень, мне не спалось, – грустно ответила я. – Мне очень стыдно, я тут у тебя спряталась от дождя, а там, в номере волнуется Марта Генриховна, она же не знает, где я и что со мной.

– Она знает, что ты пошла со мной? Или ты не сказала, с кем пошла на высоких каблуках гулять? – спокойно спросил он.

– Знает, что с тобой.

– Тогда не волнуйся, она мудрая женщина и поняла, что я тебя не отправлю одну, тем более, когда разгулялась стихия. Если ты не пришла ночевать, значит, у тебя была уважительная причина, – продолжал он тем же спокойным голосом. – Сейчас очень рано и глупо бежать в санаторий. Я тебя провожу после завтрака. Ты умеешь варить гречневую кашу?

Я на него смотрела, как на инопланетянина. Ему говоришь о тревогах своих, а он про кашу гречневую! Да какая разница, умею – не умею я ее варить! Мне надо идти в санаторий, там, может быть, волнуется человек! – это я думала, но не сказала вслух

– Умею варить кашу гречневую, – ответила сердито.

– Оля, не сердись, тебе это не идет. Гречневая каша полезная, но более важно – тебе надо сейчас отвлечься от своих грустных и непродуктивных мыслей.

Варила я кашу гречневую и улыбалась. Врач-психотерапевт – это хорошо, но муж-психотерапевт, это, наверное, невыносимо. Каша получилась вкусная, он ее хвалил и весело смеялся.

– Оля, когда у тебя будет портиться настроение, а причина не всегда очевидна, почему оно испортилось, займись полезным физическим трудом, да хотя бы гречневую кашу свари!

– Спасибо, Михаил Александрович, за ваши советы, которые вы мне выдали! – говорила я, еле сдерживая себя от негодования.

– Мне наша беседа с тобой напоминает разговор интеллигентной семейной пары. Обменялись колкостями, стараясь не обидеть друг друга, – ответил он мне.

Завтрак закончился, и Миша мне предложил продолжить наше общение сегодня и съездить в Долину роз в Кисловодске. Я начала отказываться.

– Едем вместе с тобой в санаторий. Я извинюсь перед Мартой Генриховной за доставленные ей неудобства. Хотя, может быть, ты всё выдумала, и она совершенно не волновалась. Ты же ей не дочь. – Настаивал он.

– Нет-нет, – замотала я головой, – перед Мартой Генриховной виновата я, почему извиняться должен ты? И вот, Марта Генриховна, извиняюсь я, простите меня, – закончила Оля свой рассказ, низко опустила голову.

– Оленька, я действительно переживала за тебя, но прав Миша в том, что я знала, с кем ты, и не боялась, что с тобой что-то случится ужасное. Мне думается, принять его предложение тебе надо и вместе с ним побывать в Долине роз – одной из красивейших достопримечательностей Кисловодска. – Успокоила я Олю.

Она счастливая убежала на встречу с Мишей, а я задумалась – зачем Мише Оля? Я понимала, что Оленька влюбилась в него, молодого, интеллигентного, привлекательного внешностью и умом. Она прекрасная девушка, добрая, цельная по натуре и чистая душой, но она другого круга общения, другого воспитания. Если он ищет жену, то Оле в круг его семьи будет сложно войти, если это вообще возможно. Потом свои размышления остановила, сказав сама себе то, что говорила Оле: «В жизни происходит то, что должно произойти. – И потекли мои мысли дальше: – Оля нужна Мише, чтобы он понял – есть чистые и наивные девушки, которые живут искренним чувством, и если любят, то открыто всей душой, не думая о связях и богатствах семьи любимого. Дождись вечера, они вернутся из Долины роз, будет известно, куда повернули их отношения,» – сказала я себе.

Сидела я на скамеечке в аллее, рядом с нашим корпусом, погода была прекрасная, тепло, но не жарко. Воздух легкий, ароматный. Читала книгу и услыхала голос Оли:

– Спасибо, Миша, за всё. Прощай.

Я подняла глаза от книги и около соседней скамейки увидела их. Миша стоял ко мне лицом, Оля – спиной. Он держал ее руки в своих руках и смотрел на нее, очки не давали возможности разглядеть его взгляд, да и расстояние тоже было не маленькое. Но выражение его лица говорило о страдании.

– Оленька, я хочу тебе счастья. Прости меня, если я невольно обидел тебя.

– Нет, ты меня не обидел. Мы просто с тобой разные. Я тебе не пара. – Она пытается вытащить руки из его рук, а он их не отпускает. Наклоняется к ней и целует ее в щеку.

– Я благодарю судьбу за встречу с тобой, – голос печальный, он отпускает руки Оли, склоняет голову.

Оля разворачивается от него и с поникшей головой проходит мимо меня, она не смотрела по сторонам, поэтому на меня внимания не обратила, я же ее останавливать не стала. Поговорим, если она захочет, в номере, решила я. Мне было интересно, что сделает Миша. Наблюдала я за ним спокойно, Миша меня не знал, да я и не смотрела в его сторону пристально, а наблюдала боковым зрением, склоняясь над книгой. Он постоял несколько мгновений, после того, как Оля от него отошла, развернулся и пошел в противоположную сторону со склоненной головой. Смотрела я в одну сторону, в которую шла Оля, потом в другую, куда шел Миша, мне показалось: между этими двумя молодыми людьми ложилась печаль, тяжелая и отталкивающая их друг от друга. Моя душа сжалась от боли: «Что же случилось, почему они так трудно расстались?»

Я не спешила в номер, давая возможность Оле побыть одной.

Ее увидела сидящей на балконе. Она была задумчивая, глаза сухие, но красные. Всё-таки плакала, подумала я.

– Оленька, добрый вечер! Понравилась тебе Долина роз? – спросила , как ни в чем не бывало.

– Да, красиво там. – Голос печальный, сама отвернулась от меня.

– Оля, тебя Миша обидел?

– Наверное, нет. Просто я так решила. – Говорит глухо и в сторону, на меня не смотрит.

– Оленька, не буду задавать вопросы, не хочешь говорить, молчи. Просто прими как есть тот факт, что люди часто ошибаются в мотивах поведения людей. Из-за своей импульсивности или нетерпимости, или желания обидеть, просто так обидеть. – Она мне не ответила, и я ушла с балкона в номер, взяла книгу и села в кресло. Не читалось.

Так и улетела домой в Новосибирск, не сказав, что произошло между ней и Мишей. Расставались мы с Олей тепло, и я ей дала номер своего домашнего телефона, просила звонить, если потребуется помощь. Сказала, что хотела бы продолжить с ней общение, мне понравилась она. Оля улыбнулась и предложила сфотографироваться на память, пообещала позвонить.

Мы с ней встречались несколько лет. После возвращения в Новосибирск она вскоре вышла замуж за Василия, военного летчика. Когда я его увидела, руками всплеснула:

– Василий, вы вылитый Илья Муромец с картины Васнецова.

– Вам показалось, – смущенно улыбнулся Василий и навсегда покорил мое сердце. Оленьку он любит всей душой, пылинки с нее сдувает. Сейчас они на Дальнем Востоке живут, не стали возвращаться в Новосибирск, хотя Василий ушел в отставку. Мы переписываемся. Приезжают в отпуск к родителям Оле, обязательно заходят ко мне.

Вот такая история про замечательную девочку Оленьку на той старой фотографии, что у тебя в руках, Алина. – Закончила рассказ Марта Генриховна.

Стояла тишина в комнате. Женщины обе молчали. Алина еще раз внимательно посмотрела на фотографию и тихо сказала:

– Марта Генриховна, знаете, о чем я сейчас подумала: миг жизни отражен на фотографии, а как много информации он несет, если люди, попавшие в этот миг, помнят, о чем он говорит. Очень трогательная, грустная до слез история молодой девушки. Но она не окончена. Вы так и не узнали, что же произошло между Олей и Мишей?

– Я никогда не спрашивала ее о том случае. Оля сама как-то в одну из встреч сказала, что помнит Михаила. Она забыла, что он там ей говорил на латыни, но про гречневую кашу помнит. И смеясь, сказала:

– Если у меня внезапно портится настроение, не могу понять, почему и отчего это происходит, мне как будто слышится его голос: «Не знаешь, почему это произошло, займись полезным делом, да хотя бы кашу гречневую свари!» Мне становится смешно, настроение улучшается и всё входит в норму. Когда я сумела отследить такую ситуацию не один раз, стала мысленно благодарить Мишу. А спустя несколько лет после нашей с ним встречи я вдруг поняла, какая же я была дура, что так с ним рассталась. Хотите узнать, что тогда произошло? – весело спросила она меня.

– Если ты можешь рассказать и тебе это не доставит боль, расскажи.

– Мы были в Долине роз. Вы знаете, какая там божественная красота. Розы, розы, розы кругом разных цветов, размеров. Ландшафт красивый, тебе кажется – в сказку ты попал. Вот так я и чувствовала: в сказке я, как бабочка или фея порхаю над цветами, рядом со мной эльф красивый. Я кружилась, а не шла по дорожкам. Улыбалась, восторгалась и смеялась. Настроение бесконечно счастливой маленькой девочки. Миша смотрел на меня удивленно и шептал, когда я вновь оказывалась возле него: «Ты сейчас похожа на фею цветов, волшебницу! У тебя глаза как звезды. Ты сама как роза».

Этим еще больше воодушевлял меня, и я веселилась, напевая песенки. Когда я в очередной раз сделала оборот вокруг себя, напоминающий вальс, оказалась в его руках. Он на меня смотрел взглядом полного огня, мне казалось – я сейчас, как мотылек сгорю в его глазах. Миша начал меня целовать, в глаза, губы, прижимая к себе крепко, я таяла в его руках и … ответила ему на поцелуй. Мы стояли на дорожке среди роз и целовались. Я не думала ни о чем, я таяла в его губах, в его руках.

– Оленька, поедем ко мне, – слышу как сквозь вату я. Открываю глаза и вижу глаза Миши. Я испугалась. Мне показалось, он меня сейчас съест. Пытаюсь отстраниться, он не пускает:

– Поедем ко мне. Нам будет с тобой хорошо.

– Нет, – сказала я и вырвалась из его объятий. – Отвези меня в Минводы.

– Оля, прости, прости, Оленька, – как будто бы очнулся Миша.

Но я была непреклонна. Настроение испорчено. Надулась, как мышь на крупу, и молча пошла к выходу из долины роз. Миша идет за мной и тоже молчит, так молча приехали к нашему санаторию. Я, выйдя из машины, сказала ему «прощай» и гордая ушла, от обиды кусала себе губы и моргала глазами, чтобы не плакать.

Миша догнал меня на аллее недалеко от санатория, но разговаривать я с ним не стала.

Прошло время, стала взрослая я, замужняя женщина и поняла, что сама своим поведением спровоцировала тогда его порыв. Как мог отреагировать молодой мужчина, видя кружившуюся перед ним девчонку, стреляющую глазами по сторонам? Это она знала, что смотрит на розы и на небо, а он что думал: ему строит глазки! Да еще в порыве сама ответила на поцелуй, – это уж точно знак согласия! – подумал он.

Одним словом, я простила Мишу, попросила мысленно прощения у него и у себя той, молодой дурочки. В этом опять же помог он своими советами, которыми тогда в наш дождливый вечер делился со мной. Я помню Мишу. Добрым словом помню. У нас с ним не было совместного будущего, но я не должна была его тогда оскорблять своим поведением, – закончила свой рассказ Оля.

– Я рада за Олю, за ее мудрое отношение к ситуации, согласна с ней, что она была не права тогда. Но она была молода, неопытна, ее чувства любви и обиды были искренни. Если бы мы, люди, всегда поступали мудро, мы от рождения были бы уже стариками. Если бы молодость знала, если бы старость могла… – закончила Марта Генриховна рассказ об Оле и улыбнулась.

– Марта Генриховна, а заметили вы, что обе мы рассказали истории о порядочных мужчинах и легкомысленных девушках, по крайней мере, на первый взгляд, они так воспринимаются? – Алина задала вопрос и наблюдала за Мартой Генриховной, которая, закончив рассказ об Ольге, сидела печальная и задумчивая. Алине даже показалось, что та и не слышит, что ее спрашивают о чем-то, но она, много лет зная Марту Генриховну, не торопила ее с ответом. С возрастом Марта Генриховна становится всё более сентиментальная и часто оценивает жизненные ситуации не только и не столько с позиции профессиональной, но исходя из богатого жизненного опыта, который не всегда соглашается с теорией. Сама она шутит:

– Сколько психотерапевтов, столько и методик. – И всегда серьезно добавляет: – Есть базис, основа психологической науки, но есть и удачные отклонения от нее. Моя собственная практика иногда опровергала теорию. Я всю жизнь училась у людей, которым помогала.

– Вот и я Алина думала о том же, но немного с другой интонацией, чем ты сейчас сказала. Девочкам из наших историй жизнь сделала подарок, послав им на встречу этих мужчин, у Полины и Ольги сохранилась вера в порядочность мужского пола, им удалось создать счастливые семьи. А сколь часто в жизни бывает по-другому. Моя богатая практика знает много трагичных историй. Но мне не хочется говорить о них.

– У меня есть не трагичная, а юмористически-сатирическая история о двух молодых мужчинах. Если вам будет она интересна, при следующей встрече расскажу, а сейчас мне надо бежать, внука встретить с музыкального урока, извините, – ласково, шутливо закончила разговор Алина.

– До свидания, Алиночка. Нам с тобой как всегда мало времени. До встречи, а сейчас я отдохну, что-то разволновалась, вспоминая ту давнюю историю, – тихо говорила Марта Генриховна, провожая Алину до дверей.