Текст книги "Лесная избушка"

Автор книги: Любовь Воронкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Любовь Федоровна Воронкова
Лесная избушка

1. На лесной тропинке

Шурка шел по лесу снежной скрипучей тропкой. Тропка была мало хожена, итти по ней было трудно – и Шурка устал. Он еле вытаскивал свои тяжелые валенки из сугробов, и ему казалось, что лесу не будет конца. Шурка мог бы пойти по большой проезжей дороге, там итти легче, но там опасно: немцы всюду заложили мины.

На снеговых полянах тихо таяли печальные отсветы малиновой зари. Всходил месяц, тени ложились на снег от неподвижных елок. И чем выше поднимался месяц, чем ярче светил он, тем отчетливее становились тени на искристом снегу. Шурка не боялся итти. Ночь наступала светлая, волков в их лесу не водилось, дорогу он знал хорошо. Но шел он невесело, не высматривал белок и снегирей и не насвистывал песенку. Он только смотрел, как бы не сбиться с тропки да не завязнуть в сугробе.

Выйдя на лесную полянку, Шурка остановился. Он поднял глаза к вершинам елок, которые, словно задумавшись, стояли кругом. И вдруг брови его насупились и к горлу подступили слезы. Таким маленьким почувствовал он себя среди этого тихого морозного леса, таким одиноким и брошенным! Словно щенок, которого вышвырнули из дома…

Шурка провел рукавицей по глазам и, всхлипывая, пошел дальше.

– Это кто же ревет на таком морозе? – вдруг сказал кто-то рядом с ним.

Шурка остановился, замер. Тихо было кругом, неподвижно стояли елки, разноцветные огоньки сверкали на синих сугробах.

– Чудится, что ли? – пробормотал Шурка. И несмело спросил: – Кто тут?

Оглянулся, а из-за косматой елки выходит кто-то весь в белом.

Легко скользя лыжами, человек в белом подошел к Шурке. У него была круглая седая борода, черные глаза блестели из-под капюшона. Шурка робко спросил:

– Ты разведчик, дедушка?

– Я-то разведчик, – сказал старик, – а вот ты кто такой, скажи, пожалуйста? И какое право ты имеешь ходить ночью по лесу да еще реветь здесь?

– А я никто, – смущенно ответил Шурка. – Так, просто мальчик… Из Назарова я.

– Далеко зашел! Мал еще ночью по лесам-то ходить. Лет восемь есть?

– Семь.

– Как же это тебя мать пустила одного в такую поздноту?

– А ее нету… Их всех немцы угнали.

– О! Вот что! Ну, нечего, братец, нам с тобой на морозе стоять. Пойдем. Я тебя провожу, а ты мне расскажи, как и что.

Шурка и дед пошли дальше. Шурка по тропинке, а дед по снегу рядом.

– Тебя как зовут-то? – спросил дед.

– Шурка.

– Ну, Шурка, расскажи, как это у вас в Назарове случилось.

Шурке опять сдавили горло слезы.

– Немцы у нас жили, – помолчав, глухим голосом сказал он, – а потом ушли. И народ угнали. А я в это время на дворе был; взял да зарылся в солому. Вот и остался. А мать угнали. И сестру тоже. И соседей…

– А отец?

– В армии. Давно уж.

– Ну, а куда же ты теперь идешь, Шурка, горемыка ты этакий?

– К тетке иду. Она хоть и сердитая, ну все-таки… В Николаевку.

Дед остановился.

– В Николаевку?

– Ты что? – удивился Шурка.

– Не спеши, братец, – сказал старик, – не спеши. Поворачивай в сторону, – Николаева нет. Вместо Николаевки черные угольки лежат. Вряд ли ты там, братец, свою тетку найдешь.

Шурка растерянно уставился в лицо деда, ярко освещенное луной. Не шутит ли он? Нет, не шутил дед. Задумчиво и озабоченно глядели на Шурку его черные глаза.

– Что же мне теперь делать, дедушка? – спросил Шурка.

Голос у него дрогнул, он уже не мог сдержать слез. И, плача, повторил еще раз:

– Дедушка, что же мне теперь делать, а?

Дед подумал минутку.

