Текст книги "Аише"

Автор книги: Любовь Хилинская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

12

Орудие убийства, а это было, конечно, оно, выпало у нее из разжатых пальцев, утонув в снегу.

Уже не обращая на кровь внимания, Аише припала ухом к груди незнакомца, но шуба не давала прослушать, бьется ли сердце. Тогда она распахнула меховые полы и подивилась, что под этим одеянием он обнажен до пояса. Вновь приложила ухо к груди и услышала слабые удары.

– Бьется! – воскликнула она, застегивая пуговицы на незнакомце.

Судя по их тяжести и блеску, они были из чистого золота – очень дорогой металл, позволить себе который могли лишь богачи. Но чтобы из него делать какие-то пуговицы – ведь это расточительство!

Покачав осуждающе головой, Аише вскочила на ноги. Все-таки она затащит этого мужчину на сани, несмотря ни на что! Задирая колени, подтащила их ближе и снова взялась за мужчину, дергая его изо всех сил. Следовало спешить – небо темнело, скоро выйдут волки, коих зимой по ночам бродило даже вокруг дома много, а уж в лесу и подавно. Растерзают, как пить дать! Удивительно, что до сих пор не пришли на запах крови.

Рыча от натуги, уперлась ногами в спину незнакомца, еле оторвав его от поверхности и попыталась подсунуть сани под него, но потерпела неудачу – слишком велик был вес у мужчины.

– Тяжеленный! – отдуваясь, воскликнула она.

Придется привязывать веревку и тащить его просто по земле, хоть волоком, а управится. Главное, до опушки дойти, а там и деда можно позвать на подмогу.

Пока вертела неподъемного раненого туда-сюда, протягивая подмышками веревку и завязывая толстый узел, вспотела. В варежках невозможно было это делать, а потому пальцы быстро заледенели. Подув на них, согревая, сунула обратно в теплые шерстяные рукавички и взялась за петлю.

– Ээээх! – просипела она, протягивая мужчину по снегу. – Эээх!

Рысь бежала рядом, оглядываясь. Она чуяла кровь, ее это будоражило. Ноздри кошки раздувались, глаза сверкали, она настороженно следила за незнакомцем, а тот так и не пришел в сознание. Голова его болталась при каждом рывке, ноги и руки безвольно скользили по снегу.

– Не могу больше! – простонала Аише, падая в очередной раз. – Сил нет! Тяжелый какой! Уф! Рыська, иди домой, веди сюда деда. Не справлюсь я одна!

Рысь фыркнула, будто говоря, что никуда она не пойдет, покружила на мягких лапах, вспрыгнула на ветку, уронив белую снежную шапку, и смотрела сверху, сверкая глазами.

– Воды! – раздался тихий голос. – Дай воды!

Аише подползла к голове раненого.

– Нет воды! – ответила она, жалея его.

Зачерпнув горсть снега, вложила ему в распахнутый рот, ощутив, как щетина кольнула кожу на руке. Губы незнакомца были мягкие, скользнув по пальцам, вызвали странные ощущения, не похожие на щекотку, скорее, приятные. Сквозь полуприкрытые ресницы он наблюдал за ней.

– Не бросаешь меня, – хрипло заметил он. – Оставь тут, не дотащишь.

Аише упрямо помотала головой.

– Сейчас передохну, и дальше пойдем! – твердо сказала она. – Ты живой, я тебя не брошу!

Отдышавшись, она поднялась и упрямо перекинула веревку через плечо, потащив незнакомца. Тот, хоть и слабел от потери крови, помогал, как мог – толкался ногами, оставляя за собой красные вмятины в белом покрывале снега.

Небо темнело. Солнце уже скрылось за горизонтом, последними лучами освещая лес и двух едва ползущих путников среди исполинских деревьев. Рысь тенью стелилась рядом, не убегая. Она чуяла опасность, адреналин бурлил в ее крови, но заставить хозяйку бросить раненого дикая кошка не могла, а потому ей оставалось только тревожно вслушиваться в посторонние звуки.

Вскоре сумерки окончательно укрыли землю. Аише упала в снег, больше не имея сил двигаться. Мышцы ее гудели от напряжения и боли, дыхание со свистом вырывалось из груди.

– Как зовут тебя? – просипела она, заглатывая снег.

– Киаран, – ответил незнакомец, пытаясь подняться.

Ему это почти удалось – он сел, придерживаясь руками, закрыл глаза, задышал шумно.

– Голова кружится, – сказал встревоженной девушке.

Она озиралась в темноте – куда идти? Следов, по которым она ориентировалась, было почти не видно. Вся надежда на Рыську.

– Домой, Рыся! – сказала она, поднимаясь. – Идем домой.

Кошка спрыгнула вниз, оглянулась на хозяйку.

– Хочешь встать и попробовать идти? – спросила Аише у Киарана. – У меня уже сил нет тащить тебя волоком. Хоть немного пройдем.

– Хочу, – упрямо сказал он. – Помоги подняться.

Девушка подошла ближе. Мужчина встал на колени, шатаясь. Лицо его было не темнее снега, губы посинели, длинные волосы разметались по плечам.

– Дай руку! – потребовал он, ставя одну ногу в снег.

Аише закусила губу, когда Киаран оперся на нее всей своей массой, пытаясь выпрямиться, оказываясь выше на целую голову. Дышал он со свистом, шатался, создавая впечатление, что сейчас упадет обратно.

– Идем! – слабым голосом сказал он. – Пока есть еще силы, надо идти.

Едва волоча ноги в снегу, эти двое качались и ползли медленно, словно две улитки, упрямо продираясь сквозь плотный снежный покров. Как назло, замела метель, почти сшибая ветром путников. Рысь бежала впереди, то исчезая, то возвращаясь.

– Аише! – услышала девушка голос деда Лукьяна. – Ая!

– Деда! – закричала она что есть силы и чуть не упала, а вот Киаран завалился в снег, увлекая ее за собой и придавливая своим телом.

Рыська стрелой кинулась к Лукьяну, потом метнулась обратно, указывая путь.

– Что случилось, девочка? – старик почти бежал вперед. – Что с Аише?

Рысь оглядывалась, указывая дорогу. Сквозь заметавшую пургу почти не было видно пути, однако, она чуяла хозяйку и также чуяла волков.

Когда дед нашел барахтавшихся в снегу двух человек, сердце его чуть не выпрыгнуло – он думал, что это Ая ранена, вся перепачканная в крови, и безмолвный незнакомец, которого она тянула вперед, размазывая по лицу слезы.

– Что? – страшным голосом спросил он, как можно быстрее спеша навстречу.

– Спасти! Надо спасти! – сил говорить уже не было.

Голос осип, глаза почти не видели ничего.

Вдвоем взявшись за веревку, Аише и дед Лукьян поволокли Киарана вперед, утопая в снегу. Ужа затаскивая неподвижное тело в дом, услышали волчий вой.

Метель разыгралась в полную силу, заваливая снегом маленький дом и все вокруг. Еще немного, и выбраться из леса стало бы невозможно…

13

Летидор сидел в кресле абсолютно голый с бокалом вина и задумчиво глядел в панорамное окно на серый в лучах едва показавшегося из-за горы солнца город. Правая нога его была небрежно закинула на левую, он слегка покачивал ею, размышляя о сложившейся ситуации в целом и отдельных моментах в частности.

Столько времени он ищет – и все без толку. Тысячи девушек разного возраста, похожие ликом на рыжеволосую королеву огненных фениксов и не очень – и все не те. Хотя, было в этом то, что дарило ему удовольствие. Юные испуганные девственницы. Их эмоции, страх, боль – все это будило в Императоре странные чувства радости и удовлетворения. Ему было интересно наблюдать, как очередная глупышка, накануне ненавидящая его до одури, вдруг оказывалась влюбленной по уши после первой же ночи. Конечно, после этого с ней становилось скучно, девушку отдавали отличившемуся воину или слуге, а сам Император продолжал поиски. Некоторые, правда, оставались в его покоях дольше, чем на одну ночь, те, кто мог сопротивляться чарам. В них, как выяснилось, текли капли крови высокородных – когда-то некоторые представители магов не чурались смеси с низшими, кидая свое семя направо и налево. Эти девушки могли развлечь Императора ненадолго, но потом и они отдавались в руки довольных подчиненных.

Летидор искал. Он чувствовал, что его Анастаише жива, знал, что она еще не обрела силу, что не пользуется своей огненной сущностью, но что эти знания – ведь найти ее он не мог.

Наступила зима, укутав мир белым покрывалом и студеной изморозью. Грудень (ноябрь – прим.авт) в этом году оказался как никогда морозным, заставляя народ сидеть по домам и подъедать запасы. Искать стало сложнее. Высокородные спешили по своим поместьям, пока не замело окончательно дороги, отказываясь от почестей, положенных за поимку наследницы. Летидор злился. Он был императором, его боялись, его уважали, ему подчинялись, но победить природу он не мог. Огненные фениксы, владеющие артефактом всевластия, могли управлять флорой и фауной, разумными и неразумными, высшими и низшими – все было в их власти. Скоро, очень скоро и Летидор получит всю мощь этого невзрачного камня в свои руки. Нужно только разыскать девицу…

******

Аише сидела у печи, согреваясь и наблюдая, как дед Лукьян возится с раненым. Тот так и не пришел в себя, лежал на лавке, куда его еле затащили спасители, раскинув руки и ноги, а старик обрабатывал рану и приговаривал:

– Ишь ты, ироды какие, напали на мальчонку, все плечо ему разворотили. Поди, рука-то будет работать, когда заживет, не видать, чтоб жила была перебита, но кто его знат. На войне-то всяко бывало, кажись, легкая рана совсем, а то нога плетью повиснет, то рука, то и вовсе солдат ходить не может, да гадит под себя. Эх, давно все кончилось, а как сейчас помню глаза мальчишки, который на войну за старшим братом поперся, да так и сгинули оба. Не доброе это дело, ради чего бы ни затевалось – столько простого народу мрет. Высоким-то что, они могут и магией лечиться, и защитные амулеты носить, а нам погибай.

Девушка слушала, не перебивая, закусив кончик косы и наблюдая, как споро старик накладывает повязку на мужчину, обмыв перво-наперво рану и присыпав ее каким-то порошком.

– Ты смотри, девка, да запоминай, – сказал, строго глянув на нее, – это порошок из курум-корня, он кровь останавливает, да вредный огонь из раны гонит. На войне-то, бывало, легонько ранят, а потом как начнет огнем гореть раненый, так и сгорает весь за несколько дней. А этот вот корешок шибко целебный, достать его сложно, он высоко-высоко в горах растет, туда дойти-то не всякий отважится, однако, помогает хорошо. Уж и не думал я, что пригодится когда, прибрал на всякий случай. А поди ж ты – есть применить куда.

Аише молчала, разглядывая обнаженный торс мужчины. Он был бледен, однако, даже теперь можно было разглядеть, что кожа его смугла то ли от загара солнечного, то ли сама по себе, волосы почти черные, равно как и брови и ресницы, длинные, изогнутые.

«Красивый! – подумала она. – Будто нарисованный. Разве ж такие бывают?».

В деревне-то все красавцы были широколицые, да крепкие, с пудовыми кулаками, а у этого хоть грудь и широкая, а все одно видно, что не деревенский – пальцы на руках и ногах длинные, ступни узкие, черты лица тонкие, с высокими скулами, волевым подбородком с ямочкой, да губами, к которым нет-нет, да возвращался взгляд – каково это – целовать такого? Девчонки-то обсуждали промеж себя, кто как из парней целуется, а вот Аише не доводилось такого испытать, да и не хотелось ни с кем.

Наконец, дед закончил с перевязкой, да пошел к печи.

– Давай вечерять, да спать укладываться. Поди, не помрет твой подопечный до утра. А там посмотрим, коли жар не начнется, выживет.

Аише поднялась на ноги, пошла к умывальнику и долго мыла руки, задумавшись. Кто же этот незнакомец? Как в лесу-то оказался, ведь ни следа вокруг? Чудеса! Будто по воздуху пролетел, да шмякнулся. Да только известно – люди не летают! Мама говорила, раньше были такие люди-птицы, финксы, что ли, слово мудреное, не запомнила Аише, вот они могли летать. Самой девушке часто снилось во сне, что она по небу летает, раскинув крылья, а мама отвечала на это, что так дети растут – когда летают во сне.

– Иди уже, скоро кожу всю сдерешь с рук, – проворчал дед, гремя чашками.

Усевшись за стол, схватила кусок теплого хлеба, взяла ложку, погрузив ее в ароматную кашу с маслом. Молоко, творог и масло было в достатке – коза Майка, выращенная из маленького козленка, которого дед купил года три назад, была молочной породы, весь год доилась, а недавно Лукьян водил ее с собой в село, чтоб понесла от тамошнего производителя. Если все получилось, то к весне надо ждать приплод. Авось, будут и козлятки.

Рыська по-первости-то кинулась на нее, как лапа зажила, да так получила рогами под свой пушистый зад, что с тех пор обходила бодливое существо стороной, опасаясь и косясь всякий раз в сторону сарая.

Аише улыбнулась при этом воспоминании, а дед крякнул недовольно.

– Опять мечтаешь о чем-то! – пробурчал он. – Гляди, домечтаешься! Нам, простым людям, негоже думы всякие думать, надо проще жить. Это эти вон, – кивок на мужчину, – могут себе позволить дурью маяться, а мы нет. Наша жизнь деревенская, как потопаешь, так и полопаешь. Давай, убирай посуду-то, да ложись. Занял он лавку-то твою, на полу сегодня придется. Ты к печи-то прижмись крепче спиной, в шубу завернись, так ночь и скоротаешь! – и полез на полати.

Девушка убрала со стола, задула лучину, прежде кинув взгляд на незнакомца с фиолетовыми глазами, да легла на пол, прижавшись спиной к жаркому печному боку. Сон пришел, как всегда, с цветными кругами перед глазами, замелькали картинки, закружили, унося ее за собой…

14

Утро началось с грохота посуды.

Аише вскочила, не понимая, что случилось, больно треснулась о лавку головой, разлепила глаза и уставилась на еле держащегося на ногах раненого.

Тот тяжело дышал, держась обеими руками о край стола и согнувшись.

Подскочив к нему, схватила за талию двумя руками.

– Тише, тише! – попросила она. – Не надо волноваться! Все хорошо, ты спасен!

Мужчина медленно повернул голову и глянул на нее сверху вниз, кривя губы.

– Дотащила-таки! – усмехнулся он. – Воды дай! Пить хочу! Потом обниматься будем.

Смутившись, что непозволительно прижалась к постороннему мужчине, Аише вспыхнула и отшагнула назад, обхватив себя руками. Счастье, что не переоделась на ночь в спальную рубаху, а то сраму-то было бы! Деда Лукьяна она не стеснялась, тот сам ей и купил одежду, да и старый был уже, а этот вот незнакомец был молодой, красивый, с такими вот девки и теряют головы.

– Воды! – напомнил он, чуть дернув уголком губ.

Метнувшись к большому бочонку у двери, схватила ковшик с гвоздика на стене, зачерпнула снеговой воды, подала раненому. Тот принял посудину из ее рук, поднес к губам, не сводя с девушки взгляда, присосался жадно. Она видела, как дергается его горло при каждом глотке и покрывалась мурашками отчего-то, в волнении теребя край косы.

Киаран допил, поставил ковш на стол, утер губы тыльной стороной ладони и уставился на Аише своими большими глазами цвета лаванды.

– Напомни, как тебя зовут, – сказал он. – Вчера совсем плохо мне было, не запомнил, если ты говорила.

– Аише! – прошептала она. – Давай помогу лечь обратно!

– Не надо, – отозвался он. – Ты одна тут живешь?

– Проснулись уже? – раздалось ворчание с полатей.

Кряхтя, дед Лукьян сполз вниз и уставился на мужчину, воинственно выставив вперед седую бороду и задрав голову. Кожа на худой шее его при этом натянулась, стало видно, как бьется жилка.

– Дед? – смерил его взглядом Киаран. – Хорошо. Помоги мне тогда, а то девку неудобно просить о таком. Проводи до… отхожего места.

– Чавой-то он лопочет, не пойму? – Дед подошел ближе. – Не по-нашему говорит!

Девушка вспыхнула еще сильнее под смеющимся взглядом Киарана, смутилась и отвернулась.

– В отхожее место просит сводить, – пояснила она, не зная, куда деться от стыда. – Идите. Я пока печь растоплю, да чайник поставлю на огонь! – сказала, подходя к печке и присаживаясь у заслонки, чтобы ее не было видно.

Она слышала, как мужчины одеваются, потом хлопнула дверь. Прижав к пылающим щекам прохладные пальцы, закусила губу. Какой срам! Сама прижималась к горячему телу Киарана, чувствовала его кожу под пальцами, которые все еще горели от тех ощущений. Вот же стыд!

Споро растопив печь, водрузила пузатый чайник на открытую конфорку, аккурат над пламенем, достала из погреба головку сыра, хлеб, порезала все ломтями, достала мешочек с сушеными травами, залила кипятком и поставила настаиваться, потом подумала, еще раз нырнула в погреб, достала припрятанную баночку земляничного варенья – пусть высокородный знает, что и у деревенских есть вкусности! Да еще почище многих лакомств. Наверное. Ведь неизвестно, чем эти маги питаются, может, у них земляника не в ходу.

Пока возилась у стола, забыла о смущении, но как только хлопнула входная дверь в сенях, снова ощутила сердцебиение и волнение. Что за неведомые силы?

Дед Лукьян вошел первым, держа на плече руку Киарана. Тот ступал тяжело, видно было, что слабость все еще накатывала на него.

– Замело-то как! – посетовал старик. – Пришлось сначала расчищать дорогу. Рыська твоя на охоту убежала, нет ее.

Аише встретилась взглядом с фиолетовыми глазами, в которых притаилась насмешка над ней, неловко наливающей отвар в кружки, и ойкнула – кипяток попал на нежную кожу запястья.

– Да что с тобой сегодня? – дед забрал у нее чайник. – Садись давай, ешь, да надо у козы прибрать, раз поднялись рано. А я, пока ты ходишь, помогу гостю обмыться в бане. Затопил уже, скоро согреется. Негоже рану-то в грязи держать.

Аише молча кивнула. И то верно. Чем меньше она будет встречаться с этим странным мужчиной, тем лучше. Плохо только, что дед его не понимает, придется им через нее общаться.

После завтрака, на котором кусок в горло не лез, Аише засобиралась в стайку – надела старый дедов тулуп, большие катанки, платок на голову, да рукавицы, став похожей на огородное пугало. Она и сама знала, что выглядит непрезентабельно, но только сейчас вдруг ей стало за это стыдно. Стрельнув глазами в мужчину и получив в ответ ухмыляющийся взгляд, кинулась в двери, чуть не растянувшись на пороге неловко.

– Ишь ты, – услышала задумчивый дедов голос в спину, – как разобрало-то!

Первым делом заглянула в открытый сарай – Рыськи не было, следы вели цепочкой к лесу. Значит, и вправду ушла на охоту, вернется к вечеру, скорее всего. Вздохнула. Поговорить бы с ней, рассказать пушистой подружке свои переживания, больше некому, да надо ждать, пока домой вернется.

Снегу за ночь намело почти по колено. Аише разгребла дорожки ко всем хозяйственным постройкам, расчистила пути, чувствуя, как от натуги гудят мышцы. Хотелось присесть и отдохнуть, но пришлось идти в стайку к Майке, выбирать руками навоз из соломенной подстилки, потом отмывать пальцы в ледяной воде, давать свежее сено, доить козу, слушая, как струйки сначала гулко хлещут в пустое ведерко, а потом уже все глуше и глуше, когда молоко заполнило посудину.

За козой последовали куры. Их было немного – всего пяток, да петух с разноцветным хвостом. Задала корм и им, пошарив по гнездам и нащупав круглые теплые яйца. Собрала в корзинку, налила свежей воды, прибралась в курятнике.

Утро пролетело за заботами незаметно, пришла пора возвращаться в дом. Дед уже должен был заниматься обедом, у них было негласное правило – кто в доме остается, тот по кухне главный. В других-то семьях это было чисто женской обязанностью, но тут были свои правила, а дед Лукьян не чурался никакой работы, порой колдуя над блюдами и умудряясь из простых ингредиентов готовить такое, что пальчики оближешь.

Аише отряхнула снег с обуви, обмела катанки веником, да и вошла в избу, дохнув морозом. Глазами она сразу нашарила лежащего на лавке Киарана – он спал, отвернувшись к стене.

– Слабый совсем, – поймав ее взгляд, пояснил дед Лукьян. – Я тут супа куриного сварил, для выздоровления хорошо. Ты тоже поешь, умаялась, поди, а потом отдыхай. Баня согрелась, сейчас пообедаем, да пойдем сначала мы с этим найденышем, а потом и ты.

Согласно кивнув, девушка уселась за стол и взялась за ложку – суп оказался вкусный, наваристый, с морковкой и ячменной крупой. У себя в деревне Аише с мамой выращивали много овощей, а здесь, в лесу, только морковку, да лук дед высаживал, за картошкой уже сил ухаживать не было. Ему-то одному и того хватало, это с прибытием Аиши пришлось делать запасы, несколько раз на ярмарку мотался, пополняя погреб на зиму. И то, расходовали экономно, урезали порции до минимума, отчего частенько хотелось есть. Как теперь будут на троих делить – вопрос.

Киаран завозился на лавке, вздохнул, поднимаясь. На лице его промелькнула гримаса боли, когда он шевельнул плечом, но потом увидел Аише, застывшую с ложкой во рту, и выпрямился, улыбнувшись ей. Повезло ему, что она оказалась в лесу именно тогда, когда он выпал из портала. Куда его занесло – пока неведомо, расспросить старика не удалось – кольцо-то языковое девчонка съела, а другого артефакта при себе не имел, и самой спасительницы долго не было. Ничего, впереди весь вечер, еще узнает все, что нужно.