Текст книги "Когда закроется священный наш кабак"

Автор книги: Лоуренс Блок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

– Если останешься жив, чтобы потратить деньги.

– Может, они не знали, что Моррисси стоит бояться. Такое возможно. Может, они начали планировать все это шутки ради, разыгрывали сцену, представляя себя членами какой-нибудь ирландской фракции, молчаливыми вооруженными парнями из старой пьесы о тревожных годах[36]36
  Тревожные годы – гражданская и партизанская война в Ирландии в 1919-1923 гг.


[Закрыть]. Потом они увлеклись этой идеей, купили себе оружие и провернули свою постановку.

– Все так просто.

Я пожал плечами.

– А может, они грабили и прежде. Нет причин считать, что у Моррисси был их дебют.

– Думаю, это получше, чем выгуливать за деньги чужих собак или наниматься на временную подработку, – сказал Бобби. – Черт, актеру приходится зарабатывать на жизнь. Может, мне стоит купить себе маску и пистолет?

– Ты бы лучше иногда работал в баре, – ответил Скип. – Идея та же, но не нужно никакой бутафории.

– Но как они вышли на нас? – спросил Касабиан. – Они ошивались здесь, когда работали в ирландском театре?

– Может быть.

– Но это не объясняет, как они узнали о книгах, – сказал он. – Скип, они у нас когда-нибудь работали? Этвуд и Катлер? Мы знаем эти имена?

– Не думаю.

– Я тоже, – согласился я. – Они могли знать этот бар, но это не важно. Они почти наверняка здесь не работали, потому что они не знали, как выглядит Скип.

– Это могло входить в их сценарий, – предположил Скип.

– Возможно. Как я уже сказал, это не так важно. У них был человек внутри, который украл книги и устроил всю эту историю с выкупом.

– Человек внутри?

Я кивнул.

– Ведь мы так и думали с самого начала, помнишь? Вот почему ты нанял меня, Скип. Отчасти для того, чтобы провести обмен без сучка и задоринки, а отчасти чтобы выяснить, кто на самом деле все это организовал.

– Верно.

– Именно с помощью этого человека они заполучили книги, и с помощью него же смогли с тобой связаться. Я знаю, что они никогда не заходили внутрь «Мисс Китти». Им и не нужно было. Для них все устроил кто-то другой.

– Человек внутри.

– Именно так.

– И ты знаешь, кто он?

– Да, – ответил я. – Знаю.

В комнате стало очень тихо. Я обошел стол и взял бутылку «Уайлд Тёрки» со шкафчика. Налив немножко в бокал, я поставил ее обратно. Я держал стакан, но не притрагивался к виски. Мне не столько хотелось выпить, сколько потянуть время и усилить напряжение.

– Тот человек внутри и потом сыграл свою роль, – сказал я. – Он дал знать Этвуду и Катлеру, что у нас есть номер их машины.

– Я думал, что машина была украдена, – сказал Бобби.

– Да, в полицию поступило такое сообщение. Так этот номер попал в список угнанных машин. Она была угнана между пятью и семью часами вечера понедельника от дома на Оушен-Парквэй.

– И что?

– Такое сообщение поступило, и на тот момент я это так и оставил. Но сегодня я сделал то, что надо было сделать сразу, я записал имя владельца машины. Им оказалась Рита Донеджиан.

– Подружка Этвуда, – сказал Скип.

– Катлера. Но разница небольшая.

– Я запутался, – признался Касабиан. – Он украл машину своей подружки? Не понимаю.

– Не зря все дразнят армян, – заметил Киген.

– Они взяли ее машину, – сказал я, – Катлер и Этвуд взяли машину Риты Донеджиан. Позже им позвонил их сообщник и сказал, что у нас есть номер этой машины. Тогда они позвонили в полицию и сообщили, что машина была угнана, они сказали, что это произошло там-то и столько-то часов назад у такого-то дома на Оушен-Парквэй. Сегодня я копнул немного глубже и узнал, что сообщение об угоне поступило только в полночь. Я тогда немного сбился со следа. Ведь в списке угонов хозяином машины была не Рита Донеджиан. Меркьюри был записан на какого-то ирландца, Флаэрти или Фарли, я забыл, да и адресом владельца был указан Оушен-Парквэй. Там еще был номер телефона, но он оказался неверным. К тому же по этому адресу не значилось никакого Флаэрти или Фарли. Поэтому я еще раз позвонил в управление транспорта и выяснил, что эта машина принадлежит Рите Донеджиан, проживающей на бульваре Кабрини, который находится на Вашингтонских холмах, довольно далеко от Оушен-Парквэй, как и от любой другой части Бруклина. – Я выпил немного «Уайлд Тёрки». – Я позвонил Рите Донеджиан и представился полицейским, который проверяет по списку угнанных машин, были ли они возвращены или по-прежнему числятся угнанными. Она сказала, что машина опять у них. Она не думает, что это вообще был угон, просто ее муж немного выпил и забыл, где припарковал машину, но после того как они заявили об угоне, она нашлась в нескольких кварталах от них. Я ответил, что у нас, должно быть, ошибка, так как записано, что машина угнана в Бруклине, а они проживают в верхней части Манхэттена. Она ответила, что все правильно, что они тогда были в гостях у брата ее мужа в Бруклине. Я добавил, что есть ошибка в имени владельца, там записан какой-то Флаэрти, или как его там. Нет, по ее словам, это не ошибка, так зовут брата мужа. Она сделалась излишне болтливой и объяснила, что это не совсем брат ее мужа, на самом деле сестра ее мужа вышла замуж за человека по имени Флаэрти.

– Бедная армянская девушка, – сказал Киген. – Ее ждут неприятности из-за дружка-ирландца. Подумай об этом, Джонни.

– Было хоть что-нибудь из сказанного ею правдой? – спросил Скип.

– Я спросил, верно ли, что ее зовут Рита Донеджиан и что она является владелицей меркьюри «Маркиз» номер LJK-914. Она ответила, что да. Это был единственный раз, когда она сказала правду. Она наврала вагон и маленькую тележку, выгораживая своих. Думаю, она никогда еще не была так изобретательна. У нее нет мужа. Она могла сослаться на Катлера в роли своего мужа, но она назвала его мистер Донеджиан, а единственным мистером Донеджианом был ее отец. Я не хотел на нее слишком давить, чтобы она не заподозрила, будто мой звонок нечто большее, чем обычная рутинная проверка.

– Кто-то позвонил им послетого, как мы заплатили деньги, – сказал Скип. – Сказал, что у нас есть номер машины.

– Верно.

– Но кто мог знать? Мы впятером, кто еще? Киген, тебя, часом, не развезло и ты не рассказал кому ни попадя, как оказался героем и записал номер машины? Так все было?

– Я пошел на исповедь, – сказал Билли, – и рассказал отцу О'Хулиэну.

– Я говорю серьезно, черт побери.

– Я никогда не доверял хитроглазому ублюдку, – ответил Билли.

– Скип, я не думаю, что кто-то кому-то проболтался, – мягко сказал Джон Касабиан. – Я думаю, что понял, к чему клонит Мэтт. Это был один из нас, правильно, Мэтт?

– Один из нас? – спросил Скип. – Один из сидящих здесь?

– Верно, Мэтт?

– Правильно, – сказал я. – И это был Бобби.

Глава 23

Повисла гнетущая тишина, и все смотрели на Бобби. Потом Скип захохотал, так громко, что его смех прокатился по всему помещению.

– Мэтт, черт тебя побери, – сказал он, – ты притащил меня сюда для того, чтобы я купился на это?

– Это правда, Скип.

– Потому что я актер, Мэтт? – Бобби усмехнулся. – Ты считаешь, что все актеры знают друг друга, так же как Билли предположил, что Касабиан должен знать ту школьную учительницу? Господи, да в этом городе актеров, наверное, больше, чем армян.

– Две притесняемые группы, – нараспев произнес Киген, – актеры и армяне, представители обеих практически умирают с голоду.

– Никогда не слышал об этих ребятах, – сказал Бобби. – Этвуд и Катлер? Так их зовут? Никогда не слышал ни одного из этих имен.

– Не трепись, Бобби, – ответил я. – Вместе с Гэри Этвудом ты посещал занятия в Нью-Йоркской академии драматических искусств. А в том спектакле, что шел в прошлом году в театре Галинда на 2-й авеню, ты играл вместе с Ли Дэвидом Катлером.

– Ты говоришь о той пьесе Стриндберга? Шесть представлений перед полупустым залом, когда даже директор не знал, о чем этот спектакль? Так, значит, это Катлер – худой парень, игравший Берндта? Ты о нем говоришь?

Я ничего не ответил.

– Этот Ли обманул меня. Все называли его Дэйв. По-моему, я его припоминаю, но...

– Бобби! Сукин ты сын, ты врешь!

Он обернулся и посмотрел на Скипа.

– Неужели, Артур? Вот что ты думаешь?

– Это то, что я, черт побери, знаю. Я знаю тебя. Я знаю тебя всю свою жизнь. И я знаю, когда ты врешь.

– Этакий ходячий детектор лжи, – Бобби вздохнул. – Получается, что ты прав.

– Я тебе не верю.

– Ну, соберись с мыслями, Артур. С тобой тяжело соглашаться. Либо я вру, либо нет. Как ты хочешь?

– Ты обокрал меня. Ты украл у меня книги, ты пустил меня по ветру. Как ты мог так поступить? Маленький засранец, как ты мог так поступить?

Скип встал. Бобби продолжал сидеть на стуле, держа в руках пустой стакан. Киген и Касабиан сидели по обеим сторонам от него, но, пока шла эта перепалка, они немного отодвинулись в сторону, словно освобождая место. Я стоял справа от Скипа и смотрел на Бобби. Тот молча обдумывал вопрос, словно специально привлекая к себе внимание.

– Черт побери, – ответил он. – Почему кто-то вообще делает это? Мне нужны были деньги.

– Сколько они тебе дали?

– По-правде говоря, совсем немного.

– Сколько?

– Понимаешь, я хотел треть. Они посмеялись над этим. Я попросил десять тысяч, они сказали пять, мы сошлись на семи. – Бобби развел руками. – Из меня никудышный торгаш. Я актер, а не бизнесмен. Разве я знаю, как нужно торговаться?

– Ты предал меня за семь тысяч долларов?

– Послушай, я хотел, чтобы они дали мне больше. Поверь мне.

– Не шути со мной, ублюдок.

– Тогда не подавай мне таких пошлых реплик, дерьмо собачье.

Скип закрыл глаза. На его лбу выступил пот, а жилы на шее вздулись. Он сжимал руки в кулаки, разжимал их и сжимал снова и дышал через рот, словно боксер между раундами.

– Зачем тебе нужны были деньги? – спросил он.

– Ну, моей сестренке нужна операция и...

– Бобби, не шути со мной. Я ведь убью тебя, к черту, клянусь.

– Да? Поверь, мне они были нужны. Мне бы понадобилась операция, потому что мне переломали бы ноги.

– Какого черта ты несешь?

– Я говорю о том, что занял пять тысяч долларов, вложил их в торговлю кокаином и оказался в полном дерьме. Мне нужно было отдавать эти деньги, я ведь занимал их не в банке Чейз-Манхэттен. Я брал эти деньги не у своих друзей. Я одолжил их у парня из Вудсайда, который сказал, что мои ноги – гарантия выплаты.

– Какого черта ты влез в торговлю кокаином?

– Пытался заработать на этом денег. Пытался выбраться из этой дерьмовой жизни.

– Ты говоришь так, словно это – Американская Мечта.

– Это был самый настоящий ночной кошмар. Все пошло прахом. Я по-прежнему был должен деньги, к тому же каждую неделю отстегивал по сто баксов – проценты. Ты знаешь, как все работают. Постоянно приходится платить по сто баксов в неделю, а долг в пять тысяч не уменьшается. Для начала, я не мог отработать свои затраты, не говоря уж об этих ста долларах. Мои долги росли, процент умножался на процент, так и ушли семь тысяч, которые я получил от Катлера и Этвуда. Я заплатил шесть тысяч, чтобы от меня отстали наркоторговцы, погасил некоторые свои долги и положил пару сотен баксов в свой кошелек. Вот и все, что осталось. – Бобби пожал плечами. – Легко пришли, легко ушли, верно?

Скип взял сигарету в рот и нащупал зажигалку. Он уронил ее и, когда наклонялся, чтобы подобрать, случайно загнал ее под стол. Касабиан положил руку ему на плечо, чтобы успокоить, потом зажег спичку и дал прикурить. Билли Киген опустился на пол, посмотрел вокруг и нашел зажигалку.

– Ты знаешь, во сколько ты мне обошелся? – спросил Скип.

– Я стоил тебе двадцать тысяч, а Джону тридцать.

– Ты стоил мне двадцать пять. Сейчас пять тысяч я должен Джону, и он знает, что получит их обратно.

– Как скажешь.

– Ты стоил нам пятьдесят тысяч чертовых долларов, только для того, чтобы самому остаться с семью. О чем я говорю? Ты стоил нам пятьдесят тысяч долларов, чтобы самому остаться ни с чем.

– Я же говорил, что моя голова не для бизнеса.

– У тебя совсем нет головы, Бобби. Тебе были нужны деньги, ты мог бы продать своих друзей Тиму Пэту за десять тысяч. Это обещанная награда, которая на три тысячи больше, чем ты получил.

– Я не мог их предать.

– Нет. Конечно нет. Но ты смог пустить меня и Джона по ветру, верно?

Бобби пожал плечами.

Скип бросил сигарету на пол и наступил на нее.

– Тебе нужны были деньги, – сказал он, – почему ты не пришел и не попросил их у меня? Ты мог бы просто рассказать мне все это? Ты мог бы прийти до того, как залез в это дерьмо. Или, если уже влез и тебе нужны были деньги, мог бы прийти ко мне.

– Я не хотел просить у тебя деньги.

– Ты не хотел просить у меня. Значит, украсть у меня – это нормально, а просить ты не хотел.

– Да, все правильно, Артур. – Бобби откинул голову назад. – Я не хотел у тебя просить.

– Я тебе когда-нибудь отказывал?

– Нет.

– Я тебя когда-нибудь упрекал?

– Да.

– Когда?

– Все время. Пусть актер немного поиграет в бармена. Пусть актер немного постоит за стойкой, будем надеяться, что он нас всех не разорит. Ты всегда много шутил по поводу моей профессии. Я – твоя маленькая заводная игрушка, твой чертов домашний актерчик.

– Ты же не думаешь, что я не воспринимал твою профессию всерьез?

– Конечно не воспринимал.

– Не могу поверить, что слышу это. То дерьмо, в котором ты играл на 2-й авеню, чертов Стриндберг, – сколько людей я привел посмотреть эту пьесу? Во всем зале было двадцать пять человек зрителей, и двадцать из них привел я.

– Чтобы показать своего домашнего актеришку. «То дерьмо, в котором ты играл...» Вот как серьезно ты относишься к моей игре, малыш Скиппи. Это настоящая поддержка.

– Я не могу поверить в это. Ты ненавидишь меня, – Скип оглядел всех нас. – Он ненавидит меня.

Бобби просто смотрел на него.

– Ты сделал это, чтобы отыграться на мне. Вот и все.

– Я сделал это из-за денег.

– Я бы дал тебе эти чертовы деньги.

– У тебя я не хотел их брать.

– Ты не хотел их брать у меня. А откуда они, по твоему мнению, пришли, подонок? От Бога что ли? Ты думаешь, они упали с неба?

– Я посчитал, что заслужил их.

– Ты что?

Бобби пожал плечами.

– Как уже сказал, я посчитал, что заслужил их. Я их заработал. Я провел с тобой уйму времени с того дня, как выкрал те книги. Я был с тобой в ту ночь понедельника, все время на сцене. А ты ничего не заподозрил. Это не самая худшая игра, которую кто-либо когда-либо устраивал.

– Просто актерская игра.

– Ты можешь посмотреть на все с этой стороны.

– Иуда тоже очень неплохо сыграл. Его выдвинули в номинацию на «Оскар», но он не смог присутствовать на церемонии вручения.

– Из тебя вышел очень забавный Иисус, Артур. Ты не подходишь на эту роль.

– Я не понимаю. – Скип мрачно смотрел на Бобби. – Тебе даже не стыдно.

– А это сделало бы тебя счастливым? Немного притворного стыда?

– Ты думаешь, что все правильно? Правильно подвергнуть лучшего друга таким испытаниям, стоить ему кучу денег? Правильно украсть у него?

– А ты никогда не крал, верно, Артур?

– О чем ты говоришь?

– А как у тебя оказались двадцать тысяч, Артур? Что ты делал, экономил на завтраках?

– Мы скрывали доходы, это ни для кого не секрет. Ты имеешь в виду, что я обкрадывал правительство? Покажи мне кого-нибудь, кто так не делает.

– А как ты получил деньги, чтобы открыть этот бар? Как ты и Джон смогли открыть его? Тоже утаивали доходы? Чаевые, которые не указывали в декларации?

– Ну и?

– Чушь! Ты работал барменом у Джека Болкина и греб там обеими руками. Только что пустую тару не сдавал. Ты столько там нахапал, что просто диву даешься, как Болкину не пришлось закрыть свою лавочку.

– Он делал хорошие деньги.

– Да, и ты тоже. Ты крал, Джон крал там, где работал, – и смотри: вы вдвоем наворовали достаточно, чтобы открыть свой бар. Говоришь об Американской Мечте? Вот она, Американская Мечта. Обкрадывать своего босса до тех пор, пока не сможешь открыть свое собственное заведение.

Скип сказал что-то неразборчивое.

– Что? Я не слышу тебя, Артур?

– Я сказал, что все бармены крадут. От них другого и не ждут.

– Поэтому все по-честному, верно?

– Я не продавал Болкина. Я зарабатывал для него деньги. Ты можешь считать меня кем угодно, Бобби, но это не сделает из меня такого подонка, как ты.

– Нет, ты святой, Артур.

– Господи, – простонал Скип, – я не знаю, что делать. Я не знаю, что буду делать.

– Я знаю. Ты ничего не будешь делать.

– Нет?

Бобби покачал головой.

– А что ты сделаешь? Возьмешь из бара пистолет, придешь сюда и выстрелишь в меня? Ты не сможешь этого сделать.

– А следовало бы.

– Да, но этого не случится. Хочешь ударить меня? Да ты уже даже не злишься на меня, Артур. Тебе только кажется, что ты лопнешь от злости. А на самом деле никакой злости в тебе нет. Нет – и все тут.

– Я...

– Послушайте, я устал, – сказал Бобби. – Я собираюсь сегодня пораньше лечь спать, если никто не возражает. Ребята, я как-нибудь верну эти деньги. Все пятьдесят тысяч. Когда стану звездой, понимаете? У меня для этого есть все шансы.

– Бобби...

– Увидимся, – сказал он.

* * *

После того как мы втроем проводили Скипа за угол и попрощались с ним, Джон Касабиан поймал такси и уехал к себе. Я стоял на углу с Билли Кигеном и говорил ему, что сделал ошибку, что мне не стоило говорить Скипу всего, что я узнал.

– Нет, – ответил он. – Тебе нужно было это сделать.

– Теперь он знает, что его лучший друг его ненавидит. – Я обернулся и посмотрел на Парк-Вандом. – Скип живет высоковато. Надеюсь, он не решит выброситься из окна.

– Он не такой человек.

– Думаю, да.

– Тебе нужно было все ему рассказать, – повторил Билли Киген. – Ты думаешь, стоило позволить ему и дальше считать Бобби лучшим другом? Это незнание ничего хорошего бы не принесло. Что ты сделал – вскрыл нарыв. Сейчас он болит чертовски сильно, но залечится. А оставь его – вышло бы хуже.

– Наверное.

– Точно. Если бы Бобби вышел сухим, он сделал бы что-нибудь еще. Он бы продолжал, пока Скип все не узнал. Бобби было бы недостаточно обмануть Дево, ему было бы нужно утереть ему нос. Понимаешь, о чем я?

– Да.

– Я прав?

– Наверное. Билли, я хочу послушать эту песню.

– А?

– Про священный кабак, который «бросает разум на утесы». Ту, что ты ставил для меня.

– "Последний звонок".

– Ты не против?

– Пойдем-пойдем. Пропустим по рюмочке.

Но выпили мы не много. Я пришел к нему домой, и он ставил мне эту песню пять-шесть раз. Мы немного поболтали, но в основном слушали песню. Когда я уходил, Билли еще раз повторил, что я правильно сделал, когда раскрыл Бобби Русландера. Но я по-прежнему не был уверен, что это так.

Глава 24

На следующий день я проснулся поздно. Накануне вечером я вместе с Дэнни Бой Беллом и его двумя друзьями ездил на матч по боксу в Саннисайд-Гарденз в Квинс. Выступал парень-средневес из микрорайона Бедфорд-Стайвесант, и, насколько я понял, друзья Дэнни Боя собирались принять участие в его судьбе. Парень выиграл легко, но бой вел не особенно интересно.

Следующий день был пятницей, я как раз обедал, правда поздновато, в «Армстронге», когда сюда пришел Скип и сел выпить со мной пива. Он только что ушел из тренажерного зала, и его мучила жажда.

– Господи, я сегодня был силен, – сказал он. – Вся злость пошла прямо в мускулы. Я мог бы поднять их потолок. Мэтт, я относился к нему свысока?

– О чем ты говоришь?

– О всем том дерьме – что я сделал из него домашнего актеришку. Это правда?

– Думаю, он просто искал способ, чтобы оправдать сделанное.

– Не знаю, – ответил Скип. – Может, я делал так, как он сказал. Помнишь, как тебе не понравилось, что я оплатил твой счет в баре?

– Ну и?

– Может, я так и с ним поступал, только в большей степени. – Он прикурил сигарету и закашлялся. – Черт побери, этот парень – подонок. Вот и все. Я собираюсь просто забыть все это.

– А что еще ты можешь сделать?

– Хотел бы я знать. Он заплатит мне, когда станет богатым и знаменитым, эта часть мне понравилась. Есть какой-нибудь способ вытянуть наши денежки из тех двух сволочей? Мы ведь знаем, кто они.

– Но чем ты им можешь пригрозить?

– Не знаю. По-моему, ничем. Тогда ты собрал всех для военного совета, но это было лишь инсценировкой, верно? Ты хотел, чтобы все были рядом, когда откроется правда про Бобби.

– Мне это казалось хорошей идеей.

– Да. Может, стоит собрать военный совет, или как ты его еще там называешь, и придумать способ оглушить этих актеров мешком с песком и вернуть наши деньги?..

– Не вижу никакой возможности.

– Я тоже. Что я сделаю – ограблю ограбивших меня парней? Это уж точно не мой стиль. И дело в том, что это – всего лишь деньги. Они лежали у меня в банке, и я никак их не использовал. Теперь их там нет. Что это изменило в моей жизни? Ты понимаешь, о чем я?

– Думаю, да.

– Я только хотел бы, чтобы это перестало мучить меня, – добавил он, – потому что вся ситуация крутится, и крутится, и крутится в моей голове. Только бы забыть все это.

* * *

На выходные ко мне приехали сыновья. Это должны были быть наши последние совместные выходные перед их отъездом в лагерь. Я снял их с поезда в субботу утром, а посадил на обратный в воскресенье вечером. Мы вместе ходили в кино, это я помню. По-моему, мы еще облазили Уолл-стрит и Фултонский рыбный рынок, но это могло быть и в другой уик-энд. Сейчас очень трудно отличить один от другого.

Ночь воскресенья я провел в Виллидже и не возвращался к себе в отель почти до рассвета. Телефон прервал мой неприятный сон: я пытался спуститься вниз по опасной узкой лестнице, но никак не мог достигнуть земли.

Я снял трубку. Хриплый голос сказал:

– Ну, это не совсем то решение, которого я ожидал, но, по-крайней мере, мы не проиграем это дело в суде.

– Кто говорит?

– Джек Диболд. Что с тобой? Такое ощущение, что ты еще спишь.

– Только что проснулся, – ответил я. – О чем ты говорил?

– Ты еще не видел газет?

– Я спал. Что...

– Знаешь, который сейчас час? Почти полдень. Ты спишь, как сутенер, сукин ты сын.

– Господи, – простонал я.

– Купи газету, – продолжал Джек. – Я перезвоню тебе через час.

* * *

В «Ньюс» на первой странице красовался заголовок: «Подозреваемый в убийстве повесился в тюрьме», сама статья была на третьей странице.

Мигелито Круз изорвал свою одежду на полоски, связал их в некое подобие веревки, потом вскарабкался на боковую спинку своей железной кровати, сделал из веревки петлю, протянул ее через трубу на потолке и прыгнул со своей кровати в мир иной.

Джек Диболд так мне и не перезвонил, но шестичасовые вечерние новости по телевизору предоставили всю информацию по этому делу. Узнавший о смерти друга Энджел Херрера отказался от их первоначальной версии ограбления и признал, что они с Крузом сами задумали и провели ограбление в доме Тиллари. Это Мигелито услышал шум на втором этаже, схватил по дороге нож с кухни и пошел проверить. Он зарезал женщину, а Херрера в ужасе смотрел на это. Мигелито всегда был излишне вспыльчивым, сказал Херрера, но они были друзьями, даже кузенами, поэтому состряпали всю ту историю, чтобы выгородить Мигелито. Но теперь Круз мертв, и Херрера смог признаться в том, как все было на самом деле.

* * *

Как ни странно, меня что-то толкало поехать в Сансет-парк. С делом было покончено, причем для всех, но я чувствовал, что мне придется поболтаться по барам на 4-й авеню и потрудиться, угощая дам ромовыми коктейлями и поглощая гигантское количество чипсов.

Конечно, я туда не поехал. Я даже всерьез над этим не думал. Было только чувство, что мне стоит так поступить.

Этим вечером я сидел в «Армстронге». Пил я не много и не очень быстро, но и не сидел просто так. А когда около десяти тридцати – одиннадцати открылась дверь, я знал, кто пришел, даже не оборачиваясь. Томми Тиллари, приодетый и свежевыбритый, впервые появился в «Армстронге» с того времени, как убили его жену.

– Эй, посмотрите, кто вернулся, – выкрикнул он и широко улыбнулся.

Завсегдатаи стремились пожать ему руку. Билли стоял за стойкой, ему не пришлось ставить выпивку для героя дня, так как Томми настаивал на том, что угощает всех присутствующих. Это был очень широкий жест, потому что в помещении находилось человек тридцать – сорок, но я думаю, что Томми не заботило бы, даже будь здесь четыреста посетителей.

Я остался за своим столиком, не мешая остальным толпиться вокруг него, но он прошел ко мне и положил руку на плечо.

– Этот человек, – объявил он, – самый лучший детектив на свете.

Потом он обратился к Билли:

– Он сегодня ни за что не платит. Он не может купить себе выпить, не может заплатить за кофе, и, если он пойдет в платный туалет, пока я здесь, он не должен сам за него платить.

– Туалет пока еще бесплатный, – ответил Билли. – Но не стоит подавать Джимми этой идеи.

– О, только не говори мне, что он об этом не думал, – сказал Томми. – Мэтт, мой мальчик, я люблю тебя. Я был в ужасном положении, мир рушился вокруг меня, но ты мне помог.

Какого черта, что я такого сделал? Я не вешал Мигелито Круза и не выманивал признание из Энджела Херреры. Я даже их не видел. Но я брал его деньги, а теперь все выглядело так, словно я позволял ему покупать мне выпивку.

Не знаю, как долго мы здесь оставались. Что странно, пил я все медленнее, в то время как Томми набирал обороты. Я удивлялся, почему он не пришел с Кэролин. Не думаю, что теперь, когда дело закрыто, его как-то волновали внешние приличия. И я думал, что она может зайти, ведь этот бар находился рядом с ее домом, и она частенько заходила сюда сама по себе.

Через некоторое время Томми вытащил меня из «Армстронга», возможно, не я один думал, что Кэролин может появиться.

– Время праздновать, – сказал он мне. – Мы не собираемся торчать в одном месте, пока не пустим корни. Нужно убираться отсюда и немного покуролесить.

Он был на своем бьюике, а я просто составил ему компанию. Сначала мы заскочили в шумный греческий ресторанчик на Ист-Сайде, где все официанты были похожи на киллеров мафии. Потом было несколько модных баров встреч, включая тот, которым владел Джек Болкин и где Скип, по словам Русландера, наворовал достаточно денег, чтобы открыть «Мисс Китти». Была в конце концов и мрачная пивнушка в Виллидже, которая напомнила мне норвежский бар «Фьорд» в Сансет-парк. В то время я достаточно хорошо знал все бары в Виллидже, но в этом побывал впервые, Я так и не смог найти его потом снова. Может, он находился не в Виллидже, а где-нибудь в Челси. Томми был за рулем, поэтому я не обращал внимания на дорогу.

Где бы эта пивнушка ни находилась, она оказалась довольно спокойным местом, где можно было поговорить. Я спросил Томми, что я такого сделал, чтобы заслужить столь высокую похвалу. Один парень повесился, а другой признался, но какую роль в этом играл я?

– Дело в том, что ты раздобыл, – ответил он.

– А что я раздобыл? Мне нужно было бы принести тебе их ногти, чтобы вы смогли провести с ними какой-нибудь ритуал вуду.

– О Крузе и гомосексуалистах.

– Ему грозило обвинение в убийстве. Он бы не повесился, испугавшись, что его посадят за избиение гомиков, когда он еще был подростком.

Томми сделал глоток скотча.

– Пару дней назад к Крузу в очереди у раздаточной подошел черномазый парень, – начал рассказывать Томми. – Огромный негритос, сложенный, словно здание Сигрэм. «Подожди, пока тебя переведут в Грин-Хэвен, – сказал он Крузу. – Все тамошние крутые ребята мечтают сделать из тебя подружку. Твоему доктору придется делать тебе новую задницу, когда ты выйдешь на свободу».

Я молчал.

– Каплан, – продолжал Томми, – поговорил с кем-то, кто поговорил еще с кем-то – такие дела. Круз хорошенько подумал над тем, каково быть резиновой бабой в тюрьме для половины сидящих в ней негров, и следующая новость, которую мы узнали, – что злобный маленький ублюдок танцует в воздухе. И поделом!

Я едва мог дышать. Пока Томми ходил за новыми порциями выпивки, я немного успокоился. Так и не прикоснувшись к тому, что стояло передо мной, я все-таки позволил ему купить нам выпить еще.

После того, как он вернулся, я сказал:

– А Херрера?

– Он изменил свои показания. Полностью признался.

– И свалил убийство на Круза?

– Почему бы и нет? Круз явно не будет возражать. Возможно, убил Круз, но кто точно знает, кто из них это сделал. Да и кого это волнует? Суть в том, что ты дал нам способ надавить на них.

– Что касается Круза, – сказал я, – это заставило его повеситься.

– Еще и Херрера. Те его ребятишки в Пуэрто-Рико. Дрю поговорил с его адвокатом, а адвокат поговорил с Херрерой. Мы передали вот что: ты обвиняешься в краже, которую ты совершил, но может быть, и в убийстве. Но если ты рассказываешь правдивую историю, то получишь меньший срок и к тому же этот добрый мистер Тиллари оставит все в прошлом и будет каждый месяц посылать чек твоим ребятишкам и жене в Сэнтурс.

У барной стойки двое пожилых мужчин обсуждали бой между Луисом и Шмелингом – по-моему, их второй бой, когда Луис неторопливо избивал немецкого чемпиона. Один из стариков молотил воздух кулаками для пущей наглядности.

– Кто убил твою жену? – спросил я.

– Тот или другой. Если спросишь, что я думаю, то это – Круз. У него такие маленькие глаза-бусинки, когда смотришь в них – видишь перед собой убийцу.

– Когда ты видел его так близко?

– Когда они приходили ко мне домой. В тот первый раз, когда очищали от хлама подвал и чердак. Я говорил тебе, что они выносили для меня оттуда вещи?

– Говорил.

– Не во второй же раз, когда они меня обчистили.

Томми широко улыбнулся, но я продолжал пристально смотреть на него, и улыбка скоро погасла.

– На тебя работал Херрера, – сказал я. – Но ты никогда не встречался с Крузом.

– Круз тоже приходил, чтобы помочь.

– Ты никогда не говорил об этом прежде.

– Должен был, Мэтт. Или я как-то это выпустил. В любом случае, какое это имеет значение?

– Круз никогда не занимался физическим трудом, – ответил я. – Он не стал бы вытаскивать вещи. Когда ты мог рассмотреть его глаза?

– Господи Иисусе! Может быть, на фотографиях в газетах, может, у меня только возникло такое чувство, что я видел его. Оставь это, ладно? Какие бы у него ни были глаза, они больше ничего не видят.

– Кто убил ее, Томми?

– Эй, я разве не сказал, давай оставим эту тему.

– Ответь на мой вопрос.

– Я уже ответил на него.

– Ты убил ее, верно?

– Ты что, сошел с ума? И говори потише, ради бога. Тебя могут услышать.

– Ты убил свою жену.

– Круз убил ее, и Херрера в этом поклялся. Для тебя этого недостаточно? Твой чертов друг полицейский проверил мое алиби вдоль и поперек, словно мартышка, ищущая вшей. Я не мог ее убить.

– Конечно мог.

– Хм?

Вертящийся стул, вид из окна на Оулс-Хэд-парк. Запах пыли и перекрывающий его запах маленьких белых цветочков.

– Ландыш, – сказал я.

– Что?

– Вот как ты это сделал.

– О чем ты говоришь?

– Третий этаж, комната, где жила ее тетя. Я помню, что там пахло духами твоей жены. Я тогда подумал, что принес этот запах с собой, после того как побывал в ее спальне, но это не так. Твоя жена была наверху, я чувствовал запах ее духов. Вот почему меня удерживала та комната. Я чувствовал там ее присутствие, комната пыталась сказать мне что-то, а я не мог понять.