Текст книги "У каждого свой путь. Книга вторая"

Автор книги: Любовь Рябикина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Глава 3

Усама управлял многочисленными фирмами и филиалами через Интернет. Он занимался нефтяными и химическими проектами, телекоммуникациями и спутниковой связью, строительной компанией «Аль-Хиджра» и инвестиционным концерном «Таба». Его империя росла с каждым днем. Через подставных лиц он приобретал все новые и новые фирмы в разных странах мира. Большая часть денег по-прежнему шла на войну в Афганистане против Советского Союза.

Марина появилась в родном районе в начале октября, не предупредив родителей о своем приезде. День стоял солнечный и яркий. Шелестели под ветерком золотыми листьями березы, багровел среди них единственный клен. На асфальте разлилась большая лужа. На воде, словно крошечные кораблики, покачивались опавшие листочки. Прихрамывая, женщина выбралась из вагона, подхватила чемодан с сумкой и направилась к автостанции, перешагивая через рельсы. Вещи были тяжелыми, но она не жаловалась – впервой что ли. Если бы не болевшая нога, все было бы нормально. За неделю до отлета из Афганистана, женщина неудачно спрыгнула с БТРа, подвернула стопу и теперь хромала.

Народу внутри станции оказалось полно. Билетов в кассе не было. Слышалось переругивание в очереди и визгливый голос невидимой кассирши. Степанова не переживала – все шофера знакомы с детства. На этот раз за рулем автобуса сидел ее «недруг» по детским проказам – Борька Балатов. Мужик усмехнулся яркими полными губами, увидев прихрамывающую Марину. Распахнул дверцу и слегка наклонился:

– На побывку? Забирайся ко мне в кабину и садись на крышку мотора. Там сейчас толкотня будет, а ты, я смотрю, снова подбита!

Легко спрыгнул на землю. Подхватил чемодан, сумку и играючи забросил внутрь. С легким смешком, неожиданно подхватил женщину на руки и усадил на свое сиденье:

– Сиди пока тут, я все равно документы оформлять пошел…

В салоне было пусто, хотя народ уже толпился возле дверей ПАЗика, завистливо глядя на сидевшую Степанову. Она дотронулась до коричневого дерматина, прикрывавшего крышку мотора: он был теплым, но она быстро сообразила, что крышка сильно нагреется. У самого стекла лежало одеяло. Дотянулась до него и, аккуратно расстелив на краю, перебралась на крышку. Та чуть прогнулась под ее легким телом и все. Вернулся вместе с кондуктором Борис, на ходу беззлобно матеря бабу. Молча заскочил в кабину и пожаловался:

– Ишь, взъелась! Чужих сажаю! А того не понимает, что ты подружкой детства являешься! Сиди и внимания не обращай, если эта курица скрипеть начнет… – Тут же обернулся на забиравшуюся с тюком бабку: – Бабуля, тюк давай сюда! Я на мотор положу, а то ты всю дорогу перекрыла!..– Когда автобус тронулся, спросил, покосившись на ногу женщины: – Снова ранили?

– Да нет, подвернула.

– Врешь ведь! Правды от тебя не добьешься. Опять уедешь или насовсем?

– Опять…

– Значит, продолжается бойня? Когда хоть конец-то будет? Не слышала?

Степанова пожала плечами:

– Да вроде поговаривают, что выводить войска скоро будут. Там все как-то наперекосяк идет – никакой линии фронта не существует. Командиры племенных формирований сегодня на нашей стороне могут воевать, а завтра уже на стороне моджахедов. Афганские подразделения вообще часто переходят на сторону бандитов. Не знаешь, кому верить!

– Н-да! Мне повезло, что туда не попал…

Балатов, не смотря на истошные вопли кондукторши, въехал прямо в деревню. Остановка находилась довольно далеко. Марина пробовала протестовать, но он усмехнулся:

– Не шуми, сержант! Машина довезет! А время я нагоню в пути.

Остановился на прогоне, чтоб развернуться. Подхватив под мышки, высадил женщину. Чуть задержал в руках и поставил на землю. Достал чемодан с сумкой. Запрыгнул внутрь:

– Счастливо! Вечером загляну…

Подмигнул карим глазом и уехал. Марине оставалось пройти мимо трех домов, чтобы попасть к родителям. Ее издали заметил гулявший во дворе сынишка. Выскочил из калитки и на всю улицу закричал:

– Мама!!!