– Ладно, – сказал он. – Может, и ругать меня будут, но пусть ругают. Становись на мои лыжи, пойдем. Только не реви, а то сосульки намерзнут.

Шурка встал сзади на большие дедовы лыжи и ухватился обеими руками за его полушубок, надетый под белым плащом. Старик повернул вправо, и они пошли в глубь леса, прямо по сугробам.

Шурка плакал. Как ни ругал он себя, как ни уговаривал, ничего не мог поделать: уж очень много накопилось у него горя. На рукавице, которой он утирался, даже сделалась тоненькая ледяная корочка, и утираться ею стало больно.

Они шли молча по синим сверкающим сугробам, мимо укутанных снегом елок, мимо серебряных берез и осин. Шурка понемногу успокоился.

– Куда мы идем, дедушка? – спросил он.

– Новый год встречать, – ответил дед.

Новый год! Шурка и забыл совсем, что наступает праздник.

– Когда немцев не было, у нас в школе елку наряжали, – сказал Шурка. – Знаешь, дедушка, до чего красивая елка была! Так и блестела вся!

– О! Подумаешь! – отозвался дед останавливаясь. – Оглянись вокруг, а разве у нас в лесу елки плохо украшены, разве не блестят они? Погляди получше.

Шурка оглянулся. И может оттого, что очень ярко светил месяц, может оттого, что в Шуркиных глазах еще стояли слезы, но он увидел, что лес и в самом деле дивно блестит и сверкает. Он прижмурил заиндевевшие ресницы, и все кругом стало еще красивее, еще чудеснее. От елки к елке вдруг протянулись серебряные нити, и на этих нитях зажглись звездочки. Они тихонько покачивались среди серебра и вспыхивали то синими, то зелеными огоньками.

– Ну, отдохнул, братец Шурка? – сказал дед. – Пошли дальше.

Шурка открыл глаза. Звезды и серебряные нити исчезли. Но лес попрежнему блестел и сверкал, будто и в самом деле приготовился к встрече Нового года.

Дед и Шурка шли по краю обрыва, над рекой. Потом спустились вниз, на реку, и пошли по льду. И на том берегу, в самой чаще, Шурка разглядел маленький домик. Узкая дорожка вела к нему через сугробы. Черные посеребренные елки протягивали свои лапы над его низкой крышей. Откуда-то послышался легкий свист, дед так же свистнул в ответ.

– Кто это? – спросил Шурка.

– Наш караульный, – ответил дед. И, остановившись у калитки, сказал: – Вот мы и дома. Приехали!

Шурка сошел с лыж. Дед отстегнул их и три раза стукнул в дверь. Послышались быстрые шаги, дверь открылась. Худенькая черноглазая девушка выскочила на крыльцо.

– Батько! – обрадовалась она. – Наконец-то! А уж мы тут затревожились было. Все вернулись, а тебя нет… А это кто же с тобой? Чей парнишка?

– Потом узнаешь, Алёнушка, – ответил дед. – Входи в избу, Шурка, не стесняйся!

Шурка вслед за дедом вошел в избу. Он очутился в маленькой чистой кухонке. У порога вместо половика лежала кучка еловых веток. В избе было жарко натоплено, пахло хвоей, горячим хлебом. Из горницы сквозь тонкую дверь слышался негромкий говор.

Черноглазая девушка стащила с Шурки полушубок. Намерзшие рукавицы его сунула в печурку. А потом открыла дверь в горницу и сказала:

– Пожалуйте!

Шурка, прячась за деда, вошел в горницу. Там в переднем углу стоял накрытый стол. За столом сидели какие-то люди. Все они обернулись навстречу деду, все заулыбались, заговорили:

– А, вот и Батько пришел!

– Заждались тебя, уж думали, немцу на мушку попал!

– Давайте место Батьку!

А потом заметили Шурку.

– Глядите, глядите! Наш Батько еще партизана привел!

„Партизаны! – обрадовался Шурка. – Так я и думал!”

Все встали из-за стола, обступили Шурку.

– Откуда? Из какой деревни? Как попал сюда?

Шурка глядел то на одного, то на другого и не знал, кому отвечать: не то дядьке с рыжеватой бородой, с наганом у пояса, не то вот этому высокому, голубоглазому, не то вон тому молодому веселому парню, который так ласково улыбается ему.

