Текст книги "Романтика на вынос. Сборник из 3 рассказов (СИ)"

Автор книги: Любовь Штаний

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Натянув осенние боты, поскольку сапогам ещё сохнуть и сохнуть, я надела осеннюю же куртку и, замотав горло шарфом, выскочила из дома. Февральский ветер мгновенно принял в свои неласковые объятия, швырнул снегом в лицо. Господи, только бы не заболеть!

Угу, правду говорят: «на Бога надейся, а сам не плошай»! С неотложными делами я разобралась, конечно, но до кровати вечером еле доползла. Голова раскалывалась, во рту пересохло, горло саднило всё сильней.

Отзвонившись на работу, что завтра не выйду, я выпила колдрекс и забилась под одеяло. Поужинать сил уже не хватило. Дальнейшее помню смутно. Я металась в горячечном бреду, то проваливаясь в сон, то выплывая из кошмаров и стуча зубами от холода. Сначала всё снилось, как ищу своего невидимку и пытаюсь сорвать с него чёрную маску. Потом…

– Олеся, – отчаянный стон и я открыла глаза. В голове шумело, знакомая фигура плыла перед глазами… – У тебя жар!

– Наверное, – едва слышно просипела я. Губы невидимки, коснувшиеся лба показались ледяными.

Мужчина тихо чертыхнулся и встал. Я равнодушно проследила за тем, как тёмная фигура переместилась от моей кровати в коридор и скрылась за поворотом в кухню. Щёлкнул выключатель, на линолиуме расплылось световое пятно. Очень хотелось сходить в кухню и посмотреть, кто и что там делает, но я даже рукой шевельнуть не смогла и снова провалилась в беспамятство.

Помню ласковые большие руки, которые гладили по волосам и протирали лоб чем-то влажным и мягким. Помню, как пила какие-то лекарства, тёплый морс и бульон. Кажется, куриный. Странно, у меня в холодильнике ни бульона, ни курицы точно не было.

Помню, как меня, будто маленькую, укачивали на руках, завернув в одеяло. Ещё помню терпеливые увещевания низкого голоса, тихие обещания и старую детскую колыбельную, которая отгоняла кошмары. Я никогда так не болела! По крайней мере в сознательном возрасте.

Потом, помню противный запах нашатыря и каких-то лекарств. Тихие разговоры в коридоре и чемоданчик врача скорой на полу возле кровати. Правда, видела его не чётко, перед глазами всё плыло. Точно знаю, что тогда в комнате горел свет и мне сделали укол. Всё. Потом я заснула.

Проснулась поздно. В комнате уже было светло. Свет зажжённой люстры и зимний солнечный свет сливались в одно. Несколько секунд, я лежала, рассматривая едва заметную трещинку на потолке. Что было ночью? Бред или правда? В любом случае, нужно встать и умыться.

Но тут я заметила странное и замерла, не веря самой себе. Поверх моих пальцев лежала тёплая рука и… Я медленно повернула голову.

Возле постели, прислонившись спиной к краю кровати сидел… незнакомец. Он спал, держа меня за руку. На подоконнике несколько стаканов, блюдце с пустой ампулой, вата… Значит, скорая мне не привиделась…

Прикусив губу, всмотрелась в усталое лицо спящего. Светло-русые волосы, аккуратная стрижка. Густые брови, длинные светлые ресницы, бледное лицо и серые тени под закрытыми глазами. Прямой крупный нос. Едва заметная щетина на подбородке.

Я осторожно вытащила ладонь из-под его руки, стараясь не разбудить. Медленно отползла на противоположный край кровати и вышла из комнаты. На кухонном столе лежал мой медицинский полис и паспорт. На плите кастрюлька. Подняв крышку, обнаружила куриный окорочок, кружочки морковки и лавровый листик, прилипший к стенке.

На сушилке над мойкой пиала и ложка. Возле раковины банка с протёртой брусникой и блюдце с половинкой лимона. Посуда на сушилке моя, а вот продукты чужие. У меня в холодильнике только малиновое варенье. Угу, ещё кусок сыра, две сосиски и полдесятка яиц.

На ватных ногах, растерянная до шока, я пошла в ванную. На пороге комнаты остановилась, окинув взглядом мужчину, который всё ещё спал, сидя на полу спиной ко мне. Кто это?

Быстрый взгляд на дверь – закрыто. Даже цепочка на месте. Но как тогда… И врача кто-то должен был впустить, не говоря уже про «вызвать». Взрыв мозга…

Досчитав до десяти, я вытащила из комодика у входа свежее бельё, спортивные штаны и футболку. Сходила в туалет, умылась. Стараясь не шуметь, стёрла липкий пот влажным полотенцем. Оделась, расчесала волосы. Понимания больше не стало. Страха не стало ни меньше, ни больше. Просто его не было. Совсем.

Когда, собравшись с духом, пошла будить незнакомца, его уже не было. В квартире было светло и тихо. Смятая постель и головокружение напоминали про события этой ночи, а кастрюлька на плите не оставляла места сомнениям в материальности бреда. Но в комнате – никого. Сердце тоскливо сжалось.

Я не понимаю, что именно произошло! Не знаю!! Сев на краешек кровати, уставилась на грязные стаканы с остатками морса и лекарств на подоконнике. Кто это был? Кто всю ночь не отходил от меня, укачивал, стирал горячечный пот и напевал старую колыбельную, отгоняя болезнь? Кто вызвал скорую? Кто варил бульон и уговаривал ласковым «Леся, маленькая, ещё глоточек»? Кто?! И зачем…

Тут запиликал дверной звонок. Я вздрогнула и стиснула кулаки. Звонок запиликал снова. Пришлось вставать. Облизнув внезапно пересохшие губы, я выползла в коридор и прислонилась лбом к дерматиновой обивке двери. Несколько секунд просто стояла так, слушая настойчивые переливы звонка. Кажется, у меня снова поднимается температура…

Страшно открывать, потому что… Там, за дверью, может быть только Он. Больше некому. А если нет? Вдруг Жанка плюнула на лекции и примчалась сюда? Вряд ли. Она же не знает, что я заболела, да и сотовый ещё никто не отменял… А если всё-таки он?..

Наконец, я сняла цепочку и открыла замки. Едва слышно скрипнув, отворилась дверь. На пороге стоял Он…

– Егор, – тихо представился парень, всматриваясь в моё лицо светло-голубыми глазами. – Нам нужно поговорить.

Я прислонилась спиной к косяку, глядя на него. Губы упрямо сжаты. В голосе отчаянная решительность. И я знала этот голос слишком хорошо, чтобы не узнать. На пороге моей квартиры стоял ночной бред в синих джинсах и белой майке. Стоял, глядя просительно и отчаянно.

– Олеся, тебе не стоит стоять на сквозняке, – опустив взгляд, выдавил тихое. – Впусти меня, пожалуйста.

Я молча отошла от двери, пропуская его внутрь, и направилась на кухню. Сзади послышался щелчок дверного замка, но я даже не обернулась. На неверных ногах добрела до стула и села, уперевшись взглядом в собственный паспорт.

– Извини, – тихое. – Я не знал, как помочь по-другому. Пришлось вызывать врача.

Кивнула.

– Не хотел по сумке шарить, но без полиса никак. Прости, я…

– Кофе будешь? – спросила тихо.

Он запнулся и замолчал. Я всё так же смотрела в стол, водя пальцем по белой обложке паспорта. Поднимать взгляд не хотелось совершенно.

Скрипнула дверка шкафчика. Зашуршала вода. Щёлкнул авто розжиг плиты. С тихим стуком на конфорку приземлилась турка. Звякнула в выдвижном ящике ложечка. Через пару минут кухню заполнил упоительный аромат бодрящего напитка.

Я покосилась на спину… Егора. Он стоял у плиты, пристально глядя в турку. Перевела взгляд на стеклянную банку кофе около мойки. Помнится, я её не покупала. В смысле не мойку, а банку. Думала, склероз напал, когда нашла в собственном шкафчике дорогой кофе. Правда, другого не было и, посетовав на провалы в памяти, варила этот. Хороший кофе, вкусный. Почти закончился, кстати. Вон, только на донышке немного осталось.

– Это ты купил? – спросила тихо.

Широкие плечи окаменели.

– Я, – почти беззвучное.

– Ясно, – вздохнула. – А я думала, с ума схожу.

Он не ответил. В тишине дождался пока вздыбится тёмная пенка, убавил газ. Уверенным движением открыл нужный ящик и достал две чашки. Логично. У меня всего два навесных шкафчика и один напольный с мойкой. Если уж кофе подкинул, значит знает, где какая посуда.

Впрочем, не только посуда. Сколько раз в жестяных банках неожиданно для меня прибавлялось крупы? Сколько раз в холодильнике находились продукты? Сыр, колбаса, фрукты... Я думала – сбрендила, а на самом деле…

– Зачем? – выдавила сиплое, когда мужчина поставил передо мной чашку и сахарницу. – Ведь в постель ко мне не ты полез, я сама… пригласила. Ты псих? Как в «основном инстинкте»?

Он вздрогнул и шумно вздохнул. Потом вытащил из-под стола запасной табурет и сел рядом.

– Прости, – виноватое. – И я не псих. Наверное… Ты чёрный пьёшь или с молоком?

– С молоком, но его нет.

– Сейчас, – встав, Егор быстро вышел и вернулся минуты через две с коробкой молока. – Извини, сливки закончились.

– Ты кто вообще? – глядя, как он аккуратно доливает в чашку молока, не выдержала.

– Сосед. Ты пей, пока горячий.

– Хм…

Я не знала, что и думать. В голове всё смешалось, да и снова начинало знобить. Решила не гнать лошадей и отпила кофе. Добавила сахара, перемешала, задумчиво рассматривая лицо мужчины напротив.

– Ты неуловима, как мечта, – с горькой усмешкой сказал тот. – Я тебя с осени караулю и всё никак дома застать не могу. И перед подъездом ждал, и под дверью. Ты вообще дома бываешь?

– Сам знаешь, что бываю, – хмыкнула ехидно. – По ночам.

Он кивнул и… покраснел. Честное слово, покраснел! Даже уши заалели. Почему-то от вида этих красных ушей мне стало смешно. Отупение, захватившее было, схлынуло. Захотелось просто улыбнуться и накрыть его руку, лежащую на столе своей ладонью.

– Олеся… Прости меня! Я хотел, чтобы всё было по-другому. Хотел познакомиться с тобой, как нормальный человек, а всё никак не получалось тебя перехватить. Когда ты… не сдержался. Я так долго мечтал о тебе, что…

Тут покраснела уже я и оборвала его нервным:

– Давай пока без подробностей! Что было – то было, сама виновата. Лучше скажи, как попадал в квартиру.

– Понимаешь… Я купил квартиру в этом доме совсем недавно. Осенью увидел тебя и с первого взгляда влюбился, как дурак. Сколько ни пытался поймать тебя, не смог. Никто из соседей не знал, где ты работаешь и учишься. Вот я и…

– Что? – с удивлением чувствуя, что банальные, ничем не подтверждённые слова теплом разлились в груди, подбодрила.

– Стал чаще бывать дома в надежде застать твой приход. Затеял ремонт.

Он поднял на меня голубые глаза и продолжил уже так, не отрывая взгляда:

– Оказалось, твоя спальня и мой зал когда-то были одной комнатой. Шкаф помнишь?

– Который в нише стоит?

– Это не ниша. Просто стены здесь очень толстые. С моей стороны задняя стенка шкафа была заштукатурена. Я случайно обнаружил, когда штукатурку сбивал, что, если надавить посильнее на верх или низ, вся стенка поворачивается вместе со штукатуркой и получается проход. Думаю, уже никто не скажет, для чего прежние хозяева отгородили полкомнаты и сделали тайный ход.

– А зачем…

– Пришёл? Когда понял, куда попал, тебя дома не было. Я всё закрыл и вернулся к себе, а после… Понимаешь, я так хотел тебя увидеть… Понимал, что нельзя так, но… полночи не спал и не выдержал.

Он ухмыльнулся и пожал плечами.

– Очень мило, – тяжело вздохнув, я отпила ещё глоток из чашки. – Я чуть не свихнулась, а ты… Тьфу! А еду зачем подкидывал?

– А как, если у тебя холодильник пустой? – даже несколько возмущённо проговорил. – Что я, сам жрать буду в три горла, а ты на пачке риса, двух сосисках и одном яйце неделю жить?

– Зато это моё яйцо!

– А я что, спорю? Но мне кусок в горло не лез, если знал, что у тебя в холодильнике пусто!

– На кой чёрт ты вообще туда полез! – закричала и сорвала голос, закашлялась.

– Прости! – вскочив, метнулся к раковине Егор. – Прости, дурак!

Я сдавила виски руками. Ощущение, будто с каждым кашлем мозг так и норовит взорваться.

– Выпей! Пока я покорно глотала сироп от кашля, он присел на корточки и заглянул снизу-вверх.

– Понимаю, что был не прав! Знаю, не стоило заглядывать в холодильник, но так любопытно было, как ты живёшь… Тебя-то увидеть никак не получалось. А потом просто хотел помочь хоть чем-нибудь. Прости…

– Скотина, – прерывисто и хрипло выдавила я.

– Согласен, – вздохнул виновато и взял за руку. – Но попробуй взглянуть на это с другой стороны. Как я мог спокойно жить, зная, что у тебя холодильник почти пустой? Я несколько недель с ума сходил, пытаясь тебя выловить, а потом… Не выдержал.

– Какой-то ты не выдержанный очень, – фыркнула тихо. – Мне лучше лечь. Голова болит.

Вместо ответа Егор встал и сгрёб меня в охапку. Я пыталась протестовать, но без толку. Меня осторожно усадили на единственный в комнате стул. Пока он поправлял сбитые простыни и взбивал подушку, я молча смотрела на уверенные движения и думала…

С первого взгляда он влюбился, видите ли! Какая, право, мелочь! Я вот, умудрилась втюриться и вовсе не видя… Злилась ли я? Конечно. Ещё как! Но… где-то была благодарна за заботу.

Он не просто заворожил меня, будучи невидимкой. Но пытался помочь. Вчера и вовсе всю ночь просидел около постели, отпаивая и успокаивая. Вызвал врача и даже потом не ушёл. Остался, хотя не мог не понимать, чем это закончится поутру. Если бы дело было только в «переспать», разве вернулся бы сюда?

Я ведь его нарочно не будила. Увидев при свете дня, догадалась, что мой невидимка – реальный человек. Понимала, что шансов не оборвать странные отношения, которые едва начались, почти нет. Боялась потерять… Егора. Повела себя, как страус, засунув голову в песок – сбежала в ванную и позволила ему уйти без скандала. Но он пришёл сам. Пришёл, как человек, через дверь, чтобы расставить точки над «и». Это… поступок.

– Егор, – я подняла на него глаза, когда он подошёл и протянул руку. – У меня к тебе есть одна просьба.

Он напрягся, но кивнул.

– Хочешь, чтобы я больше не приходил? – убитым голосом пробормотал, помогая встать.

– Не совсем, – Я осторожно прикоснулась к его подбородку. Успел побриться. Утром, когда спал, щетина была. Не зря к себе ходил. – Ты как, умеешь петли навешивать?

– Что?

– Петли. Не дело шкаф так мучить. Сделай нормальную дверь. Только потом, когда съезжать буду, нужно будет всё на место вернуть.

К слову, съезжать не пришлось. Через четыре года молодая пара откупила смежную однушку. Шкаф, правда, остался на прежнем месте. Так, на память о знакомстве… Зато бывшая спальня Олеси превратилась в детскую для её с Егором первенца.

Иногда тень, невидимая в темноте, на свету обращается большим счастьем…

Лера плюс Лёша равно...

Бойся сбывшихся желаний!

История о том, что бывает, когда не понимаешь, чего хочешь.

Посвящается моей лучшей подруге с наилучшими пожеланиями.

На ходу сверкнув белозубой улыбкой навстречу очередному козлу, Лера бросила ему из-под ресниц загадочный смущённо-растерянный взгляд и поспешно вылетела из дверей конторы. Изо всех сил сдерживаясь, чтобы не пнуть ещё одну похотливую сволочь куда-нибудь в район паха и не вцепиться в рожу выходящему следом начальнику, она почти бегом направилась к машине, цокая каблучками дорогущих кожаных туфель.

Вот тварь! Сволочь! Садист! Это ж надо было мне влюбиться в такого урода! Имбецил!

Шпильки полетели на соседнее сиденье, а пальцы крепко стиснули руль. Безумно хотелось упереться лбом в нагревшийся за день пластик и просто сдохнуть, но нельзя. Нельзя так сильно радовать дорогих коллег. Они же такого счастья не переживут! Значит, нужно как-то взять себя в руки, повернуть ключ в зажигании и, как ни в чём не бывало, уехать.

Мягко заурчал двигатель, и машина послушно тронулась, выехала со стоянки и послушно вклинилась в общий поток других автомобилей, везущих с работы своих измученных зноем и непосильным трудом хозяев.

Мимо проносились ровно подстриженные тополя и старые, раскидистые, одуряюще сладко пахнущие, липы. Солнечные блики играли в окнах домов, витринах магазинов. Город дышал летом... Но Лерка ничего этого не замечала, бездумно управляя бегом своей маленькой синей машинки. Глаза привычно следили за дорогой, руки сжимали руль, узкие босые ступни время от времени жали на педали, а внутри всё больше разрасталась чёрная едкая пустота... Как же больно!

Непролитые слёзы горечи, обиды и непонимания жгли глаза. Минуты через две Лера поняла, что не знает куда едет и припарковалась на обочине. Зелёная живая масса листвы впереди почему-то наводила мутную невнятную тоску. Холодные, несмотря на жару, ладони бессильно упали на колени. И пустота... Огромная, тяжёлая, вязкая... И в голове, и в сердце. Если оно ещё есть... И это было даже страшнее чем боль... С болью можно хотя бы попытаться справиться или переждать, перетерпеть, сжавшись в комочек и тоненько подвывая, а с пустотой... С ней просто не хочется бороться, потому что все желания, попадая в её бездонное, гулкое чрево исчезают, растворяются, становясь частью этой самой пустоты.

Но, видимо, что-то ещё осталось внутри живого, не поддавшегося апатичному ожиданию равнодушного небытия, не поглощённое чёрной пустотой и не убитое её странным ядом безысходности. И это нечто, из последних сил пыталось жить. И откуда-то появилась мысль… Слабая, невнятная, она вяло толкнулась в висок, пробуждая хрупкую, почти невесомую надежду: 'Надо жить... Нужно взять себя в руки и, главное, поговорить с кем-нибудь, убедиться, что окружающий мир ещё не превратился в гулкую мрачную бездну. Нельзя просто сидеть здесь! Нужно... Нужно...'.

Руки, с трудом преодолевая свинцовую тяжесть, наполнявшую всё существо их обладательницы, потянулись к сумке, и из её тёмного нутра на свет появился телефон. На мгновение Лерку поразила неестественная бледность собственных пальцев, внезапно напомнившая брюхо дохлой лягушки. Судорожно сжимая чёрный пластиковый прямоугольник сотового, она, не в силах оторвать взгляда, смотрела на эти почти ослепительно-белые на его чёрном фоне пальцы. К горлу подступила тошнота. Что-то неприятное шевельнулось в желудке и медленно растеклось по нему тусклой, недовольно ворчащей болью.

Попытка вспомнить, когда собственно ела в последний раз, бесславно провалилась. Кажется, вчера. Вроде бы, хотя... Нет, вчера после работы точно что-то ела. Да. Или нет? Желудок скрутило – он в очередной раз непрозрачно намекнул на то, что привычка есть раз в сутки, его не устраивает в корне.

Впрочем, сегодня Лерка радовалась боли как родной, ведь та пусть ненадолго, но всё же отодвинула жадный зев пустоты. Несколько раз моргнув, нажала на кнопку и прижала телефон к уху, торопливо собирая разбитое в дребезги нутро в неопрятную, кровоточащую кучку. Ещё есть надежда! Пока есть...

Длинный гудок... Ещё один... И ещё... Ну же! Возьми трубку! Ну, пожалуйста!!! Только ответь! Будто вняв беззвучным мольбам, телефон отозвался тихим щелчком:

– Привет, солнце! Как дела? – раздался на том конце несуществующего провода жизнерадостный голос.

– Да как-то не очень. Привет, Люб, – Лера замялась.

Блин, надо было попросту СМСку написать! Не пришлось бы сейчас мучительно подбирать слова, но слишком нужно было услышать живого человека, да и пальцы были слишком непослушными, чтобы попадать по кнопкам.

– Лер, с тобой всё в порядке? Чегой-то голос у тебя странный. Случилось что-то?

– Угу, – угрюмо отозвалась женщина, обессиленно закрывая глаза. Говорить не хотелось, молчать было нельзя.

– Что на этот раз? – голос в трубке звучал теперь озабоченно и немного устало.

– Тоже, что и всегда.

– Понятно. Опять Лёша?

– Угу. Можно я приеду?

– Ну, конечно. Я дома.

– Тогда минут через пятнадцать буду.

– Лады. Я тебя жду. Не кисни.

Короткие гудки царапнули барабанную перепонку, и Лерка нажала на «отбой». Потерев ноющий висок, она повернула ключ в зажигании, и через десять минут машина остановилась во дворе знакомой девятиэтажки. Прихватив сумку, женщина выбралась из уютного нутра автомобиля и, когда Рено послушно щёлкнул замками, направилась к подъезду.

За невысоким заборчиком в пыльной траве возились с рыжей дворнягой какие-то дети. Чуть дальше виднелся огороженный сигнальной лентой раскоп. Опять прорвало чего-то. Впрочем, по песчаным отвалам возле ямы скакали ничуть не расстроенные состоянием городских коммуникаций подростки. Надо бы прогнать, чтоб не упали, да только толку-то? Всё равно, стоит уйти, тут же вернуться и с не меньшим энтузиазмом возобновят свои попытки покалечиться.

Краем глаза Лерка заметила пару потных мужиков, посасывающих пиво на кривоватой лавочке у почты. Какая-то бабка неподалёку сосредоточенно выбивала допотопный полосатый половик. На дереве у самого подъезда самозабвенно орал облезлый серый кот, и, задрав лобастую башку, пристально наблюдал за дремлющей на тонкой ветке повыше кошкой. Лапы у той свисали с обеих сторон ветки, а на морде застыло счастливое выражение довольства и умиротворённости.

Вообще, на улице было людно. Неспешно катили куда-то разноцветные коляски суетливые молодые мамаши. Две неопрятного вида краснолицые тётки потрясали кулаками, выясняя отношения. Кучка пацанов у соседнего подъезда усердно насыщала лёгкие никотином. Высокий мужик в офисном костюме, припарковав красный опель, что-то бубнил в прижатый к уху телефон.

Устало вздыхая, тащили свои многочисленные сумки и пакеты озабоченные делами домохозяйки. Парочками дефилировал по двору молодняк, глупо хихикая и болтая о чём-то своём бессмысленном и бестолковом, но, наверное, по их собственному мнению, наполненному глубоким смыслом и очень важном. Бред, конечно, но почему-то в семнадцать всё кажется важным, а собственные куцые мыслишки мудрыми.

Поморщившись, Лерка нажала на раскалённые жарким солнцем кнопки домофона и поймала себя на том, что вся эта кутерьма, весь этот нескончаемый живой человеческий поток безумно её раздражает, а в груди стремительно и неудержимо растёт и ширится злобная завись.

Почему все эти люди так легко шагают по пыльному потрескавшемуся асфальту?! Почему их не выворачивает наизнанку чёрная, не знающая жалости, пустота?! Поче...

– Открываю. Заходи давай! – внезапно ожил домофон и мерзко пиликнул, отрезвляя.

Лера выдохнула, стряхивая с себя дурные, липкие, будто паутина, мысли, и шагнула в сумрак подъезда. На полу у почтовых ящиков валялись мятые рекламные проспекты, которые жители не только не прочли, но даже до мусорного ведра донести поленились. Толстая зелёная муха назойливо и упорно раз за разом билась в замазанное голубой краской подъездное стекло. Повинуясь нажатию кнопки, открылись и закрылись лифтовые двери и сам лифт, дрогнув, пополз вверх.

А на третьем этаже было светло. Оконное стекло здесь никто не закрашивал, и солнце свободно лилось сквозь него, стекая по стенам и заливая бетонный пол. Из приоткрытой в Любину квартиру двери вырывался сквозняк и радостно играл пылинками в золотистых лучах, обнимал прохладой ноги и трепал пряди распущенных волос. В душе что-то облегчённо всхлипнуло, и ноги сами понесли Леру в знакомую квартиру.

Любаня, как всегда, копошилась на кухне, но услышав, как щёлкнул замок, вынырнула из облака витавших там запахов и улыбнулась.

– Привет, солнце! Классная юбка. Такая радостная, жёлтая! А я тут ужин Сашке готовлю. Уже почти закончила. Ты проходи.

Несмотря на в очередной раз изорванную в клочья душу, Лерка улыбнулась в ответ. Может быть, и на этот раз удастся вопреки всему собрать её из кровоточащих ошмётков? Может, и в этот раз получится? И тогда какое-то время можно будет почти свободно дышать, смотреть на людей и даже иногда улыбаться и не чувствовать, как врезаются в плоть острые грани осколков разбитого вдребезги сердца. Может быть...

Скинув туфли, Лерка прошла на кухню и села на широкий табурет у накрытого ажурной скатертью крохотного стола. Любаня вытащила из духовки прозрачную стеклянную кастрюльку, помешала, добавила туда кусок масла и, не поворачивая головы спросила:

– Есть будешь?

– Да нет, наверное, – отозвалась Лерка, прислушавшись к себе. Есть не хотелось, что бы там не бурчал осатаневший желудок.

– Значит, будешь, – констатировала Люба.

Меньше чем через минуту на столе стояла, исходя паром, тонкая белая пиала солнечно-жёлтой кукурузной каши. Кусочек масла в серединке быстро таял, растекаясь тонкими ручейками, растворяя полупрозрачные крупинки сахара.

– Ешь! – Безапелляционно сказала Любаня, всовывая ложку в руку подруги, и, передвинув рычажок, включила электрический самовар.

Почти неслышно жужжал вентилятор, поворачивая свою большую плоскую голову из стороны в сторону. Поток прохладного воздуха периодически сдувал поднимающийся от пиалы пар и шевелил тонкие занавески. Мягко шелестели широкие мясистые листья черёмухи в открытом настежь окне, соревнуясь насыщенностью зелёного цвета со стоящими на подоконнике геранями, красные и розовые шапки которых казались ярче и пронзительнее на этом фоне.

Любаня поставила кастрюлю в духовку, выключила газ и задумчиво посмотрела на раковину, загадочным образом опять наполненную грязной посудой.

– Ты ешь пока, а я посуду быстренько помою.

Из крана ударила струя прозрачной воды.

Ситуация была привычной как разношенные тапки. Этой дружбе было уже больше десяти лет, и женщины знали друг друга слишком хорошо, чтобы держать марку или рассыпаться в реверансах друг перед другом. Наверное, это была странная дружба...

Лерка – стройная блондинка, с хорошей фигурой, длинными прямыми волосами и огромными голубыми глазами. Любаня того же роста, но в два раза шире. Шатенка со светло-жёлтыми глазами и встрёпанной волнистой шевелюрой цвета горького шоколада, небрежно заколотой карандашом, ручкой, китайской палочкой для еды или и вовсе неподходящим для этой цели предметом.

Первая любила дорогие брендовые вещи. Одежду, обувь и аксессуары покупала исключительно в фирменных магазинах и очень ценила свой статус. Вторая носила что попало, и не придавала особого значения мнению окружающих.

Лера, упорно строящая карьеру, раз от раза устраивалась на всё более престижную работу и на данный момент подвизалась юристом в крупной фирме. Люба, получив высшее образование, по специальности проработала чуть больше года. Потом родила ребёнка а, выйдя из декрета, уволилась и устроилась на не слишком престижную, малооплачиваемую, но зато приятную работу.

Лера не позволяла ни себе, ни другим забывать о своём остром уме и неограниченных способностях к самосовершенствованию. Любаня не заморачивалась по этому поводу, и чаще выглядела дурочкой, забывая про собственный не самый низкий уровень IQ.

Лерка читала исключительно 'полезную' литературу, Люба пачками глотала фантастику, фэнтези и прочую беллетристику. Первая боялась высоты и риска, вторая мечтала прыгнуть с парашютом. Разные они были. Безумно разные...

Но тем не менее, обе давным-давно перестали искать логику в существовании этого странного тандема и просто принимали свою дружбу как должное, то встречаясь едва ли не каждый день, то пропадая из видимости друг друга на долгие месяцы. Так уж сложилось, что уже много лет они были даже в большей степени друзьями, чем подругами, и обе знали, что случись что, всегда есть к кому прийти. И тогда не важно, что будет дальше. Иногда нужно просто знать, что есть куда прийти, когда совсем плохо.

– Ну, ладно, – Любаня поставила на стол прозрачную кружку и повернула краник электрического металлически-серого самовара. Из холодильника была извлечена моментально запотевшая банка варенья. – Колись. Что на этот раз он отмочил?

Отодвинув пустую пиалу, Лерка задумчиво посмотрела на тяжёлую ложку в своей руке. На выгнутой полированной поверхности отражалось её исковерканное, растянутое лицо. На мгновение показалось, что она такая и есть на самом деле – изломанная, искажённая метаниями последних лет до неузнаваемости.

– Люб, переведи мне с мужского на русский... – просительно протянула она, откладывая ложку в сторону и отстранённо рассматривая бисеринки воды на стеклянном боку банки. – Я знаю, ты умеешь.

– Ну, давай попробую, – со вздохом отозвалась Любаня, составляя с окна на стул горшки с цветами. Затем, взяв с полочки над столом сигареты и пепельницу, села на подоконник спиной к пронзительному чириканью птиц, ошалевших от лета. Щёлкнула зажигалка. Взметнулся огонёк.

– Вот представь себе, – прижимая к коленям дрожащие пальцы, тихо начала Лера. – Мы договорились встретиться в субботу. Я всю неделю себе голову ломаю, куда бы отправить мужа и с кем оставить ребёнка, лишь бы ЕГО увидеть. Это ему ни перед кем отчитываться не надо, а у меня семья... Вроде всё сделала. Даже говорить не буду, чего мне это стоило. Вчера с Лёшей созванивались. Он сказал, что всё в силе, что приедет обязательно, что скучает, что любит говорил, а сегодня...

Представляешь, звоню ему сегодня, чтобы время уточнить, а он... Ни с того, ни с сего заявляет, что видеть меня не может и, вообще, знать не знает. Люб, ну кем надо быть, чтобы так издеваться, а? Как можно быть такой сволочью?

Голос предательски сорвался и слёзы сами собой потекли из глаз.

– Во-первых, успокойся, – Любаня оценивающе глянула на бледную подругу и, затушив сигарету, спрыгнула с подоконника. – Чего ты так убиваешься? Ты что Лёшу не знаешь? В первый раз, что ли? И не второй даже.

– Нет! – всхлипнула, пока ещё сдерживая рыдания, Лерка. – В этот раз он меня бросил окончательно, понимаешь?!

– Угу, – протягивая подруге рюмку, резко пахнущую валокордином, хмыкнула в ответ Любаня. – Только я это уже слышала и не раз. Лер, тут даже переводить нечего. Всё как всегда. Лёша твой в очередной, сто двадцать восьмой юбилейный раз, тебя бросает. Ты всё в тот же сто двадцать восьмой юбилейный раз веришь и бьёшься в отчаянии головой об стену. А в итоге? Он снова тебя позовёт и ты, радостно повизгивая, всё простишь, лишь бы быть рядом. Тебе самой это ещё не надоело?

– Надоело... – едва не воя от тоски выдавила Лерка. – Но я не могу без него, Люб!

– Значит, не надоело. Чай пей, чудо ты моё в перьях, и не заморачивайся особо. Вернётся твой Лёша, никуда не денется. Где ж он ещё такую дуру найдёт? Чтоб и умная, и красивая, и все выходки его терпела, да ещё и ни на что не претендовала?!

– Значит, ему без меня плохо? – с надеждой протянула Лерка, вглядываясь в спокойное лицо подруги.

– Тебе как, в краткосрочном периоде или в целом? Вообще плохо, а конкретно сейчас очень даже нормально.

– Значит, я тут с ума схожу, а этот... этот... Думает о том, какой он молодец, что так удачно меня бросил?!

– Да ничего он сейчас не думает, – отмахнулась Любаня, заливая чайный пакетик кипятком. – Телевизор смотрит, или в «контакте» сидит. Он своё дело сделал. Получил привычную порцию адреналина и успокоился.

– Так же нельзя! Он же знает, что я его люблю!! Или не знает?!

– Лер, да не любишь ты его уже. Когда-то любила, а сейчас он просто навязчивая идея, параноя твоя. Вот чего ты к этому Лёше привязалась? У тебя муж золотой, работа классная, сын замечательный! А у него? Ни семьи, ни детей, ни перспектив. Вагон самомнения и всё! Успокойся уже, выкини его из головы и учись радоваться тому, что у тебя есть. Это сложно, но при желании вполне реально. Да – тяжело, да – больно, но возможно. Знаешь же, я сама через это проходила.