Текст книги "Легионер. Книга 3"

Автор книги: Луис Ривера

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Глава 1

Порыв ветра бросил в лицо пригоршню мелкого, как песок с берегов Нила, снега. И такого же твердого. Я поморщился. Но не от холода, а от ожидания противного скрипа на зубах. Песку я наглотался за последние годы досыта. Мне часто снится, как он забивается в рот и приходится сплевывать его каждую минуту. Врагу не пожелаю.

Я надвинул капюшон, закрыв лицо. Наружу выглядывал только кончик носа, втягивая морозный заснеженный воздух. Подумать только, снег в конце марта! Я уже успел отвыкнуть от таких сюрпризов.

– Что, центурион, озяб? – раздался рядом веселый голос. – Это еще ничего, вот на мартовские календы такой мороз ударил, что только держись! У меня пятеро рабов ноги отморозили. Да с дюжину мулов подохли. Одни убытки в этой Германии, будь она неладна.

Я обернулся, не обращая внимания на трескотню щекастого купца, хозяина каравана. Обоз растянулся на полмили. Мулы брели уныло повесив головы, посиневшие рабы обмотанные во всякое рванье, чтобы хоть как-то спастись от пронизывающего ветра так же вяло нахлестывали их. Даже наемники, охранявшие обоз, были больше похожи на сонных черепах, неповоротливых и угрюмых, а не на лихих охотников за удачей. Все, кроме мулов, мечтали о тепле очага и глотке подогретого вина. Только купец продолжал болтать и с его пухленьких губ не сходила жизнерадостная улыбка.

Милю назад я специально подбодрил коня, чтобы вырваться немного вперед и спокойно поразмыслить о том, что меня вскоре ожидает. Но этот неугомонный торговец нагнал меня и теперь ехал рядом, не умолкая ни на минуту.

– А ты откуда такой черный, центурион? Чисто эфиоп.

– Из Египта, – буркнул я.

– Ух, ты! А я дальше Корсики не бывал ни разу. Ну и как там?

– Жарко.

– И все?

– И все.

Я мог бы рассказать ему о том, что на полуденном солнце доспехи раскаляются так, что до них невозможно дотронуться – на ладони сразу вздуваются волдыри. Мог бы рассказать, каково это – день на марше, когда у тебя воды на десять глотков, но надо идти, глотая густую пыль, милю за милей, потому что если только присядешь отдохнуть, пустыня убьет тебя. Мог бы рассказать, что ночью промерзаешь до костей, даже закутавшись в плащ. И про огромные яркие звезды, которые вспыхивают вдруг, едва солнце зайдет за горизонт. Или о том, что туча пыли видна задолго до того, как появятся первые ряды вражеской армии. Иногда несколько часов приходится вглядываться в это облако, сначала светлое, почти прозрачное, но неуклонно темнеющее по мере приближения врага. Или о том, что трупы не пухнут и не разлагаются, источая зловоние, как в Паннонии, а просто высыхают, скукошиваются, чернеют, становятся легкими, почти невесомыми, если снять с них доспехи. Я мог бы многое рассказать этому купцу, но смог бы он понять хотя бы сотую часть? Вряд ли.

– А чего в Германию приехал? Неужто лучше мерзнуть?

– Нас не спрашивают, от чего мы предпочитаем подыхать – от холода или от жары. Куда приказывают, туда и едем. Понятно?

– Ну да, конечно, понимаю – служба, – часто закивал толстяк. – У моей жены брат тоже под орлом. Десятый Фретенсис. В Сирии сейчас. Ты сам не в нем служил?

– Нет. Я же сказал – был в Египте. И в Иудее. С парфянами еще немного пришлось подраться.

– Долго там был?

– Шесть лет.

– Шесть лет? И уже центурион? – купец выпучил глаза.

Все удивлялись, глядя на меня – для центуриона я действительно был слишком молод. Это было решение ребят из моей сотни. Они сами выбрали меня своим командиром, хотя были там солдаты и постарше и поопытнее. Но возраст и опыт сами по себе ничего не решают в бою. Нужно чтобы человек мог повести за собой. Мне это удавалось. Так я и стал самым молодым центурионом в легионе. А может, и во всей армии Рима.

– До этого я служил в Германии. А до нее – в Паннонии.

– Выходит, давно в солдатах?

– Одинадцать лет.

– Сколько же тебе сейчас?

– Ты не слишком много вопросов задаешь?

Толстяк рассмеялся. Его смех был похож на хрюканье довольного жизнью поросенка.

– Да уж, мне все говорят, что я чересчур любопытен. Меня так и называют – Маний Любопытный. Что поделать, у каждого свои пороки. Даже у богов… А ты женат, центурион?

– Ты же знаешь, что нам запрещено жениться.

– Я думал, это касается только легионеров.

– Это касается всех.

Конечно, этот запрет многие нарушали. Легионеры постарше таскали за собой целую кучу ребятишек. Официально, понятно, никто не женился, но постоянные женщины, солдатские жены, а вернее, сожительницы, не были редкостью в канабах. На это смотрели сквозь пальцы. Не так уж много у солдата радостей, чтобы лишать его возможности прийти вечером в дом, где его ждут. Но я не стал заводить себе подругу. Зачем привязываться к кому-то, если не знаешь, где будешь завтра и будешь ли вообще. А уж тем более, зачем делать так, чтобы кто-то привязался к тебе. Никто не будет счастлив от этого. Я решил, что поступлю, как мой отец – женюсь только когда закончится служба. Так будет вернее.

– Смотрю, ты не очень-то любишь рассказывать о себе, – сказал купец.

– Ты смотри-ка! Маний Проницательный! – усмехнулся я.

Толстяк обиженно замолчал.

Обоз тем временем перевалил за гряду холмов и спустился в долину. Ветер стих. Засто снег припустил пуще прежнего. Теперь это была уже не снежная крошка, а густые пушистые хлопья, которые мягко опускались на землю и тут же таяли, превращая низину в топкое грязное болото. Если бы не проложенная солдатскими руками дорога, мы застряли бы здесь на несколько дней.

Купец, поняв, что собеседник из меня неважный, перебрался в повозку и я смог, наконец, свободно вздохнуть. Больше всего не люблю пустой болтовни. Вспомнят нас по нашим делам, а не по словам, которые мы произносили. Так что нет смысла трепать языком. Все, что ты делаешь должно служить твоему будущему. Слова же – слуги прошлого.

* * *

Вот как раз о будущем мне и хотелось подумать. Меня ждал Второй легион Августа. А значит – война с германскими племенами, которые так ловко расправились с нами шесть лет назад. Но это не главное, хотя отомстить херускам за смерть друзей я мечтал все эти годы. Главное – где-то там, в древних мрачных лесах скрывался человек, смерти которого я желал больше всего на свете. Шесть долгих лет преследовала одна и та же картина – предатель Оппий Вар, пронзающий копьем израненного Квинта Быка. Странно, но даже смерть отца от руки этого человека вспоминалась не так ярко. И причиняла меньше боли. Наверное потому, что случилось это очень давно. Воспоминания не могут сохранять свежесть так долго. Картинка бледнеет, стирается, остаются лишь общие контуры, неспособные пробудить старые чувства во всей их полноте. И слава богам. Иначе, ненависть давно выела бы меня изнутри.

Оппий Вар… На его руках кровь самых близких мне людей. Отец, мать, Марк Кривой, Квинт Бык – за каждого из них я должен перерезать Вару глотку. Жаль, что убить его можно лишь один раз. Он заслужил и десяти смертей.

Одинадцать лет я иду по следу этого человека. Не единожды мы встречались с ним лицом к лицу. Но каждый раз ему удавалось уйти от меня. Фортуна благоволила к нему. Эта испорченная капризная девица с ловкостью прожженной плутовки выводила Вара из-под удара моего меча. Не знаю, чем он так ей приглянулся. Почему она вообще предпочитает негодяев? Разве Вар, а не мой отец или Бык больше заслуживают жизни под этим небом? Разве предатель и убийца должен разгуливать по этой земле, в то время как честный храбрый солдат гниет среди камней Дэрского ущелья? Это ли справедливость? Или Фортуна так забавляется, с хохотом глядя на смертных, судьбами которых она играет? Наверное, так оно и есть. Иначе как объяснить то, что Вар до сих пор жив?

С другой стороны, я тоже уцелел там, под высоким бледным небом Иудеи и Парфии. Мой пронзенный стрелами парфян труп не иссох в песках, я не попал в плен, хотя был на волосок от этого, не умер от чумы, охватившей те края, не подох от жажды во время того страшного перехода, когда в живых остался лишь каждый третий из сотни. Нет, судьба оказалась милостива ко мне. И она снова привела меня в Германию, дав шанс еще раз встретить моего врага.

Да, Фортуна играет в грязные игры. Но Фатум в конце концов расставит все по своим местам. Я верю, что он ведет меня через все преграды и спасает от смерти. Возможно, я оружие в руках рока. А может быть, я сам и есть рок. Рок, неуклонно идущий по следу Оппия Вара… Нити наших судеб переплелись давным-давно, и разрубить этот узел может только меч. Мне кажется, что уже не одно лишь желание отомстить движет мной. Это гораздо больше. Это кара богов. И если мне суждено стать карающим мечом Юпитера – что ж, так тому и быть. А если нет – я стану вершить правосудие сам, без помощи ленивых небожителей. Так или иначе, Вар не скроется от возмездия. И неважно, чью волю я выполняю – свою или волю богов. Конец должен быть один. И Фортуна ничего не сможет изменить, как бы ни старалась, играя на стороне Вара.

Очень давно мой учитель-грек по имени Эвмел говорил, что зло – это неотъемлемая часть нашего мира. Сильный притесняет слабого, а тот – еще более слабого. Таков порядок вещей, который ни один человек не в силах его изменить. И что не стоит тратить свою жизнь на то, чтобы отомстить. Это, мол, бесполезная трата времени и сил. Но теперь, навидавшись вдоволь зла, насилия и горя, я уяснил одно – все зло этого мира человек одолеть не может, верно. Но искоренить то маленькое зло, которое он видит рядом с собой – ему по плечу. И даже если тебе придется положить на это всю свою жизнь, дело стоит того. Потому что так мир становится хоть ненамного, но чище. Можно делать добро, созидая хорошее. А можно – уничтожая плохое. Каждый выбирает то, что ему по душе. Вот и вся наука.

Не знаю, быть может, мои рассуждения и не правильны. Наверняка какой-нибудь философ легко докажет обратное. Но разница между нами в том, что я говорю о конкретном зле, с которым сталкивался не один раз лицом к лицу, а он будет размышлять о зле, которого никогда не видел. Как тут решишь, кто прав? Скорее всего, на один вопрос существует сотня ответов. И каждый будет верным, если поверишь в него до конца. А станешь сомневаться, ни на шаг не приблизишься к разгадке. Так и проведешь всю жизнь в поисках более подходящего и надежного ответа. Философы этим и занимаются. Это их удел. Мой же удел – война. И главное, чему она меня научила – никогда не сомневайся в своем решении. Сомнение равносильно гибели. Даже если видишь, что ошибся, все равно продолжай делать то, что задумал, вложив в это все свои силы и все отчаяние. Тогда у тебя есть шанс. Начнешь что-то исправлять – ты и твои люди погибнут. Сколько раз я видел такое…

Так что неважно, на чьей стороне боги и правда. Оппий Вар должен умереть от моей руки. И я готов заплатить за это любую цену. Остается лишь молиться, чтобы в землях херусков, отыскался его след. Хотя бы маленькая зацепка, намек… Уж я сумею взять след не хуже охотничей собаки. Взять и идти по нему до тех пор, пока он не приведет к Вару. А там мы посмотрим, кто нужнее богам на этой земле.

К завтрашнему вечеру я буду в лагере. Через месяц мы отправимся сводить счеты с германскими племенами, вставшими несколько лет назад под знамена Арминия. И там будет Вар, предавший римские орлы в самый тяжелый момент. Там будет этот убийца и изменник. И там закончится эта история, начавшаяся далеким летним вечером в 753 году от основания Рима, в консульство Косса Корнелия и Лентула Кальпурния.

От этих мыслей меня отвлек заскучавший купец. Я и не заметил, как он опять оказался рядом, снова перебравшись из повозки на коня.

– Ты говорил, что служил раньше в Германии, центурион? – спросил он.

– Служил. У Квинтилия Вара.

– Ты был с Варом в Тевтобургском лесу? – купец посмотрел на меня, как на призрака.

– Был.

– И уцелел? Я слышал, что никто из римлян не вышел из этого леса.

– Мало ли что люди болтают… Мне повезло. У меня был хороший командир. Он вывел нас из окружения и погиб. А мы смогли прорваться к нашим.

– Я не просто так спросил, ты не думай. Просто места начинаются беспокойные. Вот я и хотел узнать, могу ли расчитывать на тебя в случае чего. Наемникам доверия мало. Большинство из них впервые здесь. Живых германцев и не видывали… А варвары нет нет да пошаливают. Хоть Германик и разгромил марсов в прошлом году, другие племена все равно никак не угомонятся. То на караван нападут, то на форт какой-нибудь. Боязно, если честно. Поможешь? Если хочешь, я заплачу. Много дать не смогу, но…

– Много болтаешь. Если объявятся германцы, нам всем придется взяться за мечи, неважно, заплатишь ты за это или нет.

Толстяк довольно улыбнулся. Еще бы, неизвестно, появятся варвары или нет, а сэкономить ему удалось. По-своему, он прав – живи настоящим и не слишком беспокойся о будущем. Все равно не угадаешь, каким оно будет, а значит, не сможешь защитить себя от грядущих неприятностей.

* * *

Наши неприятности начались, когда дорога, попетляв по заболоченной равнине, нырнула в лес. Место для засады действительно было удачное – с обеих сторон поросшие густым кустарником и деревьями нависали над дорогой, сдавливали ее, будто разрезать пополам. Даже несмотря на то, что кусты и деревья стояли голые, разглядеть, что там скрывается между стволами было почти невозможно – так плотно они росли. Стена да и только. Раньше, когда эти земли были под властью Рима, дорога не пришла бы в такое плачевное состояние. Кустарники вдоль нее регулярно вырубались, деревья прореживались так, чтобы были видны все подходы. А теперь к обозу можно было подойти вплотную, и никто бы ничего не заметил.

В памяти мигом ожили те страшные дни, когда мы пробирались по Тевтобургскому лесу к форту Ализо. Там было то же самое – непроходимый лес, холод, грязь и ощущение опасности, не покидавшее ни на минуту. Мне даже не пришлось давать команду наемникам, те сами сообразили, что начинается участок пути, ради которого их и наняли. Разговоры и смешки стихли. Все держали оружие наготове и настороженно посматривали по сторонам. Купец на всякий случай опять забрался в повозку, будто она могла защитить его от стрел и копий германцев. Рабы и те поняли, что пора выходить из зимней спячки. Они подогнали повозки поближе друг к другу и принялись настегивать мулов, чтобы те бежали резвее.

На всякий случай я отправил нескольких наемников в прикрытие. Они должны были двигаться по обе стороны дороги на расстоянии от нее, чтобы как можно раньше увидеть опасность и дать нам сигнал. Парни немного поворчали, не желая подчиняться чужаку, но благоразумие взяло вверх. Никому не хотелось остаться в этом лесу навсегда, поэтому им пришлось наступить себе на горло.

Все, кто имел при себе оружие, двигались тесной группой, окружив по мере сил обоз. Хорошо хоть караван был небольшой – пять повозок и с десяток навьюченных тюками мулов. Обычно обозы были в несколько раз больше – купцы собирались в один большой караван, чтобы легче было дать отпор грабителям. Этот купец был отчаянным малым, коли отважился идти через эти места в одиночку. Или просто очень жадным…

Так мы двигались до самых сумерек. Нас никто не беспокоил. Но несмотря на кажущееся спокойствие, мне с каждым шагом становилось все тревожнее. Невозможно дослужиться до центуриона, если нет чутья на опасность. Меня оно ни разу не подводило. Именно благодаря ему я был все еще жив. Я всегда доверял ему. И в этот раз оно мне говорило четко и ясно – берегись, тишина только кажущаяся, на самом деле за тобой уже давно наблюдают.

Не знаю, откуда у меня была эта уверенность. Скорее всего мои глаза и уши видели и слышали гораздо больше, чем мне казалось. Неразличимый за топотом копыт хруст ветки, на которую случайно наступила нога, обутая в мягкий сапог из лосиной шкуры; едва приметная царапина на стволе дерева, оставленная наконечником копья, когда незадачливый разведчик поспешил скрыться в чаще, завидев наше приближение; еле уловимый запах давно немытого тела, на мгновение ворвавшийся в мешанину привычных лесных запахов. Всего этого я не замечал, мой ум был был способен увидеть и услышать более грубые признаки. Но от жившего внутри меня зверя, чуткого, натасканного на опасность, не укрылось ничто. И теперь он беспокойно ворочался внутри, грыз мои потроха, заставляя каждый миг быть начеку.

Впереди был уже виден просвет. Поросшие лесом холмы расходились в стороны, словно отчаявшись перекусить дорогу. Нам оставалось пройти по теснине не больше полумили. Там, на открытом пространстве мы будем в относительной безопасности. Там будет возможность составить в круг повозки и обороняться, прикрываясь за ними, как за частоколом форта. Там будет возможность использовать луки, отстреливая врагов еще на подступах. Там будет можно построиться и встретить варваров стеной щитов. Нужно только добраться до конца теснины…

Вот этого нам как раз сделать и не дали. Слева, с наветренной стороны, раздался вопль наемника, шедшего во фланговом охранении. Мы схватились за мечи, силясь в разглядеть хоть что-нибудь в густеющих сумерках. Но кроме сливающихся в единую массу громад деревьев не было видно ничего. Мы могли только слышать хруст ветвей, будто вокруг нас ходил какой-то гигантский медведь.

Внезапно прямо из черноты леса на нас вылетела перепуганная лошадь без седока. Кто-то из наемников от неожиданности пустил в нее стрелу и угодил в шею. Лошадь взвилась на дыбы с громким ржанием. И тут же, будто вторя ей, со всех сторон раздался боевой клич германцев.

На нас посыпались стрелы и дротики. Мне показалось, что я опять иду в колонне седьмого легиона и вот-вот раздастся рев Квинта Быка: "К оружию, обезьяны!"

Это была тщательно подготовленная засада. Германцы атаковали с обеих сторон, слаженно и четко. Их было ненамного больше нас, но внезапность сделала свое дело. Четверо наемников в первые же секунды боя оказались на земле с вывороченными кишками. Остальные растерянно заметались, пытаясь соориентироваться в этой круговерти. Лишь трое самых опытных оказали достойное сопротивление и кое-как сдержали первый натиск.

Не терял времени и я. Так вышло, что к моменту атаки я оказался впереди всего обоза и германцы, вылетев из леса оказались у меня за спиной. Развернув коня, я ударил им во фланг. Копье сломалось сразу же, застряв в груди рослого варвара, который попытался перерубить моему коню ноги своим огромным топором. Я выхватил спату. Вообще-то, я не был хорошим кавалеристом, мне куда привычнее драться пешим. Но кое-какие хитрости освоить пришлось, воююя с парфянами, и обращался я со спатой не хуже, чем с гладиусом. Еще двое варваров рухнули с раскроенными черепами, прежде чем мой конь оступился и я рухнул в жидкую ледяную грязь.

Но главное я сделать сумел – смял толпу германцев, и тем дал возможность наемникам немного прийти в себя. Ребята оказались не так уж плохи в деле, как я думал поначалу. Просто кто угодно растеряется, когда на него неожиданно обрушивается полтора десятка визжащих и воющих дикарей, к тому же здоровенных, как профессиональные борцы и отчаянных, как гладиаторы, приговоренные к бою на смерть. Но наемники тоже были не девочками из лупанария. Встав по двое спина к спине, они быстро сравняли счет, ловко орудуя своими широкими фракийскими мечами и усеянными шипами дубинками.

Германцы, видно, не ожидали такого отпора. Им казалось, что обоз – легкая добыча. Теперь пришло их время бестолково крутить головами, высматривая пути к отступлению.

– Не дайте им уйти! – заорал я.

Если варварам удастся ускользнуть, через несколько миль нас будет ждать новая засада, в которой будет участвовать добрая половина их вонючего племени.

Наемники все поняли и быстрее заработали мечами. Я увидел, что двое легкораненых варваров все же улизнули с места схватки и вот-вот исчезнут в лесу. Я бросился за ними, на ходу вытаскивая из-за пояса нож. Широкое массивное лезвие с шелестом разрезало воздух и вонзилось между лопаток одному из германцев. Он подпрыгнул, взмахнув руками, будто хотел схватиться за нависшие над ним ветви, и упал. Я кинулся за вторым, успевшим отбежать шагов на двадцать. Видеть я его уже не мог, но хорошо слышал хруст веток. На наше счастье он был ранен в бедро, так что мне без особого труда удалось настигнуть его. Он даже не успел поднять щит.

И в тот момент, когда я нагнулся, чтобы добить варвара, впереди, среди темных стволов мелькнуло что-то белое. Словно кто-то наблюдал за схваткой, а когда увидел, что я смотрю в его сторону, нырнул за ближайшее дерево. Впрочем, все это произошло настолько быстро, что я не успел толком разглядеть, что это было. Зверь, человек, призрак? Не знаю.

Я замер в нерешительности. Последовать за белой тенью или вернуться на помощь наемникам? Поразмыслив, я решил, что парни теперь справятся и без меня. Что было духу я припустил в ту сторону, где видел что-то белое.

Уже почти стемнело и видно было не больше чем на пять шагов. Я изодрал лицо и плащ, рассадил о какую-то карягу колено, но не увидел ничего подозрительного. Никаких следов пребывания белого зверя или человека в белых одеждах. Ни клочка шерсти, ни примятого мха, ни сломанных веток. Ничего. Я даже подумал, а не померещилось ли мне? В самом деле, откуда здесь в марте белые звери? И уж тем более, что делать здесь человеку в белом плаще? Лес не место для щегольства. Сделав на всякий случай еще один круг, я решил, что нужно возвращаться. Судя по звукам, доносившимся до меня со стороны дороги, схватка закончилась. Рабы собирали разбежавшихся мулов, наемники шумно обсуждали подробности драки, кто-то окликнул меня.

Но не успел я сделать и двух шагов, как столкнулся нос к носу с огромным германцем, который верховодил всей шайкой. Ему как-то удалось избежать участи своих товарищей. От неожиданности мы застыли на месте, тупо глядя друг на друга. Я очнулся первым и коротко ударил мечом, целясь в подбрюшье. Но германец оказался намного проворнее, чем можно было ожидать от такой туши. Он отпрянул назад, одновременно выбрасывая вперед руку, вооруженную коротким копьем. Навершие копья скользнуло по груди, не в силах пробить доспех. В Египте я отвалил за него кучу денег оружейнику, славившемуся своим мастерством чуть ли не по всему Нилу. И еще ни разу об этом не пожалел. Одним ударом я перерубил древко копья сделал резкий выпад. Варвар снова подался назад, но поскользнулся и рухнул на землю. Я уже хотел было прикончить его, но в последний миг передумал и со всей силы ударил его по голове мечом плашмя. Варвар тут же обмяк. И я, кряхтя от натуги, поволок его в сторону дороги.

Наемники встретили меня восторженными криками. Они уже думали, что меня нет в живых. Купец был тут как тут, вертлявый, говорливый, рассыпающийся в благодарностях.

Но я быстро заставил его помрачнеть:

– Похоже, с ними был еще кто-то. И этот кто-то сейчас наверняка со всех ног бежит к своим, чтобы сообщить печальную новость и указать, по какой дороге движется обоз. Так что нам надо поторапливаться, чтобы к ночи найти хорошее место для ночлега. Я бы предпочел какую-нибудь крепость.

– До ближайшего форпоста еще двадцать миль. Даже если гнать мулов всю ночь, доберемся до него лишь к завтрашнему вечеру, – ответил купец, боязливо озираясь по сторонам.

– Тогда скажи своим людям, чтобы поторопились. Надо выступать немедленно. Нужно хотя бы выбраться из этого леса… А пока вы собираетесь, потолкую с ним.

Я кивнул на германца, который уже начал приходить в себя.

– Ну-ка, ребята, – сказал я наемникам, – кто поможет мне разговорить этого мерзавца? Есть мастера?

– Я неплохо справлялся в свое время, – хмуро ответил один из них, седой, с лицом изуродованным старым ожогом.

Варвара оттащили к обочине дороги и привязали к дереву. Все это время он молчал, презрительно глядя на нас. Германцы вообще крепкие орешки, а этот был, видно, из самых отчаянных. Он внимательно смотрел на то как наемник готовит все необходимое для пытки и лишь усмехался. Можно было только позавидовать такой силе духа. Хотя, многие изображают из себя героев, пока не дошло до настоящего дела.

Когда все было готово, я наклонился к варвару:

– Кто был еще с вами? В белом? – язык я основательно подзабыл, и слова подбирал с трудом.

Но варвар меня понял. Он помрачнел и опустил глаза. Я кивнул наемнику.

Германец продержался дольше, чем я ожидал. Или наемник оказался не таким уж мастером. Я раз за разом повторял свой вопрос, а германец только оглашал тихий вечерний лес воплями. Но, в конце концов, он не выдержал. А может, просто решил, что тайна не стоит таких страданий. Он что-то быстро заговорил на своем наречии. Я сделал знак наемнику, чтобы он прекратил мучить пленника.

– Повтори еще раз. Только медленно, – сказал я.

Варвар, судорожно всхлипывая снова забормотал. На этот раз мне удалось разобрать несколько слов. Но достаточно было понять только одно – «колдун». Меня осенило – ну, конечно, как же я сразу не догадался! Ведь я уже видел эту белую тень. Друид. Или, вернее, призрак друида, который мог быть то человеком, то волком. Он уже несколько раз являлся мне. И неизменно был либо в белых одеждах, либо в белой волчьей шкуре. На меня нахлынули воспоминания.

* * *

Мне вспомнилась первая встреча с жуткого вида старцем в белом балахоне. Это было так давно, что казалось сном. Первый год службы. Я, зеленый новобранец, стоял в карауле, когда этот старик возник из тумана и потребовал вернуть древний амулет, который он называл «Сердцем леса». Тогда я еще не понимал, о чем он говорит. Должно было пройти несколько лет и случиться еще несколько встреч с друидом, обращавшимся в белого волка, прежде чем я кое-что разузнал об этом камне. Конечно же, и здесь не обошлось без Оппия Вара. Из-за этого амулета Вар и убил моего отца. И теперь охотился за этим камнем. Я думаю, что именно из-за него он и стал предателем, переметнувшись на сторону германцев шесть лет назад.

Все эти года, находясь вдали от германских лесов, я пытался разузнать хоть что-нибудь о Сердце леса. Я был уверен, что Сердце леса и Вар связаны незримой нитью, и найдя одно, я обязательно доберусь и до второго. Поэтому при малейшей возможности я расспрашивал всех, кто когда-нибудь бывал в Галлии и Германии о магическом амулете. Но особых успехов не добился. Обрывочные сведения, намеки, россказни, больше похожие на детские сказки, чем на правду. Оказалось, что Сердце леса упоминается во многих легендах. Но ни в одной из них о нем не говорится ничего конкретного. Будто тот, кто слагал этот миф и сам понятия не имел, что это за камень, но твердо знал, что он существует и обладает несказанной мощью. Он не может принадлежать одному человеку. Вернее, человек не может им владеть – амулет слишком могущественный и рано или поздно он приводит своего обладателя к гибели, хотя на первых порах дает почти безграничную власть над миром. По другим рассказам, он может исполнить заветную мечту того, кто доберется до него.

Изначально им не владел никто, но потом друиды – варварские жрецы и маги, научились управлять его силой, сдерживать ее, не прося ничего взамен. Они знали, что если камень попадет в людские руки, бедствия обрушатся на этот мир. Поэтому держали его в самом сердце непроходимых лесов.

Вот и все, что мне удалось узнать. Немного, что и говорить. А главное, ничего такого, что могло бы мне помочь. Сказки и домыслы неважные помощники в поисках. Рассказ самого Вара о том, как камень попал в руки римлян и то был полезнее. Наши с ним отцы – вот кто начал эту историю. Не попадись тогда их когорта в засаду галлов, мы с Оппием Варом никогда бы и не встретились. Быть может, и мой отец был бы сейчас жив. Надо же было такому случиться! Теперь мне приходится расхлебывать заваренную много лет назад кашу. Да и ладно бы только мне. Сколько людей погибло из-за этого камня и алчности Вара… Этот человек не остановится ни перед чем, лишь бы завладеть амулетом. Что будет, если он получит в свое распоряжение такую силу? Не знаю. Да и не хочу знать. Я сделаю все, чтобы этого не произошло. Должен сделать. Любой ценой мне нужно найти амулет и встретиться с Варом. Только тогда я смогу вздохнуть спокойно. Только тогда успокоиться и дух моего отца. И странный старик в белых одежда перестанет наконец преследовать меня.

От этих мыслей меня отвлек купец, окликнувший меня. Ему не терпелось убраться отсюда как можно быстрее. Я здорово напугал его, сказав о возможности новой засады.

Германец сидел, безвольно уронив голову на грудь. Он сказал все, что знал и теперь равнодушно ожидал своей участи.

– Возьмем его с собой, – сказал я.

– Может, лучше прикончить? – возразил седой наемник.

– Мы возьмем его с собой. Бросьте его на телегу.

Недовольно ворча наемники с трудом подняли связанного варвара и взвалили его на повозку.

Уже когда мы выезжали из леса мне вдруг пришло в голову, что варвары были уж очень самонадеянны или глупы. Пытаться такой горсткой захватить обоз… Для этого нужно здорово верить в свои силы и недооценивать врага. Если первое для германцев дело обычное, то второе случается куда реже. Обычно они рискуют нападать только когда втрое превосходят врага числом. А тут мы дрались едва ли не один на один. Что же заставило варваров так рисковать? Этот колдун-друид? И из-за чего? Из-за какого-то обоза, где самое ценное – мулы, которые тащат телеги?

Конечно, было и еще одно объяснение. Но оно мне совсем не нравилось.