Текст книги "Десять тысяч лет в ледяной глыбе (перевод Квитницкой-Рыжовой Е.Ю.)"

Автор книги: Луи Анри Буссенар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

ГЛАВА 7

Горечь и разочарования. – Человечество оказалось не у дел. – Господин Синтез констатирует, что не все происходит наилучшим образом в современном обветшалом мире. – Сквозь пространство. – Поучительная беседа в верхних слоях атмосферы. – Еще о конституции церебральных. – Армии прошлого. – Лига патриотов. – Восточный Китай. – На месте атолла. – Обломки Великого Дела. – Могила господина Синтеза.

Прошло всего двадцать четыре часа с момента воскрешения господина Синтеза, а лихорадочное возбуждение первых мгновений уже сменилось тоской и унынием.

Вернувшись к жизни, сохранив ясный ум, ему удалось благодаря необыкновенному таланту приспособиться к новому и с помощью церебралов сделать достаточно полный обзор земной жизни в сто девятнадцатом веке и испытать при этом горечь и разочарование.

Прежние взгляды на цивилизацию оказались диаметрально противоположными тому, что преподнесла действительность в фарфоровом доме.

Разочарование постигло его потому, что человек такого масштаба не может мириться со своими ошибками. Однако получилось так, что ни одна из крупных проблем, когда-то поставленных им, не была затронута. Да к тому же речь шла вовсе не о тех задачах, разрешение которых, на его взгляд, требовало бездны времени, тем не менее и они остались нерешенными, поскольку противоречили направлению, принятому его нынешними современниками.

К тому же он, как ни странно, нашел человечество достаточно обветшалым: оно с первого взгляда, и, должно быть, не без оснований, показалось ему охваченным как бы неким застоем.

«Люди, засыпающие на охлаждающейся планете, – думал он, – не вводят больше никаких новшеств, а довольствуются лишь выпячиванием области интеллектуального знания, апробированной еще их пращурами». Земля, чье жизненное пространство сужено и которую населяет теперь лишь одна-единственная китайская раса, казалась ему замкнутой, словно отгороженной непроницаемой стеной, за которую не могли пробиться никакие новые мысли, обычаи, нравы, ничьи чаяния, будоражащие людей по ту сторону стены. Унификация [144]144
  Унификация – приведение чего-либо к единой норме, к единообразию.


[Закрыть]расы – не в ней ли заключалась единственная причина застоя в том смысле, что человечество благодаря своей однородности прекратило трудную борьбу за жизнь, борьбу, в которой выявлялись нужды и инстинкты, нарождались гении, превалировали те или иные желания? Человечество осталось не у дел…

С другой стороны, его уже ставшее привычным восхищение увиденным получило тяжелый удар во время посещения музея доисторических времен.

Нагромождение собранных там несообразностей, изученных и прокомментированных со свойственным придуркам или невеждам апломбом, все эти абсурдные попытки воссоздания прошлого внушили ученому естественное предубеждение против всех чудес, которые предстояло вскоре увидеть.

Система межпланетных сигналов, сделанная пусть и с инженерной выдумкой, оказалась странным образом устаревшей, истинно китайской, учитывая огромное количество обслуживающих ее людей.

Насколько больше пришлось бы по душе этому смельчаку, не отступавшему ни перед чем, если бы такая оригинальная и грандиозная операция проводилась при помощи астрального [145]145
  Астральный – относящийся к звездам.


[Закрыть]магнетизма, электричества или силы притяжения.

В течение многих часов он листал архивы Обсерватории, припадал к окуляру громадного телескопа и в который раз убеждался, что сигналы действительно поступают с Марса.

Так как соотечественники Большого-Пожилого-Господина вложили в расшифровку посланных сигналов столько же смекалки, сколько и в определение назначения старинных предметов, история Марса должна была предстать перед землянами в таком же неудобоваримом виде.

В то же время эти существа, отлитые в одинаковых опоках, эти большеголовые тишайшие эрудиты обладали привилегией, делавшей их действительно высшими творениями природы по сравнению с людьми поры господина Синтеза. Вот откуда горечь, которую он не мог превозмочь, – собственная телесная немощь становится все нестерпимей, ставя его передвижение в зависимость от чужой воли.

Подумать только – существа, наделенные таким чудесным даром, таким мощным биополем [146]146
  Биополе – энергия, излучаемая живым организмом.


[Закрыть], так бессмысленно транжирили себя.

А ведь каких вершин они бы достигли, найдя применение силам природы, изобретя умные машины, заставив их служить себе. Вместо того чтобы заставлять сотни тысяч человек вертеть туда-сюда белые и черные тряпки, довольно было бы и тысячи рабочих, снабженных несколькими километрами железной проволоки да нехитрой аппаратурой, которую применяли еще в девятнадцатом веке для складирования газетных листов!

Они что, не слыхали о высоковольтных электропередачах?

Ученый все более и более чувствовал себя Человеком Допотопным, он сопоставлял прошлое и настоящее, и не всегда сравнение выходило в пользу последнего.

Ах, если бы только не левитация, не эта замечательнейшая штука!

Кем стали бы эти кудесники-церебралы, если подобно их доисторическим предкам, оказывались бы привязаны к земле и лишены своей несравненной психической силы?!

Однако господин Синтез не бурчал и не сетовал, а ради продолжения кругосветного путешествия решил держать упреки при себе – ведь ему предстояло и дальше зависеть от воли хозяев, в распоряжении коих он находился теперь постоянно и которые мчали его на головокружительной высоте.

Не так уж и досаждала ему невозможность ни на секунду уединиться, посмотреть что-либо самостоятельно, одобрить или раскритиковать увиденное.

Разве же не справедливо, Бог мой, удовлетворить его вполне естественную любознательность! А то как бы он, только слегка пресытясь открывшейся ему новой действительностью и досадуя на свою неполноценность, не возжелал бы снова обрести покой и забвение в своей тысячелетней ледяной глыбе…

…Тут Тай Ляое сладчайшим голосом, чья приторность уже начинала раздражать, объявил, что пора в путь-дорогу. Группа летунов, появлявшаяся всегда вовремя, как появляется хор в античной трагедии всякий раз, когда надо подать реплику, выслушать признание, прославить героя или проклясть злодея, немедленно сообщила о готовности возобновить коллективные усилия и перенести Сьен-Шунга в любой, даже самый отдаленный район.

Снова он очутился в руках окружившей его группы, и по знаку Тай Ляое все тронулись в путь, предварительно спросив Сьен-Шунга, быстро или медленно он предпочтет путешествовать.

– Перенесите меня туда, где находится континент, вернее, земля, чье возникновение на фундаменте из чрезмерно разросшихся кораллов я когда-то предсказал. Я пристально изучал этот регион и не прочь ознакомиться с его нынешней конфигурацией.

Произнеся эти слова, господин Синтез почувствовал, как некая сила разом подхватила и вертикально вознесла его к самой границе годной для дыхания атмосферы.

Затем воздухоплаватели перевернулись на бок и устремились вперед с неслыханной скоростью, величина которой не мешала, однако, созерцать панораму, раскинувшуюся насколько видит око.

Можно было предположить, что при такой ошеломляющей быстроте местности внизу не будет видно, во всяком случае, картина будет смазанной, все предметы сольются воедино. Но ничего подобного не происходило. Быть может, психическая сила церебралов, которой – господин Синтез это ощущал – были пронизаны все поры его тела, стократно усиливала все способности или порождала новые свойства, но, возможно, и то, что высота полета позволяла охватить взором столь широкое пространство, давало такой обзор, что это резко увеличивало четкость «изображения».

Вот показался Судан с его песчаными пустынями, теперь покрытыми пышной зеленью, густой сетью водных путей, которые пересекают эту ожившую, изменившуюся до неузнаваемости местность.

А вон там, кажется, Верхний Египет, Нил, чьи рукава в верховье образуют огромное озеро пресной воды? Да, это предположение подтвердил Тай Ляое.

Красное море, напротив, исчезло вместе с Аденским заливом, равно как и Индийский океан, в котором образовались новые земли, спаяв Сомали, Лаккадивские и Мальдивские острова, затем протянувшись к Цейлону и южной точке Индостана и заполнив собою все пространство между Оманским заливом и экватором, выше которого раскинулось обширное Средиземноморье.

Сушей стали Бенгальский и Сиамский заливы, между которыми в свое время, словно черный хребет затонувшего материка, громоздился полуостров Малакка.

Суматра, Борнео, Ява, Филиппины, остров Сулавеси ныне являли собой землю, связующую Сиам с Вьетнамом и Кореей. Существовала лишь Южная Азия, спаянная с Центральной Африкой, – необъятный континент простирался до Дальнего Востока, где раньше был Тихий океан, где была Океания.

И повсюду господин Синтез видел поразительно разветвленную систему рек и водоемов – все земли, как старые, так и новообразованные, были превосходно орошены и обеспечены водой.

Везде царила буйная растительность, все та же смесь тропических растений и флоры зоны более умеренного климата, кругом встречались густонаселенные тихие города, типовые строения, рабы, привязанные к земле.

– Ну вот, – с горькими нотками в голосе произнес ученый, – так оно и случилось… Ничего не осталось от старого мира… Совершенно ничего… Даже дикие животные, даже птицы почти полностью исчезли.

– Но полезные виды давным-давно одомашнены, – возразил Тай Ляое. – Разве я позабыл об этом упомянуть? У мао-чинов – стада животных мясных пород, есть у них вьючный и тягловый скот. Разводят они и птицу как для питания, так и ради собственного удовольствия. К сожалению, нам не удалось избавиться от насекомых и некоторых видов рептилий, которыми, можно сказать, кое-какие местности прямо-таки кишат. Как бы там ни было, можно утверждать, что почти вся имеющаяся в нашем распоряжении суша используется целесообразно.

– И между жителями разных областей и даже разных полушарий всегда царят мир и согласие? Никто не хочет поработить другого, не претендует на главенство, завоеванное в борьбе?

– Этого нет, ибо существует лишь одна страна, не разделенная границами на отдельные государства. Есть одна держава – Земля, населенная одной-единственной расой.

– Несмотря на все, что вы мне предварительно рассказывали, я все еще не могу свыкнуться с мыслью о такой абсолютной унификации живших прежде многочисленных разноплеменных народов, поверить в то, что теперь у них одинаковая жизнь, одни и те же цели и устремления. Вам, счастливчикам, и в голову не приходит опасаться гражданских войн и распрей.

– К чему убивать людей? Разве они и без того не смертны? – спросил Тай Ляое с той наивностью, от которой так бы и взвился с негодованием любой из захватчиков прошлых времен. – Мы нисколько не стремимся укоротить жизнь себе подобных, напротив, изо всех сил пытаемся ее продлить.

– Но не всегда же было так. Человечество было скорее злым, нежели добрым. Значит, ему пришлось вследствие своих распрей получить ужасные в своей жестокости уроки. Либо понадобился железный режим, сумевший внушить людям подобное уважение к чужой жизни.

– О, наше братское содружество, которое теперь ничто не может омрачить, тоже складывалось не без борьбы. И установилось оно всего-навсего несколько тысяч лет назад. Тысяч эдак пять, точно не припомню. Почти однородное в расовом смысле человечество было еще разделено на разные части, именуемые государствами и произвольно отделенные друг от друга какими-либо ограничителями или преградами – горами, морями, реками. Эти государства возглавляли правители, чье неразумие иногда порождало в них абсурдное желание расширить свои владения за счет соседей. Как будто суша не принадлежит всем и никому, что совершенно одно и то же!.. Кроме того, наши предки содержали армии.

– Как, – прервал его господин Синтез, – значит, мир установился на земле всего пять тысяч лет тому назад? А до тех пор люди оставались столь безумными и преступными, что уничтожали плоды своего труда, разоряли свои земли и истребляли своих ближних?!

– О нет! Ничто не разрушалось, и никто никого не истреблял. Убивали всего одного человека – главаря и зачинщика. И это вполне справедливо!

– Не понимаю вас.

– В то же время это совсем просто. Каждое государство, в зависимости от значимости, имело свою армию – двести, пятьсот или тысячу солдат.

– Не больше? В мое время армии были многочисленными.

– Прискорбно.

– И какова же была организация таких крошечных армий?

– Как нельзя более элементарна. Каждый солдат получал от государства огромное вознаграждение.

– Значит, тогда еще коммерческие сделки базировались на принципе денежного обмена?

– Да. Продолжу. Итак, каждый солдат-доброволец, – а в армию набирали лишь самых храбрых, самых сильных, самых порядочных людей, – так вот, каждый волонтер приносил торжественную клятву убить главу государства, не пожелавшего жить в мире и согласии со своими соседями.

– Это превосходно!

– Все средства были хороши: железо, огонь, засады, ловушки, подкуп, лишь бы вычеркнуть из рядов живущих человека, поставившего под удар существование своих ближних. Солдат, переодевшись и изменив внешность, выходил в одиночку, хитростью проникал к тирану и убивал его. Если же он сам был убит, его сменял другой, затем третий, четвертый, а если приходилось, то сотый и т. д. В конце концов тиран погибал! Поверьте моему слову, Сьен-Шунг, нет таких непреложных правил, которые нельзя было бы нарушить, таких высоких барьеров, которые не могла бы преодолеть железная воля человека, безоговорочно решившегося пожертвовать собой ради того, чтобы отстоять независимость своей страны и сохранить жизнь своих земляков. Такие вот патриотические формирования, чье содержание не было разорительно для государства, пришли на смену тому, что вы называли регулярными армиями, и, состоя, при всей своей малочисленности, из людей, одержимых готовностью покарать зло, они были отнюдь не слабее ваших. Все солдаты были богаты, всюду они занимали почетные места, а вот в действие им вступать приходилось от случая к случаю, так как губернаторы провинций, зная, чем они рискуют, редко решались на подобные шаги. Такое положение вещей длилось в течение четырех или пяти поколений до того дня, пока расовая однородность не стала полной – произошло окончательное поглощение всех народов китайской расой. Люди не признавали теперь других господ, кроме самих себя, и действовали отныне лишь по своему собственному разумению.

– И вот тут началась немыслимая анархия?

– Никоим образом. Осознав ту истину, что не следует делать другому того, чего ты не хотел бы для себя, а также уразумев, что свобода каждого начинается там, где кончается свобода всех, мы очень скоро достигли взаимопонимания. К тому же наше законодательство с самого начала было весьма простым благодаря очень суровой карательной мере, принятой всенародно.

– И какова же эта карательная мера?

– Смертная казнь. Каково ваше мнение относительно такого правосудия?

– Затрудняюсь судить о причинах, видя исключительно их последствия. Однако…

– Восточный Китай! – прервал его Тай Ляое, указывая на континент, образованный поднятием земных пластов со дна Тихого океана в том месте, где произошло его сцепление с бывшими коралловыми рифами.

Ничто в этом относительно новообразованном континенте не напоминало о его совершенно особом происхождении. Никаких следов кораллов. Сплошной однородный слой черной почвы повсеместно покрывал грубые известняковые пласты. Преображенная флора такая же, как и в других регионах. Загнутые кверху крыши однотипных домов выныривали из гущи высоких деревьев. Извивались многочисленные реки, впадая в сверкающие на солнце воды внутренних морей. Там и сям дымились кратеры вулканов, свидетельствуя о продолжавшейся работе земных недр.

– Не так быстро! Помедленнее, прошу вас, Большой-Пожилой-Господин! – воскликнул господин Синтез.

Группа покорно притормозила и перешла в планирующий полет.

– Я хотел бы спуститься, – продолжал швед, – дабы поближе рассмотреть эту землю.

Не успел он высказать свое пожелание, как почувствовал, что несется вниз стремительно, как аэролит [147]147
  Аэролит – устаревшее название каменного метеорита.


[Закрыть].

Группа зависла в пятнадцати метрах от земли.

– А теперь что вам угодно? – спросил Тай Ляое.

– Произвести поиски близ этого вулкана.

– Это очень просто. – И Тай Ляое шепнул несколько слов своим компаньонам.

Группа тотчас же принялась медленно выписывать зигзаги, повторяя контуры причудливо застывшей лавы.

Господин Синтез сразу же узнал вулкан, начавший извержение в момент, когда ученый был близок к завершению своего памятного эксперимента, своего Великого Дела, имевшего целью воссоздать полностью путь эволюции – от монеры [148]148
  Монера – простейший одноклеточный организм без ядра; термин предложил немецкий ученый Эрнст Геккель (1834–1919).


[Закрыть]до человека.

В этой местности, в отличие от других, почва не была ровной. Кругом бросались в глаза следы конвульсий земной коры, перемещения земных пластов, страшных катаклизмов, тысячелетней борьбы. Судя по хаосу, безостановочно производимому гигантом, который грохотал и яростно встряхивал шевелюрой, состоящей из пламени и дыма, суша возобладала над Океаном не мирным путем.

Господин Синтез, не побоясь злоупотребить учтивостью сопровождающих, продолжал поиски среди масс застывшей лавы. Пористые камни, скопление выветренных скал, осколки кораллов, местами в изобилии выступившие на поверхность из расселин… Вдруг ученый испустил такой вопль, что церебралы были не в силах сдержать горестный стон, настолько услышанный звук ранил их чувствительные организмы. Словно бы не заметив их смятения, швед указал пальцем на коралловую глыбу довольно правильной цилиндрической формы, стоявшую чуть наклонно, как исчезнувшая Пизанская башня [149]149
  Пизанская башня – в городе Пиза (Центральная Италия), основанном не позднее III века до н. э. Знаменитая башня строилась как кампанила, т. е. колокольня, поставленная отдельно от храма; имеет вид цилиндрического сооружения высотой 54,5 м. Сооружена в 1174–1350 годах. Со временем она стала крениться, что было вызвано опусканием фундамента. Заметный простым глазом наклон башни решили сохранить, поскольку он делал здание уникальным. Когда наклон сделался угрожающим, «падающую башню» – так она назьюается во всем мире – взялись активно спасать, в чем приняли участие представители науки и техники множества стран, в том числе и России. В настоящее время падение башни приостановлено.


[Закрыть], на слое лавы.

– Вон она!.. Вон!.. – кричал он в таком экстазе, что его спутники подумали: уж не постигло ли старика внезапно психическое расстройство.

Они приблизились к глыбе, ступили на горизонтальную поверхность и, пораженные, стали наблюдать за охваченным лихорадочным волнением человеком.

Старик измерил шагами узкую полоску суши, не более двадцати пяти метров в диаметре, остановился на месте, снова заходил, жестикулируя, время от времени нагибаясь, затем отломил несколько громадных коралловых ветвей, рассмотрел их, потом громко заговорил, обращаясь к самому себе:

– И я тоже пережил свое время… Эти обломки, эта инертная масса, которую невежды… И вы более чем кто бы то ни было… И вы их относите к природе. Эта глыба, образованная напластованиями мертвых кораллов… Это мое творение. Тут был океан! Огромный Тихий океан, и его зеленые воды бились о скалы. Именно здесь я успел подойти вплотную к осуществлению наиболее возвышенной идеи, какую когда-либо порождал человеческий мозг! Я торжествовал в тот момент, когда этот проклятый вулкан сокрушительно сотряс землю, тем самым победив мой ум. Да что я говорю! Разве разум мой действительно померк? Разве погибло мое Великое Дело? Неужели я проспал десять тысяч лет? Неужто я пережил всех, кто был дорог моему сердцу? Так не очнуться ли мне сейчас; не пробудиться ли от кошмара, гнетущего меня? Анна, девочка моя, увижу ли я, как, склонив надо мною свое пленительное лицо, ты жадно ловишь малейшие признаки моего возвращения к жизни? Услышу ли, как твой нежный голос шепчет мне: «Отец!» Но нет! Лишь пламя слепит мне глаза… Лишь грохот стихии оглушает меня… Я совсем одинок… Я проклят… Пусть будет так! Я не пойду дальше. Потому что истекли века, а судьба по неправдоподобной случайности, которой я не искал, забросила меня сюда. И еще потому, что вулкан, поглотивший Великое Дело моей жизни, вынес по прихоти своей на поверхность со дна иссохшего океана эту коралловую глыбу… Так пусть же этот обломок станет моей могилой, усыпальницей, которую я заслужил! Здесь должен был родиться первый представитель новой расы, чью судьбу никто не мог заранее предсказать, так как мое Великое Дело изменило бы лицо мира. Здесь же умрет последний человек, чьи иллюзии разбила природа… Уснуть… Я хочу уснуть навсегда… И никогда больше не просыпаться!

Пока старый ученый произносил эти слова, его глаза были прикованы к выветренной глыбе, отражавшей ослепительные лучи экваториального солнца.

Взгляд его остановился на этом испепеляющем источнике света с отчаянием самоубийцы, который смотрит на клинок или на яд, способные избавить его от постылой жизни.

Промелькнуло всего несколько мгновений – гипноз подействовал, быстрый, убивающий молниеносно. Господин Синтез запрокинулся, лег навзничь на коралловую глыбу и застыл, неподвижный, скованный. Глаза его были устремлены к свету.

Конец