Текст книги "Как был покорен Запад"

Автор книги: Луис Ламур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Зеб оглянулся на лагерь.

– Джули, захватите вещи, которые могут вам понадобиться, и немедленно приходите в наш лагерь. Мы ждем нападения,

– Вы что-то очень быстро сменили тему!

Он мягко улыбнулся.

– Неподходящее сейчас время говорить о любви и обо всем, что за этим следует… когда мне надо выполнять свой долг. – Он посмотрел вниз, ей в глаза. – Джули, я уйду из армии.

– Вы мне это уже говорили, Зеб. И если уж вы собрались подать в отставку, так подавайте поскорее. Там, где мы поселимся, нам придется посеять хлеб, а времени для сева остается совсем мало.

Зеб уже был на полпути к лагерю, когда до него дошел весь смысл ее слов. В лагерь он въехал, как в тумане.

И тут внезапно его затопил гнев. Кинг ему соврал, сделал из него дурака – а он только утерся? Он резко развернул коня и подскакал к вагону Кинга в тот момент, когда человек-железная дорога подошел к двери.

Зеб остановил коня.

– Вы без револьвера, – сказал он. – Берите револьвер, и немедленно!

Кинг осторожно опустил руки. Его револьвер лежал на письменном столе, внутри вагона, а рядом, только руку протянуть, стоял заряженный дробовик.

Лицо у Ролингза было напряженное и бледное, и Майк Кинг, хоть и считался достаточно мужественным человеком, ощутил неприятное сосущее чувство в желудке. Он мгновенно понял, что никогда еще не был так близок к смерти, как в эту минуту. Он видел, как стреляет Зеб Ролингз, и понимал, что шансов у него практически никаких.

Кинг открыл было рот, чтобы заговорить, как вдруг со стороны армейского лагеря долетел крик:

– Индейцы! Индейцы!

Пронизанную солнцем тишину разорвал выстрел. Зеб круто развернул коня. Вершина холма была усеяна атакующими арапахами, и у него на глазах из оврага всего ярдах в двадцати пяти от них вырвался еще один Отряд индейцев. Их кони неслись бешеным галопом.

– Ты просил войны! – разъяренно крикнул он Кингу. – Ну так получай ее!

Он рванул коня и пролетел несколько ярдов до своего лагеря, где уже началась беспорядочная стрельба – его ветераны находили себе мишени. Прямо перед собой Зеб увидел, как пошатнулся человек, схватился за горло, а между пальцами у него хлынула кровь.

Он посмотрел в сторону лагеря поселенцев – там Воссель и бывшие солдаты уже. расположились цепью за шпалами, изготовив оружие к бою. Их действия успокоили и воодушевили остальных, и они тоже готовились к схватке.

Среди старых однозарядных ружей, порой даже заряжавшихся по старинке, с дула, мелькало несколько новых винтовок Генри, здесь и там – «Спенсеры». Попадания из «Спенсеров» были заметны сразу, потому что тяжелые пули пятьдесят шестого или пятьдесят четвертого калибра note 58Note58
  0,56 и 0,54 дюйма, то есть 14,2 и 13,7 миллиметра.


[Закрыть] мгновенно вышибали индейцев из седла, подбрасывая их в воздух.

Статная светловолосая девушка, с которой можно было бы лепить Брунгильду note 59Note59
  Брунгильда – одна из главных героинь древнегерманского героического эпоса; в сагах – валькирия, в «Песне о Нибелунгах» – королева Исландии.


[Закрыть], забивала шомполом заряд в ствол ружья и передавала мужчине в обмен на другое ружье, из которого он только что выстрелил. Другая женщина, склонившись над раненым, промывала рану и готовила ее к перевязке.

Вдали от своего дома, в диком краю, эти мужественные люди, многим из которых прежде и слышать не приходилось выстрела, направленного в человека, сражались, чтобы защитить свое право находиться здесь. Не в меньшей мере, чем индейцы, бились они за свои дома и семьи, и многим предстояло пасть в этом бою.

Рабочие Кинга тоже собирались, мрачные и угрюмые. Большей частью это были ветераны или люди, которым приходилось и раньше сражаться с индейцами, – они быстро заняли позиции и начали стрелять.

Внезапный огонь, казалось, сокрушал наступательный порыв индейцев, потому что их атакующие колонны вдруг разделились, поворачивая вправо и влево. И тут Зеб услышал звук, от которого у него перехватило дыхание и зашевелились волосы.

Мягкий, приглушенный гром, едва слышный, но постепенно нарастающий… огромное облако пыли, внезапно сорвавшееся с холма… а потом пыль была разорвана на части несущимися черными телами, от которых и шел гром. Черное облако массивных, обросших шерстью голов, блестящие рога… бизоны!

С обеих сторон скакали арапахо, направляя несущееся в панике стадо прямо на палаточный городок, прямо на хрупкие баррикады переселенцев, часть которых была выстроена уже за пределами шпальных штабелей.

У них не было ни малейшей надежды. Они едва успели выстрелить по разу и перезарядить оружие, как несущееся стадо уже накатилось на баррикады. Оно неслось сплошной стеной смертоносной косматой плоти. Среди этих сотен животных многие весили по тонне и больше.

Ничто не могло остановить эту бешеную атаку. Палатки расплющивались под копытами; кричали женщины. Какой-то раненый мужчина попытался оттолкнуть женщину в сторону и прикрыть ее своим телом, но тут же страшный вихрь накрыл их. Мгновение назад здесь стоял городок переселенцев – а теперь он был втоптан в грязь, перемешанную с растерзанным и окровавленным мясом. Зеб заметил громадного быка, который провалился сквозь крышу землянки у самой железнодорожной линии – он бился, пытаясь вырваться из ловушки, потом исчез.

И тут нахлынули арапахо.

Они неслись по пятам бизонов и, поднимая своих пони в прыжок над упавшими животными, застреленными в отчаянной попытке остановить или повернуть несущееся стадо, индейцы прорвались за баррикаду и оказались среди ее защитников.

Кинг быстро отступал к своему вагону – это был один из немногих строений, еще оставшихся на месте.

А схватка продолжалась. Зеб увидел, как его сержант рухнул под скользящим ударом томагавка, и точным выстрелом выбил воина из седла. Лошадь прыгнула на него, он покатился в сторону, выстрелил еще раз, но промахнулся.

Молодой воин с раскрашенным черными полосами лицом бросился на него. Зеб поднял револьвер и выстрелил. Пуля остановила индейца на полушаге, но он снова двинулся вперед, и Зеб выстрелил еще раз. Когда индеец упал, в груди у него сидело три пули. Он свалился почти прямо на Зеба.

Зеб схватил винтовку, кое-как поднялся на ноги и выстрелил в индейца, лезущего на баррикаду. Повернулся, чтобы выстрелить еще раз, – но винтовка оказалась разряженной, и он бросился на кучку арапахов, размахивая тяжелым «Спрингфилдом» как дубинкой.

Атака кончилась так же внезапно, как и началась. Остался резкий залах порохового дыма, слышалось учащенное дыхание людей, истощивших все силы в чудовищном напряжении, стоны и вопли раненых. Зеб вынул из револьвера пустой барабан и заменил его заряженным.

Майк Кинг медленно поднялся на ноги со ступенек своего салон-вагона. По лицу его стекала кровь из раны на голове.

– Вот ты и купил, то что хотел! – свирепо бросил ему Зеб. – А теперь пойди и погляди на цену!

– Собираешься застрелить меня? – Даже теперь язвительная усмешка не покидала лица Кинга, но в глазах светилась тревога. Оба они держали в руках револьверы, а разделяло их всего несколько шагов… И тут Кинг понял, в чем разница между ними: ему отчаянно хотелось жить, а Зебу Ролингзу жизнь была безразлична. Душа Кинга наполнилась страхом. Он устоит, он будет биться… но ему отчаянно не хотелось умирать.

– Иди туда! – приказал Зеб. – Я хочу, чтобы ты видел дело рук своих!

Там, где женщина склонялась над раненым мужчиной, теперь лежали два тела, втоптанные одно в другое, измолотые летящими копытами. Светловолосая Брунгильда лежала, поверженная и изуродованная – там, где прежде развевались светлые волосы, остался лишь голый череп… Какой-то человек стонал и звал на помощь. Уцелевшие медленно приходили в себя и начинали двигаться среди раненых.

К Зебу подошел за приказами сержант; на голове у него кровоточила жуткая рана. Зеб коротко распорядился:

– Поставьте восемь человек на баррикаду, как и раньше. Остальных пошлите собирать винтовки и боеприпасы и перевязывать раненых. А в помощь тем, кто отделался ушибами, мы можем выделить только четверых.

И повернулся к Кингу.

– Ну, как, Кинг, нравится? Это ты пригласил людей сюда. Ты слишком поторопился сунуть их в ад, который сам создал, нарушив договор. Ты привез их сюда – и ты их убил. А теперь живи с этим, если сможешь…

– Яичницу не сделаешь, не разбив яиц, – пробормотал Майк Кинг. – А яйца едут и будут ехать.

Но лицо у него было серое и больное, и он поспешил отвести глаза от мертвых и умирающих.

– Так что, вы раздумали убивать меня?

– Тебя? Да ты пули не стоишь. Ты и так мертвый. Ты мертвый уже много лет. Ты просто молоток в руках у директоров твоей дороги. А внутри у тебя пусто…

И вдруг он подумал: «Джули! Где же Джули?»

Он нашел ее – она помогала раненому, и направился к ней.

– Я уезжаю, – сказал он. – Прямо сейчас.

– Сейчас? – Она не могла поверить.

– Так лучше всего. Арапахи увидят, что я уезжаю, а они считают меня главным виновником. Я думаю, теперь вы сможете отбить любое нападение, но если я уеду, то, может быть, они вообще не нападут.

– Они убьют тебя.

– Может быть. Но я не напрашиваюсь на роль мученика – я пущусь наутек во всю прыть, как только выеду отсюда. Я возьму нашего эскадронного скакового коня, а своего оставлю.

Она положила руку ему на рукав.

– Нет!.. Не уезжай.

– Я должен. Если я уеду, они погонятся за мной. Это легче, чем снова атаковать здесь… Если мне удастся уйти, я буду ждать тебя в Солт-Лейк-Сити.

Не было слез, не было протестов. Мгновение они стояли, глядя друг Другу в глаза, а потом он быстро отвернулся.

Зеб прошел туда, где сержант отдавал приказы, в жуткое месиво на месте лагеря.

– Сержант, вы остаетесь старшим. Я ушел в отставку. И уезжаю немедленно. Может быть, они так жаждут меня заполучить, что оставят вас в покое… но позиция у вас хорошая, застать вас врасплох они уже не смогут, а завтра из Омахи прибудет поезд с дополнительными войсками.

– Что ж, прощайте, лейтенант.

– Прощайте, сержант.

– Удачи вам, лейтенант!

Он оседлал серого коня. Это был великолепный скакун, стайер. Зеб его сам купил, и они держали его специально для скачек, выигрывая время от времени неплохие деньги. А теперь ему предстояло скакать по-настоящему.

Он поднялся в седло и проехал шагом до конца баррикады. Навстречу ему вышел Воссель.

– Вон там, похоже, – он мотнул головой, но рукой не стал показывать, – ни одного из них нет. Так что у вас может получиться.

– Спасибо.

Индейцы, как они делают всегда, увезли своих погибших товарищей – кроме тех, кто пал в окружении врагов. Кое-где на траве остались лужи крови – свидетельство того, что и арапахам досталось крепко.

Он поехал вдоль долины рысью, так, чтобы индейцы смогли увидеть его. Он направлялся на запад. Похоже, это рецепт на все случаи жизни: если дело плохо, двигай на запад.

Прозвучал выстрел.

Он оглянулся назад, с удивлением отметив, какое расстояние успел покрыть. А потом увидел арапахов. Они вытянулись длинной цепью вдоль гребня, они ехали за ним.

Он посмотрел на север – там была вторая цепь. Индейцы направлялись к некоей точке впереди, где надеялись перехватить его.

– Ну, что ж, Джубал, – сказал он серому коню, – давай поглядим, на что ты годен.

Длинные ноги вытянулись, копыта ударили по дерну, ветер хлестнул в лицо. Серый несся гладким, великолепным шагом, он любил бег.

Где-то впереди лежало завтра – если не изменит удача.

Копыта выбивали по дерну ровный ритм. Он пригнулся пониже к гриве, чтобы уменьшить сопротивление воздуха.

Глава восемнадцатая

Гейб Френч остановился на углу и посмотрел вдоль улицы. В последний раз он поднимался на Ноб-Хилл, когда искал владельца упряжки, работавшего у него в давние времена. Тогда Хилл был скопищем скромных деревянных коттеджей. Теперь их заменили богато украшенные особняки.

Он прищурился – уж очень ярко блестело солнце на латунном заборе Джима Флуда, обошедшемся в тридцать тысяч долларов. Забор тянулся на два квартала, специально нанятый работник постоянно его полировал. Гейб слышал об этом заборе. Ну да, это же Клив рассказывал ему – и о заборе, и о человеке, который каждый день его полирует!

Серые башни замка Хопкинса с высаженными на террасах садами виднелись через улицу наискосок. Он проходил, не обращая внимания на особняки Колтона, Стэнфорда и Крокера. Он никогда не посещал дом Клива, пока тот был жив, и казалось странным, что он идет туда сейчас, когда Клив умер. Но все же в старые времена они были друзьями, а дружба эта сохранилась и в последующие годы.

– Единственный человек, которому я завидовал, – сказал Гейб вслух, остановившись на углу. – Было в нем что-то такое… вкус, так бы я это назвал.

– Что было?

Гейб обернулся, услышав вопрос. Ему было неловко, что кто-то услышал, как он разговаривает сам с собой.

– Я спрашиваю, не знаете ли вы, где особняк Клива Ван Валена, – пробормотал он.

Прохожий показал рукой.

– А вон там. Хотя сегодня вряд ли можно сказать, что это его особняк. И, судя по всему, завтра он уже не будет принадлежать и его вдове. Его распродают со всем барахлом, до последнего гвоздя.

Прохожий был маленький, чопорный, с крохотными глазками и противным выражением лица, и в голосе его отчетливо слышалось злорадство.

Это разозлило Гейба Френча, и он сказал:

– Будь он живой, им бы это не удалось! Клив Ван Вален мог добыть миллионы там, где никто другой не получил бы и медного гроша… просто под свое имя!

– Я об этом слышал, – сказал прохожий, пожав УТЛЫМИ плечами, – но я в это не верю.

Гейб ощутил, как в нем нарастает гнев. С возрастом он стал нетерпимым. Раньше он мог терпеливо сносить дураков, теперь уже нет.

– Человек обязан платить свои долги, – продолжал тот гнусавым голосом. – А Ван Вален всегда жил на широкую ногу, не по своим доходам.

– Многие годы, – запальчиво ответил Гейб Френч, – ни у кого не было таких доходов, как у него! Бывали времена, когда только одна шахта приносила ему больше восьмидесяти тысяч в месяц. Восемьдесят тысяч долларов! Столько я и сам никогда не зарабатывал.

– Охотно верю. – Незнакомец презрительно покосился на поношенное платье Гейба.

Гейб Френч попытался унять раздражение, но не смог. С годами у человека остается не много удовольствий, и теперь Гейб находил удовольствие в том, что позволял себе раздражаться по пустякам. Никто никогда не видел, чтобы он падал духом в беде, но в последние годы ему нравилось побрюзжать.

Он холодно посмотрел на незнакомца.

– Не стану утверждать, – сказал он подчеркнуто неторопливо, – будто мне не по карману купить и продать многих из тех, кто владеет особняками на этом холме. А что касается Клива Ван Валена, то никогда в жизни у меня не было друга, лучше чем он, – и вернее. Случились как-то тяжкие времена – много лет назад – когда на моих лошадей напал сап, у меня были сорваны два контракта на доставку грузов и весь мой скот подох чуть не за одну ночь… Кто-то сказал об этом Кливу, и он прорвался через перевал Доннер и пригнал мне сотню лошадей – и это поздней осенью, когда уже падал снег! Он прорвался, а перевал закрылся буквально у него за спиной. Вот так он спас мою шкуру… В другой раз модоки note 60Note60
  Модоки – индейское племя из группы пенути, подгруппа сахаптинов.


[Закрыть] подловили нас в засаду у озера Кламат. Наши лошади были убиты, во мне засела пуля; и Клив в одиночку отбивался от них весь день, а ночью ушел, унося меня на спине.

Незнакомец оторопело глядел на него.

– Но тогда вы… тогда вы – Гейб Френч!

– Правильно, – сказал спокойно Гейб, поглядев вдоль улицы налево, потом направо, сошел с тротуара и двинулся через дорогу.

Клив умер, но Лилит жива, и, черт побери, если ей нужны деньги, ему известно, где она может их получить. Беда только в том, что Лилит Ван Вален – чертовски гордая женщина, страсть до чего гордая…

На улице возле дома и на короткой подъездной дороге стояло с полдюжины повозок. Гейб прошел мимо и вошел в дом, протолкавшись через кучку мужчин, беседующих у дверей.

Главная толпа собралась в холле, а на ступеньках лестницы надрывался аукционист.

– Две тысячи долларов! Это последняя цена? Леди и джентльмены, эта статуэтка выполнена из чистого золота и имеет гравировку. – Он показал надпись на золотой фигурке сбоку. – «Мистер Клив Ван Вален. Президент Железной Дороги Сан-Франциско-Канзас-Сити». Это его любимое сокровище!

Гейб оглянулся вокруг – он искал Лилит. И, когда увидел, был ошеломлен и ощутил мгновенное смятение. Он никогда не думал о Лилит, как о старой женщине, а сейчас вдруг сообразил, что ей, должно быть, уже все шестьдесят.

Она сидела в кресле, оглядывая зал, одетая в великолепное шелковое платье, с безукоризненной прической. Рядом с ней находился человек, в котором Гейб признал ее адвоката.

– Предложит ли кто-нибудь три тысячи за эту бесценную вещь?

Гейб находился достаточно близко от нее, чтобы услышать, как она сказала:

– Бесценная, ври больше! Мы ею дверь подпирали…

Аукционист снова подал голос:

– В ней одного золота на три тысячи…

– Две тысячи пятьсот!

– Продано!

Гейб пробился в задние ряды толпы. Он оказался совсем недалеко от Лилит, но чтобы добраться до нее, надо было обойти маленький зал вокруг. Наконец он тихо подошел к ней сзади.

– Печальный день, Лилит, – говорил ее адвокат.

– Печальный? Мы несколько раз делали состояние и спускали его. Что тут печального? Если бы Клив был жив, мы бы сделали еще одно состояние – и тоже просадили!

Тут к ней пробрался клерк.

– Прошу меня извинить, миссис Ван Вален…

– Что такое?

– Это кресло… Оно продано.

– Ну так забирайте! – Она встала быстрым, изящным движением. – Кончайте извиняться и забирайте. Или я должна сказать «возьмите его и будьте прокляты»? – Она мягко улыбнулась.

Клерк усмехнулся.

– Вы уж простите, мэм…

– Уматывай отсюда, – запальчиво сказала она, но смягчила свои слова улыбкой.

– Если бы существовал какой-то другой способ расплатиться с долгами, Лилит, – сказал адвокат, – мы бы его нашли.

– Плевать. У меня есть две вещи, которых вы не можете забрать – это мои воспоминания и мое ранчо в Аризоне.

– Мне не хочется сокрушать ваши надежды, но, боюсь, эта собственность практически ничего не стоит.

– Но ведь ранчо на месте?

– Да, но только скот большей частью или распродан, или разворован.

– Я могу купить скот. А если понадобится, – она усмехнулась, – так и сама сумею угнать несколько голов. Клив всегда говорил мне, что большинство крупных ранчо начинались с фальшивого клейма и быстрых лошадей.

– Вам понадобятся люди, чтоб работать на ранчо, да и управляющий какой-то.

– Есть у меня как раз такой человек.

– Кто? – с сомнением спросил адвокат.

– Мой племянник. Он служит маршалом где-то в тех местах.

– Но, в вашем возрасте, – начал возражать адвокат, – жить в этом диком краю…

– Диком? Мои отец и мать погибли, когда спускались по Огайо… они искали себе землю. Я думаю, немного прескоттовской крови во мне еще осталось.

Гейб Френч наконец решился подойти.

– Лил!

– Гейб! – В ее голосе было столько искреннего чувства, что у него навернулись слезы на глазах – пришлось неуклюже оправдываться, ссылаясь на насморк.

– Гейб Френч! Я могла бы догадаться, что вы придете. Пошли на кухню, выпьем кофе.

Она повернулась к адвокату:

– Или мой кофейник вы уже тоже продали, а?

Тот вспыхнул.

– Лилит… он был частью комплекта. Мы продали серебро, вы ведь знаете. За очень хорошую цену, могу вам сказать.

– Ой, да подите вы с вашим серебром! Я имела в виду старый черный кофейник!

Адвокат вздохнул с облегчением.

– О, конечно! Этот еще на месте. Боюсь, на него пока что нет спроса.

– Он хочет сказать, – объявила Лилит Гейбу, – что на такое старье никто не позарится. Это тот самый кофейник, в котором мы с Кливом варили кофе всю дорогу через прерии… и еще долго после того. Фактически, он был наш общий с Агатой, вашей женой.

– В нем хороший кофе получается, – сказал Гейб, – лучшего я в жизни не пил.

Они прошли в кухню и поставили кофейник на огонь. Потом Лилит села за стол и посмотрела на Гейба, сидящего напротив.

– Мне так жалко Агату… вы уж простите, что мы не пришли на похороны. Клив всю жизнь терпеть не мог похорон, да и я почти так же. Мне всегда хотелось помнить людей живыми. Я не видела Агату в гробу, и поэтому она для меня по-прежнему здесь, живая… Вам повезло с женой, Гейб. Вам досталась замечательная женщина.

– Думаете, я не знаю? Да она мне с самого начала понравилась там, в этом караване, только я не надеялся, что она на меня внимание обратит.

Он опустил голову и уставился на свои большие квадратные лапы.

– Я слышал, как вы там говорили насчет ранчо в Аризоне. Лили, если есть что-то, что вам нужно… неважно, сколько оно стоит, вы только скажите мне. Вы ведь знаете, не было в жизни такого случая, чтобы Клив не выручил меня из беды, он это сто раз делал…

– И наоборот. – Лилит положила ладонь ему на руки. – Гейб, я ни в чем не нуждаюсь. Когда все это кончится, у меня будет достаточно, чтобы добраться до Аризоны, а там приедет Зеб Ролингз и поможет мне управляться с ранчо. Но все равно, я вам благодарна.

– Будь я хоть на несколько лет моложе…

– Не беспокойтесь. Зеб все может. Сейчас он там маршал, а раньше служил в армии. Прошел Гражданскую Войну, потом воевал с индейцами…

– Я слышал о нем. – Он задумался, потом поднял на нее глаза. – Это не он убил Флойда Ганта?

– Да – и хорошо сделал.

– Мне приходилось сталкиваться с Гантом. Он несколько раз нападал на наши торговые караваны в Неваде. А его братец Чарли был еще похлеще. Что с ним сталось, с Чарли?

– Не знаю. Я вообще не знала, что у Флойда есть брат.

Какое-то время они сидели молча. Сюда не доносились голоса сверху – кухня была в нижнем этаже, окна ее смотрели на другую улицу. Всего несколько шагов вниз по склону – и вы в Чайнтауне note 61Note61
  Чайнтаун – китайский квартал.


[Закрыть].

– Хорошие это были времена, Гейб, – неожиданно сказала Лилит, – самые лучшие. Тогда никто об этом вслух не говорил, но все мы чувствовали, что делаем какое-то большое дело, создаем что-то…

– Я знаю. Говорил я как-то с одним пишущим человеком, из Бостона. Он расспрашивал меня о переходе через равнины и заметил, что очень многие – самые простые люди – писали тогда вроде как путевые журналы, дневники и всякое такое. Как будто всем им казалось, что они переживают что-то такое, что может никогда уже не повториться. Он все пытался разыскать эти дневники, пока они не затерялись.

– Я сама начинала пару раз. Клив никогда этого не делал. Но думал он так же, как и вы. Я слышала это от него.

Она снова посмотрела на Гейба.

– Я никогда не жалела, Гейб. Ни разу не пожалела, что вышла за Клива. Мы прожили хорошую жизнь.

Гейб ничего не ответил – просто кивнул. Он слушал голос огня в печи, а потом, когда Лилит разлила кофе, осторожно положил ногу на ногу. Да, никому никогда деньги не приносили больше радости, чем Кливу и Лилит.

– Помню, на жиле Комсток… – начала Лилит и тут же перебила себя: – Нет, сначала мы сделали большие деньги на Материнской Жиле, а вот когда она истощилась, Клив поехал в Неваду и вошел в дело на жиле Комсток note 62Note62
  Баснословно богатая залежь серебра и золота, открытая в 1857г. в Вирджиния-Сити, Невада; со временем название стало нарицательным для обозначения богатых залежей.


[Закрыть]… с самого начала. Пожалуй, не было такого бума, чтобы мы туда не мчались, когда верхом, когда в повозке. Никогда не забуду эту шахту вблизи Гамильтона, в Монтане. Клив добыл серебра на три миллиона долларов из ямы в земле размерами семьдесят на сорок футов, глубиной пятнадцать футов, и когда появился какой-то человек и предложил за этот разрез еще три миллиона, Клив рассмеялся ему в лицо.

– Припоминаю…

– В этой яме не осталось и трех фунтов серебра. Клив его все выгреб. А ему предлагали три миллиона за яму в земле размером с подвал!

Гейб переменил позу. В последнее время, если приходилось слишком долго сидеть в одной позе, у него начинала ныть спина.

– Если бы я знал, – сказал он, – я бы появился раньше. Вы бы смогли сохранить дом.

– Он мне не нужен, Гейб. Приходится быть практичной. Для меня одной он слишком велик, что я буду в нем болтаться, как последнее яблоко в бочке… Нет, лучше уж уеду я в Аризону и попробую как-нибудь устроиться на этом ранчо. Женщине в моем положении делать нечего, ей остается только сидеть как пень. Не буду… не нравится мне так. Я всю жизнь что-нибудь делала, стара я уже, чтоб меняться. А кроме того, – улыбнулась она, – я никогда не была в Аризоне.

Он допил кофе и поднялся.

– Когда будете готовы, я отвезу вас на станцию. И если я вам когда понадоблюсь, просто передайте весточку. Старый Гейб будет всегда готов помочь.

Он протянул ей руку.

– Да-а, много времени прошло с тех пор, как я перенес Клива на горбу через грязную улицу в Сент-Луисе, чтоб он смог выиграть пари…

Она пожала ему руку, а потом потянулась и поцеловала в щеку.

– Спасибо, Гейб. Вы – настоящий друг.

Он поспешил наружу, опасаясь, что она заметит влагу у него на глазах. Сентиментальный старый дурень…

Он оглянулся на кучку людей у другого выхода.

– Давайте, давайте, – сказал он вслух, – ничего вы у нее не отберете за ваши деньги… У нее и сейчас есть все, что нужно человеку…

Лилит снова наполнила свою чашку. Теперь, когда исчезли кухарка и горничная, в кухне стало тихо; в принципе это была самая уютная комната на весь большой дом. Приятно ощущать тепло, идущее от огня, вечер прохладный и сырой…

Она вынула из ридикюля фотографию Клива, сделанную в Майлс-Сити, штат Монтана, Хаффманом всего четыре года назад. Или пять?

Он был красивый мужчина, несомненно.

– Хотела бы я, чтоб Ева могла познакомиться с тобой, Клив, – сказала она про себя, – и Лайнус тоже.

Как далеко, как далеко ушла она… и как много, как много оставила позади!