Текст книги "После первой смерти"

Автор книги: Лоуренс Блок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Глава 9

Кто-то крикнул: «Стоять!» – но я уже лез через окно. Я стал торопливо спускаться по лестнице, надеясь, что меня примут за рядового грабителя, по ошибке попавшего не в ту квартиру, и не будут утруждать себя серьезной погоней. Сверху опять закричали, я сделал вид, что не слышал, и кто-то выстрелил, – думаю, это были предупредительные выстрелы, два подряд. В вентиляционной шахте между зданиями они прозвучали неожиданно громко.

Я продолжал спускаться и все ждал, что меня застрелят, но даже и мысли не допускал, чтобы сдаться. Дело было не в храбрости. Сдаться просто не пришло мне в голову. С последней ступеньки пожарной лестницы я спрыгнул на мусорный бак, и вдруг он поехал у меня из-под ног. Я приземлился неудачно, одна нога подвернулась, в глазах от боли поплыли разноцветные круги. Еще пара выстрелов, и на этот раз уже не предупредительных. Одна пуля попала в мусорный бак. Я побежал. Выстрелы посыпались градом. Пока я бежал наискосок к окну, которое до того высадил, меня сопровождал непрерывный шквал огня. Ни одна из пуль не прошла особенно близко. Было темно, им приходилось стрелять почти вертикально. Видимо, это меня спасло. Я залез в окно, протиснулся между стеной и котлом, ринулся по коридору к лестнице. Дверь квартиры коменданта резко распахнулась прямо предо мной, и огромный негр в бейсболке, голый по пояс, вышел вперед, преградив мне дорогу. «Турок!» – вырвалось у меня, хотя это, конечно, был никакой не Турок, а совершенно незнакомый мне человек.

Я налетел на него с разбега. Мы отскочили друг от друга, я сжал кулак и из-за всех сил врезал ему. Если бы он увернулся, я бы упал. Но он был так же удивлен, как и я, и мой кулак попал ему точнехонько справа в челюсть. Его глаза стали абсолютно бессмысленными, и он начал медленно валиться на пол. Я побежал дальше к лестнице, оттуда в парадное, потом на улицу.

Бегом, бегом. Я знал, что нужно остановиться, перейти на шаг и растаять в темноте, но мой мозг не посылал сигналы ногам. Если бы полиция оцепила квартал, меня бы наверняка заметили, и все было бы кончено. Но мне по-прежнему везло. Через три квартала мне наконец удалось сбавить скорость и заскочить в темный дверной проем. Сердце бешено колотилось, и, как глубоко я ни вдыхал, я не мог надышаться. Я решил, что у меня сердечный приступ. Я ухватился за стену здания, но это не помогло, тогда я сел на лестницу и продолжал изо всех сил хватать ртом воздух, пытаясь восстановить дыхание.

Наверное, в тот момент я был на грани обморока. Я чувствовал, что вот-вот потеряю сознание. К желудку и голове подкатывали мутные волны тошноты и слабость. Они затопляли меня. Я боролся с ними, я стиснул зубы и глубоко дышал, и постепенно мне стало лучше.

И тут у меня в ушах снова стали раздаваться револьверные выстрелы. Я чувствовал, как пули ударяются о мостовую справа и слева от меня. До того у меня не было времени, чтобы по-настоящему испугаться. Теперь, после того как все уже случилось, меня начало трясти как в лихорадке. Я не мог остановить дрожь.

Глупо, глупо. Конечно, в квартире было пусто. Естественно, там побывали полицейские и вынесли оттуда все. Даже если бы этого не случилось, мой хозяин, чтобы сдать квартиру другому жильцу, должен был предварительно освободить ее. Вряд ли он сохранил бы ее за мной. Хотя я первого числа внес плату за текущий месяц, у него были все основания думать, что я вряд ли вернусь.

