Текст книги "Случай на дороге"

Автор книги: Любовь Рябикина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Любовь Рябикина
СЛУЧАЙ НА ДОРОГЕ
рассказ

С самого утра на душе Оксаны «скребли кошки». Она нигде не могла найти себе места. День не заладился с самого начала. Убирая постель в диван, пребольно стукнулась коленом. Отшатнувшись, затылком въехалась в этажерку так, что в голове звон пошел, а расставленные безделушки загремели и зазвенели. Кофе, который решила сварить самостоятельно, игнорируя кофеварку, убежал на плиту, а тосты сгорели, пока умывалась. Вдобавок ко всем несчастьям, Агеева разбила любимую чашку с котенком, задев локтем. Торопливо сгребла осколки веником в совок и вытряхнула в ведро, подтерла разлившийся кофе. Так и не перекусив, отправилась на работу.

Пока ехала до Калужской площади, дважды едва не попала в аварию из–за нагло подрезавших лихачей. Она не боялась за свой «джип–чероки». Машина была тяжелой и мощной, но те, кто обгонял, имели шаткий шанс выйти сухими из воды. Девушка правил не нарушала и любой гаишник взял бы ее сторону. Только многолетний опыт водителя помог Оксане избежать столкновения. Оба раза она покрывалась холодным потом и нервно икала.

Едва Оксана вошла в огромный компьютерный зал, все отметили странность в девушке. Она шла по ровному полу странными скачками, замирала на мгновение и двигалась дальше. Ее нервное состояние бросилось в глаза сослуживцам – все считали Агееву очень спокойным человеком. Такое наблюдалось впервые. Начальница отдела Вострякова, как раз переодевавшаяся в закутке, заметила ее расстроеный вид. Натянула туфли на полные ноги, поправила очки на пухлом носике и спросила:

– У тебя что–то случилось?

Оксана недоуменно поглядела на Ольгу Иннокентьевну. Повесила шубку на плечики и забила в шкаф. Обернулась, пожала плечами и ответила:

– Да нет, просто что–то не по себе…

Женщина, поправляя прическу у зеркала, предложила:

– Расскажи, может я смогу помочь.

Девушка отказалась, быстро скидывая сапоги и переобуваясь в туфли на шпильке:

– Я и сама не знаю, что со мной происходит. Сплошная кипа неприятностей. С самого утра что–то странное творится…

Вострякова удивленно посмотрела и вышла в зал. Она каким–то шестым чувством поняла, что Оксана сказала правду. Девушка и сама себе не могла объяснить связно, что ее так волнует. Единственное, что приходило в голову – у родителей не все в порядке, вот сердце и болит. Такое бывало не раз и раньше, но не так выраженно. Девушка постоянно чувствовала внутреннюю связь с родителями и не раз безошибочно угадывала плохое самочувствие своих стариков. Телефона у Агеевых не было и быстро связаться с ними дочь не могла. Переговоры заказывать не хотелось. Родители получали пенсии по инвалидности и часто болели, но постоянно отказывались переехать к ней. Дочь понимала, что в отце и матери говорит привычка и боязнь перемен в связи с возрастом.

Оксана Агеева давно жила одна. Уехала из отчего дома в восемнадцать лет, да так и прижилась в Москве. Закончила пищевой институт, но по специальности практически не работала. Еще во время учебы поступила на компьютерные курсы и увлеклась Интернет. Разбиралась в программах получше некоторых мужчин. Старательно овладевала новыми программами. Еще во времена учебы в институте нашла работу в Интернет–клубе. До поздней ночи сидела за компом. Закончив институт ушла из клуба и вот уже шесть лет успешно трудилась в фирме «Интернет – Информ». Начальство ее усердие ценило.

Ей было двадцать девять лет, но никто не давал больше двадцати трех. Замуж выходить она не собиралась, так как не чувствовала ни к кому и ничего. Ребята появлялись в ее жизни периодически, но быстро исчезали, не оставляя в душе Оксаны даже легкого сожаления о себе. Серые, с поволокой, миндалевидные глаза с темными ресницами, тонкие брови и яркие губы на овальном личике притягивали кавалеров, как магнитом. Но Агеева не позволяла себе опуститься до элементарного загула. Ее душа чего–то постоянно ждала.

Невестой она была завидной. Имела однокомнатную уютную квартирку в «сталинском» доме с высокими потолками, раздельным санузлом, прихожей и шестнадцатиметровой кухней. Большую сорокашестиметровую прямоугольную комнату Оксана, при помощи роскошной дубовой сквозной стойки, разделила на две половинки: спальню и гостиную. Традесканции, восковой плющ и хлорофитумы прикрывали пустые проемы полок сплошной завесой зелени и от этого квартирка выглядела нарядной.

Квартиру получила «по случаю» – четыре года ухаживала за парализованной хозяйкой, словно за родственницей и та, в благодарность, отписала приватизированную жилплощадь ей. Наследники жили за границей и о матери почти не вспоминали. Серафима Ивановна частенько принималась плакать, жалуясь Агеевой на жестокость детей. Искренне завидовала ее родителям, видя, как часто она пишет письма и отправляет им посылки. За четыре года, что Оксана ухаживала за больной женщиной, ее дети прислали три письма, но ни разу не появились. Фактически квартирантка заменила старушке родственников, скрашивая ее одиночество.

К концу четвертого года, чувствуя приближение смерти, хозяйка попросила Оксану пригласить в квартиру нотариуса и продиктовала ему текст завещания в присутствии жилички. Агеева не ожидала подобного подарка и даже попыталась отговорить Серафиму Ивановну, но та лишь улыбнулась и подписала документы:

– Доченька, ты заслужила эту площадь хотя бы тем, что без всякой корысти ухаживала за старухой. За все это время ты ни разу даже не обмолвилась о квартире. Мои дети бросили меня, а ты скрасила мои будни и заслужила этот подарок. Дай слово, что додержишь меня до смерти и похоронишь по–человечески…

Девушка обещание сдержала. На следующий день пригласила в квартиру, по просьбе хозяйки, священника и тот совершил все полагающиеся перед смертью обряды. Серафима Ивановна умерла через неделю. Агеева горько плакала на ее могиле. За эти годы старушка стала ей родной. Никто из троих детей не появился на похоронах, хотя девушка отправила телеграммы. Агеева провела печальную церемонию по всем христианским канонам: устроила поминки, раздала милостыню и пригласила на девятый день соседей, провела сороковой поминальный день.

Вступив в наследство, сообщила неблагодарным детям о решении их матери, но ответа вновь не дождалась. Сделала хороший ремонт в квартире. Из мебели купила лишь диван и заказала дубовую сквозную полку, которую сделали по ее проекту и точным размерам. Остальную мебель, в большинстве своем еще довоенную, пригласив мастера, тщательно отреставрировала и переставила по своему усмотрению. Добавила современных аксессуаров и квартирка приобрела современный вид.

Старую «Волгу», доставшуюся от той же Серафимы Ивановны, продала за довольно приличную сумму. Машина была «на ходу», в отличном состоянии, к тому же, как оказалось, весьма почитаемая знатоками из–за качества сборки. Вскоре купила подержанный «джип–чероки», который хозяин срочно продавал. Ездила покупать с опытным парнем и тот умудрился сбить цену почти на сорок процентов.

Оксана полгода ездила и скапливала деньги на ремонт машины. Автомобиль после него выглядел как новенький. Сослуживцы, посмеиваясь, говорили, что ее хрупкой фигурке больше подошла бы маленькая «ауди», а не этот «танк». Агеева внимания на насмешки не обращала и с удовольствием садилась каждое утро в просторную машину.

Нервное состояние достигло апогея после обеда. Все валилось из рук. Оксана никак не могла сосредоточиться на работе. Постоянно нажимала не те клавиши на компьютере, делала ошибки, отвечала на вопросы по телефону невпопад, хотя это было на нее не похоже. Шеф, Владимир Сергеевич Заманский, посмотрев ее распечатку на заказанную информацию, полную ошибок, а затем внимательно взглянув на расстроеное лицо подчиненной, предложил:

– Оксаночка, ты сегодня на себя не похожа. Может, я чем–то смогу помочь? Ты расскажи, не стесняйся. Все же мы знакомы больше шести лет и я всегда ценил тебя, как хорошего специалиста по Интернет.

Девушка потупилась и развела руками:

– Владимир Сергеевич, я и сама не знаю, что со мной. На душе не просто тревога, буря! Наверное снова у кого–то из моих приступ, а мне, как обычно, ни слова не сообщат. Узнаю все потом. Сегодня в ночь к ним рвану. Все же выходные впереди. И так четыре месяца не была…

Начальник пригладил пышные пепельные волосы ладонью и слегка улыбнулся:

– Едь–ка ты домой прямо сейчас! Отдохни перед дорогой… – Вытащил из стола чистый листок бумаги и подвинул к ней: – Пиши заявление на отгулы. У тебя их скопилось на полмесяца. Сколько хочешь, столько и бери. Я сразу подпишу.

Оксана написала отпуск на неделю. Заманский, внимательно прочел и подписал:

– Теперь иди к Востряковой. Отдай заявление и скажи, что я тебя отпустил с работы. Отдыхай и набирайся сил, пока в фирме нет цунами из звонков.

Агеева вышла в зал с компьютерами и подошла к начальнице. Вострякова ни слова «против» не сказала. Добавила к подписи начальника свою и положила в лежавшую на столе папку. Кивнула головой:

– Едь к своим! Я твои дела пока на Ильину перегружу, а то она в последнее время расслабилась. Заказов на информацию в сутки ей два–три поступает, не то что тебе, а она и рада. Вот пусть покрутится…

По дороге Оксана заехала на рынок и купила гостинцев: любимое мамой шоколадное печенье и вафли, ставшие почему–то редкостью в их маленьком городке. Большую пачку кофе и жирный копченый палтус для отца. Накупила много разнообразной снеди, пару бутылок хорошего вина, бутылку качественной водки и жестяной бочонок немецкого пива в специализированном магазинчике. Заехав на радиорынок, приобрела пять штук новых кассет с ее любимым военным шансоном, чтоб не скучать в дороге. Нашла для матери обещанную немецкую нарезку для вареных овощей. Напоследок закинула в машину огромный торт.

Агеева вернулась в квартиру. Времени шел четвертый час. Ехать сразу не захотела, понимая, что попадет в многочисленные пробки. Даже выбравшись из города ей бы предстояло постоянно пользоваться «дворниками» из–за многочисленных грузовиков и фур, хотя ее «джип–чероки» был не так уж низок. Приехать к родителям в грязной машине Оксане не хотелось. Она давно предпочитала выезжать часов в одиннадцать вечера, когда движение на улицах Москвы почти прекращалось, да и милиции становилось поменьше. Девушка принадлежала к тому типу людей, которые зовутся «голубями», то есть умеющими быть работоспособными в течение круглых суток.

Беспокойство, после того, как она приняла решение, неожиданно отпустило. Придя в себя, девушка спокойно пообедала сваренными накануне борщом и пловом. Вытряхнула остатки в банки, чтоб не испортились и поставила в большую спортивную сумку, куда тут же принялась складывать то, что собиралась взять с собой. Одежды для себя взяла совсем немного. Знала, у родителей всегда найдется во что переодеться. Достала из бара бутылку коньяка и перелила ее в красивую серебристую фляжку с выпуклой золотистой мордой льва, решив побаловать отца. Тщательно полила цветы, чтоб не погибли за неделю, добавив в воду жидкое удобрение.

Времени шел шестой час, когда сумка была полностью собрана. Оксана вышла из квартиры и доехала до ближайшего к ней автосервиса. Молодые парни два часа проверяли ее автомобиль на наличие поломок. Агеева попросту говоря перестраховывалась. Убедившись, что ей в дороге ничего не грозит, она заплатила по счету за профилактику джипа и отправилась на мойку. Через полчаса черные бока «чероки» блестели, да и внутри все сияло. Заехала на бензозаправку и затарилась «под завязку». Дополнительно купила моторное масло и зимний стеклоочиститель.

Довольная сделанным вернулась домой. Приготовила в дорогу бутерброды с копченой колбасой и двухлитровый термос с кофе. Приняла душ и легла немного отдохнуть на диване, накинувшись пледом и подсунув под голову диванную подушку. Будильник включать не стала, так как знала за собой особенность просыпаться минут за десять до назначенного срока. В ней словно бы находился свой будильник. Незаметно заснула и проснулась без пятнадцати одиннадцать ночи.

Быстро свернула плед, спрятав его в шкаф. Расчесалась и оделась в дорогу. Посмотрела за окно на градусник и едва не присвистнула: столбик термометра опустился за минус двадцать. Дополнительно прихватила с собой теплый свитер, стеганые брючки и куртку для катания на лыжах. Накинула укороченную широкую шубку из песца, обернув вокруг шеи пушистый шарф. Натянула под брючки короткие меховые сапожки на устойчивом широком каблуке. В пакет забила сапоги на шпильке. Шапку одевать не стала: в машине голова не могла замерзнуть. Спокойно сунула ее в другой пакет. Старательно проверила все в квартире. Отключила забытый обогреватель. С трудом подняла набитую сумку на плечо: поклажа оказалась далеко не легкой. Во вторую руку забрала оба пакета и вышла из квартиры. Тщательно заперла замки и спустилась вниз.

Забила сумку и пакеты в багажник, вытащив лишь термос и бутерброды, которые пристроила на заднем сиденье. Брать пассажиров она не собиралась. Минут десять прогревала двигатель. В джипе быстро установилось тепло и она расстегнулась, сбросив шарф на сиденье рядом. Не спеша, тронулась со двора…

Через полчаса Агеева выбралась из Москвы. Машин было мало и девушка легко проехала по всем улицам и проспектам, практически нигде не останавливаясь. Светофоры работали в режиме «внимание». Какое–то время она слушала радио–шансон. Когда волна перед Загорском начала теряться, поставила купленную кассету. С удовольствием слушала военные песни и даже кое–где подпевала.

Желтоватый свет фар выхватывал из темноты то заснеженный серебрящийся вал бровки, то темные деревья, стоящие по сторонам, то спящие деревни с редкими вкраплениями светящихся окон. И постоянно перед глазами тянулась черная лента дороги. Асфальт был укатан и четко виден. Лишь средина оставалась грязно–серой. Бензина по самым скромным подсчетам должно было хватить на триста километров и Агеева не волновалась из–за топлива.

Километров через сто остановилась, чтобы сбросить с себя шубу и проверить температуру «за бортом». Вновь накатила тревога. Положила градусник на крышу авто и постояла пару минут. За это время успела сделать пару глотков кофе и съесть бутерброд. Градусник показал минус двадцать пять. Оксанка поежилась и тронулась дальше. Время перевалило за два ночи. Спать не хотелось. Она забила в автомагнитолу новую кассету и снова впереди тянулись черные полосы дороги.

Отъехала всего пять километров от Ярославля, когда свет фар выхватил из темноты скорчившуюся на обочинке темную человеческую фигуру. Коленки были подтянуты к подбородку, а руки забиты между колен. Человек был одет в пятнистую военную форму, сильно заснеженную. Оксана резко ударила по тормозам и дала задний ход. В свете фар отчетливо увидела капитанский погон. Бушлата и шапки не было. Остановившись, выбралась из машины, забыв про шубку и кинулась к скорчившейся мужской фигуре. Свет фар по–прежнему выхватывал ее из мрака ночи. На бегу окликнула:

– Мужчина, вы живы?

Ответа не последовало. Девушка подбежала к человеку и решительно дотронулась до шеи: пульс был, хоть и слабый. Голова вся обиндевела. На длинных ресницах под светом фар сверкал иней. Оксанка потрясла его за плечи и попыталась приподнять мужчину. Смогла слегка сдвинуть в сторону. Он вдруг приоткрыл глаза и что–то прошептал, но она не разобрала. Встала на коленки рядом и громко скомандовала, перекидывая его руку через свои плечи и обхватывая за пояс другой рукой:

– Хватайся за меня и пошли к машине. Быстро, а то замерзнешь!