Дед Батько выручил Шурку.

– Ну, что напали? Потом расскажет. Один он на свете остался – вот и весь его рассказ. Когда-нибудь родные его вернутся, а пока… Садись за стол, Шурка! Вот сюда. Вот твое место. Понимаешь? Твое. И уж полночь скоро. Будем мы нынче Новый год встречать или не будем? Как скажете, сынки?

– Будем! – грянули „сынки” хором. – Будем!

Все уселись за стол. Алёнушка принесла из кухни кусок сочного мяса, которое еще шипело на сковороде. Нарезала на тарелке тонкими ломтиками свиное сало. Открыла стеклянную баночку, и душистым хреном запахло в избе. А потом поставила на стол большое блюдо с крупными ржаными пирогами.

– Вот как хорошо, что ты пришел! – сказала она Шурке. – У меня один пирог лишний получился, не знала, что с ним делать. А теперь вот как раз тебе!

Она взяла самый пышный, самый румяный пирог и подала его Шурке.

– Ешь, не горюй. Что было – видели, что будет – увидим.

– А будет хорошее! – добавил дед.

Партизаны тихонько спрашивали деда, где он был, что высмотрел.

А Шурка ел вкусный горячий пирог и смотрел на свою новую родню повеселевшими глазами.

2. Лесные чудеса

Наутро Шурка проснулся поздно. Солнце уже глядело в избу сквозь морозные окна. Было очень тихо – не кричал петух на дворе, не перекликались ребятишки на улице, не звякали ведра у колодца… И Шурка вспомнил, что он в лесу.

Он свесил с полатей голову. В избе никого не было.

„Или мне все приснилось? – подумал Шурка, – Столько народу было! Как же это они ушли, а я и не слышал?”

– Эй, воробушек подзастрешный! – вдруг окликнула его черноглазая Алёнушка. – Выспался? Слезай-ка завтракать!

Она сидела так тихо, что Шурка ее сразу и не заметил.

Алёнушка пряла. Пышная белая куделька, словно шапка, была надета на деревянном гребне.

Шурка слез с полатей и загляделся на кудельку.

– Это шерсть такая белая, – спросил он, – или шелк какой?

– Это не шерсть и не шелк, – ответила Алёнушка, – это облачко.

– Облако?

– Ну да. Ты вот спал, а я встала пораньше, влезла на елку, достала облачко. Вот и пряду.

Шурка промолчал. Никогда в жизни он не слышал, чтобы облако можно было прясть! А может, и правда можно – кто его знает! Ведь здесь не деревня, здесь лес.

Алёнушка дала ему горячей каши с маслом, налила чаю.

– Как хорошо, Шурка, что ты к нам пришел, – сказала она, – а то мне здесь одной оставаться всегда, знаешь, как скучно было!

Шурка ходил по избе. Любовался узором из еловых веток, которыми Аленушка украсила стены. Разглядывал маленький шкафчик-поставец с резной дверцей и резную полочку для посуды. А изо всех окон в голубые проталинки глядел на Шурку молчаливый заснеженный лес. Шурке казалось, что он даже сквозь стены слышит его глухую студеную тишину.

И вот снова вспомнился Шурке свой дом, вспомнилась мать, сестра Ксёна, товарищи… И печаль схватила за сердце. Где они теперь? У немцев в плену. Где их деревня, их дом? Немцы разграбили и сожгли.

И совсем было повесил, голову Шурка, но Алёнушка поглядела на него, бросила веретено.

– Одевайся, Шурка! Пойдем со мной по воду! Я тебе заколдованную елку покажу!

– Заколдованную? – удивился Шурка. – Как это – заколдованную?

– А вот так. Ее лесные звери под Новый год наряжали.

– Как наряжали?

– Да так. Убрали всю звездами, серебром. Ночью выйдешь на крылечко, а от нее светло, как от месяца!

– Ну да… расскажешь тоже!

А сам, уже одетый, стоял на пороге. Никакой там заколдованной елки нет, но почему не посмотреть все-таки?

В лесу было гулко, морозно. Среди больших сугробов вилась глубокая синяя тропинка. По этой тропинке спустились к реке. На реке среди зеленого льда темнела круглая прорубь.

Шурка оглядывался кругом: а где же серебряная елочка?

– Да вот она! – сказала Алёнушка. – Вон, на том берегу, на самой круче стоит!

Шурка поглядел. Стоит на снеговой круче стройная елочка. Вся она в снегу, в ледяных сосульках. Но где же звезды на ней, где же серебро?

Шурка сурово поглядел на Алёнушку.

– Ты все нарочно мне рассказываешь! Маленький я, что ли?

Алёнушка улыбнулась и легонько потрепала за ухо его шапку-ушанку.

– Не сердись! – сказала она. – Это я так! Чтоб ты не задумывался… Понимаешь? Чтоб ты повеселей был. Вот захотелось тебе на эту елку поглядеть, ты живо собрался, а то сидел бы в избе, повеся голову. Гляди-ка, до чего у нас в лесу хорошо!

Алёнушка с полными ведрами пошла домой, а Шурка потихоньку побрел за ней.

Какие большие елки! Стоят тихо, будто прислушиваются к чему-то. А калиновые кусты набрали полные охапки снега и совсем завязли в сугробах. Чу! Сучок треснул, сломался. Это белка пробежала. Вот она! Белка спустилась на нижнюю ветку и смотрит на Шурку черными глазками.

– Иди сюда, – сказал ей Шурка. Иди, я тебя поглажу!

Протянул руку. А белка испугалась, взмахнула хвостом и ускакала к вершинам.

„Вот бы ее домик поглядеть, – подумал Шурка, – как у нее там устроено”.

Ему представился домик с коньком и с окошечком, кладовые, полные орехов, теплая постель из шерсти и перьев. Говорят, белки живут просто в дупле. Но ведь Шурка этого сам не видел.

Шурка пригляделся к розовым сверкающим сугробам. Сколько следов на снегу! Вот это заячий петляет вокруг елки, – заячий след Шурка хорошо знает. А вот здесь след покрупнее. Может, лисица проходила. А вот возле самой избушки птичьи следы. Ух, сколько лапок! И под окнами и на крыше. Какие же птицы прилетают сюда?

Алёнушка выскочила на крыльцо.

– Иди домой! – крикнула она. – Что ты стоишь, как снеговое чучелко? Иди скорей, замерзнешь!

3. У Шурки есть друзья

День прошел. К вечеру Алёнушка стала то и дело заглядывать в оконные проталины.

– Как думаешь, придут наши сегодня или нет? – сказала она Шурке. – Как по-твоему?

– По-моему, не знаю, – ответил он.

– Ведь ты знаешь, брат Шурка, их дело опасное! В лапы к немцам попадут, те не помилуют!

– Не попадут! – сказал Шурка. А сам подумал: „А если попадут?”

И ему уже представилось, как окружают немцы партизан, как стреляют в них. И отбиваются партизаны, дерутся с немецким отрядом, не даются в руки врагам… Но спрятался за елку один немец и целится оттуда прямо в деда, прямо в грудь ему навел черное дуло винтовки… Ой, страшно Шурке!

В сумерки из овражка от реки раздался знакомый свист. Алёнушка выбежала на крыльцо.

– Подходи, – крикнула она, – все спокойно!

И, вернувшись, радостно сказала:

– Идут! Шурка, Шурка, встречай гостей!

В избу один за другим вошли партизаны. Щурка, бросился к деду, обхватил его и прижался лицом к морозному полушубку.

– А, соскучился! – улыбнулся Батько.

– Ты живой? – прошептал Шурка.

Дед засмеялся.

– Вот те и раз! А то какой же?

Весь вечер Шурка не отходил от деда. И ужинал с ним рядом и спать с ним лег.

Но прошел один денек, прошел другой, и у Шурки завелись новые друзья.

Угрюмого дядю Егора Шурка сначала боялся. Дядя Егор не ругался, не сердился, но он был молчаливый, никогда не смеялся, и глаза у него были мрачные.

