Текст книги "Пылающий остров"
Автор книги: Луи Анри Буссенар
Жанр:
Прочие приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
ГЛАВА IV
Куба. – Рабство. – Цветной предрассудок. – План бегства – Гавана. – Мысль Мариуса. – Переодевание. – Борьба великодушия. – Будь что будет!
Куба, первая большая земля в Новом Свете, открытая Колумбом в 1492 году, представляет собою самый крупный из Антильских островов. Длина Кубы от мыса Маори до мыса Сан-Антонио равняется тысяче тремстам километров, зато ширина нигде не превышает ста шестидесяти, а местами доходит только до сорока. Жителей считается полтора миллиона, включая сюда и китайских кули, появившихся на острове после освобождения негров, состоявшегося окончательно только в 1886 году.
Кули находятся на острове почти в таком же положении, в каком были и негры-невольники. «Цветной предрассудок» царит на Кубе до сих пор во всей силе: люди белой кожи с презрением смотрят на людей другого цвета, не считая их подобными себе и перенося это презрение даже на лиц, происходящих от смешанных браков. Кто не может доказать полной «белизны» своего происхождения, не имеет права проехать верхом или в экипаже по некоторым улицам Гаваны, кубинской столицы, – вот до чего доходит на Кубе «цветной» предрассудок.
Ни одной коронной должности не может занять человек, в жилах которого подозревается присутствие хотя бы нескольких капель «черной» крови, хотя бы этот человек был украшен всеми доблестями и обладал гениальнейшими способностями.
Происходит все это вследствие продолжительности существования рабства на Кубе, которое укоренилось там очень глубоко и выражалось в такой варварской, в такой чудовищной форме, как нигде больше. На негров смотрели хуже, чем на вьючный скот.
Рабство на Кубе отменено всего двенадцать лет тому назад. Мудрено ли, что на негров продолжают еще смотреть, как на существа низшие.
Фрикетта, как француженка, не имела понятия о подобных предрассудках и никак не могла с ними примириться. За неделю до получения роковой записки она имела по поводу этого разговор с Долорес и была очень удивлена теми сведениями, которые от нее получила. Речь зашла о причине той смертельной ненависти, которую питал к Карлосу сеньор Агвилар-и-Веха.
– Ведь мы с Карлосом дети одного отца, но от разных матерей, – сказала Долорес. – Моя мать белой расы, а мать Карлоса была квартеронка.
– Что же из этого следует? – удивилась Фрикетта.
– Для меня и для вас – ровно ничего; разумеется, я его люблю всем сердцем. Но испанцы не могут ему простить его происхождения.
– Вот идиоты! – заметила Фрикетта.
– Моему брату предстояло войти с семейством дона Мануэля Агвилара в близкие отношения, о которых я пока не считаю себя вправе рассказывать…
На этом разговор оборвался, но Фрикетта поняла, что «цветной» предрассудок на Кубе может давать повод к кровавым драмам.
Как бы то ни было, свободе Карлоса и его сестры грозила большая опасность. Надо было их выручить, но как?
Бежать из Гаваны было очень трудно.
Столица Кубы – большой и красивый город с 270 000 жителей. С виду очень красивый, но внутри – до безобразия антисанитарный и неопрятный. Болотистый климат и неопрятность превратили его в настоящее гнездо не прекращающейся желтой лихорадки, холеры и дизентерии. Вода на рейде Гаваны – не вода, а какая-то отвратительная жидкость, клейкая и вонючая, винты пароходов то и дело вылавливают из нее всевозможные отбросы.
Расположен город на небольшом полуостровке. Древние укрепления делят его на две неравные части: старый город – на востоке и новый – на западе. Укрепления превращены теперь в бульвары с многочисленными воротами. На самом конце старого города находятся арсенал и военный госпиталь. Если бы Карлос и его сестра захотели убежать морем, то им пришлось бы пробираться в лодке через рейд, по которому то и дело сновали военно-полицейские лодки.
Стало быть, о бегстве морем нечего было и думать.
Оставалось попробовать убежать сухим путем, то есть пройти через старый город, потом через новый и выйти на равнину. Это было опасно, так как город находился на военном положении и всех въезжающих и выезжающих подвергали строгим допросам.
Долго советовались друзья между собою. Мариуса тоже пригласили на совет, чем он был донельзя польщен.
Мариус сумел верно оценить обстановку. Он тоже находил, что побег морем немыслим. С другой стороны, и железная дорога занималась теперь почти исключительно перевозкой солдат и военного материала. Пассажирские поезда почти совсем не ходили.
Он задумался.
– Вот что, – произнес он вдруг. – Ведь ездят же люди с военными поездами, отчего же нам нельзя?
– Ездят, но только солдаты, – заметил Карлос.
– А почему же нам не одеться испанскими солдатами и не сесть в вагон?
– Мысль недурная, – согласился Карлос. – Но где мы достанем мундиры?
– Здесь есть много мундиров с солдат, умерших от желтой лихорадки. Это неприятно, но что же делать…
– Ну конечно, где уж тут разбирать… Только бы добыть их… Но вы все говорите: «мы, для нас… » Кто же это – мы?
– Ах, Боже мой, вы и я.
– Так вы… так вы хотите разделить со мной опасности… нужду… горе…
– Э!.. Есть о чем говорить. Ведь нельзя же отпустить вас одного, когда вы на ногах еле держитесь от слабости. С вами непременно должен быть кто-нибудь.
– Послушайте, матрос, – с волнением произнес полковник, – вы храбрый и добрый человек.
– Рад стараться, господин полковник!
– Но вы забыли про мою сестру. Как мы уведем ее отсюда? Ведь часовые при госпитале точно так же обязаны пустить пулю в беглеца, как и часовые при тюрьме.
– О вашей сестре я сама позабочусь! – с живостью сказала Фрикетта.
– Мариус будет помогать вам, а я – сеньорите Долорес.
Молодая патриотка энергично воспротивилась такому намерению француженки.
– Нет, – сказала она, – я не могу допустить, чтобы вы жертвовали ради меня своей жизнью.
Фрикетта сделала рукой беззаботный жест.
– Вздор какой! – проговорила она. – Двум смертям не бывать, а одной не миновать.
– А иногда бывают и две смерти, – вмешался Мариус и громко захохотал.
Долорес пробовала протестовать еще раз, но решение Фрикетты было неизменно.
– Я отправлюсь с вами, это решено, и не о чем больше спорить, – отрезала молодая француженка. – Я так хочу, а после – будь что будет!
ГЛАВА V
Надо бежать. – Охраняемый госпиталь. – Фрикетта в плену. – Фрикетта выходит в отставку. – В полночь. – Страхи. – Ужасное убежище. – Покойницкая. – В клоаке.
Выбраться из Гаваны пешком или на лошадях можно было только после исполнения целого ряда формальностей, удостоверяющих личность выбывающего. При малейшем подозрении всякий, желавший улизнуть из города, попадал под военный суд, а затем и под расстрел. Фрикетте и ее друзьям оставалось только попробовать, нельзя ли уехать по железной дороге, хотя и тут был огромный риск. Но с военным поездом представлялась возможность уехать незаметно, так как тут всегда была большая толпа провожающих и в этой толпе можно было затеряться.
Только бы добраться до вокзала. Но как это сделать? Госпиталь охранялся строго. Фрикетте и ее матросу ничего не стоило выйти, но Карлосу и его сестре…
А время шло. Мариус уже пронюхал, что готовится транспортное судно для отсылки партии пленных в Европу. Охрана госпиталя удвоилась, и это пришлось скоро почувствовать даже самой Фрикетте, хотя она пленницей не была.
Однажды после шести часов вечера Фрикетта вздумала выйти погулять, желая воспользоваться короткими тропическими сумерками и подышать чистым воздухом. Вдруг часовой загородил ей дорогу:
– Нельзя!
Фрикетту в госпитале все знали и любили. Она это знала и потому удивилась и подумала, что тут ошибка.
Часовой грубо повторил:
– Нельзя!
Фрикетта рассердилась и сделала два шага вперед.
– Нельзя говорят вам! – еще громче закричал часовой. – Назад!
У Фрикетты даже губы побелели.
– А!.. Так вот как!.. Со мной, свободной француженкой, обращаются здесь как с пленницей!.. И это за все мои заботы и труды!.. Хорошо же!..
Вдруг она вспомнила о полковнике Валиенте и его сестре, и сердце у нее сжалось. Что, если их замыслы раскрыты?..
Фрикетта не стала разговаривать с часовым, исполнявшим только то, что ему было велено, вернулась в госпиталь и потребовала немедленного свидания с главным врачом. Он принял ее очень любезно, но как будто стеснялся чего-то. Фрикетта рассказала о случае с ней и объявила:
– Я желаю немедленно, сейчас же выйти отсюда.
– Это невозможно, мадемуазель.
– Как так – невозможно?
– Запрещено всем, по приказу коменданта города.
– Но я не все.
– Завтра после полудня сколько угодно, мадемуазель.
– Но что это значит?.. Ведь я не солдат, я иностранка, француженка. Ко мне это не может относиться…
– Дело в том, дитя мое, – мягким отеческим тоном произнес доктор,
– что завтра должен отплыть в Европу транспорт с пленными, с государственными преступниками, многие из которых находятся здесь, в госпитале. Комендант опасается побегов… Принятые им меры не могут оскорблять вас лично, так как относятся ко всем без исключения.
– Все это одни слова, милостивый государь, а фактически я все же лишена свободы. Я потребую консульской защиты. В последний раз говорю вам: выпустите меня.
– Часовым отдан строгий приказ. Против вас будет употреблена сила. Все, что я могу для вас сделать, это послать от вас записку в комендантское управление.
– Милостивый государь, я не привыкла просить о том, чего имею право требовать. Против силы я, как женщина, ничего не могу поделать. Я поступила сюда на службу добровольно и служила верой и правдой, а между тем со мною поступают как с преступницей, вопреки всякому праву, вопреки всякой справедливости. Знайте же, что после этого я не останусь здесь больше. Прошу вас не рассчитывать на мои дальнейшие услуги. Я выхожу в отставку.
– Но, мадемуазель, подумайте… не горячитесь… зачем такая поспешность.
– Имею честь кланяться, милостивый государь.
Взбешенная Фрикетта покинула опешившего доктора и как буря промчалась к себе в комнату, где и заперлась.
Через некоторое время к ней вернулось ее обычное хладнокровие, то хладнокровие, с которым она проводила свои необыкновенные хирургические операции, удивлявшие старых и опытных врачей.
– Надо подумать хорошенько о том, как бы спасти Карлоса и Долорес,
– сказала она себе. – У меня еще полсуток времени.
Не теряя ни минуты, она отправилась к своим друзьям и объяснила им ситуацию. Карлос и Долорес приняли тяжкое известие совершенно спокойно. Они были давно готовы ко всему. Полагая, что теперь все кончено, Карлос обратился к Фрикетте с просьбой дать ему и его сестре какого-нибудь яда, который бы действовал верно и быстро.
Фрикетта отказала наотрез.
– Рано еще, – пояснила она. – Это успеется.
– На что же вы надеетесь?
– Я надеюсь улизнуть вместе с вами от этих благородных гидальго, которые, как оказывается, хуже и грубее прусских солдат… Как! Не пропускать меня!.. Меня!.. Хорошо же!
– Скажите, что же нам теперь делать?
– Вам – ничего не делать. Будьте только готовы и ждите полуночи. Ждите и надейтесь!
С этими словами Фрикетта выпорхнула от них, как птица, и долго после того советовалась о чем-то с Мариусом.
К одиннадцати часам вечера лицо Фрикетты прояснилось. Мариус отдувался, как кит, сдерживая готовые вырваться у него восклицания радости и торжества. При свете догоравшей свечи он заканчивал ни более ни менее как гримировку своей собственной особы. Его черная борода превратилась в рыжую, какие нередко встречаются у испанцев. То же произошло и с его густыми лохматыми бровями. Стоя перед зеркалом, он смеялся и говорил Фрикетте:
– Э!.. Я теперь точно и не Мариус… Никому теперь меня не узнать, черт возьми!.. Вот так химия!.. Ведь это все химия сделала, мадемуазель, не правда ли?
– Химия, химия, Мариус. Она играет большую роль при всяком нашем побеге. Мне она сослужила не однажды хорошую службу… на Мадагаскаре и в Абиссинии… Ну, с этим, значит, кончено. А остальное готово у вас?
– Как же, мадемуазель, все готово.
– Так пойдемте к нашим узникам.
Провансалец взял под мышку три свертка средней величины и пошел за Фрикеттой по госпитальным коридорам, слабо освещенным газовыми рожками.
Приближалась полночь.
Фрикетта вошла в палату, где ее дожидались брат и сестра.
– Идите за мной! – сказала она им.
Она повела их по коридору, в котором Мариус поспешил завернуть все газовые рожки. Пройдя шагов двадцать, Фрикетта нащупала в стене коридора маленькую дверцу и, вынув ключ, отперла ее.
– Тут каменная лестница, – сказала она. – Двадцать ступеней. Спускайтесь осторожнее и ничему не удивляйтесь.
Пропустив всех вперед, она заперла дверь опять и спустилась сама с лестницы.
Противный пресный запах слышался на лестнице и в том помещении, куда она вела. На длинных столах, освещаемых единственным газовым рожком, лежало десятка два трупов.
– Покойницкая! – пролепетала Долорес, на разбитые нервы которой вся эта обстановка подействовала особенно сильно.
– Не робейте, ободритесь! – поддержала ее Фрикетта.
– Поле битвы не так ужасно, – заметил Карлос.
– Ничего, полковник, я тут лежал.
Полковник с удивлением взглянул на Мариуса с рыжими усами.
– Это все химия, полковник, – пояснил провансалец.
– Да он просто неузнаваем стал! – проговорил Карлос.
– Да, мне уже в третий раз удается подобная химия, – заметила Фрикетта. – На Мадагаскаре помог фосфор, в Абиссинии я превратила себя в негритянку при помощи раствора ляписа, а теперь Мариуса вымыла водой с перекисью водорода… Однако, друзья мои, нам надо торопиться: слышите, ваш побег уже замечен.
Действительно, наверху слышен был топот, беготня, возгласы.
– Мариус!
– Что угодно, мадемуазель?
– Поднимите плиту.
В тишине было слышно, как Мариус над чем-то пыхтит и возится, стараясь сдвинуть с места. В углу зала поднялась тяжелая большая плита, под которой оказалось черное вонючее отверстие.
Фрикетта взяла свечу и первая стала спускаться. Когда стала видна только ее голова, храбрая девушка сказала:
– Мариус и вы, полковник, понесете свертки с костюмами и оружием. Долорес пусть спускается за мной, а Мариус последним. Он же опустит опять плиту.
– Скажите только одно, мадемуазель, – сказал полковник, – где это мы находимся?
– В клоаке, которая должна быть связана с морем.
ГЛАВА VI
Скорбный путь. – Прилив. – Опасность. – Западня. – Железная решетка. – Усилия. – Все в воду. – Лодка. – Мариус убивает человека. – Переправа.
В подземном проходе скоро сделалось очень душно: он был низок и узок, так что идти можно было только согнувшись в три погибели.
Четыре беглеца двигались гуськом, близко держась друг от друга и увязая ногами в вонючей жиже, прикрывавшей гущу, образовавшуюся на дне от осадка нечистот.
Им уже начало болезненно давить виски, в глазах ходили огненно-красные круги. Они были близки к обмороку. Полковник, еще не вполне оправившийся после болезни, почти совершенно лишился сил. Шедший сзади него Мариус чувствовал, как тот пошатывается и спотыкается. В такие минуты провансалец подхватывал несчастного и не давал ему упасть. Долорес здоровой рукой цеплялась за Фрикетту. Фрикетта время от времени говорила:
– Не теряйте бодрости!.. Еще немного – и мы выйдем на воздух. Этот подземный ход не должен быть длинен.
Но, ободряя других, бедняжка сама задыхалась в отвратительном смраде.
Так беглецы прошли еще шагов двенадцать. Вдруг до их слуха донесся слабый плеск.
«Это море! Мы спасены!» – подумали разом все четверо.
Подземный ход расширялся, воздух становился не так удушлив. Плеск становился все слышнее.
«А ведь это, пожалуй, прилив!» – подумала Фрикетта.
Она остановилась перевести дух.
– Боже мой! – воскликнула Долорес. – Вода прибывает!
– Да, – согласилась Фрикетта. – Надо идти как можно скорее. Я все-таки надеюсь, что мы успеем дойти вовремя.
Клоака настолько расширилась, что теперь можно было идти совершенно свободно. Вонь и духота тоже уменьшились. Но зато уровень воды быстро поднимался. Фрикетте она доходила уже почти до колена.
– Скорее! Скорее! – крикнула она, устремляясь вперед.
Вот он наконец, этот желанный выход. Беглецы достигли его… Но – о ужас! – он оказался закрытым крепкой и густой железной решеткой, вделанной в каменные стенки подземного канала.
Препятствие казалось неустранимым.
Долорес зарыдала. Полковник заскрежетал зубами.
Мариус выпустил град самых живописных провансальских ругательств.
Фрикетта молча смотрела на решетку.
– Пропустите меня вперед, мадемуазель, – обратился к ней Мариус. – Я должен все-таки попробовать…
Он схватился за железные прутья, напряг все мускулы – и ничего не сделал.
Решетка не поддалась.
– Черт возьми! – воскликнул провансалец. – Да она прекрепкая!
Вода между тем прибывала. Она была уже выше колен.
Неужели, избежав удушения, беглецам суждено будет утонуть?
Мариус продолжал раскачивать решетку, не переставая отчаянно браниться.
Полковник попробовал ему помочь, но что мог он сделать? Он сам был слабее мухи.
Так прошло еще с полчаса. Вода поднялась беглецам до пояса.
Еще несколько минут – и смерть…
Мариус постоял несколько секунд неподвижно, собираясь с силами.
Вот он снова схватился за решетку своими могучими руками. Потянув в себя всей грудью воздух, он вцепился в решетку и дернул ее к себе так сильно, что даже его собственные кости затрещали.
Решетка не сдвинулась.
– Черт побери, не могу! – закричал матрос. – Это выше моих сил!
Под сводом оставалась только треть непокрытого водою пространства. Фрикетта вынуждена была поднять высоко ту руку, в которой держала свечу.
Ей вдруг пришла в голову новая мысль.
– Мариус! – сказала она. – Вы тащили решетку к себе. Попробуем навалиться на нее, может быть, она опрокинется в ту сторону.
Тогда все четверо беглецов, больные и здоровые, навалились на решетку.
– О! О-о!.. Ну-ка, ну!.. Еще!.. Так!..
Раздался громкий треск. Решетка подалась и упала вперед, увлекая за собой и всех беглецов.
Свечка Фрикетты упала в воду и погасла, так что беглецы очутились в полной темноте.
Напор был настолько силен, что беглецы по инерции выскочили из прохода прямо в воду, омывавшую старые стены госпиталя.
Но они превосходно плавали и не испугались воды. Хладнокровие их и подготовленность ко всяким сюрпризам были настолько велики, что они даже не вскрикнули.
Они поплыли, не зная куда, как вдруг Мариус запутался в веревке, протянутой поперек.
– Э! – вскричал он. – К стене прикреплена веревка… Надобно отыскать, где другой конец.
Он приподнялся из воды и при свете звезд разглядел какой-то темный предмет, качавшийся на волнах.
– Лодка! – вполголоса произнес он. – Бог нас не оставляет.
Он подплыл к лодке и взялся рукою за борт, чтобы влезть в нее.
В лодке на скамейке дремал человек. Он выпрямился, и провансалец увидел, что у него в руке что-то сверкнуло.
Не предупредив, не спросив, что нужно Мариусу, друг он или враг, – неизвестный лодочник замахнулся на Мариуса.
Тот поймал его руку и стиснул в своей.
– Что это ты вздумал убивать меня, приятель? – насмешливо произнес Мариус. – Я еще ничего тебе худого не сделал. Но если так, погоди же.
Прежде чем лодочник успел опомниться, Мариус насел на него – и завязалась борьба, безмолвная, но ужасная – на смерть.
Послышался плеск от падения чего-то тяжелого в воду.
– Ну, вот тебе… Это тебе за дело. Ты должен был уступить мне лодку добром. С моей стороны, тут только законная самозащита – не больше… Эй, друзья! Садитесь все скорее!
Он помог молодым девушкам взобраться в лодку и такую же услугу оказал полковнику.
– Здесь два весла в уключинах и руль. Отлично! Превосходно!
Нож, оброненный прежним владельцем лодки, лежал на скамейке. Мариус увидел его и перерезал им веревку.
– Вы не ранены, Мариус? – спросила Фрикетта.
– Пустяки… Царапинка маленькая. Я ведь остерегался.
И провансалец прибавил:
– Не угодно ли будет вам, полковник, взяться за руль, а я сяду к веслам. Вы должны править, потому что я совсем не знаю здешних мест.
– Зато мне знаком каждый закоулок, – отозвался офицер.
Лодка поплыла.
– А как же тот несчастный? – вспомнила Фрикетта. – Ему бы следовало оказать помощь…
– Успокойтесь, мадемуазель, – возразил Мариус, – я его так обработал, что ему уже никакая помощь не нужна.
– О Мариус! Неужели вы его убили?
– Что делать, мадемуазель, так пришлось… Война-то ведь не свой брат… А главное – зачем он первый полез на меня?
Лодка бесшумно скользила, искусно направляемая полковником по неосвещенным местам. На юг от беглецов светилось три или четыре огонька. Полковник направил лодку на них и сказал матросу:
– Потихоньку обернитесь немного… Видите эту полутемную громаду доков?
– Вижу. Я знаю их. Там меня подняли, когда я упал в припадке желтой лихорадки.
– Туда мы и направимся.
– Великолепная мысль, полковник. Там все есть: вагоны пустые, вагоны с товарами, бочки, ящики, тюки – сам шут не разберется в этом столпотворении. Там легко спрятаться.