Текст книги "Босэан. Тайна тамплиеров"

Автор книги: Луи Шарпантье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

16. Обвинения

Процесс над орденом тамплиеров – юридически сложный казус. Орден пребывает под юрисдикцией папы и подотчетен только Святому престолу.

Процесс над отдельными братьями не может задевать орден в целом. Если показания братьев чернят орден – дело Святого престола разобраться и санкционировать то или иное решение.

Вердикт в таком серьезном случае выносит Вселенский собор, который традиционно с большим трудом говорит «да» или «нет».

Чтобы добиться желанного решения, необходима очень гибкая юстиция. И здесь инквизиция незаменима, ибо одинаково хорошо живет в климате и духовной и светской власти.

Что же получилось?

Светская власть лишила тамплиеров всякой защиты, Римская курия взирала на сие спокойно и благоволительно.

Между Бертраном де Го – будущим авиньонским папой – и королем Филиппом был, похоже, предварительный сговор касательно процесса, что обусловило выборы. Это более чем вероятно.

Драма процесса тамплиеров посеяла по всей Европе схизмы и ереси, которые расцвели впоследствии религиозными войнами и расколами – насколько я знаю, ни один историк не обратил на это должного внимания.

Климент V, в частности, Римская курия вообще вызвали презрение даже тех, кто вдоволь поживился добром тамплиеров.

Данте, не смешивая, разумеется, католическую церковь с папой, поместил Климента V (девятнадцатая песнь «Инферно») в «круг симонии» и сравнил этого понтифика с иудейским первосвященником Язоном, который разграбил «Храм Иерусалима», дабы купить милость сирийского короля Антиоха.

Итак, испытывали братьев порознь, чтобы обвинить орден в принципе. Инквизиторам предоставили список из ста двадцати семи вопросов – так называемой «понтификальной анкеты». Вот к чему сводились заключения следователей:

Рецепция новых братьев происходила преимущественно по ночам при закрытых дверях, капитулы собирались в секрете.

Кандидат во время рецепции возводил хулу на Святую Троицу, Святую Деву, святых мучеников и ангелов Господних.

Кандидату поверяли следующее: Христос есть ложный мессия, никогда не страдал Он во искупление грехов человеческих, но распят был за преступления свои.

Инициаторы повелевали кандидату плевание на святой крест, выказывая пренебрежение алтарю и обрядам церковным.

Они веровали – или, по крайности, утверждают сие, – что Великий магистр волен отпускать им грехи. И не только упомянутое лицо, но и визитаторы и прецепторы, даже светские.

Орденские священники нарочито пропускали в каноне мессы слова консекрации.

Поощряли новых братьев к плотскому единению друг с другом.

Во время рецепции поцелуйный обряд допускал целование губ, пупка и даже ануса.

В каждой провинции хранились идольские головы об одном, трех лицах и даже череполицые. Эти головы, мол, одаряют верных богатством, оплодотворяют почву, выращивают деревья.

Они в целях сорселлерии «освящали» цепочки, или пояса, возлагая на упомянутые головы, и носили на голом теле.

Подобные заключения порождали лавину дополнительных вопросов, как-то: наблюдалось ли сие в такой-то провинции? Во всех командорствах и королевствах? В ордене вообще? Свершалось ли сие по античным обрядам? Записано ли сие в тайных уставах? Начались ли все такие несчастия по утверждении ордена Святым престолом?

Скрупулезно исследуя «истину» один на один, добирались до ордена в целом.

После «допросов с пристрастием» признания поступали хорошо, зато перед комиссией понтификата посыпались отказы, ретрактации.

Когда члены комиссии развернули сто двадцать семь вопросов пятистам пятидесяти тамплиерам, собранным в саду монсеньора епископа, дабы парировать общие обвинения ордену, председатель, зачитав латинский текст, спросил: «Не угодно ли прослушать французский перевод?»

Присутствующие возмутились: «Латыни более чем достаточно! Не хватало еще и по-французски выслушивать подобные гнусности! Все это ложь и клевета с начала до конца».

Справедливо. Но сплошная ли ложь? В конструкции лжи, выстроенной с одной тенденциозной целью, просвечивает нечто… правдоподобное.

Заметим: более всего следователей занимает ситуация приема новых братьев. Вряд ли удалось разузнать подробности жизни Тампля, что касается ритуала вступления в орден – здесь секрет, очевидно, хранился не слишком тщательно.

Почему не подумать о роли «бизутажа», то есть казарменной шуточки, полковой остроты и т. п.

Вспомним: Тампль, прежде всего, военный орден, здесь, так сказать, принимают рекрутов, пусть многим даже не придется воевать.

Этот «бизутаж» по сути своей не в силах блистать хорошим вкусом. Кто же всерьез обидится на такую, к примеру, остроту бывалого вояки: «А ну-ка, педики, тащите ключ от склада, кто лучше всадит, тому наряд вне очереди». Легко представить рецептора, изрекающего кандидату такое «бонмо»: «Что ж, паренек, если я для тебя слишком пылкий, найдешь среди братьев кого попрохладней».

Что-то в таком духе сказал кандидату Гуго де Пейро, визитатор Франции. И добавил следователю: «По-вашему, пошутить нельзя?»

Инквизитор: «Почему вы не подумали о смысле вашей шутки?»

Гуго де Пейро: «Сказал, да и все, кто будет думать о такой ерунде».

Инквизитор гнул свое, хотя Гуго де Пейро и заявил, что статус ордена абсолютно запрещает содомию.

Инквизиторы, преисполненные важности, не имеют права смеяться над лексикой кордегардии.

Почти все тамплиеры признавали ежедневность подобных шуточек, но возмущенно отрицали практику такого рода.

Перед понтификальной комиссией они равным образом признали наличие армейских острот, но явно удивлялись выводам следователей.

И говорили примерно так:

Брат Понсар де Жизи, прецептор Пейенса: «Это подлая клевета. Никто и никогда не давал братьям разрешения на плотские соединения и прочие перверсии».

Брат Эймон де Барбонн: «Три года я стоял на часах близ комнаты Великого магистра там, за морем, и не замечал ничего подозрительного ни в его поведении, ни у братьев».

Брат Жан дю Фур: «Меня заставили признаться в данном грехе, потом я отказался от своих слов, отказываюсь и сейчас».

Брат Жан де Сент-Бенуа, прецептор Иль-Бушара: «Никогда не видел и не слышал, чтобы подобные дела творились в нашем ордене».

Жан л' Англэ (персонаж сомнительный): «Никогда не слыхал разговоров насчет формального приказа какому-либо брату плотски любить другого».

Прочие свидетельства отклоняют бесчестное обвинение, не отрицая, впрочем, двусмысленных шуток во время рецепции.

Вопрос о так называемых «постыдных поцелуях» весьма серьезен. Очевидно, в ритуале рецепции такая практика с давних пор приняла аллюр «бизутажа».

Один из братьев рассказывает: рецептор после вполне торжественной церемонии обратился к нему таким манером: «А теперь поцелуй меня в жопу». На что кандидат ответствовал: «Нет, пусть лучше подохну».

Это, разумеется, несерьезно, однако весьма любопытно.

Я заметил касательно l' Épine (терний, позвоночник): речь идет об инициации не просто кандидатов, но неофитов, идущих путем новициата.

Увы, предназначенное когда-то избранным, деградировало до стандартной армейской шутки.

После знакомства с показаниями о ритуале рецепций остается впечатление, что даже высоким дигнитариям истинный смысл «поцелуя» неизвестен. Рецептор целует кандидата, кандидат рецептора, случайные поцелуи раздаются не важно кому, не значат ничего.

Мистерия поцелуя известна лишь посвященным, а не солдатам или горожанам. Надобно констатировать очевидный упадок инициатической идеи.

И все же вывод небезынтересен: на заре ордена Тампля существовала инициатическая практика и мэтры, способные учить.

В сердце Тампля действовала группа посвященных.

17. Отречение

Почти все тамплиеры на первом инквизиторском дознании отреклись от Иисуса Христа. Загадка так загадка!

«Допрос с пристрастием», разумеется, следует игнорировать, но почти все повторили признание на обычном допросе понтификальной комиссии.

И не только разные сержанты или служивые, но высокие дигнитарии.

Выдержки из первого допроса:

Жак де Моле,Великий магистр (допрос без «пристрастия»): «По знаку брата Юмбера принесли бронзовое распятие, он повелел мне отвергнуть фигуру на кресте. Я подчинился с болью в сердце…»

Гуго де Пейро,визитатор Франции: «Потом брат Жан представил распятие, приказал отречься от того, кто на кресте, и плюнуть на него. Я плюнул с тоской в сердце…»

Жоффруа де Шарнэ,прецептор Нормандии: «После облачения в рыцарскую мантию принесли фигуру Спасителя на кресте: брат Амори (приор Франции, друг короля Людовика Святого) запретил мне верить в сию фигуру, ибо это ложный пророк, а не истинный Бог. Пришлось мне трижды отвергнуть Иисуса Христа…»

Жоффруа де Гонвиль,прецептор Аквитании и Пуату: «Брат Роберт (Роберт де Тортвиль, магистр Англии) раскрыл требник на изображении Иисуса Христа и повелел отречься от сего изображения. Я в ужасе отказался: „Увольте, мэтр, нет моих возможностей“. Тогда он сказал: „Будь тверд, душою клянусь, отречение твое не опалит ни души, ни разума“».

Рено де Трамлэ,приор Тампля в Париже: «После рецепции я отринул Христа».

Все названные дигнитарии заставляли отрекаться новоизбранных братьев.

Ретрактации даже перед понтификальной комиссией случались редко.

К тому же существуют документы вне инквизиторского досье.

Англичанин Джон Эвр пригласил обедать Уильяма де ла Фенна, прецептора Уэсдела. Гость передал жене хозяина книгу – там было написано: Христос не родился от девы, он просто лжепророк, распятый за преступленья свои.

Тоцци де Торолдеби заявил, что слышал сотни раз, как Брайан де Джей, магистр Лондона, говорил, что Иисус Христос обыкновенный человек, а никакой не Бог.

Джон де Стоукс, капеллан, рассказывает: однажды Великий магистр Жак де Моле повелел двум шевалье принести распятие, после чего спросил: «Кто это?»

«Господь наш Иисус Христос, принявший крестную муку искупления человечества ради», – ответствовал капеллан. Жак де Моле: «Ты изрек заведомую ложь, это сын обычной женщины, распяли его за претензию называться сыном Божьим».

Проблема серьезней, нежели вырванные пыткой признания.

Но в таком случае…

Следователи инквизиции и короны заключили: чего тут толковать. Они еретики.

Так ли все просто?

Лет двести или около того эти люди беспрерывно и самоотверженно бились во славу христианства, будучи пленниками, предпочитали смерть отречению от католической веры.

Не слишком ли для богоотступников?

И чего ради еретикам три раза в год, на Пасху, Троицу и Рождество, принимать Святое причастие, как свидетельствуют даже недоброжелатели вроде Жана л' Англэ.

И даже в застенках «еретики» просили допущения к службе. И в каких выражениях…

Жак де Моле перед понтификальной комиссией: «Досточтимые комиссары, мессир канцлер, нижайше умоляю разрешить мне прослушать мессу и причаститься».

Почти все умоляли не лишать их мессы и Святых даров.

В число обвинений входило и такое: капелланы Тампля нарочито пропускали в мессе слова консекрации. Спрашивается: имеют ли значение для вероотступников несколько лишних слов?

И все же отречение налицо.

Поклонники Тампля пытались отыскать разные причины.

Первая и довольно правдоподобная: символическое действо в память трех отречений Петра прежде пения петуха (в самом деле, рецепция кандидатов шла ранним утром).

Но почему никто из тамплиеров не подсказал такого объяснения?

Вторая и весьма неправдоподобная: это испытание для «тестирования» крепости веры кандидата на рыцарскую мантию и шпоры.

Но после отречения ни о каком приеме в религиозный орден речи быть не может.

Бизутаж? Но это совершенно невероятно. Разве станут монахи насмехаться над самой сутью жизни своей?

Но в таком случае?

В таком случае наблюдается дистинкция: одно дело – Христос тамплиеров, другое – некто, распятый Пилатом.

Казус очень любопытный: кандидатов просят отвергнуть «того, кто на кресте», но не самый крест – одну из своих эмблем.

Это и есть тайна тамплиеров?

Скорее, историческая загадка мистерии Голгофы. Всегда ускользающая историческая загадка: впрочем, рукописи Мертвого моря открывают некоторый просвет.

Прежде всего, римляне, похоже, никогда не дозволяли завоеванным народам жить по их национальным законам. Трудно поверить, что Пилат «умыл руки», выслушав постановление синедриона.

Далее: распятие на кресте – сугубо римская казнь. Евреи, как известно, побивали камнями. Если бы евреи замыслили умертвить Иисуса, схватились бы за камни, как в ситуации святого Стефана.

Более того, римский прокуратор не станет осуждать человека за религиозную деятельность, если таковая не вредит Риму.

Случись самосуд где-нибудь в провинциальной дыре, вдали от римских гарнизонов, куда ни шло – можно обвинить евреев. Но в Иерусалиме, близ дворца Пилата – это абсурд.

Пилат мог санкционировать распятие Иисуса вовсе не из религиозных соображений.

Его нисколько не трогали кощунства над Иеговой, пока это не вело к беспорядкам… против Рима.

Несмотря на софистику Евангелия, это все же чувствуется. Евангелие от Иоанна (XVIII):

12. Тогда воины и тысяченачальник и служители иудейские взяли Иисуса и связали Его.

13. И отвели Его сперва к Анне.

24. Анна послал Его связанного к первосвященнику Каиафе.

28. От Каиафы повели Иисуса в преторию.

29. Пилат вышел к ним и сказал, в чем вы обвиняете Человека Сего?

30. Они сказали ему в ответ: если бы Он не был злодей, мы не предали бы Его тебе.

31. Пилат сказал им: возьмите Его вы и по закону вашему судите Его. Иудеи сказали ему: нам не дозволено предавать смерти никого.

Не очень-то логично. Ведь когорта и трибун арестовали Иисуса по навету еврейского агента, Иуды, несомненно.

Итак, римляне доставили Иисуса к Анне, тестю первосвященника, потом к самому первосвященнику. Зачем такая проволочка? Для идентификации, надо полагать.

В претории Пилат спрашивает о причинах. «Если бы Он не был злодей…» – объясняют ему.

Пилату не хочется затевать процесса – как всякий функционарий он не любит компликаций: «Убейте его сами».

«Нам не позволено предавать смерти никого», – отвечают они.

Тогда Пилат велит распять приведенного к нему. Не пророка, не хулителя Иеговы, но злодея.

Каков же «состав преступления»? Ясно из надписи над головой осужденного: «Пилат же написал и надпись поставил на кресте. Написано было: Иисус Назорей, Царь Иудейский… по-еврейски, по-гречески, по-римски». (От Иоанна, XIX, 19.)

Это уже по части «закона Юлия», римской юрисдикции, crimen majestatis – преступление против римского народа и общественного спокойствия. Виноват «всякий, замышляющий против республики с помощью вооруженных людей или подстрекающий к мятежу».

Но ведь ученики не носили оружия. А Петр? Он обнажил меч против легионеров в Гефсиманском саду. Откровенное выступление против Рима? Да.

Вот генеалогия Иисуса: по Иосифу от царя Давида; возможно, и по матери. Наследник трона, который не скрывает сего.

Найдем в Евангелиях без труда.

Гавриил Марии: «…Зачнешь во чреве, и родишь Сына… и даст Ему Господь Бог престол Давида, отца Его. И будет царствовать над домом Иакова вовеки». (От Луки, I, 31, 32, 33.)

Волхвы склоняются перед ним, царем Иудейским.

Пилат спрашивает: «Ты царь Иудейский?» Он отвечает: «Ты сказал».

Конечно, можно уцепиться за двусмысленность ответа: «это твои слова». Однако по сути – утверждение.

И царь Иудейский не ограничивается вялым желанием царствовать при благоприятных обстоятельствах. Обращение к ученикам:

«Врагов же моих тех, которые не хотели, чтобы я царствовал над ними, приведите сюда и избейте предо мною». (От Луки, XIX, 27.)

Сын Давида изъясняется словно какой-нибудь начальник в гражданской войне:

«Кто не со Мною, тот против Меня…»

«Не думайте, что Я пришел принести мир на землю, не мир пришел Я принести, но меч».

О регионах, где его плохо принимали:

«Горе тебе, Хоразин! Горе тебе, Вифсаида…»

Не обходится и без обещаний:

«Тогда Петр, отвечая, сказал Ему: вот, мы оставили все и последовали за Тобою; что же будет нам? Иисус же сказал им: истинно говорю вам, что вы, последовавшие за Мною, – в пакибытии, когда сядет Сын Человеческий на престоле славы Своей, сядете и вы на двенадцати престолах судить двенадцать колен Израилевых».

Обвинение синедриона звучит так:

«Мы нашли, что Он развращает народ наш и запрещает давать подать кесарю, называя Себя Христом Царем» (Христос – греческий перевод с еврейского – помазанный; над старшими сыновьями, предназначенными властвовать, творили помазание).

Удивительно ли, что шевалье Тампля, исследуя подземелья Соломонова Храма (реконструирован за пятьсот лет до Иисуса Христа, уничтожен императором Титом в 70 году н. э.), удивительно ли, что они отыскали документы, озаряющие тайну земного бытия и смерти Иисуса Христа?

Может быть, не адаптированную рукопись Иосифа Флавия?

Тем не менее тамплиеры остались христианами. Вспомним, они отвергали только «фигуру на кресте», только жертву Пилата.

Имеется нечто иное.

Эманация ненависти в Евангелиях.

Но не только.

Есть и слова любви, истинно христианские, мудрые, инициатические.

Много противоречий весьма непримиримых, даже если понимать один фрагмент буквально, другой трактовать «аллегорически».

Как в самом деле согласовать:

«Если правая рука соблазняет тебя, отсеки ее…» и «Выбирая плевелы, не выдергивайте вместе с ними пшеницы».

Партизан ли это вещает: «Милости хочу, а не жертвы». Он ли, который хотел, чтобы враги были преданы смерти у него на глазах?

А как согласовать?

«Я пришел разделить человека с отцом его» и «Повелел Господь, почитай отца своего и мать свою и злословящий отца или мать смертию да умрет».

Два разных текста, смешанных вместе?

И два человека?

Очень и очень на то похоже.

Иоанн. Странность с этим евангелистом.

Если бы не связанность событий, трудно поверить, что четыре евангелиста толкуют об одном и том же человеке.

Христос у Матвея, Луки, Марка скрупулезно держится закона Моисея, у Иоанна прощает падшую женщину, что запрещает закон.

У Иоанна никакой аллюзии на происхождение Иисуса. Его генеалогия – Слово, которое стало плотью. Иосиф, похоже, лишний.

Партизан. Учитель. В целях антиримской политики партизан использует слово учителя.

Не всегда корректно.

Учитель – волевое воплощение, сын Девы (без всякого участия мужского начала), хотя Дева, вероятно, из дома Давида.

Партизан, вероятно, старший сын Иосифа, наследник трона Давида, жаждет отвоевать царство, поднимает толпы, римляне приговаривают его к смерти. Его знают под именем Bar Abbas – Сын Отца.

Но кто учитель? Неизвестно. Быть может, «господин справедливости» ессеев, чье имя «да не дерзнет произносить никто».

Был ли он распят? Возможно, хотя в этой истории нет места двум Голгофам. Известно по рукописям Мертвого моря, что евреи худо с ним обошлись, «не пощадили плоти его». Он так или иначе, в силу божественной своей инкарнации, связан с мистерией креста.

Ибо в традиции четыре материальных элемента образуют крест.

Коран, считая Иисуса пророком, отрицает в известном смысле, распятие: Они (евреи) поверили, будто убили и распяли его. На самом деле Бог восхитил его до себя. (Сура IV, стихи 156–158.)

Все вышесказанное – предположение, и только предположение, но это до некоторой степени объясняет почитание «Христа Святого, Господа Иисуса, Вечного Отца, Бога Всемогущего, творца, освободителя, доброго распорядителя, возлюбленного друга, смиренного искупителя, милосердного Спасителя» – молитва тамплиеров в тюрьме… и пренебрежение к жертве Пилата. Они вовсе не считали себя плохими католиками. Да и если поразмыслить, разве нарушили они религию в ее сердцевине?

Но доверять кому-либо подобные теории без предварительных разъяснений – дело очень рискованное.

Кстати, вполне вероятно, что секрет, известный только посвященным, равно как загадка «постыдных поцелуев», со временем деградировал и принял характер откровенного отступничества.

Один тамплиер поведал на процессе следующее: когда он спросил у пожилого начальника байли Ормето об аргументах подобного отречения, тот рассердился:

«Пошел ты к черту!.. в общем, там был пророк… долго рассказывать…»

Непонятно, что он имел в виду. Вряд ли Сына Божьего.

Инквизиторов осенила великолепная идея сблизить ересь тамплиеров с практикой катаров – последние плевали на крест в ненависти к материальному орудию пытки Господней.

Очень хорошо известная ересь катаров.

Очень хорошо аналогично обвинить тамплиеров – тогда понтификальное осуждение будет получено быстро, без дополнительных расследований.

Очень хорошо прибавить насчет намеренного пропуска слов консекрации в мессе, ибо катары поступали аналогично.

Однако слишком много свидетельств канонического служения в церквах и часовнях Тампля – акцентировать данный пункт не стоит.

И все же в разных работах о тамплиерах авторы любят сближать тех и других.

Но можно ли объяснять катаризмом культуру Лангедока вообще?

Известно: религия катаров утверждает абсолютный дуализм духа и материи. Как это связать с воззрениями тамплиеров? Ведь святой Бернард учил о совершенном одухотворении материи.

Тампль отказался от участия в Крестовом походе на катаров и альбигойцев, но точно так поступил орден Святого Иоанна, и никто не стал подозревать госпитальеров в сочувствии апостатам юга.

Ни Тампль, ни госпитальеры не имели иллюзий касательно «благочестивой» цели похода: слишком было понятно, что феодальное ополчение мечтает о грабежах да разбоях.

Ныне, когда немецкие туристы приезжают в Монтсегюр – на простор «германской боевой славы», они не знают или не желают знать: самый многочисленный саксонский «контингент» более всех отличился в разграблении роскошного Лангедока.

Тамплиеры войну с катарами проигнорировали.

Поначалу никто и не думал подозревать орден в тайных симпатиях. Графу де Тулуз предложили приструнить своих солдат, более смахивающих на бандитов, лишить протекции евреев – еретиков и лихоимцев, – совершить паломничество в Иерусалим и заодно вступить в Тампль или в орден Святого Иоанна.

Позже, на сессии парламента в Памье, альбигойцам выдали две хартии за одиннадцатью печатями (в том числе и Симона де Монфора). В комиссию по составлению хартий входили четыре церковника: два епископа, тамплиер и госпитальер (документы пребывают до сих пор в «Национальных архивах», к тому же они опубликованы в восьмом томе «Истории Лангедока»). Подтверждались французские феодальные законы, фиксировались разряды меры и веса, лимитировались сеньоральные права и репрессии против ереси.

Против этого тамплиеры не возражали – борьба с произволом вассалов графа де Тулуз, усмирение лихоимцев и бандитов никак не противоречили принципам ордена.

Представители Тампля вряд ли придавали особое значение манихейской ереси, которая бытовала не только в Лангедоке, но и в Шампани.

К тому же тамплиеры, равно как госпитальеры, не очень интересовались религиозными убеждениями тех, кто просил приюта. Поэтому беглые катары охотно укрывались в командорствах.

Достаточно упомянуть известного поборника этой секты Санчо Эспада – он защищал Монферран, ему удалось спастись и найти убежище у госпитальеров. Впоследствии Эспада стал приором «дома» Тулузы.

Его наверняка столь же спокойно приняли бы в Тампле.

Альбигойцы, очень может быть, нашли благосклонный прием в южных командорствах Тампля, чем и объясняется гневное письмо папы Климента IV Великому визитатору:

«Тамплиеры слишком испытывают терпение мое, полагаясь на бесконечную снисходительность Церкви. В вашем ордене наблюдаются очень опасные настроения, которые, весьма вероятно, потребуют расследования. Обратите внимание и примите меры».

Намек ли это на знаменитые отречения? Или альбигойская ересь действительно заразила многих братьев? Известны случаи исключения из ордена по такому поводу.

Любопытно, однако, что первые доносы поступили именно от «бывших» из страны альбигойцев.