Текст книги "Ангел по имени Ваня"

Автор книги: Луи Бриньон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Луи Бриньон
Ангел по имени Ваня

Глава 1

– Главный редактор Московского международного книжного издательства!

Чёрт, звучит неплохо …

Онаил Митятюля – человек небольшого роста, худощавый с необычно приподнятым лбом и густой шевелюрой – с ярко выраженным удовольствием вслушался в собственные слова.

Стоя на кухне, одетый в фартук и держа в руках половник, Митятюля раз за разом громко повторял эти слова. Он провёл последние двадцать пять лет, работая в должности корректора. И чуть ли не все эти годы Митятюля мечтал о должности главного редактора.

Высокая зарплата. Уважение всего штата служащих редакции. Постоянные поездки за рубеж. Встречи со знаменитыми писателями…Он уже представлял, как сидит с ними за одним столом и, положив ногу на ногу, ведёт равную беседу. Он видел, как писатели внимательно вслушиваются в его речь и согласно кивают головой, говоря: «Да, Онаил Андрианович! Будет так, как вы скажете!»

Он не думал о том, что за это время, ничего не изменилось. Что он всё так же работает в должности корректора. Одним из многих. И, скорее всего, уйдёт на пенсию в этой должности. Он не думал о том, что в редакции к нему относились с полным равнодушием.

Его попросту никто не замечал. Или замечали, когда передавали очередную рукопись.

Но не больше, чем горшок с растениями или вешалку, которая стояла в комнате много лет. Он об этом не думал. Он мечтал. Он мечтал о должности главного редактора издательства.

«Лучше слов и не найти, – подумал Митятюля, – как хорошо они звучат! Как приятно ласкают слух…». Митятюля не замечал, что широко улыбается, как не замечал грозного взгляда своей жены – высокой, обаятельной женщины с безукоризненно правильными чертами лицами, застывшей на пороге кухни.

– Онаил!

От неожиданно раздавшегося голоса Митятюля вздрогнул и выронил половник. Раздался звонкий стук. Половник покатился по полу. Уткнувшись в газовую плиту, он остановился.

Митятюля посмотрел на половник, а потом поднял взгляд выше.

– Горит,…горит же, чёрт! – Митятюля спохватился и бросился к духовке, из которой валил густой дым. Он, беспрестанно суетясь, открыл дверцу. Дым повалил сильнее. Митятюля схватил какую – то тряпку, лежащую на столе и, сунув её в духовку, вытащил блюдо с жарким. Жаркое, обжигаясь, он поставил на кухонный стол и тут же отдёрнул от него руки и начал на них дуть. Как предполагалось – это должен был быть запечённый гусь, приготовленный по особому рецепту Митятюли. Он посмотрел на жаркое, вернее на то, что выпекалось из гуся, затем перевёл взгляд на жену. Госпожа Митятюля лишь покачала головой.

– Чего… Ленусь? – Митятюля развёл руки в сторону. – Что не так? Гусь как гусь. Мне кажется, он…неплохо выглядит.

– Гусь? – жена косо посмотрела на него, затем ткнула указательным пальцем правой руки в маленькую, чёрную, обугленную массу и не без сарказма произнесла: – Может, он и был гусем, но сейчас его даже курицей назвать язык не поворачивается. Приберись,…а лучше выкинь своего гуся.

– А что я детям скажу? Я ведь обещал им на ужин гуся.

Госпожа Митятюля развела руками, словно говоря: «Как заварил кашу, так и расхлёбывай». Она собрала волосы на затылке и одним движением закрепила их. Затем повернулась и, легко покачивая стройными бёдрами, вышла из кухни.

– Ты всегда бросаешь меня, когда возникают проблемы! – крикнул ей вслед Митятюля.

Его охватило раздражение, но оно сразу же прошло, когда он увидел возвращающуюся обратно жену.

– Я так и знал, что ты передумаешь, – Митятюля торжествовал. Он надеялся, что она подойдёт и обнимет его. Он уже протянул руки ей навстречу, когда услышал гневный голос:

– Что это? – она указывала тем же пальцем на почерневший кусок материи, с помощью которого Митятюля вытаскивал гуся.

– Как – что? Разве не видно – что? – слегка издевательски поинтересовался Митятюля. На губах у него заиграла насмешливая улыбка, но она мгновенно испарилась, как только раздался рассерженный голос жены:

– Это моя скатерть! Моя любимая скатерть!

– Правда? А я и не знал! Я тебе другую куплю…

– Не надо мне другой, – гневно закричала на него жена, – всё, с меня хватит твоих кулинарных опытов. Чтобы духу твоего на кухне не было, понятно? Я не шучу, Онаил. Не смей больше заходить сюда!

– А где я буду есть? – осторожно поинтересовался Митятюля. Он видел, в каком состоянии находится жена, и поэтому не хотел затевать с ней ссору.

– Там где и всегда. В столовой!

– Конечно. Как скажешь, милая! – настороженно оглядываясь на жену, Митятюля засеменил к выходу.

– Фартук сними.

– Конечно, конечно, – Митятюля снял его и протянул жене. Та, с угрожающим видом, вырвала у него фартук из рук.

– И гуся своего никчемного забери! – потребовала госпожа Митятюля

– Прости, милая, я знаю, что это твоя любимая, но… – Митятюля, опасливо поглядывая на жену, завернул гуся в злополучную скатерть и, сунув под мышку, поспешно покинул кухню.

Митятюля вышел в маленькую прихожую, где стояла невзрачная мебель, а оттуда прошёл к выходу. Он всё время шёл на цыпочках, и постоянно оглядывался назад, всячески стараясь не привлекать к себе внимания жены. Митятюля медленно открыл дверь и, выйдя из квартиры, так же медленно закрыл дверь за собой. Он сделал шаг, собираясь спуститься по лестнице, но поскользнулся и с грохотом покатился по ступеням вниз. Гусь, завёрнутый в скатерть, вылетел из–под мышки.

– Я говорила тебе, что надо убрать снег! – раздался из дома голос. А вскоре из–за двери высунулось лицо жены. Увидев его сидящим на снегу возле лестницы, жена коротко засмеялась.

– Вот видишь, к чему приводит твоя самостоятельность? Вместо того чтобы жарить гуся, убрал бы снег с лестницы. В следующий раз будешь более внимателен к моим просьбам.

– Она скрылась, а вскоре снова появилась и кинула ему тёплую куртку. – Оденься, не то снова простудишься.

Лицо жены, наконец, исчезло за дверью. Пока она стояла, он вынужден был улыбаться, хотя спина невыносимо болела. Но он ни за что не признался бы в этом своей…сварливой жене, как называл её сам Митятюля. Охая и кряхтя, Митятюля поднялся со снега и начал отряхиваться. Очистив себя от снега, он поднял куртку, но надевать не стал. Изобразив злорадную гримасу входной двери, он аккуратно сложил куртку на нижней ступеньке лестницы и уже собирался уходить, когда снова раздался голос:

– Я сказала – надень, а не положи на лестницу!

Лицо Митятюли удивлённо вытянулось. Голос жены доносился из кухни. Митятюле ничего не оставалось, как поднять и надеть куртку. Одеваясь, он покосился на входную дверь и пробормотал себе под нос:

– Через лет десять станет такой же ведьмой, как и её мамаша!

– И не вздумай ругать мою маму! – снова раздался голос из кухни.

У Митятюли вновь удивлённо вытянулось лицо. Он некоторое время растерянно смотрел на входную дверь, а потом, отвернувшись от неё, начал искать взглядом…

злополучного гуся. Небольшой двор был полностью завален снегом. Свободной оставалось лишь узкая дорожка, ведущая к наружной калитке. Митятюля прошёлся по дорожке, но так и не нашёл того, что искал. Он снова вернулся к лестнице и огляделся.

Гуся нигде не было заметно.

– Улетел он что ли? – пробормотал себе под нос Митятюля. Он обошёл дом и сразу увидел…злополучного гуся. Позади дома были сооружены два снеговика. На голове одного из них и торчал…обугленный гусь. Пятнадцатилетний сын Митятюли стоял на расстоянии нескольких шагов от снеговиков и бросал в них снежки. По всей видимости, гусь составлял главную цель мальчика. Однако, как он ни старался, так и не мог в него попасть. Мальчик был точной копией своего отца. Маленького роста с невыразительными чертами лица. Лоб у мальчика был нахмурен. Губы плотно сжаты.

А под глазом…красовался здоровый синяк. Митятюля несколько минут наблюдал за ним, а потом окликнул его:

– Чего тебе? – огрызнулся сын. Не обращая на отца ни малейшего внимания, он продолжал бросать снежки в снеговиков.

– Приам!

– Я тебе сколько раз говорил,…не называй меня этим дурацким именем, – закричал сын,

– никогда не называй, – он со злостью запустил снежок в гуся. И снова промахнулся.

– Не понимаю, чем тебе не нравится имя Приам? – словно оправдываясь, спросил у сына Митятюля. – Это ведь имя царя Трои. Царское имя!

– Царское имя? Да это имя – полный отстой. Ребята надо мной всё время потешаются…

«Пана» называют. Зачем ты вообще назвал меня этим именем? Назвал бы лучше

Мишкой как деда.

Митятюля огорчился, услышав слова сына.

– Я хотел как лучше, – негромко ответил он, – прости, сынок. Я и не думал, что тебе придётся страдать из–за имени.

Сын остановился и бросил на отца неприязненный взгляд.

– Шёл бы ты, отец…отсюда. От тебя дома тошно, деваться некуда, а ты ещё сюда припёрся.

– Конечно, конечно, – заторопился Митятюля, – я сейчас уйду. Я не хотел тебе мешать.

Я за гусем пришёл.

– Гуся не дам! – отрезал сын. – Он у меня вместо головы Андрея Голованова. Собью, поставлю вместо головы Петра Слободкина. Они у меня…получат.

– Так эти снеговики вместо твоих одноклассников?

– Пап, какие одноклассники? Они на два года старше меня. В одиннадцатом учатся, вместе с сестрой. Ты даже этого не знаешь. Ты ничего не знаешь! – снова закричал сын. Он ещё раз бросил на отца неприязненный взгляд, а через мгновение повернулся к нему спиной и продолжил кидать снежки.

– Прости, сынок! – в который раз повторил Митятюля и осторожно спросил: – Приам, там надо лестницу почистить. Её засыпало. Восемь ступенек. Делим попал. Половину ты, половину я. Что скажешь?

– Не видишь, я занят! – снова огрызнулся сын.

– Конечно, прости меня!

Митятюлю расстроил разговор с сыном, но он не показал этого. Он повернулся и пошёл обратно. Он зашёл в полуразвалившийся сарай и вытащил лопату. Следующий час он усердно очищал ступеньки лестницы от снега. Закончив с лестницей, он остановился и вытер струившийся пот. Домой идти не хотелось. Подумав, он решил убрать снег во дворе. В следующие два часа он значительно расширил проход, ведущий от калитки к дому. Высота снежных сугробов росла по мере того как расширялась дорожка. Когда он закончил убирать снег, едва смог выпрямиться. Спина нестерпимо болела. Он огляделся и невольно удивился. Вокруг стало совсем темно.

Поглощённый работой, он ничего и не заметил.

– Онаил! – раздался громкий голос жены. – Иди ужинать.

Митятюля положил лопату обратно и направился в дом. Он долго отряхивал снег с одежды, потом повесил куртку в прихожей и направился в сторону ванной. Дверь была заперта. Митятюля постучал. Оттуда раздался раздражённый голос дочери:

– Оставьте меня в покое! Достали уже.

Митятюля повернулся и беспомощно посмотрел на жену.

– Ничего страшного, умоешься на кухне. Пойдём!

Митятюля последовал за ней. Сын уже сидел за столом и уплетал вовсю. Умывшись, он сел за стол и начал ужинать. Чуть позже и жена присоединилась к ужину. А вскоре после этого в кухне появилась и дочь. Дочь больше походила на мать. Высокая и стройная, с обаятельными чертами лица, которые портил вызывающий макияж и необычная причёска. Ей исполнилось семнадцать лет. Она училась последний год и считала себя совершенно самостоятельным человеком. Дочь молча села за стол и придвинула к себе тарелку.

Митятюля с ужасом смотрел на её волосы. Они были зелёного цвета. Ещё больше раздражали ряды косичек оранжевого цвета.

– Мария – Антуанетта,…дочка, что ты сделала с собой? – Митятюля пришёл в ужас от вида своей дочери.

– Не нравится? А у меня ещё кое– что есть. – Дочь встала и слегка приподняла топик, открывая живот. Там красовалась татуировка в виде розы с шипами. – Нравится, папа?

– Ну, нельзя же так себя уродовать? – возмутился Митятюля. – Потом – сейчас зима, а ты ходишь с открытым животом.

– Что ты понимаешь в стиле…в натуре Митятюля! – эти слова дочь произнесла с изрядной долей презрения. Она села на место и с угрозой добавила:

– И больше не называй меня этим идиотским именем. Сколько раз тебе повторять?

Я Машка и всё. И кстати, свои замечания можешь оставить при себе. Они меня нисколько не интересуют и наоборот, очень даже раздражают. Понятно тебе?

– Да,…да, – Митятюля покорно закивал головой. Он замкнулся и перестал говорить.

Он даже не вмешался, когда дети затеяли перепалку за столом. Это была обычная перепелка, одна из сотен похожих друг на друга как две капли воды. Он уже и не смотрел на детей. И ужинал молча. Вскоре оба куда– то ушли. Он даже не стал спрашивать куда. А зачем? Они всё равно бы не ответили. Возникло молчание, которое нарушила жена.

– Завтра на ужин придут родители. Надо купить курицу и ещё кое – что из продуктов. Я тебе напишу список.

Митятюля кивнул головой и встал из–за стола. Он помог жене убрать со стола, а потом она отправилась спать, а он остался мыть посуду. Он всё начисто вымыл, а потом налил себе стакан чая и снова сел за стол.

– Надо бы купить детям подарки, – пробормотал он, – скоро Новый год, Рождество. У меня есть одежда,…хватит пока. Да и зачем она мне нужна? На работу есть в чём ходить. А может, лучше с ними пойти, а то опять обидятся, как в прошлом году. Я хотел сделать как лучше, а получилось, что…испортил всем праздник. Почему у меня всегда получается не так как надо? – Митятюля тяжело вздохнул и продолжил невесёлый монолог. – Я ведь люблю их. И жену и детей. Конечно, что значит сейчас любовь? Я не могу дать моей семье тот достаток, которые они заслуживают. Я мало зарабатываю. Денег не хватает, – он снова вздохнул, – а может устроиться на вторую работу? Но никому об этом не говорить. Вот будет для них сюрприз, когда я деньги принесу! – Митятюля счастливо улыбнулся. Он так и сделает. Он обязательно это сделает. Он будет работать с утра до ночи, лишь бы семья была счастлива.

Глава 2

Наступил следующий день. Воскресенье. День, которого Митятюля боялся и ненавидел. И всё из–за тёщи. Все эти годы она не оставляла его в покое. Она постоянно издевалась над ним и уговаривала дочь подать на развод. Хорошо хоть Леночка не слушала мать, иначе…семья давно бы разрушилась. На сей раз

Митятюля решил вести себя, по возможности, с предупредительной вежливостью и не разговаривать, чтобы, не давать повода тёще для очередной ссоры. С утра он отправился за покупками. Купив всё необходимое, Митятюля вернулся домой и заперся в своей спальне. До самого ужина он репетировал все слова и интонации, с которыми он будет их произносить. Он лежал на постели и, уставившись в потолок, размышлял об ужине…и сам не заметил, как заснул. Когда он проснулся, часы показывали пять минут девятого. Митятюля схватился за голову. Он проспал.

Ужин начался пять минут назад. Он мигом привёл себя в порядок и чуть ли ни бегом направился в столовую. Стол уже был накрыт. Присутствовали все. Жена, дети, тесть…дородный мужчина с пузом и откровенно самодовольным взглядом. И тёща – невысокая, полная женщина с крашеными, рыжими волосами, тонкими, как паутинка бровями, слегка толстоватыми губами, пронзительным взглядом и большой бородавкой у правой ноздри. Митятюля поздоровался и, стараясь быть как можно менее заметным, скользнул на свободное место, рядом с женой.

– Ишь, князь…дожидаться его должны тут все, – ворчливый голос принадлежал тёще.

– Простите, Анастасия Фёдоровна! – произнёс Митятюля, не поднимая глаз от тарелки, на которую жена накладывала ужин.

– Я‑то прощу, а что жена? Дети? Вот они тебя – дармоеда – никогда не простят.

– Мама! – Елена Митятюля с укором посмотрела на неё. – Не начинай снова

– Почему это? – мгновенно взбеленилась Анастасия Фёдоровна. – Почему я не могу сказать правду? Пусть слушает! – она ткнула пальцем в сторону Митятюли. – Нечего его защищать.

– А кого я должна защищать, если не моего мужа?

– Мужа? – Анастасия Фёдоровна бросила презрительно – уничижающий взгляд на

Митятюлю. – Да какой он тебе муж? Ты посмотри на него, сними пелену с глаз–то.

Посмотри, – она ткнула в него рукой, – маленький, уродливый…работает за семь тысяч рублей в месяц. Семья почти голодает. Жена раз в год ходит в парикмахерскую. Дети театр в глаза не видели. В цирк один раз за пятнадцать лет ходили. Двадцать пять лет в одной должности сидит. Это ведь какой тряпкой надо быть? На работе все об него ноги вытирают. Дома тоже. Все его ненавидят. Одна ты любишь. А какие женихи у тебя были? Красавцы. Деловые. Вон, Смолин к тебе сколько сватался. Отказала ему, а он мебельную фабрику отгрохал. Как сыр в масле катается. Жена в шубе за сто тысяч долларов ходит. У детей свой водитель. А ты ему это ничтожество предпочла. Не понимаю до сих пор, что ты в нём нашла? В нём же ничего от мужика нет. А я ведь тебе говорила, что так и будет. Говорила, когда он свататься пришёл. Как фамилию услышала, так и сказала: – Не может у нормального мужика такая фамилия быть. Не может!

– Ладно, мать, – тесть Митятюли попытался её утихомирить, но не тут–то было; та сразу набросилась на него и начала ругать. Митятюля облегчённо вздохнул. Он украдкой посмотрел на тёщу. Она всецело была поглощена своим мужем. Митятюля бросив взгляд на детей. И дочь и сын посмеивались, слушая бабушку. Он перевёл взгляд на жену. Госпожа Митятюля выглядела расстроенной. Она бесцельно ковыряла вилкой в тарелке и ни на кого не смотрела. Митятюля понимал, что жена расстроилась из–за него. Но что он мог поделать с тёщей! Она никогда и никого не слушала. Единственное, что ему оставалось – это молча слушать оскорбления, которыми она его осыпала.

Вскоре тёща оставила мужа в покое и снова переключила внимание на него. Жена, не дослушав очередной выпад в адрес Митятюли, встала из–за стола и ушла.

«Не любит она меня больше, – расстроено думал Митятюля, в то время как тёща поносила его всеми возможными словами. – Опять бросила и ушла. Вот всегда так.

Как мне тяжело, так она уходит!». Он едва дождался конца ужина. Дети постоянно втихомолку смеялись, слушая оскорбления в адрес отца. Это продолжалось до тех пор, пока родители жены не покинули дом. Дети отправились спать в свою комнату. У них была одна общая комната на двоих. Митятюля пожелал им спокойной ночи, но в ответ услышал лишь издевательские слова тёщи, которые дети, постоянно смеясь, повторяли.

«Ну и ладно, – подумал Митятюля, – я и не обижаюсь. Пусть говорят всё, что захотят». Он отправился в столовую и убрал всё со стола, затем вымыл посуду и отправился спать. Жена лежала в постели, но не спала. Глаза были покрасневшие. По

всей видимости, она плакала. Митятюля разделся и лёг рядом с ней. Не успел он как следует устроиться в постели, как услышал прерывающийся от сдерживаемого гнева, голос жены:

– Уйди, Онаил!

Ни слова не говоря, Митятюля встал с кровати. Прихватив подушку и одеяло, он направился из спальни. Возле двери его нагнал голос жены:

– Мы больше никогда не будем спать вместе!

Митятюля бросил на жену грустный взгляд и, кивнув головой, без единой жалобы или упрёка покинул спальню. Он отправился на кухню. Там он постелил одеяло на пол и, положив подушку, лёг. Сон не шёл к Митятюле. Его охватила невыразимая тоска.

Появилось чувство полного одиночества. Он полежал некоторое время, а потом собрал подушку и направился обратно в спальню. Жена уже заснула. Митятюля осторожно положил подушку и одеяло обратно на кровать. Затем подошёл к шкафу и, взяв свою одежду, вышел. Он снова прошёл на кухню и посмотрел на часы. Они показывали четверть третьего. Он оделся, прошёл в прихожую…взял пальто, шапку и шарф…и бесшумно вышел из дома. Уже на лестнице он накинул на шею шарф, надел пальто.

Застегнув все пуговицы на изрядно поношенном пальто, Митятюля сел на ступеньку.

Задрав голову кверху, он следил за падающими снежинками. Изо рта вырывались струи пара. Митятюля опустил голову и начал осматривать шапку, которую держал в руках.

«Вот ты и остался один, Онаил! Никто тебя не любит. – Сорвался с его уст грустный шёпот. – Что тут сидеть и горевать? Пойду–ка лучше на работу. Пройдусь пешком…».

Митятюля нахлобучил на голову шапку и, поднявшись, вышел на улицу.

На работе царила обычная суматоха. Митятюлю клонило ко сну. Он заснул, сидя на стуле, когда ему сунули рукопись в руку и коротко сказали:

– Главный редактор ждёт!

Митятюля очнулся. Взяв рукопись, он спешно направился к главному редактору.

Коридор как всегда был полон начинающими писателями. Все они дожидались очереди в кабинет к главному редактору. Отдельно ото всех сидела молодая девушка в потрёпанном пальто. Она комкала в руках рукопись и с грустью поглядывала в сторону кабинета главного редактора издательства. Митятюля видел эту девушку много раз. Она приходила в издательство каждый день подряд в течение последних шести месяцев, но её так и не приняли. Посочувствовав ей, Митятюля вошёл к главному редактору и, положив рукопись на стол, молча вышел. Проходя мимо девушки, он снова посмотрел на неё. В это мгновение и она посмотрела на него. В её взгляде мелькнула надежда. Разгадав значение этого взгляда, Митятюля остановился и негромко сказал ей:

– Поверьте, если б я мог помочь вам, то непременно сделал бы это… Вы пишите просто великолепно. Я оторваться не мог, когда читал вашу рукопись. Но главный редактор отказался издавать книгу. Я маленький человек здесь, иначе…

– Спасибо! – тихо произнесла девушка.

– За что? Я ведь не помог вам.

– Вы хотели помочь, а это много значит для меня, – девушка снова посмотрела на него и с грустью добавила: – Наверное, это глупо…всё. Ну, какая из меня писательница?

Митятюля дотронулся до её руки и с участием произнёс:

– Не падайте духом! Это самое главное! И всегда помните, что вы можете стать настоящей писательницей. Можете и обязательно станете. Рано или поздно ваши книги издадут.

Девушка кивнула молча. Постояв с минуту, Митятюля отправился обратно, в помещение, где размещались корректоры. По пути он думал о словах, которые сказал девушке. «Не падайте духом!». А ведь они, как никакие другие…подходят в его положении. Он не должен падать духом. Он должен как–то исправить…случившееся.

Попытаться заслужить уважение своих детей. Вернуть любовь жены. Но как?

«Вторая работа», – вспомнил Митятюля и в тот же миг со всех ног бросился вон из здания. Купив газету с объявлениями о работе, он вернулся на своё рабочее место.

Отложив свою нудную работу, он начал анализировать рынок рабочих мест. После короткого анализа, он осознал, что в его положении можно больше всего заработать на строительстве. Не откладывая дела в долгий ящик, он начал названивать по выбранным объявлениям. Митятюле сразу повезло. Он нашёл работу в вечерние часы на одной из строек Москвы. Записав адрес и договорившись встретиться с работодателем через два часа, он отпросился с работы. Спустя несколько минут он отправился по указанному адресу куда– то на окраину Москвы. Митятюле удалось найти это место после долгих поисков. Охранник записал его фамилию и сразу же пропустил на огороженную забором территорию стройки. Митятюля смотрел на каркас многоэтажного здания, которое возвышалось перед ним. На открытых этажах работали сварщики. Огненные искры то и дело сыпались вниз. На снегу валялись десятки бетонных плит. Высотный башенный кран подавал эти плиты наверх. Митятюля подошёл к рабочему, который сколачивал деревянные щиты и спросил, где здание администрации.

– Прямо и налево. Вон зелёный вагончик! – рабочий указал на видневшийся невдалеке вагончик небольшой кувалдой, которую держал в руках. Поблагодарив его, Митятюля направился к дорожке, что была протоптана в непосредственной близости от строящегося здания. Едва он ступил на эту тропинку, как сверху прозвучал предостерегающий крик:

– Берегись!

Митятюля остановился и задрал голову кверху. Он только успел увидеть очертания…

кирпича. Кирпич со всей силой стукнул его по голове и раскололся на мелкие кусочки.

Митятюля зашатался, а в следующее мгновение рухнул на снег. Падая, он сильно ударился головой о край бетонной плиты. Его падение увидел рабочий, который сбивал щиты.

– Человеку срочно нужна помощь! – закричал рабочий и, не выпуская из рук кувалду, бросился к лежавшему без движения Митятюле. Сделав несколько шагов, рабочий споткнулся и растянулся на снегу. Кувалда вылетела у него из рук. Рабочий поднял голову, прослеживая полёт кувалды. Сделав несколько оборотов, она стукнулась об голову лежащего Митятюли, а потом подпрыгнула наверх и снова опустилась ему на голову.

Раздался обеспокоенный голос бежавшего охранника:

– Кому нужна помощь?

Рабочий оглянулся на охранника и пробормотал под нос:

– Уже…никому.