Текст книги "Женский бином Ньютона, если n стремиться к бесконечности (СИ)"

Автор книги: Любовь Новикова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Новикова Любовь
Женский бином Ньютона, если n стремиться к бесконечности

Женщина возвращалась домой после очередной служебной командировки. Она успела полюбить эти поездки, когда-то не вызывающие ничего, кроме недовольства и скуки, и ставшие со временем совершенно необходимыми. Они позволяли ей чувствовать себя незаменимой, из-за способности решать многие проблемы, которые оказались не по зубам коллегам. В общем, она научилась совмещать «полезное с приятным», что сразу примирило ее с работой.

Машина двигалась плавно и неспешно, хотя дорога была практически пустой, и можно было легко разогнаться и нестись без остановки до самого города. Но ей хотелось продлить это замечательное чувство покоя, охватившее ее, как только нога коснулась педали газа. Все тревоги и подозрения, целый день терзающие душу, вдруг показались надуманными и смешными, на смену беспокойству пришла непонятная, удивительная радость.

Впрочем, ложка дегтя все-таки присутствовала и заключалась она в понимании того, что в конце пути ее ждет тоскливый вечер в гордом одиночестве. Муж заседал на очередном симпозиуме и, конечно же, как всегда, не помнил о сегодняшней дате, об этом свидетельствовал и недавний телефонный разговор, в котором он привычно поинтересовался ее самочувствием, местонахождением, делами и прочей чепухой. Она даже подумала отправиться сразу к маме или к сестре, но вспомнив о ее супруге, изменила намерения. Чувство обиды встретилось с чувством угрызения совести, охватывающее ее каждый раз по дороге домой. Силы чувств были равны и превратились в ноль, освободив место безмятежному покою, которым можно наслаждаться и наслаждаться.

В открытое окно проникал ночной воздух, насыщенный ароматами свежескошенных трав. Выложенные ровной дорожкой вдоль обочины они выплывали из темноты под рассеянным светом фар. Высоко сидящая луна позволяла разглядеть опрятные стожки, скрученные в тугие рулоны и раскиданные в шахматном порядке по огромному полю, уходящему за горизонт. Бездонное небо было усыпано золотыми звездами, а впереди прямо на дорогу "спускался на парашюте" ярко-желтый Арктур. Легкий ветерок приятно теребил роскошные рыжие пряди возле левого уха. Было так хорошо, что хотелось крикнуть: "Остановись, мгновенье".

Но процитировать великого Гете так и не удалось, потому что в зеркальце заднего вида, сверкнули ксеноновые огни очередного автомобиля. В отличие от всех предыдущих машин, эта не шла на обгон, что учитывая небольшую скорость, ее "Хонды", показалось странным. В душу опять закрался страх, и она притопила педальку газа. Машина прыгнула вперед и помчалась, вернее полетела. Но та сзади, тоже прибавили скорость и, сократив расстояние, выровняла дистанцию. "Может просто любители сидеть на "хвосте"? Чего я так разнервничалась? Если б хотели, что-нибудь сделать, уже бы сделали, тем более, самый пустынный и неприятный участок пути остался позади ",– десятки мыслей мелькнувших в голове, вернули способность здраво рассуждать, помогли успокоиться. Она решила притормозить и пропустить нечаянных попутчиков, но тормоза никак не отреагировали на ее действия. Более того, на очередном спуске машина только увеличила скорость, быстро догоняя впереди идущий грузовик. Нервы не выдержали, и женщина резко вывернула руль. Последнее, что осталось в ее сознании, были красные удаляющиеся огоньки.

Преследователь остановился, но помогать попавшей в беду женщине, явно не входило в его намерения. Водитель, с огромным наслаждением затянувшись сигаретой, вышел из салона, и, прихватив массивный гаечный ключ, направился к лежащему на крыше автомобилю. Но не успел он сделать и двух шагов, как что-то насторожило его и заставило изменить планы. Обернувшись и увидев, что недавний грузовик, стремительно возвращается задним ходом, человек выбросил сигарету вместе с гаечным ключом и моментально очутившись за рулем, рванул авто с места.

Мужчина накрывал стол на две персоны. Он не был романтиком, но сегодня ему хотелось удивить жену. Ради этого он не только отказался от привычных ресторанных блюд и сам колдовал у плиты, но и задействовал весь арсенал известных трогательных «штучек» соответствующих праздничному настроению. Так в гостиной на маленьком столике оказалась красивая итальянская скатерть, дорогая посуда из чешского стекла и одинокая роскошная роза в старинной серебряной вазе. Вазе было лет сто, но смотрелась она изысканно и великолепно сочеталась с серебряными полосками на тарелках и фужерах. Он еще хотел дополнить интерьер несколькими свечами, но решив, что это будет явный перебор, ограничился приглушенным светом торшера.

Оглядев свое творение, он довольно потер ладони и вышел в кухню, где назойливый таймер извещал об окончании жарочного процесса. Дорада, обложенная дольками лимона и веточками розмарина выглядела очень аппетитно, и он невольно сглотнул слюну. С момента последнего телефонного разговора с женой прошло почти три часа, так что она должна вот-вот появиться дома. Он намеренно ничего не сказал ей о своем возвращении, о сегодняшней дате, вернее о том, что он помнит об этом и ждет ее. Сюрприз, так сюрприз. Впервые за двадцать пять лет их знакомства он сам вспомнил об этом дне, и вдруг, те далекие события заставили учащенно биться его обычно спокойное сердце. Он реально ощутил свежее дыхание гор, пряный аромат альпийских весенних трав, услышал переливчатый шум бегущего лесного ручья и звонкий девичий голос, распевно читающий Брюсова:

"Лист широкий, лист банана,

На журчащей Годавери

Тихим утром, рано, рано-

Помоги любви и вере".

Жена задерживалась. Огорченный, что придется разогревать шедевр своего кулинарного искусства, или, что еще хуже, есть рыбу холодной, он налил на донышко стакана виски, досыпал огромную жменю льда и вернулся в гостиную. Здесь, расположившись в удобном кресле перед витражным окном в пол, мужчина погрузился в воспоминания, не забывая периодически делать глоток обжигающей жидкости. За окном, сияя множеством огней, шумела жизнь большого города. Обычно он любил смотреть на это море света с высоты своего пятнадцатого этажа. Но сегодня память о далеких днях юности сделала привычную милую картинку не видимой.

Перед ним бежал лесной ручей, по ручью плавно двигался прошлогодний красный лист клена, а на листике клена лежало маленькое золотое колечко с прозрачным сияющим камешком и желтые головки одуванчиков. Он как завороженный следил за странной "ношей"" и не заметил, как оказался в воде, преградив дальнейшее движение милому кораблику. А еще через мгновение он услышал женский крик: "Не смейте трогать!" Но было поздно, поскольку он уже держал кольцо в руке. Девушка была прехорошенькая, ее не портила даже воинствующая агрессивность, с которой она набросилась на незнакомца.

– Вы все испортили! Отдайте кольцо, немедленно!

Она так мило сердилась, круглые щечки раскраснелись, а зеленые глаза метали настоящие молнии. Казалось, еще секунда и она набросится на него с кулаками. Но этого не произошло, более того зеленые молнии, как будто растворились в его глазах и гневные тирады сразу прекратились. Он протянул ей кольцо, но в самый последний момент, когда ее тонкие пальчики уже коснулись металла, крепко сжал кулак.

– И что же я испортил? Нарушил обряд? Лист достойно выдержал ношу!

– Рада, что Вы знакомы с творчеством Брюсова, следовательно, знаете, что теперь Вы обязаны сделать!

– Напомните, пожалуйста!

– Ничего страшного, просто на мне жениться!

От неожиданности он разжал ладонь, а она, заливаясь веселым смехом, схватила кольцо и стремглав умчалась прочь.

Мужчина поднес стакан к губам и понял, что он пуст. Жены не было. Дорада наверняка остыла, к горлу подступила злость. Он снова наполнил стакан, на этот раз виски плескался у самых краев, а одинокий кусочек льда никак не мог найти себе места, пока не растворился в янтарной жидкости.

– Надо было, сказать ей, что я вернулся. Скорей всего, рванула к "мамочке" или "сестренке". Взрослая женщина, а боится находиться одна, как первоклашка!

Он не понимал, как это можно бояться чего-нибудь дома. Но за двадцать пять лет их знакомства успел привыкнуть к этим странностям. Стоило ему уехать, как она тут же забирала детей и отправлялась ночевать к матери. Сейчас дети выросли и с огромным удовольствием остаются одни, а вот их "мамуля" по-прежнему предпочитает компанию. При мысли о детях он почувствовал, как теплая волна прошла по всему телу. Он скучал без них. Учеба вдали от дома раздражала его, но он всегда сдерживал эмоции, понимая, что не может диктовать им свои условия. Дочь звонила каждый день, рассказывала обо всем, щебетала ласково и нежно. Сын был более сдержан, но родителей не забывал, особенно мать. С ней они болтали часами, а ему она передавала разговор в двух словах.

Он допил стакан и снова наполнил его до краев.

–Неужели она не чувствует, как я ее жду, как она нужна мне! Как она посмела забыть о сегодняшнем дне?

Мужчина распалялся все больше и больше! В какой-то момент он решил позвонить теще и заставить ее отправить дочь домой. Но в последний миг одумался. Было два часа ночи, и беспокоить людей в это время совесть ему не позволяла. Он не стал стелить постель, улегся в гостиной, укрывшись пледом и представляя, ласковые руки жены на груди, ее сладостный шепот, нежное прикосновение губ за ушком. Злость ушла, и он забылся беспокойным сном.

Глава 1.

Утро для Андрея Львовича началось как обычно, с минимального набора физических упражнений и холодного душа. Необычным было только время, когда он решился освободить диван. Часы показывали десять часов, вместо обычных семи. «Ничего себе разоспался»– удивленно подумал он: « Хорошо, что сегодня выходной, и я никуда не опаздываю».

Уже стоя под жалящими водяными струями, мужчина вспомнил вчерашний вечер и ощутил легкое беспокойство, захотелось срочно увидеть жену. Желание было настолько сильным, что он испытал почти физическую боль где-то в горле, чуть не задохнувшись от накатившей волны отчаяния. Он сумел подавить это чувство, почти спокойно заправил кофе машину и включил телевизор. Он не был телевизионным фанатом, редко что привлекало его внимание в "ящике", но кофеек под "Новости" давно стал ритуалом в их семье. Андрей Львович поднес к губам маленькую турецкую чашечку с ароматным напитком, когда его взору предстала страшная картина. Искореженная грязная "Хонда" валялась на боку посреди черного поля, внося диссонанс в общую картину весенней пасторали. Множество огромных рулонов высохшей скошенной травы веселыми желтыми пятнами расцвечивали землю, не хватало только миленьких пастушек в красивых фартучках, или пастушков с маленькими дудочками, но то что они где-то здесь, отдыхают в тенечке не вызывало никаких сомнений. Мужчина даже начал гадать, за каким именно стожком они притаились. Это медленное созерцание безмятежного покоя давало ему передышку, маленькую возможность отодвинуть, вернее не замечать той беды, которая навалилась на него с экрана. Он пытался понять, причину внезапного ужаса и вернулся взглядом к обгоревшему автомобилю. С пустыми проемами вместо окон, деформированным ободранным кузовом, машина выглядела страшно, безлико, и только задний номерной знак сиял невероятной белизной, как будто его только что промыли с мылом. Черные буквы и цифры врезались в сознание с бешеным стуком сердца: "Этого не может быть, этого не может быть никогда...".

Усилием воли, он заставил сердце сбавить обороты и выровнял дыхание. Через минуту он уже мог слышать голос диктора, а еще через минуту это был уже совсем другой человек, спокойный, уверенный и главное, знающий, что делать дальше.

"Слава, Богу! Она жива! В тяжелом состоянии, но жива! Теперь необходимо выяснить, в какой она больнице и по возможности перевести в свою клинику.

Телефон. Где телефон?"

Трубка нашлась под диваном с отключенным звуком и двадцатью пропущенными вызовами. Не успел он взять мобильник в руки, как тот снова ожил, высветив на экране незнакомый номер.

– Андрей Львович, это Ирина, Ирина Синицына, я у Вас стажировалась год назад, помните?

– Помню, конечно. У Вас что-то случилось? Если не срочно, я Вам перезвоню.

– Андрей Львович, у нас в больнице Ваша жена! Я три часа пытаюсь Вам дозвониться!

Такая страшная авария! Ужас!

– Ирина, возьмите себя в руки и просто отвечайте на мои вопросы. Где больница? Что с моей женой?

– У нее очень тяжелые травмы, ее прооперировали, оперировал сам Вяземьский. Прогнозов он не делает, но одно то, что он согласился на операцию, говорит о многом. Шансы есть, но...

– Спасибо, Ирочка. Через час я буду.

Дальше все происходило как будто не с ним, как будто он сам наблюдал за собой со стороны, как будто кто-то вытащил душу из тела, и тело начало самостоятельную жизнь без чувств и эмоций.

Путь в несколько десятков километров пролетел незаметно, дороги оказались не слишком загружены, поскольку желающих посетить морское побережье в это время года немного, а ремонтные работы, являющиеся основной причиной огромных пробок, неожиданно закончились. В общем, не прошло и часа, как Андрей Львович уверенным шагом переступил порог небольшой районной больницы. Он бывал здесь и раньше, ведь именно в этих стенах творил чудеса знаменитый Вяземский, с которым их связывали давние отношения. Они познакомились в одном и военных госпиталей Афганистана: Андрей Вяземский – уже опытный знаменитый в медицинских кругах хирург, неизвестно каким ветром занесенный в беспокойный горный край и Андрей Горенский вчерашний интерн, решивший начать свою трудовую деятельность подальше от дома. О причинах своего "безрассудного", по мнению многочисленных родственников, поступка говорить он не любил, возможно, потому что его смелость объяснялась не столько высоконравственной гражданской позицией и чувством глубокого патриотизма, сколько банальным желанием вырваться из-под назойливой опеки тех самых родственников, которые в большинстве своем были медицинскими работниками и подготовили к его распределению несколько очень заманчивых предложений, вернее, "тепленьких местечек". Нежелание бежать в семейной упряжке, да еще в глубокой колее, явилось решающим. Правда была еще одна причина: ему хотелось доказать этой девчонке, свою исключительность, выглядеть в ее глазах героем, но в этом он не смел признаться даже себе. В общем, никто и охнуть не успел, как он оказался на Востоке, сначала в военно-полевом госпитале, а потом в Кабуле.

Именно здесь, в небольших операционных, рядом со старшим товарищем, щедро делившимся с ним опытом, знаниями, милосердием он стал настоящим хирургом с "золотыми руками". После возвращения в Союз их пути разошлись, а потом оказалось, что они работают всего в ста километрах друг от друга. Отношения возобновились, но никогда не выходили за границы больниц и клиник. Семьями они не дружили, да и семьи у Вяземского не было. Зато периодически прибегали к помощи друг друга и снова становились у одного стола.

Пересекая крохотный вестибюль, в котором сегодня было удивительно многолюдно, он привычно кивнул дежурной сестре, отметив про себя странное выражение ее лица, смесь недоумения и сочувствия. Разбираться в чужом настроении у него не было никакого желания, он стремительно поднялся по лестнице и вошел в ординаторскую.

– Добрый день, Андрей Сергеевич! Как она?

– Здравствуй, Андрей. Мы сделали все, что могли. У нее сильное сотрясение, большая гематома, которую я убрал, надеюсь, успели во время, но сейчас рано что-либо говорить. Пока она в коме. Никаких переломов нет, только очень глубокие ссадины и порезы, пришлось наложить множество швов. Внутренние органы не задеты, что странно, учитывая, как она вылетала через лобовое стекло. Говорят, стожок значительно смягчил падение. Спасибо "Васе", что не вывез вчера траву с поля.

– Какому Васе?

– Это я образно. Сегодня обещали осадки, сено должны были убрать вчера, но кто-то просто не вышел на работу. Возьми себя в руки, Андрей. Пока ты ничем не можешь помочь. Смирись с этим. Пойдешь к ней?

– Обязательно, хочется просто посидеть с ней.

– Да, вот еще что. Вяземский помолчал, словно раздумывая, стоит ли делиться своими сомнениями, но потом продолжил.

– Мне показались очень странными ее травмы. Как я уже говорил, у нее большая гематома затылочной части, а множественные порезы по всему телу. Как-то не стыкуется, если учесть, что она вылетела через лобовое стекло.

– Она могла удариться о землю при падении.

– В принципе могла, но характер удара другой, более компактный, что ли. Более точечный.

– Может камень?

– Это больше похоже на правду. Впрочем, наше дело лечить. А ты напряги свои связи, пусть возьмут это дело на контроль. Ну иди, Ирина тебя проводит. А я с Вашего позволения вздремну.

С этими словами он легко коснулся какой-то кнопки на столе, и через секунду в открывшуюся дверь впорхнула Ирина в наглаженном белом халате и накрахмаленной шапочке.

Пригласив Горенского следовать за собой, она защебетала торопливо и не очень складно.

– Представляете, ее привезли ночью и сразу на операцию. Хорошо, что Вяземский живет совсем рядом и готов в любое время дня и ночи встать к столу. В общем, к его приходу уже были сделаны все обследования, подготовлена операционная и бригада врачей в боевой готовности.

– А почему мне сразу не позвонили?

– Так ведь никто не знал, что это Ваша жена. Ее доставили без всяких документов, Полицейские обещали сообщить данные, как только установят личность пострадавшей. Уже утром к нам привезли ее сумочку, а там техпаспорт на машину и водительское удостоверение. Лицо на фотографии показалось мне знакомым, я ведь видела ее несколько раз, ну и фамилия, конечно... Сюда, пожалуйста.

С этими словами она толкнула дверь с номером "5" и впустила его внутрь.

– Спасибо, Ирочка. Дальше я сам.

– Если что-то понадобиться, позвоните.

Она указала на крупную белую кнопку и растворилась в глубине коридора.

Андрей Львович медленно оглядел палату. От его внимательного взгляда не ускользнула ни одна мелочь. Он отметил безукоризненную чистоту комнаты, новое современное оборудование, приглушенный гул работающих датчиков, причудливую кровать с неимоверно белым бельем и белоснежную мумию, до пояса прикрытую простыней. На бинтах, опоясывающих тело, кое-где проступили пятна крови. Пятна были свежими, так как еще не успели потемнеть, и резко контрастировали своей алостью с преобладающей белизной. Ни одного свободного кусочка кожи, только глаза с опущенными веками и синие пальцы правой руки. Он опустился на колени перед кроватью и, приподняв забинтованную руку, прижался к ней губами. Ничто не шевельнулось в его душе, он ничего не чувствовал, ни боли, не печали, ни жалости ни трепета. Как будто перед ним был совершенно чужой человек, чужая безжизненная рука, чужое незрячее лицо, чужой незнакомый запах.

"Этого не может быть"– снова подумалось ему: "Все это происходит не со мной". Сердце билось спокойно и размеренно, а память уводила его прочь от сегодняшнего дня к событиям многолетней давности, когда они впервые встретились в весеннем просыпающемся лесу.

Глава 2.

Нежные солнечные лучи робко просачивались сквозь яркую зелень молодой листвы, приятным теплом скользя по лицу. Невольно щурясь, он пытался понять, куда так стремительно исчезла рыжеволосая фурия. Он был так увлечен своими мыслями, что не сразу услышал голос друга, неизвестно откуда появившегося на поляне и взирающим на него с насмешливым удивлением.

– Андре, очнись!

– Ты что-то сказал?

– Повторяю для глухих. На нашем месте студенты из "Универа" разбили лагерь. Девчушки – прелесть. Я знаю, знаю, что ты не любишь большие компании, но, может быть, сделаем исключение и присоединимся к ним, нам ведь все равно придется где-то искать ночевку. Почему бы не здесь, тем более, что они оккупировали балаган, палаток всего две.

– Хорошо. Пойдем осваивать территорию.

– Что?!! Вот так сразу согласился? И даже ничего не возразишь?

– Что тут возразишь, глупо менять свои планы только из-за того, что кто-то расположился на нашем месте. Поляна большая, все поместятся!

Через несколько минут они уже жали руку руководителю университетского турклуба, оказавшимся давнишним другом, с которым вместе не только делали "категории", но и выступали в одной городской команде. Тот не скрывал радости.

– Ребята, вы мне посланы Богом! Завтра по плану скальные занятия, а у меня в основном "бабье" и все хотят вверх. Поможете?

– Само собой, тем более, что мы тоже планировали скалы. Андрей, что скажешь?

– Скажу, что о планах придется забыть, вряд ли наши маршруты подойдут девчонкам, придется проложить новые, проще.

Николай довольно потер руки: "Вот и славно, давайте сходим сейчас к скалам, посмотрим намеченные трассы, как раз успеем до темноты".

Шагая с ребятами по лагерю, Андрей поймал себя на том, что внимательно рассматривает туристов в надежде увидеть девушку, встреченную им у ручья, но рыжеволосая злючка, как сквозь землю провалилась, а расспрашивать про нее не хотелось. Впрочем, уже через несколько минут он перестал о ней думать, поскольку теперь его голову занимали более серьезные проблемы. Необходимо было проверить трассы, убедиться в безопасности намеченных маршрутов и надежности оборудования. На скалах они провозились до темноты, так что в лагерь пришлось возвращаться в кромешной тьме, светя под ноги жужжащими "жучками".

На поляне жизнь кипела вокруг яркого костра. Туристы, усевшись на длинных поваленных стволах, уплетали макароны с тушенкой, один аромат которой заставил Андрея проглотить слюну. Не успели они присесть, как их со всех сторон окружили девицы, спешащие одарить их своим вниманием. Одни несли миски с едой, другие кружки с чаем, третьи предлагали бутерброды и все это с приветливыми улыбками и ласковыми взглядами. Николай привычно поблагодарил кивком головы и принялся за еду. А вот с другом Андрея творилось что-то странное. Он пришел в неописуемый восторг от такого количества симпатичных девочек, вернее от их заботы. Еда перестала его интересовать, он без зазрения совести заигрывал со всеми, не зная на ком остановить свой выбор.

– Колек, как ты справляешься с этим прелестным батальоном? Это ж с ума можно сойти!

– Видишь ли, мне приходиться думать в первую очередь об их безопасности, а уж потом о прелестях. Но, поверь, до прелестей никогда не доходит.

Под веселую перепалку друзей, Андрей с равнодушным видом осматривался по сторонам, не желая даже себе самому признаться, что ищет девушку. Она сидела напротив, на той стороне костра. Яркое пламя пляшущими языками то закрывало ее, то милостиво позволяло рассмотреть озорное личико с восхитительным румянцем. Она смотрела на огонь, лишь изредка, кивая своему собеседнику и не обращая никакого внимания на огромную лапу, крепко прижимающую ее к себе. По мнению Андрея, эта лапа должна была просто раздавить девчонку, так возмутительно нелепо смотрелась она на хрупком обнаженном плече. Дальше все происходило, как в немом кино: стремительно и беззвучно, голоса исчезли, ночной лес перестал шуметь, костер трещать. Кривая улыбка соскользнула с его губ, девушка оторвала взгляд от танцующих искр и, взглянув прямо на него, улыбнулась. Едва уловимое движение плеча, молниеносно исчезнувшая лапа, взметнувшееся ввысь протуберанцы. Когда пламя, вновь обрело ровное горение, незнакомка успела раствориться в темноте молчаливого леса.

А потом раздался этот кошмарный крик, липким ужасом накрывший всю поляну. Девчонки замерли, парни, обгоняя друг друга, помчались к балагану. Андрей с Николаем оказались в эпицентре первыми и буквально остолбенели от увиденного. В проеме давно несуществующего окна стояла исчезнувшая девица с керосиновой лампой в руке и орала, что было мочи, а перед ней лучах тускло мерцающего света гарцевала маленькая серенькая мышка, которая, вместо того, чтобы юркнуть в норку, двигалась, как загипнотизированная, прямо на девицу. Андрею не составило большого труда схватить одуревшего мышонка и выдворить из полуразрушенного дома, Николай же разразился ласковой тирадой.

– Настенька, деточка, закрой свой ротик и заклинаю, не слово о том, что ты видела. Прыгай, солнышко вниз, пока сюда не прибежали твои подружки.

– Ни за что!!! А вдруг, она не одна? Я не собираюсь ночевать в этом мышином клоповнике!

– А клоповник то тут при чем?

– Для красного словца! Я ни за что здесь не останусь, или переведи меня в палатку, или я буду всю ночь дежурить у костра, или просто спать под открытым небом, или на дереве.

– Настеночка, ты же была первая среди тех, кто не захотел нести на себе палатки. Вспомни, как вы радовались, узнав, что можно ночевать в балагане и не нужно тащить на себе лишний груз.

– Да, радовались, но ты не говорил, что балаган это заброшенный дом и рассадник мышей!

– Слово балаган, само по себе обозначает не хоромы. Никто не виноват, что ты нафантазировала пятизвездочные апартаменты. А мышка сюда забежала случайно, все ее сородичи уже давно в лесу, да и она сейчас к ним присоединится.

–Не надо меня успокаивать, тем более так грубо врать! Где одна, там их десятки! Обещаю тебе, на обратном пути буду нести палатку, безропотно и молча, только позволь переночевать в ней!

– Ну как я могу переселить тебя, палатки переполнены, никто не захочет меняться. Нужен веский аргумент, что бы тебе уступили место. Ну хватит, не дури, спускайся сейчас же. Слышишь, девчонки уже на подходе. Если ты посеешь панику, прощайся с клубом. Кстати, лампочка у тебя откуда? Дай ка ее сюда, от греха подальше.

– Что, боишься, что мышки на свет побегут?

– По технике безопасности не полагается!

Николай выглядел растерянным и впервые не знал, что предпринять. Он умоляюще взглянул на Андрея, тот, не долго думая, схватил возмутительницу спокойствия и, перекинув через плечо, вынес из дома со словами: " В нашей палатке есть место, можешь располагаться!"

Еще не веря, что все так просто разрешилось, Николай вышел навстречу встревоженной толпе: " Всем успокоиться. Ничего страшного не произошло, Настя упала и заорала от неожиданности. Вы же знаете, какое она трепетное создание. Сейчас доктор осмотрит ее ногу и окажет помощь. Отбой!" Потом повернулся к "Доктору" и уже шепотом добавил: "Век не забуду. Ты даже не понимаешь, что ты сделал, ты такое предотвратил, такое... Представь себе всех этих баб на подоконниках и со включенными сиренами! Да поставь ты ее."

–Нет уж, нет уж. Я же ногу повредила, забыл? Тащите теперь меня и вещички не забудьте. Все в рюкзаке. Я даже спальник не успела вытащить.

– Настюха, ты обнаглела!

– Нет, Коленька, я просто беспокоюсь за правдоподобность твоей версии.

И тут откуда-то вынырнул хозяин огромных "лап". Андрей узнал его сразу по "лапам", конечно же.

– Что случилось, Настенок, это ты так кричала? Куда вы ее несете? Давайте я помогу!

Он протянул руки, чтобы забрать драгоценную ношу, но Андрей увернулся и продолжил путь к поляне. Это ласковое обращение и встревоженный голос испортили настроение, он уже приготовился излить на парня внезапно вспыхнувшую злость, но Николай опередил его, отправив того наводить порядок в помещении и помочь девушкам в устройстве ночлега. Описанная руководителем картина с орущими барышнями так его впечатлила, что он боялся любой возможности разглашения мышиной тайны.

Через несколько минут в лагере наступила тишина, все наконец-то угомонились, только двое дежурных тихо перешептывались у костра, да прохладный ветер шелестел в кронах деревьев. Как оказалось, распоряжения командира, здесь выполнялись беспрекословно всеми, за редким исключением. И это редкое исключение, теперь копошилось рядом, осваивая новую территорию. Надо сказать, что оказавшись в чужой палатке, девушка притихла, от былой смелости не осталось и следа. Она почти неслышно достала свой спальник и юркнула внутрь.

"Спальник то так себе, обычный ватный, изрядно потрепанный, в таком обязательно замерзнешь. А эта дурочка, еще и в легкой кофточке без рукавов. Чему их только учат в Универе". Его мысли прервал совсем не сонный голосок.

–Извините, пожалуйста! Я забыла Вас поблагодарить! Не хочу быть назойливой, но может быть, Вы представитесь?

Он рассмеялся весело и беззаботно. Злость ушла. Тень парня с огромными ручищами растаяла, и в душе снова воцарился покой.

– Я думал, Вы давно уже спите, и такие мелочи, как имя человека, лежащего рядом, Вас не интересуют. Андрей.

– Очень приятно, а я Настя.

– Что Вы говорите? Вот так просто, Настя? Не Настеночка, не Настенька.

– Вы сердитесь, да? Я очень Вас стеснила? А где Ваш товарищ?

Друга, действительно не было, как и его спального мешка, значит, нашел себе тепленькое местечко. Град обрушившихся вопросов, вселил в него надежду на продолжение общения и исполнение самых смелых желаний. И он поспешил успокоить любознательную соседку.

– Он взрослый мальчик, думаю, сюда уже не придет.

– Вот здорово! Мы будем только вдвоем!

Ему определенно нравилась эта восторженная непосредственность!

– Значит, на каждого приходится ровно половина! Как-то Вы неудачно расположились, почти посредине. Не могли бы отодвинуться ближе к краю.

Андрей потерял дар речи от неожиданной наглости и стремительно откатился за указанную черту.

– Спасибо, я никогда еще не спала в походе в таких королевских условиях. Спокойной ночи.

– Вы не боитесь замерзнуть? Ночи еще холодные, хоть свитер наденьте.

Но она никак не отреагировала на его слова. Возможно, уснула, или делала вид, что спит. Уж слишком нарочитой была тишина на ее половине.

Андрей закрыл глаза, пытаясь заснуть, но сон пропал, испугавшись многочисленных мыслей, оккупировавших голову. Он не в первый раз приглашал девушек в свои походные апартаменты, хотя это случалось и не слишком часто, поскольку он предпочитал путешествовать вдвоем с приятелем, но если уж предоставлялся случай, он никогда его не упускал. Барышни, как правило, были не слишком щепетильны, без лишних комплексов, веселые и нежные. А эта не просто проигнорировала его великодушие, отодвинула на самый край, но еще и заснула молниеносно, как засыпают дети, которых ничего не беспокоит и ничего не волнует.

Юноша не испытывал обиды, более того, он вдруг понял, что улыбается: "Надо же! Сказать кому, не поверят, что такое бывает". С этой светлой мыслью он почти погрузился в сон, но внезапные стоны соседки снова вернули его в реальность. Он приподнялся, опираясь на локоть и прислушиваясь. Настя стонала во сне, как будто что-то ее терзало и мучило, и этой муке не было конца.

" Настя, Настенька", – он легонько потрепал ее за голое плечо. Плечо было холодным и гладким, как мрамор. Она вскрикнула и села, тяжело дыша и сотрясаясь от мелкой дрожи.