Я прошел еще пару кварталов на северо-запад. Мне удалось благополучно миновать многочисленные бары, и когда я зашел наконец в один из них, мне было нужно не столько выпить, сколько в туалет. Вид у меня был устрашающий, одна рука порезана, другая ушиблена, одежда вся в грязи после падения. Я вымыл руки и лицо и насколько возможно тщательно отряхнул штаны. Я еще не пришел в себя, но теперь, по крайней мере, выглядел достаточно прилично, чтобы вернуться в гостиницу, не привлекая удивленных взглядов.

Но дрожь не унималась. Поэтому на обратном пути я остановился у стойки, успокоив себя мыслью, что теперь мне просто необходимо выпить и что я пропущу всего-навсего стаканчик.

Я одним глотком выпил неразбавленного ржаного виски, оно обожгло мне горло, я поперхнулся, но проглотил. И тут же запил водой, а потом выпил еще стакан воды и вышел на улицу. Я знал, что больше мне не нужно пить, да и желания такого у меня, слава богу, не было.

Выпивка помогла. Я почувствовал себя спокойнее, дрожь унялась. Я прошел оставшееся расстояние до Юнион-сквер, сел в подземку и поехал назад, в гостиницу.

* * *

Я не мог сидеть спокойно. Я принял душ и счистил остатки грязи с одежды. Я почти забыл о краске и стал было мыть голову. На волосы попало немного воды, но все обошлось.

Потом я сидел в комнате и пытался смотреть телевизор. Я попал на одиннадцатичасовые новости. На этот раз говорили обо мне немного, только то, что меня до сих пор ищут. Они ничего не выиграли от разгрома, учиненного в моей квартире, – возможно, полиция и вправду думала, что это был взломщик, а вовсе не я. Если Мортон Пиллион и сказал им о моем звонке, полицейские решили до поры до времени держать это в тайне.

Я выключил телевизор и стал расхаживать по комнате. Нужно было начинать действовать, и вечер наилучшим образом подходил для данной цели. Были люди, которые могли ответить на мои вопросы. Я не хотел ни с кем говорить, но и сидеть сложа руки тоже не хотелось. Я оделся и вышел.

Из телефона-автомата я позвонил Дугу Макьюэну. Он ответил, и я молча повесил трубку.

Он с женой и сыном жил в одном из новых домов на Вашингтон-Хайтс. Я прошел до метро и поехал к нему. Теперь я снова находился среди людей, и мне все время приходилось преодолевать нервозность. После душа, бросив взгляд на свое лицо в зеркале ванной, я показался себе меньше, чем когда-либо, похожим на себя самого. Дело было не только в седых волосах. Лицо выглядело старше. Всего за несколько дней на нем появилось несколько новых морщин и складок. И никаким душем этого было не смыть.

Я решил не звонить снизу в квартиру Макьюэна. Я решил не давать ему шанса сообщить в полицию, пока я буду подниматься в лифте на его этаж. Поэтому я постоял в сторонке и подождал и, когда какая-то женщина стала отпирать дверь, прошел за ней, держа в руке ключ от гостиничного номера. У меня, наверное, был такой вид, как будто я живу в этом доме, поскольку женщина придержала для меня дверь. Мы вместе поднялись на лифте, обменявшись парой фраз о том, какой прекрасный сегодня вечер и как мы оба надеемся, что до конца недели продержится теплая и солнечная погода. Она вышла на пятом этаже. Я поднялся выше до шестнадцатого и постучал в дверь Дуга.

Он открыл в пижаме и халате. Должно быть, я действительно мало походил на себя, поскольку секунду или две он стоял в нерешительности. Потом, явно нервничая, он отступил назад, а я прошел за ним в квартиру и закрыл дверь.

Он сказал:

– О господи.

– Мне нужна помощь, Дуг.

– Ясное дело, конечно нужна. Боже мой, ты ужасно выглядишь. Ты что, за ночь поседел?

– Это краска.

– Я думал, что ты уехал из города. Или тебя поймали. Вчера вечером на углу я тебя обыскался. Я принес деньги, но тебя там не было. Что случилось?

Значит, он все-таки пришел на свидание. На секунду мне стало неловко, что я не поверил ему.

– Там везде были копы, – сказал я, – я испугался и смотал удочки.

– Тебе нужны деньги? Я...

– Не важно. Об этом потом. – Я набрал воздуха. – Нам нужно поговорить. То, что я вчера сказал, действительно правда. Я не убивал эту девушку. А это значит, что ту, первую, я тоже не убивал. Кто-то подставляет меня, Дуг. Я должен узнать кто.

– Полиция...

– Полиция будет искать только меня. Поэтому мне нужно докопаться до правды. Как только это произойдет, я сам сразу пойду к ним. А пока я должен действовать на свой страх и риск.

– Чего тебе от меня нужно?

– Информация. Мне нужно кое-что знать. Кто-то проделал такое со мной, значит, у кого-то были на то основания. На сегодняшний день я вижу только две причины. Возможно, их больше, но это все, что пока приходит мне в голову. Моя работа и Гвен.

– Я тебя не понимаю.

– У меня можно было отнять только это. Работу и жену. Что тебе известно о новом муже Гвен?

– Ровным счетом ничего. Они познакомились в Калифорнии – это все, что я знаю.

– Вот как?

– Она уехала после того, как тебя посадили. Сдала квартиру на срок, остававшийся до конца аренды, продала все, кроме нескольких вещей, которые отдала на хранение, и села на самолет до Калифорнии. Потом Кей получила от нее письмецо. Мы обменялись открытками на Рождество. Пожалуй, все. С тех пор, насколько мне известно, она больше здесь не бывала.

Я закурил.

– А если она знала его раньше?

– Мне это кажется маловероятным.

– Все кажется маловероятным. Как его зовут?

– Не знаю. Кей должна знать.

– Она дома?

– Спит. Пошла спать примерно час назад. – Он посмотрел на свою пижаму и халат. Он стоял босиком. – Я читал и тоже уже собирался ложиться.

– Извини, что надоедаю тебе.

– Не валяй дурака. – Его глаза встретились с моими. – Мне кажется, тебе бы не помешало выпить. Что будешь?

– Ничего.

– А я выпью.

Он нашел бутылку скотча и понес ее на кухню. Я пошел за ним. Он наполнил высокий бокал кубиками льда, плеснул скотча, долил водой из-под крана. Он повторил свое предложение выпить.

– Я бы выпил кофе, – сказал я.

– Растворимый подойдет?

– Конечно.

Мы ждали, пока закипит вода. Мы сидели за столом на кухне – он возился со скотчем, я добросовестно пил кофе.

Я сказал:

– Его имя.

– Я не помню, Алекс.

– Разбуди Кей.

– Не могу.

– Почему, черт возьми? Господи, Дуг, у меня мало времени. Я не могу позволить себе ждать подходящего момента. В сутках только двадцать четыре часа.

– Я не могу будить ее.

– Почему?

– Она запаникует. Будет настаивать, чтобы я позвонил в полицию. Она думает...

– Что я убийца?

Он пожал плечами, выпил, кивнул.

– Ты знаешь женщин.

– Нет, не знаю.

– Слушай. Я не знаю, что делать. Ты правда думаешь, что этот парень...

– Я ничего не думаю, но нужно с кого-то начать.

– Ты считаешь, что они с Гвен...

– Ну да.

Он поднялся.

– Нет. Это абсолютно невозможно.

– Она могла не знать, что он сделал. Могла думать, что все так и было, что я на самом деле убил Евангелину Грант.

– Но ты предполагаешь, что у нее была с ним интрижка.

– Получается, что так.

Он покачал головой.

– Не может быть, – сказал он.

– Ты так уверен...

– Да, черт возьми, уверен! Она любила тебя...

– Я тоже любил ее. Но это не помешало мне залезть в постель к Евангелине Грант и еще в тысячу других постелей до нее. Человек – странное существо. Порой мы совершаем странные поступки.

Я закурил.

– Дуг, мне нужно его имя.

– У Кей есть записная книжка. Не знаю точно, где она лежит, но могу поискать.

– Давай.

Он вздохнул, допил виски.

– Ладно, – сказал он. – Подожди здесь.

Я сидел и ждал, пока он отправился на розыски имени и адреса теперешнего мужа моей жены. Я ждал, курил сигарету, пил кофе и изо всех сил прислушивался. Сначала я не отдавал себе отчета в том, что, собственно, я ожидал услышать. Потом вдруг я понял. Я ждал, что услышу, как он станет звонить в полицию. Но я так и не дождался, он вернулся, неся в руке красную кожаную книжечку, и я подумал, смогу ли я когда-нибудь снова верить людям.

– Вот, – сказал он.

Аккуратная запись, заботливо сделанная мелким почерком Кей Макьюэн, гласила:

Мистер и миссис Расселл Дж. Стоун (Гвен Пенн)

4315; Портленд Хилл Драйв, Лос-Анджелес,

Калифорния.

– Индекса вот нет, – вдруг брякнул Дуг.

– Он мне не понадобится.

– Поедешь туда?

– Нет конечно. Слишком опасно. А к тому же и бесполезно.

Я переписал имя и адрес на листок бумаги, который сунул в карман.

– Мистер Расселл Дж. Стоун звучит многообещающе, – сказал я. – Но остаются и другие варианты.

– Например?

– Например, ее прежний друг, не думаю, что ты о нем слышал. Или один из коллег по факультету, которого ты наверняка знаешь. Уоррен Хейден.

– Хейден? Ты, наверное, шутишь.

– Я не шучу уже почти пять лет, Дуг.

– Слушай, какого черта Уоррену Хейдену...

– Кэм Уэллс отправился цветочки выращивать, так ведь?

– Ну конечно, всего пару месяцев спустя после того, как ты... мм...

– Можешь сказать: сел в тюрьму. Так и скажи. Не будем делать вид, что этого не произошло.

– Всего пару месяцев спустя после того, как ты сел в тюрьму, Кэм Уэллс вышел на пенсию.

– И Уоррен возглавил факультет?

– А кто же еще?

– Именно это я имею в виду, – сказал я.

Он посмотрел на меня с недоверием.

– Если я правильно понимаю, по-твоему, ради того, чтобы исполнять обязанности декана, маленький человек вроде Уоррена Хейдена, который мухи не обидит, взял нож и...

– А почему нет?

– Алекс...

– Черт возьми, – сказал я, – по крайней мере, это повод, разве нет? Разве не готовы все без исключения верить, что я убил двух девушек, не имея вообще никаких оснований? Я, во всяком случае, веду речь о мотивах, я выдвигаю гипотезы.

Я снова закурил.

– Я знал одного старого зэка, осужденного на пожизненное. Убийцу. Знаешь, за что его посадили?

– Нет.

– Он играл в карты со своим лучшим другом и проиграл. И потом по здравом размышлении решил, что друг, похоже, смошенничал. Он пришел в ярость. Подождал два дня, очень тщательно все обдумал, а потом поехал в центр города и купил дробовик. Потом он пошел к другу домой и разрядил ему в лицо оба ствола. Снес ему почти весь череп.

– Не понимаю, при чем...

– Я еще не закончил. Знаешь, сколько он проиграл тогда? Знаешь, потеря какой умопомрачительной суммы толкнула его на убийство?

– Алекс...

– Пятнадцать центов, Дуг. – Я на мгновение закрыл глаза. Человеческая порода – не самое совершенное творение. – Пятнадцать центов. Положение декана исторического факультета, черт возьми, стоит куда больших денег.

– Не думаю, что Уоррен Хейден пошел бы на такое.

– И я тоже не думаю. Но хочу убедиться наверняка.

– Я даже не уверен, что он в этом году в Нью-Йорке. По-моему, он брал отпуск на год и сейчас где-то в Южной Америке, кажется в Перу.

– Я проверю. Есть некоторые вещи, – их совсем немного, Дуг, – которые мне нужно проверить. Речь идет о моей жизни.

– Конечно.

Я встал и отодвинул стул. Мы оба ощущали неловкость. Я узнал все, для чего приходил, и каждый из нас был рад, что настало время прощаться.

– Я пойду, – сказал я ему. – Спасибо за кофе и за разговор. И за Расселла Стоуна.

– Не делай глупостей.

– Ладно.

– Даже если у Гвен и был кто-то, хоть я в это вот на столько не верю, это все равно ничего не доказывает. Само по себе.

– Может, и нет.

– Держи себя в руках.

– Угу.

Он проводил меня до двери.

– У меня ведь отложены для тебя деньги. Они тебе нужны?

Я сказал, что да. У меня еще оставалась некоторая сумма, но я чувствовал, что лишними они не будут. Времени было слишком мало, и я не хотел тратить его на решение финансовых вопросов. Дуг вернулся с двумя сотнями долларов десятками и двадцатками.

– Я все верну, – сказал я.

– Я на это рассчитываю.

Он ни на что не рассчитывал. Он сказал так по доброте душевной. Он был мой единственный друг, но он тем не менее не верил мне, а я не вполне доверял ему. В нашем мире иногда может быть действительно одиноко.

– Где тебя можно найти?

– Нигде. Я ночую на улице.

– Это безопасно?

– Нет. Теперь я поищу отель. Где-нибудь в Джерси, на той стороне реки, не знаю пока. Подолгу жить в одном месте не буду. Безопаснее все время переезжать.

– А если что-нибудь всплывет?

– Дай объявление в «Таймс». Колонка личных объявлений. Какое-нибудь стандартное. Ввиду того что жена оставила меня, я впредь отказываюсь нести ответственность за ее долги. Каждое утро появляется полдюжины таких объявлений, никто никогда их не читает, так что все пройдет гладко. Если я увижу его, я тебе позвоню.

– Мне бы не хотелось делать это под своим именем. Кей убьет меня...

– Господи, конечно нет. Придумай имя. Как тебе, ну, скажем, Питер Портер? Ввиду того что моя жена Петуния оставила меня – этого довольно.

– Питер Портер и его жена Петуния.

– Отлично. Нам будет легко запомнить.

– Ага.

Мы обменялись неловким рукопожатием. Он открыл мне дверь и подождал, пока придет лифт. Потом мы снова пожали друг другу руки, на этот раз с чуть меньшей неловкостью – он пошел к себе, я спустился в лифте на первый этаж.

Питер Портер и его жена Петуния. Проще было назвать ему гостиницу, где я остановился. Но я все еще не доверял ему, впрочем, как и никому другому.

Глава 10

Возвращаясь на метро обратно в центр, я попытался придумать, как с пользой провести остаток ночи, но в голову ничего не приходило. Ночь давала большую свободу передвижения, но в этот час нельзя было ни встречаться с людьми, ни звонить им, так что в результате я лишался возможности куда-либо отправиться.

Я поехал обратно в отель, где снова занялся своими записями. Расселл Дж.Стоун. Наверное, можно было узнать что-нибудь о нем, но как? Я отложил обдумывание этого вопроса на утро. Уоррен Хейден – с ним явно не складывалось. Казалось в высшей степени невероятным, чтобы он прилетел из Перу, перерезал горло малышке Робин, а потом снова отправился на поиски исчезнувших городов инков – или что там еще может искать человек в перуанских дебрях. Его теперешнее пребывание в Перу нуждалось в подтверждении, и это можно будет проверить, а пока он выглядел совершенно безобидным.

Пит Лэндис. Он оставался в списке, и я не узнал ничего, что подкрепило бы или сняло с него подозрения. Дуг не знал его, так что в разговоре с ним было бессмысленно упоминать это имя.

Дон Фишер. Я увидел его имя в старом списке и никак не мог сообразить, почему он там оказался. Я купил у него страховой полис. Какое он может иметь отношение к убийству? Я закрыл глаза и увидел молодого человека приятной наружности в очках с толстыми стеклами, с густыми бровями, которые срослись, напоминая сплошной горный хребет. Любовник Гвен? Мой враг? Невозможно.

Я торжественно вычеркнул Дона Фишера. И тут же рассмеялся, потому что единственный подозреваемый – если подобное слово годилось в данном случае, – единственный подозреваемый, которого мне пока удалось исключить, оказался человеком, о котором я не подумал ни разу, после того как занес его имя в список.

Я делал успехи. Если так пойдет и дальше, мне грозило провести все оставшиеся дни занося в список имена незнакомцев и все ночи – снова вычеркивая их. Я вязал Пенелопину шаль, вместо того чтобы ткать гобелен мадам Де Фарж, что было более целесообразным занятием.

Я отложил в сторону записи. Они мне надоели. Я включил телевизор и посмотрел подряд несколько фильмов, отличавшихся друг от друга главным образом тем, сколько раз в титрах промелькнуло слово покойный. Посередине одного из этих фильмов я выключил телевизор, разделся и лег спать.

* * *

– Миссис Стоун?

– Да.

– Доброе утро, миссис Стоун. Меня зовут Курт Эймори, я сотрудник Центра промышленных исследований. Мы проводим опрос, и я хотел бы задать вам несколько вопросов. Если у вас найдется несколько минут, в качестве компенсации за беспокойство я буду рад переслать вам по почте небольшой подарок. Итак, скажите, пожалуйста, сколько часов в неделю в среднем вы и ваша семья проводите у телевизора?

– Ну, как правило, по вечерам мы смотрим телевизор примерно час, так мне кажется, но я еще включаю его иногда в течение дня...

Я не очень вслушивался. Я задал еще несколько обычных вопросов. Трубку я обернул носовым платком – где-то читал, что это меняет голос, хотя, честно говоря, вовсе не был в этом уверен.

– Сейчас несколько вопросов для статистики, миссис Стоун. Сколько человек в вашей семье?

– Нас трое. Я, мой муж и наш сын.

О ребенке я не знал.

– Вы все – уроженцы Калифорнии?

– Нет. Я переехала сюда около четырех лет назад.

– А мистер Стоун?

– Он живет здесь уже десять лет, раньше жил в Чикаго.

– Чем он занимается?

– Он директор по закупкам в Интерпаблик Кемикл.

Я продолжал задавать вопросы, понемногу собирая факты, которые должны были мне помочь выследить Расселла Стоуна. По мере того как я набирал информацию, паузы перед ответами Гвен все увеличивались, как будто она спрашивала себя, почему Центр промышленных исследований интересуют такие пустяки. Потом послышался голос оператора, сообщившего, что мои три минуты истекли, и тут моя бывшая жена не выдержала.

– Кто это?

– Большое спасибо за сотрудничество, – пропел я. – Запаситесь терпением, вы обязательно получите ваш подарок, миссис Стоун...

– Алекс? Это ты? Алекс, что происходит?

Я не ответил.

– Кто это? Алекс? Я не...

Я положил трубку и вышел из автомата.

Неизвестно почему, но мне было приятно, что Гвен все-таки узнала мой голос. В конце концов, я довольно долго был женат на этой женщине. И даже тогда, в те времена, когда мы были женаты, мне подчас приходило в голову, что я думаю о Гвен как об одном из тех огромных многоквартирных зданий из стекла и стали. В таком доме можно прожить пятьдесят лет, но в день, когда жилец последний раз переступит порог своей квартиры, там не остается ничего, что напоминало бы о нем. Все будет выглядеть так, словно он вообще никогда там не жил.

Гвен мне часто представлялась такой же. Я ни на минуту не сомневался, что не оставил следа в ее душе, что, разводясь со мной, она прошла по всем комнатам и коридорам своей души, стирая все следы, которые могли там остаться, производя тщательную уборку помещения и готовя комнаты для следующего жильца. Мне казалось в высшей степени удивительным, что Расселл Стоун оказался способен подарить ей ребенка: если и была женщина, которой самой природой было предназначено оставаться бесплодной, то это, безусловно, была Гвен.

Может быть, они взяли ребенка из приюта. С удивлением я обнаружил, что мне хочется так думать.

В забегаловке Кобба я выпил у стойки чашку кофе. Прокрутив еще раз в голове мой телефонный разговор с Гвен, я улыбнулся его бессодержательности. Опрос общественного мнения. Исследования рынка странным образом подействовали на американцев. Для рядового гражданина стало настолько обычным отвечать на любое количество идиотских вопросов о себе, что он сделался совершенно неспособен прямо сказать незнакомцам, чтобы они сами решали проблемы со своим чертовым бизнесом. Практически любой человек расскажет о себе практически все, если он уверен, что вопросы не преследуют конкретной цели, что они направлены исключительно на то, чтобы уменьшить затраты рабочего времени и денег.

Станет ли Гвен говорить Стоуну о моем звонке? Я подумал и решил, что вряд ли. Мне не верилось, что ей известно что-то о ложно возведенном на меня обвинении, и поэтому она понятия не имеет, что его нужно покрывать – если это действительно нужно, если он действительно виновен. А если она что-то ему и скажет, то прозвучит это примерно так: Сегодня позвонили по межгороду, я думаю, это был Алекс, но он представился человеком, занимающимся проблемами рынка, сказал, что проводит опрос, и я сообщила ему кое-какие сведения о нас, прежде чем догадалась, что это был он.

Гвен никогда не любила выглядеть дурой. Мало кому такое нравится. Скорее всего она попытается забыть о разговоре, или убедит себя, что это был не я, или еще что-нибудь. Она не станет говорить об этом Стоуну, и он не узнает, что я снимаю с него мерки для электрического стула. Хорошо.

* * *

В нью-йоркской публичной библиотеке я полюбовался физиономией Расселла Дж. Стоуна. Я откопал там журнал под названием «Оптовый рынок», очевидно представлявший определенный интерес для менеджеров по закупкам. Со слов своей бывшей жены я знал, что Стоуна назначили на его теперешнюю должность чуть больше трех лет назад, поэтому я просмотрел целую подборку за то время, ища статью с информацией о его назначении.

Терпеливая и кропотливая работа – краеугольный камень исторического исследования. Я проделывал утомительный путь сквозь кипу журналов, от выпуска к выпуску, пока наконец не нашел нужную статью. Под нее отвели большую часть столбца, кроме того, там была фотография, отличный снимок по плечи: на губах бравая улыбка, прямой и открытый взгляд, волосы аккуратно причесаны и разделены пробором. Можно было догадаться, что передо мной довольно крупный мужчина, по виду любитель тяжелой пищи и крепких напитков, чуть старше меня, значительно богаче и далеко обошедший меня почти по всем позициям. Гвен, подумал я, здорово продвинулась по социальной лестнице, явно не прогадав на замене.

Я прочел статью. Она состояла из скучного перечня его новых обязанностей, его прежних обязанностей, а затем шла биография нашего героя: колледж, который он закончил, студенческая организация, отлично сданные экзамены, первая работа, все те великие и славные шаги, которые он совершил, прежде чем подняться к вершинам сегодняшнего успеха – должности директора по закупкам Интерпаблик Кемикл.

Он был уроженцем Индианы, выпускником Университета Пердью. Работал сначала в Питсбурге, потом долгое время в Чикаго и наконец в Калифорнии. И тут, почти вовсе затерявшись среди других обязанностей, которые он в разное время выполнял, содержалась в том числе и такая информация: своими чикагскими работодателями Стоун был послан со специальным поручением в долгосрочную командировку, почти на целый год – тот самый год, когда была убита Евангелина Грант, а Александр Пенн обвинен в ее убийстве.

Долгосрочная командировка в их нью-йоркский офис.

Я вырвал эту страничку из журнала, решив, что вряд ли кто-то, кроме меня, питает большой интерес к этой статье. С другой стороны, мне хотелось бы иметь возможность время от времени заглядывать в нее. Я нашел того, кого искал. Теперь мне предстояло повесить преступление на него. Я хотел наизусть запомнить содержание статьи и до конца разгадать, что таится за ухоженной маской преуспевающего человека. Хотел всеми возможными способами растревожить свою память и вспомнить, где я мог видеть это лицо раньше.

У себя в комнате я опустил жалюзи и в полной темноте лег на кровать. Я сосредоточился на том лице, а потом мысленно перенесся в ночь, когда это случилось. Рука с ножом тянется к Робин, а я лежу и не делаю ничего. Я попытался дополнить руку подходящим телом, а к телу приставить лицо. Сохранялось ощущение, что было еще что-то, связанное с этой рукой, какая-то отличительная черта, но мне никак не удавалось сосредоточиться. Я придумал подходящее для постаревшего игрока студенческой футбольной команды Пердью тело, с возрастом слегка расплывшееся, увенчал его той ухоженной головой и теперь отчаянно пытался убедить себя, что все именно так и было.

Но ничего не выходило. Я был почти готов убедить себя, что все произошло именно так, но мне никак не удавалось связать это с тем, что сохранила память. Возможно, подумал я, что мое зрение служило мне лишь отчасти, что я действительно видел только руку, но никогда не видел лица убийцы.

Если это и в самом деле так, бесполезно было дальше терзать свою память. Нельзя заставить себя вспомнить то, чего никогда не видел.

В темноте, в покое я вдруг поймал себя на том, что вспоминаю утро воскресенья в отеле «Максфилд». Какой теперь день? Неужели вторник? Вторник, вторая половина дня, ближе к вечеру.

Казалось, что прошли века.

Я заставил себя вспомнить, как обнаружил тело. И тогда всплыло нечто, о чем я прежде не думал, но что сейчас явно не вписывалось в общую картину. Когда я завернулся в простыню и пошел по коридору к ванной, дверь в мою комнату оказалась заперта. Не снаружи – такая дверь запирается ключом, а ключ был в комнате со мной. Дверь была заперта изнутри, и я отпер ее, перед тем как выйти в коридор.

Кто мог ее запереть? Робин? Предположить, что она, – это выглядело логичным, но я не помнил, когда она это делала. А если все же дверь заперла она, то как тогда убийца попал в комнату?

Ладно. Предположим, что она не запирала дверь. Значит, тот, кто убил ее, должен был ухитриться запереть за собой дверь и уйти, не потревожив замка. Например, через пожарную лестницу, или окно, или через дверь, которая соединяет номера. Но зачем? Почему просто не воспользоваться входной дверью?

Конечно, так было легче подставить меня. Обнаружив себя запертым в комнате с ней, я должен был бы подумать, что сам ее убил. Но...

Внезапно меня посетило ужасное сомнение, и я моментально слетел с кровати и зажег верхний свет, боясь остаться один, в темноте, наедине с невыносимым чувством страха.

Потому что...

Предположим, воспоминание об этой руке было ложным, продиктованным характерным для шизофрении раздвоением личности. Предположим, что разум мой раздвоился и я, убивая Робин, наблюдал за этим как бы со стороны, воспринимая свое преступление как действия другого человека. Предположим...

Нет.

Эта мысль была совершенно невыносима.