Текст книги "Пир Джона Сатурналла"
Автор книги: Лоуренс Норфолк
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Сейчас меня поймают, подумал Джон. Поймают и вышвырнут вон. Ну зачем, зачем он позволил себе поверить, что для него найдется место в усадьбе? Какой прок сэру Уильяму Фримантлу, хозяину поместья Бакленд, от сына Сюзанны Сандалл? Сейчас клерки Фэншоу найдут его и выволокут вон. Его отправят в работный дом в Каррборо. Или отошлют обратно в Баклендский приход.
Крики приближались. Но теперь слышался еще и стук-лязг кухонной утвари, словно где-то здесь открылась дверь, за которой происходила стряпня, или эта заброшенная кухня вдруг ожила. Потом сквозь приглушенный шум и гвалт он уловил еще один звук: голос.
Джон покрутил головой, напряженно всматриваясь во мрак. Голос доносится из недр очага, догадался он. Из проема в боковой стенке. Девчоночий голос.
Заглянув в проем, Джон увидел узкую винтовую лестницу, поднимающуюся в темноту. Откуда-то сверху долетал голос. Шум погони за дверью нарастал, приближаясь. Мальчик начал проворно взбираться по ступенькам.
К лицу липла паутина, в ноздри забивалась пыль. Подавляя желание чихнуть, он восходил ощупью и с каждой крутой ступенькой слышал голос все отчетливее. Похоже, девочка кого-то бранила. Преодолев последний виток лестницы, Джон увидел тонкую полоску света. Очертания двери с щеколдой.
– А ну-ка выпрямитесь, леди Курослепа, – послышался голос. – Камер-фрейлине королевы не пристало сутулиться в присутствии ее величества, правда, маменька? Правда. Только Хранительнице Подножной Скамейки дозволяется сидеть в присутствии ее величества. Извини, маменька. Ты что-то сказала?
Мать не ответила.
– Ну вот. Все на своих местах? И вы, леди Белоножка? Прекрасно. Теперь слушайте.
После короткой паузы девочка принялась распевно декламировать:
Странное ликование охватило Джона, едва он услышал первые мелодичные строки. Пастух сделает своей любимой ложе из роз, рассказывала девочка. Вплетет цветы в ее шелковые волосы, украсит ее плащ миртовой листвой и соткет ей наряд из ягнячьей шерсти. Она уже почти пела.
Дам пояс мягкий из плюща,
Янтарь для пуговиц плаща.
С тобой познаю счастье я,
Приди, любимая моя.
Потом голос понизился. Джон подался ближе к двери и напряг слух, силясь разобрать следующие слова, а потом вдруг потерял равновесие, схватился за косяк и случайно задел щеколду. Дверь распахнулась, он полетел носом вперед и растянулся в полный рост. Дверь позади него захлопнулась, щеколда защелкнулась.
Джон лежал на полу в длинной галерее с высоким потолком и рядом больших окон, сквозь которые лились потоки солнца. Когда глаза, на миг ослепленные, привыкли к яркому свету, он увидел девочку примерно своего возраста, сидящую на приоконном диване с черной книжицей в руках.
Она повернула свой острый нос в сторону Джона и заявила:
– Это лестница в кухню. Но ты одет не как поваренок. А скорее как бродяга. Или вор.
На девочке было темно-зеленое платье с ярко-красной отделкой. С шеи спускалась тонкая серебряная цепочка и исчезала под корсажем. Туго заплетенные косы были уложены на голове затейливыми кренделями. Ноги в одних чулках болтались над пыльным полом, рядом с диваном валялись черные башмачки со шнурками с серебряными наконечниками.
– Так кто же ты?
Джон глянул по сторонам:
– Я не вор. И не бродяга.
От нее слабо пахло розовой водой. В уголках губ пряталась улыбка, словно не решаясь показаться. Темные глаза внимательно изучали Джона.
– Вообще-то, передо мной положено преклонять колени, – заметила она. – Или стоять навытяжку, опустив глаза. Ты что, не признаёшь меня?
Про то, как вести себя при встрече с девочками, Джош в своих наставлениях не упомянул. Джон поднялся на ноги.
– Я леди Лукреция Фримантл, дочь сэра Уильяма и леди Анны из поместья Долина Бакленд, – объявила девочка и, поскольку Джон молчал, добавила: – У меня есть и другие титулы.
Он стоял перед ней, в пахнущем сыростью линялом плаще, замызганной ветхой рубашке и потрепанных штанах в грязных разводах. С торчащими на голове клочьями волос, под которыми нестерпимо зудела кожа.
– У тебя есть имя? – осведомилась Лукреция.
– Джон Сатурналл.
– Джон Сатурналл, ваша светлость, – поправила она. – Что же привело тебя сюда, мастер Сатурналл?
– Я прибыл, чтобы поступить в услужение.
– Но взял да сбежал.
– Меня все равно не возьмут.
Она без всякого смущения разглядывала Джона, неловко переминавшегося с ноги на ногу. В нише позади нее он заметил плащ, разостланный наподобие одеяла, и свернутую валиком одежду взамен подушки. С этой самодельной постели на него таращились четыре куклы. Леди Курослепа, подумал мальчик. Леди Белоножка. Маменька. Он вспомнил болтовню юных служанок в хозяйственном дворе и сказал:
– Вы тоже сбежали.
– Такое вряд ли возможно, Джон Сатурналл, – насмешливо ответила девочка. – Я здесь живу. А тебя что привело в Бакленд?
Она быстро окинула глазами пыльную галерею. Одна из ее косичек открепилась на затылке, заметил он. И руки у нее грязные.
– Я услышал, как вы пели.
– Я? Пела? Да не было такого.
– Было-было. – Джон откашлялся и попытался воспроизвести напевный голос девочки: – Приди, любимая моя…
Там было еще про горные кручи и разные наряды, но он осекся, когда Лукреция без улыбки покачала головой.
– На какое место ты хотел поступить? – спросила она.
Джон вспомнил огромное сводчатое помещение внизу и гуляющие по нему волны запахов и вкусов.
– В кухню.
– Стряпать? – В ее голосе слышалось отвращение.
– Так если не стряпать, тогда и кушать будет нечего, – сказал Джон, – ваша светлость.
– Кушать? – Она сморщила носик.
Лицо у нее что тонкий белый фарфор, подумал мальчик. Холодное и гладкое, как у одной из ее кукол. Лукреция молча смотрела на него. Потом тишину нарушил некий звук.
Протяжное бульканье, низкое утробное урчание разнеслось по длинной галерее, гулко отдаваясь от дощатого пола и стен. Услышав этот глухой рокот, Джон изумленно нахмурился, но почти сразу расплылся в ухмылке. Ибо щеки Лукреции Фримантл залила краска. Урчание исходило из ее желудка.
– Похоже, вам нужно кушать сытнее, – сказал Джон, продолжая ухмыляться.
Но девочка не улыбнулась.
– Замолчи! – прошипела она.
– Так шумлю-то здесь не я вовсе.
– Да как ты смеешь!
Теперь она покраснела до корней волос, глаза у нее сузились и полыхнули яростью. Джон недоуменно уставился на девочку.
– Это ж просто ваш желудок, – попытался он успокоить ее. – Просит пищи.
– Да как ты смеешь! – снова выпалила Лукреция. Открепившаяся косичка качнулась туда-сюда, когда она резко встала с дивана.
Прежде чем Джон успел вымолвить еще хоть слово, за дверью галереи послышались возбужденные голоса. Он увидел свой собственный ужас, отразившийся в лице девочки. Несколько мгновений они неподвижно смотрели друг на друга, объединенные общим страхом. Потом глаза Лукреции сузились, рот разомкнулся.
– Сюда! – пронзительно крикнула она. – Он здесь!
Джона притащили обратно в кухню, где ждал мистер Фэншоу.
– Известите констебля, – приказал клерк-секретарь двум своим подчиненным. – Потом отведите мальчишку к воротам.
– Минуточку, мистер Фэншоу, прошу прощения, – услышал Джон голос Джоша. – Позвольте мне сперва объяснить ему… – Перед Джоном возникло лицо погонщика. – Видишь ли, у сэра Уильяма не нашлось для тебя места. Ты отправишься в Каррборо…
– В работный дом, – пояснил Коук, чья плоская физиономия расплывалась в широкой улыбке.
– Там не так плохо, как я думал, – промямлил Джош.
– Ага, если любишь собирать тряпье да кости, – насмешливо фыркнул поваренок.
– Довольно, Коук, – нахмурился мистер Фэншоу. – Уведите его.
Тяжелая ладонь легла Джону на загривок и толкнула вперед. Но не успел он пройти и трех шагов, как раздался низкий голос:
– А ну-ка, отпусти мальца.
Руку у него с шеи убрали, и Джон медленно выпрямился. Возле очага стоял высокий седовласый мужчина с коротко подстриженной бородой и серо-голубыми глазами, в красном кухонном жакете и длинном белом фартуке. На веревке, обвязанной у него вокруг пояса, висел медный половник. Мистер Фэншоу с принужденным видом отвесил низкий поклон и приветственно произнес:
– Мастер Сковелл.
– Добро пожаловать, посторонний, – отозвался Сковелл, и мужчины в красных ливрейных куртках с усмешкой переглянулись между собой. – Домохозяйство решило нанести визит Кухне?
Клерк-секретарь неловко переступил с ноги на ногу:
– Нас привел сюда ваш поваренок Коук, мастер Сковелл. Мы разыскивали этого мальчишку. – Голос мужчины подрагивал от плохо сдерживаемого раздражения.
– Он докучал леди Лукреции, – вставил Коук.
– Его прошение отклонено. Вот оно. – Фэншоу вытащил из своей счетной книги потрепанные грязные листки и вручил Сковеллу. Тот пробежал глазами размашистые строки и воззрился на мальчика:
– Джон Сандалл?
Джон заколебался.
– Он говорит, его звать Джон Сатурналл, – вмешался Джош.
Главный повар слегка приподнял брови. Пронзительный серо-голубой взгляд, устремленный на Джона поверх измятого письма священника, казалось, проникал в самое нутро. Что там говорил Джош – надо смотреть в глаза или нет?
– Здесь упоминается твоя мать, – сказал главный повар.
– Да, мастер Сковелл.
– Она не сопровождает тебя?
– Она… она умерла, мастер Сковелл.
Джон впервые произнес эти слова. Седовласый мужчина отвел в сторону внезапно затуманившийся взор и словно на миг погрузился в какие-то свои потаенные мысли. Потом он опять в упор уставился на Джона:
– Хочешь работать в кухне, Джон Сатурналл?
– Мастер Сковелл! – возмутился мистер Фэншоу.
– Да?
– Мистер Паунси уже дал свой ответ! Мальчишка недостоин служить в усадьбе. Видите, что написано в письме? Его мать обвинялась в колдовстве!
– Но не кем-то из нас, – отпарировал Сковелл. – Если только выне водили с ней знакомства, мистер Фэншоу.
Кухонные работники потупились, пряча улыбки. Подчиненные Фэншоу растерянно озирались.
– Но мальчишка сбежал от нас, мастер Сковелл! – не унимался мистер Фэншоу. – Его нашли в Солнечной галерее…
– Ах да, к слову о дурной привычке забредать куда не положено. – Сковелл грозно надвинулся на клерка-секретаря. – Иной недоброжелатель мог бы ошибочно счесть ваше присутствие здесь за нарушение владений. Посторонние в кухне, пожаловавшие без приглашения… Конечно же, это все от неосведомленности. Своенравный мальчишка что конь без узды. У нас тут свои наказания для подобных нарушителей порядка. И для тех… – Сковелл обратил суровый взор на Филипа Элстерстрита, – кто приводит их к нам. – Главный повар вновь повернулся к Джону. – Желаешь ли ты служить у нас, Джон Сатурналл?
Джон стоял столбом, потрясенный неожиданным поворотом судьбы. Наконец дар речи вернулся к нему.
– Да, – с усилием проговорил он. – Да, мастер Сковелл.
Сковелл взмахнул половником, и в первый миг Джон решил, что главный повар вознамерился вышибить ему мозги. Но тяжелое кухонное орудие просвистело у него над головой и ударило по громадному медному котлу. Под каменными сводами раскатился густой низкий звон – Фэншоу и его клерки опешили, Коук злобно насупился, Филип Элстерстрит улыбнулся до ушей, Джош довольно кивнул, а Бен Мартин прямо-таки просиял от радости. Все в огромном помещении – все до единого повара, младшие повара и поварята – обратили взоры на Джона. Сковелл высоко поднял половник, требуя тишины.
– Джон Сатурналл, – возгласил главный повар, – добро пожаловать в кухню.
– Этьен де Фримантл, сочетался браком с Элеонорой из семейства Катермол. Умер, не оставив потомства, – бормотал себе под нос мистер Паунси. – Джоанна, леди Эплби, второй брак, две дочери и три сына – Эдвард, Руперт и Генри. Эдвард наследовал. Женился на леди Морсборо…
Сгорбившись над столом в своей комнате, он снимал латунные гирьки с бумажных кип, читал выцветшие имена под ними, а потом клал тусклые металлические диски обратно.
Найдите другой способ…
Возьмите да произведите на свет сына, угрюмо проворчал про себя мистер Паунси. С гирями он играл в нехитрую игру, единственная цель которой заключалась в том, чтобы выстроить их вдоль стола по весу, от самой тяжелой к легчайшей. Двухфунтовку стюард поднимал с тихим покряхтыванием, одноунцевку подхватывал, как монету. Всякой вещи свое место. Он взвесил в руке двухунцевку, чувствуя, как крохотная гирька нагревается в ладони.
Сегодня расставить все по порядку вряд ли получится, подумал он, устало потирая глаза над аккуратными кипами бумаг, где генеалогии близких и дальних родственников сплетались в хаотическую паутину. Когда он положил перед собой очередную стопку документов, в дверь деликатно постучали, и к столу приблизились осторожные шаги мистера Фэншоу.
– Произошло пренеприятное событие, мистер Паунси. Один из поварят…
Стоя перед мистером Паунси, клерк-секретарь возбужденно докладывал о происшествии в кухне. Мальчик, о котором шла речь в прошении священника, вспомнил мистер Паунси. Мальчик, чью мать объявили ведьмой.
– Мы уже собирались выставить его вон, но в дело вдруг вмешался сам мастер Сковелл…
Мистер Паунси нахмурился. Кухонный устав предоставлял поварам больше прав, чем имеет иной король, однажды полушутя заметил он сэру Уильяму. И главные повара усадьбы Бакленд защищали свою империю с яростью, достойной римских цезарей. Бесчисленные привилегии, установленные для подданных Сковелла, сплетались в такую же причудливую сеть, как родственные связи древних Фримантлов, размышлял мистер Паунси. Но зачем главному повару встревать в историю с мальчишкой, отменяя уже принятое решение? Сковелл ничего не делает просто так, знал он. Какую же цель он преследует сейчас?
Еще один вопрос, не имеющий ответа, надо полагать. Если только Сковелл не умышлял просто выказать неуважение к стюарду. А данный поступок трудно истолковать иначе. Мистер Паунси тяжело вздохнул. Похоже, давняя война между Кухней и Домохозяйством возобновилась.
– Мастер Сковелл действует в пределах своих прав, – сказал стюард своему клерку-секретарю. – Он может брать на работу кого захочет.
Отрывисто пожелав Фэншоу доброй ночи, мистер Паунси подумал, не отправиться ли и ему на боковую. Но оскорбительный поступок Сковелла никак не шел из головы. Теперь он не уснет, знал мистер Паунси. Раздраженно тряхнув головой, он вернулся к своим разысканиям.
Да не будет дозволено никакой женщине ни доставлять огонь к очагу, ни подпитывать огни Долины, ни подавать пищу, покуда не велят…
Этот завет стал для него проклятием, однажды посетовал сэр Уильям. Снять проклятие могла лишь леди Анна, но она умерла.
Мистер Паунси вновь принялся читать имена, начертанные выцветшими чернилами на бумагах, придавленных латунными гирьками. Из детей, рожденных от леди Морсборо, Эдварду наследовал Гай Бовилье Фримантл. Родословные младших потомков расползлись по близким и дальним окрестностям, соединившись с Роулами из Броденэма, Чарльзами и Саффордами из Мира и злосчастными Фрилами из Олд-Туэ. И несносными Кэллоками. Как раз родословную последних и изучал сейчас мистер Паунси. Один из Кэллоков следующего поколения сочетался браком с одной из дочерей семейства Саффорд. Их сын через женитьбу породнился с Роулами… Мистер Паунси потер переносицу и подумал о дочери сэра Уильяма, опять сидящей под замком в своей комнате. Ее застали в обществе нового поваренка Сковелла. Не потому ли мальчишка вдруг сделался такой важной фигурой? Передвинув бумаги на столе, мистер Паунси положил перед собой родословные Кэллоков и Фримантлов и начал бесцельно отслеживать случайные союзы и степени родства между семействами, уяснять процесс разделения последних на два не связанных между собой клана, сопоставлять имена. Потом две генеалогические линии вновь сошлись – одна со стороны Кэллоков, другая со стороны Фримантлов.
Подземная река, вскользь подумал мистер Паунси. В следующую минуту случайная мысль вдруг разрослась и всецело завладела умом. А может ли линия наследования незримо тянуться сквозь поколения? Достав все родословные семейства Кэллоков, он посмотрел на старые документы новыми глазами.
Свеча догорала, и стюард крикнул, чтоб принесли другую. Ко времени, когда и она стала гаснуть, свет зари уже разливался над Элминстерской равниной и втекал в окно мистера Паунси. Он потер воспаленные глаза. Род Кэллоков был таким же древним, как род Фримантлов. Даже более древним, утверждал отец сэра Гектора. Именно им, а не Фримантлам принадлежало законное право владения Долиной… Стюард еще раз внимательно проследил две линии преемственности. А если они опять соединятся? Возможно, такой союз удовлетворит требованиям завета?
Ему придется войти в переговоры с Гектором Кэллоком, ясное дело. Но нищий граф обеими руками ухватится за возможность породниться с Фримантлами. Тогда останется уговорить леди Лукрецию. Упрямством девочка пошла в отца. Она заартачится как пить дать. Но самое трудное препятствие лежит далеко за пределами Бакленда – ведь любой подобный брак может быть заключен только с благословения Короны.
А для того, чтобы получить такое благословение, придется вновь открыть ворота усадьбы Бакленд.
Откинувшись на спинку кресла, стюард вспомнил вечер, когда ворота закрылись, – вечер смерти леди Анны. Словно обуянный безумием, сэр Уильям тогда прогнал вон всех своих слуг и всех служанок своей жены. Мистер Паунси будто въявь услышал бешеный стук молотка, которым его светлость заколачивал дверь в Солнечную галерею. На следующий день усадьба закрылась от внешнего мира.
Бакленд должен вновь открыть свои ворота, решил мистер Паунси. Латунные гирьки размещались на стопках бумаг почти в нужном порядке. Почти в идеальной последовательности. Хороший вечер. Только мысль о дерзкой выходке мастера Сковелла все еще свербила в глубине сознания. Маленький бродяжка. Его имя назойливо гудело в мозгу, подобно залетевшей в комнату мухе, которая с сердитым жужжанием мечется в поисках выхода.
Джон Сандалл.
* * *
На потолке дрожали красные отблески мерцающих огней, на полу лежали тени от колонн.
– Ты из каких мест, Джон Сатурналл? – спросил кто-то.
– Это Адам Локьер, – прошептал Филип, лежащий рядом с Джоном на соломенном тюфяке. – Кузен Альфа.
– С другого конца долины, – ответил Джон. – Из-под Флитвика.
– Я родом оттуда, – раздался неторопливый голос. – Что-то не припомню там никаких Сатурналлов.
– Да ты дальше вчерашнего дня вообще ничего не помнишь, Питер Перз, – вмешался паренек с птичьей физиономией, обрамленной курчавыми волосами. – Джед Скантлбери, – представился он. – А правда, что ты застал нашу леди Люси спящей в Солнечной галерее?
– Она не спала. – Джон вспомнил надменное востроносое лицо девочки. – К сожалению.
Джед рассмеялся.
– Эй, вы, там, заткнитесь! – крикнул Коук с другой стороны помещения.
– Значит, ты приехал с Джошем Пейлвиком? – тихо произнес Адам Локьер. – Небось много чего повидал, пока путешествовал через всю долину.
– Ну да, повидал кой-чего, – осторожно согласился Джон.
– А что за посылка? – спросил Джед. – Сковеллу прямо не терпелось открыть ее. И как ты узнал, какие приправы добавлены в рыбный бульон?
Джон услышал, как мальчики заворочались. Один или двое сели.
– Да случайно угадал, – уклончиво пробормотал он.
– И ведь правильно всё назвал, – подивился Адам. – Андерли говорил Роосу, а Колин Черч услыхал, он в буфетной был. А потом в кондитерской Андерли сказал косоглазому парню, что раньше стоял на засолочных лоханях…
– Тэму Яллопу, – подсказал мальчик помладше.
– Точно, Финеас? В общем, он сказал, что в жизни не встречал таких, как ты, Джон Сатурналл…
Джон прислушивался к приглушенной болтовне поварят. Перед уходом Джош отвел его в сторонку.
– Все эти люди теперь твоя семья, – сурово промолвил погонщик. – Я появлюсь здесь весной, Генри за тобой присмотрит.
Голоса мальчишек слились в невнятный общий шепот. На тюфяке рядом с ним пошевелился Филип. Матушка хотела, чтобы он служил именно здесь, напомнил себе Джон. Отныне это его мир. Со Сковеллом, поварами и поварятами… А поварята-то все умолкли, внезапно осознал он и открыл глаза.
В ногах у него стояли три фигуры. Коук посередке, а бокам два мордастых мальчишки. Сложив руки на груди, они пристально смотрели на Джона. А ведь я ждал чего-то подобного, неожиданно понял Джон и почувствовал, как глубоко внутри разгорается уголек гнева.
– Этот, что ли? – спросил один из товарищей Коука, который потолще.
– Он самый. – Коук для вящего эффекта выдержал паузу. – Видишь ли, его мамаша… Она… взяла да окочурилась!
Улыбка Коука превратилась в издевательскую ухмылку. Его грубые черты неуловимо преобразились в багровых отблесках огня, и внезапно Джону почудилось, будто на него смотрит густобровая физиономия Эфраима Клафа. Жаркая волна обожгла изнутри, и он бросился на Коука, полыхая лютым гневом.
Первый удар пришелся в бровь. Коук сложился пополам, схватившись за лицо, и Джон со всей силы ударил коленом снизу вверх. Противник испустил пронзительный вопль. На затылок Джона обрушился кулак. Барлоу или Стаббс, кто же еще. Но удар лишь разозлил мальчика пуще прежнего. За физиономией Коука маячили все остальные. Эфраим Клаф и Тимоти Марпот. Все эти злобно оскаленные рожи. Сейчас Коук был всеми теми людьми, которые изгнали его мать в лес, обрекли на смерть от голода и холода. Сколько бы он ни бил, все равно будет мало…
Вдруг кто-то подскочил к нему сзади, крепко схватил за руки. Филип и Адам оттащили Джона прочь, а он яростно вырывался, горя желанием продолжить расправу. Потом от дверей раздался гнусавый голос:
– Что за чертовщина тут творится?
– Прекрати! – прошипел Филип на ухо Джону. – Ты что, с ума сошел? Тебя ж выгонят вон за драку в кухне.
– Новенький не давал нам спать, мистер Вэниан, – крикнул Барлоу. – Мы хотели его утихомирить.
Стаббс помогал Коуку встать с пола. Послышалось презрительное фырканье, и к ним приблизился Вэниан со свечой. Он недобро уставился на Джона:
– Сдается мне, ты дрался.
Джон посмотрел мужчине прямо в глаза, стараясь справиться с дыханием, и помотал головой. Вэниан обвел взглядом помещение:
– Кто здесь дрался?
Все молчали. Вэниан растянул тонкие губы в улыбке и наклонился к Джону:
– Прибереги свои представления для мастера Сковелла, малый. Похоже, он от них в восторге.
Коук с товарищами уже убрались на свое место. Вэниан повернулся и широким шагом вышел прочь. Адам и Филип опасливо посмотрели на Джона.
– Думал, ты из него душу выбьешь, – сказал Адам, и Филип кивнул.
Джон переводил взгляд с одного на другого. Гнев в нем угас, жаркий уголек почернел. Теперь у него ныли ушибы на голове и горели сбитые костяшки.
– Вспылил я, – промямлил он.
Двое мальчиков молчали.
– На все Божья воля, как говаривала моя сестренка, – наконец заметил Адам. – Это все одно что приставные лестницы в саду. Главное – выбрать прочную…
Между мальчиками, лежащими на соломенных тюфяках, возобновился тихий разговор. Джон неподвижно смотрел в сводчатый потолок, чувствуя, как на лбу набухает шишка, и прислушиваясь к приглушенным голосам, ведущим речи про буфетную и судомойню, про пекарню Вэниана и подсобную мистера Банса, про голубятню Диггори и засолочные лохани… Вот он, его новый мир.
Один за другим голоса стихли, и наконец веки Джона сомкнулись.
Он снова был в лесу и тряс за плечо матушку. На сей раз она проснется. Надо только потрясти подольше, и она встанет со своего спального места у костра. Она пожурит Джона за то, что убежал на всю ночь, а потом ласково обнимет. Но он расталкивал ее, пока в деревне внизу не зазвонил церковный колокол, да так громко, что и мертвые поднялись из могил. А матушка по-прежнему не шевелилась. К нему подошла Пегги Роули, с измазанным кладбищенской грязью бескровным лицом, в руке у нее болталась кукла. За ней следовали сестры Риверетт, землисто-бледные, с синими губами. Потом приблизился мальчик в шляпе с обвислыми полями. Абель снял свой головой убор.
– Все из-за колодца, – сказал мертвый друг. – Когда он разлился во время дождей. Старый колодец отравил нашу Мэри. А заодно и рассудок нашей Кэсси. Но ты ведь знал это, правда, Джон?
– Ты зачем пришел, Эйб? – спросил Джон.
– За своим плащом.
Мертвый мальчик схватил Джона за плечо и потянул. А колокол все звонил и звонил…
Джон, вздрогнув, проснулся. Филип Элстерстрит тряс его за плечо. Звон производила поварешка Сковелла, ударяющая об огромный котел. Джон хотел запахнуть полы голубого плаща, но пальцы ухватились за красную куртку и рубашку.
Повсюду вокруг поварята поднимались со спальных мест на полу, зевая, потягиваясь и протирая глаза. Джон потер лицо ладонями и поморщился, задев шишку на лбу.
У противоположной стены вставал со своего тюфяка Коук, один глаз у него заплыл багровым кровоподтеком. Маленький Финеас с ухмылкой пялился на вредного поваренка. Потом двери распахнулись, и в кухню повалили клерки, раздельщики, увязчики, кондитеры, пекари, кладовщики и носильщики. Повара всех рангов сгрудились вокруг Сковелла, который стоял у очага, колотя половником по медному котлу. Наконец под сводчатым потолком замерло гулкое эхо последнего удара.
– Раздуть огонь!
Крышка в полости очага поднялась, ручные мехи заработали, горячие угли замерцали и разгорелись.
– По местам!
Толпа бросилась врассыпную, красные куртки и белые фартуки так и замелькали перед глазами. Джон, стоявший рядом с Филипом, в легком замешательстве озирался по сторонам, когда вдруг почувствовал крепкий тычок под ребра.
– Вчера ты меня врасплох застал! – прошипел Коук, злобно хмуря расцвеченное синяками лицо. – Но погоди, я еще доберусь до тебя, черномазый. И уж я подойду к делу с умом, не сомневайся.
Филип пожал плечами.
– Не обращай на него внимания, – бросил он, когда Коук торопливо зашагал к аркам.
Повсюду вокруг Джона мужчины и мальчики готовились к трудовому дню.
– А куда мне идти? – растерянно спросил он, оглядывая кипящую суетой кухню.
– Куда велят, – ответил Филип. – Может, в разделочную к Андерли. Это было бы неплохо. Или в погреба к мастеру Пейлвику. Или в пряностную комнату к Роосу. Я лично работаю у мистера Банса…
– Уже нет.
Над мальчиками навис старший судомой мистер Стоун, обернутый ниже пояса длинным кожаным фартуком. Лицо его по выразительности могло соперничать с одной из кухонных колонн.
– Вы оба работаете у меня.
– Но мое место в подсобной, – запротестовал Филип.
Мистер Стоун покачал головой:
– Тебе не следовало приводить сюда своего приятеля. – Верзила указал на прибитый над дверью закопченный щит с вырезанными на нем мелкими темными буквами. – Ты же знаешь правила. А ну-ка.
– «Никто да не поднимет руку на товарища, – неохотно прочитал Филип. – Никто да не произнесет бранного слова. Никто да не принесет навоза на башмаках…»
– Не это.
– «Никакая дичь да не будет доставлена не заключенной в клетку…»
– И не это.
– «Ни один посторонний да не войдет в кухни, иначе как с дозволения кухонного начальства», – наконец прочитал Филип.
– Вот именно. – Мужчина сурово воззрился на Филипа и Джона. – Взять хотя бы подавальщиков Квиллера, что сейчас выстраиваются наверху. Здесь они посторонние. Это не означает, что мы с ними не знакомы. Это означает, что они не кухонные работники. Спустись сюда сам король – он посторонний. Даже сэр Уильям. Если ты не служишь в кухнях, ты не имеешь права здесь находиться. А кухонное начальство означает мастера Сковелла, либо одного из старших поваров, либо полноценного повара. А не поваренка, который еще и года здесь не прослужил. – Старший по судомойне повернулся к Джону. – Или даже дня не проработал. Все понятно? Марш в судомойню.
В судомойне пахло сыростью и пищевыми отходами. Свет проникал через маленькие окошки, расположенные высоко над полом. Вдоль одной стены размещались длинный стол, деревянный ларь и ряд лоханей. В дальнем углу, над древним каменным стоком, из стены торчала капающая свинцовая труба. На веревках с потолка свисал длинный деревянный желоб. Из подсобной кухни доносился стук ножей: мистер Банс и остальные уже принялись за работу.
– Вот ларь с золой, – тусклым голосом заговорил Стоун. – Зола растворяет жир. Стол – для грязной посуды. Лохани – для мытья. Ящик с песком – для чистки. Подвесная водяная труба – для набора воды. – Стоун повернул круглую голову к окошкам, выходившим в сад на уровне земли. – Некоторые думают, что могут брать нашу воду. Один садовник по имени Мотт. – В голосе мистера Стоуна послышалось что-то, отдаленно напоминающее раздражение. – Так вот, он ошибается. – Старший судомой хлопнул ладонью по бортику ближайшей лохани и вручил каждому мальчику по деревянной лопатке. – Скребки, чтоб отскабливать.
– А мы надолго здесь, мистер Стоун? – спросил Филип.
– Это решать мастеру Сковеллу.
Филип и Джон едва доставали до дна глубокой лохани, сколоченной из вязовых досок. Внутренние стенки были сплошь покрыты бугристыми наростами желтого жира и наплывами застывшего сала, на дне пупырчатой массой лежали комья пищи, схваченные желто-бурой коркой.
Мальчики выгребли добрых полведра жира ко времени, когда в помещение гуськом вошли судомои – угрюмые мужчины в заляпанных сальными пятнами куртках, все до одного молчаливые, как мистер Стоун. Из кухни мистера Банса доносились крики, стук ножей, звон котлов и сковород. Работники судомойни опустили один конец подвесного деревянного желоба, и из него хлынула вода. Они наполовину наполнили пустые лохани и бросили в каждую по лопатке золы. Потом застыли на своих местах, словно собираясь с силами. Джон выглянул в подсобную и увидел Альфа, с трудом поднимающего чан с водой. Позади него мистер Банс нарезал кубиками брюкву, нож с бешеной скоростью стучал по разделочной доске. Через арочный проход в кухню вошел слуга с большим деревянным подносом, на котором высились три шаткие башни тускло-серых мисок, и направился к судомойне.
– Ага, началось, – пробормотал у Джона за спиной Филип.
Они взяли свои скребки.
– И пошевеливайтесь! – гаркнул один из судомоев. – Иначе будем запаздывать!
Подавальщики Квиллера входили один за другим – у каждого в руках поднос, на каждом подносе по три высоченных стопки мисок, каждая миска измазана подсохшей овсянкой. Мужчины составляли грязную посуду на длинный стол, где Филип и Джон набрасывались на нее со своими деревянными лопаточками и отскребали, отскабливали клейкие ошметки от оловянных плошек, которые потом толчком переправляли по столу к работникам, стоящим у первой лохани. Альф, кряхтя от натуги, таскал в судомойню чаны с горячей водой, но после первого обмена приветствиями у Филипа и Джона не хватало ни времени, чтобы к нему повернуться, ни дыхания, чтобы произнести хоть одно слово сверх невнятного хмыканья. Судомои опускали руки по локоть в лохани и терли, мыли, полоскали, прерываясь для того лишь, чтобы выкрикнуть: «Слить помои!» – и выдернуть затычки. Тогда мутная вода, загустевшая от жира и золы, потоками разливалась по полу и поднималась мальчикам по щиколотку, прежде чем стекала, закручиваясь воронкой, в сливное отверстие в углу помещения. Потом один конец подвесной деревянной трубы опять опускался, и лохани наполнялись чистой водой. Филип и Джон трясли ногами, стряхивая с башмаков вонючую серую жижу, и вновь набрасывались со своими скребками на стопки грязной посуды, изничтожая одну за другой, проворно пересылая миски к лоханям.