Он, по всей видимости, все же понял ее судорожный голос и ухватился за девичьи плечи как смог. Агеева почувствовала под рукой ледяные мертвые пальцы. С трудом удерживая незнакомца кое–как встала и сгибаясь под тяжестью, потащила к машине. Мороз в несколько минут сумел заморозить ее уши и их слегка пощипывало. Она невольно удивилась, что капитан не замерз в своем легком кителе. Мужчина был высок и тяжел, его ноги подгибались при каждом шаге. Девушка едва не падала, но продолжала тащить незнакомца. Ей стало жарко за эти пятнадцать метров. С трудом усадила капитана на сиденье рядом с водителем, громко отдавая команды:

– На ступеньку вставай! А теперь немного повернись! Вот так…

Руками подняла его бессильные ноги, свисавшие из проема дверцы и забила в салон. Он изогнулся на сиденье. Голова упала на грудь. Оксана торопливо захлопнула дверцу. Быстро осмотрела обочину, отметив в памяти изрытый снежный вал. Вещей нигде не было. Забираться на более чем полутораметровую горку она не стала, лишь отметила в памяти место, где нашла военного.

Забралась на водительское сиденье. Включила в салоне свет и вздрогнула, взглянув на незнакомца. Он был зверски избит. Лицо превратилось в сплошную опухшую бело–синюшную маску. Оксанка врубила печку на полную. Иней таял на глазах. Откинула обе спинки сидений и кое–как подтянула капитана наверх. Подсунула под голову одну из пары дорожных подушек. Реакции не последовало. Торопливо стащила с ног мужчины шнурованные высокие ботинки. Сдернула носки с обмороженных ступней. Через верх выволокла из багажника пару пустых пластиковых канистр. Подсунув их под ноги мужчины и бросив сверху вторую дорожную подушку–батон, придвинула конечности почти вплотную к печке. Ступни обдувало теплым воздухом.

Расстегнула рукава и полки легкой куртки. С трудом приподняв тяжелое тело, стащила ее, кинув на заднее сиденье за своей спиной. Проверять не стала, отложив на «потом». Теперь на мужчине сверху осталась лишь тельняшка. Кожа была обмороженной до самых локтей и неестественно белой. Достав из «бардачка» постоянно валявшуюся там простенькую литровую фляжку с водкой, щедро плеснула себе на ладонь и принялась растирать посиневшие руки кончиком своего мягчайшего шарфа из ангорки. Ее пальцы торопливо разминали омертвевшие суставы. Девушка раз за разом плескала водку на ладонь и продолжала растирание. Вскоре его пальцы стали багровыми, опухая на глазах.

В кабине становилось все жарче. Оксанка скинула свитер, оставшись в тенниске. По лбу покатился пот. Не давая себе права на роздых, принялась за ноги, закатав брюки до колен и кое–как подняв нижнее белье. Пальцы на ногах стали багроветь, кожа стала розовой и блестящей. Глаза незнакомца оставались закрытыми и выглядел он словно мертвый. Агеева несколько испугалась и вновь дотронулась до шеи: пульс стал чуть сильнее. Осторожно стерла капельки от инея и снега с лица платочком. Ткань окрасилась кровью. Растерла щеки, подбородок, шею, уши и лоб той же водкой, стараясь не нажимать сильно.

Не долго думая, достала из сумочки роскошную фляжку с коньяком. Налила в крышку–рюмку янтарной пахучей жидкости и прислонила к губам мужчины. Он глотнул раз, другой и вдруг закашлялся. Глаза приоткрылись и вновь закрылись. Она заметила, что они очень темные. Девушка немного растерялась, а затем стащила с него тельняшку, решив осмотреть тело на наличие открытых ран. Весь накачанный торс был в синяках и кровоподтеках.