Он несся к ней навстречу. Черные глаза блестели, словно агаты. Кудрявые волосы, которые Елена Константиновна старалась подстригать как можно реже, развевались костром. Зубы блестели жемчугом. Маринка бросила вещи и кинулась ему навстречу, слегка припадая на правую ногу.

На половине дороги встретились. Она подхватила его на руки, целуя эту смуглую пропахшую потом и молоком рожицу:

– Сашенька!

Следом за внуком бежали полуодетые родители. Чувствовалось, что услышав вопль внучонка, схватили и надели то, что подвернулось под руки. Мать бежала в домашних шлепанцах, а отец в коротких валенках. Оба повисли на дочери:

– Что же ты не предупредила?!

Обхватив с обеих сторон за плечи, повернули к дому, но она остановилась:

– Пап, мам, у меня тут дело есть… Вы не обижайтесь, мне сначала с ним надо разобраться, а уж потом я и домой приду.

– Ты куда?

– К Горевым.

– О Николае что-то разузнала?

Марина ничего не сказала. Повернулась и пошла назад с сыном на руках. Саша обнимал ее, уткнувшись лицом в шею матери. Заметил выглянувшего в окошко Гошку Ватенева и, украдкой, таясь от матери, показал недругу язык. Тот скрылся за занавеской. Отец подхватил чемодан, посмотрел еще раз в спину дочери и направился домой. Он заметил, что она прихрамывает и вздохнул. Мать несколько секунд смотрела на ровные плечи Маринки, а затем направилась следом за ним с сумкой.

Степанова подошла к калитке Горевых. Прикрикнула на яростно бросившегося пса:

– Барс! Место!

Собака узнала и завиляла хвостом. Женщина поставила Сашу на ступеньку, взяла за руку и поднялась на знакомое высокое крыльцо, держась за резные перила. Зашла в полутемные сени. Постучала в дверь и, услышав голос Алексея Гавриловича, вошла в дом:

– Здравствуйте, дядя Леша.

Он встал со стула, уронив на пол валенок, который подшивал:

Марина! Господи! Здравствуй! О Николае что-то узнала?

Он с надеждой смотрел ей в лицо. Марина тихо спросила:

В доме никого нет?

– Маруся к соседке убежала на беседки. Проходя! Витя работает, а я вот…

Горев указал рукой на валенок и дратву с шилом. Марина прошла в кухню, но не присела на предложенную табуретку. Достала из внутреннего кармана ветровки помятый листок. Молча протянула ему. Саша стоял рядом, держась за руку матери и лишь переводил взгляд с лица на лицо. Мужчина торопливо схватил бумагу, поправил очки и подбежал к окну, на ходу разворачивая. Долго читал, не веря в написанное. Раз за разом перечитывал послание и с каждым разом все больше бледнел. Натруженные руки упали по сторонам тела, как плети, пальцы продолжали удерживать листок. Медленно повернулся и глухо сказал:

Лучше бы Кольку убили… Ты его видела?

Степанова не стала врать:

– Да. Столкнулись нос к носу в пещере…

Алексей Гаврилович не сводил глаз с ее побледневшего лица:

– И что?.. Он стрелял в тебя?..

Марина покачала головой и твердо произнесла:

– Не успел, я по имени назвала. Обрадовалась. Выглядит хорошо, поправился внешне. Одет, как душман. Записку сунул в руки, просил вам передать. Сшиб меня с ног и убежал. В том бою, когда мы встретились, Олег Татарников погиб. Помните, офицера из части?

– Это он его?..

– Нет, но и его вина есть… Косвенная…

Алексей Гаврилович без сил свалился на стул и, схватившись за голову, заплакал:

– Лучше бы убили, подлеца, чем такой позор принимать! Предатель… В нашем роду не было такого выродка! Марина, доченька, да как мне теперь в глаза-то людям смотреть?

Саша отпустил руку матери и решительно направился к мужчине. Обнял за шею, поцеловал в колючую щеку и сказал:

– Не плачь, дядя Леша! Я тебе свою новую машинку подарю.

Горев притиснул ребенка к себе и зарыдал в голос, уткнувшись в детское плечико:

– Родненький ты мой… Да как нам жить-то теперь с таким пятном?

Степанова тихо сказала:

– Об этом никто не узнает. Пропал и пропал. Тете Марусе можете тоже не говорить, пусть лучше меня винит…

Мужчина изумленно посмотрел на нее сквозь слезы. Встал, поставив ребенка на пол, стер слезы ладонью и твердо сказал:

– Ну, нет! Этому не бывать! И жене скажу, и младшему сыну скажу! Тебя винить? Да Боже нас упаси! Ты Кольке добро сделала, а он…

Алексей Гаврилович снова заплакал, отвернувшись в сторону. Женщина попросила:

– Не говорите людям в деревне, пусть все думают, что Николай пропал. Вам здесь жить. Мы пошли, меня родители ждут, я ведь дома не была…

Повернулась к двери и услышала:

– Спасибо, Марина. В который раз выручаешь…

Своим родителям она не сказала правды о Николае:

– Я не нашла его следов. Может, в Пакистан угнали? Если это так, то не скоро сведения появятся. Ведь он рядовой, а не офицер. Так и дяде Леше сказала…

Большие глаза сына вопросительно уставились на нее, но ребенок ничего не сказал. Своим детским умом Саша понял, что говорить то, что он слышал, не следует и решил не выдавать тайны.

Вечером Марина решила покататься на лодке. Вечер был теплым и тихим, несмотря на начало октября. Саша увязался с ней, и она не возражала, так как соскучилась по сыну. Всю дорогу он рассказывал ей о своих приключениях, о походах с дедом в лес и на рыбалку. Спрашивал о войне, и она кое-что рассказывала о собственных «приключениях». И вдруг Саша спросил:

– Мама, почему у меня папы нет?

Перед глазами женщины промелькнули лица Саши и Кости. Она побледнела, слишком рано сын начал задавать такие вопросы. Осторожно спросила:

– А что тебе бабушка с дедушкой говорят?

– Что папа погиб в Афганистане.

Степанова тяжело вздохнула:

– Твой папа действительно погиб. Тебе хочется иметь папу?

Саша задумался и какое-то время шел, внимательно глядя под ноги. Этих минут Марине хватило, чтобы прийти в себя. Подобного вопроса она не ожидала и несколько растерялась. Он поднял лицо и задумчиво сказал:

– Да не очень! Просто я никогда его не видел, а хотел бы увидеть.

Маринка решилась:

– Дедушка с бабушкой не показывали фотографии, где мы с папой жених и невеста?

Он удивленно покрутил головой из стороны в сторону:

– Нет…

Вернувшись, она достала альбом со своими свадебными фотографиями, спрятанный глубоко под одеждой в комоде. Посадила сына на колени и открыла первую страницу. Долго глядела на лицо мужа, мысленно спрашивая, а имеет ли она право поступать так, как собирается. Саша сидел тихо, когда она прошептала:

– Вот твой отец…

– Как его звали?

– Как и тебя…

Когда ребенок заснул, мать с укоризной сказала ей:

– Зачем ты солгала ему?

– Он хотел знать отца, теперь у него есть память о нем. Пусть мой муж станет ему отцом. Не разубеждай его, мама…

Уже поздно ночью, когда Марина спала, уткнувшись лицом в кудряшки сына, в окно осторожно постучали. Она спала чутко и мгновенно открыла глаза. Укутала Сашу одеялом и подошла к стеклу. Ночь была, хоть глаз выколи. Пригляделась: за окном стоял Витек Горев. Махнул рукой:

– Выйди!

Женщина поняла, что разговор будет не из легких и оделась потеплее. Стараясь не шуметь, вышла в горницу. Проснувшийся отец спросил шепотом:

– Ты куда, Марин?

– Витек Горев прибежал, поговорить хочет…

– Другого времени он не нашел! Ночь на дворе.

– Да, ладно, пап, я не долго…

Приятель стоял, прислонясь спиной к бревенчатой стене дома и нервно курил. В ночи ярко выделялся огонек его сигареты. Вокруг стояла мертвая тишина. Сквозь плывущие тяжелые тучи временами выглядывали редкие звезды. Ни ветерка, ни шороха, лишь с другой стороны деревни донеслось гавканье собаки. Да где-то истошным голосом проорала кошка.

Марина молча подошла и обняла приятеля, чмокнула в щеку:

– Привет, Витек!

Он аж вздрогнул от ее прикосновения. Запоздало попытался обнять и ответить, но сразу понял эту запоздалость. Опустил руки:

– Здравствуй, Марин. Извини, что поздно. Днем стыдно было идти. Отец показал мне записку Кольки. И мамке тоже. У той с сердцем плохо стало. Ты ведь знаешь, как она в Бога верит! А тут Колька от него отрекся, и Аллах какой-то объявился! Мамка чуть с ума не сошла! Я пошел, а она и сейчас не спит. Вздыхает, ворочается. Да и батька лишь притворяется спящим…

– Я не хотела, Вить. Но я должна была сказать правду хотя бы твоему отцу. Я просила его не говорить больше никому…

– Знаю. Ты не права. Мы тоже должны знать, что он сволочь. Он предал все – меня, родителей, тебя, Родину, веру. Он стреляет по своим! Он забыл, что я мог бы не вернуться и служит тем, кто меня убить пытался. Маринка, может хоть ты мне ответишь, почему? Ты ведь видела больше, чем я…

Она вздохнула:

– Вить, ты ведь и сам знаешь ответ – кто-то спасает шкуру, кто-то ради денег. А Колька, я не знаю… Твоим родителям я не сказала, но тебе скажу – он успешно выполнил два задания, а потом сам, добровольно, перешел к моджахедам. Мало того, он сдал того парня, которого должен был спасти…

Горев закурил следующую сигарету и глухо попросил:

– Маринка, он мой брат по крови, но теперь он мой враг. Я прошу тебя, если встретишь – убей. Я бы и сам пошел… – Он как-то странно усмехнулся, а потом решительно добавил, – Да моя девчонка ребенка ждет! Мне жениться надо, чтоб таким же подлецом, как братец, не стать.

Оторвал плечи от стены и, сутулясь, направился к калитке. Женщина посмотрела ему вслед и вернулась в дом.

Горев дал согласие на обучение в Пакистане и спокойно спал в теплой постели в крошечной комнатке на окраине Пешавара. На низеньком столике лежал пистолет, стояла свеча в керамическом подсвечнике и валялась перевернутая стальная ложка. Рядом находились несколько пакетиков наркотика и штук пять шприцов.

Николай уже не мог обходиться без них больше суток. Американские инструктора знали его слабость, но не препятствовали, считая, что так им будет легче управлять. Регулярно снабжали героином и кокаином. Русский, не смотря на дурь, твердо контролировал себя. У него была цепкая память и изворотливый ум. Он спокойно стрелял в боях по бывшим «землякам» и не однажды наблюдал, как духи пытают русских солдат. Ему было все равно.

Но еще раз столкнуться с Николаем Горевым в Афганистане Степановой не пришлось. Маринка считала это счастьем. Она с ужасом ловила себя на мысли, что навряд ли сможет выстрелить в бывшего дружка, ставшего предателем. Представляла высокий лоб Кольки, широкую грудь и чувствовала, как начинали дрожать пальцы.

Перед новым отлетом в Афганистан у нее состоялся тяжелый разговор с полковником Горчаковым. Она вошла в его кабинет и застыла у двери, чувствуя, как перехватило горло. Кое-как сглотнув комок, хрипло заговорила:

– Леонид Григорьевич, я рекомендовала вам Горева, мне и ошибку исправлять. У вас нет сведений, где он может находиться?

Мужчина посмотрел на нее сквозь очки, отметив смертельную бледность. Он знал, что она выполнит задание, хотя ей будет страшно убивать хорошо знакомого человека. Ведь совсем иное дело, если стреляешь по чужим. Горчакову стало ее жаль. Он вышел из-за стола и положил женщине руку на плечо, слегка пожал и отпустил. Отошел в сторону:

– Ты в этом не виновата. Это мы, опытные разведчики, не разглядели в нем червоточины. Я запрещаю тебе заниматься розысками Горева! Если потребуется, мы для этой цели отправим другого человека.

Марина помолчала, а потом задумчиво спросила:

– Почему он предал? У вас есть версии?

– Деньги, Марина, деньги. По нашим сведениям, Горевым сильно заинтересовались западные спецслужбы. Хочу предупредить – он сдал тебя и сейчас, по оперативным данным, несколько отрядов моджахедов активно разыскивают «Ясона». Они знают тебя в лицо. Может не стоит возвращаться?

Степанова задумалась и отказалась:

– Я вернусь. Афганцы говорят: предупрежденный, что вооруженный! Давайте задание, я уже соскучилась без работы…

Полковник тяжело вздохнул и с затаенной болью, искоса, посмотрел в лицо женщины. Она ничего не замечала, погруженная в собственные мысли.

Ноябрь и декабрь выдались снежными и слякотными. В иную зиму столько снега не выпадало во всем Афганистане, сколько выпало за два месяца в округе Хост. Мокрые крупные хлопья, словно клочья ваты, летели с неба не переставая. Ледяной ветер пронизывал до костей. Советское командование назначило операцию по захвату перевалочной базы мятежников, расположенной неподалеку от пакистанской границы. Находилась она в горах. Лезть в такую слякоть на вершины было смертоубийством, но приказ, поступивший сверху, обсуждению не подлежал. В Москве не желали знать, что творилось с погодой в Афгане. Комдив попытался объяснить создавшуюся ситуацию, его не стали слушать. Чем руководствовалось командование в Верхах, одному Богу известно.

Колонна выбралась из Хоста около полудня. Комдив смотрел на небо сквозь лобовое стекло автомобиля, которое ежесекундно залепляло снегом, и громогласно матерился, не обращая внимания на солдата-водителя. Советским войскам было предписано действовать в тесном сотрудничестве с афганскими подразделениями. От этого на душе генерала Заречного «кошки скребли». У афганцев была своеобразная специфика ведения боев, и не раз получалось так, что они попросту бежали с места боя. В колонне шли несколько танков, с десяток БТРов, столько же автомобилей, реактивные установки и полтора десятка артиллерийских орудий. Это была не езда, а черепашьи бега! Колеса пробуксовывали в снежном месиве. Часов через шесть подошли к ущелью.

Едва колонна подобралась ко входу, ее обстреляли из минометов, гранатометов и пулеметов с автоматами. Огонь был плотным, хотя особого ущерба не принес. Стрелки явно побоялись спуститься чуть ниже. Комдив тут же остановил колонну и приказал развернуть артиллерию. Выдвинул танки для стрельбы прямой наводкой. Бронированные чудовища медленно поползли наверх под прикрытием бивших орудий. Последовательно, одну за другой, удалось блокировать господствующие высоты и захватить их.

Оставалась еще одна высота, на которой мятежники оборудовали позиции для крупнокалиберного пулемета и миномета. Заречный приказал захватить высоту. Моджахеды оборонялись от танков и мотострелков с отчаянием обреченных. Генерал был несколько удивлен таким упорством. Особенно выделялась стойкость минометного расчета душманов. Даже когда в строю оказался лишь один из бандитов, он не прекратил огонь, пока не использовал все боеприпасы. Пулемет замолчал только после прямого попадания снаряда по амбразуре.

Высота была взята. От тяжело раненого духа солдаты узнали, что с ними вели бой группы самообороны нескольких кишлаков, расположенных поблизости. Всему виной оказались афганские правительственные войска. Год назад восставшие кишлаки были варварски и безжалостно разграблены ими. Едва афганские сарбазы узнали, кто им противостоял, прошлогодняя история повторилась. Советские офицеры попытались помешать, говорили с афганскими военными о недопустимости подобных действий, но их никто не захотел слушать.

«Отважные» афганские солдаты выламывали из строений деревянные детали, грузили их на машины и вывозили. Жители со всем своим небогатым скарбом успели скрыться в горах вместе с живностью. Офицеры, командовавшие ими, не предприняли никаких попыток прекратить мародерство. Напротив, некоторые из них приняли участие в грабеже. Правительственные войска Афганистана временами мало чем отличались от моджахедов. Генерал Заречный предпринял попытку связаться с афганским командованием и услышал:

– Не мешайте! Это же кишлаки повстанцев!

Разграбив все, что еще оставалось в кишлаках, афганские сарбазы успокоились. Дивизия двинулась дальше и к вечеру подошла к подножию перевала. Здесь развернули основной лагерь и выставили на перевале блоки охранения.

Первые сутки на высоте два с половиной километра оказались самыми тяжелыми для советских солдат. Во-первых, им надо было приспособиться к высокогорью с его разреженным воздухом, во-вторых погода стала просто адской – валил мокрый снег с дождем и сильным ветром, в третьих – сказывались нехватка воды и продовольствия. Ко всему прочему пакистанская граница была всего в 300 метрах. Афганские солдаты, к удивлению русских, держались стойко – горы их родина и к такой погоде им было не привыкать.

На следующий день стало немного легче в физическом плане, но теперь на всех угнетающе действовала неясность обстановки. Дивизия застряла на перевале и дальше не шла. Мокрые, озябшие солдаты и офицеры сходили с ума от бездействия. Командование дивизии тоже не знало, что делать: никаких команд сверху не поступало.

Через сутки на «пятачок» чуть ниже перевала опустились вертолеты: боевой МИ-24 и МИ-8. На Ми-8 прибыл генерал-майор Шишигин. Это был один из замов военного советника по боевым действиям. Был он, по отзывам многих, недалеким человеком, матершинником и невеждой, в чем вскоре убедились все. Его настроение зависело от создававшейся ситуации. В это утро настроение у генерала было бодрое и он, несмотря на возраст (перевалило за шестьдесят), лихим галопом несся от вертолетной площадки. За ним в том же галопе, не отставая ни на шаг, следовала группа сопровождающих.

Появившись на командном пункте, он перво-наперво обругал всех присутствующих, обвинив в неудачах и устроив дополнительный разнос за пассивность. Только потом внес коррективы в план боевых действий. Эти коррективы ввергли всех старших офицеров в состояние глубокой задумчивости. Такое мог придумать только авантюрист.

Генерал, к их ужасу, сообщил, что решено высадить афганский тактический воздушный десант. Каждый из присутствующих офицеров был прекрасно осведомлен об уровне подготовки афганской армии и особенностях боевых действий в горах. Идея в корне была нелепой, но генерал не захотел никого слушать. Наорал и укатил в Хост. Уже оттуда Шишигин пытался руководить боевыми действиями. Наказанием за генеральские амбиции явилась застрявшая на перевале на три недели дивизия.

Афганский воздушный десант унесло ветром на территорию Пакистана, где он был почти весь перебит. Прибавилась еще одна проблема: афганские войска, уяснившие из учебных фильмов, что выйдя с территории городка, они должны стрелять, не преминули исполнить все в точности. Они умудрились в первом же бою расстрелять весь боезапас не только у артиллерийских орудий, но и у стрелкового оружия. В результате все соединения вынуждены были приостановить военные действия и в течение двух недель подвозить боеприпасы.

Все это время советские войска в одиночку удерживали перевал и спуск в Хостинскую долину. Все было бы ничего, если бы не одно обстоятельство: в одну из ночей блокпост с пограничниками, удерживающий господствующую высоту, был тихо окружен мятежниками и взят в плен всем составом. Уставшие, измученные солдаты, находившиеся без смены пять суток, попросту заснули. Двадцать шесть советских солдат во главе с лейтенантом моджахеды увели в Пакистан.

Марина в это время «отдыхала» в Файзабаде. На самом деле работала переводчиком во время допроса захваченных в плен моджахедов. Об этом попросил командир десантно-штурмового батальона. Генерал-майор Бредин немедленно связался с ней и рассказал о случившемся. Через час, вертолетом, ее доставили почти к самой вершине перевала. Наскоро переговорив с комдивом Заречным, она отправилась на поиски пограничников…

В укрытиях за камнями было даже тепло, но стоило выбраться на открытое пространство, и жестокий ветер пробирал до костей. В пятнистом маскировочном костюме Марина пробиралась все выше в горы. Одежда сверху намокла и если бы не поддетый снизу непромокаемый комбинезон, она бы давно замерзла. Женщина шла в Пакистан. Ни с того, ни с сего вдруг вспомнилось первое задание, как она вытаскивала Юрия Лозового. Усмехнулась в душе: «Да, с того дня многое изменилось». И это было действительно так…

Если вначале воевали с каким-то удивлением, то теперь уже дрались, дрались яростно. Хотя многим, и не только в верхах, стала очевидна бесполезность ввода советских войск в горную страну. Президент Афгана Наджибулла только и надеялся на подачки, с каждым разом стараясь выторговать как можно больше продовольствия, боеприпасов, военной техники и прочих благ. Афганистан фактически стал иждивенцем на шее Советского Союза.

Степанова влезла на очередной уступ и остановилась, чтобы передохнуть. Для этого требовалось время – воздух в горах разрежен и уже через километр легкие, словно наливались свинцовой тяжестью. Возле каменной стенки лежало что-то бесформенное и присыпанное снегом. Она осторожно подкралась и вздрогнула, увидев скрюченные пальцы. Толкнула ногой и отскочила в сторону – мало ли что. Тело не пошевелилось, и она поняла, что перед ней труп. Уже спокойно (за годы войны привыкла!) приблизилась. Ножнами стряхнула снег и отшатнулась…

Это был наш солдат. Совершенно голый. И весьма вероятно один из тех, кого она шла освободить. Его долго пытали перед смертью, все тело оказалось изрезано – сняты были целые куски кожи. Имелись следы ожогов. Руки сломаны. Парню выкололи глаза и отрубили несколько пальцев. Убили ножом, вонзив его в сердце. Рот убитого был оскален в последнем вскрике. Такого Марина еще ни разу в жизни не встречала. Она видела шрамы от пыток, но не такое. В голове помутилось, и женщина схватилась рукой за камень. Немного постояла, приходя в себя. Затем вытащила из рюкзака плащ-палатку и аккуратно прикрыла солдата. Сразу начала карабкаться дальше.

Она спешила. Остальные парни были в опасности. Их могли замучить, как и этого несчастного. Она давно находилась на территории Пакистана. Сориентировалась по карте и компасу. Огляделась в бинокль и ничего не обнаружила, кроме сплошной снежной пелены. Горы мрачно громоздились вокруг, выглядывая из-под снега темными отвесными стенами.

Степанова задумалась. Прикрывшись спальным мешком, достала карту. Пару минут разглядывала, а затем решительно повернула вправо. Минут через сорок наткнулась на козью тропу. Прекрасно зная, что оставляет следы, двинулась по ней. Снег валил не переставая и через десять минут укрыл отпечатки маленьких ботинок. Где-то в полдень открылась панорама маленького городишки. Она с полчаса изучала пустынные улочки. По чистой случайности заметила выставленного у крайнего здания часового. Мгновенно насторожилась: часовой на пакистанской территории мог быть только там, где кого-то держали насильно. Марина начала спускаться с горы, одновременно стараясь оставаться невидимой.

Часовой спокойно бродил у калитки, когда за спиной возникла черно-белая тень. В спину вонзился нож. Рука в перчатке зажала рот, упредив вырвавшийся предсмертный вскрик. Женщина аккуратно прислонила убитого спиной к дувалу, поджала ему ноги. Положила на колени автомат. Со стороны труп смотрелся словно бы присевшим отдохнуть.

Сразу идти через калитку она не решилась. Подпрыгнула и, ухватившись за край каменного забора, подтянулась на руках, заглядывая во внутренний дворик. Силы хватило всего на несколько секунд, но и этого времени было достаточно, чтобы заметить второго часового, бродившего возле глинобитного сарая. Больше никого во дворе не было.

Женщина задумалась, присев у дувала. Подкрасться ко второму охраннику не было возможности. Неминуемо вызвала бы тревогу. Неожиданно в голове мелькнула странная мысль. С минуту Степанова сосредоточенно думала, а затем направилась к убитому часовому. Сделав голос нежным и достаточно громким, чтобы второй услышал, она заговорила. Временами, коротко бросая фразы мужским голосом. За долгие годы нахождения в стране, она слышала голоса афганских мужчин не раз и попыталась сымитировать. Трюк удался. Из-за калитки раздался голос:

– Хамид, с кем ты говоришь?

Марина ответила мужским голосом, отвернувшись в сторону:

– Сумасшедшая какая-то. Красивая…

Заинтригованный бандит выглянул и сразу рухнул с ножом в груди. Женщина метнула его с метрового расстояния. Моджахед не успел даже вскрикнуть. Степанова затащила оба трупа во двор и спрятала между строениями. Торопливо закидала кровь мокрым снегом. Бросилась к сараю. Штык-ножом выворотила крюк с замком и распахнула дверь. На полусгнившей соломе, вместе с овцами лежало почти три десятка измученных солдат. Они спали. Животные заблеяли, но никто не проснулся. Марина осторожно потрясла за плечо крайнего. Зажала рот, когда он собрался закричать:

– Тише, я свой… Разбуди остальных, возвращаемся домой! – Парень перестал дергаться и кивнул. Она опустила руку: – Сколько их всего?

– Четырнадцать. В доме расположились. В соседнем доме еще человек двадцать отдыхают.

– Здесь их уже двенадцать. Со мной пойдете?

– Куда угодно, только бы не оставаться здесь! Правда, бушлаты они забрали, замерзнем. Они вчера Мишку Опарина замучили. Он попытался автомат схватить…

– Ладно, пацан, буди товарищей!

Всего их оказалось двадцать четыре солдата и лейтенант. Вскоре все были на ногах. Один из солдат вздохнул:

– Перекусить бы. В желудке урчит по-черному. Двое суток ни крошки не съели. Эти… – он кивнул на выход, – вообще ничего не дают!

Степанова сбросила рюкзак и, покопавшись в нем, вытащила с десяток концентратов:

– Держите! У меня больше ничего нет. В доме, надеюсь, найдем что-нибудь.

Ребята разделили брикеты между собой. Один протянул кусочек Марине, но она отказалась. С едой покончили за минуту. По очереди сделали по глотку из ее фляжки. Она видела, как они приободрились. Сержанту и лейтенанту, показавшимся ей наиболее крепкими, вручила по пистолету. Еще двоим отдала автомат и гранаты. Шести парням раздала по метательному ножу, оставив себе штык. Предупредила:

– Стрелять в крайнем случае. Не стоит внимание привлекать. Попробуем вырезать…

Среди получивших оружие солдат оказался первогодок. Побледнев, как мел, он, не веря, оглядел товарищей и, заикаясь, спросил:

– К-к-как, вырезать?..

Один из оставшихся безоружными старослужащих, ответил шепотом, забирая нож:

– Молча! Так, как они резали Мишку! Понял, салага? Давай сюда ножик. Мы и сами справимся.

Первогодок кивнул и не пытался сопротивляться. Проникнуть в помещение оказалось не сложно. Сложнее было другое: хозяева не спали. Появление фигуры в маске в дверях на долю секунды ошеломило их. Маринка воспользовалась и прошипела на фарси:

– Тихо! Тогда останетесь целы. Где бандиты?

Хозяин, уже не молодой пакистанец с сединой в усах, успел зажать рот готовой взвизгнуть жене и молча указал на проход в другую половину помещения. Мужа и жену быстро связали, заткнули рты и оставили под охраной того самого испуганного первогодка. Темные фигуры метнулись за стенку. Раздались несколько хрипов, короткий вскрик и все стихло. Вытирая ножи, пограничники вернулась обратно, принеся теплые бушлаты и целую груду оружия:

– Ну, вот и все…

Лейтенант спросил, указав головой на хозяев:

– С этими что будем делать?

Степанова твердо ответила:

– Я обещал им жизнь. Так и будет. Полежат связанными до утра, а там соседи развяжут. Не замерзнут.

Перевела сказанное на арабский для пакистанцев. Хозяин кивнул. Прихватив еды на дорогу и оставив за нее все деньги, найденные у духов, они отправились в путь. Метель оказалась как нельзя кстати. Она через пять минут после ухода, укрыла следы беглецов. Лейтенант, пока позволяла тропа, шел рядом с Мариной, искоса пытаясь разглядеть очертания лица. Затем спросил: