Текст книги "Как был покорен Запад"

Автор книги: Луис Ламур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

– И раньше бывало, что возлюбленные разлучались – но они встречались вновь.

Так они теперь уже возлюбленные?! Лайнус колебался в нерешительности, не зная, что сказать. Он чувствовал, что надо развернуться на месте и удирать во все лопатки… как последнему трусу. Бросить эту постель, свои одеяла… даже винтовку, если на то пошло.

– Мэм…

– Ева…

– Ева, я старый грешник. Закоренелый, черный грешник. И в Питтсбург я еду, чтобы грешить снова. Жду не дождусь, пока попаду туда. Ты пойми, скорее всего, весь первый месяц я буду пьяный в дым, не смогу вспомнить шлюшку, с которой развлекался, или человека, которого порезал просто так, потому что У него морда противная – а уж тебя и подавно не вспомню.

В глубине души Ева знала твердо, что это – ее мужчина. Как-то девушки умеют это определять. И сейчас она сражалась за того, кто ей нужен, о ком она всегда мечтала. Она вовсе не была уверена, что пустила в ход именно то оружие, что нужно, у нее не было опыта, который бы помог ей, но она знала, что должна выиграть свою битву здесь и сейчас.

«Я поступаю бесстыдно», – подумала она, но ей припомнились слова одной женщины: мужчина женится по случайности, женщина выходит замуж по своему плану; каждый мужчина в душе бродяга, странник, и не захочет по доброй воле расстаться со своей свободой, с правом бродяжничать.

Каждой женщине нужен дом, защита для себя и для детей, которых она выносит… поэтому, когда встречаются мужчина и женщина, всегда идет эта битва, не столько за то, чтобы завоевать мужчину, сколько за то, чтобы удержать его, когда он уже завоеван. А у нее на это не было ни недель, ни дней, ни даже часов… у нее были только минуты.

– Лайнус, скажи мне… ты еще чувствуешь на губах этот поцелуй? Или это только у меня так? Хочешь ты забыть его? Хочешь ты уйти прочь?

– Что ж ты со мной делаешь? Я чувствую себя как человек, который повстречался с медведем гризли на узкой тропе… тут уж никак не сделаешь вид, что не заметил…

Он снова шагнул к ней, а она не сдвинулась с места – стояла, подняв лицо, спокойная, уверенная, гордая… и тряслась от страха…

Глава четвертая

За час до рассвета было тихо и холодно. Зебулон Прескотт осторожно выбрался из-под одеяла, так, чтобы не разбудить Ребекку. Он сделал это с ловкостью, выработанной за многие годы, потому что привычка вставать рано глубоко въелась в его натуру. А жене нужно отдыхать… путешествие для нее – тяжкий труд, как си ни пытается облегчить ей этот труд…

В штанах и нижней сорочке, со спущенными помочами он направился к реке с жестяным тазиком для умывания в руках. Оба плота были на месте, как и положено, но каноэ исчезло. Он прошел по плоту, наклонился, чтобы зачерпнуть тазиком воды, и замер – его поразила неожиданная мысль.

– Ева! – крикнул он и выпрямился. В голосе его смешались страх и изумление. Он посмотрел в сторону навеса, где спали девочки. – Ева?..

Из-под одеял вынырнули головы, Харви сел, глядя на него. Сэм выпростал ноги из постели и принялся натягивать сапоги.

Зебулон выронил тазик и кинулся на берег, к навесу. Его охватил страх. Но тут Лилит откинула кусок брезента, который служил занавеской.

– Что случилось, папа? Что-то не так?

– Можешь ты мне сказать, где твоя сестра? – спросил он, и в голосе его звучал нарастающий гнев.

Брезент снова откинулся, и наружу шагнула Ева, убирая назад волосы.

– Папа? Что случилось?

– Э-э… так ты все еще здесь! – сказал он запальчиво. – А я уж думал, ты уехала с этим… этим траппером!

Она посмотрела на реку. Место рядом с плотом было пусто. Каноэ исчезло. Лайнус уплыл…

– Я видел, что ты вертелась вокруг него, но сказал себе, что, по крайней мере, ты наконец обратила внимание на мужчину… пусть хоть такого тощака копченого… да разве это мужчина? Так, струйка дыма…

У нее на глаза навернулись слезы. Лайнус уплыл… «Я пыталась… что еще могла я поделать? Я хотела, чтобы он остался, я старалась удержать его рядом с собой…»

– Так ты по нем слезы проливаешь? Это что же должно означать? – у Прескотта вновь нарастали подозрения. Он схватил ее за плечо. – А, ну, говори, – почти кричал он, – что это значит?

– Ничего, па… Лайнус уплыл, вот и все…

– Когда ты легла спать?

– Рано было, – мигом соврала Лилит. – Я еще не спала,

Ева подняла голову.

– Нет, не рано. Я легла поздно.

– Дочка, – голос Прескотта звучал сурово. – Я задам тебе только один вопрос. Было что-нибудь такое, из-за чего мы с мамой должны тревожиться?

– Нет… нет, папа. Ничего такого не было.

Ева нырнула под навес, взяла тазик и пошла к реке вместе с Лилит. Под деревом, где она устроила для него ложе, остались только сложенные ветки. Одеяла исчезли.

– Лилит… смотри! – Ева обошла вокруг дерева и показала рукой. На стволе были глубоко вырезаны два сердца – совсем недавно. Их соединял глубокий разрез в коре. Лилит смотрела с интересом – и с завистью.

– Ты говоришь… ты хочешь сказать, что действительно заставила взрослого мужчину сделать это? И эти нелепые слова говорить ты его тоже заставила?

– Да… точь-в-точь как в книге. И, кажется, ему это понравилось.

– Ева Прескотт, ты врешь почище, чем твой папаша! Ты сама вырезала эти сердца!

– Не стану говорить, что мне не пришлось подлизаться, но все же он это сделал. Он сказал, что это случай серьезный, все равно что проходить речной порог без весла.

– Но это все-таки не удержало его рядом с тобой! Я так думаю, он согласился на все эти глупости, лишь бы поскорее от тебя отвязаться и удрать. Ты ж знаешь, какие они, эти бродяги… вовсе им не хочется оставаться на одном месте. Считай, тебе повезло, что он уплыл. Или ты хочешь бродить всю жизнь, как какая-нибудь скво? Как индейская женщина? Видать, к таким он только и привык.

– Я увижу его снова, – сказала Ева с глубокой убежденностью. – Я знаю это… и, во всяком случае, у него нет жены и шестерых детишек. Пока что нет!

* * *

Вечер опустил на реку прохладу. Солнце садилось у Лайнуса за спиной, косые лучи окрасили потемневшую воду реки угасающими цветами. Обрывистые берега теперь поднимались выше, стволы лесных деревьев сливались в сплошную черную стену, хотя верхушки все еще выделялись неровной линией на фоне неба.

День тянулся медленно. Течение казалось более сильным, чем прежде, а может быть, он греб не так усердно. Его раздражало, что мысли, помимо воли, все возвращались к этой девушке на последней стоянке. Обычно его разум был кристально чист и открыт для восприятия впечатлений, предостережений, признаков опасности. Инстинктивно он улавливал каждую перемену света и тени, любой намек на движение…

– Да, это женщина что надо, – сказал он вслух. – Будь я из тех парней, что хотят жениться…

Он заметил белую надпись раньше, чем смог разобрать слова. Объявление стояло прямо на берегу, а за ним вверх по обрывистому склону поднималась тропка к пещере, внутри которой были видны, слабые отблески огня.

Он подгреб чуть поближе, чтобы прочитать надпись, слегка подгребая веслом, пока его проносило мимо.

«ЗДЕСЬ ПРОДАЕТСЯ ДОБРАЯ СТАРАЯ ВЫПИВКА»

Это было приглашение – и вызов. А вообще-то, уже довольно поздно. Если выпить стаканчик-другой, можно будет крепко заснуть и хорошо выспаться… а он нечасто позволял себе спать по-настоящему.

– Н-ну… ладно. – Он ловко повернул каноэ и направил к месту, где были причалены две лодки-долбленки note 21Note21
  Лодки из березовой коры – каноэ – использовали индейцы; белые обычно выдалбливали лодки из стволов тополя.


[Закрыть].

Из пещеры наверху доносились едва слышные звуки музыки – кто-то наигрывал на гармонике в веселом плясовом ритме.