Был у дяди Егора острый ножичек. Такой острый, что если дотронешься, сразу обрежешься. Этим ножичком дядя Егор любил в свободное время выстругивать всякие штучки – то рамку, то ящичек. Это он сделал резную полочку для посуды и разукрасил дверцу у шкафчика. Однажды дядя Егор подозвал к себе Шурку и сказал:

– На́ вот. Это я тебе сделал.

И дал Шурке маленькую резную избушку. Избушка была с трубой, с дверцей, с окошечком. До чего ж хороша! Как настоящая! Шурка заглянул в окошечко – может, там живет кто-нибудь? Но увидел только свой голубой глаз – окошечко было зеркальное.

– Спасибо, – покраснев, сказал Шурка.

А дядя Егор только поглядел на него задумчиво и отвернулся.

– Алёнушка, – потихоньку спросил Шурка, – почему это дядя Егор такой сердитый?

– Он не сердитый, – ответила Алёнушка, – он печальный. У него немцы сынка убили. Такого, как ты. Вот он и горюет. Забыть не может.

С этих пор Шурка перестал бояться дяди Егора. И когда партизаны приходили после ночного похода, озябшие, усталые, он принимал у дяди Егора его рукавицы и прятал в горячую печурку.

Подружился он и с Василием-кузнецом. Бородатый кузнец в первый же вечер таинственно спросил его:

– Шурка, а ты знаешь, кто я такой?

– Знаю, – ответил Шурка: – ты дядя Василий, кузнец-партизан.

Кузнец нахмурил черные густые брови.

– А ты, Шурка, знаешь, что я колдун?

Шурка засмеялся.

– А ну, сколдуй что-нибудь!

Кузнец пожал плечами.

– Да пожалуйста, сколько хочешь! Давай носовой платок, давай спичку!

Кузнецу дали носовой платок и спичку. Он отошел в угол, отвернулся, пробормотал что-то. Потом на глазах у Шурки положил спичку на середину платка, накрыл ее краями и сказал:

– Ну, ломай спичку!

Шурка нащупал спичку в платке и сломал.

Тогда кузнец покрутил рукой над платком, дунул на него и развернул. Спичка лежала целая. Шурка держал спичку в руках, щупал ее – нет, целёхонька! И он даже не знал, что сказать от изумления.

Партизаны улыбались, улыбались и дед Батько и Алёнушка. А Шурка просто понять не мог, как это кузнец такое чудо сделал.

Восемь партизан было в лесной избушке. А Шурка был один сынок на всех.

Но больше всего подружился он с молодым Федей Чилимом.

– Почему тебя так чудно́ зовут? – спросил его Шурка. – Чилим! Что это такое – чилим?

– Чилим – это такой орех водяной, в воде растет, – ответил Федя. – Я еще мальчишкой был, с тебя, и вычитал это в книжке – про чилим. Интересно мне показалось. Вот я товарищам говорю: „Ребята, давайте кого-нибудь прозовем Чилимом! Чилим! Чилим!” А ребята и подхватили: „Ну, вот ты сам и будешь Чилим!” Так я Чилимом и остался.

Про всё говорили партизаны – и про своих родных, которые остались в плену у немцев, и всякие истории рассказывали. Но вот куда они ходили, что делали, про это никто ни словечка не сказал. А Шурка только об этом и думал.

– Чилим, – спросил Шурка, – почему не расскажешь, где вы той ночью были?

У Чилима глаза так и загорелись.

– У, брат Шурка, мы в ту ночь таких дел наделали!

– Расскажи, Чилим! Склад у немцев подорвали?

– Ну, склад! Склад мы подорвали дней десять тому назад. А на той неделе целый отряд карателей разгрохали, в лесу подстерегли. А в этот раз… – И Чилим зашептал: – В этот раз мы целый состав с боеприпасами под откос спустили. Подкрались, подползли к линии… Притаились в кустах. Поезд идет! Мы с дядей Егором и вон с тем, с Парфенчиком, выскочили да по связке гранат под паровоз! Ох, и ударило же! Огонь! Дым! Паровоз на куски – и под откос. Вагоны друг на друга налезли и тоже с рельсов долой. Снаряды рвутся! Патроны щелкают, состав горит, немцы крик подняли! Ох, и накрутили же мы им, бандитам!