Дотянулась до аптечки. Смыла с лица кровь ваткой, смоченной перекисью. Увидев на руке, которой приподнимала его голову, кровь, повернула голову мужчины на бок и принялась осматривать затылок. Быстро обнаружила под густыми волосами довольно большую рану. Наскоро смыла кровь и перебинтовала. Достав нашатырь, попыталась привести незнакомца в чувство. Он вновь открыл глаза. Увидев перед собой женщину, прошептал:

– Я с десантного полка под Костромой. Их было восемь…

Снова потерял сознание. Агеева прикинула: до Ярославля было пять километров, но города она не знала. Парень был с Костромы, а ее она знала и неплохо. Вдобавок ко всему, дорога проходила мимо расположения десантной части. Проехать требовалось километров сорок. Оксана снова принялась осторожно растирать уже ладонями опухшие конечности парня. Тщательно растерла грудь и спину шарфом, с трудом приподняв беспомощное тело. Его начало трясти от налетевшего озноба. Девушка с минуту раздумывала. Укутала ноги мужчины его курткой, а торс своими свитером и шубкой. Сбросила сапожки. Подлезла под одежду и легла на него сверху, обняв за шею и прижав к своему плечу перебинтованную голову. Сквозь тонкий трикотаж тенниски чувствовала крепкую грудь. Дышала ему в плечо, задыхаясь от духоты в автомобиле.

Минут двадцать чувствовала дрожь мужского тела. Потом озноб начал стихать. Лицо побагровело. Отбросив в сторону его китель, обернула ноги незнакомца собственным пушистым свитером из ангорки, устроив их на подушке. Тело закинула меховой теплой шубкой, подоткнув ее со всех сторон. Укрыла раненую голову шарфом. Села за руль и погнала джип в сторону Костромы. Шоссе было совершенно пустынным и она выжимала из мотора все, что возможно, уже не замечая красот ночи. Автомобиль летел со скоростью сто шестьдесят. По лицу от жары катился пот, но Оксана не выключала печку.

Километров через двадцать остановилась, чтобы проверить состояние незнакомца. Он все еще не пришел в себя. Осмотрела опухшие ноги. По розовой коже догадалась, что конечности отошли и вскоре кровообращение восстановится. Видимо, на снегу он пролежал без движения не так долго. Лицо, не смотря на синяки, порозовело и распухло. Кожа лоснилась. Еще раз, осторожно, растерла водкой тело, лицо и руки с ногами. Вспомнила про удостоверение. Кое–как перегнувшись через спинку, достала с заднего сиденья документ и открыла. Прочла вслух:

– Дашкевич Алексей Михайлович… – Вгляделась в дату рождения: – Всего на год старше меня. Странно, вкладыша о женитьбе нет… – Вгляделась в фотографию: – Красивый мужик…

Посмотрела на разбитое лицо, ставшее сейчас страшным. Достав коньяк, выпоила ему еще один колпачок жгучей жидкости, осторожно приподняв рукой голову. Мужчина после этого пришел в себя и вполне осмысленно посмотрел на нее. С трудом ворочая языком, спросил:

– Где я и кто вы?

Агеева подоткнула шубку возле широких плеч и ответила:

– Проезжала мимо и вас на дороге нашла. Вы в моей машине и я везу вас в вашу часть под Костромой. Кто вас так избил?

Он прошептал:

– Не знаю. Я был в Ярославле в командировке. Опоздал на последний автобус. До следующего было больше четырех часов. Он шел утром в четыре. Решил добраться попуткой. Выбрался на трассу. Остановился РАФик. Там сидело восемь парней. Один был такой белесый и почему–то радостно засмеялся, увидев мои погоны. Едва сел, ударили по голове и все, больше ничего не помню. Что у меня с ногами и руками? Неужели отрежут, тогда уж лучше бы замерзнуть…

Оксана слегка отвернула полу шубки и сама приподняла его опухшую руку:

– Попробуйте пошевелить пальцами… Я долго растирала вас водкой. По–моему вы придете в норму…

Алексей слегка шевельнул неестественно толстым указательным пальцем, поморщившись от боли. Она удовлетворенно сказала:

– Все будет нормально. Я у вас по лицу заметила, что больно. Терпите, сейчас как иголками станет колоть и боль будет страшная, по себе знаю. Однажды обморозила пальцы на ногах. Для вас к лучшему было бы сознание потерять, тогда терпеть поменьше придется. Давайте я вас горячим кофе напою. Согреетесь…

– Почему вы не увезли меня в больницу?

Агеева вздохнула:

– Ярославль я совсем не знаю, а к ментам здешним у меня доверия большого нет. Как бы они вас в драке не обвинили. Вы же десантник, я петлички видела. Посчитала, что лучше к своим везти, где вас знают. Правильно решила?

Он согласно моргнул глазами и застонал от усиливающейся с каждой секундой боли. Оксана достала термос с кофе. Налила в крышку–чашку. Приподняла рукой голову стонавшего мужчины и принялась осторожно поить горячим напитком, глядя ему в лицо с искренним участием и чуть поглаживая большим пальцем по темным волосам на виске. Он попытался сесть, опираясь локтями, но она не разрешила:

– Лежите. Накидка на сиденье натуральная шерсть, а вам сейчас тепло нужно.

Напоив, тронулась дальше, то и дело оборачиваясь на скрипевшего зубами десантника. Сказала:

– Кричите, раз невмоготу. Я все понимаю.

Он молчал. Голова перекатывалась по спинке сиденья. Километров через пять Дашкевича снова начал бить озноб. Сознание он так и не потерял. Зубы зачикали. Оксана остановила машину, но двигатель не выключила. Сбросила сапоги. Пробормотав:

– Извини…

Нырнула под шубку и прижалась к мужчине всем телом, обхватив за шею и закинув его лицо шарфом. Снова согревала собой. Частое дыхание ударялось ей в шею. Оксана чувствовала себя странно, ведь на этот раз он был в сознании. Минуты через три откинула шарф в сторону и увидела темные глаза рядом. Капитан молчал. Дрожь потихоньку отпустила и девушка собралась вновь сесть за руль. Начала отстраняться, но его руки неожиданно сомкнулись на ее талии, хотя и не крепко. Хриплый голос попросил:

– Полежи еще немного. Пожалуйста…

Агеева покраснела, но не решилась отстраниться. Себе она могла признаться, что ей приятно чувствовать рядом крепкое мускулистое тело. Прошло минуты четыре. Его руки разжались сами и она поняла, что надо ехать. С трудом подавив вздох сожаления, вынырнула из–под шубки. Тщательно подоткнула со всех сторон края, стараясь не встречаться с ним глазами и тронулась в путь. Он всю дорогу смотрел на ее затылок и профиль, сдерживая стоны от боли в конечностях. Она пару раз оглядывалась, натыкаясь на взгляд темных глаз.

Вскоре Агеева стучала в дверь темного КПП, накинув на себя запасной свитер. Мотор джипа мерно гудел за спиной, освещая фарами ворота с десантной эмблемой. Укутанный в мягкий и пушистый мех женской шубки внутри лежал офицер–десантник. Не сразу, но дверь все же открыл заспанный сержант без бушлата и шапки с всклокоченными короткими волосами, зевающий и не довольный. Оксана быстро спросила:

– Капитан Дашкевич служит у вас?

Парень посмотрел на ее легкое одеяние. Взглянул на мощную иномарку. Поежился от мороза и пригласил, открыв дверь:

– Проходите! Я сейчас дежурного по штабу разбужу…

Минут через двадцать переговоров по телефону, на КПП прибыли сразу два таких же заспанных офицера и врач. У майора на груди был жетон, на рукаве красная повязка. Это и был дежурный по штабу. Агеева быстро повторила все, что знала и видела. Показала свои документы. Вчетвером направились к джипу. Кое–как забились в машину. Оксанка вынуждена была забраться на заднее сиденье и сесть на колени к подполковнику. Второй офицер втиснулся следом. Врач расположился на водительском месте. Печка в джипе продолжала «жарить» на полную катушку.

Дашкевич не спал. Хрипло поздоровался с сослуживцами. Военврач с минуту смотрел на опухшее лицо. Затем принялся за осмотр, передав шубку Агеевой. Время от времени спрашивал Оксану о ее действиях. Учуяв запах алкоголя, спросил:

– Капитан был пьян, когда вы его нашли?

Алексей хотел объяснить, но Оксана опередила:

– Нет. Абсолютно трезв. Это я в него залила пару колпачков коньяка, чтоб согрелся побыстрее. Посмотрите в бардачке, сами увидите две фляжки. Одна с коньяком, вторая, почти пустая, с водкой. Хоть нюхайте, хоть пробуйте, я не возражаю…

Офицеры переглянулись. Доктор минут через десять констатировал:

– Ну, капитан, считайте, что в рубашке родились! Эта девушка вам не только жизнь, но и руки с ногами спасла. Даже к кончикам пальцев чувствительность скоро вернется. Переломов я не нашел. Голова пробита, но серьезного тоже ничего нет. Возможно, что позже проявится сотрясение, но пока симптомов я не нахожу. Решайте сами: в госпиталь едете или в санчасти отлежитесь? Опухоль примерно пару недель держаться будет, но кожа слезет…

Оксанка от последних слов просто ошалела. Резко и возмущенно спросила, перебивая всех:

– Как же так?! Он избит, обморозился, весь опух, а вы санчасть предлагаете! Да ему пару месяцев с воспалением легких лежать придется! Я же его без бушлата на снегу нашла! Сколько он пролежал, не ясно. Вы что, шутки шутите? Он же человек!

Дашкевич повернул голову. С трудом улыбнулся разбитыми губами, глядя на нее:

– Я десантник и ничего со мной не будет. Не привыкать. Вам спасибо, что мимо не проехали. – Посмотрел на подполковника за спиной Оксаны и попросил: – Товарищ подполковник, я сам до санчасти смогу дойти.

Агеева решительно возразила, опередив ответы подполковника и врача:

– Если ваше начальство не против и на территорию разрешат проехать, я бы предпочла увезти вас на машине до санчасти. На ваши опухшие ноги сейчас не то что сапоги, а даже носки не натянешь. Да и в китель руки не протолкнуть.

Врач и подполковник переглянулись. Доктор кивнул:

– Было бы не плохо, если у вас время есть…

Подполковник добавил:

– Кроме всего прочего, вас, девушка, я бы очень хотел попросить описать на бумаге подробно, что вы видели и дальнейшие действия. Так же ваше местожительство и подробный адрес. К сожалению, порядки таковы. Нам же расследование проводить…

Оксана кивнула:

– Согласна. Только учтите, капитан не виноват! И я это доказывать буду.

Оба офицера тотчас ушли на КПП. Дежурный майор остался в салоне, а Агеева перебралась на водительское место. Осторожно придерживая Дашкевича под грудью и не дав ему приподняться, подняла спинку пассажирского сиденья и усадила мужчину, старательно укутав своей одеждой. Канистры, через майора, вновь забила в багажник. Босые ноги капитана замотала собственным свитером. Поставила мужские ноги на сброшенную на резиновый коврик дорожную подушку–батон. Дежурный наблюдал.

Через пару минут Агеева въезжала в распахнутые ворота с нарисованной десантной эмблемой. Сержант придерживал одну из створок, внимательно разглядывая въезжавшую машину. Врач высовывался из–за спины девушки и указывал путь между палаток. Подполковник и майор помалкивали за спиной, наблюдая, как уверенно девушка ведет мощную иномарку.

Дашкевич сидел на пассажирском месте, укутанный в мех и тяжело дышал. Остановились возле большой палатки с красным крестом на брезентовой двери. Агеева решительно одела на обнаженный торс капитана собственную широкую шубку и застегнула. Обе ноги обмотала свитером из ангорки, соединив вместе. Не обращая внимания на протесты, замотала голову и шею длинным широким шарфом из той же ангорки. Строго поглядела в глаза:

– Чего бунтуете? Вас нести надо, иначе обмороженная кожа полопается. Я с вами пройду внутрь и потом заберу вещи. Не хочу, чтобы у вас озноб вновь начался. – Повернулась к наблюдавшему врачу: – Можно?

Тот кивнул, но ни слова не произнес. Подполковник и майор выбрались из машины. Обошли ее вокруг и открыв дверцу, подхватили капитана на руки в сидячем положении. Девушка обежала машину, забрав форму и сапоги с носками. Присоединилась к офицерам, поддерживая Дашкевича под спину. Военврач шел впереди, указывая, куда нести. Внесли внутрь жарко натопленной палатки и уложили на крайнюю к печке койку. В санчасти никого больше не было. Оксана свернула и положила форму на кушетку. Не спеша сняла свою одежду с Дашкевича. Врач наблюдал. Тут же скомандовал: