Текст книги "Песни Умирающей Земли: Манифест Сильгармо"

Автор книги: Люциус Шепард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Люциус Шепард
МАНИФЕСТ СИЛЬГАРМО

Посвящается мэтру, ДЖЕКУ ВЭНСУ. Спасибо за Ваши великие произведения и за то, что позволили нам поиграть с Вашими игрушками

Из окна второго этажа таверны «Кампау», что стоит неподалеку от центра Каспара-Витатуса, за восходом солнца наблюдал Тьяго Алвес – манера подобным образом встречать рассвет стала просто массовым помешательством в эти самые последние из последних дней. Вначале появился слабый розовый лучик, нерешительно коснувшийся аметистового неба над горами Магнаца; затем вверх устремился клинок багрового света, словно окровавленный палец кого-то пытающегося выбраться из пропасти и цепляющегося за щели в камнях. И вот наконец показался солнечный диск, который как будто решил угнездиться между двух пиков, – раздутый и дрожащий, точно до половины наполненный водой воздушный шарик. Его цвет потускнел до светло-малинового.

Тьяго поморщился, увидев столь плачевное зрелище, и повернулся к окну спиной. Он был человеком могучего телосложения, на его руках, торсе и ногах вздувались бугры мышц, но при этом он двигался почти бесшумно и с ошеломительной ловкостью. И хотя внешностью он обладал весьма внушительной (если не сказать пугающей), от него разило этакой простецкой добродушностью, так что не слишком проницательные люди принимали его за недотепу. Каскад припорошенных сединой черных волос ниспадал на его лоб, резко обрываясь прямо над глазами – это была фамильная черта. Тщеславие побудило Тьяго выправить сломанные уши, но на его лице красовались все прочие вмятины и уродства, оставшиеся как память о долгих годах, проведенных на арене. Глазницы Тьяго пересекали многочисленные шрамы, а неоднократно сломанный за время карьеры нос приобрел вид забавного корнеплода; детишкам очень нравилось дергать за него и хохотать.

Облачившись в кожаные штаны и зеленую, как листва, рубаху, Тьяго спустился на нижний этаж таверны и вышел на бульвар Династий, лежащий в тени огромных монументов, а затем свернул в переулок, выходящий к воротам в городских стенах. Над водами Кзана кружили и дрались стрижи, вниз по течению резво шел двухмачтовик, направляющийся к устью реки. Энергичной походкой Тьяго зашагал по берегу, время от времени останавливаясь, чтобы размять мускулатуру; наконец, усмирив боль и ломоту в суставах интенсивной физической нагрузкой, он повернул обратно к воротам. Даже сиреневого цвета облака не казались чем-то примечательным на фоне причудливых городских шпилей – одни были увенчаны куполами, отделанными золотом и ониксом и украшенными декоративными навершиями; другие – башенками из витражного стекла, выложенного в виде полос либо завихрений; остальные же окутывало пламя, туман или скрывала завеса пространственных искажений, что указывало на основной род занятий живущего там волшебника.

Тьяго позавтракал оладьями со стридляничным джемом, расположившись в «Зеленой звезде», общем зале «Кампау» – освещенном лампами пыльном помещении, почти безлюдном в столь ранний час, с обшитыми резными панелями стенами, со скамьями, столиками и расписными окнами, изображающими картины прекрасных минувших дней и разные забавные сценки. Краска была нанесена на стекло столь густым слоем, что через нее едва просачивался свет немощного солнца. Тьяго как раз подумывал заказать себе еще и порцию жареного гляса,[1]1
  Разновидность съедобных моллюсков, ценящихся за особенно нежное мясо. Одно время даже существовала гипотеза, что эти существа обладают разумом. Предположение основывалось на том, что те, кто употреблял их сырыми, потом утверждали, будто им приходилось внезапно испытывать приступы жалости и слышать что-то вроде мольбы о пощаде на неведомом языке. Именно по этой причине их теперь подают на стол исключительно в жареном либо отварном виде. Если же говорить о разумности, то достоверному исследованию данного вопроса препятствует чрезмерно сократившееся поголовье данного вида. – Примеч. автора.


[Закрыть] чтобы окончательно заморить червячка, но тут распахнулась дверь и в зал вошли четверо в замысловато закрученных тюрбанах. Новоприбывшие тут же проковыляли к его столику. «Волшебники», – догадался Тьяго, окинув взглядом отличительные украшения, прикрепленные к их головным уборам. За исключением одежд, все они были похожи, точно фасолины: одинаково низкорослые и худощавые, с бледными, одутловатыми угрюмыми лицами и коротко остриженными черными волосами. Ростом они отличались ну разве что на дюйм или два. Чуть запоздав, вошел и пятый, затворивший за собой дверь и прислонившийся к ней спиной, – сделав так, он серьезно ограничил Тьяго в выборе тактики и заставил насторожиться. Этот последний отличался от своих товарищей тем, что не шаркал ногами, а передвигался с юношеской проворностью, а еще он носил свободные черные штаны, куртку с высоким воротником, щегольскую широкополую шляпу (следует заметить: тоже черную, скрывающую лицо).

– Имею ли я удовольствие разговаривать с Тьяго Алвесом? – поинтересовался один из волшебников – мужчина, чьи глаза постоянно метались из стороны в сторону, не задерживаясь ни на одном предмете, словно пытались вырваться из плена его глазниц.

– Да, это я, – ответил Тьяго. – Но вот что касается того, получите ли вы удовольствие, сильно зависит от поведения младшего из ваших спутников. Он что, планирует помешать мне удалиться?

– Разумеется, нет!

Волшебник махнул молодому сопровождающему, и тот отошел от двери. Впрочем, Тьяго заметил, что с пояса щеголя свисает несколько ножей, а потому вовсе не спешил расслабляться.

– Я Васкер, – произнес волшебник. – А сей достойный муж слева от меня – Диссерл. – С этими словами он указал на человечка, чьи руки ни на секунду не останавливались и все время ощупывали тело, словно он пытался вспомнить, куда засунул свой кошелек. – Рядом с ним – Архимбауст. – Архимбауст кивнул и возвратился к прерванному занятию – то есть принялся неистово чесать свою ляжку. – И, разумеется, Пелейсиас. – Названный вдруг испустил горловой рык, становившийся все громче и громче, пока человеку все-таки не удалось, изрядно подергав головой и судорожно сглотнув, замолчать. – Если разрешите присесть, – добавил Васкер, – то, думаю, нам найдется что предложить вам для нашей общей выгоды.

– Садитесь, если вам так хочется, – отозвался Тьяго. – Я как раз собирался заказать тарелку гляса и, наверное, еще чаю с мятой. Можете тратить мое время сколько угодно, пока я буду есть. Но мне поручено довольно-таки срочное задание, и я не имею права от него отвлекаться, сколь бы многообещающими ни оказались ваши предложения.

– Скажите, разве может вас отвлечь тот факт… – Архимбауст перестал старательно скрести ногтями собственный локоть, – что наше предложение касается вашего родственника? Того самого, кого вы разыскиваете.

– Кугеля? – Тьяго вытер губы. – Он-то тут при чем?

– Вы же его ищете, верно? – заметил Диссерл. – Вот и мы тоже.

– К тому же мы на шаг впереди, – добавил Васкер. – Мы способны точно назвать его местонахождение.

Тьяго еще раз промокнул губы платком и посмотрел волшебнику прямо в глаза:

– И где же он?

– Великий Эрм. Деревушка под названием Йоко Анвар. Мы бы могли и сами отправиться туда и задержать его, но, как вы видите, нам несколько не хватает для этого физической силы. Тут нужен человек крепкий, как вы, например.

При этих словах он издал какой-то звук – с точки зрения Тьяго, выражающий презрение – и отвернулся.

– Мы можем перенести вас почти к самому Йоко Анвару за считаные минуты, – сказал Архимбауст. – Какой смысл предпринимать рискованное путешествие через Дикие пустоши, а затем еще терпеть неудобства и невзгоды при переправе через Ксандурское море?

– К тому же, избрав традиционные способы перемещения, вы можете не успеть выполнить работу, – добавил Диссерл. – Если Сильгармо не ошибся в своих последних вычислениях, у нас, вероятно, осталось лишь несколько дней до того, как солнце окончательно покинет небосвод.

Волшебники принялись оживленно обсуждать достоинства и недостатки манифеста Сильгармо. Васкер придерживался оптимистичного прогноза в два с половиной столетия, настаивая на том, что вычисления Сильгармо определенно свидетельствуют о значительном событии, которое произойдет на поверхности солнца, но вовсе не обязательно катастрофическом. Архимбауст оспаривал использованную методику предсказания, Диссерл оказался сторонником пессимистичного варианта, а Пелейсиас разразился целой гаммой скорбных стонов и хрипов.

Дабы прекратить их перепалку, Тьяго грохнул кулаком по столу – тем самым он заодно и подозвал служанку. И, только сделав заказ, он поинтересовался у волшебников, зачем те разыскивают Кугеля.

– Вопрос сложный, я бы даже сказал – мутный, – ответил Васкер. – Если вкратце, Юкоуну, Смеющийся Маг, похитил кое-какие из наших органов и конечностей. Мы поручили Кугелю возвратить их, а заодно и вооружили его знанием о том, как навсегда покончить с Юкоуну. Да, утраченное вернулось к нам, но в состоянии весьма далеком от идеального. Потому-то мы и хромаем, чешемся да трясемся, а бедолаге Пелейсиасу и вовсе выразить свое возмущение не проще, чем шелудивому псу.

Как подумалось Тьяго, Васкер изложил суть проблемы несколько размыто.

– И вы вините в этом Кугеля? А почему не Юкоуну или кого-то из его слуг? Может ведь быть так, что причина в условиях, в которых хранились органы. Например, консервант оказался не очищенным должным образом. Мне кажется, что вы чего-то недоговариваете.

– Боюсь, вы просто не до конца представляете всю степень грехопадения Кугеля. Я могу…

– Я знаю его не хуже, чем любой другой, – прервал Тьяго. – Это коварный и жадный тип, и он без всякого зазрения совести использует людей. И все же никогда и ничего не делает просто так. Вы должны были действительно изрядно насолить ему, чтобы удостоиться подобного возмездия.

Пелейсиас создал мычащий аккомпанемент дружному хору возмущенных волшебников, с пеной у рта доказывающих всю несправедливость этого утверждения. Наибольшее красноречие проявил Архимбауст:

– В последний наш совместный вечер мы пили вино из погребка Юкоуну, поднимали друг за друга тосты и наслаждались жареной гусятиной, – заявил он. – Вместе пели похабные песни и травили пошлые анекдоты. А Пелейсиас даже исполнил «Пять милых суждений», дабы освятить торжество и связать нашу дружбу.

– В таком случае я вынужден посоветовать вам одуматься, пока вы не продолжили разваливаться дальше. – Служанка принесла заказ, и Тьяго втянул носом ароматный пар, поднимающийся над чайником. – Я и обычных обманщиков-то не слишком люблю, не говоря уж о двуличных волшебниках.

Четверка стариков ретировалась к двери и принялась там что-то оживленно обсуждать (Пелейсиас то и дело дополнял разговор скорбными стонами). Послушав этот спор с минуту или около того, их молодой спутник что-то прошипел с явной досадой. Он отбросил свою шляпу, выпустив на свободу облако темных волос, и внезапно оказался юной и условно миловидной дамой: острый подбородок, жгучие черные глаза и очаровательный маленький ротик, изображавший сейчас явное недовольство. Ее даже можно было бы назвать красавицей, не окажись ее лицо изуродовано шрамами настолько, что напоминало лоскутное одеяло. Самый длинный рубец тянулся от скулы и вдоль всей шеи; кроме того, он был еще и шире остальных и выглядел определенно так, словно нанесший его собирался не изуродовать женщину, а убить. Она подошла к Тьяго и обратилась к нему напряженным хриплым шепотом – это было последствие той самой раны, не иначе.

– Они утверждают, что, перебирая вещички в жилище Юкоуну, Кугель наткнулся на карту, которую создал волшебник Пандельюм, живущий на планете, что обращается вокруг далекой звезды, – сказала она. – На карте этой отмечено местоположение башни. Внутри нее хранятся заклятья, и тот, кто сумеет их изучить, переживет гибель Солнца.

– Вот теперь поступок Кугеля обретает смысл, – ответил Тьяго. – Он пытался оградить себя от преследования.

Волшебники отошли от двери, и Васкер недовольно покосился на женщину.

– Раз так, слушайте, что мы предлагаем, – обратился он к Тьяго. – Мы перенесем вас с Дерве к точке неподалеку от Йоко Анвара, туда, где располагается башня Пандельюма. Там вы…

– Что еще за Дерве?

– Дерве Корим из дома Домбер, – представилась женщина. – Я правила Силем, пока меня не одурачил твой двоюродный братец.

В последнем слове определенно прозвучала ненависть.

– Это Кугель тебя так?

– Он не носит кинжалов. Так развлекаются бузиаки – уродливый душой и телом народец, населяющий Великий Эрм. И все же Кугель повинен и в моих шрамах, и много в чем еще. В обмен на информацию он передал меня в руки бузиаков, словно какой-то мешок тиффля.

– Вернемся к делу, – не терпящим пререканий голосом произнес Васкер. – Оказавшись на месте, вы должны будете проникнуть в башню и обездвижить Кугеля. Не позволяйте ему сдохнуть, пока мы его не допросим. Справитесь – и мы поделимся с вами всем, что сумеем от него узнать.

Прислужница принесла гляс, и Тьяго окинул тарелку довольным взглядом.

– Когда мы закончим с ним, – продолжал тем временем Васкер, – вы можете вдосталь насладиться, истязая его любыми способами. – Волшебник выдержал паузу. – Надеюсь, мы договорились?

– Договорились? – Тьяго повел плечами, и его суставы издали довольно отчетливый хруст. – Наша беседа еще только началась. Уж не детектор ли магии я наблюдаю на шее Архимбауста? А амулет, прицепленный к шляпе Диссерла, если не ошибаюсь, способен мгновенно погружать в сон? Подобные погремушки не помешают в предложенном вами предприятии. И еще мы не обсудили мой гонорар. Присаживайтесь, господа. Если желаете, можете даже приложиться к моему глясу. И давайте уповать на то, что к тому моменту, как наша трапеза подойдет к концу, вы согласитесь на мои условия.

Лес, известный как Великий Эрм, производил впечатление гигантского собора, лежащего в руинах. Огромные, подобные контрфорсам стволы тонули в тени древесного свода, откуда свисали обросшие мхами ветви, казавшиеся сломанными в какой-то давней катастрофе стропилами, которые обмотали сорванными со стен гобеленами. Порой до Дерве Корим и Тьяго доносились отчаянный топот или же вопль, какой определенно не могла произвести человеческая глотка; один раз они даже заметили, как из гущи листвы рухнула на землю неуклюжая белая тварь, тут же поспешившая скрыться в тени деревьев, – она становилась все меньше и меньше, пока не превратилась просто в белую точку, словно отдалилась от путников на расстояние, которое взгляд в столь плотном лесу определенно не мог пронзить. Казалось, это существо прорвало брешь в самой ткани реальности и теперь удирало к неведомому логову где-то за гранью мира.

Холмистая местность, по которой они только что шли, внезапно сменилась глубокими оврагами и провалами. Все вокруг заросло мхами и лишайником, превращавшими здоровенный пень в оранжево-черную цитадель людоеда, а поваленный ствол – в построенный феями мост, перекинувшийся от мерцающего зеленым светом валуна к зарослям папоротника, где длинноногие, размером с дверную ручку пауки плели свои почти невидимые тенета, готовя западню для ирликсов – серых человекоподобных созданий росточком не более бельевой прищепки. Малыши отчаянно пытались вырваться из шелкового плена, пищали и старались пронзить своими крошечными копьями волосатое брюхо пленителя, уже спускавшегося, чтобы их ужалить.

Дерве первой приметила башню Пандельюма – изящную иглу из желтоватого камня, чья средняя треть проглядывала сквозь разрыв в густой листве. Поднявшись на вершину очередного склона, путники увидели, что прямо за башней открывается змеящаяся лощина – скорее даже, неглубокий овраг между холмов, где на излучине реки расположились несколько десятков хижин с красными крышами; сразу за лощиной вновь начинался Великий Эрм. Дерве и Тьяго прибавили шагу, направившись прямо к башне, но внезапно дорогу им преградила глубокая расщелина, ранее скрытая от глаз густыми зарослями. Добрых полчаса путники брели вдоль нее, но так и не нашли места, где она оказалась бы достаточно узкой, чтобы можно было осмелиться ее перепрыгнуть. Расщелина обладала отвесными стенами, а дно скрывалось во мраке, так что и речи не шло о том, чтобы спуститься, а затем взобраться на противоположный край.

– Это дурачье только зря тратило время, отправляя нас сюда, – проворчала Дерве Корим.

– Терпение укажет нам путь, – отозвался Тьяго. – Скоро начнет смеркаться. Предлагаю разбить стоянку возле той речки, что мы перешли минут пять назад, и переждать ночь.

– Да ты хоть знаешь, что означает ночь в Великом Эрме? Жуки-баркасы. Гиды и фиремы. Чудовища всех видов и сортов. Весь последний час за нами идет деодан. Ты уверен, что тебе хочется разделить с ним свою постель?

– И где же он? Покажи мне его!

Она удивленно посмотрела на спутника.

– Он стоит вон там, позади того дуба с дуплом над самыми корнями.

Тьяго решительно направился к указанному дереву.

Не предвидевший такого нахальства деодан, увидев Тьяго, отступил на пару шагов назад, и серебряные глаза твари изумленно расширились. От неожиданности миловидный черный дьявол даже рот разинул, на лишний дюйм обнажая клыки, сверкавшие в уголках его губ. Тьяго же толкнул чудовище сразу обеими руками, вкладывая в удар всю набранную инерцию, – и деодан полетел на землю. Воин успел схватить одну из ног удивленного соперника, шагнул вперед, повалился на спину и, притянув пойманную ногу к своему животу, вначале налег на тело существа, а затем резко перекатился, выдергивая колено из сустава, и – хотя плоть чудовища по прочности напоминала выдержанную древесину – сломал ему лодыжку. Деодан испустил истошный вопль, вскоре повторившийся вновь, когда Тьяго обрушил удар сапога на второе колено твари. Воин продолжал бить, пока не раздался хруст. Не в силах уже подняться, деодан пополз к своему мучителю, сипло дыша. Но Тьяго ловко вывернулся из его лап и резкими ударами переломал дьяволу обе руки в локтях. Какое-то время воин без видимого результата избивал ногами голову деодана. В конце концов один из серебряных глаз вспыхнул, пошел трещинами, словно лед по весне, и начал сочиться влагой.

Деодан задергался, лицо его исказила недоуменная гримаса.

– Как такое могло случиться? Как ты, человек, сумел победить меня?

Это было последнее, что он успел сказать, поскольку Дерве Корим опустилась рядом на колени и перерезала ему глотку тонким кинжалом. Чудовище захрипело, распахнув пасть, и тогда женщина отрезала деодану язык и запихала обрубок ему же в горло. Через несколько секунд тварь испустила дух, захлебнувшись собственной кровью.

– Я сама могла справиться с деоданом, – заявила Дерве Корим, когда они направились к речке, – и куда быстрее.

Тьяго ехидно поцокал языком.

– Вот только я что-то не заметил, чтобы ты хотя бы попыталась.

– Я просто ждала подходящего случая.

– И продолжала бы ждать, пока он не прыгнул бы на нас.

Она остановилась на полушаге и положила ладонь на рукоять кинжала.

– Может, ты и умеешь неплохо сражаться, но твои манеры не позволят тебе долго протянуть в Великом Эрме. А я выживала здесь целых три года.

– Под защитой бузиаков.

Ее ладонь сжалась на рукояти.

– Ошибаешься. Мне удалось сбежать всего через восемь месяцев. И все остальное время я охотилась на них. – Дерве сменила позу, чуть отодвинув левую ногу назад и перенеся на нее весь свой вес. – Знаешь, зачем ты понадобился Васкеру? Они рассчитывают, что ты сможешь контролировать меня. Они боятся, что когда я увижу Кугеля, то не сумею сдержать эмоций и просто покончу с мерзавцем, а заодно и со всеми знаниями, способными сохранить им жизнь.

– И как, их сомнения обоснованны?

– Только в том, что я и в самом деле могу не сдержаться. – Она легко взмахнула рукой, изящным жестом убирая выбившуюся прядку волос за ухо. – Никто не в силах заглянуть в глубины своего сердца. А потому я не знаю, что сделаю, доведись мне снова встретиться с Кугелем. Так что, если планируешь меня остановить, сейчас, возможно, самое время.

Тьяго ощущал ее гнев; казалось, он даже мог слышать тяжелые удары ее сердца.

– Я лучше подожду более удобного случая.

Он отвернулся и продолжил путь; спустя пару секунд Дерве нагнала его.

– А что ты собираешься делать с Кугелем? – спросила женщина. – Я ведь имею полное право разделаться с ним.

– Прорицатель, обладающий безупречной репутацией, заверил меня, что Кугелю суждено умереть не от моей руки, а от своей собственной.

– Прямо так и сказал? Тогда твой прорицатель – тупица. Никогда Кугель не лишит себя жизни! Он цепляется за нее, точно свинья за последний трюфель.

– Тот прорицатель очень редко ошибается, – пожал плечами Тьяго.

Дерве Корим задумчиво нахмурилась.

– Впрочем, может, я и сумею заставить его совершить самоубийство. К примеру, если после долгих пыток предложу ему выбирать между новой невыносимой болью и тем, чтобы покончить с собой одним из моих кинжалов… Это ли не наслаждение? Наблюдать за тем, как он, обессиленный, трясущимися ручонками пытается вскрыть себе вены и выпустить дарующую жизнь кровь.

– Это было бы логично, – кивнул Тьяго.

Потупив взор, Дерве прошла еще несколько шагов, а затем добавила:

– Знаешь, чем дольше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь, что твой прорицатель был весьма проницателен.

Когда начало смеркаться, Тьяго развел костер, озаривший своим светом неровный круг поляны диаметром в добрых пятнадцать ярдов. На самом краю освещенной территории шумела река, и Дерве Корим, несколько минут понаблюдав за игрой воды, поднялась и сбросила куртку.

– Искупаюсь, пожалуй, пока вода еще хранит дневное тепло, – произнесла она. – Шрамы покрывают мое тело так же, как и мое лицо, если тебе вдруг захочется посмотреть, как я моюсь, не стану препятствовать. Но должна предостеречь от сопутствующих позывов. Кинжалы я всегда держу под рукой.

Тьяго, в этот момент жевавший обжаренный кукурузный початок с гарниром из сушеных яблок, что-то пробурчал, подавая знак, что она ему совершенно не интересна. И все же, хоть он и не собирался подглядывать, но устоять перед соблазном таки не смог. С расстояния шрамы скорее напоминали татуировки. Опустившаяся на колени в игривом потоке, с водой, пенящейся вокруг ее талии, Дерве выглядела очаровательной и влекущей, словно сошедшей со страниц древних легенд нимфой, не подозревающей о том, что за ней наблюдает великан. Оставалось только гадать, что за алхимия оказалась способна превратить ее в столь переполненное злобой существо… впрочем, Тьяго за свою жизнь не раз имел возможность видеть, на какие мерзости порой готовы пойти люди. Сложив лодочкой ладонь, женщина зачерпнула воду и пустила ее ручейком между лопаток. Тьяго подумалось, что на свете нет ничего чище и прекрасней вида женской спины.

На землю опустилась ночная мгла. Дерве выбралась из воды и принялась вытираться, бросая на воина косые взгляды, словно пыталась понять, что у него сейчас на уме. Затем она обернулась полотенцем и присела подле костра. Тьяго мужественно сдерживал свои желания, и ему даже вдруг показалось, что его спутница несколько обижена проявленным к ее наготе равнодушием. Шрамы, покрывающие тело женщины, посинели от холодной воды, но теперь они скорее казались причудливым рисунком, совершенно никак не портящим ее красоту.

О чем-то, потрескивая и искрясь, шептал костер. Какая-то ночная птаха переругивалась с собственным эхом, возвращавшимся к ней чуть более приглушенными уханьями и трелями.

И тут Дерве спросила Тьяго, что заставило его избрать своей профессией войну.

– Я просто любил драться, – ответил он. – И все еще люблю. В Каиине есть арена Син-сю, где никогда не иссякает спрос на новых бойцов. В отличие от многих, я не испытываю радости, причиняя своим соперникам боль. Во всяком случае, так было вначале. Позднее… возможно, что-то такое и случалось. Целых шесть лет я обладал титулом великого чемпиона Каиина.

– А потом что-то случилось? – поинтересовалась она. – Что-то, сделавшее тебя еще более сильным или злым?

– Кугель.

Дерве помолчала, дожидаясь, пока он продолжит.

– Долго рассказывать. – Воин сплюнул в костер. – Если вкратце, все дело в одной женщине.

Поскольку Тьяго явно не собирался тратить свое время на подробности, Дерве поинтересовалась, почему он до сих пор не отплатил брату.

– Вначале сам источник проблемы перестал попадаться на глаза, – ответил он. – И были другие женщины. А еще – неплохие деньги, большой дом и много друзей, чтобы тот не казался пустым. Но манифест Сильгармо заставил меня задуматься о том, что время-то у нас на исходе. Я снова затосковал по той женщине и вспомнил, что кое-что задолжал своему братцу.

Они немного посидели молча, каждый погруженный в собственные думы. Что-то зашебуршало в кустах, раздался дикий рев, яростно затряслась листва и ветви – затем все стихло. Дерве Корим придвинулась поближе к Тьяго, нерешительно протянула руку и коснулась ноготком шрама, рассекавшего его бровь. Обрамлявшие рубец волоски были седыми.

– Мои глубже… но у тебя шрамов больше, – задумчиво произнесла она.

Впервые на ее лице появилось что-то, отличающееся от привычной, с трудом сдерживаемой злобы. Дерве помедлила, прежде чем коснуться ладонью щеки Тьяго, и в неровном свете пляшущего огня ее глаза вдруг озарились теплотой и надеждой. Но затем она резко отдернула руку и, словно дряхлое солнце, на мгновение вспыхнувшее юным огнем и тут же утратившее свою силу, вновь окинула своего спутника взором, в котором, казалось, отражалось погребальное пламя.

Силой воображения Тьяго лесные тропы, разбегающиеся от поляны, вдруг наполнились зловещими темными силуэтами с пылающими огнем глазами. Мрачные, колеблющиеся фигуры размерами с водную тень свисали с древесных крон. Воин моргнул, стараясь отогнать наваждение и справиться с усталостью. Спустя некоторое время его, тряся за плечи, разбудила Дерве Корим. Тьяго был ошарашен и не знал, куда деться от стыда. Он что-то пробормотал, пытаясь извиниться за то, что вот так позволил себе уснуть.

– Умолкни! – отрезала женщина.

Он все еще продолжал извиняться, и тогда она хлопнула его по щеке – недостаточно сильно, чтобы это можно было счесть пощечиной, – и произнесла:

– Слушай!

Звуки доносились со стороны расщелины. Первая ассоциация, посетившая Тьяго, заставила его вообразить огромное животное, с аппетитом перемалывающее листву, жадно чавкающее и в перерывах издающее удовлетворенное урчание. Но шум постепенно нарастал, становясь громче и отчетливее, и начинал скорее напоминать о толпе, где множество людей пытаются говорить одновременно. Чем отчетливее он звучал, тем меньше у Тьяго оставалось предположений о его источнике.

Расщелина окуталась ночным туманом. Три бледных огонька, благодаря этой влажной пелене обрамленных неровным ореолом, светили с высоты огромной фигуры, медленно и тяжко, с характерным хлюпаньем передвигавшей ноги одна за другой, точно человек, пытающийся выбраться из трясины. Вглядывавшийся во мрак Тьяго слышал теперь смех и неразборчивую болтовню, словно доносившиеся с городской ярмарки. Затем его ушей достиг пронзительный свист. Существо что-то проворчало в явном расстройстве и подняло свою голову над туманом. При виде бронзового, сфинксоподобного лица, изящного, но лишенного всяких человеческих эмоций, в сердце Тьяго зародился ужас. Это был джид![2]2
  Джиды являют собой гибрид человека, горгульи, моллюска и прыгающего насекомого. В личиночной стадии они относительно безвредны, хотя и способны внушать первобытный страх. Но стоит им хоть раз попробовать на вкус человеческую кровь, как сразу же начинается метаморфоз, благодаря которому они уже спустя несколько минут обретают ментальные способности, позволяющие с легкостью подчинять себе менее развитых существ. Предполагается, что этому сопутствуют также и сильнейшие физиологические изменения, но гипотеза не доказана, поскольку существует крайне мало людей, способных похвастаться, что они вернулись после встречи со взрослым джидом. И ни один из них не смог хоть сколько-нибудь внятно рассказать подробности. В личиночной стадии джид имеет бронзовый окрас с черным узором на лице. В том, что касается окраски взрослой особи, мы можем полагаться лишь на слова Котуима Юсто, слепого с рождения, заявившего: «Цвета зверя сего выжгли мне глаза». – Примеч. автора.


[Закрыть]

Стоявшая рядом Дерве Корим испуганно вскрикнула. Джид замер на полушаге, и его пустые, невыразительные глазницы устремились туда, где прятались путники. Ноздри его носа – небольшого обрубка с двумя зияющими провалами – были узкими, точно у амфибии. Огоньки – отростки на висках и на лбу – придавали его лицу совершенно сюрреалистический облик. Туман прятал крылья и горбатое мускулистое тело.

– Покажитесь! – прогремел раскатистый голос. – К вам обращается Мелорий! Предлагаю вам безопасный проход через Великий Эрм!

Это заявление заглушило хор голосов, но вскоре тот зазвучал вновь, обрушившись на Мелория градом пьяных шуточек и весьма нелестных комментариев. Джид вновь поднял голову и потянулся вверх, пытаясь преодолеть завесу тумана, но безуспешно; ему следовало бы быть на полголовы выше ростом. Тьяго смотрел на джида сверху и сквозь туман видел стальные корзины, закрепленные у чудовища по бокам. Эти корзины делились на четыре части, в каждой из которых находилось порядка сорока или даже пятидесяти мужчин и женщин. По подсчету Тьяго, джид нес на себе несколько сотен человек, но вели они себя вовсе не как пленники, а как пассажиры на круизном судне. Внизу тискались влюбленные парочки; разогревался оркестр, состоящий из флейтистов, квинтсептаккордий и носовых фанфар.

– Вам незачем бояться этого джида, – пророкотал Мелорий. – Я сковал его могущественным заклятьем, сделавшим тварь не опасней ручного фрейла. Путешествуйте через Великий Эрм в полной безопасности! Наслаждайтесь обществом прекрасных дам, не страдающих какими бы то ни было моральными предрассудками! Вам выбирать, куда отправиться – в Силь или в Саскервой… но вначале мы заглянем в мой подземный дворец ради пиршества, способного утолить любой голод.

Джид вновь заурчал, пытаясь поднять голову повыше, над краем расщелины; его остановил пронзительный свист. Дерве Корим испуганно посмотрела на своего спутника и отчаянно замотала головой, а губы ее отчетливо изобразили одно слово: «нет».

– Гражданская сознательность не позволяет мне бросить вас в этом опасном лесу. – На шее джида показался привязавшийся страховочной веревкой лысый мужчина с кожей цвета меда, облаченный в китель и брюки темно-синего шелка. Говорил он через небольшое устройство в своей руке. Рядом с ним, цепляясь за складки на коже джида, возникли еще несколько силуэтов. – Покажитесь сейчас, и я отправлю за вами своих слуг. Лесовики и деоданы, предостерегаю вас! Плоть моих людей содержит смертельно опасную инъекцию, поражающую демоническими клещами всякого, кто осмелится ею полакомиться.

Тьяго выбежал из подлеска, наполовину волоча за собой Дерве Корим. Поначалу она сопротивлялась, но, осознав, что обратного пути уже точно нет, даже обогнала своего спутника у края расщелины и прыгнула, приземлившись на голову джида, расположенную на пару футов ниже края расщелины, а затем по его брови побежала к противоположному краю. Прыгнул следом и Тьяго – но только не туда, куда собирался.

Джид, потревоженный знакомством с ногами Дерве, решил разобраться, что это его ударило, и задрал голову к небу… и тут ему прямо в левый глаз влетел Тьяго. Воин уже приготовился к тому, что сейчас пробьет мембрану и утонет в лимфе, но, вместо этого, заскользил по склизкой поверхности, изо всех сил пытаясь найти хоть что-нибудь, за что можно было бы зацепиться. Взревев от боли, джид отчаянно замотал огромной башкой, отправив Тьяго в полет, который закончился в кустах лоскутного терновника. В воздухе повис испуганный визг людей, путешествовавших в стальных корзинах, но воин едва ли мог расслышать их голоса за звоном в собственных ушах. Оглушенный, не понимающий толком, где оказался, Тьяго начал выбираться из кустов и обнаружил, что те нависают над расщелиной. Крошечная медовокожая букашечка в темно-синем шелковом камзоле – Мелорий – болталась на страховке прямо перед огромной, ничего не выражающей мордой джида. Насколько мог видеть Тьяго, бедняга Мелорий старался раскачаться, отталкиваясь от щеки чудовища, и забраться обратно на плечо, но с каждым разом все ближе и ближе подлетал к навечно застывшей в недовольной гримасе пасти. Устройство свое он выронил, а потому его голоса не было слышно (равно как и свиста). Тьяго даже показалось, что джид посмотрел на Мелория несколько меланхолично, словно осознав, что детство его вот-вот закончится, и пытаясь противиться самой мысли о взрослении и связанном с ним жутковатом ритуале. Мелорий оттолкнулся от носа существа и уже полетел было прочь, когда джид повернул голову и неторопливо схрумкал своего погонщика.