Шурка живо представил себе исковерканные горящие вагоны среди ночного леса, кричащих от ужаса немцев в ненавистных зеленых шинелях. Это немцы опустошили их деревню, это немцы разорили их дом, угнали его мать, сестру, товарищей… И школу сожгли. А они с Пашкой собирались учиться в эту зиму!

– Так им и надо! – угрюмо сказал Шурка и задумался.

Потом он подошел к деду, который отдыхал на лежанке, покуривая трубку.

– Дедушка, – сказал Шурка, – а когда же ты меня с собой возьмешь? Что же я всё и буду дома сидеть?

– О! Ишь ты! – усмехнулся дед. – А куда тебя брать? Что ты делать будешь?

– Всё! Что скажешь, то и сделаю! Ты думаешь, я боюсь? Я не боюсь. Мать у меня где? А наша Ксёна где? А я… бояться буду, да?

Дед взглянул на Шурку и перестал усмехаться.

– Возьмем! – сказал он. – Как понадобится, так и возьмем.

4. Пунцовый платочек

А понадобился Шурка очень скоро.

Он сидел в кухне и помогал дяде Егору чистить винтовку. В горницу ему входить нельзя было – там партизаны совещались о чем-то.

Шурка, наморщив брови, сухой тряпочкой протирал курок. Вдруг открылась из горницы дверь, и Чилим окликнул его.

– Собирайся, – сказал он, – пойдешь с нами!

Шурка подскочил. Он живо оделся, надвинул шапку.

– Я готов! – крикнул он и вошел в горницу.

У Шурки дух захватывало от волнения, когда шел он по лесу с партизанским отрядом. Шли без шума, без разговоров, только лыжи шуршали по снегу. Шурка потихоньку оглядывался кругом: не идут ли из чащи немцы, не крадутся ли откуда по-волчьи, не смотрит ли из еловых веток дуло немецкого ружья?

Но партизаны шли уверенно, и Шурка понемногу успокоился.

Вышли на белую лесную дорогу. Пересекли ее, миновали березовую рощу и остановились на опушке. Батько подозвал Шурку.

– Ну, брат Шурка, теперь твоя служба. Иди вот так, наискосок. Там будет изгородь. Посмотри, висит что-нибудь на изгороди или нет. А мы тебя будем ждать. Хорошенько посмотри!

– Ладно, – сказал Шурка и пошел наискосок через снежное поле.

За большим бугром он увидел изгородь. На изгороди, на голубой ольховой слеге был привязан тонкий пунцовый платочек. Светло-серое было небо, тусклый белый снег, темные елки. И только платочек этот трепетал на ветру, словно яркий, живой огонек. Шурка оглянулся кругом, прислушался. Тихо. Ни звука. Тогда он быстро подбежал к изгороди, отвязал платочек, сунул его в карман и помчался обратно. Партизаны ждали его.

– Ну что? Ну как? – бросился к нему Чилим.

– Тебя никто не видел? – спросил дед. – Никто не встретился?

– Никто, никто! – задыхаясь от бега, ответил Шурка.

– А на изгородке?

– А на изгородке вот!

Он вытащил пунцовый платочек и показал партизанам.

– Так, – сказал задумчиво дед, – значит, туда нам не путь. Поворачивай лыжи, товарищи!

И повернул обратно.

– А почему? А почему? – торопливо спросил Шурка у Чилима. – Это что значит?

– А то значит, что населенный пункт занят врагом, – ответил Чилим, – и ходить нам туда больше нельзя. Можно только ночью подобраться и только с винтовкой в руках да с гранатой у пояса.

Дошли до старого следа. Дед остановился и сказал Шурке:

– Мы себе еще дорог поищем. А ты, Шурка, беги домой. На сегодня твоя служба окончена.

Шурка по следу вернулся домой, весело вошел в избу.

– Алёнушка, я тебе подарок принес! – крикнул он еще порога. – Посмотри-ка, платочек какой!

Алёнушка взяла платочек, а сама поглядела Шурке в глаза:

– Всё сделал, что надо?

– Всё!

– И как надо сделал?

– А то как же!

– Молодец! – улыбнулась Алёнушка. – А за подарочек спасибо. Беречь его буду!