– Н-ну!… – повторил он. – Против такого я не стану возражать. Это, конечно, не Питтсбург, но выпивка лишней не бывает… один черт, сколько ни пей, а опохмеляться придется…

Лайнус привязал каноэ, взял винтовку и пошел вверх по тропке. Левее, за деревьями, он заметил остатки другой тропы. Темно не было, хотя солнце уже село некоторое время назад. Старой тропой давно не пользовались, но, раз она тут есть, значит, кто-то жил здесь задолго до того, как появились эти люди. Скорее всего это была индейская тропа – а может, ее оставили какие-то давние охотники.

А потом музыка наверху замолкла, и кто-то выкрикнул:

– Посетитель!

У входа в пещеру появилась босая светловолосая девушка, довольно хорошенькая, хоть и одетая в какую-то рвань.

– Что, мистер, жажда замучала? – окликнула она. – Проходите, тут у нас виски первый сорт!

– Я сухой, как кузнечик на сковородке.

Лайнус вытер губы тыльной стороной ладони и прошел за девушкой в пещеру. Человек, который играл на гармонике, заметил Лайнус – а он обычно все замечал – тощий сухопарый парнишка, глянул на него как-то странно, с усмешечкой, как будто засчитал себе победу над Ролингзом.

Изнутри пещера была освещена пламенем костра, который горел в созданном природой очаге – дым вытягивался через отверстие в кровле пещеры. Был здесь бар – две доски, положенные на бочки, а за баром Лайнус увидел высокое узкое отверстие, ведущее в следующий грот. Через этот проем проникало легкое дуновение ветерка.

Два худых, сурового вида мужчин играли в карты, поставив у стены вместо стола упаковочный ящик. Еще один человек, облокотившись на доски, беседовал с седоголовым патриархом, который стоял за стойкой.

Патриарх протянул Лайнусу руку.

– Меня зовут Хокинст, са-а (так, по-южному протяжно, он выговаривал слово «сэр»). Полковник Джеб Хокинс, недавно из Алабамы. Куда направляетесь, са-а?

– В Питтсбург.

– Он по виду человек с гор, па. Бьюсь об заклад, у него в каноэ полно шкурок!

– О! Ну, са-а, я в восхищении? Человек, достаточно смелый, чтобы двинуться на запад, чтобы с отвагой противостоять индейцам равнин, чтобы одолеть расстояния и горы?.. Са-а, первая выпивка за мой счет. Садитесь, са-а!

Лайнус прислонил винтовку к бару и наблюдал, как полковник взял в руки оловянную кружку и глиняный кувшин.

– В этом виски никакого перца, никаких змеиных голов note 22Note22
  В дешевые сорта виски, особенно для торговли с индейцами, добавляли красный перец, табак, мыло, головы гремучих змей и даже небольшое количество стрихнина.


[Закрыть], са-а. Чистое зерно, сладкий поцелуй солода и вода из родников округа Бурбон в Кентукки. Лучшая ключевая вода по эту сторону от рая, са-а. Мы называем виски «бурбон», по названию округа.

Лайнус игнорировал кружку и потянулся за кувшином; наклонил его, оперев на согнутый локоть, и жидкость полилась ему в горло. Люди за карточным столом прервали игру и восхищенно уставились на него, разинув рты.

Наконец Лайнус остановился и перевел дух.

– Да, сэр? Вы правы. Настоящее виски, такое, что только глоточками цедить.

– Родники округа Бурбон, мой мальчик? Хорошего виски не приготовишь без чистой воды, а эта – самая лучшая. Вода из расщелин в известняке, вот что это за вода. Известняк удаляет все нечистое и оставляет только прозрачную, искристую воду. Пейте, са-а!

– Па, – сказала девушка с надеждой, – он же ведь траппер и все такое… как ты думаешь, может, он знает, что это у нас там за зверюга такая?

– Ну, Дора… может, он и знает. Са-а, – он подождал, глядя, как у Лайнуса ходит вверх-вниз кадык с каждым глотком виски, – словили мы какую-то пещерную тварь, какую в здешних краях никто отродясь не видел. Здорово интересно… может, вы нам скажете, что это такое…

– Не очень-то я разбираюсь в пещерном зверье… – Виски уже добралось до мозгов, и Лайнус ворочал головой замедленно. – Конечно, приходилось мне видеть в жизни кой-каких тварей, и мог бы…

– Она вон там, – Дора показала на внутреннюю пещеру, – можете взять кувшин с собой. – Заманчиво улыбнулась и протянула ему руку. – Я вам покажу.

В ее голосе слышался явный намек, что там можно найти не только зверя; да и сама она, – сказал себе Лайнус, – кобылка подходящая…

Свет факела отражался от стен. Она передала свой факел Лайнусу, взяла из кучки другой и подожгла. Эта пещера была поменьше, в нее доносился откуда-то далекий шум бегущей воды.

– А что, у вас много в Питтсбурге ласковых приятельниц?

– Ни одной – пока, во всяком случае.

– Мы с папой собираемся провести здесь зиму…

Теперь она была совсем рядом с ним, задела его бедром… Случайно ли?

– Я буду жить в отеле «Дюкесне-Хауз», если он еще не сгорел. – Лайнус отодвинул факел чуть в сторону и посмотрел на нее. Она была совсем молоденькая, но вполне округлая везде где надо, да и выражение глаз у нее было вовсе не такое уж наивное. – Вы уверены, что у вас тут действительно есть какой-то зверь?

– Мы его держим в яме, вон там.

Она показала на углубление в конце пещеры – довольно большое, футов шести в поперечнике.

– Чтобы что-то увидеть, надо наклониться поближе, а то там совсем темно.

Она держалась за его руку, как будто для защиты, и почти прижималась телом к нему сзади. Он поднял факел и наклонился над ямой.

– Так где?..

В последний миг он все понял – но сделать уже ничего не успел: девушка внезапно сильнее стиснула его руку и дернула вперед и вниз, сделав ему подножку. Он потерял равновесие и начал падать в яму, в темноту, сжимая в одной руке факел, в другой – кувшин.

Толкнув его вперед, она отдёрнула руку; он не увидел ножа, но почувствовал удар клинка… она запоздала с ударом, и нож только проткнул куртку, слегка зацепив кожу… а Лайнус тем временем уже летел в жуткую черноту провала.

Падая, он успел на миг увидеть ее лицо – в нем светилась отвратительная страсть. Факел коснулся воды на мгновение раньше, чем он сам, и резко зашипел, а потом он рухнул в воду в полной тьме. Она была немилосердно холодная… и он погружался все глубже, глубже, глубже в ревущую бездонную ночь.

– Он увидел зверя, па!

Хокинс заглядывал в проход, сжимая в руке двухствольный пистолет. Услышав слова дочери, он быстро повернулся к остальным.

– Отлично – а теперь вперед, ребятки! К нам еще не одна рыбка приплывет, прямо на сковородку. Перебираемся вниз, на остров!

Все немедленно принялись очищать пещеру и перетаскивать вещи в долбленки.

– Хорошая работа, Дора, – сказал Хокинс, похлопав ее рукой по плечу.

– Не уверена. У него очень твердые мускулы, и он упал слишком быстро.

– Практика – вот что для этого нужно! Вот у твоей мамочки была сноровка… упокой Господь ее душу…

* * *

Лайнус не знал, как глубоко он погрузился, но внезапно пришел в себя и замолотил руками и ногами, пытаясь выплыть вверх, на поверхность. Резкое падение в холодную воду протрезвило его… по крайней мере, частично, и когда он вынырнул из воды, рассудок уже действовал холодно и ясно.

Очевидно, он находился на дне ямы, но наверху не было света, и ни один звук не доносился сюда, кроме рева воды. Этот шум издавал какой-то подземный поток, соединяющийся с тем, куда он упал. Вцепившись в стенку ямы, он судорожно хватал воздух, чтобы восстановить дыхание.

«Черт, попался в ловушку, поймали, обвели вокруг пальца, как сосунка, но все это неважно… сейчас главное – выбраться отсюда… если получится.»

Осторожно перехватываясь руками по каменной кромке, он двигался вдоль стенок. Они были мокрые и скользкие; неровностей здесь хватало, но опоры для рук они не давали, так что выбраться наверх в темноте не было никакой надежды.

Поток, в который он свалился, тащил его на юг… а в той стороне протекала река Огайо.

«Насколько тут далеко до реки? Я шел от каноэ… ярдов пятьдесят? Может, и меньше. Часть пути поднимался вверх по склону… так что это место, где я цепляюсь сейчас за камни, вряд ли находится ниже уровня воды в реке… разве что на несколько футов… Подводный туннель… Будет ли выходное отверстие достаточно большим, чтобы человек мог пролезть. А вдруг там коряги и камни, перекрывающие проход?»

Он оставался на месте всего несколько секунд, но успел подумать обо всем – и четко осознал, что всем этим рассуждениям грош цена, потому что, как бы то ни было, все равно придется рисковать… Выбор прост– или умереть тут, на этом месте, или рискнуть и попробовать выбраться через темный, ревущий подводный туннель.

Не медля больше, он выпустил из рук опору и нырнул головой вперед, отдавшись на волю течения. Его швыряло, грубо колотило о каменные стенки, течение волокло его дальше, и он скользил по темному каналу с жуткой, как ему казалось, скоростью. В каком-то месте оба плеча на мгновение коснулись стенок… а потом его выбросило в более теплую воду, и он начал бешено грести, выплывая наверх.

Лайнус вылетел из воды, задыхаясь, – и вокруг него был свежий воздух, а над головой – яркие звезды.

«Какой я все же дурак! – это была первая мысль. – Трижды распроклятый дурак… вот так рисковать своей жизнью, когда можно было преспокойно остаться с той девушкой, этой… как там ее звали?..»

Ева…

Он доплыл до берега, выполз на сушу, увязая в грязном илистом дне, и долго лежал, восстанавливая дыхание. У него болело в груди. И еще ощущалась боль там, где ударил нож, но ему случалось получать раны и прежде… это пустяк.

Он перевернулся и сел; потом поднялся, с трудом сделал несколько шагов – и упал. Наконец сел снова – и увидел реку.

Он все еще сидел, медленно восстанавливая силы, когда заметил проплывающую мимо маленькую флотилию – две длинные лодки-долбленки и свое собственное каноэ.

Эх, была бы сейчас в руках винтовка… но у него был только нож, удержавшийся в ножнах под поясом из сыромятного ремня.

Он поднялся на ноги и попытался хоть немного отжать воду из кожаной рубашки и легин. Бахрома поможет воде стечь… Потом посмотрел наверх, в сторону пещеры. Там могло что-нибудь остаться… может, сумеет он чем-то воспользоваться…

Он больше не думал о Питтсбурге. Вез шкурок ему там делать нечего – но он не собирался так легко отказываться от них. Уж слишком много он рисковал ради них, слишком тяжко трудился. И, если уж на то пошло, то слишком дорого они ему достались, чтобы спустить их на выпивку за один сезон.

«В конце концов, что может человек получить от жизни? Как это Бриджер говаривал? Что каждый за свою жизнь может заслужить одну хорошую собаку и одну хорошую женщину…»

Эта мысль вызвала у него на лице улыбку.

«Интересно, что сказала бы на это Ева? Небось, вышла бы наружу и привела мне собаку.»

Эге, да он снова подумал о Еве… Да что он – глупый мальчишка? И эти глупости, чтоб вырезать на дереве два сердца, а потом еще бросать в них нож с шести шагов…

Шесть шагов! Он рассмеялся.

Ладно, вырезал он эти сердца, и это даже доставило ему удовольствие. Но шесть шагов? Он отошел назад и метнул нож в цель с двенадцати шагов, в темноте. Ну, правда, немного света от костров доходило…

Ладно, не до того теперь. Всему свое время…

А сейчас главное вот что: воры направились вниз по течению, и где-то им придется остановиться. Очевидно, то, что они с ним сделали, они проделают и с другими; уж слишком все хорошо спланировано, чтоб это был первый раз, уж слишком все гладко провернуто…

Нужна лодка или плот… Самое паршивое, что когда он свалился в эту яму, то потерял кувшин. Сейчас вовсе не вредно бы выпить…

Конечно, этот человек вор и убийца, но виски он продает хорошее…

Глава пятая

Лесистый остров был неширок, берега его обглодала и отшлифовала река. На верхнем конце острова, чтобы бросалось в глаза людям, спускающимся по течению, была устроена примитивная пристань – простой настил из едва ободранных жердей, приподнятый едва на пару футов над водой в крохотной бухточке. Над пристанью приколочена к столбу доска с надписью:

«МАГАЗИН БЕДЛОУ – ЧЕГО ВАМ НЕДОСТАЕТ? ПИТТСБУРГСКИЕ ЦЕНЫ»

Чуть подальше от пристани, в конце ведущей от нее тропки, стояло бревенчатое сооружение под брезентовой крышей. Марти, тот, что играл на гармонике, остановился, опустил на землю тючок шкурок и вытер пот со лба.

«Хорошо бы, – подумал он, – чтоб папаша изобрел какой-нибудь способ полегче делать дело… вот только он здорово норовистый и упрямый. Может, так сказывается на человеке, если он едва-едва ускользнул от виселицы… но у папаши одно на уме – все время менять места, и все время в спешке».

Марти взвалил шкурки на плечо – и тут появился Хокинс.

– Тут будут появляться переселенцы и всякий другой люд, так ты смотри, работай ловко и разговаривай любезно, – сказал он. – Мы должны на людей производить хорошее впечатление. А лодку эту утопи.

– Па, – запротестовал Марти, – но это же хорошее каноэ. Стыд и позор такое дырявить и топить…

– Делай то, что тебе твой папаша велит, – резко оборвал его Хокинс. – Мало ли кто мог видеть это каноэ? Нам вовсе ни к чему, чтоб люди задавали вопросы!

Марти снова опустил тючок на землю.

– Па, а куда они едут? Ну, все эти люди…

– На запад… какой-то новый исход, сынок. В первый раз такое переселение с тех пор, как сыны Израилевы ушли из плена египетского. Свет такого еще не видел, люди и» всех стран, Господом созданных, устремились на запад, плывут, как приливом их несет, кто пешком, кто на фургонах, кто верхом. Ты гляди на это все, сынок, и запоминай – этот люд едет заселять новую землю.

– Так что, и мы тоже когда-нибудь двинем на запад, па?

– Не думаю, сынок. Мы – одно из препятствий на дороге у этих путешественников, этих странников земных. И, могу добавить, быть таким препятствием – занятие куда более прибыльное, чем взращивать злаки, пахать землю или там… боронить… Это уж точно… или, кстати, чем копать золото…

Полковник Джеб Хокинс лихо сдвинул шляпу набекрень.

– Слушайся, сынок, своего старого папашу! Мир населен людьми двух сортов: ограбленными и грабителями… и, как мне представляется, несравненно лучше быть грабителем. А теперь – смотри в оба. Люди будут приезжать…

Хокинс повернулся, чтобы уйти обратно в сооружение под брезентовой крышей, но остановился и добавил:

– И слышишь: не забудь уничтожить это каноэ!

Когда Марти уложил в хижине последний тюк пушнины, он вернулся на пристань, чтобы затопить каноэ. Не хотелось ему делать это, просто рука не поднималась – уж больно хороши были красивые, чистые обводы лодки… Он перевернул ее днищем кверху и ударил по нему камнем – но только после нескольких ударов кора треснула. Потом он столкнул каноэ в воду и затопил, на всякий случай пригрузив камнями.

А после подумал о винтовке того человека с гор. Хорошо бы папаша отдал ее ему, а не продавал. Папаша всегда предпочитает все продать, а его собственному сыну приходится обходиться без винтовки.

Но тут его глаз поймал какое-то движение вдали на воде.

– Па-а!.. – закричал он. – Плот идет!

Из-за деревьев появился еще один человек и, прикрывая глаза от солнца, посмотрел вверх по течению.

– Два, – бросил он через плечо. – Два больших плота…

Марти смотрел, как приближаются плоты, и ему было немного жалко этих людей.

«Ладно, – думал он, – папаша знает, что делает. Во всяком случае, обычно все получается, как он говорит… только временами люди на этих плотах такие славные… Дора – она точно такая же, как папаша. Она круто берется за дело… как с этим человеком вчера вечером… – Он, нахмурившись, смотрел на плоты, и почти надеялся, что они не остановятся. Ему вдруг стало завидно. – Почему мы с папашей и Дорой не можем отправиться на запад сами? Папаша всегда прикидывается землевладельцем, но иметь свой кусок земли на самом деле… это было бы здорово».

Однако ему даже в голову не приходило бросить их и жить самому. Они – семья, и всегда должны быть вместе. Ему никогда не доставляло удовольствия то, чем они занимаются… он только один раз участвовал в убийстве, да и то во время драки. Это обычно делали Дора или отец, а он работал только снаружи.

Марти хмуро отвернулся от реки. Папаша знает, что делает. Они почти всегда при деньгах, и время от времени отправляются в город и тратят эти деньги; но пару раз ему случалось попасть туда, где только что вспахали землю… она пахла… или сено недавно скосили… и в такие минуты ему хотелось иметь свою землю.

* * *

Зебулон Прескотт разглядел узкий остров издали и выпрямился, держа одной рукой рулевое весло, а другой прикрывая глаза от солнца. Там вывеска, что ли, какая-то… и вроде как строение.

Плот Харви плыл чуть впереди, и Харви крикнул:

– Остров! Остановимся?

– А как же! – ответил Прескотт. Теперь они подплыли уже достаточно близко, чтобы разобрать надпись. – Похоже, не скоро нам попадется другой магазин. Разузнаем, может, новости какие есть на реке…

Говорили, что на Огайо есть водопады, и хоть кое-кто твердил, что не такие они страшные, но для человека, У которого семья на плоту, любой водопад или порог – дело серьезное… Он подгреб рулевым веслом и направил большой плот к волнолому.

Это был естественный барьер из камней и наносов, частично прикрывавший мелкую бухточку с акр площадью, где была построена пристань. Большие плоты были неповоротливы, но бухточка располагалась так удобно, что потребовалось всего несколько взмахов длинными веслами, чтобы направить плот в заливчик.

Такие плоты сильно разнились по размеру, в зависимости от материала, который подвернулся под руку строителям, и от их нужд. У Прескотта плот имел чуть больше двадцати футов в длину и пятнадцать футов в ширину. В середине плота стояла будка – просто каркас из жердей, обтянутый палаточным брезентом, семи футов длиной, шести – шириной. За будкой были сложены их пожитки, накрытые другим куском натянутого брезента.

Плот Харви был практически таким же, только будка побольше – в ней помещались и люди, и вещи.

Сам полковник Хокинс вышел на пристань приветствовать прибывших. Он поднял шляпу и жестом пригласил их в магазин.

– Меня зовут Бедлоу, джентльмены! А это – пристань Бедлоу! У нас есть все товары и припасы, что для людей, что для зверья…

Зебулон Прескотт стоял в нерешительности. Отвернувшись от Бедлоу, он смотрел на магазин. Человек этот ему сразу не понравился, но, с другой стороны, он видел возбужденные лица Ребекки и девочек, и понимал, что им невтерпеж сделать покупки в настоящем магазине.

Бедлоу этот – чистый пустозвон, Прескотт таких людей недолюбливал, но он надеялся присмотреть кое-что в магазине. Ему были нужны некоторые вещи, и что-нибудь он бы купил, если цены будут подходящие. В конце концов, когда человек начинает устраиваться на новом месте, ему не обойтись без инструмента, а он кой-чего прозевал, собираясь в путь…

– Проходите в магазин, почтенные люди! Добро пожаловать на Пристань Бедлоу! Проходите – все! Мои ребята присмотрят за вашими вещами!

Все были рады оказаться на берегу, всех будоражила возможность купить что-нибудь. Они толпой двинулись к магазину, смеясь и переговариваясь.

«Магазин» был хорошо снабжен добычей, взятой у нескольких ограбленных переселенцев, и товарами, купленными у бродячих торговцев. Формы-пулелейки, порох, кремни, ножи, топорики, бухты веревок, большие обоюдоострые топоры, пилы, штуки брезента… а также несколько подержанных винтовок, револьверов и дробовиков – вот такой товар предлагался на продажу.

Сбоку на доске были расставлены несколько флаконов туалетной воды, разложена дешевая бижутерия и дюжина гравюр-литографий.

Лилит схватила флакон туалетной воды.

– Папа, можно мне взять эту туалетную воду? Тут написано, что это настоящая парижская парфюмерия!

Зебулон взял флакон – осторожно, пальцами.

– Пятнадцать центов? Это слишком дорого.

– Правильно, са-а! – сказал Хокинс. – Экономь пенни, а доллары сами нарастут. Думаю, человек с вашей рассудительностью, са-а, заставит нарасти много долларов.

– Ладно, мистер Бедлоу, – сухо ответил Зебулон, – я всю жизнь выбивался из сил, чтобы увернуться от богатства, и, думаю, справился неплохо. И что у меня лежит в чулке, там и останется.

– Ну, точь-в-точь мои мысли, са-а! – Полковник повернулся к Харви. – А вы, са-а, – вы, я вижу, человек с достатком. Да такой человек, как вы, может себе позволить расход хоть и тысячу долларов!

Харви едва глянул на него, потом перевел взгляд на Сэма, который взял с полки винтовку и вертел ее в руках. На ложе были выжжены инициалы – «Л. Р.».

– Па…

Что-то в голосе Сэма привлекло внимание Зебулона, он повернулся и подошел к сыну, держащему в руках винтовку.

– Па, – сказал Сэм, понизив голос, – ты видел эту винтовку раньше?

Хокинс, видимо, что-то услышал – он быстро взглянул на них, а потом перевел взгляд на Дору. Та разговаривала с Евой.

– А книги у вас какие-нибудь есть? – спросила Ева.

– По-моему, у нас есть календарь. Я посмотрю. – Дора уголком глаза поймала отчаянные сигналы отца и торопливо вышла за дверь.

– Это его винтовка, – прошептал Сэм. – Но как же она оказалась здесь, если он уплыл вверх по течению? И он бы никогда, ни при каких обстоятельствах не продал свою винтовку!

Зебулона охватила внезапная паника. Убирайся отсюда, – подсказывал ему инстинкт, – немедленно уматывай отсюда!

– Сынок, я думаю…

Внезапно брезентовая стена магазина рухнула, и они увидели четверых мужчин с жестокими глазами, глядевшими через прицелы направленных на них винтовок. Ребекка пронзительно вскрикнула и прижала к себе Зика. Зебулон осторожно повернул голову. Еще три винтовки смотрели им в спину.

– Ну-ну, только полегче! – предупредил полковник. – Не нужно ничего бояться. Тут женщины и дети, думаю, никому из вас не хочется, чтобы началась стрельба.

Зебулон Прескотт колебался. В нем нарастало бешенство. Сэм беспокойно смотрел на отца. Он хорошо знал его нрав – обычно добродушный и дружелюбный, Зебулон был вспыльчив и становился бешеным, как бык, когда его задевали.

– Мы стоим, с места не двигаемся, – спокойно сказал Сэм.

Как будто сговорившись, все мужчины из их группы повернулись лицом к речным пиратам. Зик вырвался из рук матери и стал вместе с другими.

Брискли, Хокинс, Марти и Дора принялись обыскивать пленников, отбирая у них все мало-мальски ценное, и тщательно держась в стороне от линии огня.

– Приободритесь, почтенные люди! – весело приговаривал Хокинс. – Это же в самых благородных традициях – идти вперед и завоевывать дикий край голыми руками и стойкими сердцами! Мы вас оставим на этом острове, и если вы будете держаться спокойно, то, может быть, даже дадим вам топор, чтоб вы могли построить новые плоты и устремиться дальше, в духе ваших предков. Американцев одолеть нельзя!

– Я еще увижу тебя в петле, Бедлоу! – свирепо прорычал Прескотт. – Я увижу тебя повешенным, даже если это будет последнее, что я увижу в жизни!

* * *

Лайнус Ролингз, направляя веслом старое каноэ, рассматривал остров на стрежне. Глубоко погрузив лопасть весла, он повернул каноэ к поросшему кустарником берегу. Когда он накануне проплывал мимо этого острова, направляясь вверх по течению, никакой вывески на нем не было… а теперь она появилась, и написанные краской буквы имели знакомый вид. Привыкший читать следы, оставленные всевозможными животными, он сейчас находил в начертании букв что-то, как ему казалось, знакомое. А если он ошибается, так это выяснится очень скоро…

Там, на берегу, когда он отдышался и восстановил силы настолько, чтобы обследовать место, где его одурачили и ограбили, он обнаружил, что пещера покинута. Вернулся к реке, туда, где причаливал, но там не нашлось ничего, на чем можно было бы плыть – все исчезло.

Вот тогда Лайнус вспомнил заброшенную тропинку, которую заметил, когда в первый раз поднимался к пещере; он возвратился к этому месту, пошел по старой тропе и вышел к крохотному потаенному заливчику. В кустах было спрятано дряхлое каноэ с пробоиной в борту. Он заделал дыру березовой корой, ободранной с ближайшего дерева; заплату он поставил кое-как, не потратив на работу и часа. Каноэ было брошено здесь давным-давно, и вряд ли грабители догадывались о его существовании. А весло он нашел самым простым способом – посмотрел в тех местах, куда сам бы его спрятал, будь это его лодка…